Зачищать город — тяжелейший, изматывающий труд. Ты весь день в диком напряжении. Прекрасно понимаешь, что можешь стать легкой добычей снайпера, поэтому бегаешь между домами, согнувшись и выбрав голову в плечи. Такая вот игра со смертью в кошки-мышки. А на тебе — кевларовый шлем, броня, боекомплект. Каждый из нас — худой, как стиральная доска. А ноги у всех — как у штангистов. Более-менее спокойно чувствуешь себя под прикрытием танка или другой брони. Перед тем, как перебежать улицу, «сканируешь» все высотки.

Здесь простреливается все. Идет постоянная контрснайперская война. У них есть снайпер-альпинист. Работает на пятых-шестых этажах. А потом быстро спускается по веревке и убегает, пока его не накрыл танк, миномет или артогонь. Гранатометчики из АГС наловчились гранаты прямо в конкретные окна отправлять. Адресно. У нас есть ребята, которые на Ближнем Востоке действовали. Игиловцев* гоняли. Там есть в Ираке город-миллионник — Мосул. Игиловцы сделали его укрепрайоном.

Так американцы артогнем его задолбали в асфальт. На одного игиловца могли сотню мирных положить. Мы же работаем адресно. Потому и тяжело так.
Из танков работаем только по выявленным снайперским точкам — если не попадем, так похороним стрелка под обломками. Поэтому они лежки свои меняют постоянно.

К нам прикрепили несколько групп бурятов и тувинцев-снайперов. Был даже один хант из Ханты-Мансийского округа. Потомственные охотники. Многие прошли Чечню, Осетию, Сирию… Но говорят, что Мариуполь — это нечто особое.

Увидеть снайпера в окне или чердаке разрушенный многоэтажки чрезвычайно сложно. Они часами вглядываются в дома — и в бинокль, и в тепловизор, и своими глазами. Через два-три дня глаза воспаляются, лица становятся красными — как от постоянного недосыпа. Они мажут их каким-то оленьим жиром. Вместе с ними работают снайперы ССО. Их винтовки пробивают стены. В стене после попадания — дырища размером с таз…

Вообще у нас во взводе треть пацанов носит украинские фамилии. Говорят, свою же страну от нечисти зачищаем. Есть дети Советского Союза — те, кто родился на Украине, в Молдавии, Казахстане. У ополченцев вообще — полный интернационал. Русские, украинцы, абхазы, дагестанцы. Кавказцев вообще много. Бои — это их стихия.

На войне постоянно пересекаемся с чеченцами Кадырова. То они нас страхуют, то мы их. Первое время они демонстрировали бравое презрение к смерти. Потом стали поосторожнее. Война-то позиционная. Кинжального боя здесь нет, лихие кавалерийские атаки не проходят. Можно стать легкой добычей снайпера или минометчиков. У бандеровцев, между прочим, тоже чеченцы есть. Но наши называют их «чеченоговорящими шайтанами». Выходили на них по связи. Выйди, говорят, раз на раз, стрелять не будем — будем на кинжалах драться, как мужчины. Те не вышли. Среди горцев есть возрастные — те, кто в первую чеченскую воевал. А сейчас мы вместе с ними бьем бандеровцев. Братья по оружию. Ненависть наша к бандеровцам взаимна и абсолютна. Мы бы накрыли их всех артиллерией за час. Но они прячутся за спины мирных.

- К сожалению, западные СМИ не замечали, что в Донбассе идет восемь лет война, – обратился Денис Пушилин.

Он рассказал историю становления Республик Донбасса, о причинах, из-за которых жители восстали после государственного переворота в Киеве и о последствиях восьмилетних обстрелов территории Донбасса со стороны ВСУ.

Затем Глава Республики ответил на вопросы представителей зарубежных СМИ.

– Каким вы видите будущее Донбасса: как самостоятельное государство или в составе России?

– На сегодняшний момент Донецкая Народная Республика является независимым и суверенным государством, признанным Российской Федерацией, Южной Осетией и Абхазией. Есть намерения ряда других стран тоже пойти по этому пути. Если спросить любого из нас, то наше самое большое желание – быть как можно ближе к России. В идеале – в составе России. Мы все же сохраняем надежду, что историческая справедливость будет восстановлена. Донбасс всегда был русским, оставался русским все эти восемь непростых лет.

– Уже прошел месяц с начала освободительной операции. Какие ваши победы за это время?

– Под нашим контролем было порядка 30–40 % от территории бывшей Донецкой области. Остальная территория была оккупирована. Люди, которые на референдуме в 2014 году поддержали абсолютным большинством государственную самостоятельность ДНР, оставались под управлением украинского режима. Там проводилась украинизация, проводилась политика, подталкивающая жителей к идеологии неонацизма. Это очевидно по характеру преступлений, которые совершались: пытки, убийства, изнасилования. Только потому, что ты имеешь другую точку зрения политического характера, потому что ты являешься русским. Эти люди подвергались, по сути, истреблению. Сейчас мы освобождаем людей, позволяем им оставаться самими собой. Это самая главная победа для нас на сегодняшний момент.

– А что по поводу Международного уголовного суда? Вы бы хотели обратиться к ним, чтобы они распространили свою юрисдикцию на территории ДНР, чтобы наказать нацистские формирования?

– Безусловно, мы пытались достучаться до международных институтов. В том числе до Европейского суда по правам человека, в который было отправлено порядка шести тысяч обращений наших граждан о тех преступлениях, которые совершались весь этот период. Также порядка трех тысяч обращений было направлено в МУС (Международный уголовный суд). К сожалению, мы видим определенную ангажированность, и активной работы в этом направлении по расследованию преступлений на данный момент не проводится.

