После развала СССР постсоветская приватизация начиналась с требований «рыночного Запада» раздробить и продать — причем выставив на глобальный фондовый рынок — основные стратегические российские промышленные активы. И это в основном у Запада получилось уже в эпоху Ельцина.
о, что мы сегодня наблюдаем — это очередное, причем самое жестокое за постсоветскую историю обострение мировой экономической войны. Причем в условиях, когда именно России — адресно и недвусмысленно — объявлена новая холодная война. И один из главных на сегодняшний день фронтов этой войны — «газовый фронт». Почему?
Прежде всего потому, что Россия, пусть и очень сильно ослабленная по сравнению с советской эпохой, всё же сумела сохранить один из важнейших экономических (а значит, и политических) инструментов глобального влияния — огромную часть контроля над мировым газовым рынком. И в новой холодной войне совокупный Запад (но прежде всего — США) поставил в качестве одной из самых важных своих целей изъятие у России этого «глобального экономического оружия».
Главные вехи постсоветской «газовой войны»
Делается такая попытка не впервые. Вспомним, что после развала СССР постсоветская приватизация начиналась с требований «рыночного Запада» раздробить и продать — причем выставив на глобальный фондовый рынок — основные стратегические российские промышленные активы. Прежде всего те, которые формируют ключевые экспортные доходы страны. И это в основном у Запада получилось уже в эпоху Ельцина.
Нефтедобыча и нефтепереработка в России в основном контролируются негосударственными компаниями. Причем, как правило, с очень существенной долей зарубежных владельцев в акционерном капитале.
Львиная доля российской металлургии и индустрии удобрений давно не под контролем российского государства.
Уже в новом XXI веке раздроблена и приватизирована важнейшая наша инфраструктурная монополия — РАО ЕЭС.
И лишь огромное «газовое» богатство России — самые большие в мире запасы месторождений природного газа, а также система магистральных трубопроводов для его доставки потребителям в стране и экспорта на мировые рынки — осталось под государственным контролем. Это совокупному Западу и его российским сторонникам очень не нравилось и не нравится.
Вспомним неоднократные попытки раздробить «Газпром» или как минимум разделить на «независимые корпорации» его добывающие мощности и систему магистральных газопроводов.
Вспомним махинации небезызвестного У. Браудера и его подельника Магнитского, которые ухитрились через фиктивные подставные фирмы нелегально скупить около 7 % акций «Газпрома». И надеялись, вместе с другими западными союзниками, довести свою долю в российской газовой корпорации до блокирующего (25 %) или даже до контрольного (более 50 %) акционерного пакета.
Все это — пока — не получилось. И «Газпром» остается — несмотря на возникновение в России ряда крупных негосударственных газодобывающих компаний — ключевым государственным контролером российской газодобычи и газового экспорта. И за счет этого обеспечивает не только немалую часть поступлений в национальный бюджет, но и огромное (около 30 % импорта газа в ЕС!) российское экономическое влияние на Европу.
Основой такого влияния России на европейский газовый рынок стали построенные еще в советскую эпоху магистральные газопроводы.
Главными из них после распада СССР стали трубопроводные системы «Союз» и «Ямал–Европа». «Союз» — это две ветки, проходящие через территорию Украины в Словакию и Западную Европу, а также в Молдавию, Румынию, Болгарию, Турцию. «Ямал-Европа» — это ветка, проходящая через Белоруссию в Польшу и далее в Германию.
И «Союз», и «Ямал-Европа» строились не только и не столько для газоснабжения восточноевропейских союзников СССР, сколько для экспорта советского газа в Западную Европу — прежде всего, в Германию, Австрию, Францию, Италию. Причем строились при острой заинтересованности и поддержке этих стран. Эта заинтересованность была высокой даже в наиболее «горячие» моменты прошлой холодной войны, во времена президента США Р. Рейгана.
Потребности Европы в газе росли и после развала СССР. Причем Россия оказывалась наиболее близким крупным поставщиком газа, постоянно демонстрировавшим свою безусловную предсказуемость и надежность. И потому европейские страны и компании (особенно главный «экономический локомотив» Европы — Германия) в середине 90-х годов прошлого века начала ставить перед Россией вопрос о наращивании газового экспорта.
