Жаль, что ты взяла на себя труд делать выписки из менгеровской галиматьи. Этот субъект - просто карьерист, который знает, что чем больше пересаливает, тем больше у него шансов выдвинуться. Книгу мы здесь достали, и я дам Каутскому достаточно замечаний, чтобы он смог разбить этого нахала. Позиция его до такой степени смехотворна, что не будет принята нигде, разве только в национально-либеральных газетах, а там, надо полагать, ее будут преподносить вновь и вновь, - но это не имеет совершенно никакого значения. Родбертусовская угроза была куда серьезнее, да и с ней мы так основательно разделались, что теперь она совсем забыта.
Не думаю, чтобы даже Гайндман попытался нажить на этом капитал, разве, может быть, в очень малой степени.
Теперь я должен начать писать свое предисловие*, так как его требуют Суон Зонненшайн и К°, - значит, похоже на то, что завершение близится!
Сердечно любящий тебя Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 9 ноября 1886 г.
Милостивый государь!
Все это время я был занят английским переводом I тома, который, надеюсь, теперь будет закончен в течение нескольких недель, так как я уже прочел первые корректурные листы всего тома и теперь должен прочесть лишь вторую и третью корректуры последних 10 листов. Это была очень тяжелая работа, так как в конце концов на меня ляжет ответственность за текст. Я не имел возможности заниматься чем-либо другим все это время, и из-за этого накопилась куча всяких мелких дел, с которыми я теперь разделаюсь, а затем вернусь к III тому. По-моему, я писал Вам, что продиктовал его с рукописного оригинала, чтобы иметь разборчивый текст. Большая часть его не нуждается в значительном редактирования, однако глава о превращении нормы прибавочной стоимости в норму прибыли, глава о банковском капитале и - до известной степени - также глава о земельной ренте потребуют еще немало работы. Я надеюсь опубликовать в будущем году весь том, но не отправлю в типографию ничего, пока работа в целом не будет закончена.
До марта 1886 г. II том разошелся в 1300 экземплярах.
Как только английский перевод выйдет из печати, я пошлю Вам экземпляр.
Рецензии на II том в немецкой печати невероятно глупы. Одна из них, написанная д-ром Гроссом из Вены, довольно приличная, но сам он - идиот. Другая, принадлежащая профессору Лексису из Бреславля, по-своему очень неглупа; этот человек прекрасно понимает книгу и знает, что против нее ничего нельзя возразить, но он карьерист и поэтому прикидывается вульгарным экономистом. Эта рецензия появилась в гильдебрандовских «Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik», XI том, 1885 г., 5-й выпуск (5 декабря 1885 г.).
Я буду, конечно, очень рад, когда смогу выпустить третий том, потому что, как Вы говорите, только тогда вся система автора будет окончательно понятна и многие глупые возражения, выдвигаемые против нее теперь, совершенно отпадут.
Искренне Ваш П. В. Рошер
Э. Т.
В ЛОНДОНЕ [Лондон, около 13 ноября 1886 г.]
В ответ на вышеизложенное сообщаю, что договорился с переводчиком*** брошюры, о которой идет речь. Поскольку переводить ее довольно трудно, я, конечно, не хотел бы, чтобы был опубликован какой-либо перевод без предварительного просмотра с моей стороны.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 19 ноября 1886 г.
Дорогой Каутский!
Сегодня утром - письмо от г-жи Либкнехт; она, по совету своего мужа, сообщает мне, что послезавтра прибудет через Флиссинген на вокзал Виктория. Так как вчера речь шла об этом, я не хочу мешкать и сообщаю тебе это, оставляя на твое усмотрение, чувствуешь ли ты себя обязанным, как единственный человек, знающий ее лично, в ночное время встретить со на вокзале; но я отнюдь не хочу в какой-то мере принуждать тебя к этому, а лишь ставлю тебя в известность об этом важном викторианском факте.
Пиво снова здесь; если бы только я мог его п.ть!
Привет твоей жене.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 23 ноября 1886 г.
Дорогая Лаура!
Я собирался написать тебе сегодня, но должен был сначала написать Эдуарду, чтобы успеть к отплытию парохода, и это заняло мое время до сих пор - до 5 часов пополудни. Поэтому я вынужден отложить до завтрашнего дня.
Выправлено 14 листов предисловий и т. д., так что к концу недели моя доля работы будет, вероятно, закончена. Ч.рт.вски рад, это основательно мучило меня. Как скоро Суон Зонненшайн и К° выпустят книгу в свет, я не могу сказать.
Одновременно кладу в конверт два американских письма, на которые только что ответил.
Благодарю за «Фергюса» - значит, они отказались взять его имя?
Цион намеревается выпускать большую французскую газету в Париже (или купить одну из существующих) в интересах России, - вот почему он отправился домой и для чего он привез деньги.
Любящий тебя Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 24 ноября 1886 г.
Дорогая Лаура!
Надеюсь, ты получила американские письма, которые я послал тебе вчера. Сегодня могу сдержать свое слово и написать тебе. Наши действительно выбрали удачный момент для своего путешествия; оно совпало с тем, что впервые создается подлинная американская рабочая партия и с таким огромным практическим успехом, каким является «бум» Генри Джорджа в Нью-Йорке. У г-на Джорджа довольно путаная голова, и, будучи янки, он имеет свою собственную панацею, причем отнюдь не самую лучшую, но его путаница весьма точно отражает нынешнюю стадию развития сознания англо-американского рабочего класса.
