Американскую демократию создали ром и виски ,а не чай!
За 200 лет до времени большевистской революции в России, победившей , как мы видели выше,благодаря запрету на употребление спиртного,на другом конце Земли,все было несколько иначе.
(Типичный завод по перегонке чёрной патоки в ром в штате Виргиния, рисунок начала XIX века)
В историографии принято считать, что американцев как нацию создало «Бостонское чаепитие» в 1773 году. Но ещё половиной столетия раньше колонистов сплотило противостояние с «федералами» по поводу свободной перегонки рома. Чуть позже восстание Whiskey Boys заложило основу отношений между центром и штатами.
Первые переселенцы из Англии столкнулись на американском континенте с главной трудностью: невозможностью выращивания зерновых на атлантическом побережье и исходя из этого – дефицитом пива. В 1613 году испанский наблюдатель сообщал, что «три сотни колонистов пьют только воду, что противно природе англичанина; в чём они сильнее всего нуждаются – так это хорошая выпивка».
Дальнейшую историю поиска колонистами технологии приготовления собственного алкоголя описывает в своей книге «История мира в шести стаканах» канадский историк Том Стэндидж : ....Всё изменилось в конце XVII века, когда широкое распространение обрёл ром. Он был гораздо дешевле французского бренди, поскольку его делали из чёрной патоки, остававшейся после производства сахара, к тому же его не нужно было перевозить через океан. Ром был не только дешевле, но и крепче. Бедняки пили ром неразбавленным, а те, кто побогаче – в виде пунша: смеси рома, сахара, воды, лимонного сока и специй (этот напиток, наряду с более грубым моряцким напитком – грогом, стал предшественником современного коктейля). Ром пили все и почти всегда. «Бедняки и нечестивцы могут напиться за пенни или два», – сетовал бостонский священник Инкриз Матер в 1686 году.
С конца XVII века сформировалась процветающая индустрия по производству рома, поскольку купцы Новой Англии – особенно в Салеме, Ньюпорте, Медфорде и Бостоне – начали импортировать не сам ром, а сырьё для его производства – чёрную патоку – и заниматься перегонкой самостоятельно. Ром стал самым прибыльным товаром, производимым в Новой Англии. Ром был настолько дешёв, что среднего дневного заработка работяги хватало, чтобы пьянствовать неделю.
Производители Новой Англии не только продавали ром местному населению, но и нашли готовый рынок сбыта в виде работорговцев, для которых это спиртное было наиболее предпочитетельной формой валюты для покупки рабов на западном побережье Африки. В Ньюпорте даже производили особо крепкий ром специально для расчётного средства при покупке рабов.
Поскольку Франция запретила производство в своих колониях, чтобы защитить внутреннее производство бренди, французские сахарозаводчики с радостью продавали чёрную патоку новоанглийскими производителям рома по низкой цене (в 2-2,5 раза ниже, чем английские сахарозаводчики). Английские производители призывали к вмешательству правительства, и в 1733 году в Лондоне был принят закон, известный как Закон о патоке.
Этот закон вводил запретительную пошлину в размере 6 пенсов за галлон на чёрную патоку, ввозившихся из иностранных (понятно – в первую очередь из французских) колоний. А вот на английскую патоку пошлина не распространялась. Однако американские торговцы считали, что французская патока лучше по качеству, а главное – даже с этой пошлиной она была всё равно дешевле английской. Если бы этот закон был воплощён в жизнь, то местные купцы были бы разорены, а в то время ром составлял 80% экспорта будущих США. Одновременно это вызвало бы уменьшение потребление рома у колонистов, а в то время оно доходило до 4 галллонов в год на человека (включая детей и женщин; около 18,2 литров в год на человека).
Кроме того, ром стал важной составляющей воспитательного средства среди чёрных рабов Америки. В год раб потреблял около 3 галлонов рома (13,5 литра), и этот напиток служил наградой для чёрных. К примеру, за ловлю крыс ночью раб получал дополнительно стакан рома, староста из чёрных – два стакана в неделю дополнительно.
Поэтому производители рома проигнорировали английский Закон о патоке, и продолжали привозить французское сырьё – контрабандой, или подкупать «федеральных» чиновников. В то время таможенные служащие назначались в Англии, и подавляющее большинство там же и оставались, получали свою зарплату, а 30-40% её отдавали заокеанскому агенту, который и выполнял там за них обязанности. Т.е. английская таможня к середине XVIII века в Америке состояла на 80-90% из самих колонистов, и большинство из них либо вовсе закрывали глаза на контрабанду из идейных соображений, либо довольствовались взяткой в размере 1 пенни за галлон патоки. По-прежнему 90% рома в Новой Англии производилось из французской патоки.
Число производителей рома в Бостоне выросло с 8 в 1738 году до 63 в 1750-м. Ром стал играть ещё большую роль в местной жизни – он ворвался в политику. К примеру, Джордж Вашингтон в 1758 году выставил свою кандидатуру на выборах в законодательное собрание Виргинии – палату горожан, и активисты его избирательной кампании бесплатно раздали 28 галлонов рома, 50 галлонов пунша, 34 галлона вина, 46 галлонов пива и 2 галлона сидра. И всё это в округе, где проживал 391 избиратель!
Хотя Закон о патоке и не соблюдался, он вызвал всеобщее негодование. Принятие этого закона было колоссальной ошибкой английского правительства. Сделав контрабанду приемлемой для общества, он подорвал уважение к английским законам в целом и создал важный прецедент: теперь колонисты чувствовали себя вправе не соблюдать другие законы метрополии. В результате несоблюдение Закона о патоке стало первым шагом на пути к независимости Америки.
Следующий шаг совпал с Законом о сахаре в 1764 году, когда в конце войны с французами и индейцами, в ходе которой британские войска и колонисты сражались вместе. Победа в этой войне оставила Великобританию с огромным государственным долгом. Рассудив, что война в первую очередь велась во благо колонистов, британское правительство посчитало, что теперь колонисты должны помочь метрополии оплатить счета. Правительство пересмотрело Закон о патоке, уменьшив пошлину вдвое, до 3 пенсов за галлон. Но одновременно с этим оно запретило таможенным служащим оставаться в метрополии, и приказало им отправляться на места. Губернаторы колоний получили право хватать контрабандистов и судить их, а английской флот – топить суда контрабандистов.
Новоанглийские производители рома, возглавившие оппозицию, организовали бойкот товаров, импортировавшихся из Англии. Именно тогда американцы стали считать, что это несправедливость – платить налоги какому-то далёкому парламенту, где они не имели представителей. Популярность обрёл лозунг «Никаких налогов без представительства (в парламенте», это был 1764 или 1765 год. Сторонники независимости назвали себя «Сыны свободы». Встречи этих агитаторов – что символично! – проходили на спиртовых заводах. Один из лидеров революционеров, Джон Адамс, записал в своём дневнике, что в 1766 году он посетил собрание «Сынов свободы» на заводе Чейза и Спикмена по производству рома, «где участники пили ром, курили трубки и закусывали сыром и печеньем».
За Законом о сахаре последовал ряд других непопулярных законов, включая Закон о гербовом сборе 1765 года, Закон Тауншеда и Закон о чае 1773 года.
Ром был напитком колониального периода и Войны за независимость, однако вскоре многие граждане США отказались от него в пользу другого напитка. По мере того, как переселенцы двигались на запад, они всё чаще отдавали предпочтение виски, которое перегонялось из сброженных зёрен злаков. Многие переселенцы были из Шотландии и имели опыт перегонки зерна. Поставки чёрной патоки во время Войны за независимость прекратились. При этом, если злаковые культуры (ячмень, пшеница, рожи и кукуруза) плохо росли на побережье, то при переселении на запад оказалось, что они там дают прекрасные урожаи. К тому же транспортировка рома во внутренние районы обходилась очень дорого (экономический смысл имело перевозить его не далее 50-80 км от порта). Виски же можно было делать везде, они не зависели от морской блокады и его трудно было обложить налогами.
В 1791 году только в одной Пенсильвании было 5 тыс. вискокурен – одна на каждые 6 человек (фактически каждая семья гнала виски). Виски стало выполнять ту же роль, что ром раньше. В сельской местности виски использовалось в качестве платёжного средства – им расплачивались за предметы первой необходимости, им спаивали рабов, использовали в религиозных ритуалах, пили при подписании юридических документов, его выдавали в качестве платы присяжным в судах и избирателям в ходе избирательных кампаний.
Поэтому когда министр финансов США Александр Гамильтон стал искать способ достать средства на погашение огромного госдолга, образовавшегося во время Войны за независимость, введение федерального акциза на виски казалось ему естественным решением. В марте 1791 года такой закон был принят: с 1 июля производители должны были платить 7 центов с каждого произведённого галлона.
Это немедленно вызвало волнения во внутренней части США. Ведь акциз нужно было платить не только за виски, выставленный на продажу, но и произведённый для внутреннего употребления. Кроме того, тут примешивался и идеологический фактор: большинство приехало в США из Англии, Германии и Ирландии потому, что тут не надо было платить никаких налогов. Также закон предусматривал, что его нарушители должны предстать перед федеральным судом в Филадельфии, а не в местных судах.