Но уже в тот момент стало ясно, что политика основных транзитеров российского газа на Запад — Польши и особенно Украины — становится в отношении России малопредсказуемой, а иногда и откровенно шантажистской. Мелкие газовые конфликты между Украиной и Россией происходили еще в 1993–1996 гг.
Именно тогда родился проект новой газовой магистрали «Северный поток», минующей все транзитные страны: из России, по дну Балтийского моря, непосредственно в Германию. И именно тогда родился и второй обходящий Украину трубопроводный проект — газопровод «Голубой поток» из России в Турцию по дну Черного моря.
Соглашение о строительстве «Голубого потока» было подписано в декабре 1997 г. Магистраль мощностью 16 млрд куб. м газа в год начала работать через 5 лет, в декабре 2002 г.
«Северный поток» был заявлен в том же 1997 г., но был реализован (после множества попыток Польши, стран Прибалтики и поддерживающих их США торпедировать проект по экологическим и прочим надуманным основаниям) лишь в 2011–2012 гг. Две нитки «Северного потока» могут поставлять в Европу почти 60 млрд куб. м газа в год. Причем Германия и другие участники проекта (немецкие BASF и E.ON Ruhrgas, голландская Gasunie, французская GDF Suez) приняли окончательное решение его активно поддерживать и финансировать только после спровоцированной США на Украине в 2004–2005 гг. «оранжевой революции Ющенко». То есть тогда, когда возникли серьезные сомнения в надежности транзита закупаемого Европой российского газа по украинским веткам газопровода «Союз».
Первый крупный российско-украинский газовый конфликт произошел зимой 2005/2006 гг. Тогда Украина потребовала резко («до европейской рыночной цены») повысить плату «Газпрома» за транзит российского газа в Европу. Но при этом Киев отказался исполнять ответное условие «Газпрома» — повысить (также до «европейской рыночной цены») оплату российского газа Украиной.
В результате Москва на несколько дней прекратила поставки газа Украине, а Киев в ответ начал отбирать из газопровода европейский транзитный газ. Этот конфликт был быстро улажен компромиссом — и по цене на транзит, и по цене на газ — но крайне встревожил европейцев.
Именно тогда повысилась активность заинтересованных стран Запада в реализации «Северного потока». А одновременно в Евросоюзе начала обсуждаться альтернатива — идея прокладки газопровода «Набукко» из Туркмении через Каспий, Азербайджан и Грузию в Турцию и далее в Европу.
Второй крупный газовый конфликт — примерно в том же формате — развернулся зимой 2008/2009 гг. в результате спора вокруг посреднических функций зарегистрированной в Швейцарии компании «Росукрэнерго», через которую с 2006 г. велась торговля газом между Россией и Украиной.
«Росукрэнерго», владельцами которой были «Газпром» и украинские бизнесмены Д. Фирташ и И. Фурсин, поставляла Украине более дорогой российский и более дешевый туркменский газ, однако в непрозрачных пропорциях смеси (и, как признают многие эксперты, с крупными ценовыми махинациями). А Украина, находившаяся в экономическом кризисе, задерживала оплату газа, наращивая долги перед «Газпромом».
В декабре 2008 г. президент Украины В. Ющенко признал долг страны перед «Газпромом» в размере 2,4 млрд долл. Однако премьер Ю. Тимошенко отказалась его оплачивать, заявив, что это долг не Украины, а «Росукрэнерго». При этом Москва (и тогдашний президент Д. Медведев, и премьер В. Путин) настаивала на том, чтобы начать торговлю газом без посредника, напрямую с госкомпанией «Нафтогаз Украины».
Однако В. Ющенко 31 декабря отозвал украинскую делегацию с переговоров с «Газпромом». И с 1 января 2009 г. Россия прекратила поставки топлива Украине. Киев вновь прибег к отбору транзитного европейского газа, в результате чего начала замерзать Европа.
Конфликт был разрешен через три недели, 20 января. Но Европа надолго запомнила ужас прекращения поставок газа посреди зимы. И не сняла свои опасения за стабильность газоснабжения через украинский транзит даже после подписания в апреле 2010 г. президентом России Д. Медведевым и новым президентом Украины В. Януковичем «Харьковского договора», по которому торговля газом велась без посредников, а Украина получала большую ценовую скидку в обмен на продление до 2042 г. соглашения об аренде Россией Севастопольской базы российского Черноморского флота.
