Мне кажется что нет. Поэзию крайне сложно переводить. Пушкин к примеру в английском переводе выглядит не очень, и англичане удивляются, чего в нем гениального русские нашли? Он чисто русский поэт. Кстати вот примеры перевода одного стишка. Насколько они разные.
ВЕНЕРА АНАДИОМЕНА 1870
Из ржавой ванны, как из гроба жестяного, Неторопливо появляется сперва Вся напомаженная густо и ни слова Не говорящая дурная голова.
И шея жирная за нею вслед, лопатки Торчащие, затем короткая спина, Ввысь устремившаяся бедер крутизна И сало, чьи пласты образовали складки.
Чуть красноват хребет. Ужасную печать На всем увидишь ты; начнешь и замечать То, что под лупою лишь видеть можно ясно:
«Венера» выколото тушью на крестце... Все тело движется, являя круп в конце, Где язва ануса чудовищно прекрасна.
Artur Rembo ВЕНЕРА АНАДИОМЕНА - VENUS ANADYOMENE . Из Артюра Рембо
Из мшистой ванны, как из гроба, тихо Всплыла брюнетки тихая башка, Помадой разрумяненная лихо, В прорехах, скверно штопанных пока.
Лоснится жиром серый подбородок, Торчат лопатки сзади, как мосты. В буграх спина. И вся - страшней уродок. Под кожей - сала толстые пласты.
А это что, хоть рассмотри под лупой, На тромбах таза с краснотою грубой? Татуировка: єСветлая ВенераЋ.
Расчёсы бёдер жутко велики, - И язвы безобразная химера Похожа на тюльпан прямой кишки.
27 июля 1870
Перевёл с французского Анатолий Яни
VENUS ANADYOMENE
Артюр Рембо. Венера Анадиомена Из ванны жестяной, как прах из домовины, Помадою густой просалена насквозь, Брюнетки голова приподнялась картинно, Вся в мелких колтунах редеющих волос.
За холкой жирною воздвигнулись лопатки, Увалистый крестец, бугристая спина, Что окорок, бедро; с отвислого гузна, Как со свечи оплыв, сползают сала складки.
Вдоль впадины хребта алеют лишаи. И чтобы сей кошмар вложить в слова свои, Понять и разглядеть – не хватит глазомера;
Прекрасножуткий зад на створки развело; Меж буквиц врезанных – «Ярчайшая Венера» - Пылает язвою исходное жерло.
VENUS ANADYOMENE
Comme d’un cercueil vert en fer blanc, une tete De femme a cheveux bruns fortement pommades D’une vieille baignoire emerge, lente et bete, Avec des deficits assez mal ravaudes;
Puis le col gras et gris, les larges omoplates Qui saillent; le dos court qui rentre et qui ressort; Puis les rondeurs des reins semblent prendre l’essor; La graisse sous la peau parait en feuilles plates:
L’echine est un peu rouge, et le tout sent un gout Horrible etrangement; on remarque surtout Des singularites qu’il faut voir a la loupe…
Les reins portent deux mots graves: CLARA VENUS; —Et tout ce corps remue et tend sa large croupe Belle hideusement d’un ulcere a l’anus.
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
"Переводить поэзию" (как, впрочем, и прозу) - это, по сути, написать НОВОЕ произведение... со своим смыслом (порой - имеющим весьма мало общего с "исходником") - и со своими перлами изящной словесности. ТАЛАНТ ТРЕБУЕТСЯ, однако!
Слово - Евгению ЛУКИНУ
Переимчивость русской литературы сравнима, пожалуй, лишь с переимчивостью русского языка. Человеку, ни разу не погружавшемуся в тихий омут филологии, трудно поверить, что такие, казалось бы, родные слова, как "лодырь" и "хулиган", имеют иностранные корни. Неминуемо усомнится он и в том, что "На севере диком стоит одиноко..." и "Что ты ржешь, мой конь ретивый?..." - переложения с немецкого и французского, а скажем, "Когда я на почте служил ямщиком..." и "Жил-был у бабушки серенький козлик..." - с польского.
Западная беллетристика всегда пользовалась у нас неизменным успехом. Уставшая от окружающей действительности публика влюблялась в заезжих героев - во всех этих Чайльд-Гарольдов, д`Артаньянов, Горлумов - и самозабвенно принималась им подражать. Естественно, что многие переводы вросли корнями в отечественную почву и, как следствие, необратимо обрусели.
Тем более загадочным представляется чуть ли не единственное исключение, когда пришельцу из Европы, персонажу басни Лафонтена, оказали в России не просто холодный прием - высшее общество встретило героя с откровенной враждебностью. Вроде бы образ несчастной обманутой птицы должен был вызвать сочувствие у склонного к сантиментам читателя XVIII века, однако случилось обратное.
Вероятно, многое тут предопределил уровень первого перевода. Профессор элоквенции Василий Тредиаковский, не задумываясь о пагубных для репутации персонажа последствиях, со свойственным ему простодушием уже в первой строке выложил всю подноготную:
Негде Ворону унесть сыра часть случилось...
