Сповідь інтегрального націоналіста... (Читать хахлам, как "Батько наш")

Севастопольский

33 887 21:40 04.03.2013

Рейтинг темы: +1

Севастопольский
14454

Сообщений: 18106

...Украинским националистом я ощущал себя с детства. Поначалу – на уровне подсознания. Думаю, привили мне его родители. Обычные советские интеллигенты, никогда и не помышлявшие об общении на украинском языке, они нарочно отдали меня в украинскую школу. Это был некий гражданский акт. Может быть, даже – протеста. Любители джаза (Сачмо, Дюк, Эллочка), классики, Стругацких, Высоцкого мама с папой не упускали случая поглумиться над советским масскультом, особенно, когда тот облекался в форму народного творчества «старшего брата». Это сейчас любому непредвзятому человеку ясно, что то был обычный россиянский лубок (все эти балалайки, матрёшки, ложки и, даже, гармони имеют весьма отдалённое отношение к вековым пластам русской традиции). А тогда любая национальная культура на фоне такой вот экспансии смотрелась куда более развитой, нежели «рассейская».

Лет в двенадцать продвинутый одноклассник как-то поведал, что бандеровцы, оказывается, умудрялись воевать против СССР ещё в пятидесятых. Это породило некую гордость за наших «лесных романтиков». Мол, могём же бодаться с махиной, в отличие от этих забитых москалей!

Впрочем, такого рода «прозрения» были урывочными. В целом я рос нормальным советским ребёнком и даже видел себя строителем коммунизма.

Подсознание дало зачатки сознания в армии. Здесь я впервые узнал, что национальность может иметь значение в быту. Кавказцы, литовцы, среднеазиаты группировались в стихийные (ли?) мини-землячества. Причём, осетины, к примеру, ещё умудрялись дружить против ингушей, а памирцы, записанные в паспорте таджиками – против таджиков истинных. Нас – «хохлов» – в силу многочисленности не трогали, но тихо презирали. И, должен сказать, по делу.

Как-то я был назначен дежурным по роте (дело было в «учебке», где все одного призыва). В наряд по кухне мне дали троих земляков и пару осетин. Последние заявили, что посуду мыть не будут, потому что не будут мыть никогда! Я отрезал что-то в том роде, что женщин здесь нет. Тогда меня при всей роте предупредили, чтобы не нарывался. Угрозы не подействовали. Как следствие, ночью накануне дежурства осетинское землячество в составе пяти-шести человек подняло меня «пагаварить». В каптерку вели через всю казарму. И ни один «зёма», включая тех, кому предстояло отрабатывать за отказников, не пошевелился! В конце «взлётки» я развернулся и громко, на всю казарму, заявил: «А какого х.. я должен за вас отгребать?!! Это что, мне за них на кухне дежурить?! Не можете за себя постоять – умирайте на кухне!». «Маладэц, хахол!», – услышал одобрительный гул я за спиной. Это не была похвала трусости, хотя бы потому, что любую трусость кавказцы презирают – даже выгодную им. Меня они тут же приняли в свою стаю, и с тех пор мы уже вместе валялись где-нибудь на солнышке, когда роту направляли на хозяйственные работы.

На «хохла» никто тогда не обижался. Вплоть до 90-х ни «хохол», ни «москаль», ни «ара», ни ##### не носило оскорбительного оттенка. Первую серьёзную национальную обиду проглотил, когда сержант из соседнего отделения поддел «статистикой». Мол, большинство предателей во время войны составляли хохлы (полицаи и бандеровцы). И самое досадное, что мне – отличнику по истории в школе и университете (тогда забирали в армию и студентов) – совершенно нечего было возразить этому дремучему #####у из какой-то мордовской деревни. Нечего мне, знающему теперь о власовцах, возразить и сегодня, т.к. последних в России считают отщепенцами, а не «нескореними» героями.