Ведь мы не можем ожидать даже от американских масс, чтобы они достигли теоретического совершенства за шесть или восемь месяцев - таков возраст этого движения. И принимая во внимание, что немцы в Америке отнюдь не являются подлинным и безупречным образцом рабочих Германии, а скорее представляют собой те элементы, которые на родине были выброшены движением за борт - лассальянцев, разочарованных честолюбцев, всякого рода сектантов, - то я, со своей стороны, не огорчен тем, что американцы начинают независимо от них или, по крайней мере, от их руководства. Немцы могут и будут действовать как закваска и в то же время будут сами весьма основательно подвергаться полезному и необходимому брожению. Неизбежным отправным пунктом в Америке являются «Рыцари труда», которые представляют собой реальную силу и, конечно, должны стать первоначальной формой движения. Нелепая структура и крайняя ненадежность лидеров, привыкших к методам продажной американской партийной машины, очень скоро вызовут кризис внутри самой организации, которая затем может принять более соответствующую потребностям движения и более эффективную форму.
Все это, думаю, в стране янки будет продолжаться не очень долго. Главное достижение состоит в том, что отныне рабочий класс осуществляет здесь свою политическую деятельность в форме независимой партии.
От Америки до России - только один шаг. Тусси говорила мне прошлым летом, что Лавров просил ее написать что-нибудь о Лопатине и хотел просить меня о том же, так как собирается напечатать кое-что о нем. Я сказал ей, что, насколько мне известно, Лопатин все еще ждет суда и что при таких обстоятельствах Лавров, конечно, не будет печатать ничего такого, что могло бы ухудшить его положение. Поэтому Тусси должна была написать Лаврову, чтобы узнать о положении дел (ибо я почти склонен был думать, что Лаврову, вероятно, сообщили о смерти Лопатина) и о том, что он хотел бы видеть в моей статье. С тех пор я об этом больше ничего не слышал. Сейчас я вижу из газет, что в Петербурге приближается новый процесс нигилистов, который, судя по тому, как об этом пишут, может также коснуться и Лопатина, если он еще жив. Будь добра, спроси у Лаврова, когда ты в следующий раз увидишь его, как обстоит дело и что он хочет, чтобы я сделал в отношении Лопатина. Я всегда охотно напишу все, что могу, для подтверждения и признания больших заслуг Лопатина в борьбе за наше дело, если только буду знать, что от меня хотят и каково его положение в данный момент.
Благодаря глупости всех ее соперников и противников Социал-демократическая федерация начинает становиться силой. Правительство спасло ее от провала, запретив процессию в день лорда-мэра, и подготовило ей номинальный триумф, разрешив организовать так называемый митинг во второй половине того же дня на площади Трафальгар-сквер. И когда после этого Социал-демократическая федерация в прошлое воскресенье созвала митинг на площади Трафальгар-сквер, то это же самое правительство доставило ей уже действительный триумф, объявив сначала, что в Сент-Джемс-парке будет сосредоточена готовая к действию артиллерия, а затем отменив этот смехотворный приказ.
Итак, этот митинг - первый, о котором Социал-демократическая федерация объявила, что он пройдет спокойно и мирно, - был разрекламирован правительством, как великое событие, а когда он прошел спокойно и мирно, буржуа и мещане нашли, что, какова бы ни была сила самой Социал-демократической федерации, она пользуется весьма мощной поддержкой. Дело в следующем: Социалистическая лига слишком поглощена обсуждением своего собственного устава со своими членами-анархистами, и у нее не остается времени для событий, происходящих за пределами дома № 18 на Фаррингтон-род, а радикальные клубы Ист- Энда не проявляют никакой инициативы по отношению к безработным. Поэтому Социалдемократическая федерация не имеет конкурентов, действует одна и занимается этим вопросом, который возникает заново, как только приближается зима, исключительно по своему разумению. И, несомненно, в последнее время члены Федерации были гораздо более благоразумны в своих поступках; за последнее время - это значит за последние две недели. Конечно, никто не может сказать, как долго это будет продолжаться. Гайндман способен на все.
Этот профессор Менгер, который, по-видимому, своей бесстыдной наглостью напугал людей на всем континенте, просто вульгарный карьерист, стремящийся попасть в министерство юстиции. Я дал Каутскому необходимые материалы и частично, насколько это было нужно, разработал их сам; если нам это удастся, то он получит по заслугам уже в первом номере «Neue Zeit», в январе 1887 года. Конечно, либеральные газеты подняли страшный шум по поводу его открытий, точно так же как по поводу открытий Фогта. Только времена переменились, мы можем теперь дать сдачи, и с достаточным эффектом. В 1859 г. заговор буржуазной печати против нас был в тысячу раз эффективнее, чем бисмарковский презренный закон против социалистов.
