Путин разгромил структуру заговора, разогнав «академиков» РАН
Dieter Hiftler
19 2163 23:02 08.05.2018
Считаем данную статью интересной в свете грядущей в 2017 году 100-летней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Кроме этого приведенный материал даёт представление о
— масштабах саботажа и невыполнения поручений и указаний Президента «элитами»
— и подготовке «револьюсионной» кадровой базы к предстоящей годовщине революции.
в материале «От Молотова до Фортова», опубликованном на сайте КПЕ мы сообщали о том, как Президент Путин пообещал помочь чиновникам — новоиспечённым «выдающимся академикам» заняться научной деятельностью.
В последующие две недели в информационной среде появилось множество публикаций на эту тему. Одну из таких статей мы выносим на сайт КПЕ. Стилистику статьи мы оставляем исходной.
Считаем данную статью интересной в свете грядущей в 2017 году 100-летней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Кроме этого приведенный материал даёт представление о
— масштабах саботажа и невыполнения поручений и указаний Президента «элитами»
— и подготовке «револьюсионной» кадровой базы к предстоящей годовщине революции.
РАН захватили не просто полуграмотные саботажники, а настоящие враги
Большинство академиков — инородцы, пробравшиеся в Академию не науку делать, а деньги себе добывать и уважение единоплеменников. Поэтому наша фундаментальная наука не только «хромает на обе ноги», она уже давно убита наповал…
Заражённая РАН готовила теневое правительство?
Вокруг деятельности РАН разгорелся нешуточный пожар. На днях Фортову не подфартило: Путин взгрел его за чиновников — академиков РАН. И вот теперь журналисты размышляют над этой ситуацией.
Заговорщики в руководстве РАН — для кого и зачем зачищали плацдарм от учёных и науки и готовили места в Академии, пока не случилось публичной пороки академика Фортова и его протеже в Кремле президентом Путиным?
Вероятно, часть элиты пыталась создать структуру параллельного правительства в России. Очень, считаю, грамотно и красиво: свои люди могли встречаться абсолютно приватно, под благовидным предлогом, не вызывая никакого подозрения и главное все сразу. РАН это и был новый Кремль, только мощнее, пишет cont.ws.
Горизонтальные контакты разных силовиков, разных ведомств и министерств, кремлёвской администрации, министров правительства и прочих были бы совершенно обоснованы научной деятельностью на благо страны и самое главное — налажены в обход Кремля. Борьба внутренних систем, в которой Кремль был бы обречён на поражение, даже не осознавая, откуда капает.
Паразиты не способны останавливаться на достигнутом, а стараются дожирать всё до конца. Вот и с Академией так: захватили её сразу после переворота 1917 года и сытно жили почти сотню лет. А теперь всё испортили своей жадностью…
Я не очень хотел отвечать на этот вопрос, ибо то, какой именно сор в «избе академиков», всем известно, и лишний раз разгре бать эти авгиевы конюшни никому неохота. В реальности данный вопрос содержит в себе несколько подпунктов.
Во-первых, для Путина возникла всем известная «проблема руководителя», а именно: что делать с такими подчинёнными, которые тебя откровенно не слушают? Особенно, если они хороши и может быть даже и незаменимы. Ответ на это известен и повторяется много раз и в нашей и в зарубежной истории. Ни один руководитель не может потерпеть того, что его указания не просто не выполняются, или там саботируются, а в явной форме оказались нарушены.
Если кто-то где-то один-единственный раз в явной форме пошёл наперекор чётко высказанному приказу, и его при этом простили, то можете расслабиться — вы больше не авторитет и не руководитель в глазах у своих подчинённых. И нет никакой разницы в полезности или прежних заслугах того пациента.
Если хотя бы один ваш человек больше вас не считает руководителем, и вы ему это спустили, вскоре будет второй, а потом десятый, а потом двадцать второй. И даже если вы не желаете этого, то вы всё равно просто обязаны всех ослушников примерно «отстреливать».
Путин в предельно понятной и не вызывающей разночтения форме фактически запретил госслужащим избираться пожизненными академиками с соответствующими окладами и пенсиями. Точка. Выяснилось, что, несмотря на этот простой и недвусмысленный приказ, как минимум двенадцать человек этого приказа ослушались.