Зато было что ответить, а, вернее, соврать куда более цивилизованному Антанасу Станкявичусу (по кличке «Джонни») из вильнюсского политеха, попрекавшего: что ж вы хохлы между собой разговариваете на русском? Я что-то лепетал о том, что в армии, мол, мы же в интернациональном коллективе… «А думаете на каком?». «А с какого слова мысль начинается, на том и продолжается», – сочинял на месте я, краснея от стыда.

В «учебке», кстати, строевой песней нашего взвода была «Россия любимая моя, родные берёзы тополя!», и я внутренне возмущался – почему о любви к берёзкам должны орать те же осетины с украинцами. Впрочем, ещё в детстве, любуясь берёзовыми рощами где-нибудь под Ворзелем, я задавался риторическим вопросом – почему это Россия их присвоила?

Мой «дембель» совпал с триумфальным возращением на олимп советского и европейского футбола команды Лобановского, чуть ли не десятилетие несправедливо притеснявшегося союзной федерацией. Ещё через два года сборная СССР, сформированная на основе киевского «Динамо» стала вице-чемпионом континента. На торжественном открытии чемпионата во время прохождения наших футболистов играла «Калинка», и я опять негодовал – почему не гопак? А вот сейчас, раз уж на то пошло, смотрю на тот состав, и что оказывается: Дасаев (капитан) – ногаец из Астрахани, Бессонов – русский из Харькова, Демьяненко – украинец из Днепропетровска, Хидиятуллин – татарин из Пермской обл., Кузнецов – русский из Чернигова, Рац – венгр из Закарпатской обл., Алейников – белорус из Минска, Литовченко – украинец из Днепродзержинска, Протасов – русский из Днепропетровска, Михайличенко – украинец из Киева, Гоцманов – белорус из Минска, Беланов – русский из Одессы, Сулаквелидзе – грузин из Кутаиси, Заваров – русский из Луганска.

Но тогда я даже и представить не мог, что человек, родившийся в Ворошиловграде, Харькове или Ужгороде может не идентифицировать себя украинцем независимо от фамилии. Зато я без лишних сомнений гордо зачислял в украинцы лидеров большинства культовых групп из гремевшего на всю страну Ленинградского рок-клуба: Шевчука («ДДТ»), Задерия («Алиса»), Науменко («Зоопарк»), Гаркушу («Аукцыон»), братьев Сологубов («Странные игры»), Скибу («Мануфактура»). И это только из первой когорты!

Через год я смог, наконец, реализовать свои скрытые комплексы. КГБ всем дурачкам на радость запустил «Народний Рух України за перебудову». Вместе с несколькими однокурсниками по геофаку решили проталкивать «народное» движение за перестройку и мы. Факультетский «осередок» возглавил, разумеется, комсорг Павел Загороднюк (сегодня он глава Совета директоров Группы компаний «Надра»). Впрочем, все мы, включая Павла Алексеевича, искренне верили в чистоту помыслов лидеров Руха, конечно же, не догадываясь, что создан он как конкурент зарождавшимся Народному и Гражданскому фронтам Украины и Украинскому Хельсинскому союзу, неподконтрольным КПСС. Смущали, разве что некоторые программные положения. Например: «Рух признаёт руководящую роль Коммунистической партии...», «Основная цель – содействие Коммунистической партии...» и т.п. На учредительном общеуниверситетском собрании я даже предлагал тогдашнему председателю Руха Мирославу Поповичу, красивый выход из этой нелицеприятной ситуации. Мол, в КПСС есть, безусловно, и здоровые силы, которые сейчас как раз во главе партии (это я о Гобачёве, Яковлеве и прочей нечисти), так вот Рух поддерживает именно прогрессивные коммунистические силы. «То есть у нас с ними некое математическое пересечение множеств», – рисовал я наивные схемы на доске аудитории кибернетического факультета, где проходило учредительное собрание.