Когда новый закон вступил в силу, многие фермеры отказались его выполнять. На сборщиков налогов нападали, их документы уничтожали. Наибольшие волнения охватили сепаратистскую Пенсильванию. Её жители стали создавать вооруженные отряды для противостояния «федералам». Первым досталось штрейкбрехерам, платившим полный акциз – их перегонные аппараты уничтожались, а самих людей избивали. В 1792 и 1794 годах федеральное правительство пошло на попятную – акциз был снижен вдвое, а нарушителей разрешили судить в местных судах. Но бунтовщикам этого было мало.
Поводом для организации военного сопротивления жителей штата Пенсильвания стал мелкий случай. В июле 1794 года федеральный маршал явился в дом с повесткой в суд к местному фермеру Уильяму Миллеру. Маршалу оказали сопротивление, началась стрельба. И хотя никто не был убит и даже ранен, около 500 человек из этой местности за двое суток организовали вооружённый отряд, который они прозвали Whiskey Boys – оно потом утвердится за всем сепаратистами Пенсильвании. Местный прокурор Дэвид Брэдфорд взял на себя командование повстанцами.
Через неделю на Бреддокском поле, недалеко от Питсбурга, собрались уже 6 тыс. вооружённых повстанцев. Брэдфорд большинством голосов был избран генерал-майором. Тут же повстанцы приняли резолюцию об отделении от США.
Президент США мобилизовал 13 тысяч ополченцев из Виргинии, Нью-Джерси и Мериленда. Эти войска, вместе с артиллерией и запасом виски, были отправлены через горы в Пенсильванию. При приближении федеральных войск повстанцы бежали(интересно,что в современной России же пиратский и сепаратистский чеченский анклав,как раз, прежде всего отменял продажу спиртного).
Символическую группу из 20 бунтовщиков отвезли в Филадельфию и провели по городу. 2 бунтовщиков были приговорены к смертной казни, но в итоге помилованы президентом и отправлены домой. Остальные отсидели 2 месяца в тюрьме и тоже были выпущены на волю.
В конечном итоге обе стороны добились желаемого. Акциз на виски «федералами» был отменён, а центр показал сепаратистам, что его нельзя игнорировать.
В последние годы своей жизни Джордж Вашингтон сам основал завод по производству виски в своём поместье Маут-Вернон. Начал он с двух перегонных аппаратов, потом их стало пять. В первый год работы, в 1797-м, он произвёл 11 тыс. галлонов виски (50 тыс. литров). Продажа 75% этого алкоголя принесла ему 7500 долларов. Остальное виски он бесплатно раздал своим друзьям и политическим единомышленникам.
К примеру, вот рацион одной из посиделок Вашингтона со своими соратниками:
политическое собрание из 80 человек выпило 12 галлонов виски (55 литров – по 700 мл. на каждого), выкурило 5 фунтов табаку, съело 7 головок сыра по 5-6 кг каждая (по полкило на человека)( офигели они там тогда что-ли ,зачем столько сыра есть ?-прим.Zaperenos) и 100 фунтов отварной говядины (тоже по полкило на человека). На одних из местных выборах проголосовавшему за сторонников Вашингтона агитатор выдавал четверть галлона виски (чуть больше литра).
Виски окончательно, на 120 лет, стал основой американского общества.
Но,окончательно американская демократия расцвела в городе Сан-Франциско.
Ночная жизнь современного большого города - это не только рестораны и бары, развлекательные заведения на Бродвее, театры и опера и не только ночная работа тысяч и тысяч водителей такси, развозчиков продуктов, полицейских и работников госпиталей, уборщиков небоскребов и клерков отелей. В самом центре города, на грязных и небезопасных улицах Тендерлоина (Tenderloin), всего в нескольких кварталах южнее респектабельнейшей Юнион Сквэр (Union Square) сотни бездомных делят тротуары и подворотни с продавцами наркотиков и уличными проститутками. Последним в этом холодном и ветреном городе приходится совсем не сладко. То ли особенности профессии, то ли профессиональная гордость не позволяют укрываться теплыми одеялами, а колготки с электрообогревном не изобрели даже в Америке. Впрочем, колготки – спецодежда только для женщин. В СФ это только один из многих известных подвидов проституции: город широк и демократичен, услуги клиентам предлагают также мужчины, бывшие женщины, бывшие мужчины и те, кому все равно. Проституция в Калифорнии сегодня демократами запрещена, и стоящих на улицах без дела девушек (ограничимся в дальнейшем только наиболее популярным подвидом) безжалостно отлавливает полиция, но можно, например, делать вид, что звонишь по телефону из тех последних оставшихся в городе телефонных будок, при этом с надеждой взирать на проезжающие мимо автомобили с потенциальными клиентами... и мечтать о возврате добрых и таких недавних времен. Когда-то бордели СФ гремели на весь мир. Во второй половине 19 века СФ был настоящим портовым городом и как всякий уважающий себя портовый город имел свои районы борделей. Самый знаменитый, Barbary Coast, как бы объединял в себе легендарный еще с французский времен Storyville – район проституток в Новом Орлеане и столицу американского уголовного мира Hell’s Kitchen в Нью-Йорке. Добавьте к этой комбинации многочисленные игорные заведения, курильни опиума, сотни салунов и вечно пьяных разноплеменных матросов – в результате получится Barbary Coast, лежащий южнее Телеграф Хилл, между – и включая – улицы Бродвей, Эмбаркадеро, Вашингтон и Грант. Barbary Coast находился в правом верхнем углу города, примерно там, где сегодня расположены районы Financial District, Чайнатаун и Nort Beach, ближе к границе между ними. Весь город в 1870-е помещался в правой верхней четверти сегодняшней территории. Еще во времена Золотой лихорадки (1848-1856) игорный бизнес оккупировал район Portsmouth Square. В то же время по соседству, у подножия Телеграф Хилл образовался район Sydney Town, обитателями которого были не только проститутки, но и члены двух самых жестоких уличных банд своего времени – «Сиднейские утки» и «Гончие собаки». Со временем, к середине 1860-х эти два района слились в один, и на свет появился Barbary Coast, названный так по знаменитому пиратскому побережью Северо-Восточной Африки, месту пиратства, грабежа и дележки награбленного многочисленными пиратами вышеуказанного побережья. Центром демократии района была улица Пасифик (Pacific), которую в городе не называли иначе, как Террифик Пасифик (Terrific Pacific – ужасная Пасифик). Переулки Barbary Coast носили соответствующие устрашающие имена: аллея Дьявола, аллея Мертвых, угол Убийц (угол улиц Керни и Джексон). В 1870 население Barbary Coast было примерно 20 тысяч человек, из них около 3 тысяч зарабатывали на жизнь продажей интимных услуг. Почти все они находились на самых низких ступеньках социальной лестницы. На самом верху были профессиональные грабители и рэкетиры, потом шли владельцы салунов, так называемых «танцевальных залов» и непристойных театров. Немного ниже шли продавцы наркотиков, мошенники, владельцы опиумных притонов. Сутенеры, которых не надо путать с респектабельными бизнесменами, владельцами небольших, но очень дорогих публичных домов, стояли еще ниже, совсем рядом с проститутками. Отдельной и очень авторитетной кастой были хозяева агентств по набору матросов. Эта работа требовала гремучей смеси коварства, мошенничества и грубой физической силы. Barbary Coast не испытывал недостатка в пороках. Отбросы со всего мира чувствовали себя там, как рыба в воде. Салуны, жестоко конкурирующие между собой, были на каждом шагу – в прямом смысле слова: только на одной стороне одного квартала Пасифик их могло быть более десяти. Для привлечения посетителей использовались любые средства – от живых медведей у входа до приличных музыкантов внутри. И, конечно, все они имели штат официанток, которые «могли пробудить жажду у камня». Наш сегодняшний СФ, с его какими-то 80-100 убийствами в год, показался бы райским местом жителям города 1860-80-х. Редкий день обходился без крови, и уж совсем редко полиция вмешивалась во внутренние разборки Barbary Coast. Вот как, может быть, чересчур витиевато описывает Barbary Coast один известный историк, свидетель того времени.
«Негодяи всех национальностей устроили здесь непрекращающийся карнавал... Это огромный театр, где сверкающие стилеты, охотничьи ножи, смертельные наркотики и дерзкие морские револьверы – непременные атрибуты страшной пьесы, непрерывно идущей на этой сцене. Распущенность, безнравственность, пьянство, обжорство, грязь, вызывающие отвращение болезни, безумные кутежи, бедность, нищета, богатство, богохульство и смерть – все здесь. Сам ад, разверзшись у наших ног, справляет здесь свою обедню».