У Путина теперь нет иного выхода, кроме как искать всем этим людям замену и переводить их на научно-исследовательскую работу, раз уж Академия их признала «большими учёными», и освобождать их от повседневной административной рутины. Если он это не сделает, он попросту начнёт терять Власть, а в таком желании он пока не замечен. Поэтому данный вопрос можно уже считать решённым и закрытым для обсуждения.
Во-вторых, в любом процессе есть две стороны. Мало того, что чиновники Путина почему-то решили не исполнить его простой и понятный приказ, то же самое решила сделать и Академия. С моей точки зрения, раз в явном неподчинении были виновны две стороны, то и сторона академиков тоже должна быть наказана.
В настоящий момент в бюджете выделено рекордное количество денег на нашу науку. При этом секретариат Путина запросил у тех же самых «американских учёных» объективные критерии, по которым они оценивают вклад учёных в НТР и НТП во всём мире.
В ответ пришло сообщение, что наша Российская Академия Наук в настоящий момент оказывается на 300-м месте в мире по научной отдаче в пересчёте на вложения (да, у какой-нибудь Академии или там научного сообщества Буркины-Фасо отдача поменьше, но и вложения от государства у них сильно меньше).
Из первых рук доложу, что эти цифры были нами перепосчитаны и перепроверены (ибо в открытую статистику у нас много не входит из закрытого), однако компетентные органы подтвердили, что по данной методике мы всё равно даже в первую сотню по научному вкладу с открытиями — тупо не вписываемся .
Читать п о л н о с т ь ю здесь
23:05 08.05.2018
Разнос Путина РАНу
23:34 08.05.2018
Вася (29876) (Вася970) писал (а) в ответ на :
> Это было полтора года назад. >
>
А воз и ныне там — где был,
кстати — с петровских времен
23:42 08.05.2018
Москва, 28 февраля 2018, 05:30 — REGNUM 1000 лет понадобится на обновление приборного парка РАН при нынешнем уровне финансирования! Заявил президент РАН Александр Сергеев на заседании президиума Академии наук (27.02.2018).
«Балансовая стоимость оборудования — 277 млрд рублей. В год на обновление инструментального парка удалось выделить всего-навсего 244 млн рублей. Это значит, что такими темпами мы можем обновиться только в течение одной тысячи лет, — отметил академик. — Чудовищная цифра, понятно, что ситуацию нужно кардинальным образом менять. Этот вопрос абсолютно назрел. И надо бить во все колокола. Сейчас, когда появились деньги на увеличение финансирования, ситуация с оборудованием становится нетерпимой, и нам нужно нам эту проблему решать».
По данным, приведенным в докладе академика РАН Ренада Сагдеева о состоянии и мерах по обновлению оборудования в научных организациях РАН, средний возраст приборов — 10 лет, а уникальных научных установок (УНУ), таких как, например, крупные телескопы — 30 лет. При этом совершенно ясно, что получение новых знаний требует современной техники.
«Приборная база определяет эффективность нашей науки и ее конкурентоспособность, — подчеркнул академик Сагдеев. — Если в прошлые времена, во времена натурфилософов получать новые знания было достаточно просто — или умозрительно, или с помощью простых устройств — то сейчас получение новых знаний требует очень дорогих, очень сложных приборов. Мы себе легко представляем технику в области ядерной физики, астрофизики, но даже такие науки, как археология требуют для проблем датирования сложных ускорительных масс-спектрометров».
За последние два года удалось получить финансовую поддержку от государства на ремонт УНУ и поддержание биоресурсной коллекции РАН: порядка 4 млрд рублей. Это прогресс, но денег недостаточно, считают ученые. Поддержать могут и фонды: РФФИ и РНФ, а также Министерство образования и науки.
«Они проводят регулярные конкурсы по линии поддержки Центров коллективного пользования (ЦКП) и уникальных установок (УНУ), — отметил Сагдеев, — кроме этих источников, других внешних источников получения дополнительных финансовых ресурсов не наблюдается».
Явная нехватка средств ведет к стремительному старению оборудования, причем, уникального. Новые приборы уже вообще не закупались в течение пяти лет. Российской науке требуется коренное обновление приборного парка. Что предлагают ученые? Прежде всего, развивать систему ЦКП и УНУ. В России таких Центов коллективного пользования около 500. И эта структура вполне укладывается в общемировую тенденцию, хотя нуждается в реформировании и объективной оценке.