Ты не можешь себе представить, как я рад, что книга, наконец, печатается. Невозможно было ни за что взяться, пока я был занят ею. Условия работы были по необходимости очень сложны, корректуры посылались Эдуарду, Муру и мне, что, конечно, вызывало задержку и постоянные нарекания со стороны Суона Зонненшайна и К°. Затем, как я обнаружил только недавно, книга печаталась - в Перте! А контора издательства Суон Зонненшайн и К°, через которую все должно было проходить, оказалась в деловом отношении весьма нерадивой. В результате обычная история: небрежность и задержка со стороны типографии летом, затем, к концу сентября, спешка и волнения, - как раз в отношении той части рукописи, которая требовала наиболее тщательного окончательного редактирования, - и постоянные попытки обвинить в задержке нас. Крупные предприятия в издательском деле очень хороши для периодики, романов и злободневной литературы, но для работ, подобных этой, они не годятся, если только рукопись не является совершенной до последней точки над i; иначе - горе автору!
Ну, а как обстоит дело с вашей поездкой в Лондон, твоей и Поля? Тусси выедет из Нью- Йорка 25 декабря, в день рождества, и будет здесь около 6 января. Но это не дает вам оснований откладывать свой приезд так надолго; наоборот, мы надеемся видеть вас здесь на рождество. И у Поля на этот раз нет никаких отговорок, да я их и не приму, - во Франции все тихо и спокойно: ни судебных процессов, ни тюремного заключения, ни крупных митингов, ни волнений, и совершенно исключено, что произойдет что-либо за время праздников. А тебе, поскольку ты пропустила лето и осень, придется встретиться с туманами, - ты не ощущаешь некоторой тоски по ним? Кстати, пока туманы обращаются с нами очень хорошо, у нас светло и ясно, в то время как с понедельника не только Сити, но даже Килберн мрачны и пасмурны. Так что, пожалуйста, решайте и дайте нам знать, за сколько дней до рождества вы появитесь здесь. Ним становится все нетерпеливей и способна поехать за вами, если будет еще отсрочка.
Остаюсь любящий тебя Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ Лондон, 26 ноября 1886 г.
Дорогой г-н Шлютер!
Большое спасибо за Ваше сообщение относительно И. Ф. Беккера. Что же касается его переселения в Цюрих, то решение этого вопроса я охотнее всего предоставил бы непосредственным переговорам между вами. Вы говорите, что необходимость этого переезда совершенно ясна. С Вашей точки зрения, в Цюрихе это, может быть, и верно, но для меня здесь, в Лондоне, где я не могу судить о подробностях, это все же не столь ясно. И поэтому я никоим образом не могу советовать старику, чтобы он, ничтоже сумняшеся, сменил Женеву, где прожил более сорока лет и с которой, так сказать, сроднился, на Цюрих. Поэтому я до сих пор не обмолвился об этом ни единым словом.
С английским переводом* я почти покончил, и как только разделаюсь со своей наиболее неотложной задолженностью по части корреспонденции, смогу, наконец, взяться за остальные вещи, покоящиеся в моем письменном столе. В порядке давности они располагаются так: 1) Итальянский перевод «Наемного труда и капитала» - лежит 10 месяцев.
2) Французский перевод «18 брюмера» - 8 месяцев.
3) Ваша рукопись о чартистах.
4) и 5) Мой «Жилищный вопрос» и т. д. и «Ура-патриоты».
Теперь присоедините к этому еще 6) и 7).
6) «Теория нас.л.я». Охотно предоставляю ее в Ваше распоряжение, но что Вы подразумеваете под словами: «соответственно изменив»? Чисто положительное изложение занимает здесь лишь несколько страниц, но и сама полемика против Дюринга носит положительный характер, и ее нельзя удалить ни по существу, ни по техническим причинам. Но если Вы считаете только, что надо вычеркнуть или изменить отдельные места, не касающиеся непосредственно вопроса о насилии, а связанные лишь с остальным содержанием книги, то с этим я согласен. Тогда останется около 25 страниц, а этого маловато. По-моему, сюда можно было бы присоединить - тоже в переработанном виде - две главы из раздела о морали и праве: «Вечные истины» и «Равенство», которые также вращаются вокруг вопроса о материалистически-экономическом понимании истории, и затем озаглавить все это так: «О праве и нас.л.и во всемирной истории», или как-нибудь в этом роде.
7) «О социальном вопросе в России». Если Вы перепечатаете эту брошюрку так, как она есть, то я ничего не имею против; но для предисловия к ней я был бы вынужден снова заняться изучением положения в России, для чего у меня абсолютно нет времени. Предисловие без такого изучения не дало бы ничего нового, поэтому лучше обойтись без него. Статей из «Volksstaat» на эту тему также лучше не помещать. Статья III была направлена против Лаврова, который с тех пор не давал нам никакого повода снова ворошить старый хлам; к тому же она, как и начало статьи IV (против Ткачева), кроме нескольких более или менее удачных мест, не содержит в себе совершенно ничего, что представляло бы теперь интерес или могло бы оказать пропагандистское воздействие.
Если Эде не поглощен всецело вечно женственным, то скажите ему, пожалуйста, что, помоему, к Социал-демократической федерации следует теперь относиться несколько иначе.
Глупость правительства, бездеятельность радикальных рабочих клубов по отношению к колоссально растущему числу «безработных» и, наконец, мудрость Социалистической лиги, которая тратит все свое время и внимание только на беспрерывное обсуждение своего собственного устава, - все это открыло перед Социал-демократической федерацией столь блестящее поле деятельности, что даже Гайндману и К° не удалось до сих пор его испортить.