Среди обычных мерзостей иногда возникали совершенно дикие вещи. Так, в баре «Кабанья Голова» вершиной развлечения были ежедневные сексуальные отношения между женщиной и огромным кабаном. В другом баре человек по имени Грязный Том МакАлир зарабатывал на жизнь тем, что на потеху публике пил любую жидкость. Но, безусловно, главным бизнесом района была проституция, разделенная по цене на три уровня. На самом низшем были так называемые «ясли» и «конюшни», где белые и черные женщины арендовали узкие стойла, разделенные только ширмой. Это удовольствие стоило мужчинам 25-50 центов. Для ускорения сервиса и увеличения оборачиваемости стойла клиентам не разрешалось снимать с себя ничего, за исключение шляпы. Клиенты так и делились на обычных и вежливых – тех, что шляпу снимали. Следующая ступень – «танцевальные залы», где девушки, иногда не старше 12 лет, разносили напитки посетителям во время какого-нибудь примитивного представления. Девушки получали комиссионные за проданные напитки и стабильную зарплату 15-25 долларов в неделю. Основной целью было напоить клиента в стельку, и, если у него еще оставались силы стоять на ногах, а главное – деньги в бумажнике, то девушка вела его на второй этаж в спальню. Вариантом «танцевальных залов», где иногда все же танцевали, были так называемые «мелодеоны», где танцы были запрещены, а юные «актрисы» разыгрывали на сцене внешне пристойные мелодрамы, хотя основная цель была та же: напоить зрителя-клиента и увести его в спальню. Самой известной «актрисой» была Лотта Крэбтри, работавшая в Белла Юнион, пожалуй, самом знаменитом «мелодеоне» на углу Керни и Вашингтон. Наконец, на верхней ступени находились небольшие и очень респектабельные публичные дома, управляемые «мадам», занимающие богатые дома с прислугой. Здесь и девушки и посетители, часто из «другого» мира, были гораздо более высокого класса. Клиент обычно прибывал вечером и оставался на всю ночь. Стоило это довольно дорого – до 30 долларов за ночь.
10:41 06.04.2015
До начала Золотой лихорадки население СФ, не считая индейцев, было ровно 812 человек, из них 412 были военными форта Президио. Жизнь в городе была тихая, даже захолустная. Гражданское население было разделено на три примерно равные группы: старые, еще испанские семьи, где традиционно существовал культ женщины; мормоны, нашедшие приют в СФ в 1847 году и жившие весьма замкнуто; и наконец, быстро увеличивающаяся в размерах собственно американская община, состоявшая в основном из мелких и средней руки бизнесменов, перебравшихся из Новой Англии, в основном из Бостона. Традиции, церковь и сами размеры городка никак не способствовали возникновению бордельного бизнеса. Все резко изменилось после исторической находки Джеймса Маршалла в январе 1948 года. Сначала тысячи, а затем десятки и сотни тысяч людей хлынули в Калифорнию, и почти все – через СФ. Те, что поумнее, сразу обосновались в городе. Большинство пыталось разбогатеть на золотых приисках Mother Lode, но многие из них вернулись в СФ через несколько месяцев или лет. Как ни тяжела была жизнь в СФ, но осенью и весной в горах было значительно тяжелее (зимой золото не добывали совсем и золотоискатели проводили время в барах мелких равнинных городков, в Сакраменто или в «столичном» Сан-Франциско).
Кто были эти люди, вошедшие в историю под именем «forty-niners» - люди 49-го года? Практически одни мужчины, и около 80% из них были неженатыми людьми моложе 30 лет. Соотношение мужчин и женщин среди новоприбывших к 1850 году было 6000:1, а по переписи того года женщин во всей Калифорнии было 8%. Если попытаться несколькими словами что-то сказать о «качестве» форти-найнерс, то оно было, мягко говоря, не очень. Так в большой ирландской общине около половины были в прошлом серьезные уголовники, сосланные в Австралию и сбежавшие оттуда в СФ. Молодого, голодного и оборванного мужчину прежде всего надо было накормить и обстирать, поэтому первыми доходными бизнесами времени Золотой лихорадки были многочисленные «столовки» и прачечные. И, конечно, нехватка женщин чувствовалась с каждым днем все больше. Свято место пусто не бывает, закон рынка сработал и в этом случае. Уже летом 1849 в городе появились чилийские, перуанские и мексиканские проститутки – им понадобилось меньше времени добраться до Калифорнии. В 1850 до наших берегов добрались первые представительницы этой профессии из Китая. Их специально привозили – в основном из Шанхая – для обслуживания быстро растущей китайской общины. Как ни плохо было с количеством женщин в других этнических группах, ничто не могло сравниться с китайской. Только в самых исключительных случаях мужчине удавалось привезти жену. В 1850 году среди 782 прибывших китайцев были только две семейные пары, а в 1852 – только семь семей на примерно 25 тысяч китайских иммигрантов. Даже в 1876 году в Чайнатауне было всего 2 тысячи женщин на 47 тысяч населения: только 100 из них не были проститутками. В общем, ставшая классической фраза француза Альбера де Руссо: «В Сан-Франциско есть также честные женщины, но их немого», - имела под собой серьезные основания. К середине 1860-х в городе сложилась уникально благоприятная ситуация для резкого развития бордельного бизнеса: огромный спрос из-за все еще совершенно ненормального соотношения мужчин и женщин, серьезные деньги, хлынувшие в город с серебряных копей соседней ненаселенной Невады, полная коррумпированность полиции и городской власти и, наконец, уже упомянутый факт наличия огромного (по понятиям своего времени) круглогодично работающего порта. Широко распространено мнение, что на широкую ногу бордельный бизнес поставил ирландец Кристофер Бакли, бывший функционер Демократической партии в Нью-Йорке. Он начал с покупки Snug Cafe, расположенного рядом с временным Сити-Холлом на углу улиц Керни и Вашингтон, но очень быстро стал контролировать не только местное отделение Демократической партии, но и весь город. Деньги, получаемые в основном за протекционизм, с помощью подставных лиц (одним из них был знаменитый Литтл Пит, «крестный отец» китайской мафии) вкладывались в создание новых борделей и салунов в Чайнатауне и Barbary Coast. Впрочем, к этому времени в городе появился еще один район красных фонарей, на этот раз в совершенно невероятном месте – на улице Мортон, практически в центре сверхреспектабельного торгового района вокруг Union Square. Эта крошечная - всего в два квартала улица - сейчас переименованная в Maiden Lane, в 1870-х стала южным филиалом Barbary Coast, причем самым модным и напряженно работающим филиалом. Бордельный бизнес на улице Мортон возник на два с лишним десятилетия позже, чем на Barbary Coast и в Чайнатауне. К тому времени уже давно отшумели Золотая и Серебряная лихорадки, и Сан-Франциско превратился в большой и красивый город, официальную столицу огромного района сан-францисканского залива и неофициальную столицу всего Западного побережья Америки. Кстати, история Америки не знала такого практически мгновенного роста. Для того чтобы достичь численности населения СФ в 1875 Нью-Йорку, Филадельфии и Бостону понадобилось около 200 лет. Все вокруг неузнаваемо изменилось, но больше всего – люди. Хотя авантюристов и проходимцев в СФ всегда хватало, но не они уже были главными действующими лицами в жизни города. На смену им пришли люди совсем другого толка, более цивилизованные и образованные. Похоже, что стремление на Запад было в крови у молодой и энергичной американской нации, а Сан-Франциско – столица Запада – был естественным конечным пунктом для осуществления мечты. Поэтому никого не должно удивлять, что уже к концу 1860-х Сан-Франциско был на первом месте в Америке по относительному количеству людей с высшим образованием, на этом месте он остается и сегодня. Этих людей привлекал в город аромат новизны и, конечно, возможность хорошо заработать – великое калифорнийское поле возможностей представляло собой еще почти не освоенную целину. Поэтому бизнес на улице Мортон был основан на совершенно других принципах. Спаивание, одурачивание и вымогательство остались привилегией Barbary Coast. На улице Мортон «покупатель» приходил за вполне определенным товаром – это был район борделей и только. Два небольших квартала представляли собой как бы один большой торговый центр, где, правда, торговали только одним товаром, но при почти неограниченном разнообразии качества, форм и цен. Задолго до учреждения ООН, тоже, как известно, изобретенной в Сан-Франциско, улица Мортон была образцом мирного сосуществования десятков этнических «государств» в условиях жестокой экономической конкуренции. У каждого борделя была своя клиентура и своя финансовая ниша. Мексиканские женщины стоили 25 центов, негритянки, китаянки и японки – 50 центов, француженки – 75 центов (обидно за француженок!), белые американки стоили дорого – целый доллар. Заметьте, как по мере роста предложения падали цены на интимные услуги: основной закон рынка работал прекрасно. Еще дороже стоили очень красивые или очень молодые женщины. Но на совершенно особом месте были рыжие проститутки. Назовите это еще одной странностью, предрассудком или суеверием СФ, но в 19 веке мужчины города были убеждены, что никто не может сравниться по «качеству» с рыжими женщинами, среди которых уже на совершенно недосягаемой высоте находились рыжеволосые еврейки (в прейскуранте писали – «цена – договорная). Мадам, у которой работали две-три такие женщины, наживали состояние за пару лет. Легендой улицы Мортон была мадам – бывшая проститутка - Lodoform Kate. Уже позже, в 1890-х она создала империю из 12 борделей, во главе каждого была рыжеволосая еврейка. Госпожа Кейт в совсем не бедном городе считалась женщиной очень состоятельной, в отличие от работающих на нее