«Поскольку в стране число ЦКП довольно велико — около 500 — то стоит вопрос о создании единой сети ЦКП совместно с Минобрнауки. В РАН разработана программа, позволяющая эффективно использовать эти ЦКП в любой точке», — отметил докладчик.
Второй чрезвычайно важный момент — господдержка фундаментальной науки.
Фундаментальная наука определяет в значительной степени могущество государства, все революционные изменения в экономике, обороноспособность. Все это происходит из фундаментальной науки, подчеркнул Сагдеев.
«Это и лазеры, и транзисторы, и ядерные технологии. Ответственность за развитие фундаментальной науки во всех странах несет государство. Поэтому естественно было обратиться за поддержкой к государству», — отметил он, рассказав, что президент РАН на встрече с Владимиром Путиным дал предложение от имени Академии наук о создании фонда в размере 30 млрд рублей ежегодно.
«Это неслучайно. Общая балансовая стоимость оборудования примерно 300 млрд рублей. Если рассчитывать время жизни прибора для России в 10 лет, то это как раз по 30 млн в год. Это значит, что при таком объеме средств ежегодном можно за 10 лет пройти полный цикл обновления приборного парка».
Теперь ученым предстоит подготовить стратегию обновления приборного парка. Эта стратегия должна учитывать приоритеты научно-технологического развития России, итоги рейтингования научных институтов, региональные аспекты.
Читайте ранее в этом сюжете: В Госдуму внесён законопроект, уточняющий цели и задачи Академии наук
23:50 08.05.2018
Dieter Hiftler (romulus) писал (а) в ответ на :
> "Балансовая стоимость оборудования — 277 млрд рублей. > В год на обновление инструментального парка удалось выделить всего-навсего 244 млн рублей. Это значит, что такими темпами мы можем обновиться только в течение одной тысячи лет, — отметил академик. — Чудовищная цифра, понятно, что ситуацию нужно кардинальным образом менять. Этот вопрос абсолютно назрел. И надо бить во все колокола. Сейчас, когда появились деньги на увеличение финансирования, ситуация с оборудованием становится нетерпимой, и нам нужно нам эту проблему решать". >
Все тянут одеяло на себя. всем мало гос. бюджета и грантов. ашоделать, почему-то евреям всегда мало.
00:25 09.05.2018
kroser8 (kroser8) писал (а) в ответ на :
> Все тянут одеяло на себя. всем мало гос. бюджета и грантов. ашоделать, почему-то евреям всегда мало.
в полной версии статьи как раз об этом
05:38 09.05.2018
убийство науки в россии путиным завершено Осталось добить полудохлое образование и здравоохранение Это быстро Зато на эти деньги можно понастроить церквей
06:21 09.05.2018
Горожане против православных активистов: нужны ли России новые храмы? (ситуация 2015)
Мифы о храмах
Число православных храмов в России уже приближается к 20 тысячам, а с учетом зарубежных приходов Русской православной церкви Московского патриархата давно перевалило за половину от количества храмов, насчитывавшихся до революции.
Эти цифры во многом противоречит сложившемуся стереотипу о том, что за время советской власти по Русской православной церкви был нанесен столь мощный удар, что ей не стоит и мечтать о восстановлении своего влияния на постсоветском пространстве.
По крайней мере в деле строительства и восстановления храмов РПЦ за последние 25 лет добилась ощутимого прогресса: к 1917 году в Российской империи было около 50 тысяч приходов, на закате Советского Союза в 1987 году насчитывалось всего 6500 действующих церквей, но уже в 2008 году патриарх Алексий II отчитался о том, что число приходов достигло 28 тысяч.
Однако статистика не подтверждает и другую точку зрения, которую часто высказывают противники массового строительства православных храмов в Москве и в других регионах: о том, что в последнее время это строительство резко активизировалось и стало чаще вызывать недовольство местных жителей.
Цифры говорят о том, что в 90-е годы церквей в России строили больше, чем сейчас, а в Москве — несмотря на принятую пять лет назад «Программу 200 храмов» — темпы возведения культовых сооружений вовсе не меняются уже последние 20 лет. И это несмотря на особый статус РПЦ в стране, где церковь по конституции отделена от государства.
