К моменту начала занятий Олежек сумел самостоятельно разобраться, что,
кроме «аусвайсконтроль» и «хэндехох», в немецком языке существует еще
около двухсот тысяч «иностранных» слов. Растроил его «хэндехох», любимый
и привычный из старых советских фильмов о войне. Оказалось, это не одно,
а целых два слова.

В первый день Олежек поделился филологическими окрытиями с соучениками,
людьми на Родине некогда уважаемыми и заслуженными: двумя профессорами
московских ВУЗов, работниками научно-исследовательских институтов,
учителями, врачами и инженерами. Сам Олежек, в прошлой жизни
экскаваторщик, был лишен радости студенческой жизни по причине слабого
здоровья и плохой памяти. В образованную компанию попал из-за жены,
учительницы начальных классов. Сердобольный немецкий чиновник от
образования решил не делить семью на умственно сильных и слабых и
отправил на одни курсы — для сильных. Простым смертным пропуском в
общество «сильных мира сего» служил диплом о высшем образовании.

Украшал компанию учеников пионер-партизан дед Генрих. Тот же чиновник
предпочел сдаться в плен, разрешив посещать занятия, а не обьяснять
деду, почему в 70 лет не то что курсы, выход из дома, равноценен вылазке
за линию фронта. Дед Генрих был полуглух, полуслеп, молод душой и
рассуждал по-деловому — прорвались в сорок третьем, прорвемся и сейчас.
Дед единственный из группы говорил по-немецки.

Задание в тот день было «простое», в смысле: простое издевательство для
каждого, кто учил иностранные языки в советской школе. Непринужденно
обратившись к соседу на немецком языке, выяснить, как его зовут, сколько
ему лет и чем занимался в прошлой жизни.

Соседкой Олежки по парте была жена Олеся. Полушепотом Олежек уточнил
возраст любимой. Помня о слабом здоровье мужа, Олеся ограничилась
короткой информацией по-русски, снабдив скупые цифры парой вводных слов
для скорейшего понимания.

Первой выступила профессура, по привычке окупировавшая парту прямо под
носом учителя. Мешая в кучу русский, немецкий и московский, два ученых
мужа перечислили собственные регалии, звания и должности. Ученые,
учителя, инженеры и врачи, не поднимая глаз, примерно шуршали словарями,
выискивая незнакомые слова и подбирая выражения.

Дошла очередь и до Олежкиной жены. Бодро сообщив имя и фамилию мужа,
Олеся выпалила в класс:

— Mein Mann ist Führer… (Мой муж — фюрер…)

Нет, класс не испугался, класс перестал дышать. Фюрер среди нас! Никто
из присутствующих застать фюрера в здравом уме и светлой памяти не
ожидал. Говорили, он отравился в бункере.

Понимая, что сказала слишком мало и одновременно слишком много, Олеся
решила продолжить по-русски:

— Фюрер, ну этого, как его, экскаватора!

Ржание по сравнению с тем, что произошло в следущую секунду — кряхтение
одуванчиков. Кино показывало фюрера в бункере, на фронте, в Рейхстаге,
местами в Еве Браун, но до сих пор единственным фюрером на тяжелой
технике оставался Ленин на броневике.

Двух профессоров московских ВУЗов, учителей, ученых и инженеров
откачивали врачи. Последнее, что видел ваш покорный слуга, пикируя под
стол, был партизан дед Генрих. Боевая закалка! Дед не растерялся, встал
в этом хаосе рвущихся тел и сказал:
«Пока такие фюреры, как ты, Олежка, управляют экскаватором, а не
страной, я боюсь только за экскаватор…"