«Харьковский договор» о Черноморском флоте, которым были крайне недовольны США, стал одной из важных причин американской попытки подготовить и реализовать в России «оранжевую революцию» 2011–2012 гг. А также привел к резкому наращиванию усилий США по «отрыву» Украины от России.
Но Европу в тот момент прежде всего заботило другое — бесперебойные поставки российского газа. И именно украинско-российский «газовый конфликт» 2008 г. подтолкнул к переходу в практическую плоскость переговоры России и ЕС о новом газопроводе «Южный поток». Который должен был обходить Украину с юга по Черному морю от российского берега (район Анапы) до болгарской Варны и далее в страны Южной Европы.
12:16 23.06.2015
Часть II
Ближневосточные страны волей судеб оказались мировым «нефтегазовым Эльдорадо». В Персидском заливе находится уникальное гигантское месторождение с запасами около 28 трлн куб. м газа, которое примерно поровну принадлежит Катару и Ирану.
Особую заинтересованность в российском проекте газопровода «Южный поток» проявляли Болгария, Сербия, Румыния, Венгрия, Греция, Италия. Причины очевидны — их газоснабжение наиболее зависимо от транзитных поставок российского газа через Украину.
В октябре 2011 г. была зарегистрирована международная компания-оператор строительства газопровода «South Stream Transport» в составе «Газпрома» (акционерная доля 50 %), итальянской «Eni» (20 %), французской «EDF Group» (15 %) и германской «Wintershall AG» (15 %). И Россия начала строить сухопутную инфраструктуру новой трубы на нашей территории — магистральный газопровод, перекачивающие компрессорные станции и береговой терминал «Русская».
Однако уже в ходе заключения контрактов на строительство этот газопровод столкнулся с нарастающим противодействием со стороны части влиятельных чиновников ЕС и их американских советников, партнеров и патронов.
В качестве главной причины этого противодействия США и проамериканские европейцы называли «растущую опасность зависимости Европы от поставок газа из непредсказуемой России».
Реальная причина, о которой давно говорят многие европейские эксперты и политики, иная. США ни в коем случае не хотят отказываться от возможности управлять, хотя бы косвенно, энергетическими отношениями между Европой и Россией. А это можно сделать, только прочно привязав эти отношения к транзиту российского газа именно через управляемую американцами Украину. США, назначив Украину на роль некоего кризисного и беспокойного буфера между Россией и Европой, категорически отвергали всё, что подрывало монополию Украины в вопросе о транзите нашего газа в Европу.
Формальный способ тормозить «Южный поток» — принятие новых и всё более изощренных законов (директив) ЕС «по обеспечению безопасного энергоснабжения». Согласно одним директивам, если компания поставляет в Европу газ, то она не может одновременно владеть и этим газом, и средствами его доставки. То есть газопроводами или газовыми терминалами.
Согласно другим директивам, если компания владеет газопроводом, то она обязана беспрепятственно прокачивать по нему — в объеме не менее половины транзита — газ других поставщиков.
То есть, по сути, «Газпрому» предлагалось строить и поддерживать в Европе за российские деньги газовую инфраструктуру, которой будет приоритетно пользоваться не он сам, а заинтересованные европейские или другие компании. С экономической точки зрения это обессмысливало «Южный поток».
Особый цинизм этих европейских «газовых директив» был в том, что они оказывались откровенно антирыночными и одновременно адресно антигазпромовскими.
Они, во-первых, грубо нарушали фундаментальные принципы экономического права — недопустимость возвратного применения закона (их исполнения требовали в отношении контрактов, которые были заключены «Газпромом» ДО принятия директив). Во-вторых, при исполнении этих директив допускались «исключения» для европейских компаний — они, например, могли владеть терминалами поставок сжиженного природного газа (СПГ), который сами поставляли на европейский рынок.
И тогда же резко активизировались переговоры с Азербайджаном о возможности хотя бы частичной реанимации проекта «Набукко», то есть наращивания поставок газа в Европу в обход России с юга. И родились проект «Трансанатолийского» газопровода TANAP из Баку (с месторождения «Шах-Дениз-2») через Грузию и Турцию в Грецию, а также проект продолжения TANAP в Европу — «Трансадриатического» газопровода TAP из Греции через Албанию и Адриатическое море в Италию.
