> Написал не Алексан, в том моём посте Алексан - это второй крендель, а первым был не он quoted1
Извени.. все не осилил читать.. много очень.. завелся на сейчас.. но подумал.. А что если ,ну кроме СевАстополя.. после.. устаканивания отношений.. предложим Крыму отойти.. К Греции.. ведь не Русь не Турки.. а ведь они перво-сделали.. а уж, потом евреи.. подошли .. а у-ж потом все остальные ..не-е?
>> Написал не Алексан, в том моём посте Алексан - это второй крендель, а первым был не он quoted2
>
> Извени.. все не осилил читать.. много очень.. завелся на сейчас.. но подумал.. > А что если ,ну кроме СевАстополя.. после.. устаканивания отношений.. предложим Крыму отойти.. К Греции.. ведь не Русь не Турки.. а ведь они перво-сделали.. а уж, потом евреи.. подошли .. а у-ж потом все остальные ..не-е? > quoted1
Не. Сказки это всё про греческую колонизацию. Греков в Крыму просто казнили, независимо от того, как они туда попадали. Цитаты привести из первоисточников?
Свідомий (Свидомый) писал(а) в ответ на сообщение:
> И чужестранцы, как, например, Павел из Алеппо (1654 год), называют украинцев русинами или русами, отличая их от москвинов, которых, вплоть до начала 18 века, знали только под названием москов, московитов, москвинов или москалей. Ввиду того, что Петр 1 всходил на трон еще Московского Царства, этноним "русские", "россияне" появился в Российской Империи во второй половине 18 века. Следовательно, все, что касается российской истории до первой половины 18 века нужно называть "московское", quoted1
Ответные цитаты:
Моско́вия (лат. Moscovia) - политико-географическое название Русского государства в западных источниках, употреблявшееся с разной степенью приоритетности параллельно с этнографическим названием «Руссия» (лат. Russia)[1] с XV до начала XVIII века[2][3]. Первоначально являлось латинским названием Москвы (для сравнения: лат. Varsovia, Kiovia) и Московского княжества[4][5]. Впоследствии было перенесено в ряде государств Западной Европы и на единое Русское государство, сформировавшееся вокруг Москвы при Иване III. Как указывают исследователи, использованию этого наименования способствовала польско-литовская пропаганда[6], которая целенаправленно придерживалась терминологии феодальной раздробленности и отрицала правомерность борьбы Ивана III и его преемников за воссоединение земель Древней Руси[7][8]. В качестве самоназвания латинизм Московия не использовался, войдя в русский язык не ранее XVIII века как не полностью освоенное заимствование.
Доктор исторических наук Анна Хорошкевич отмечает, что название «Московия» начало преобладать в странах, получавших информацию из Великого княжества Литовского и Польши, в первую очередь в католических Италии и Франции[16]. В странах Северной Европы, равно как и при дворе императора Священной Римской империи, преобладало правильное этнографическое название «Руссия» или «Россия»[1],
Однако, как отмечает Борис Флоря, неприятие в Польше и Литве политических претензий московских государей ещё почти сто лет не означало восприятия жителей Северо-Восточной Руси, именуемых политонимом «московиты», как иной этнической общности по отношению к жителям Юго-Западной Руси. Так, польский историк Матвей Меховский писал в «Трактате о двух Сарматиях», что жители Московии «Rutheni sunt et Ruthenicum loquuntur»[18] (то есть являются русинами и говорят по-русски). Такие же высказывания встречаются у Михалона Литвина, Александра Гваньини, Матвея Стрыйковского и многих других писателей XVI века[18]
западноевропейские географы и историки XVI и XVII веков довольно часто оговаривались, что московитов следует отождествлять с русскими: «Московия получила свое наименование по названию реки и расположенной на ней столице, являясь частью Русии», — писал Бароний. В своём ставшем популярным университетском учебнике Хорн подчёркивал: «московиты суть русские, лишь именуемые так по названию столицы их государства»[19].
Развёрнутый комментарий к понятиям «Московия» и «московиты» оставил в начале XVII века французский путешественник Жак Маржерет. Он пишет, что русские после освобождения от татарского ига стали называться московитами — по главному городу Москве, обладающему княжеским титулом, но не являющемуся первым в стране, потому что ранее государь русских назывался «великим князем владимирским», а в современное Маржерету время продолжал называться «великим князем владимирским и московским». Из этого Маржерет делает вывод: «ошибочно называть их московитами, а не русскими, как делаем не только мы, живущие в отдалении, но и более близкие их соседи. Сами они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают: Russac, то есть русские, а если их спрашивают, откуда, они отвечают: is Moscova — из Москвы»[20].