Московская аномалия
Религиовед Николай Митрохин, ассоциированный научный сотрудник центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете, предлагает оценивать масштабы строительства церквей в России в процентах от уже действующих приходов — и по его данным, темпы строительства не превышают 2−3%.
Это приблизительно 250−300 храмов ежегодно.
«Темпы снижаются по сравнению с 90-ми и даже 2000-ми годами, но все-таки строительство осуществляется. То есть в Москве каждый год строится 10−12 храмов, эти темпы достаточно стабильны на протяжении последних 25 лет», — утверждает Николай Митрохин.
Тем не менее, ныне действующая московская «Программа 200 храмов» является по-своему уникальной не только для России, но и для стран бывшего Советского Союза.
РПЦ получает помощь от государства или городских властей по всей стране, но только в Москве принята совместная программа строительства храмов, по которой город взял на себя обязательства безвозмездно предоставить землю сразу для двухсот строительных площадок, а также бесплатно подвести к ним коммуникации.
Идея «храмов шаговой доступности» появилась еще при бывшем мэре Юрие Лужкове, официально программа начала действовать с 2011 года, а осенью 2012 года патриарх Кирилл освятил первую церковь, построенную в ее рамках — храм Иоанна Предтечи в Братееве.
Церковные власти никогда не скрывали, что надеются построить в Москве значительно большее числа храмов, однако взять на себя обязательства на 600 церквей (как просил патриарх Кирилл) московские власти в тот момент не решились.
Николай Митрохин называет принятие «Программы 200 храмов» личной инициативой ее нынешнего куратора, депутата Госдумы Владимира Ресина, который в то время работал заместителем Лужкова и отвечал за строительство.
По мнению эксперта, эта программа стала для Ресина способом сохранения влияния (а возможно, и свободы) в ситуации конфликта прежнего президента России Дмитрия Медведева с Лужковым, в результате которого прежний мэр был отправлен в отставку и его место занял Сергей Собянин.
«Медведев сильно осерчал на Лужкова и его группировку в московской власти. Второй де-факто человек в Москве после Лужкова — Ресин. Там была ситуация, что их вполне могли отдать под суд, начались расследования и прочее. Ресин решил, что есть вариант избежать наказания и сохранить свое влияние на московскую строительную индустрию. Поэтому он договорился с патриархом Кириллом и супругой Медведева Светланой о том, что начинается такая масштабная программа по православному возрождению», — считает Митрохин.
Храмы строятся без государственного финансирования, исключительно на пожертвования, и программа, как признают представители РПЦ, может растянутья на долгие годы, если не десятилетия.
Несмотря на цифру «200» в названии программы, в реальности власти Москвы выделили пока около 150 участков для строительства и пообещали еще столько же, но на территории так называемой «Новой Москвы» — присоединенной к столице в 2012 году части Подмосковья.
И уже в двух десятках случаев строительство храмов на выделенных участках было отменено — из-за протеста местных жителей.
«В 2012 году — на фоне дела Pussy Riot и церковной позиции по протестному движению — у противников строительства появляются более идейно мотивированные союзники, и все это приобретает уже не вполне локальный характер. Хотя до сих пор нет никакого единого движения против строительства церквей — это лишь совокупность разрозненных локальных событий. Но многими участниками они осмысливаются как часть некоего большого конфликта, который они описывают как «клерикализацию», — объясняет Александр Верховский.
«Есть критические, пороговые величины — если собирается 50−100 человек, то скорее всего это строительство будет заблокировано. Ресурса РПЦ не хватает, потому что у РПЦ на самом деле число «боевиков», скажем так, — православных активистов, добровольных или даже нанятых — составляет порядка 50 человек на всю Москву. И когда наступает, что называется, клинч — одна группа против другой — православные, как правило, оказываются в меньшинстве», — говорит Митрохин.
Он, впрочем, признает, что многое зависит и от местных властей, причем не городских, а на уровне префектур. Префект, считающий необходимым поддерживать РПЦ, может «продавить» любое строительство, в то время как занимающие нейтральную позицию чиновники будут склонны идти навстречу местным жителям, предполагает эксперт.