Если не ошибаюсь, первой акцией нашей факультетской ячейки был пикет в поддержку «украинского Ельцина» – Ивана Салия, которого ненавистные партократы снимали с должности 1-го секретаря Подольского райкома КПУ. Там я завязал дружбу с Сергеем Крыжановским, сыном будущего нардепа, а затем первого посла Украины в РФ. Их семье я многим обязан, но сегодня эти прекрасные люди руки мне не подают. Очень надеюсь, что это временно.

Затем был период расклеивания листовок за «демократических» кандидатов в народные депутаты СССР и УССР, развозка руховских газет по городам и весям, куда были распределены однокурсники. Кстати, даже на Полесье, и Подолье простые люди чурались этой макулатуры, определяя её как злобную. И это в областях, которые в центральной Украине уже тогда считались бандеровскими! Наша геологическая партия работала на полигоне от Причерноморья до Волыни. Под Кировоградом мы набрали рабочих-землекопов из выпускников десятых классов. Так родители боялись их отпускать под Житомир – «на бандеровщину».

То, что приходилось месяцами не заезжать в Киев, уберегло меня от активной общественной деятельности. Дабы восполнить пробелы в душевной работе, я взялся с помощью трудов Грушевского изучать историю мест, где доводилось вгрызаться в недра. Однако вскоре занятие сие бросил – построения гиганта украинской мысли воспринимались настолько искусственными и притянутыми за уши, что преодолеть внутреннее отторжение я не смог. Но задумывался ли я над тем, отчего это мне – давнему почитателю Клио – показалась такой скучной история родного края, да ещё от «лучшего специалиста» в данном вопросе? Если и да, то списывал сие на академичность стиля изложения.

Компенсировал я «исторические» пробелы «культурными». Возвращаясь по вечерам на базу, включал уже не Центральное телевиденье, а вечно «убитый» третий канал (УТ-2), где стали пускать телеспектакли по классикам западноукраинской литературы. Я просто млел от «шляхетської мови львівських панянок і паничів» начала XX в., мечтая, что в моей будущей семье мы будем разговаривать исключительно на украинском и восстановим популяцию истинной украинской интеллигенции, очевидно исчезнувшей при советской власти. Это потом я узнаю, что все эти пьесы ещё более искусственны, чем история Грушевского, ибо «українські панянки» – оксюморон. В польском Львове коренное население веками выше прислуги, как правило, не поднималось, если только не отрекалось от собственных корней и языка.
Во главе отряда, на лихом троллейбусе

А во время одного из заездов в Киев летом то ли 90-го, то ли 91-го я даже «зазнав політичних репресій і знущань тоталітарного режиму» – напившись с друзьями во время каких-то народных гуляний на Козьем болоте (будущий «Кайдан Незаможности» а тогда «Площа Жовтневої революції»), выхватил из разноцветной декорации желтый и синий полотнища, и начал ими размахивать. За хулиганское повреждение коммунальной собственности меня тут же приняли в воронок и по дороге в РОВД отдубасили резиновыми изделиями М-60. Полночи продержали в камере, но дело в суд не передали – я просто пригрозил дежурному, что через год-два стану каким-нибудь районным начальником уже при «народной» власти, и всё припомню. Дежурный вполне осознавал реальность моих пророчеств (в чем сам признался) и отпустил подальше от лиха.

Впрочем, жёлтая блакитность была для меня уже отстоем. К тому времени я носил красно-черный значок УПА, и этим радикализмом пугал даже единомышленников.

Не удивительно, что 19 августа 1991 г. застало меня в первых рядах защитников украинской независимости (декларация-то была уже принята) от танков генерала Варенникова. И даже во главе передовых отрядов.