Киев, старая столица Рюриковичей, с трудом поднявшаяся из развалин после Батыева разорения, в результате новых ордынских набегов пришла в полный упадок. Во время похода на Правобережье Днепра войск хана Токты в 1300 г. митрополит Максим, «не терпя татарского насилия, остави митрополию и сбежа из Киева», и даже «весь Киев разбежался». Максим нашел убежище в Северо-Восточной Руси, но старая церковная столица Руси сохраняла свое каноническое значение, и еще в 1380 г. константинопольский патриарх разъяснял, что нельзя возглавить руськую церковь, «не получив сначала наименования по Киеву, который есть соборная церковь и главный город всей Руси».
В конце 20— начале 30-х годов XIV в. Киевское княжество признает верховную власть Гедимина. Киевский князь Федор (по всей вероятности, брат Гедимина) поддерживает его в борьбе с соперниками. Но обстоятельства окончательного перехода Киевской земли под власть Великого княжества до конца не выяснены. В ряде западноруських летописей сохранился красочный рассказ о походе Гедимина 1323—1324 гг. на Житомир и Овруч, о разгроме на реке Ирпень близ Белгорода сил киевского князя Станислава и его союзников, об осаде Киева, продолжавшейся месяц, после чего защитники сдались Гедимину и признали его власть, оговорив сохранение своих «отчин», причем тогда же его власть якобы признали и «пригородки» Киева — Вышгород, Канев, Путивль, Переяславль и др. Но есть веские основания сомневаться в точности летописного известия (в частности, вызывают сомнение имена союзников киевского князя, ряд других деталей). Во всяком случае, в это время Киевская земля попадает в зависимость от Великого княжества, сохраняя на некоторое время и вассалитет по отношению к Орде (в 1331 г. при князе Федоре находились ханские баскаки).
Компромисс этот был непродолжительным, и, укрепив свои позиции на юге Руси, Великое княжество, как уже говорилось, приступит в будущем к решительной борьбе с Ордой.
Некоторое время соперником литовского князя на юге оставалось Галицко-Волынское княжество. Сам Гедимин в 1315—1316 гг. (возможно, еще при жизни Витенеса) возглавил поход на Берестейскую (Брестскую) землю, подвластную тогда Волыни. Вскоре, однако, был достигнут компромисс. Сын Гедимина, Любарт, женившись на дочери князя Андрея Юрьевича, был принят им «во въсю землю Волынскую», т. е., как и Ольгерд в Полоцке, должен был бы унаследовать владения тестя. Но таинственная смерть весной 1323 г. Льва и Андрея Юрьевичей (историки спорят, погибли ли они в неудачной битве с татарами или были отравлены по приказу одного из многочисленных врагов княжества) создала в этой части Руси своеобразный политический вакуум, привела к обострению борьбы за эти земли между Венгрией, Польшей и Великим княжеством Литовским. В 1325 г. Гедимин временно отказался от претензий на Волынь, скрепив союз с Польшей браком своей дочери Альдоны с королевичем Казимиром. Тем не менее ему досталось Брестское княжество, т. е. фактически под властью Гедимина оказалась почти вся территория нынешней Белоруссии. Время открытого столкновения Москвы и Литвы еще не пришло. Занятые борьбой за Владимир, Ростов, мелкие уделы Северо-Восточной Руси, московские князья пока еще не заглядывались на недоступные им земли Западной Руси. Но две державы постепенно обрастали новыми землями, их границы неумолимо приближались друг к другу. Уже при Гедимине можно отметить и первые, пока еще небольшие, военные столкновения (поход Калиты с татарами на союзный Литве Смоленск, нападение Ольгерда в 1341 `г. на Можайск, несколькими годами раньше, впрочем, отнятый московским князем у Смоленского княжества). Но лишь при наследниках Ивана Калиты и Гедимина этот конфликт приобретет характер открытой борьбы за обладание «всею Русью», причем единственным политиком, способным в тот момент реально выдвигать такую задачу, будет сын Гедимина Ольгерд.
Держава Гедимина по своей административной структуре напоминала свою историческую предшественницу — Киевскую Русь времен первых Рюриковичей.
Ее правитель не ставил своей целью жесткую централизацию. Более тесный контроль великий князь осуществлял над своим доменом — землями коренной Литвы и Жмуди, старым ядром державы, включавшим также Черную Русь, Завилейскую Литву (Ошмяна, Крево и др.)* Как уже отмечалось, многие земли, признавшие его власть, сохранили свои «старины», прежний порядок управления. Фактически сменились лишь правители: место большинства здешних Рюриковичей (удержались они лишь в мелких уделах) заняли, как правило, родственники Г едимина. Некоторые из них, как и пришедшие с ними дружинники- литовцы, приняли православие, что способствовало их сближению с местным населением и довольно быстрой культурной ассимиляции.
