Но и молчать нельзя, уважаемый Алекс, когда польские политики опираются в своей политике, на ложь клевету и недосказанность. Тем самым вводя людей в заблуждение.
Интересно, а про десятки тысяч тысяч зверски насмерть замученных советских военнопленных Польша извиниться не желает и принести покаяние перед Россией? Польские войска продвигались не только с легкостью, отмеченной Д. Кернаном, но и с жестокостью, возрождавшей память о самом темном средневековье. Польский министр иностранных дел в правительстве Пилсудского Ю. Бек вспоминал: “...в деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности”.
Зверским расправам со стороны поляков подверглось еврейское население Украины и Белоруссии. Так, по приказу польского коменданта Пинска было сожжено 40 евреев. В местечке Тешиево во время еврейского погрома вырезано четыре тысячи человек. Таким порядком поляки дошли до самого Киева и овладели им.
Летом 1920 года Красная Армия, собрав последние силы, нанесла полякам ответный удар и предприняла настолько успешное наступление, что, как казалось большевистским лидерам, оно вдохновит революционные силы в Польше, а затем во всей Европе.
Дело в том, однако, что польской армией тогда командовал толковый военный и политик маршал Пилсудский, а Красной Армией — недоучившийся поручик Ту###евский. На подступах к Варшаве войска под его командованием потерпели жестокое поражение. В результате в польский плен попало, по разным данным, от 130 до 165 тысяч красноармейцев, не считая тех, что были уничтожены без доставки в лагеря. Чем стали польские лагеря, в которых содержались пленные красноармейцы? По сути, прообразом лагерей гитлеровских. В докладе совместной российско-украинской делегации, работавшей в составе советско-польской комиссии по делам военнопленных, говорилось: “Поляки обращались с пленными не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения военнопленных происходили на каждом шагу. Пленных красноармейцев привлекали на работы, унижающие человеческое достоинство. Их запрягали вместо лошадей в телеги, плуги, бороны, ассенизационные повозки. Сколько умерло в Польше наших военнослужащих, установить нельзя, так как поляки в 1920 году никакого учета не вели”.
Не раз дело доходило до убийств военнопленных просто так, на потеху пьяного офицерья. “Ужасное мщение готовит себе буржуазная шовинистская Польша”, — писал прошедший те лагеря Я. Подольский.
Всего, по подсчетам военного историка М. Филимошина, число погибших и умерших в польском плену красноармейцев составило 82 500 человек. Признал ли польский президент это преступление геноцидом? Извинился за него? Потребовал обнародовать списки виновных? Нет.
Театр польской пляски на костях продолжает гастроли. И гвоздь его репертуара — “катынское дело”, а главный постановщик жуткого спектакля не кто иной, как министр пропаганды гитлеровской Германии Й. Геббельс. Как он относился к полякам? Как и Гитлер. Зоопатологически. В его дневниках есть, например, такое: “Суждение фюрера о поляках — уничтожающее. Скорее звери, чем люди. Тупые и аморфные”. “Польская аристократия заслужила свою гибель”. Затем в своей сорокастраничной разработке пропагандистского спектакля по Катыни он напишет: “Для нас, конечно, эти польские офицеры не являются вопросом главным...” Тем не менее наставлял он своих подчиненных: “... нам нужно чаще говорить о 17—18-летних (польских. — Р. Л.) прапорщиках, которые перед расстрелом еще просили разрешение послать домой письмо и т. д., так как это действует особенно потрясающе”.
То есть цинизм беспредельный. “Катынское дело”, — писал он тогда же, — становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях вызовет еще не одну взрывную волну. И мы используем ее по всем правилам искусства”.
Искусство проявилось уже в выборе момента для постановки Геббельсом катынской драмы — апрель 43-го года. Вспомним: только что гитлеровской Германии был нанесен тяжелейший удар на Волге, в Сталинграде. В войне наметился перелом. Нарастали антигитлеровские настроения и сопротивление в Европе. В Варшавском гетто восстали евреи, не желавшие мириться с “окончательным решением” их вопроса. И вот тогда-то, хотя о захоронениях расстрелянных польских офицеров в Катынском лесу и окрестные жители, и поляки из немецких трудовых команд знали и говорили раньше, состоялась премьера геббельсовской драмы на польских костях. В упомянутой разработке Геббельс прежде всего определил виновных в преступлении: кремлевские евреи. Это они руками НКВД расправились с несчастными поляками весной 1940 года. В эту точку он бил с присущей ему одержимостью. Своим подчиненным он предписывал: “Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство (“катынским делом”. — Р. Л.), должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими же должны быть и журналисты. Некоторые наши люди должны быть там (в Катыни. — Р. Л.) раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено (! — Р. Л.) и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии”.
Этой линии не соответствовали находившиеся у расстрелянных документы, письма с датами позже весны 1940 года. Их-то в ходе подготовки трупов к предстоящему шоу люди Геббельса постарались заблаговременно изъять. Соответствующим образом готовились экспертные заключения, показания свидетелей. Чрезвычайно важным для успеха акции было вовлечь в ее подготовку самих поляков. И акция, надо признать, удалась. В нее активнейшим образом включились радио и пресса Германии, Польши и практически всей Европы. В Катынский лес доставляли группы экскурсантов. В числе их были и местные жители, и привозные полицаи, и опять-таки граждане оккупированной немцами Польши. Смотрите, внушали им экскурсоводы, на дело рук большевиков. Знайте, что будет, когда их орды придут сюда, а затем хлынут в Польшу, завоюют всю Европу. В общем, Геббельс знал, что делал.
В его записях, между прочим, было и такое: “Если на месте обнаружится немецкое оружие, вся затея рухнет”. Так и случилось. Первое, на что обратила внимание комиссия во главе с академиком Н. Н. Бурденко, прибывшая в Катынь после освобождения Смоленска, — расстрел производился немецкими пулями из немецких пистолетов и способом, применявшимся обычно немцами: выстрелом в затылок перед вырытой ямой. При этом руки жертв были связаны веревками не из пеньки, а из бумаги, применявшимися опять-таки немцами. Нашлись и свидетели, обслуживавшие немецкую расстрельную команду осенью 1941-го, а также те, кто был освобожден из Катынских лагерей либо бежал при наступлении немецких войск.
Весной 1946 года советское обвинение представило документы по “катынскому делу” Международному трибуналу в Нюрнберге. Однако помощник советского обвинителя Н. Д. Зоря, готовивший “катынское дело” к представлению Трибуналу, был найден в номере гостиницы мертвым. Официальная версия гибели — неосторожное обращение с оружием. По странному стечению обстоятельств в те же дни был убит и польский прокурор Р. Мартини, отбиравший для Трибунала свидетелей, опровергавших версию Геббельса. Но те, кому она выгодна, были готовы, как видно, на все. В начинавшейся “холодной войне” бомба, заложенная в свое время Геббельсом, пришлась, как нельзя, кстати. В итоге Трибунал не стал рассматривать “катынское дело”, а в современной демократической России официально принята версия, сработанная Геббельсом. На нынешнем этапе на ней совместно с польскими коллегами кормится целая когорта российских прокуроров, историков, дельцов архивного бизнеса.
Любимая поговорка райхсфюрера министерства пропаганды была такой: \"Чем чудовищнее ложь, тем нужно чаще ее повторять и в конце концов люди в нее поверят!\"