Заслышав утренние звуки «Лебединого озера», я помчался на Козье болото, где к тому времени уже начали собираться такие же «найсвідоміші патріоти». С возгласом «Да понимаете вы, что Кравчука и Ельцина, возможно, уже арестовали в Ново-Огарёво?» (где они должны были собраться для подписания союзного договора), я призвал «боронити останній оплот суверенності – Верховну Раду». Собравшиеся к тому времени тысяча-две решительно «попрямували» к указанному «оплоту». Сам же я, то ли от лени переться в горку, то ли от желания поскорее примчаться на баррикады, сел в троллейбус и прибыл к Раде первым. Милиция ещё не подоспела и выставила заслон лишь перед самым приходом колонн. Так я чуть ли не единственным оказался внутри оцепления. Ко мне уже было решительно направился человек в штатском, но в этот момент с ещё более решительными физиономиями подъехали нардепы Черновол и Филенко. Я, вроде как от имени озабоченного народа принялся их расспрашивать об обстановке. Те докладывали: «Єльцин налаштований рішуче, Кравчук – засунув голову в…». В общем, не в песок…

Органы не решались нарушить неприкосновенность нашего общения и лишь снимали его на несколько портативных кинокамер. Думаю, в архивах СБУ, соответствующие кадры ждут своего часа (пожалуй, уже как компромат).

Через три месяца, я, конечно же, проголосовал за «незалежность» и Черновола…

А через три года я уже голосовал за Кучму, как гаранта дружбы с РФ.
Очищение по Ульянову

Нет, это не было разочарованием в идее самостийности лишь потому, что за время, прошедшее с референдума так и не наступил европейский рай с колбасным изобилием. Я-то был идейным. В конце концов, и Кравчуком не очаровывался. Потому списывал неудачи первых лет независимости на вовремя перекрасившуюся партноменклатуру, не допустившую к власти истинных рыночников и демократов.

Произошло гораздо «худшее». Мой друг Володя Ширяев, раньше других протрезвевший от либерализма огоньковского разлива (а украинством и не страдавший) подсунул мне брошюрку «Откуда пошло самостийничество». Это была выжимка из работы Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма» в виде приложения к еженедельнику «Русский вестник».

И мир вдруг перевернулся! Настолько аргументировано и просто Ульянов низверг всех кумиров – от «славних гетьманів» до Кобзаря aкa «Пророка», оказавшихся банальными интриганами, казнокрадами и пьяницами, а заодно развенчал массу мифов: о трёхсотлетнем «гнобленні царатом», об эмских «указах», «Батуринской резне» и прочих побрехеньках.

Взять к примеру бессовестную ложь о вековечном (до «московської окупації») отсутствии на Украине крепостного права по причине врожденной гуманности «української шляхти». Ульянов открыл мне, что переяславльская присяга не просто вывела из жесточайшей (аналогов ни в Европе, ни в России не было) панской кабалы неказачью часть населения Малой Руси. Она наделила теми самыми «омріяними в віках» «казацкими вольностями» чуть ли не всё население Малой Руси. А всё потому, что Богдан так и не удосужился составить обещанный реестр, с помощью которого можно было бы разобраться, кто казак, а кто простой мужик. И когда вставал вопрос о жаловании казакам, «штатного расписания» не оказывалось. Вот и решался вопрос по личному усмотрению старшины. Можно только представить масштабы финансовых злоупотреблений! К тому же после изгнания польских землевладельцев мельницы и винокурни, приносившие особенно крупные доходы, оказались «массово приватизированными» той же старшиной. «Уже в XVIII веке малороссийские помещики оказываются гораздо богаче великорусских как землями, так и деньгами. Когда у Пушкина читаем: «Богат и славен Кочубей, его поля необозримы» – это не поэтический вымысел. Только абсолютно бездарные, ни на что не способные урядники не скопили себе богатств», – писал Ульянов.