Князья-наместники уплачивали дань великому князю; по-видимому, для местных жителей это вполне компенсировалось защитой от иноземных нападений, обеспечением стабильности на всей территории огромного государства, что создавало благоприятные условия для развития внутреннего рынка, торговых связей с другими странами. При Гедимине столицей Великого княжества становится Вильно (современный Вильнюс). Важную роль в жизни этого города, возникшего на землях коренной Литвы, играл так называемый «руський город» — кварталы, населенные православными ремесленниками, торговцами. Но уже при Гедимине появляются в Вильно и два первых католических монастыря, приток населения с запада, в том числе из Прибалтики, Польши, Германии, довольно быстро превращает литовскую столицу в многонациональный город многих культур и традиций, мирно уживавшихся друг с другом. Однако долгое время именно восточнославянская культура определяла лицо этого города (еще в XVI в. имперский посол Сигизмунд Герберштейн отметит, что «храмов русских там гораздо больше, чем римского исповедания»). Умирая (в конце 1341 г.), Гедимин разделил свои владения между семью сыновьями. Великим князем он назначил младшего — Явнуту. Ольгерд в придачу к Витебску получил Крево, Наримунт — Пинск и Туров, Кориат — Новогрудок, Кейстут — Троки (современный Тракай), Монивид — Кернов (Кярнаве), а Любарт унаследовал Волынь.
Казалось, Великое княжество Литовское вступает в период феодальной раздробленности. Но этого не произошло: тенденции к объединению, центростремительные процессы на землях Руси и Литвы были столь сильны, что сохранение уделов не разрушило единства державы. Борьба Гедиминовичей за отцовское наследство была довольно непродолжительной. Уже зимой 1344/45 г. слабый, нерешительный Явнута был смещен с великокняжеского престола Ольгердом и Кейстутом. Явнута бежал в Москву, крестился в православие, но вскоре смирился с поражением, вернулся в Литву и в 1347 г. получил от братьев небольшой удел — старый, но довольно незначительный городок Заславль (неподалеку от Минска). Великим князем с согласия Кейстута стал Ольгерд. Фактически братья являлись соправителями. Довольно четко разграничив «сферы влияния» и интересы, они выполняли общую задачу — сохранения и расширения Великого княжества Литовского. Кейстут, управлявший коренной Литвой и Жмудью, взял на себя отражение натиска крестоносцев (разумеется, пользуясь при этом активной поддержкой брата и всех славянских земель державы). «Восточную» и «южную» политику государства он предоставил Ольгерду. Кейстут и Ольгерд, сумевшие сохранить редкое для политических деятелей качество — искреннюю братскую любовь,— успешно ладили друг с другом. Зная, что брат надежно защищает западные границы, Ольгерд мог продолжить дело отца — собирание руських земель.
Великий князь Ольгерд Гедиминович относится к числу наиболее выдающихся деятелей нашей истории и, к сожалению, к категории тех, чье имя незаслуженно забыто, более того — включено в список врагов, разорителей земли руськой. Этот человек, за два десятилетия до Дмитрия Донского одержавший ряд блестящих побед над ордынцами, освободивший из-под ханской власти множество руських земель, объединивший под своим скипетром большую часть исторической территории Киевской Руси и вполне реально претендовавший на то, чтобы завершить этот процесс и на Северо-Востоке (при активной поддержке Твери), в трудах большинства российских историков оказывается коварным завоевателем, «находником». Думается, давно пора исправить эту историческую несправедливость.