Конечно, в Европе прекрасно понимали, что азербайджанский газ не может заменить российский по «Южному потоку». Проектная мощность «Южного потока» 63 млрд куб. м газа в год. А «Шах-Дениз-2» сможет давать в TANAP и ТАР только 10 млрд куб. м в год — с дальней перспективой увеличения поставок за счет ввода в строй других месторождений до 20 млрд куб. м в год.
Однако, тем не менее, TANAP и ТАР были — в отличие от «Южного потока» — еврочиновниками быстро согласованы и утверждены. Причем для ТАР Еврокомиссия вновь сделала исключение из принципа «разделения собственности», обязательного по условиям директив «третьего энергопакета». В результате разработчикам «Шах-Дениз-2» — азербайджанской госкомпании ГНКАР (SOCAR) и британской ВР — разрешено одновременно контролировать не только TANAP (он вне территории ЕС), но и ТАР, проходящий по территориям членов ЕС Греции и Италии.
А «Южный поток» увяз в непрерывных (и ужесточающихся) требованиях ЕС полностью соблюдать «третий энергопакет» директив Еврокомиссии. Поскольку США, повторим, уже давно готовили почву для ослабления экономических и политических связей Европы с Россией. И одним из механизмов такого ослабления связей должно было стать вытеснение российского газа с европейского рынка газом из других источников.
О каких источниках идет речь?
Прежде всего, о ближневосточном газе. А также, в перспективе, — о сжиженном газе из США, добыча которого в это время уже бурно росла в результате ввода в строй новых «сланцевых» месторождений.
Однако тему американского сланцевого газа мы подробно обсудим позднее. Сейчас же — о проектах «ближневосточный газ для Европы».
Ближневосточный «газовый узел»
Ближневосточные страны волей судеб оказались мировым «нефтегазовым Эльдорадо». Если говорить о газе, то, в частности, в Персидском заливе находится уникальное сверхгигантское месторождение с запасами около 28 трлн куб. м газа, которое примерно поровну принадлежит Катару (он свою часть называет «Северное») и Ирану (его часть называется «Южный Парс»). Немалые запасы газа имеются также у Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Египта.
Основной нынешний экспортер газа в регионе — Катар. Иран мог бы экспортировать не меньше, но десятки лет находится под международными санкциями. А Катар при участии и поддержке нефтегазовых корпораций Exxon Mobil и BP построил не только современную технологическую инфраструктуру добычи газа, но и мощные терминалы его сжижения. Катар также обладает вторым в мире (после Японии) флотом крупнейших танкеров-метановозов, обеспечивающих минимальные издержки доставки СПГ потребителям в любой точке планеты.
В 2013 г. Катар добыл около 420 млрд куб. м газа и продал на глобальных рынках около 90 млн тонн сжиженного природного газа — 31 % его общемирового экспорта.
Катар давно хочет наладить масштабные поставки своего газа на очень емкий и платежеспособный европейский рынок. Однако пока продажи катарского СПГ в странах ЕС сравнительно невелики. И потому, что путь катарских танкеров-метановозов в Европу лежит в обход Аравийского полуострова через «не вполне безопасные» Ормузский пролив, Аравийское море и Суэцкий канал. И потому, что пока в Европу стабильно идет сравнительно дешевый российский газ.
В середине прошлого десятилетия, когда в Европе началось обсуждение газопровода «Набукко» из Прикаспия в Турцию и далее в Европу, Катар подключился к этому обсуждению очень активно. И предложил направить в «Набукко» свой газ. Предполагаемый объем — до 70 млрд куб. м в год. Причем эту идею Катара, предполагавшую вытеснение из Европы российского газа, тут же горячо поддержали США.
Однако как направить катарский газ в «Набукко», Турцию и далее в Европу?
Самый короткий путь — на север через Иран в Азербайджан. Но этот маршрут не мог исключить из схемы «Набукко» Иран с его собственными гигантскими запасами газа. А это было, во-первых, неприемлемо для арабских суннитских «коллег» Катара по «Совету сотрудничества арабских государств Персидского залива» (ССАГПЗ), которые считают шиитский Иран неизменным грозным конкурентом за лидерство в исламском мире. И это, во-вторых, было неприемлемо для США, которые с эпохи «Исламской революции» 1979 г. считают Иран своим врагом и провели через Совет безопасности ООН серию резолюций о жестких антииранских экономических санкциях.