Социал-демократическая федерация начинает становиться некоторой силой, потому что массы не находят абсолютно никакой другой организации, вокруг которой они могли бы группироваться. Так что нужно беспристрастно отмечать факты, и в особенности главное - то, что здесь началось подлинное социалистическое рабочее движение. Но необходимо проводить четкое различие между массами и их теперешними вождями и особенно остерегаться сколько-нибудь отождествлять себя с этими последними; ведь можно сказать почти с абсолютной достоверностью, что эти политические авантюристы в силу нетерпения, подогреваемого честолюбием, скоро снова наделают грубейших ошибок. Когда движение окрепнет, то либо оно будет держать этих господ в известных границах, либо они вылетят вон. Пока же масса находится только еще в состоянии глухого неосознанного недовольства, но это подготовляет почву для посева.
В Америке, кроме Нью-Йорка, действительное движение идет вперед через голову немцев. Настоящая организация американцев - это «Рыцари труда», она настолько же сумбурна, как и сами массы. Но движение разовьется именно из этого хаоса, а не из немецких секций, которые в течение 20 лет не сумели применить теорию так, как это необходимо в условиях Америки. Но как раз теперь немцы могли бы сыграть большую пропагандистскую роль, если бы только... научились английскому языку!
Шлю всем сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 29 ноября 1886 г.
Дорогой Зорге!
Сегодня утром я отнес издателю последнюю корректуру предисловия, и у меня свалилась, наконец, эта гора с плеч. Через две недели надеюсь послать тебе экземпляр перевода.
Послезавтра приезжает г-жа Либкнехт, чтобы дождаться здесь мужа, который только третьего дня выехал из Нью-Йорка.
Бум с Генри Джорджем обнаружил, конечно, великое множество мошеннических проделок, и я рад, что не присутствовал при этом. Но несмотря ни на что, это был знаменательный день. Немцы так и не сумели сделать из своей теории рычаг, который привел бы в движение американские массы. Они в большинстве случаев сами не понимают этой теории и рассматривают ее доктринерски и догматически, как нечто такое, что надо выучить наизусть, и тогда уж этого достаточно на все случаи жизни. Для них это догма, а не руководство к действию. К тому же они из принципа не изучают английский язык.
Поэтому американские массы вынуждены были искать свой собственный путь и нашли его, кажется, пока в «Рыцарях труда», путаные принципы и смехотворная организация которых соответствуют, по-видимому, их собственной путанице. Но, судя по тому, что я слышу, «Рыцари труда» представляют собой, особенно в Новой Англии и на Западе, действительную силу и ввиду жестокой враждебности капиталистов эта сила с каждым днем становится все больше. Я думаю, что необходимо работать среди них, воспитывать в этой еще совершенно податливой массе ядро людей, которые понимали бы суть движения и его цели и, таким образом, сами взяли бы в свои руки руководство хотя бы частью теперешнего «ордена», когда наступит неизбежно надвигающийся раскол его. Слабейшей стороной «Рыцарей труда» было их воздержание от политики, которое попросту сводилось к плутовству всяких Паудерли и т. д. Но этому воздержанию был положен конец поведением масс во время ноябрьских выборов, особенно в Нью-Йорке. Первым важнейшим шагом всякой вновь вступающей в движение страны всегда должна быть организация рабочих в самостоятельную политическую партию, - все равно, каким бы путем это ни было достигнуто, лишь бы она была действительно рабочей партией. И шаг этот сделан гораздо быстрее, чем мы могли ожидать, а это главное. То, что первая программа этой партии еще путаная и крайне неудовлетворительная, что она сделала своим знаменем Г. Джорджа, - все это неизбежное зло, но зло преходящее.
Массы должны иметь время и возможность развиваться, а эту возможность они получат лишь тогда, когда у них будет собственное движение - безразлично, в какой форме, лишь бы это было их собственное движение, в котором они будут идти вперед, учась на собственных ошибках, на собственном горьком опыте.
Движение в Америке находится сейчас на той ступени, на какой оно было у нас до 1848 года; действительно интеллигентным людям первоначально придется там играть ту роль, которую играл Союз коммунистов до 1848 г. в рабочих союзах. Только в Америке сейчас все это пойдет несравненно быстрее; чтобы после каких-нибудь восьми месяцев существования движения были достигнуты такие результаты на выборах, - это просто неслыханно. А если чего и не хватает, так буржуа помогут это восполнить. Нигде во всем мире не ведут они себя так нагло и деспотически, как у вас, а ваши судьи с успехом заткнут за пояс крючкотворов бисмарковской империи. Там, где буржуа ведут борьбу такими средствами, дело быстро приходит к развязке, и если мы в Европе не поторопимся, то американцы нас скоро перегонят. Но именно сейчас вдвойне необходимо, чтобы там среди наших была небольшая группа людей, которые твердо владеют теорией и старой, испытанной тактикой, а также говорят и пишут по-английски, так как американцы по вполне понятным историческим причинам страшно отстали во всех теоретических вопросах. Хотя они и не переняли от Европы средневековых институтов, но зато усвоили множество средневековых традиций, религию, английское обычное (феодальное) право, суеверие, спиритизм, - словом, всю эту чепуху, которая непосредственно не мешала коммерческим делам, а сейчас весьма пригодна для оглупления масс. Если же там будут люди с ясным теоретическим мышлением, которые смогут заранее предсказать им последствия их собственных ошибок, разъяснят им, что каждое движение, которое не имеет перед собой постоянно конечную цель - уничтожение системы наемного труда, - неизбежно пойдет по ложному пути и потерпит поражение, тогда можно будет избежать многих глупостей и весь процесс значительно сократится. Но все это должно делаться на английский манер; особые черты немецкого характера следует отбросить, а господа из «Sozialist» вряд ли способны на это, господа же из «Volkszeitung» толковее их только в коммерческих делах.