женщин. Кстати, кто были эти женщины, зарабатывающие себе на жизнь таким своеобразным и нелегким трудом в цивилизованной стране неограниченных возможностей? Большинство из них (оставим на время в стороне проституток Чайнатауна, там все было по-другому) были бедными и необразованными девушками, которых привела в СФ надежда найти хорошую работу и выйти замуж. Но бедность и отсутствие образования не самые лучшие составляющие на пути к счастью. Зато для работы в борделе всего-навсего надо было быть не очень старой и не очень страшной. Многие смотрели на эту работу как на временную или даже как на возможность выйти замуж, но давным-давно известно чем оборачиваются благие намерения. Мало кому удавалось накопить деньги и купить какую-нибудь прачечную или салун неподалеку. Даже если женщине везло и она не заражалась сифилисом, то все равно срок работы в борделе не превышал 5-6 лет: на этой работе сгорали быстро. После этого она в лучшем случае выходила замуж за первого встречного остолопа, в худшем – опускалась на дно, спивалась и рано умирала. Иногда попадались исключения и в проститутки шли неглупые девушки из обеспеченных семей; часто именно они становились хозяйками заведений – мадам. И уж совсем редко кому удавалось вырваться в «другую» жизнь. Уже упоминаемая и безумно талантливая Лотта Крэбтри, смогла порвать со своим прошлым и знаменитым благодаря ей мелодеоном Белла Юнион, уехать в Нью-Йорк и стать очень популярной и самой высокооплачиваемой актрисой своего времени. И хотя подобные случаи были редкими, надо признать, что у женщин, работавших в борделях Barbary Coast и улицы Мортон, была возможность найти другую работу, выйти замуж или накопить небольшую сумму денег для открытия своего бизнеса. Ничего подобного даже теоретически не существовало в Чайнатауне. Реальная жизнь китайских общин в 1860-1920 годах мало чем отличалась от жизни рабов в южных штатах до Гражданской войны. Китайцы не могли стать гражданами США, не могли выступать свидетелями в суде, не могли жениться на белой женщине. В СФ им не разрешалось жить за пределами Чайнатауна – закон был отменен только в 1914 году. Большинство рабочих профессий, практически все, где существовали профсоюзы, были недоступны. Удивительно, как долго в демократической стране и в городе, который гордится своей расовой терпимостью, существовали расистские законы, направленные против китайцев. Знаменитый Chinese Exclusion Act, принятый американским Конгрессом в 1882 году, отменили только перед Второй мировой войной, а Сан-Франциско понадобилось еще 15 лет, чтобы разрешить китайцам строить и покупать дома за пределами Чайнатауна. Оставим за рамками этих заметок вопрос о причинах случившегося. В данном случае нам важно понять, что Чайнатаун представлял собой гетто и жил по своим внутренним законам. Эти законы были установлены местными же китайскими мафиози, которые контролировали практически всю внутреннюю жизнь общины. В свою очередь, главари местных крупнейших гангстерских семей – их было шесть, и каждая семья представляла определенный географический район Шанхая – были полностью подчинены руководителям в континентальном Китае, в Шанхае. Естественно, что проституция была большим и даже по мягким законам 19 века во многом нелегальным бизнесом. Попросту говоря, девушками торговали. В 1869 году главная газета города, San Francisco Chronicle, писала, что каждое китайское судно привозит в город группу девушек, которых продают на рынке. Никто из них не приезжал работать в бордели добровольно. В лучшем случае их заманивали обещанием богатого мужа-американца, в худшем – просто похищали. При любом раскладе в СФ их ждала страшная и очень короткая жизнь. Все начиналось в большом подземном зале китайской церкви на улице Дюппон, сейчас – улица Грант, где устраивали торги. Девушек раздевали догола и выстраивали на небольшом возвышении. Сопротивляющихся били бамбуковыми палками, самых строптивых пытали каленым железом, но очень редко убивали – они стоили слишком дорого. Начальная цена обычно была 400 долларов, но могла подняться до 3 тысяч в случае особо привлекательных девушек (в Шанхае товар продавали перекупщикам по оптовой цене 40 долларов за «штуку»). После аукциона девушки становились собственностью заплатившего «мастера», который мог делать с ними все, что вздумается. Большинство продавались, вернее – сдавались в аренду, в бордели. В этом случае мастер формально сохранял за собой «собственность». В борделях девушек ждала нечеловеческая эксплуатация, болезни и ранняя смерть. В Чайнатауне было совсем немного проституток старше 20 лет. Количество борделей в Чайнатауне было просто невероятным, надо при этом напомнить, что даже к 1890 году китайская община на 90% состояла из мужчин. Известно, например, что в 1885 году специальная комиссия городских властей обследовала шесть (всего шесть из примерно 40!) кварталов Чайнатауна. В результате было обнаружено 567 проституток, 104 борделя, 26 курилен опиума, 109 забаррикадированных игорных притонов. Как ни странно, но среди боссов бордельного бизнеса в Чайнатауне были и женщины. Наиболее известной в Чайнатауне и за его пределами была Ah Toy, которая, возможно, была первой китаянкой-проституткой СФ в самом начале 1850 года. Она была красивой, высокой и очень неглупой женщиной. История ее весьма необычна. Она изначально была небедной женщиной и плыла в Сан-Франциско вместе с мужем. Но муж умер на корабле во время плавания, после чего на нее «положил глаз» капитан корабля, который не жалел ни времени ни денег, чтобы добиться ее внимания. Поэтому, сойдя на берег, она уже имела и деньги и опыт. Оказавшись в Сан-Франциско и поймав первые взгляды случайных прохожих, она быстро сообразила, что грех не использовать такую редкую финансовую возможность. В 1850-м ей было 22 года, и она быстро нашла клиентов среди белых богатых американцев. Заработав серьезные деньги, она стала одним из главарей нелегального ввоза живого товара из Китая. Первый комитет Бдительности – еще одна невероятная страница истории раннего СФ – в 1851 году попытался было покончить с проституцией в городе и, в частности, расследовал дело Ah Toy, но ей удалось ускользнуть из рук Правосудия. Вскоре, благодаря ей, машина транспортировки девушек-рабынь из Китая заработала на всех оборотах, хотя официально Ah Toy была всего-навсего одной из рядовых и законных владелиц примерно десяти публичных домов. Ah Toy была одним из самых богатых людей города и с помощью хорошо смазанной деньгами коррумпированной системы успешно отражала все попытки городских властей ввести повышенные налоги на бордельный бизнес. Со временем она вернулась в Китай, вела там жизнь богатой аристократки, но после вернулась в Калифорнию, где тихо и незаметно прожила ровно до ста лет.
13:16 06.04.2015
Прекрасная иллюстрация пьянства от духовной нищеты и пустоты и последствия этого показаны в романе "Богач,бедняк" И.Шоу. Среди действующих лиц там есть супруга миллионера-бизнесмена Джордаха. Она имеет все, что может пожелать, как говорится, "катается как сыр в масле". Работать ей ни к чему, она ведет "светскую жизнь", лишь не всерьез, "для души", подвизается в издательском мире в качестве фотокорреспондентки. Чего она хотела, ей самой было не известно. Тайно от мужа она пила. Тот обнаружил это случайно. Придя домой, он увидел супругу, сидящую на полу и сокрушающую молотком фото и кино аппаратуру. Она была растрепана, полуодета, язык у нее заплетался. Она была пьяна... Дальше -- больше. Во время студенческих волнений, когда студенты пришли с демонстрацией протеста к особняку Джордахов (Джордах, одновременно с бизнесом, был и мэром города), миссис Джордах вышла к ним вдребезги пьяная и совершенно голая (муж в это время был в другом городе). Потом для обмена опытом работы муниципалитет послал ее с любовником в Германию. В Гамбурге, куда они отправились "отдохнуть", они в поисках "острых впечатлений" забрели в какой-то при портовый кабак, где перепились, устроили дебош, были избиты и отправлены в полицейский участок, откуда их, не без труда, извлек мэр города-побратима. Опять пьянство сорвавшихся с цепи духовно неполноценных людищек, которые у себя в Англии еще как-то сдерживались, опасаясь общественного осуждения, а оказавшись "на воле" - распоясались... А многие герои Э.-М.Ремарка? Считая себя "потерянным поколением" вследствие духовной опустошенности", они то и делают, что пьют. Кальвадос (французская яблочная водка) не сходит со страниц романов. Как же начинают пить? Пьющие люди чаще всего знакомились с вином в юношеском и даже в подростковом возрасте, когда алкоголь особенно страшен и когда более легко возникает привыкание к нему и потребность в нем. Зеленый змий-искуситель тут проявляет все свое мастерство искушения, направленное и на психику человека и на состояние его организма. Подростка подбивают выпить его уже вкусившие алкоголь сверстники: -- " Ну, выпей рюмку, с одной ничего не будет! Ты же мужчина." - гарантируют безопасность и бьют по гордости. Не выпью -- я не мужчина, еще задразнят. Нередко предлагают выпить и взрослые, а то дозволяют и родители, которых я бы назвал родители - погубители. Первая рюмка горька, но за ней следуют приятные ощущения -- раскованность, кажущаяся свобода и острота мысли, прилив энергии, хорошее настроение. Зеленый змий подсовывает это человеку, чтобы он продлил удовольствие и выпил еще. А от "еще" начинается опьянение, мысли путаются, движения плохо координируются, кружится голова, некоторых начинает рвать. А друзья подзуживают (не "друзья-приятели", "друзья-предатели"; лучшего имени не заслуживают) - "Выпей за мое здоровье!". Отказаться "неудобно", не выпьешь -- обидишь. И вот уже пьяная компания - "Шумел камыш, деревья гнулись!". Все одинаково "хороши": и откровенные выпивохи и неофит -- все в скотском состоянии. Так и идет и дальше и больше. И, в конце концов, "коготок увяз -- всей птичке пропасть"; общество приобретает еще одного пьяницу или даже алкоголика. Спаиванию способствуют и национальные обычаи. Возьмите грузинское застолье, какая гомерическая выпивка там идет -- и вина, и коньяк, и чача... Пить надо каждый тост -- отказ -- обида и тому, за кого пьют, и хозяину. И ведь на какие ухищрения идут гостеприимные хозяева. Если гость пьет мало,ему вместо бокала дают рог. Если на стол положишь, вино прольется, а это обида, чуть не оскорбление хозяину. А то поставят на ладонь ламповое стекло (оно ведь без дна!) и нальют в него вино: или сиди, плотно прижимая стекло к ладони, или пей. Иначе -- обида. Автору однажды довелось присутствовать на грузинской крестьянской свадьбе. Не пойти было нельзя, а пойти -- значит неизбежная перспектива спаивания. Многие начинают пить уже взрослыми. Путь тот же, что описан. Вся разница лишь в том, что хотя начало винопития в любом возрасте вредно для организма, отравление алкоголем в юности много опаснее. Практически, все алкоголики начинали пить, если не с детства, то подростками или юношами. Начинающие же пить взрослыми, хотя в значительном проценте "выходят в алкоголики", но чаще остаются только пьяницами. Обратимся к конкретным примерам. Вот что пишет в письме к Я.