Но самые большие возможности имели, разумеется, гетманы. Нежинский протопоп Симеон Адамович свидетельствовал об Иване Брюховецком, что тот «безмерно побрал на себя во всей северской стране дани великие медовые, и винного котла у мужиков по рублю, а с казака по полтине, и с священников (чего и при польской власти не бывало) с котла по полтине; с казаков и с мужиков поровну от сохи по две гривны с лошади и с вола по две же гривны, с мельницы по пяти и по шести рублев же брал, а, кроме того, от колеса по червоному золотому, а на ярмарках, чего никогда не бывало, с малороссиян и с великороссиян брал с воза по десять алтын и по две гривны; если не верите, велите допросить путивльцев, севчан и рылян...» Сохранилось множество жалоб на мздоимство гетмана Самойловича. Но всех превзошёл Мазепа. Ещё за время своей службы при Самойловиче и Дорошенко он скопил столько, что смог, согласно молве, «проложить золотом путь к булаве».

По непреложному для любого времени закону вслед за обрастанием землёй и дающей стабильный доход недвижимостью, вставал вопрос о вхождении в дворянское собрание.

Как правило, родовая знать вошедших в Российскую империю народов (грузины, армяне, валахи и др.) автоматически приравнивалась в своих титулах к соответствующим титулам российской аристократии. Следующее поколение «нацменов» получало образование и делало головокружительную карьеру (как Шереметев, Кутузов и даже дети Шамиля). Но в случае с малороссийской старшиной подобная «интеграция» проходила не так гладко, поскольку поляки-то её титулами не одаривали. Президент Малороссийской коллегии граф Румянцев писал Екатерине II, что редкое собрание обходилось без разоблачения, когда соседи публично уличали друг друга в отсутствии дворянского звания: «Тогда обиженный вставал и начинал перечислять всех крупных вельмож – своих земляков, ведущих род либо от мещан, либо от ####в

Идя навстречу пожеланиям «стучащихся», правительство ввело «подзаконную» практику превращения самочинных землевладельцев в малороссийских дворян. Но тут вдруг возникло столько видов и подвидов панства, что им трудно было подобрать великороссийские аналоги. Тем не менее, актами 1767, 1782 и 1783 гг. малороссийское дворянство было всё же узаконено. И если ещё в 60-х «новые малорусские» не могли предъявить удостоверений «благородного» происхождения, объясняя это гибелью семейных архивов во время бесконечных гетманских междоусобиц, то после указов 80-х на свет явилось около 100 000 (!) пышных родословных. Даже известный деятель украинофильского движения XIX в. под показательным псевдонимом Царедавенко признавал, что «тогда завели чуть что не открытую торговлю дворянскими правами и дипломами». Так, Скоропадские оказались потомками некоего «референдария над тогобочной Украиной». Кочубеи – татарского мурзы. Капнисты – мифического венецианского графа Капниссы, жившего на острове Занте, и прочая от прочих. Появились самые химерические гербы. Выдумывали их в основном в Бердичеве – в этом бизнесе так или иначе было задействовано всё его население.

Подобные игрища были бы не более чем забавны, если бы не одно но – именно пресловутые «казацкие вольности» чудесным образом конвертировались в личные «крепостные права» казацкой старшины на остальную часть малороссийского населения.

Вот и спрашивается, зачем же я на протяжении стольких лет методично скупал на майданной раскладке всевозможные «історичні часописи», «фактами» из которых пытался доказать тому же Ширяеву, скажем, обоснованность украинских претензий на Черноморский флот или древнейшее происхождение «мовы», как единственно автохтонной в Европе из всех арийских языков?

Три дня я проторчал в туалете, выкуривая сигарету за сигаретой. Это была настоящая ломка. Только душевная. Отчего не менее мучительная. Рушилось все! «Высокие» цели, ради которых я, казалось, жил, оказались ложными.

Из депрессии я вышел полностью аполитичным (в отношении текущих украинских разборок). Хотя, не знаю, вышел бы совсем, если бы путь из украинофильской клоаки не проложил к тому времени для меня Лев Гумилёв.
Читать далее...

NR2.ru: http://www.nr2.ru/authors/427127.html

Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!