"...Ты силы копишь или тупишь,
Россия? Где твой талисман?
Что ты продашь и что ты купишь
На торжище великих стран?

Грабеж, убийства и пожары.
Тюрьма, петля, топор и нож,
Вот что, Россия, на базары
Всемирные ты понесешь!..."

"Готовя материал о пропаганде ИГИЛ (запрещённого в России), волей-неволей пришлось делать определенные сравнения с пропагандой других стран и субъектов. При этом столкнулся с парадоксом, который стал для меня своего рода открытием.

Говоря о «кремлевской пропаганде», невольно возникает несоответствие формы реальному содержанию. По большому счету, такого явления, как кремлевская пропаганда, вообще не существует. То есть, что-то на ее месте есть, но это точно не пропаганда, так как она полностью не соответствует каким бы то ни было аналогам.

Задачей любой пропаганды является продвижение своей идеи и, соответственно, борьба с чужими идеологиями. Идеология является необходимым условием для того, чтобы вообще можно было бы вести речь о пропаганде.

При этом идеология может быть любой и какой угодно. Важно то, чтобы ее можно было сформулировать, и эти формулировки и становятся базой для пропаганды. К примеру, коммунистическая идеология в варианте для широких народных масс выражается как построение бесклассового общества, основанного на примате социальной справедливости. Либеральная идеология продвигает примат прав человека, идеология какого-нибудь чучхэ — опору на собственные силы. Китайцы строят общество среднего достатка — и вокруг этой базовой идеи строится вся их сегодняшняя идеология, замаскированная некоторыми остатками коммунистической фразеологии. Неважно, насколько достижима заявляемая идея, как она согласуется с реальностью и так далее. Важно, что она есть, разделяется этими самыми широкими народными массами и что самое главное — элита вполне всерьез продвигает именно заявленные ценности.

Здесь и возникает первая засада. Какая именно идеология имеется у сегодняшней России или более узко — у правящего путинского режима? Говорить, что она отсутствует, видимо, неверно — правящее сословие убивает страну навылет и грабит ее навынос вполне согласованно, а значит — в соответствии с некими ценностями, которые всей правящей номенклатурой разделяются вполне согласно. То, что государственная идеология формально запрещена Конституцией, ни о чем не говорит — во-первых, писали ее предельно циничные люди, незадолго перед принятием расстрелявшие свой собственный народ и избранных им депутатов, во-вторых, нынешнее поколение управляющих цинично по сравнению с прежним поколением в квадрате. Когда потребовалось — нарисовали третий срок Путина, заявив, что буква Конституции не нарушена, ну а дух — да кто его нюхать-то будет? Отказ от госидеологии здесь работает точно так же — это всего лишь удобный повод проводить вообще любую политику, не имея никаких сдерживающих и ограничивающих мотивов.

Тем не менее, сформулировать идеологию современной России весьма и весьма затруднительно. Во всяком случае так, чтобы ее можно было озвучить для общего употребления. В реальности вся идейная база нынешней номенклатуры — разворовывание накопленного десятками поколений предков и утилизация всего остального.

Сомневающихся отсылаю в блог Буркина-Фасо, скрупулезно выкладывающего государственную статистику (то есть, абсолютно открытые данные). К примеру, с 2005 по 2015 годы число крупных и средних предприятий в обрабатывающей промышленности уменьшилось на 5723. По 572 в год. 1,6 предприятия в сутки. Станкостроение в тот же период — со 176 до 51. Вроде немного было — немного и осталось. Но это вершина индустриальной промышленности — ее высшая стадия развития. В общей сложности за десять лет убито около 30 тысяч крупных и средних предприятий. В СССР, кстати, темпа ввода в строй составляли примерно 2 тысячи крупных предприятий в пятилетку — то есть, истребление промышленности идет в темпах, в разы опережающих их строительство в прошлом.

Происходящее неудивительно. Россия наряду с рядом других стремительно деградирующих в своем развитии стран, приобретает (а точнее, приобрела) большинство признаков так называемого «мафиозного государства» - причем это не идеологический штамп, а уже введенное в научный оборот определение.