П.Полонскому известный писатель-демократ Н.Г.Помяловский, погибший от алкоголизма: ... "Не думайте, что я собираюсь доказывать, будто меня среда заела -- это было бы очень пошло, среде я никогда не позволял распоряжаться собою. Первый раз пьян я был на седьмом году. С тех пор до окончания курса страсть к водке развивалась крещендо и диминуэндо. Что за причина? Ни мудрецы, ни доктора, с которыми я советовался, ничего не ответили на этот вопрос. Чувствовал причину один только я, но не хотел сознаться в ней. Она была в начале чисто моральная, но теперь едва ли не перешла в болезнь тела. Я пил в детстве: значит здесь и надо искать начало моего порока... Невежественная бурса не могла успокоить мою совесть, а напротив -- своим православно-карательным духом она усиливала ее мучения; с другой стороны, товарищество, уважавшее пьянство, поощряло во мне этот порок. По окончании курса я был почти пьяница. Но, по выходе из бурсы, я столкнулся с добрыми и умными людьми и понял всю гадость прежней жизни... Я ободрился, бросил пить, работал усердно и наконец довольно удачно выступил в литературу. Все улыбалось впереди, и я не думал, что придется поворотить на старую дорогу, а пришлось таки. Этот поворот случился два года назад. В продолжении всего нынешнего года я был в состоянии полупомешанного, характер мой изменился: прежде я пил - теперь пожираю водку, прежде отвергал религию -- теперь кощунствую, не терпел деспотизма, а теперь деспот... и т.д. Теперь хочу сделать последнее усилие. Я на всю зиму отказываюсь являться в общество, чтобы испытать себя, могу ли я вести трезвую жизнь? ..." К сожалению, он этого не смог и умер от пьянства всего 28 лет от роду.
Другой писатель-демократ (тоже ХIX века) А.И. Левитов, тоже погибший от пьянства, начал пить в юности, еще в семинарии и быстро пристрастился к водке. Живя в Шенкурске и не имея интеллигентного общества, он завел знакомство с людьми, все развлечение которых состояло в попойках и игре в карты. На почве пьянства у него развился запой. Пьянство и постоянная нужда (он не имел даже теплой одежды) привели к развитию тяжелого туберкулеза, от которого он и умер в возрасте 42 лет. От пьянства же умер в психиатрической больнице еще один писатель -- Н.В. Успенский, тоже начавший пить в молодости. В юности, еще учась в школе гвардейских прапорщиков, начал пить и великий композитор М.П. Мусоргский. Окончив ее и служа в блестящем Преображенском полку, как вспоминает В.Б.Бертенсон, он уже "пил горькую" как заправский пьяница. Неустроенность жизни, вмешательство двора в его творчество, зависимость музыки от приказа, запрещение постановки на императорской сцене "Бориса Годунова", изъятие из нее сцены под Кромами, разлад действительной жизни с идеалами художника, вызванный усилением реакции после общественного подъема начала 60-ых годов -- все это еще более толкало Мусоргского на пьянство, от которого он и умер в Николаевском военном госпитале, помещенный туда под видом денщика, служившего в госпитале доктора М.Б.Бертенсона. К жизни Мусоргского мы еще вернемся в следующей главе. Примеры того, как становятся пьяницами и алкоголиками дает и художественная литература. Пропойца, исповедывающийся перед автором в рассказе А.И.Куприна "С улицы", в моральном отношении предельно опустившийся человек, тоже начал пить в детстве. Пить его научили приятели-подмастерья, работающие в обойно-декорировочной мастерской его отца, а сам отец, когда приходили гости, забавлялся тем, что напаивал до пьяна и заставлял плясать. Последующие превратности жизни, во многом зависевшие от пьянства, еще более усиливали стремление к вину, что и привело к предельному моральному падению. С детства начал пить и герой рассказа В.А.Гиляровского "Спирька", в конце концов окончательно опустившийся и спившийся, несмотря на многочисленные попытки добрых людей спасти его и устроить его жизнь. Если в рассказе Куприна возможно и наличие вымысла и сгущения красок, то рассказ Гиляровского мемуарно-документален.
13:22 06.04.2015
Алкоголь является наркотиком жирного ряда, по действию -- родственником эфира и хлороформа, применяемых для наркоза в хирургии. Не случайно, что в прошлом веке, когда этих последних не было и оперировали вообще без наркоза, великий русский хирург Н.И.Пирогов пытался использовать для наркоза алкогольное опьянение, но по ряду причин, о которых мы еще скажем впоследствии, вынужден был от него отказаться. Вместе с тем, алкоголь является "свойственником" и других наркотиков -- морфина и алкалоидов опия. Поэтому он, прежде всего, яд для нервной системы. С нее и начнем. Выпитый алкоголь из кишечника очень быстро всасывается в кровь и уже через 15 минут достигает максимума концентрации в ней. Однако, скорость всасывания зависит от того в виде чего был принят он. Быстрее всего всасывается спирт и водка, медленнее -- алкоголь крепленых и столовых сухих вин, еще медленнее пива.Устранение же алкоголя из крови достигается более чем через 7 часов,хотя концентрация его все это время снижается. Из крови он поступает в различные органы и ткани -- в первую очередь в нервную систему, печень и поджелудочную железу. Там он обнаруживается уже через 10 мин после того, как он был выпит. Немного позднее он поступает в легкие и почки. Между кровью и мозгом находится, так называемый, гемато-энцефалитический барьер, защищающий центральную нервную систему от неблагоприятных влияний. Он представляет собою белково-липидные мембраны, называемые полупроницаемыми, так как одни вещества могут проходить через них в обе стороны, другие -- только в ту или в другую, для третьих она вообще непроницаема. Маленькие молекулы этилового спирта (их размер всего 0.431 нм), не обладающие сколько-нибудь существенной полярностью (то есть разностью электрического заряд на противоположных концах молекулы) и практически не диссоциирующие, почти равно хорошо растворяются и в воде и в жировых растворителях, легко проникают через биологические мембраны, а значит и через гемато-энцефалический барьер. Мало того, алкоголь увеличивает проницаемость этого барьера для ряда других веществ, то есть снижает его защитную функцию, что далеко не безвредно для организма. Проницаемость возрастает как для маленьких минеральных ионов (Na, K, Ca, Mg), так и для крупных белковых молекул, что установлено с помощью меченого радиоактивным йодом белка-альбумина. Немного забегая вперед, скажем, что чем дольше систематическое употребление алкоголя, тем повреждение больше. Через 15 минут после приема содержание алкоголя в спинно-мозговой жидкости становится уже выше, чем в крови и сохраняется в течение нескольких часов. Концентрация алкоголя в крови и мозгу быстро выравнивается (уже через 10 мин ). Снижение же ее в мозгу происходит медленно. После одноразового приема оно начинается через 30 мин, но до полного устранения не происходит даже в течение 2-3 часов. Алкоголь усиливает кровообращение в сосудах мозга. Это способствует лучшему проникновению его в мозговую ткань, но усиление кровотока в разных отделах мозга не одинаково, поэтому не одинакова и концентрация алкоголя в них. Наиболее быстро (в течение первых 10 мин) максимальная концентрация в первую очередь достигается в миндалевидном теле, коре больших полушарий и сетчатой формации. Немного позднее -- в мозжечке, но при тяжелом, а тем более смертельном отравлении, на первое место по содержанию алкоголя выходят кроме коры головных полушарий, кора мозжечка и продолговатый мозг, в котором расположены жизненно-важные центры -- дыхательный, сосудодвигательный и др. При этом концентрация алкоголя в мозжечке на 25-70% выше, чем в коре больших полушарий. В сером веществе мозга, где расположены нервные клетки, она выше, чем в белом, состоящем из нервных проводящих путей. Чем больше принятая доза алкоголя, тем медленнее он выводится из организма. Что же касается нервных клеток, то несмотря на снижение и нормализацию уровня алкоголя при определении его в целом мозгу, за несколько часов в них он (хотя и в малых количествах) сохраняется до месяца. На нервную систему алкоголь сначала действует успокаивающе, создает хорошее настроение, вызывает ускорение рефлексов, сокращение времени реакции, уменьшение усталости. Человек начинает чувствовать себя свободнее, становится более общительным и разговорчивым, ему