В 2008 г. началось обсуждение другого маршрута газопровода из Катара в Турцию — через Ирак. Однако здесь оказалась против Турция, поскольку «труба» должна была пройти через фактически автономный иракский Курдистан и курдские территории турецкой Анатолии. А это предопределяло возникновение серьезных политических проблем для Анкары. Поскольку такая «трубная связка» не могла не повысить градус мечтаний иракских, иранских, сирийских и турецких курдов о едином «Великом Курдистане». Но даже если бы Катар такой вариант трубопровода сумел «продавить», непреодолимым препятствием оставались военно-политические риски фактически продолжающейся в Ираке гражданской войны.
Тогда был предложен третий маршрут «катарской трубы» — вдоль побережья Персидского залива по территории Саудовской Аравии, а затем через Иорданию в Сирию и далее в Турцию. Этот вариант, который активно обсуждался в 2009 г., устраивал и саудитов, и Иорданию, и Турцию. Все они получали контроль транзита плюс плату за транзит — преимущества ни для кого не лишние.
Однако возглавлявшее Сирию алавитское (шиитское и проиранское) меньшинство и его лидер, президент Башар Асад, имели самые серьезные основания для того, чтобы увидеть в данном начинании угрозу политической безопасности страны и ее территориальной целостности.
Слишком очевидным было то, что для США, НАТО и суннитских государств из ССАГПЗ Сирия является такой же военной целью, как Ирак. И что, посеяв хаос своими военными действиями в Ираке, они вскоре начнут сеять его же аналогичными действиями в Сирии. Причем «катарский газопровод» вполне может поспособствовать подобному развороту событий.
Такой прогноз оказался полностью подтвержден реальным ходом событий.
С марта 2011 г. в Сирии, причем именно в тех юго-восточных и восточных суннитских провинциях, через которые должна была пройти катарская газовая труба (в Дераа, Баниясе, Хомсе, Латакии, Алеппо и т. д.), начались первые «народные восстания» очередной «оранжевой революции». Асад, у которого была хорошая разведка, прекрасно понимал, каковы на самом деле «движущие силы» этих «народных восстаний». Понимал он и то, что при подобном развороте событий ему необходима гораздо более прочная, чем ранее, поддержка Ирана и шиитской власти в Ираке.
В конце июня того же 2011 г. в иранском Бушере был подписан «Меморандум о взаимопонимании», объявляющий о проекте альтернативного газопровода Иран — Ирак — Сирия, с перспективой его вывода к Средиземному морю в Сирии или Ливане и дальнейшего продления через море в Грецию. Объявленная проектная мощность этой «трубы» составляла до 110 млрд куб. м иранского газа в год.
Суннитские страны во главе с Катаром и Саудовской Аравией с негодованием объявили этот проект «шиитской газовой магистралью». Они заявили, что Бушерский меморандум является «враждебным актом». И — вместе с США и их НАТОвскими союзниками — резко усилили поддержку «сирийской оппозиции» вооружением, разведданными и наемниками. А заодно обвинили президента Сирии Асада в «геноциде собственного народа», открыто назвали своей целью его свержение и уже к осени 2011 г. развернули почти по всей Сирии полномасштабный вооруженный мятеж.
14:25 23.06.2015
Часть III
В связи с начавшейся в сентябре 2014 г. «мировой ценовой нефтегазовой войной» и Катару, и его арабским соседям оказалось срочно необходимо политическое арабское единство.
Конкуренция «катарского газопровода» и «шиитской газовой магистрали», обернувшаяся необъявленной «горячей» войной США, НАТО и суннитских стран Персидского залива против Сирии, стала не единственным «газовым» аспектом драматических событий ближневосточной политики.
Очень серьезные проблемы для США, НАТО и региональных интересантов в этом смысле создали политические события в Египте, а также появление в регионе новой силы — «Исламского государства Ирака и Леванта», ИГИЛ.
«Египетский тормоз» и «Братья-мусульмане»
Спровоцированная в 2011 г. США и арабскими странами Залива оранжевая революция привела к власти в Египте «Братьев-мусульман». Эта мощнейшая исламистская суннитская организация, умело прячущая за публично декларируемыми социально-гуманитарными целями свои халифатистские амбиции и военно-террористический потенциал, имеет сильные политические позиции не только в Египте. Ее крупные отделения активно работают почти во всех исламских регионах мира, включая страны Африки и Ближнего Востока.
