> мне надоело убеждать в чем-либо упертого сталиниста

> Вася (29876) (Вася970) писал (а) в ответ на сообщение:
>
> да не дури, дураков здесь нет
>

> EOOleg (awex130) писал (а) в ответ на сообщение:
>
> Ты совершенно неправильно истолковываешь мои посты, дорогой товарищ.
> Клянусь честью, что у меня и в мыслях нет поражать вас здесь своим умом.
>
> Поверьте мне на слово, друзья мои, что ум и знания, абсолютно разные, мало того не коррелированные величины.
> В жизни мне не раз встречались весьма знающие люди, абсолютные идиоты.
>
> Но не будем о личном, я бы хотел познакомить вас ещё с кое- какими документами, касающимися последних мирных часов в канун войны.
>
> Хочу напомнить, что многие историки до сих пор, не могут найти объяснение тому, что главное в Директиве — требование «не поддаваться на провокации».
> Другие резонно возражают, указывая на фразу «встретить возможный удар немцев».
> Третьи справедливо указывают на явную двусмысленность Директивы: как можно «встретить удар немцев», не проводя при этом «никаких других мероприятий», кроме рассредоточения и маскировки?
> Как можно привести в «полную боевую готовность» неотмобилизованные, не укомплектованные по штатам военного времени, войска?
> Как в условиях жесточайшего дефицита времени командующие округов должны отличить «провокационные действия» от «внезапного удара немцев»?
>
> Вплоть до самых последних минут мирного времени Москва так и не отдала прямой и ясный приказ о введении в действие плана прикрытия.
> В показаниях командующего Западного фронта Д.Г. Павлова (протокол первого допроса от 7 июля 1941 г.) события ночи 22 июня описаны следующим образом:
> «…В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских. Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: „Ну, как у вас, спокойно?“ Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланг: по донесению командующего 3-й армией Кузнецова в течение полутора суток в Сувалкский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов — Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения.
>
> На мой доклад народный комиссар ответил: „Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните“. На этом разговор закончился…»
> Итак, в дополнение к сотням других донесений, которые поступали в Генеральный штаб Красной Армии, командующий войсками приграничного округа сообщает, что противник снял проволоку заграждений, и к границе беспрерывно идут колонны танков и мотопехоты.
>
> Связь между Минском и Москвой есть, и она устойчиво работает. Приказ наркома — не паниковать.
> При этом Тимошенко высказывает предположение о том, что утром 22 июня «может случиться что-то неприятное».
>
> Неужели такими словами маршал и нарком обороны обозначил возможное нападение 3-миллионной вражеской армии?
>
> «…В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил — что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны…»
> Еще раз отметим, что связь устойчиво работает, командующие в Москве, Минске, Гродно, Белостоке и Кобрине не спят; по другую сторону границы приказ о наступлении уже более 12 часов назад доведен до сведения трех миллионов солдат и офицеров вермахта (что должна была бы зафиксировать и советская военная разведка).
> Но нарком обороны упорно не желает произнести четыре заветные слова: «Ввести в действие план прикрытия».
>
> Существует описание реакции Сталина на сообщение о немецком вторжении.
> Оно принадлежит свидетелю и главному участнику событий — маршалу Жукову. За много лет до написания своих печально-знаменитых мемуаров,
> 19 мая 1956 г. Г.К.Жуков составил и передал для утверждения Н.С.Хрущеву проект доклада на Пленуме ЦК КПСС. Пленум, на котором предполагалось дать жесткую оценку «культу личности», так и не состоялся, но текст непроизнесенной речи Жукова сохранился в архивной тиши до наших дней:
> «…Мы с тов. С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть Вам и Тимошенко».
>
> Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК.
> Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну.
>
> До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня…
>
> Это описание событий достаточно точно — и по хронологии, и по названным участникам совещания (правда, член Главного Военного совета Г. Маленков появился в кабинете Сталина лишь в 7.30).
> Следует отметить и то важное обстоятельство, что свой доклад на Пленуме товарищу Жукову предстояло произнести в присутствии живого участника событий — весной 1956 г.
> Молотов был еще членом ЦК.
> Есть серьезные основания поверить в правдоподобие данной версии, в соответствии с которой Сталин не просто расценил произошедшее, как «провокацию немецких военных», но и прямо запретил ответные действия!
>
> Мне пришлось даже читать одного российского историка, который написал дословно следующее: «Ожидая в случае войны скорого поражения, а для себя лично — гибели, Сталин, вероятно, счел сопротивление бесполезным, оттого и не пытался ни грозить Гитлеру, ни изготовиться к бою вовремя…»
> Эта потрясающая по силе «рокового самообмана» версия (хотя в данном случае, скорее всего, надо говорить не о самообмане авторов, а о целенаправленном обмане окружающих) не смогла пережить первой же встречи с тем массивом документов и фактов, который открылся в первой половине 90-х годов.
>
> Сегодня уже не вызывает ни малейших сомнений то обстоятельство, что весной 41-го Сталин вовсе не был парализован, растерян и испуган до умопомрачения.
> Он не только не «гнал прочь любую мысль войне», а готовился к приближающемуся дню начала войны с предельным напряжением всех сил огромной страны.
>
> Начиная со второй декады июня в обстановке глубочайшей секретности начали осуществляться мероприятия, которые невозможно интерпретировать иначе, как подготовку к войне.
> К войне, которая должна начаться не в каком-то «обозримом будущем», а в самые ближайшие дни и часы.
>
> Наиболее значимым фактом является создание фронтовых управлений и вывод их на полевые командные пункты.
> В мирное время фронты в составе Красной Армии никогда не создавались (развернутый с конца 30-х годов Дальневосточный фронт может служить как раз примером «исключения, подтверждающего правило» — граница с оккупированным Японией Китаем непрерывно вспыхивала то большими, то малыми вооруженными конфликтами).
>
> И, напротив, фронтовые управления создавались перед каждым «освободительным походом»
> (11 сентября 1939 г. — за шесть дней до вторжения в Польшу,