Историк Андрей Фурсов пользуется определениями «нация-государство» и «корпорация-государство». Бывший руководитель отделения Интерпола в России, а сегодня советник министра внутренних дел Владимир Овчинский в своей последней книге, основываясь на этих определениях Фурсова, пишет: «...Нация-государство предполагает, что организованная преступность (при всех возможных точках соприкосновения) является врагом государства.

Корпорация-государство, учитывая, что принцип ее организации – клан, а цель – приватизация совокупного общественного процесса, включает наиболее крупные и успешные сегменты организованной преступности в клановую структуру и активно использует их в приватизации общественного процесса.

Иными словами, мафия из врага государства (как нации) превращается в элемент государства (как корпорации).

Подобный процесс еще в 1990 г. в коллективной книге (с участием автора) «Постперестройка» был назван «огосударствлением мафии». Под «огосударствлением» мы понимаем такую социально- политическую ситуацию, где государственные структуры отражают интересы крупных криминально-олигархических кланов, а сами мафиозные структуры и их лидеры участвуют в принятии важнейших политических и экономических решений...»

Воровская и мафиозная этика становится базовой для правящего сословия, которое структурно уже невозможно отличить от организованной преступности. Это имеет ряд следствий, одно из которых заключается в том, что вор психологически не способен к созидательной деятельности — он может и способен лишь перераспределять (банальный карманник, вытаскивая чужой кошелек, тем самым именно что перераспределяет в свою пользу имеющуюся собственность. Производить новую собственность он не только не в состоянии, но воровская этика прямо запрещает ему производительный труд).

Мафиозное государство, базирующееся на подобных принципах, не способно приращивать национальное богатство — оно способно лишь перераспределять созданное ранее, естественно, в свою пользу. Собственно, что мы и наблюдаем в России.

Уничтожение экономики идет темпами, превышающие те, которыми она же создавалась. Сегодня по всем отраслям, за исключением буквально двух, наблюдается кратное уменьшение объемов производимой продукции по сравнению с 1990 годом — кризисном и катастрофическом для Советского Союза. И это в ситуации, когда за 20 лет молодой демократической России, включая и десять «тучных лет» было продано нефти, газа, иных минеральных и сырьевых ресурсов на сумму порядка 5 триллионов долларов. Говоря иначе, разграбление страны идет по двум основным линиям — разворовывание уже произведенного и присвоение текущих поступлений.

Обо всем этом можно говорить практически бесконечно, но вопрос стоит иначе: как сформулировать вслух и для общего употребления идеологию, ставшую консенсусной для правящего ничтожного меньшинства и его челяди, суммарно составляющих не более полутора-двух процентов всего населения страны? Очевидно, что говорить правду в таких условиях принципиально невозможно, но и лгать, формулировать какие-то иные цели и задачи довольно проблематично — даже бесконечно презираемому населению нужно внушать какие-то лозунги и идеи, чтобы держать его в повиновении и главное — отвлекать его от ключевого вопроса об абсолютно несправедливом характере присвоения национального богатства.

В этом смысле для пропаганды поля деятельности не существует: как известно, можно бесконечно лгать одному, долго — нескольким, но невозможно обманывать всех все время. Нет идеи — нет пропаганды.

В таких условиях основным методом, который использует правящее сословие для удержания власти над большинством — даже не обман (хотя в качестве скрепляющего «раствора» ложь используется непрерывно). Основной метод насилия над сознанием населения — тотальная хаотизация и абсурдизация.

Внедряются не просто ложные, а абсолютно неконкретизированные образы вроде известного всем «плана Путина», главная задача которых — наполнять их тем содержанием, которое требуется в данный момент. При этом четкой и внятной основы под любой из образов сознательно не подводится, что, в общем-то, целиком и полностью перекликается с конституционным запретом на государственную идеологию — она всегда отвечает текущему моменту и реактивна, то есть, оправдывает и объясняет уже произошедшее, не задавая при этом цели и границы образов будущего.

