Военные истории, с разных частей мира, странные, и понятные скорее всего только тому, кто их пережил. Понятны тому, для кого смерть была лучшим учителем. А может и единственным….
Молитва прошла спокойно. Бородатые засуетились со сборами и первым по тропе пошел старик в чёрном паколе, на шее чёрно-белый в клеточку дисмаль. Ведёт за собой навьюченного ишака. Это разведчик, проводил его оптикой пока тот не скрылся в низине. Как-то даже вздохнул облегчённо, старый останется жить. А вот и мои показались, две фигуры. Поправляют друг другу снаряжение. Захватил в оптику. Один молодняк совсем, почти безбородый, второй уже опытный воин, судя по вышивках на чакмане, они родственники. В руках калаши. Так, «Молодой» останется за Ити. Захватываю оптикой «Опытного», как-то сразу дал им свои имена. В голове зазвучала дурацкая считалочка, Эники-Беники-ели- вареники….не знаю откуда она взялась в моей голове, теперь она крутится всегда, когда надо принимать решения. Эники-Беники-клёц! Выстрел! «Опытный» падает на колени. Ещё выстрел! Движения автоматические. Выстрел, падает «Молодой». Вышел-советский-матрос.
Заставала ли вас гроза в горах? Когда отражаясь от скал, грохот прижимал к земле и вы ощущали себя по дороге в преисподнюю? Это всего лишь нежный чих природы, по сравнению с боем в горах. Работают АК, ПКМ, разрывы Ф-1. В ущелье поднимается пыль, эхо многократно отражается и создаётся впечатление камнепада. И вдруг тишина. Ни криков людей, ни животных. Эхо пошло вниз по ущелью и затихло в долине. В ушах звон. Слышу сигнальные выстрелы, ба-бах, — бах. Отвечаю двоечкой. Собираю всё своё дрожащими руками и спускаюсь вниз. Из-за камней вырастает фигура Ити, морда вся в крови. Ранен? Да нет, в горячке магазин спустил по камням, рожу сечкой поранило. Повезло что не срикошетило. Выбираемся на тропу, там лежат наши цели. Равнодушно прохожу мимо к воде, у «Молодого» ещё течёт кровь. «Опытный» с колен упал ничком на землю. Крови мало, на спине большое красное пятно. Пусть узбек с ними разбирается, мне теперь надо воды. Набираю лётный шлем воды и опрокидываю его на голову. Привык к нему как-то, в бою только с ним. Подбегает возбуждённый Ити, показывает весомую скрутку афоней. Тут же вытаскиваем и прячем несколько крупных купюр с «крепостью». Это наши боевые. Останавливаюсь у своих целей, Ити собрал вещи, оружие. Гляжу в немой тоске на «Молодого», нашего возраста парень. Пуля вошла в грудь выше справа и вышла в левом боку. Бедолага даже не понял что произошло. Одежда аккуратно подшитая, ручная вышивка. Видимо с любовью вышивала мать или сестра. На руке намотаны чётки из сандалового дерева. Аккуратно снимаю и кладу себе в разгрузку. Накрываю ему лицо дисмалём. Иншалла! Грузимся оружием, мешками, и движемся выше к своим.
На разгромленной стоянке суматоха. Сан Саныч у рации. Бойцы оттаскивают трупы животных в сторону. Духи уложены в ряд. Рядом куча вьюков и мешков, оружие. Укладываем свои трофеи. У нас потерь нет. Раненых нет. Значит плащ-палатки останутся за спиной. — Гвардеец! Окликает командир. Оборачиваюсь. Сан Саныч кидает мне свёрток. Разворачиваю, там цейсовская оптика, ценою в хорошее авто. Царский подарок. Ударяем друг другу кулак в кулак. Подаём ему скрутку с деньгами. — Ого! Себе чего оставили? Киваю головой. Часть денег пойдёт на обувь бойцам, часть придётся сдать особистам. Такие негласные правила войны. Груз каравана состоял почти целиком из медикаментов, но Геродот приказал оставить всё кроме оружия хадовцам, которые были где-то неподалёку и выдвинулись к нам. Наверное те самые, что штурмовали кишлак. На всякий случай набиваем пару мешков цветными коробочками с непонятными названиями, пусть в санчасти разбираются. Кыпс делает последние фото груза и трупов. Еще ему надо запечатлеть моих. Команда к движению. ХАД ждать не будем. Грузимся и начинаем медленно двигаться вниз. Вот и мои цели. Остановка, пока Кыпс их зафиксирует. Продолжаем движение. Ну почему-то каждому, проходя мимо тел, надо развернуться и посмотреть на меня. Я же не гулял и не рассматривал, кого они там покрошили! До сих пор не понимаю эту странную армейскую нелюбовь к солистам.
Почти напротив моего рубежа начинаем восхождение к точке выхода. На ногах такого количества скарба вверх не унести, поэтому приходится грузиться этапами. Часть оставляем часть переносим. Саныч оставляет меня в арьергарде, прикрыть тыл в случае нежданчика. Грузчиком работать не надо, но зато можно остаться в горах навсегда. Устраиваюсь среди камней, вытаскиваю трофейный прицел, начинаю его оценивать. Умеют же делать буржуи! Через некоторое время краем глаза замечаю движение снизу по речушке. Навожу Цейс. Не верю своим глазам, возвращается старик разведчик. Без ишака, без скарба. Руки опущены как плети, спина прямая, шаг медленный. Подошёл к телам убитых мной духов. Вижу как опустился на колени. У него на одежде та же вышивка, что и на чакманах моих целей. Жаль старика, хадовцы не оставят его живым, а если заберут с собой, то ещё хуже. Хотя, судя по всему, ему уже всё равно. Будь всё проклято, мне пора в гору. Аккуратно поднимаюсь, фигура старика скрывается за камнями. В голове зазвучало, Господи спаси и помилуй, спаси и помилуй, спаси и помилуй. Злые слёзы хлынули ручьём. Тру щёки, кусаю губы, не помогает. Как хорошо что один! Что со мной произошло, не знаю, видимо Бог сказал мне оплакать убитых мною родных старика. А грехи наши, возьмут на себя те, кто нас сюда послал.
На плато присоединяюсь к своему взводу. За старика не докладываю. Все лежат лёжнем. «Корова» уже в пути. Разрешено курить. Хочу курить. Ити прикуривает мне сигарету. Иностранные. Ароматный дым. Почему же всё хорошее, у них? Бойцы молчат. Детские лица, многие ещё и не бреются, а в глазах столетний опыт жизни. Так молчать мы будем ещё дня три. Где-то за вершинами слышим характерный звук лопастей. Вскакиваем освобождать площадку. Зажигаем пару ПСНД. Вот показалась и наша бурёнушка, делает круг….покачиваясь в холодном брюхе «коровы», начинаю думать о том, что если хадовцы найдут старика, то обязательно доложат командованию в Гардез, а значит, предстоит беседа у особистов. Не косяк конечно, но может появиться отметка в личном деле. Я уходил последний, значит со мной беседовать будут по деталям. Ну что же, я готов. Вынимаю из кармана разгрузки чётки, машинально начинаю пересчитывать. 33. Ити напротив меня смотрит круглыми от ужаса глазами, читаю по губам, — нехорошо брат! Криво усмехаюсь и прячу их обратно в карман. Пройдёт много лет, от афганской войны останутся у меня навсегда только эти чётки, сандалового дерева, уже изрядно отшлифованные. Вот и сейчас, проверяя ошибки в своей писанине, их медленно перебираю, Господи, спаси и помилуй!