– Расскажите о ситуации в Мариуполе, и как работают гуманитарные коридоры для населения?

– Много раз были организованы гуманитарные коридоры, о которых была договоренность между Россией и Украиной. Однако по факту гумкоридоры в Волновахе и Мариуполе в тех параметрах, в которых они были обсуждены, не заработали.

Все люди, которых удалось эвакуировать из Мариуполя, были доставлены в безопасное место только вопреки недействующим договоренностям. Наши подразделения, освобождая микрорайон, район Мариуполя, беря его под контроль, вывозили этих людей, рискуя своими жизнями, неоднократно подвергаясь обстрелам. Других вариантов, к сожалению, людям выбраться в безопасное место нет.

Весь этот период люди находятся без еды, без воды, без медицинского обслуживания, нет электроэнергии. Но националистические батальоны, в частности, «Азов» (запрещенная в ДНР и РФ организация), не выпускают людей. Об этом говорят и те люди, которые сейчас уже находятся в безопасном месте. Думаю, у вас тоже будет возможность с ними пообщаться. По сути, нацбаты прикрываются людьми как живым щитом – располагают свои огневые точки в жилых домах, кварталах, на крышах многоэтажек, в больницах, школах, детских садах.

По окончании встречи Денис Пушилин поблагодарил зарубежные средства массовой информации за желание своими глазами увидеть ситуацию в стране.

Как сообщил Telegram-канал «Легитимный», ссылаясь на военные источники, части и подразделения украинской армии уже получают 50−60% топлива от суточных потребностей. Сложности со снабжением сейчас ощущаются даже на Западной Украине. Причина — отсутствие поставок ГСМ из Белоруссии, а также систематические российские удары по складам и базам снабжения.

Автор поста прогнозирует, что в ближайшие дни «встанет» вся вспомогательная техника, а в течение двух-трех недель может остановиться все. Военный эксперт Евгений Линин убежден, что у Украины уже практически не осталось сил и средств против нашей армии.

— Все мы прекрасно понимаем, что времена конных армий канули в прошлое, сейчас время механизированных сражений. Поэтому топливо — это кровь современной войны. И если его нет — то проигрыш очевиден. Украина сейчас действительно испытывает серьезный топливный голод. С чем это связано? Все базы, на которых хранились горюче-смазочные материалы фактически уничтожены силами ВКС России и высокоточным оружием.

Вся инфраструктура, которая обеспечивала снабжение украинской армии тоже уничтожена. Фактически топливо осталось только в самих частях. На сегодняшний день украинские подразделения уже получают всего половину от необходимого количества топлива. Пока это отражается только на вспомогательной технике. Оставить танки без топлива невозможно, это значит проиграть войну, потому что они — основная ударная сила украинской армии.

Сейчас, слева и справа от больницы, совсем рядом, через улицу, идет стрелковый бой, а за фасадом продолжает наваливать артиллерия, так что земля дрожит.

В больничном сквере люди сидят на земле, лежат, стоят, толпятся у входа. Автобус с надпись «Нацгвардия», полощет занавесками через выбитые стекла, внутри все в кровище.


ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

В холле больницы грязь по колено. Какие-то волонтеры или санитары размазывают ее швабрами осознавая бессмысленность этого занятия. Артиллерийские снаряды перепахали все городские газоны и скверы, раскидали землю по асфальту. Здесь, во мраке холла она превратилась в жидкую грязь: из синего бака люди набирают воду, она жуткого, темно-коричневого цвета, техническая, но другой воды в городе нет. Стены исписаны посланиями: «Таня, мы ухали. Белосарайка» или «Мы на 1 эт. Комната «Дети», «Битюков Герман + Калинины, Володарская».

Находим главврача больницы, по-украински он почему-то называется директор. Голубченко Ольга Петровна от интервью отказывается, говорит, что в больнице все хорошо, все есть: персонал, медикаменты, еда. В глаза она нам не смотрит, и вообще разговаривает с такой плохо сдерживаемой злобой. Мы пытаемся объяснить ей, что не ради любопытства здесь и у нас есть возможность организовать помощь… В итоге, мы просто разворачиваемся, не прощаясь, и уходим в основной больничный корпус. Нас никто не останавливает.

Темные бесконечные коридоры, запах гниющей плоти. У кого есть сигареты – курят, потому что всем все равно и о какой-то больничной стерильности говорить нет никакого смысла. При нас, прямо в коридоре, медсестра чистит загноившуюся рану какой-то женщине, она стонет и скрежещет зубами. Мертвые лежат вдоль стен вперемешку с живыми. Если накрыт одеялом с головой, значит, уже умер. В коридорах лежат, потому что в окнах палат нет стекол, холодно, больница трясется от взрывов и мина, снаряды могут прилететь в любой момент. Вот, заработал автоматический миномет «Василек», а вот «Васильку» прилетело в ответ. Вдоль фасада просвистывают шальные пули. Бахнул гранатомет, его поддержала зенитная установка, жизнь в Мариуполе идет своим чередом. Если это можно назвать жизнью.

Ищем отделение хирургии и находим… Коридоры перекрыты стенками из мешков с песком. Такие же стенки на окнах, но почему-то с бойницами. Украинская Нацгвардия собиралась здесь биться, но передумала.

Разбитый кофейный автомат, разгромленный кабинет с рентгеном, вообще, все что можно в больнице переломано, даже столы. Но это не самое страшное. В палатах лежат трупы, аккуратно упакованные в шторы, одеяла или просто в навал, с трубками капельниц, шинами, аппаратами Елизарова… Где-то небольшими кучками, где-то, где темно, тела навалены до потолка... Тихо здесь, в этой огромной мертвецкой, конечно, если вычесть артиллерию.