Американские ноябрьские выборы произвели в Европе огромное впечатление. То, что в Англии, и в особенности в Америке, до сих пор не было рабочего движения, было главным козырем радикальных республиканцев везде и прежде всего во Франции. Теперь этим господам окончательно зажали рот; 2 ноября рухнула вся основа политики г-на Клемансо: посмотрите на Америку, - было вечным его припевом, - где господствует настоящая республика, там нет ни нищеты, ни рабочего движения! В таком же положении оказались прогрессисты, а также «демократы» в Германии и в Англии, где их собственное движение тоже переживает сейчас свою начальную стадию. Именно то, что движение оказалось столь резко выраженным рабочим движением и столь внезапно и мощно разрослось, - совершенно оглушило этих людей.
В Англии полное отсутствие конкурентов, с одной стороны, глупость правительства, - с другой, позволили господам из Социал-демократической федерации занять положение, о котором они три месяца тому назад не смели и мечтать. Шум, вызванный планом процессии, которая должна была следовать за шествием лорда-мэра 9 ноября (она вовсе не была задумана серьезно), а затем такой же шум по поводу митинга на площади Трафальгар-сквер 21 ноября, когда речь шла о сосредоточении артиллерии, но правительство в конце концов все же поджало хвост, - все это заставило господ из Социал-демократической федерации устроить, наконец, 21-го самый обыкновенный митинг, без пустого фанфаронства и мнимореволюционных демонстраций, неизменно сопровождаемых уличной толпой; и филистеры вдруг прониклись уважением к людям, которые подняли столько шуму и в то же время так прилично себя вели. А так как, кроме Социал-демократической федерации, никто не заботится о безработных, количество которых возрастает каждую зиму, в период хронического застоя в делах, и которые терпят чрезвычайно острую нужду, - то она и оказалась в выигрыше. Теперь здесь начинается рабочее движение, - это несомненно, - и если на первых порах плоды этого пожнет Социал-демократическая федерация, то это будет результатом трусости радикалов и глупости Социалистической лиги, которая возится с анархистами и никак не может от них отделаться, а поэтому не имеет времени поинтересоваться живым движением, происходящим у нее под самым носом. Как долго, однако, Гайндман и К° сохранят свой теперешний сравнительно разумный образ действий - трудно сказать. Я думаю, что они все же скоро опять наделают колоссальных глупостей - им невтерпеж. И тогда они увидят, что в серьезном движении это не пройдет.
В Германии час от часу не легче. В Лейпциге вынесен приговор, по которому обвиняемые в «мятеже» получили до 4 лет каторжной тюрьмы! Там изо всех сил стараются спровоцировать столкновение.
Сейчас у меня в письменном столе лежит еще 7 небольших работ: итальянские и французские переводы, предисловия, новые издания и т. д., а затем сразу приступаю к III тому.
Твой старый Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Лондон], 7 декабря 1880 г.
Пришлите мне, пожалуйста, экземпляр «Бакунистов за работой» - у меня есть только один, переплетенный вместе с другими вещами. Эта работа очень плохо напечатана, и я должен ее внимательно просмотреть. В воскресенье днем сюда явился Солдат, его жена находится здесь уже несколько дней. Он очень доволен своими успехами. Вчера приехал и Пауль (берлинец). Так как при них я вряд ли смогу взяться за более крупные работы, то попытаюсь подготовить Вам что-либо для печати. По предисловие я предпочитаю написать сам.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 13 декабря 1886 г.
Дорогая Лаура!
Ну, наконец-то мы заставили тебя определить срок, и я надеюсь, что ты приедешь 23-го, чтобы иметь возможность перед рождеством походить немного по городу с Ним и посмотреть на рождественские магазины. И желая пресечь всякие дальнейшие отговорки, прилагаю чек на 20 ф. ст., чтобы ты смогла исполнить свое обещание.
Посылаю также письмо Тусси, которая вчера была в Вильямспорте, штат Пенсильвания, а после этого у нее будут митинги только в Балтиморе, Уилмингтоне и Нью-Йорке - причем в Нью-Йорке целый ряд митингов, с 19-го по 23-е. 25-го она выезжает. Другое письмо, от Эдуарда, пошлю завтра, мне нужно сделать несколько выписок из него. Пожалуйста, привези все эти письма с собой, когда приедешь, ибо я сильно подозреваю, что они написаны также с практической целью. Ведь и Либкнехт тоже почти ежедневно писал жене о своих путевых впечатлениях не столько ради нее, сколько ради подготовки материала для книги, на которую им уже заключен договор.