Храм вместо парка
Ситуация в московском парке «Торфянка» может служить примером конфликта, который довольно сложно классифицировать и исход которого по-прежнему не ясен.
Многие активисты подчеркивают, что сами являются православными и считают неправильным считать их протест «идеологическим».
«Жители протестуют против строительства в парке. К нам приезжали разные депутаты, экологи, юристы, теперь к нам подключаются еще некоторые политические силы и, наконец, у нас такими большими силами решили провести большой митинг», — рассказал Русской службе Би-би-си один из противников строительства храма Артур Макаров.
Пока обе стороны противостояния — местные жители и так называемые «православные активисты», часть которых причисляет себя к движению «Сорок сороков» — продолжают круглосуточно дежурить у выделенного под строительство церкви участка.
По словам Макарова, он и другие недовольные местные жители успели быстро заблокировать стройку, так что на площадку даже не успели завести строительную технику.
Но протестующие подчеркивают, что конфликт далек от разрешения — префект округа лишь приостановил строительство, а суд о законности выделения участка перенесен на 31 июля.
В активе противников строительства есть и решение Бабушкинской межрайонная прокуратура, признавшей нарушения в процедуре согласования участка под храм с местными жителями в 2012 году.
«Самое главное для защиты парка — это привлечение внимания средств массовой информации, — признает Артур Макаров. — Мы хотим еще раз напомнить о себе, сказать, что такая проблема действительно существует, она никуда не делась. Потому что некоторые СМИ представляют конфликт исчерпанным. Это на самом деле не так».
В четверг на митинг противников строительство пришло около 500 человек, в паре десятков метров от них — в «лагере» защитников строительства — было около 100 человек, и еще пара десятков полицейских патрулировала «разделительную полосу», чтобы не допустить столкновений конфликтующих сторон.
Похожая история — только без круглосуточного дежурства активистов — параллельно развивается в Санкт-Петербурге, где посреди парка «Малиновка» на проспекте Косыгина власти разрешили строить огромный собор святых Жен-Мироносиц высотой 67 метров.
Впрочем там местным жителям, несогласным со строительством, удалось получить поддержку губернатора, и ожидается, что Законодательное собрание Петербурга вскоре отменит собственное решение о переводе участка в зону деловой застройки — и законных оснований строить в парке «Малиновка» снова не будет. Собор, как сообщает портал «Фонтанка», будут сооружать поблизости, в трех кварталах от парка.
Однако ситуацию в парке «Малиновка», где город встал на сторону местных жителей, можно назвать скорее нетипичной для Петербурга, власти которого постепенно расширяют сотрудничество с РПЦ.
Церковные власти считают необходимым строительство в городе не менее 100 храмов — не намного меньше, чем планируется в Москве.
О планах, подобных московской программе, в Петербурге пока не объявлялось, но за последнее время в пользование РПЦ было безвозмездно передано сразу пять земельных участков.
По мнению Николая Митрохина, протесты против строительства храмов в России отнюдь не единичны, но лишь некоторые привлекают внимание СМИ.
«Из Питера, например, раз в два-три месяца видны сообщения, что там протестуют, в Москве то же самое — против «Программы 200 храмов» постоянные выступления. В российской провинции тоже достаточно много их. В Орле, например, блокировали строительство кафедрального собора на месте парка в центре города. Это распространенное достаточно явление — другой вопрос, что федеральные медиа этого практически не замечают», — сетует историк Николай Митрохин.
«Это дурно выглядит». — А что в Германии?
Митрохин подчеркивает, что решения о строительстве новых зданий для религиозных организаций нигде не выдаются легко.
«В частности в той же Германии участки под строительство новых религиозных организаций выделяются вдоль железнодорожных путей или в промышленных зонах. Местное население как правило не любит ничего нового и ничего религиозного. Поэтому попытки провести на уровне округа референдум по вопросу «а давайте мы здесь откроем новый храм экзотичной новой религиозной конфессии» — практически всегда оканчиваются неудачей. А вот выкупить где-то в индустриальной зоне землю и построить там — это вполне реалистично», — объясняет Митрохин.
В больших городах количество мусульман увеличивается, причем за счет людей, которые склонны чаще ходить в мечеть, чем традиционные городские жители. А мечеть не построишь Александр Верховский, правозащитный центр «Сова».