кажется, что он мыслит лучше и острее. Иначе говоря, алкоголь поначалу действует как стимулятор нервной системы, подобно кофе. Это, так называемый "кофейный эффект", одно из самых предательских свойств алкоголя потому, что побуждает пить дальше. Сохраняется этот эффект до тех пор, пока концентрация алкоголя не достигнет 0.3 г/л крови. Это успокаивающее и как бы подбадривающее действие алкоголя обманчиво. Проделывались, например, такие опыты. Человеку в состоянии "кофейного эффекта" предлагали нажимать на кнопку рефлексометра (прибора, регистрирующего быстроту реакции) при зажигании зеленой лампочки, а при зажигании красной -- не нажимать. Оказалось, что время от вспышки до нажатия на кнопку, действительно, сокращалось, но возрастало и число ошибок: человек много чаще нажимал на кнопку при вспышке красной лампочки, а ряд зеленых вспышек пропускал, чем человек совершенно трезвый. Когда же сигнальное значение вспышек было изменено (нажимать на красный сигнал вместо зеленого) число ошибок возросло еще более. То же касается точности и координации движений. После выпивания всего 25 г водки успешность вдевания нитки в иголку снижается почти на 20%. После одной кружки пива существенно снижается и физическая работоспособность: бегуны на 100 м отстают на 0.4 сек , а пловцы -- на 1.2 сек , при пешем подъеме в гору результат ухудшается на 20%. При этом расход энергии, затраченной на выполнение работы во всех случаях, возрастает из-за незаметного человеку нарушения координации движений и включения в работу лишних, не нужных мышц. Умственная работоспособность тоже страдает из-за снижения способности к концентрации внимания в первую очередь. Применение специального теста -- таблиц Анфимова (вычерчивание указанных букв или цифр на время) показало, что после всего одной кружки пива скорость выполнения теста уменьшается, а число ошибок и пропусков увеличивается. После достижения "кофейного эффекта", когда содержание алкоголя достигает 0.3 г/л и выше, этот эффект затухает, отравление развивается дальше своим чередом. Состояние некоторой успокоенности сменяется все возрастающим возбуждением. Исчезает самоконтроль и самоограничение. Человек делает и говорит то, что немыслимо для него в трезвом состоянии, берется за невыполнимые дела, обещает то, что не выполнит. Вспомните "кристального старичка" - маляра в одном из фельетонов И.Ильфа и В. Петрова, который брался оклеить квартиру обоями и побелить потолки за баснословно малую оплату и чуть ли не за пол дня. "Но вскоре мы убедились, что "кристальный старичок" пьян и за слова свои отвечать не может". Пьяный, плохо умеющий плавать, может полезть в широкую, быструю реку или в бурное море, где пьяные часто тонут... Да мало ли что взбредет в его задурманенную голову... Постепенно возбуждение сменяется все нарастающим угнетением нервной системы. Начинает развиваться состояние наркоза. Снижается проведение нервных импульсов, замедляется эксоплазматический транспорт (движение веществ по нервным волокнам: по двигательным -- от центра к периферии, по чувствительным -- в обратном направлении), регулирующий биохимические процессы в тканях, органах и самом головном мозгу. Далее поражаются моторные центры мозга и мозжечок -- орган равновесия и координации движений: шаг становится нетвердым, человек начинает шататься, координация движений нарушается, начинает заплетаться язык. Отравление постепенно распространяется от коры мозга больших полушарий на спинной и продолговатый мозг. Пьяный теряет сознание, впадает в состояние наркоза, а если доза была очень велика -- наступает смерть от паралича дыхательного центра, находящегося в продолговатом мозгу. Дистанция от наступления состояния наркоза и смертью для этилового спирта (не в пример эфиру и хлороформу) очень не велика. Именно поэтому Н.И.Пирогов отказался от попытки использовать алкогольное опьянение для наркоза при операциях. К тому же, эфирный и хлороформенный наркоз во время операции можно регулировать, прибавляя или уменьшая подачу наркотика, так как и эфир и хлороформ как вводятся, так и выводятся через легкие, с дыханием. Алкогольный же наркоз, особенно во время операции, регулировать невозможно. Итак, мы рассмотрели всем известную картину острого отравления одноразовым приемом алкоголя. Но возможна и другая, еще более опасная и для самого выпившего, и для окружающих форма отравления. Это "патологическое опьянение". При обычном опьянении происходит дискоординация процессов возбуждения и торможения, изменяется генерирование тормозных процессов: в одном направлении они ослабляются, в других усиливаются, но все происходит постепенно. Патологическое же опьянение характеризуется тем, что человек даже от небольшой дозы алкоголя (иногда от одной рюмки водки) сразу "отключается" и может совершить самые неожиданные поступки, преступления -- вплоть до убийства, а после отравления ничего не помнит. Предвидеть заранее, способен ли человек к патологическому опьянению невозможно; такое действие может оказать и первая в жизни встреча с алкоголем. Такой человек после одной рюмки водки может стать несчастным на всю жизнь и сделать несчастными людей его окружающих. Во времена ВОВ, на одном из его заседаний судили молодого лейтенанта, который, получив суточный отпуск, отправился с передовой в Ленинград. Там он зашел к знакомой, жившей со своей маленькой дочкой в прифронтовой зоне Нарвского района. Выпили. И вот, лейтенант -- ни с того, ни с сего -- выхватил гранату и бросил ее. Сам он остался невредим, а его знакомая и дочка были тяжело ранены. Вбежавшие в дом проходившие мимо солдаты с офицером арестовали лейтенанта, активно оказывавшего сопротивление, отобрали у него оружие, которым он не успел воспользоваться, и отправили куда следует. Его знакомой и дочке оказали первую помощь и организовали отправку их в больницу. Протрезвев, лейтенант ничего не помнил и искренне удивлялся, почему он арестован, не мог поверить, что он совершил преступления. Как пришел, как сели за стол -- помнил, а дальше -- провал... Медицинская экспертиза констатировала патологическое опьянение. И только поэтому суровый приговор был по военному времени был заменен отправкой в штрафной батальон. Так, казалось бы вполне нормальный человек, бывший на хорошем счету у командования, стал преступником. Если при остром отравлении алкоголем все описанные явления обратимы (хотя и оставляют в организме повреждающий след, не замечаемый человеком после того, как он проспится и протрезвеет. Не забывайте, что всякое, даже самое ничтожное опьянение есть отравление!), то при систематическом пьянстве развиваются процессы необратимые. Прежде всего изменяется психика человека -- потеря стыда, забвение чувства долга и перед семьей, и перед обществом, появляется повышенная раздражительность, сварливость, недобросовестность в работе, склонность к хулиганским и антиобщественным поступкам, снижается физическая и умственная работоспособность, ослабляется память и обучаемость. Конечно, все эти нарушения у отдельных лиц проявляются в разной степени и в различных соотношениях. В головном мозгу происходят необратимые изменения. Опытами на лабораторных крысах, которым вводили этиловый спирт в течение 12 месяцев, было обнаружено венозное полнокровие мягкой мозговой оболочки, уменьшение числа нейронов (нервных клеток) в коре больших полушарий, а в ряде сохранившихся -- вакуолизация протоплазмы, набухание, сморщивание и нарушение структуры клеточных ядер.
13:23 06.04.2015
Алкоголь вызывает и другие поражения нервной системы: алкогольный полиневрит, дрожание рук и языка, алкогольную эпилепсию (приступы судорог), поражение глазных мышц и зрительного нерва. Возможен также и алкогольный полиэнцефалит, сопровождающийся головными болями, головокружением, иногда затемнением сознания и бредом. При этом заболевании находят мелкие кровоизлияния на внутренней поверхности твердой мозговой оболочки, фокусы кровоизлияний в области III мозгового желудочка и Сильвиева водопровода, а также дегенеративные изменения в нервных клетках. Наконец, в анамнезе больных другими, не специально алкогольными психическими заболеваниями в 20% случаев имеется алкоголизм. Кроме нервной системы алкоголь поражает и другие органы и функциональные системы. Прежде всего поражается печень, которая активно задерживает алкоголь и подвергает его окислению. В печени окисляется до 90% введенного в организм алкоголя, а поэтому она и страдает весьма значительно от его отравляющего действия. Уже после нескольких недель потребления по 3-4 рюмки водки по вечерам, в печени развивается ожирение. В гепатоцитах (печеночных клетках) откладываются капельки жира, занимая место частично разрушающейся их цитоплазмы. При больших степенях ожирения клетки гибнут. Естественно, что при этом снижаются все функции печени: ее способность обезвреживать различные яды, как попавшие извне (в том числе и алкоголь), так и образующиеся в организме, что способствует внутреннему самоотравлению; ослабляется гликогенная функция -- образование гликогена (животного крахмала), служащего важным запасным источником энергии мышечной и нервной деятельности. Вследствие этого содержание глюкозы в крови у пьяниц понижено, а это ухудшает энергообеспечение мышц и нервной системы. Гибнущие гепатоциты замещаются соединительной тканью, развивается тяжелое, неизлечимое хроническое заболевание атрофический цирроз печени, приводящий к смерти. Между прочим, это заболевание впервые было описано в Чехии в XVII веке, будучи обнаружено при бальзамировании тела умершего графа Рожемберка, всю жизнь пившего в неумеренных количествах. Этот граф, оставивший по себе весьма недобрую память, знаменит еще и тем, что в 1630 г. им был убит последний в Европе дикий бык тур.