В прошлую среду приехала сюда г-жа Либкнехт, в высшей степени немецкая дама. Не прошло и суток, как она с таким пылом начала изливаться перед Ним, что это оказалось для последней чрезмерным. Уклад дома, по-видимому, образцово немецкий - сентиментальность и домашние раздоры, но последних значительно больше. Ним скоро расскажет тебе все подробнее. В воскресенье днем заявился Либкнехт, более голодный, чем обычно. К счастью, в доме нашлась вареная баранья нога, чтобы утолить его аппетит. Он все тот же старый Либкнехт, только Ним, глубже всех проникшая в тайны его домашней жизни, уверяет, что он стал немного больше филистером. То, что Тусси говорит о нем, совершенно правильно: его представление о своем собственном значении, способностях и абсолютной непобедимости поразительно. Но в то же время он ощущает смутную боязнь, что в конечном счете не является тем изумительным человеком, каким хотел бы быть в глазах других. И это ощущение вызывает у него еще большую, чем было бы в ином случае, потребность в том, чтобы другие им восхищались, и заставляет его значительно подтасовывать факты во всех рассказах о самом себе. Но его жена правильно говорит, что если бы он не был до такой степени удовлетворен самим собой, то никогда не смог бы выполнять ту работу, которую делает. Поэтому мы должны принимать его таким, какой он есть, и спокойно подсмеиваться Над многим из того, что он говорит. Своим дипломатничаньем pro aris et focis он может наделать много вреда в небольшом масштабе, но в решительный момент всегда займет правильную позицию. В пятницу Либкнехты уехали в Лейпциг.
Перси снова совершенно здоров, у него всегда бывают такие сильные припадки, но как только пройдет первый приступ, он быстро поправляется.
Каутские сняли дом по ту сторону Арчуэй - не Арчуэй Таверн, а настоящего Арчуэй - дальше. Это значит, что Шёй снимает этот дом на три года и занимает часть его со своей дочерью, довольно гл.п.й дев.ц.й лет 18-ти, которую он привез из Венгрии, а Каутские занимают другую часть. Они начинают переезд сегодня и надеются закончить к субботе.
На прошлой неделе я получил письмо от старого Гарни; он отплыл 12 октября, слишком поздно для его состояния здоровья и, конечно, приехал с ревматизмом и подагрой. Но он никак не мог оставить Англию, которую обожает, в то время как Америку ненавидит. Он говорит, что если будет жив, то будущей весной снова вернется, чтобы жить и умереть в Англии!
Бедняга! Когда чартистское движение потерпело неудачу, он очутился за бортом, а славное время фритредерского процветания в Англии действительно могло привести человека в отчаяние. Затем он уехал в Бостон только для того, чтобы найти там в еще более широких масштабах, и к тому же господствующими, те же самые явления, те же самые черты, которые он больше всего ненавидел в Англии. А теперь, когда по обе стороны Атлантического океана начинается подлинное движение среди народов, говорящих на английском языке, он слишком стар, слишком одряхлел, слишком оторван от практической деятельности и слишком патриотичен, чтобы последовать за этим движением. Все, чему он научился в Америке, - это британский шовинизм!
Вот входит Ним и несет специальные марки, чтобы наклеить на это необычайно тяжелое письмо, а Анни накрывает на стол к обеду, поэтому я должен кончать. Ним шлет привет вам обоим. Что касается Поля, то, может быть, тебе удастся привезти его с собой 23-го. Какого черта он будет скучать в Париже на рождество, когда даже палата не заседает?
Всегда любящий тебя Ф. Энгельс
ЭМИЛЮ ЭНГЕЛЬСУ В ЭНГЕЛЬСКИРХЕН Лондон, 22 декабря 1886 г.
Дорогой Эмиль!
Был очень рад снова услышать о тебе и узнать через тебя о твоей матери и о всех вас.
Что касается твоей просьбы, то мне все-таки кажется, что с моей стороны было бы очень большой непоследовательностью, если бы я пожертвовал 150 марок в пользу Дома евангелического союза в Бармене только потому, что учреждение это, между прочим, преследует и общеполезные цели. Думаю, что твой тесть также счел бы непоследовательным, если бы ему пришлось сделать пожертвование заведомо социал-демократической рабочей кассе на том основании, что она преследует общеполезные цели. Но, тем не менее, при желании всегда можно что-нибудь сделать, а так как мне и без того всякий раз кажется довольно комичным, когда я обнаруживаю по своему текущему счету, что числюсь акционером Дома евангелического союза, то дарю тебе обе акции, и ты можешь делать с ними все, что хочешь. Прилагаю записку для Германа, который, надеюсь, уладит это дело.
Я рад, что у вас все благополучно, в особенности, что заботы о детях и внуках снова возвращают к жизни твою мать. Отсутствие отца вы все долго еще будете чувствовать как в семье, так и в деле. Он был цельный человек, заменить которого в семье нельзя никогда, а в деле - лишь с большим трудом. Тем не менее, для вас, молодых людей, очень полезно уже с ранних лет занять ответственное положение; в мое время в Германии это, к сожалению, случалось довольно редко, а между тем это совершенно необходимо для развития ума и особенно характера. Пусть себе старики развлекаются в Бармене, а летом ездят в Энгельскирхен - скорее как на курорт, чем ради дела. Лучше, если вы сами сможете вести дело - это даст вам уверенность в себе.