Знаменательно, что США с самого начала поддержали правительство «Братьев-мусульман» в Каире, продолжив перечисление Египту ежегодной помощи в размере 1,3 млрд долларов, установленной в 1978 г. по результатам мирного соглашения с Израилем в Кэмп-Дэвиде. А еще более откровенной стала поддержка новой египетской власти со стороны Катара, который, по данным разных источников, выделил правительству «Братьев-мусульман» во главе с Мухаммедом Мурси помощь в размере от 11 до 13 млрд долларов.
Египетские «Братья-мусульмане» сразу включились в поддержку антивластного мятежа в Сирии. И потому, что сирийские «братья-мусульмане» были давними главными врагами сирийской власти — они еще на рубеже 1980-х годов развернули жесточайший террор против власти алавитского клана Асада, а в 2011 г. сразу стали одной из ключевых боевых групп сирийской оранжевой революции. И потому, повторим, что главной силой международной поддержки и главным спонсором «Братьев-мусульман» давно является Катар, заинтересованный в свержении Башара Асада и политически, и «газово-экономически».
Однако эти процессы создали острый внутренний конфликт в «арабском содружестве». Саудовская Аравия обоснованно увидела в столь явном повышении политического веса «Братьев-мусульман» (и стоящего за их спиной Катара) посягательство на свою роль безусловного духовно-политического лидера мирового суннитского ислама. Тем более что катарская власть не только активно поддержала халифатистские амбиции «Братьев-мусульман». Как считают саудиты, Катар еще и поучаствовал в активизации выступлений шиитской (!) оппозиции против правящей суннитской королевской семьи Аль-Халифа в Бахрейне, где находится база американского Пятого флота. И где Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, ССАГПЗ (фактически — Саудовская Аравия), создал собственную постоянную военную базу.
Результатом этого конфликта стали два почти одновременных политических переворота. 25 июня 2013 г. эмир Катара Хамад аль-Тани, чрезвычайно активно поддерживавший «Братьев-мусульман», неожиданно передал власть своему 33-летнему сыну Тамиму Аль Тани. Который отправил в отставку главного идеолога поддержки «Братьев-мусульман», премьера Хамада бен Джассема, но одновременно заявил, что будет проводить политику Катара в полном соответствии с заветами отца.
А 3 июля 2013 г. министр обороны Египта Абдул Фаттах Ас-Сиси объявил о свержении президента Мухаммеда Мурси и начал подавление тут же возникших массовых протестов «Братьев-мусульман». Это вызвало бурное возмущение США «недемократичностью» новой власти — и в части свержения «демократично избранного» Мурси, и в части репрессий против «Братьев-мусульман».
Однако Ас-Сиси тут же заручился обещаниями Саудовской Аравии и ее арабских союзников компенсировать возможный отказ США от ежегодных вливаний в египетскую экономику 1,3 млрд долларов. И практически обрезал поддержку «братьев-мусульман» в Сирии. А в мае 2014 г. Ас-Сиси триумфально избрался — как выяснилось, в решающей степени на основе воинственного антиамериканизма подавляющего большинства египетского общества, — на пост президента Египта.
Между тем, новый эмир Катара Тамим Аль-Тани исполнял свои обещания следовать курсом отца. И продолжил поддержку «Братьев-мусульман» и в Египте, и в Сирии. Причем это всё сильнее противоречило интересам саудитов. Поскольку они сделали ставку на укрепление в Сирии для войны с Асадом так называемой «умеренной» оппозиции, политически приемлемой для подключившегося к этой войне Запада. А Катар поддерживал в Сирии не только весьма радикальных сирийских «Братьев-мусульман», но и другие ультрарадикальные джихадистские группы, тем самым постоянно компрометируя антиасадовскую оппозицию.
Кроме того, египетские «братья-мусульмане» при поддержке Катара и в союзе с шейхами бедуинских племен развернули в Египте, на севере Синайского полуострова, масштабную террористическую войну. То есть, начали активизировать в регионе межарабский раскол. Страны ССАГПЗ понимали, что политика Катара грозит превращением Египта — крупнейшей по численности населения и военному потенциалу страны региона — в их врага. И категорически не хотели это допустить. Кроме того, одной из главных целей террора на Синае оказался так называемый Арабский газопровод, который являлся очень важной доходной составляющей экспортной инфраструктуры Египта.