Политическая карьера Ольгерда началась на востоке современной Белоруссии, с женитьбы в 1318 г. на княжне Марии, дочери и наследнице витебского князя. В 1320 г. он унаследовал престол своего тестя, управляя княжеством по старым обычаям. По-видимому, в связи с этим браком Ольгерд дал обещание принять православие и уже тогда получил «молитвенное имя» Александра, хотя и не принял официального крещения, довольствуясь положением «катехумена» — готовящегося к крещению и имеющего право присутствовать на церковной службе. Впрочем, некоторые летописи (Густынская, Хроника Быховца) утверждают, что при женитьбе на витебской княжне Ольгерд «ея же ради крестился со всеми бояры и людьми», «охрыстился в рускую веру». Однако, согласно «Посланию» Спиридона-Саввы, крещение Ольгерда состоялось только перед смертью. Его вторая жена, княжна Ульяна Александровна Тверская, видя, что муж умирает, призвала к себе сыновей и печерского архимандрита Давида. Архимандрит крестил Ольгерда с именем Александра, а княгиня затем постригла его в монахи с именем Алексея. По всей вероятности, эти противоречивые сведения свидетельствуют о том, что в момент вокняжения в Витебске Ольгерд совершил лишь первый шаг к православию, желая из политических соображений сохранить себе свободу политического маневра в будущих отношениях с языческими землями Литвы и Жмуди, с католическими державами Запада. Тем не менее он щедро жертвовал на церковь, строил в своем княжестве храмы. Еще в 1573 г. находившийся в Витебске литовский историк Мацей Стрыйковский видел там изображение Ольгерда и его жены «в церковке старинной в замке в Витебске, который замок вместе с башней княгиня построила, когда Ольгерд был на войне прусской». Стрыйковский, опираясь на местную традицию (в Витебске Ольгерд оставил по себе добрую память), писал и о том, что он «в Витебске высокий замок стеной окружил и две церкви, ту, что в поле, и ту, что в замке, построил».
В первые годы правления Ольгерду и Кейстуту пришлось перейсить немало неудач. В 1345—1348 гг. они с трудом отражали непрерывные нападения орденских рыцар|ей. 2 февраля 1348 г. в битве над рекой Стравой войско, собранное братьями с литовских и славянских земель Великого княжества, потерпело тяжелое поражение и было вынуждено отступить. В этой битве погиб и Наримунт Гедиминович. Резко ослабло влияние Гедиминовичей в Новгороде и Пскове. В 1349 г. польские войска заняли Галицкую землю, Брест, Подляшье. В 1350 г. Ольгерд вынужден был заключить мир с московским князем Симеоном Гордым, отказавшись от установленного незадолго до этого сюзеренитета над Смоленской землей, а его брат Дмитрий-Любарт женился на племяннице московского князя (дочери Константина Ростовского). В этой трудной ситуации Ольгерд проявил незаурядные дипломатические способности и сумел не только восстановить позиции Литвы на Руси, но и найти возможность гораздо более активно участвовать в политической борьбе между претендентами на Владимирское великое княжение. Его союзником стало Тверское княжество. Брак с княжной Ульяной Александровной Тверской (на сестре которой, кстати, был женат Симеон Гордый) придал соглашению противников Москвы традиционный для феодализма «семейный» оттенок. Мирно закончился и спор с Польшей за Галицкую Русь; в 1352 г. Великое княжество Литовское отказалось от претензий на эту территорию. Обеспечив безопасность юго-восточных и восточных окраин государства, Ольгерд и Кейстут выдвинули в 1358 г. программу объединения под властью Великого княжества Литовского и Русского всех балтских и восточнославянских земель, программу, направленную прежде всего против Ордена и Золотой Орды. В ответ на предложение польского короля Казимира IV, папы Климента VI и императора Карла IV принять католичество Ольгерд выдвинул условие ликвидации орденских владений в Прибалтике — он остроумно предложил, чтобы Орден «поместился в пустянях между татарами и руськими для защиты их от нападения татар и чтобы Орден не сохранял никаких прав у руських, но вся Русь принадлежала литовцам»; он требовал возвращения Литве захваченных рыцарями земель ятвягов, пруссов, латышей, понимая, разумеется, что Орден никогда не согласится добровольно уйти с насиженных мест.
