Перестройку и первые постсоветские годы я застала в российской глубинке совсем ребенком. И одно из немногих выражений той эпохи, которое мне запомнилось особенно тревожным, это детское «Че купил?», произносимое неизменно с горящими глазами. Стук в дверь или звук ключа в замке, один поворот, второй. Вот заходит домой уставший, с мороза, еще припорошенный, будто рваными мелкими бумажками, воздушным снегом, взрослый. Мама или папа. Отряхивает воротник, топает сапогами по полу, сбивая с них последний снег, стучит одной ногой о другую. А ребенок несется, поскальзываясь в шерстяных носках на линолеуме.
И столько в этих словах было тоски. Под слова «Че купил?» совершались в провинции тогда страшные трагедии. Я помню, как щелкнул у соседей сверху замок, как зашел домой уставший отец, как раздраженно-обреченно он закричал: «Че купил да че купил?» Потом хлопнула дверь, а потом… А потом его нашли ниже по течению Туры…

Помню девочку из параллельного класса, у которой мать шагнула в окно, оставив записку: «Ребенок бежит каждый день проверять сумки. Спрашивает „Че купила?“ Невыносимо».

Помню сюжет в местной криминальной хронике: женщину задержали на квартирной краже. Она плачет на камеру: «А как жить мне? Дети, двое, бегут вечером встречать, кричат «Че купила?»

Еще я один раз застала свою маму за молитвой. Она стояла в темноте перед иконкой и бормотала ей свои жалобы. Я услышала: «Настя вечером к сумке бежит. „Че купила?“ А на что я ей куплю?»

Было мне тогда лет девять. Это уже не перестройка, дефицит и талоны — прилавки ломятся, но денег нет, начались многомесячные задержки зарплаты. Я тогда для себя четко решила просто забыть эти два страшных слова «Че купила?» И ни разу впредь их не произносила. И делала вид, будто мне ничего не надо.

А надо было. Питались скудно и однообразно. За этим «Че купил?» скрывалась тоска по разнообразной еде вдоволь. Я помню разницу между 1990 и 1995 годами: в первом случае прилавки были пусты, стояли очереди на квартал, в магазинах с боем доставали даже крупу и т.н. рожки. Ели однообразную еду, в основном углеводы, но не было этой измождающей тоски по продуктам, какая появилась спустя несколько лет, потому что в 1990-м ты не видел полные прилавки. Это очень важно.

Понимаете, когда ты месяцами живешь на гречке с солеными огурцами, организм всегда, в прямом смысле всегда чего-то просит. Многие семьи каждый день в качестве основного блюда ели хлеб с майонезом или маргарином «Рама», заваривали «Доширак», который тогда официально еще переводили как «Досирак». Моя мама была товароведом, кое-что в пользе и вреде продуктов понимала, поэтому мы «Раму» с майонезом не ели. И не пили газировку, бывшую тогда едва ли не единственной доступной возможностью разнообразить вкусовые ощущения.

Люди тогда особенно полюбили ходить друг к другу на праздники. Даже в советские дефицитные годы, а я их, все же, немного застала, не было такого предвкушения разнообразной еды, какая появилась с середины 90-х при походе в гости.

«Че купил?» — так звалась трагедия недокормленного детства. Которая заставляла взрослых выпрыгивать в окна.

Мой ребенок сегодня не бежит к сумках с криками «Че купил?» Разве что летом ждет мороженого. Мы живем в деревне, книги здесь не продают. Каждый раз, когда мы ездим в Петербург, она ждет новые книжки. Еды не ждет никогда, все потому, что у ребенка еда есть. Она не приучена к джанкфуду и безграничным сладостям, а из остального у нее все есть. Поэтому когда мама или папа приезжают домой, она бежит обниматься и зовет читать, совершенно не интересуясь, что там в сумках. Вот таким должно быть детство. Потому что видеть глаза собственного недоедающего ребенка это мучение.

Недавно я закончила свою книгу о детях из провинции 90-х «Мама!!!» В ней нет «Че купил?» Жизнь гораздо драматичнее литературы. Если ввести в роман такую тяжелую линию, те, кто после перестройки жил хорошо, просто не поверят в реалистичность таких событий. Мать выпрыгивает из окна, потому что каждый вечер приходит домой с пустой сумкой? Нет, те, у кого в холодильнике была разнообразная еда, этого никогда не поймут. Сочтут недостоверным.