Воровство на Руси процветало издревле, однако же вот так впрямую намекать на это, ей-богу, не стоило. Кроме того, пугающе неопределенное слово "часть" могло относиться не только к отдельно взятому куску, но и к запасам сыра вообще. Бесчисленные доброхоты незамедлительно расшифровали слово "Ворон" как "Вор он" и строили далеко идущие догадки о том, кого имел в виду переводчик.
Натужная игривость второй строки:
На дерево с тем взлетел, кое полюбилось... -
нисколько не спасала - напротив, усугубляла положение. "Кое полюбилось". В неразборчивости Ворона многие узрели забвение приличий и развязность, граничащую с цинизмом. Мало того, что тать - так еще и вольнодумец!
Естественно, высший свет был шокирован. Императрица Анна Иоанновна вызвала поэта во дворец и, лицемерно придравшись к другому, вполне невинному в смысле сатиры произведению, публично влепила Тредиаковскому пощечину. "Удостоился получить из собственных Е. И. В. рук всемилостивейшую оплеушину", - с унылой иронией вспоминает бедняга.
Следующим рискнул взяться за переложение той же басни Александр Сумароков, постаравшийся учесть горький опыт предшественника. Правда, отрицать сам факт кражи сыра он тоже не дерзнул - но счел возможным хотя бы привести смягчающие вину обстоятельства:
И птицы держатся людского ремесла. Ворона сыру кус когда-то унесла И на дуб села.
Села, Да только лишь еще ни крошечки не ела...
Ворон, как видим, под пером Сумарокова превратился в Ворону. Тонкий ход. Поэт надеялся, что к особе женского пола свет отнесется снисходительнее. Имело резон и уточнение породы дерева: по замыслу, определенность выбора придавала характеру героини цельность и отчасти благонамеренность, поскольку дуб издавна считался символом Российской державности.
Увы - попытка оправдания вышла неудачной... а для автора, можно сказать - роковой. Уберечь Ворону от читательской неприязни так и не удалось. Александр Петрович повторил ошибку Василия Кирилловича: увесистое слово "кус" опять-таки наводило на мысль именно о крупном стяжательстве. Да и сами смягчающие вину обстоятельства выглядели в изложении Сумарокова крайне сомнительно. То, что люди тоже воруют, героиню, согласитесь, не оправдывало нисколько. Указание же на то, что, дескать, "еще ни крошечки не ела", звучало и вовсе беспомощно. Как, впрочем, и робкий намек на давность проступка, совершенного-де не сию минуту - а "когда-то".
Но самую дурную шутку, конечно, сыграл с переводчиком державный дуб: невольно возникал образ казнокрада, прячущегося под сенью государства. Некоторые вельможи решили, что басня - камешек в их огород. Сумарокова вынуждают покинуть Петербург. Умер поэт в нищете, затравленным, опустившимся человеком.
Неприятие образа Вороны было в тогдашнем обществе столь велико, что противостоящая ей Лиса в итоге превратилась в глазах читателей чуть ли не в положительного героя, в этакого носителя справедливости.
Потребовался гений Крылова, чтобы окончательно обелить Ворону, не подвергшись при этом гонениям. В своем переводе Иван Андреевич предстает перед восхищенной публикой не только блистательным поэтом, но и непревзойденным адвокатом. Недаром, читая речи таких выдающихся юристов, как Плевако, Карабчевский, Урусов, невольно приходишь к выводу, что шедевр Крылова они знали наизусть и выступления свои строили неукоснительно по его канону.
Представьте: встает адвокат и долго держит паузу. Публика, осклабившись, смотрит на него с веселым злорадством: дескать, крутись-крутись, а сыр-то она все равно.... того-этого! Наконец как бы через силу защитник поднимает глаза и произносит с усталой укоризной:
Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок...
Умолкает вновь. Присяжные озадачены, в зале - недоуменные шепотки. О чем это он? Куда клонит?
Адвокат между тем горько усмехается.
Вороне где-то Бог послал кусочек сыру... -
пренебрежительно шевельнув пальцами, роняет он как бы невзначай...
Не "часть", обратите внимание, не "кус" - а всего-то навсего "кусочек"... такую малость, из-за которой даже неловко шум поднимать. Но главное, конечно, не в этом. Бог послал! Понимаете, в какой угол он сразу же загоняет прокурора? Стоит что-либо возразить - заработаешь репутацию атеиста.
На ель ворона...
Почему на ель? А больше не на что. Дуб скомпрометирован переводом Сумарокова, а на ель оно как-то скромнее, менее вызывающе.
...взгромоздясь...
Блестяще! Казалось бы, адвокат не щадит подзащитной, не пытается приукрасить, ничего не скрывает. Но в том-то и тонкость, что это неопрятное "взгромоздясь" содержит еще и признак телесной немощи. Обвиняемую становится жалко.
Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась...
Вообразите на секунду, сколь проникновенно может опытный адвокат преподнести это "позадумалась"! (Попробуй не позадумайся: кусочек-то - махонький...) Кое-кто из публики уже пригорюнился.