В те годы Золотая Орда раздиралась кровавыми междоусобицами. Обострилась борьба и между княжествами Владимирской Руси. После смерти энергичного Симеона Гордого его брат Иван Красный не сумел сохранить завоеванное Москвой лидерство, хотя и получил ярлык на великое княжение. После его смерти ярлык перешел к суздальскому князю Дмитрию Константиновичу; была нарушена традиция, подвергнуто сомнению наследственное право потомков Калиты на лидерство — причиной было малолетство московского князя Дмитрия. В результате создалась ситуация, когда фактически ни один из князей Северо-Восточной Руси не мог контролировать действия соседей. В течение ряда лет московской дипломатии предстояло сосредоточить свои усилия на решении чисто региональной задачи — восстановлении своего лидерства в пределах Северо-Восточной Руси. И вновь Вильно оказался единственным центром, способным отстаивать общерусскую программу, в тот период имевшую четко выраженную антиордынскую, освободительную направленность. Ольгерд возобновляет нажим на Смоленскую и Брянскую земли. В 1356 г. он захватывает Ржеву, в 1359 г.— принадлежавший Смоленскому княжеству Мстиславль и, вероятно, Белую, в 1362 г.— Торопец. Как считает ряд исследователей, именно в 50-е годы XIV в. к Великому княжеству Литовскому перешли и земли по Березине, среднему Поднепровью, Сожу (с Пропойском, Чечерском, Речицей и Любечем). Таким образом, его владения вплотную подступали к Чернигово-Северской земле, где все еще правили многочисленные потомки местной ветви Рюриковичей, а также Киевщине, со времен Гедимина находившейся в орбите литовского влияния, но, как и Черниговская земля, сохранявшей зависимость от Орды. Ольгерд возвращается к старой идее подчинения своему влиянию православной иерархии, поддержке которой московские князья во многом обязаны были своими успехами. Не имея возможности устранить с митрополичьей кафедры промосковски настроенного Алексия, Ольгерд (как в свое время Гедимин) предпринимает попытки добиться особой, литовской митрополии в Киеве. Быть может, он рассчитывал, что древняя киевская кафедра позволит ему в будущем претендовать на церковную власть над всей руськой землей. Еще в 1352 г., при жизни враждебного ему Феогноста, Ольгерд обратился в Константинополь с просьбой возвести в сан митрополита своего кандидата — Феодорита. После отказа греков он добился посвящения от болгарского патриарха, утвердил Феодорита в Киеве и помог ему распространить свою юрисдикцию на все славянские земли Великого княжества Литовского. Константинополь, разумеется, Феодорита не признал. Однако, не желая терять контроля над большей частью русской митрополии, хитроумные греки предложили компромисс, в то время, вероятно, в принципе устроивший Ольгерда. Московский кандидат — Алексий — был назначен на общерусскую (киевскую) митрополию, а предложенныйОльгердом тверич Роман — на вновь созданную митрополию в Новогрудок, причем ему были подчинены также Полоцкая, Туровская епархии, а затем и Галицко-Волынская земля. Тем самым возникли условия для нейтрализации церковно-политического влияния Москвы в этом регионе, что, разумеется, усиливало позиции Ольгерда. Но антилитовская политика возглавляемой Алексием церковной иерархии Северо-Восточной Руси, по-видимому, оставалась одним из решающих препятствий для расширения влияния Ольгерда в этом регионе. Довольно прочные позиции сохранял Алексий и в Киеве; Роману удалось утвердиться там лишь на короткий срок.
Используя чрезвычайно благоприятную ситуацию на Юге (борьбу между различными группировками золотоордынских феодалов, ослабившую степную державу в 60-е гг. XIV в.), Ольгерд предпринял давно задуманное наступление. Первым его этапом стало подчинение в конце 1361—начале 1362 г. Киевского княжества. Вместо князя Федора (дяди Ольгерда) оно было передано в удел одному из сыновей великого князя — Владимиру Ольгердовичу.
Летом 1362 г. Ольгерд подчинил Черниговщину и Северщину, раздав их города в уделы своим сыновьям и племянникам. К Киеву отошла и территория бывшего Переяславского княжества. При каких обстоятельствах эти земли признали власть Ольгерда, судить очень трудно. Мы знаем, однако, что, например, в Брянске, как сообщают летописи, была «лихостью людей замятия велика и опустенье града, и потом нача обладати Олгерд Брянском». Некоторые историки толкуют это смутное известие как указание на борьбу промосковской и пролитовской группировок. К осени 1362 г. сложилась чрезвычайно благоприятная ситуация для наступления литовских войск и в Подолии. После отражения очередного похода крестоносцев на Литву Ольгерд повел отборный воинский отряд в Подольскую землю и лично участвовал в знаменитой битве с ордынцами у Синих Вод, возглавив ополчение княжеств Юго-Западной Руси. Три крупных ордынских отряда не выдержали фронтального удара литовских и руських воинов и бежали, бросив обоз и лагерь. Битва у Синих Вод, которую украинский историк Ф. М. Шабульдо справедливо назвал «прологом к «Донскому побоищу», способствовала разгрому улусов Орды, господствовавших над обширной степной территорией Северного Причерноморья, освобождению подвластного им населения. Владения Великого княжества Литовского были расширены до устья Днепра и Днестра. В его состав на правах уделов вошли Киевское, Чернигово-Северское, Волынское княжества, Подолия. Эти успехи стали результатом теснейшего политического сотрудничества местного населения с литовской династией, и действия Ольгерда, как хорошо сказал тот же Ф. М. Шабульдо, «носили характер освобождения местного населения от ордынского ига».