Однако пора кончать - через несколько минут приедет Шорлеммер из Манчестера, а завтра я жду еще гостей из Парижа. Тогда в доме будет полно народа, и работе, как и переписке, - конец. Я хотел еще до этого уладить дело с акциями и использовал с этой целью последние свободные минуты.
Итак, передай от меня особенно сердечный привет твоей маме, а также твоей жене и малышу, Герману с семьей и Морицу.
Сердечный привет тебе от твоего дяди Фридриха
Желаю вам всем весело провести праздники и счастливо встретить Новый год!
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 28 декабря 1886 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Вишиевецкая!
Ваше письмо от 13 ноября так и не дошло до меня, о чем очень жалею; мне было гораздо удобнее написать предисловие тогда и, кроме того, у меня было бы больше времени.
Но прежде всего разрешите мне поздравить Вас по поводу счастливого семейного события, в котором Вы были главным действующим лицом, и пожелать доброго здоровья Вам и новорожденному.
Конечно, приложение теперь несколько устарело; так как я в известной мере предвидел это, то и предлагал написать его тогда, когда книга будет уже в печати. Сейчас предисловие крайне необходимо, и я Вам его напишу; но прежде я должен дождаться возвращения Эвелингов, чтобы получить полный отчет о положении дел в Америке. Думаю, однако, что мое предисловие будет не совсем таким, как Вы хотите.
Во-первых, мне кажется, что Вы считаете Нью-Йорк до некоторой степени американским Парижем и переоцениваете значение для всей страны в целом местного нью-йоркского движения с его местными особенностями. Несомненно, оно имеет большое значение, однако Северо-Запад с его многочисленным фермерским населением и с его независимым движением вряд ли слепо примет теорию Джорджа.
Во-вторых, в предисловии к данной книге едва ли уместна основательная критика этой теории - там даже нет необходимого места для этого.
В-третьих, я должен был бы основательно изучить различные работы и речи Г. Джорджа (большинства из них у меня нет), для того чтобы исключить возможность любых возражений, основанных на всяких уловках и второстепенных моментах.
Мое предисловие будет, конечно, целиком посвящено огромным успехам, достигнутым американскими рабочими за последние 10 месяцев, и, разумеется, коснется также Г. Джорджа и его аграрной программы. Оно, однако, не может претендовать на обстоятельное освещение этого вопроса; к тому же я не думаю, что время для этого уже настало. Гораздо важнее, чтобы движение распространялось, гармонически развивалось, пустило корни и охватило, насколько возможно, весь американский пролетариат, чем то, чтобы оно уже с самого начала шло и развивалось на безупречно правильной теоретической основе. Для ясности теоретического понимания нет лучшего пути, чем учиться на своих собственных ошибках, на собственном горьком опыте, а для целого крупного класса другого пути нет, особенно у такой исключительно практической и так пренебрегающей теорией нации, как американцы. Самое главное - это добиться того, чтобы рабочий класс вступил в движение как класс; а раз это будет достигнуто, он скоро найдет верное направление, и всякий, кто окажется помехой, - будь то Г. Джордж или Паудерли - будет выкинут за борт со своей маленькой сектой. Поэтому я и считаю «Рыцарей труда» наиболее важным фактором движения; к ним не следует относиться с пренебрежением, со стороны, а их нужно революционизировать изнутри. Помоему, многие из живущих в Америке немцев совершили большую ошибку, когда они, оказавшись лицом к лицу с мощным и победоносным движением, созданным без их участия, попытались превратить свою импортированную и не всегда правильно понятую теорию в своего рода всеспасающую догму и держались в стороне от всякого движения, не приемлющего этой догмы. Наша теория - не догма, а разъяснение процесса развития, который заключает в себе ряд последовательных фаз. Рассчитывать на то, что американцы вступят в движение, вполне осознав теорию, выработанную в более старых промышленных странах, - значит рассчитывать на невозможное. Немцы должны были бы действовать согласно своей собственной теории, - если они понимают ее, как понимали ее мы в 1845- 1848 гг., - участвовать во всяком действительно всеобщем движении рабочего класса, принимая его фактическую точку отправления такой, какова она есть, и постепенно поднимать его на уровень теории, указывая, что каждая допущенная ошибка, каждая неудача является неизбежным следствием неправильных теоретичес
23:33 23.07.2015
каждая допущенная ошибка, каждая неудача является неизбежным следствием неправильных теоретических положений первоначальной программы. Говоря словами «Коммунистического манифеста», они должны были бы в движении сегодняшнего дня отстаивать будущность движения. Но прежде всего дайте движению укрепиться и не усиливайте неизбежной на первых порах путаницы, навязывая людям такие вещи, которых они в данный момент не могут понастоящему понять, но которым они скоро научатся. Один или два миллиона рабочих голосов, которые были бы поданы в ноябре будущего года за действительную рабочую партию, в данную минуту бесконечно важнее, чем сотня тысяч голосов, поданных за безукоризненную в теоретическом отношении программу. Первая же попытка объединить движение масс в национальном масштабе, - а ее вскоре придется сделать, если движение будет развиваться, - поставит их всех лицом к лицу: сторонников Джорджа, «Рыцарей труда», тред-юнионистов и всех остальных. И если к тому времени наши немецкие друзья достаточно изучат язык страны, чтобы выступать в дискуссиях, то тогда и наступит для них время критиковать взгляды других и, доказав непоследовательность различных позиций, постепенно привести рабочих к пониманию действительного положения, в котором они находятся, - положения, которое создано отношением между капиталом и наемным трудом. Но все, что могло бы отсрочить или не допустить эту национальную консолидацию рабочей партии, - на основании какой бы то ни было программы, - я считал бы большой ошибкой. Вот почему я не думаю, что уже наступило время полностью и исчерпывающе высказаться и о Г. Джордже, и о «Рыцарях труда».