В России, по его словам, такой подход пока невозможен, так как власти предпочитают сами определять, где кому строить и строить ли вообще.
«Можно сказать, что в Татарстане такой диспропорции нет, а в Москве она совершенно очевидна, — подтверждает Александр Верховский из правозащитного центра «Сова». — И да, представители тех религиозных объединений, которые в зданиях нуждаются, но не могут их построить, чувствуют себя обиженными. Самый простой пример — это мусульмане, которым определенно недостаточно. В больших городах количество мусульман увеличивается, причем за счет людей, которые склонны чаще ходить в мечеть, чем традиционные городские жители. А мечеть не построишь. В Москве это совсем беда. Конечно, это дурно выглядит».
При этом Александр Верховский уверен, что московские власти были бы только рады строительству новых мечетей — но не могут преодалеть всё тот же протест местных жителей, на этот раз направленный против мусульман.
Николай Митрохин обращает внимание на то, что и у протестантов в Москве проблема с помещениями для богослужений стоит не менее остро, чем у мусульман.
«Например, у нас в Москве протестантов численно не меньше, чем православных. Тех, кто реально ходит в церкви. Но протестантам строиться не дают. То же самое с мусульманами — острейшая проблема. В Москве нужно не меньше сотни мечетей, а их реально пять», — отмечает эксперт.
По его словам, протестантские общины по всей России вообще очень многочисленны.
«Я уверен, когда в России все-таки наступит демократия, общественное мнение обнаружит, что в стране много крупных неправославных общин и у всех них тоже есть свои интересы. Если мы возьмем типичный российский город, то неизвестно ещё, кого больше — приходящих на богослужение по воскресеньям в православные или протестантские храмы. Скорее будет больше протестантов, чем православных. Это по всей России. Причем за Уралом это в гораздо большей степени, чем до Урала», — отмечает Митрохин.
Без запроса снизу
Хотя православная церковь в России почти наполовину восстановила число разрушенных в СССР приходов, эксперты уверены в том, что вернуться к прежнему уровню религиозности в обществе невозможно.
И это никак не связано с количеством храмов.
Храмы, открытые в селах и деревнях в 90-е и начале 2000-х годов, сейчас проще закрыть, чем поддерживать их существование — из-за сокращения сельского населения Николай Митрохин, историк
«Дело даже не в религиозности как таковой, которая, понятно, гораздо меньше, чем была в предреволюционной России, — уточняет Верховский. — А в том, что характеристики этой религиозности изменились. Грубо говоря, средний дореволюционный православный гораздо чаще ходил в церковь в принципе. Он от этого не лучше православный и не хуже. И это не только про Россию, это про весь современный мир: люди меньше ходят в церковь, а также в синагогу, в мечеть и прочие места. Они предпочитают проявлять свою религиозность иначе».
Николай Митрохин согласен с такой точкой зрения.
«В большинстве стран вопрос [о строительстве новых храмов] не стоит, потому что уровень религиозности падает и недостаточно верующих для того, чтобы обслуживать и существующие храмы, то есть наполнять, финансировать и поддерживать их существование.
Кстати, в России та же проблема наблюдается на уровне провинции, потому что храмы, открытые в селах и деревнях в 90-е и начале 2000-х годов, сейчас проще закрыть, чем поддерживать их существование — из-за сокращения сельского населения. Такие примеры в России уже есть — когда закрывали православные церкви», — уверен Митрохин.
В России новой и дореволюционной принцип строительства новых храмов, на первый взгляд, один и тот же: государство оказывает помощь и обеспечивает преференциями, но в основном это делается на пожертвования.
Однако пропорции помощи и пожертвований тогда и сейчас существенно разнятся.
По мнению экспертов, в дореволюционной России был значительный запрос «снизу».
«А сейчас этот запрос снизу не то чтобы отсутствует, он, конечно, присутствует, но платежеспособный запрос снизу как-то не очень себя проявляет. И это тоже вряд ли скоро изменится», — полагает Александр Верховский.
В то же время помощь государства увеличилась в разы — если иметь в виду рыночную стоимость предоставляемых РПЦ бесплатно земельных участков. Без этой поддержки, уверены Верховский и Митрохин, никакая «Программа 200 храмов» в Москве была бы просто невозможна.