13:43 06.04.2015
Христианская церковь и религиозные деятели Средних веков одной рукой сажали новые виноградники, другой — боролись с алкоголизмом. Речь пойдет о виноделии и его побочном эффекте пьянстве в раннее средневековье, т. е. от падения Западной Римской империи условно принимаемого за 476 г. н. э. до примерно 1000 года. Иллюстрации, в основном, относятся к значительно более позднему времени.
Христианская церковь была главной движущей силой, стоявшей за распространением виноделия во многих регионах Европы в раннее средневековье. По мере того как христианство распространялось по всей Европе, священнослужители благословляли насадку виноградников там, где это было возможно, чтобы обеспечить местный запас вина. Это имело особенно важное значение для регионов, отдаленных от стран с развитой культурой виноградарства. Вино того времени было недолговечным, оно быстро прокисало и плохо выдерживало перевозку на большие расстояния.
В последние века существования западной части Римской империи в III-V веках н. э., несмотря на хаос и периодические вторжения германских племен, виноградарство в Европе процветало и продолжало распространяться. Именно в этот период виноградники были консолидированы во многих регионах: к примеру, в Мозеле, а также в речных долинах Сены и Луары. Однако, свидетельства, подтверждающие расцвет виноделия и оживленную виноторговлю, часто отсутствуют. Одна из главных причина тому — замена амфор деревянными бочками, произошедшая в I веке н. э.. Бочки имели преимущества для поставщиков, но историки и археологи лишились важных материальных свидетельств из-за недолговечности разлагающегося дерева.
Однако, имеющаяся информация позволяет утверждать, что пока различные варварские племена боролись за господство в Европе, виноградарство сохранялось, а в некоторых регионах даже бурно развивалось. К примеру, известно, что в вестготском своде законов назначалось суровое наказание для каждого, кто был уличен в порче виноградников. В Португалии готский король Орден, правивший с 850 г., даровал виноградники в окрестностях Коимбры монашескому ордену.
Исследователи имеют достаточно достоверные сведения об английских виноградниках в Х веке. Правнук Альфреда Великого (ок. 849-899/?901) король Эдвиг (?941-959), даровал виноградники в Сомерсете монахам из аббатства Гластопбери в 956 г., а король Эдгар (943-975) подарил виноградник вместе с виноградарями аббатству Абингдон. Факт существования по меньшей мере двух виноградников дает возможность предположить, что были и другие, не упоминавшиеся в летописях, и противоречит утверждениям, что виноградники отсутствовали в Англии из-за сурового климата. Более того, если первые виноградники появились в Англии еще в римскую эпоху, нет причин полагать, что они полностью исчезли в период между уходом римлян и норманнским завоеванием. По некоторым сведениям, климат Европы того времени был более теплым и сухим, чем современный, и это способствовало развитию виноделия в регионах, расположенных так далеко на севере, как Южная Англия.
Вино у саксонцев, по-видимому, пользовалось высокой репутацией. В Aelfric’s Colloquy, англосаксонском тексте VII века, находим отголоски античных настроений: «Вино предназначено не для детей или глупцов, но для старших и мудрых людей». Вино входило в состав некоторых рецептов того времени; саксонцы готовили для инвалидов цыплят, тушенных в вине, а также вымачивали в вине яблоки и другие фрукты. Кроме того, вино входило в состав продуктов, оставляемых в гробницах знатных людей для загробного пиршества.
В течение 500 лет после крушения Римской империи виноделие могло испытывать застой или даже угаснуть в регионах, особенно затронутых войной, но в целом оно продолжало процветать в большинстве мест, где существовало во время заката империи. В некоторых областях, таких как Бургундия, где проводилась вырубка лесов для закладки новых виноградников, площадь земель для виноградарства даже увеличивалась. Виноградная лоза впервые появилась в некоторых странах Центральной и Восточной Европы. К IX веку, с появлением более стабильной империи Каролингов, долговременные торговые связи были восстановлены и виноделие сразу же оживилось, чему способствовал и бурный рост населения вскоре после 1000 г. н. э.
Благодаря обширным епископально-монастырским виноградникам церковь играла жизненно важную роль в сохранении и распространении культуры виноделия в смутные времена после заката античности, но было бы неправильно думать, что ей принадлежит исключительная заслуга в этом деле.
Тем не менее, церковь имела особый интерес в процветании своих виноградников. Клирикам требовался постоянный, хотя и скромный, запас вина для совершения таинства Святого причастия, и наилучшей гарантией от любых неожиданностей было самостоятельное производство вина. Во многих случаях такое решение было непрактичным, поскольку виноградарство требует значительных трудовых затрат, а в некоторых приходах просто не хватало рабочей силы для возделывания достаточно большого виноградника, чтобы изготавливать вино в сколь-либо значительном количестве. Многие церковные виноградники, о которых известно, действительно были очень небольшими. Они давали достаточно вина для причастия и для собственных нужд церкви, но излишков для продажи на рынке не оставалось.
В некоторых религиозных орденах предписывалось ежедневное употребление вина. В монастырях бенедиктинцев каждому монаху выделяли ежедневный рацион вина, если он не давал обета воздержания. Это было прагматичной уступкой реальности, поскольку святой Бенедикт утверждал, что «вино не является напитком для монахов, но, поскольку в наши дни их трудно убедить в этом, давайте хотя бы согласимся пить умеренно и не до пресыщения». На практике это означало: «...мы верим, что одной эрмины [пинты] вина в день будет достаточно для каждого человека, но те, кого Господь наделил даром воздержания, должны знать, что они заслуживают особой награды».
В признание лечебных свойств вина больному монаху разрешалось пить больше с ведома настоятеля. Это контрастирует с римским обычаем сокращать рацион вина у больных рабов, поскольку они хуже работали. Бенедиктинские правила также предписывали, что в тех случаях, когда обстоятельства не позволяют выделять полный рацион вина или же вообще исключают его употребление, монахи не должны жаловаться.
Количество монастырских виноградников было довольно значительным. В 814 г. аббатство Сен-Жермен-де-Пре в окрестностях Парижа владело в общей сложности 20 тысячами гектаров плодородной земли, из которых 300-400 гектаров были засажены виноградной лозой. Это был не один большой виноградник, а ряд мелких владений, разбросанных по сельской местности вдоль берегов Сены и Марны. Менее половины виноградников возделывалось самими монахами, а большая часть сдавалась в аренду жителям, платившим ренту и другие налоги вином. Урожай с виноградников аббатства составлял от 30 до 40 гектолитров вина на гектар; таким образом, аббатство ежегодно имело около 640 тысяч литров вина для внутреннего употребления или на продажу. Не менее важное значение имеет тот факт, что крестьяне, выращивавшие виноград, сохраняли до 700 тысяч литров вина для личного употребления или для продажи на рынке.
Церковь вкладывала средства в развитие виноградников в нескольких регионах, которые теперь находятся в Германии, Австрии и Швейцарии.
Мотивы, стоявшие за желанием иметь виноградники при церквях и монастырях, представляются достаточно ясными, но площадь виноградников значительно превосходила ритуальные потребности церкви. Религиозные ордена не только были крупными землевладельцами, имевшими постоянный доход от своих виноградников, но и выполняли ряд общественных функций, требовавших обладания большими запасами вина. Путешественников, которые часто останавливались и отдыхали в монастырях, следовало кормить и обеспечивать вином, а настоятели часто устраивали празднества, на которых к столу подавали вино, кроме того, вино входило в ежедневный рацион монахов и монахинь. Доля церковного вина, использовавшегося для Святого причастия — целью, которая чаще всего ассоциировалась с церковью, была очень незначительной.
Однако многие виноградники не имели вообще никакого отношения к церкви. Ими владели князья и вельможи, изготовлявшие вино для собственных нужд и продажи на рынке. Вино было обязательным угощением для знатных гостей, и парадный стол без вина тогда был столь же немыслим, как и теперь. Проблема с определением и описанием виноградников, не находившихся во владениях церкви, заключается в том, что многие сведения о земельных угодьях частных владельцев были утрачены. Монастырские хроники, как правило, сохранялись лучше.
Монахи находили применение всевозможным побочным продуктам виноградарства и виноделия. Плохое или испорченное вино использовалось в качестве уксуса, а виноград, не используемый для изготовления вина, употребляли в пищу или выжимали кислый сок для маринования ветчины и сыров. Виноградные косточки использовались для ароматизации или как источник масла для изготовления мыла, и наконец, листья и излишки древесины использовались, соответственно, для осеннего фуражного корма и для растопки.
Спад в европейском виноградарстве, начавшийся после крушения западной части Римской империи продолжался до Каролингского возрождения в конце VIII века. Первый император христианской Римской империи Карл Великий и последующие Каролинги проводили политику, способствовавшую развитию виноградарства и виноделия. Сам же Карл Великий, по свидетельствам современников, редко выпивал более трех кубков вина за обедом и назначал суровые наказания за пьянство.