Следствием такого подхода является абсурдизация реальности. Вчера мы были с Турцией партнерами, сегодня — врагами, завтра мы снова оказываемся лучшими друзьями, и это ни у кого не вызывает никаких вопросов. Наоборот — внедряется универсальное объяснение о неких столь же предельно неконкретных «государственных интересах», в рамках которых такого рода кульбиты есть бесконечная мудрость руководства и Лично Сами Знаете Кого.

Аналогичная ситуация — вчера президент клянется защитить русское население Украины и даже получает разрешение на применение военной силы, а уже сегодня признает главаря киевской хунты легитимным руководителем и лучшим выбором украинского народа. Соответственно, карательная экспедиция с массовыми убийствами того самого русского населения и представителей самого большого в мире разделенного народа признается сугубо внутренним делом государства-партнера. Известные медийные персонажи немедленно откликаются на резкое изменение вводной новыми понятийными блоками «Мы им ничего не обещали». При этом на территорию того же самого Донбасса вводятся и допускаются с территории России люди, занимающиеся там «военными вопросами», но и это не приводит к сдвигу ситуации и прекращению геноцида русского населения, а скорее наоборот — превращает его в растянутый по времени процесс бесконечного убийства. Как именно совместить эти несочетаемые линии поведения — неизвестно.

Не менее абсурдной является политика России в Сирии — оказывая помощь совершенно конкретному режиму Башара Асада и находясь в Сирии по легитимному разрешению и просьбе законного правительства Сирии, российские высшие руководители одновременно заявляют о том, что судьба Асада нас не касается, мы вообще защищаем в Сирии некие абстрактные принципы нерушимости и неделимости сирийской территории. В рамках сколь-либо формальной логики эти две линии поведения несовместимы, но это и есть текущая реальность.

Понятно, что в таких условиях говорить о пропаганде не приходится даже теоретически — нет той идеи, которую можно сформулировать четкими и внятными определениями, а значит, доводить их до сознания населения, формируя у него какую-то относительно связную картину мира. Вместо такой картины создаются не сочетаемые между собой фрагменты, каждый из которых «вытаскивается» на поверхность, когда становится востребованным для объяснения текущего разворота. Остальные фрагменты при этом не дезавуируются и откладываются «на потом». Объяснять процесс перехода между прямо противоположными установками никто и не собирается — сознание людей уже привыкает к абсурду происходящего, отказываясь запоминать все, что происходило буквально несколько дней назад.

Враждебными идеями в таком случае признаются вообще все, которые пытаются формировать какие-то устойчивые образы, основанные хотя бы на причинно-следственных связях, не говоря уже о более сложных системах, основанных на балансе и противоречиях. Содержательная часть враждебных идей вообще не играет роли — она враждебна тем, что пытается создавать хоть какой-то образ будущего, неважно какого. У путинского режима есть только настоящее — образ прошлого и образ будущего являются табу, а в некоторых случаях — преступлением, причем вполне реальным — с соответствующей статьей УК и правоприменительной практикой.

Борьба со всеми враждебными (и соответствующими определению враждебности) идеями и идеологиями ведется все тем же путем хаотизации и абсурдизации. Методы используются самые примитивные, но вполне действенные. Нужно понимать, что массовое насилие над сознанием, примитивизация образования, внедрение бандитской и уличной дворовой этики позволяют российским госСМИ широко пользоваться созданной ими же системой хаотизации восприятия: самые примитивные демагогические приемы (вроде перевода внимания с предмета обсуждения на персону, излагающую «неправильные» мысли) работают, что называется, на ура.

В общем, вопрос: является ли пропаганда в России пропагандой, выглядит совершенно неочевидным по ответу на него. Государство, «заточенное» под ликвидацию страны, не в состоянии создавать структуры, работающие на иные задачи, а значит, применять к ним понятия систем, ориентированных на развитие, как минимум, неверно. В этом смысле вопрос — как назвать систему, промывающую мозги в России, остается открытым, а главное — как перевести ее в «нормальный» режим, в котором идея снова станет определять всю деятельность общества и государства, причем идея, разделяемая и властью, и народом."