Об «Арабском газопроводе» скажем чуть позже. Сейчас же — об иных «болевых точках» роста напряженности между Катаром и другими странами ССАГПЗ.
ИГИЛ, Катар и «арабский раскол»
С лета 2013 г. в Сирии начала резко активизироваться новая радикально-террористическая сила — ИГИЛ (Исламское Государство Ирака и Леванта), ныне называемая просто Исламское государство, ИГ.
Арабские соседи Сирии довольно быстро поняли, что основными «создателями» этой силы являются «Братья-мусульмане», Катар и ряд стран НАТО во главе с США. И что эта сила фактически выдвигает такие же (или просто те же самые), как и «Братья-мусульмане», притязания на тотальное (в том числе политическое и идейное) лидерство в суннитском исламском мире — на создание Халифата. Но при этом ИГИЛ/ИГ еще и подкрепляет эти притязания мощной военно-политической организацией (туда вошла значительная часть офицерского состава иракской армии Саддама Хусейна, разогнанной американцами) и беспрецедентной террористической решимостью исламистского ядра, включающего осколки «Аль-Каиды».
Поняли страны ССАГПЗ и то, что речь уже не идет о трансформации Сирии в умеренное и подконтрольное саудитам теократическое суннитское государство. И что ИГ претендует именно на полноценную халифатистскую (то есть глубоко враждебную ССАГПЗ) альтернативу.
Одновременно арабские соседи обвинили Катар — причем не без оснований — и в других «смертных» грехах. А именно:
в поддержке в Йемене хуситов (шиитов, шейхи которых давно посягают на часть саудовской территории);
в том, что спонсируемые Катаром «Братья-мусульмане» и «Джебхат ан-Нусра» проводят в Сирии военные операции против созданного саудитами «Исламского фронта» в союзе с ИГ;
в том, что Катар «заигрывает» с Ираном в расчете на то, что при неуспехе своего проекта газопровода сумеет присоединиться к «шиитской газовой магистрали».
Конфликт между Катаром и другими арабскими странами неуклонно обострялся. И 5 марта 2014 г. Саудовская Аравия, Бахрейн и Объединенные Арабские Эмираты объявили о беспрецедентном недружественном шаге — отзыве своих послов из Дохи. В международной дипломатической практике такой шаг часто оказывается последним перед объявлением войны. В совместном заявлении в связи с отзывом послов эти страны еще и откровенно нарушили восточный дипломатический этикет, обязывающий к цветистой вежливости. Они предельно резко «выразили надежду на то, что <...> Катар предпримет незамедлительные шаги по реализации договоренностей ССАГПЗ в вопросах безопасности и защитит народы региона от разногласий».
Однако период такого острого противостояния продлился недолго. В связи с начавшейся в сентябре 2014 г. «мировой ценовой нефтегазовой войной» и Катару, и его арабским соседям оказалось срочно необходимо политическое арабское единство. Переговоры, начавшиеся при посредничестве эмира Кувейта, завершились в декабре 2014 г. восстановлением отношений и возвращением в Доху арабских послов.
При этом, как сообщают арабские сайты, Катар обязался умерить антиегипетскую и антисаудовскую риторику своего телеканала «Аль-Джазира», прекратить поддержку диверсионной деятельности «Братьев-мусульман» на египетском Синае, а также экономическую и военную поддержку «Джебхат-ан-Нусры» и ИГ в Сирии.
После этого «Аль-Джазира» действительно несколько затихла, а «Джебхат-ан-Нусра» и ИГ начали (по крайней мере, в Сирии) сдавать позиции. В начале февраля 2015 г. местное ополчение и курдские отряды самообороны «пешмерга» освободили сирийский город Кобани на границе с Турцией, осажденный и захваченный силами ИГ осенью. А сирийская армия президента Асада «выдавила» боевиков «Джебхат-ан-Нусры» из района Дейр аль-Адаса в провинции Дераа, тем самым перерезав основные пути снабжения боевиков из Иордании.
Однако теракты «братьев-мусульман» в Египте продолжились. В том числе, на северном Синае, на объектах «Арабского газопровода».