И тут следует резкое, как хлыст:
А сыр - во рту держала.
Господа присяжные заседатели, господин судья! Я прошу обратить особое внимание на это обстоятельство. Именно во рту! Будь моя подзащитная более осмотрительна...
О сомнительном происхождении сыра давно забыто. Все зачарованно слушают адвоката...
Итак, почва подготовлена, можно сеять. Можно даже ограничиться простым пересказом инцидента, сухо бросив напоследок:
Сыр выпал. С ним была плутовка такова.
Присяжные в задумчивости удаляются на совещание. Отсутствуют они недолго, и решение их единогласно. Ворону освобождают из-под стражи прямо в зале суда, а против Лисицы возбуждается уголовное дело.
Однако Достоевского весьма недурно переводят. А с Вирджинией Вульф вообще анекдот. На английском она хуже чем на русском благодаря тому, что ее переводила гениальная переводчица. Джойсовского "Уллиса" не могу оценить, он очень тяжелый даже для нативных носителей языка, но спецы то же самое говорят. А с поэзией никак
> Я выхожу из положения следующим образом: интересное произведение зарубежного автора - читаю в нескольких переводах... "мозаика" обычно складывается. quoted1
анологично. иначе надо знать в совершенстве язык автора, затем обладать не плохими мозгами и только потом будучи поэтом переводить поэзию на родной язык.
> иначе надо знать в совершенстве язык автора, quoted1
Надо не просто "знать язык автора" - а НАДО ЕЩЁ И ХОРОШО ЗНАТЬ РЕАЛИИ МИРА АВТОРА! В этом смысле - частенько НЕОБХОДИМ труднейший "перевод с русского на русский" Простейший пример - булгаковская книга "Мастер и Маргарита": написано по-русски - но люди, не знающие Писания и истории Европы, половину текста просто-напросто НЕ ПОНИМАЮТ! Все авторские реминисценции (когда строка авторского текста - ДОЛЖНА вызвать у читателя воспоминание о другой истории, придав тексту "историческую объёмность") - стали для читателей этакой "ничего не значащей словесной шелухой"... Ну а для иностранного произведения - диагноз "проблема перевода, осложнённая непониманием исторических реалий" явяется делом обычнейшим...
> Джойсовского "Уллиса" не могу оценить, он очень тяжелый даже для нативных носителей языка, но спецы то же самое говорят. А с поэзией никак quoted1
))) Эко Вы замахнулись на Джойсовского "Уллиса" то, написанного в нескольких стилях и с множеством культурологических отсылок...))) Поэзия иногда переводится, иногда нет... Естественно лучше учить язык и приобщаться к культуре, чтобы читать оригиналы, но это не всегда доступно - слишком много языков, слишком много книг...) Правда спасает от Альцгеймера.)))
Вот пример достаточно неплохого (ИМХО) перевода киплингского "Томлинсона":
>> Джойсовского "Уллиса" не могу оценить, он очень тяжелый даже для нативных носителей языка, но спецы то же самое говорят. А с поэзией никак quoted2
> > ))) Эко Вы замахнулись на Джойсовского "Уллиса" то, написанного в нескольких стилях и с множеством культурологических отсылок...))) > Поэзия иногда переводится, иногда нет... Естественно лучше учить язык и приобщаться к культуре, чтобы читать оригиналы, но это не всегда доступно - слишком много языков, слишком много книг...) Правда спасает от Альцгеймера.))) > > Вот пример достаточно неплохого (ИМХО) перевода киплингского "Томлинсона": > > > http://speakrus.ru/transvar/toml06.htm > > Вот оригинал:
> Ну то, что "цепляет" и вызывает эмоции любого толка.Ну пример чернухи, но поэзии... quoted1
«Роза дикая… с шипами… Манит белизной своей…»)
Воистину…-- «Полезен также унитаз, Но это не поэзия…» )
А может мы… порой… не совсем понимаем…что хотел сказать автор…и вот в этом «сне» (непонимания)…рождаются уже НАШИ чудовища (монстры)…(«как наше слово отзовётся…») Так что…порой не перевод…а понимание того времени…(чем жили-дышали…о чём думали) даёт полную картину произведения… Оказывается… нужен культурный багаж…для понимания классиков…)
ЗЫ Выкупил первый том (из шеститомника) В. Хлебникова…
«РАЗМЫШЛЕНИЕ РАЗВРАТНИКА
Но бледен, как конское око, Твой серебряный с просинью взор. Спутались волосы. Тени порока Слагались в красивый узор. Ах, юноши! Счастливы те, Кто не ведал ни щек, ни пылающих глаз. Ведь он в синей ночной высоте Увидел тучи звезд, незаметных для вас. 1912»
>Разумеется - нужен... Маугли (ребёнку, воспитанному волками - а не герою мультиков, разумеется) - ЛЮБЫЕ стихи будут неинтересны! > quoted1
Однако…но «Маугли (ребёнку, воспитанному волками - а не герою мультиков, разумеется)»…будет ближе (родней)…волчье…(таки воспитание…) С чем и поздравляю… «Мауглей»…)