Впрочем, восстановление виноделия и виноторговли было связано не столько с политикой Карла Великого, сколько с политической стабильностью, воцарившейся в Европе после нескольких столетий территориальных конфликтов.
Возможно, лучшим аргументом в пользу преемственности и развития виноделия в Западной Европе был постоянный рост употребления вина. Алкогольные напитки пиво и вино были составной частью германской культуры, и наиболее важные общественные решения — избрание правителей, вопросы войны и мира, бракосочетание — принимались во время празднеств с обязательным присутствием вина. Его употребление было ритуалом, соединявшим людей, а способность выпить много вина рассматривалась как признак мужественности. В Южной Франции епископ Арльский, один из немногих решительных противников пьянства, с досадой отмечал, что пьяницы не только высмеивают непьющих людей, но и выражают сомнение в их мужественности.
Попойки были распространенным явлением, и исторические хроники свидетельствуют, что пьянство являлось одной из культурных черт той эпохи. Если руководствоваться документальными свидетельствами, англосаксонское население Англии было особенно склонно к злоупотреблениям; здесь встречается больше упоминаний о пьянстве и попойках, чем во всей остальной Европе. Однако нет причин полагать, что жители континентальной Европы пили заметно меньше. В галльских хрониках династии Меровингов содержится много сцен общественных попоек, где с неприглядной прямотой изображаются пьяные люди, лежащие на улицах в лужах собственной рвоты, либо совершающие акты насилия. Чаши для питья со следами эля и вина, обнаруженные в могилах по всей Франции и Южной Германии, указывают на развитую культуру винонития. На некоторых чашах есть надписи вроде: «Меня мучит жажда», «Налей и выпей» и «Радуйтесь имеете со мной».
Один историк назвал период Каролингов «эпохой одержимости вином». Англо-латинские разговорники того времени обычно начинались жизненно важной фразой «Дай мне выпить», а таверны были центрами сельского и городского общения. По религиозным или другим, более банальным причинам клирики проявляли особенную склонность к вину. Каждый раз, когда империя Каролингов находилась под угрозой вторжения норманнов, спасающиеся бегством монахи пытались увезти с собой запасы вина. В 845 г., когда монахи аббатства Сент-Жермен вернулись в свою общину после нападения норманнов, они вознесли хвалы Господу не только за свое освобождение, но и за сохранение своего винного погреба. Это означало, что у них было достаточно вина, чтобы прожить до следующего урожая.
По мере того как христианская церковь распространяла свое влияние на народы Европы, она не только способствовала развитию виноделия, но и столкнулась с фактом, что многие верующие, как мужчины, так и женщины, пили слишком много и слишком часто. Будучи одним из главных напитков в тексте Библии и неотъемлемым элементом церковных ритуалов, вино требовало положительного отношения, и вопросы о пьянстве и злоупотреблениях было трудно разрешить. Хотя многие видные деятели церкви клеймили пьянство, существовало негласное убеждение в том, что алкогольное опьянение было физическим и эмоциональным состоянием, тесно связанным с духовным просветлением. Многие отцы церкви пользовались определением «трезвое опьянение» для описания состояния духовного блаженства, достигаемого без помощи вина; возможно, это побуждало менее благочестивых людей употреблять вино в качестве вспомогательного средства.
Проблема пьянства неоднократно обсуждалась не только отдельными духовными лидерами, но и на церковных соборах. Она рассматривалась в общественном, нравственном и духовном аспектах. В VI веке епископ Арльский Кесарии осудил пьянство по трем причинам: оно вело к насильственному и безнравственному поведению; отнимало деньги, которые могли пойти на благотворительность; и было святотатственным по своей природе. Хроники того времени ярко иллюстрируют подобные жалобы на многочисленных примерах. Эберульф, казначей короля Хильдеберта II (570-595), «бросил священника на скамью и избил его кулаками только потому, что тот отказался дать Эберульфу вина по причине его пьянства».
В церкви поступали жалобы о том, что люди отказывались подавать милостыню беднякам, говорили им: «Иди с миром, бог подаст», хотя сами при этом напивались дорогим вином. Святотатствующие пьяницы поднимали тосты в честь ангелов и святых, а потом напивались и совершали безнравственные поступки. Клирики в этом отношении были не лучше мирян. По свидетельству современников, епископ Каутин Турский часто «так напивался вином, что лишь четверо мужчин могли унести его от стола». С другой стороны, епископ Суассонский «почти четыре года пребывал в беспамятстве из-за постоянного пьянства». Его даже пришлось запирать в камеру каждый раз, когда королевский кортеж проезжал через город.
Григорий Турский (ок.538/539-593/594) жаловался, что монахи проводят больше времени в тавернах, чем за молитвой в своих кельях. В 847 г. совет прелатов постановил, что любой член религиозного ордена, который регулярно напивается, должен нести епитимью в течение сорока дней, что в данном случае подразумевало воздержание от мясного, пива и вина.
Пьянство и употребление вина также рассматривалось в пенитенциариях — руководствах для священнослужителей той эпохи, где перечислялись виды покаяния, которые христиане должны нести, когда они совершают грехи. В целом наказания, налагаемые на духовных лиц, от которых ожидалась большая самодисциплина, были более суровыми, чем для мирян, а священнослужители высокого ранга несли большую ответственность, чем простые монахи и приходские священники. В одном пенитенциарии начала VIII века, авторство которого приписывается Беде Достопочтенному (ок.672/673-735), предписывалось наказание за пьянство до такой степени, когда «вино лишает человека разума, его речь становится бессвязной, а глаза дикими, а впоследствии он страдает от тошноты, несварения желудка и болей во всем теле». Эти симптомы сами по себе кажутся достаточным наказанием, но помимо этого провинившемуся запрещалось употреблять вино и мясо в течение трех дней для мирянина, семи дней для священника, двух недель для монаха, трех недель для дьякона, четырех недель для пресвитера и пяти недель для епископа.
В другом пенитенциарии из монастыря Св. Силы в Испании проводились дальнейшие уточнения. Напившийся священнослужитель отбывал покаяние в течение двадцати дней, но, если его стошнило в результате пьянства, наказание увеличивалось до сорока дней, а если провинность усугублялась тошнотой во время таинства Святого причастия, оно продлевалось до шестидесяти дней. Покаяние для мирян в данных обстоятельствах было менее суровым и устанавливалось в течение десяти, двадцати и сорока дней соответственно.
Раннее средневековье от крушения Римской империи и до конца I тысячелетия христианской эры, было неспокойным временем для виноградарей и виноделов. В Европе, а также на Ближнем Востоке, в Северной Африке и Иберии угроза исходила от внешних сил, отвергавших культуру вина и теологически противостоявших ей. Но варвары проводили политику, в целом благожелательную к виноделию, а ислам не полностью уничтожил его в регионах, покоренных мусульманами. Потрясения того времени нанесли большой ущерб виноделию и виноторговле, но в Европе сохранило свое культурное значение и упрочило его в позднем Средневековье.
08:58 11.04.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> Именно Петр отбросил страну назад так, как никто не отбрасывал никого.
Да неужели? Я не сомневался в твоей русофобии, сперва Сталин тебе не угодил, теперь вот до Петра долез, а потом будешь рассказывать что и истории у нас толком никакой не было. Только Пётр создал флот, который существует по настоящее время и побил шведов, которые пол Европы засношали. В отличии от дурачка Карла 12, Пётр на три головы был выше как стратег, после Нарвы его романтизм улетучился и пока Карлушка гонялся за поляками, Пётр очищал район Невы, беря одну крепость за другой. А когда Карл повернулся в сторону России, то бы разбит по частям, сперва при Лесной. а потом при Полтаве в отрыве от своих операционных линий, что окончательно похоронило шведскую стратегическую инициативу. И даже Прутский поход не был бы такой неудачей, если бы не один придурок, не выполнивший прямой приказ, на кол его за это надо было бы посадить Так что замолчи свой рот гавкать на Петра, ты его мизинца не стоишь.
11:08 11.04.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> Алкогольные хроники.
ккак многа букаффф.... ниасилил....
Спросил как-то раз я деда, который служил на Балтике на линкоре "Гангут" с весны 17 по весну 23 года - Деда, а как революция случилась? - Ааа... да это всё пьяные матросики....
Потому ПЬЯНСТВУ - БОЙ!!!!
11:17 11.04.2015
Торульф (Торульф) писал(а) в ответ на :
> ак что замолчи свой рот гавкать на Петра, ты его мизинца не стоишь.
как и ты.Перепить такого деятеля,тебе не в силах
15:44 11.04.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> Торульф (Торульф) писал(а) в ответ на сообщение:
>> ак что замолчи свой рот гавкать на Петра, ты его мизинца не стоишь.
> > как и ты.Перепить такого деятеля,тебе не в силах >
Переделать его дела тоже. Непьющая Анна Иоановна к примеру сдала Баку, захваченный пьющим Петром
15:53 11.04.2015
Да, говоря о Петре Первом нельзя забывать,что он дружил с Западом и принимал от него помощь. Его заслуг мало,главное -западные советники.Петр же только бухал и гулял.