Я не телеграфировал Вам «д.», потому что мне было неясно, как Вы истолкуете это «д.».
Что касается заглавия, то я не могу опустить «1844 г.», так как это дало бы читателю совершенно ложное представление о том, чего он может ожидать. А так как, публикуя предисловие и приложение, я беру на себя известную ответственность, то не могу согласиться с тем, чтобы этой даты не было. Если считаете нужным, можете добавить: «с предисловием и приложением, написанными автором».
Возвращаю Вам этой же почтой исправленную корректуру.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
15:06 24.07.2015
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН [Лондон], 11 января 1887 г.
Вместе с этим письмом посылаю тебе заказным английский перевод «Капитала». На прошлой неделе отослал тебе пакет - 2 номера «Commonweal», 1 номер «To-Day» и т. д.
Дальнейшие следуют. Только что получил «New-York Herald» со свинской статьей об Эвелингах; это очень важно для нас, так как иначе Эвелинги не узнали бы, что врут там о них буржуазные газеты. Они вернулись неделю тому назад, совершенно здоровы и бодры. Лафарги тоже здесь, они шлют сердечный привет. «Капитал» распродается здесь нарасхват, о доставке в Америку я позаботился. Это вскоре поможет янки понять ошибочность их позиции.
Твой Ф. Э.
С Новым годом!
ФЕРДИНАНДУ ДОМЕЛЕ НЬЮВЕНГЕЙСУ В ГААГУ Лондон, 11 января 1887 г.
Дорогой друг Ньювенгейс!
Из газет я вижу, что кассационная палата утвердила приговор по Вашему делу, и Вам, стало быть, скоро придется перекочевать в тюрьму. Прежде чем Вы отправитесь туда, я хочу попрощаться с Вами и заверить Вас, что с искренним сочувствием провожаю Вас в Вашу камеру и надеюсь, что Вы вернетесь из одиночного заключения к своей деятельности и к нам невредимым физически и не сломленным духовно. Пожалуйста, дайте мне знать, можно ли будет во время Вашего заключения переписываться с Вами или пересылать Вам печатные материалы и разрешаются ли Вам книги и литературные занятия.
С рождества здесь Лафарги из Парижа, а неделю тому назад возвратились из Америки и Эвелинги, которые привезли оттуда много отрадных известий. Движение там на полном ходу и растет неудержимо. Быстрота, с которой из неизбежной вначале путаницы возникла политическая рабочая партия, - поразительна. Правда, программа, или, вернее, различные программы в Нью-Йорке, Чикаго и т. д. еще весьма неопределенны, как этого и следовало ожидать. Но действуют там именно так, как нужно, а это главное. Если подумать, как много времени прошло, пока рабочие во Франции, Бельгии, Испании и т. д. пришли к пониманию того, что к победе их может привести только политическая организация рабочего класса в партию, обособленную от всех других партий и противостоящую им, - то достойны удивления эти действия американцев, которые через шесть месяцев по возникновении движения уже выступают как организованная партия, получают в Нью-Йорке 68000 голосов, а на Западе одерживают значительные победы на выборах. Но если пролетариат какой-нибудь страны уже организовался как борющаяся партия, то сами превратности борьбы ускорят осознание им условий своего освобождения, а именно для такого чрезвычайно практического и чуждого теории народа, как американцы, есть лишь один путь к пониманию этого - учиться на собственном горьком опыте, на своих собственных ошибках. И это они достаточно быстро проделают и доведут до конца.
Да и вообще движение повсюду превосходно развивается, и я надеюсь, что когда Вы выйдете из тюрьмы, то найдете, что мы порядком ушли вперед. В этом нам может помешать только европейская война, которая сразу отбросила бы нас очень далеко назад, но в конечном счете даже она, как и всякое другое событие, должна обернуться нам на пользу.
Только что вышел английский перевод «Капитала», и как раз в подходящий момент для Америки.
А теперь еще раз всего хорошего! Все мы провожаем Вас в уединение с наилучшими пожеланиями. Через год, надеюсь, мы снова увидимся в Лондоне.
Сердечный привет от Лафаргов, Эвелингов и от Вашего Ф. Энгельса
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО [Отрывок]
Лондон, 18 января 1887 г.
Дорогой гражданин!
Ваше письмо от 9-го этого месяца не было для меня полностью неожиданным, так как я знал, что Вы являетесь правительственным чиновником и это Ваше положение рано или поздно должно было пошатнуться. К сожалению, я не могу открыть перед Вами каких-либо благоприятных перспектив ни здесь, ни в Америке. Если Вы не говорите свободно поанглийски, то ни в той, ни в другой стране Вам не удастся найти никакого хорошо оплачиваемого занятия, пока Вы полностью не овладеете навыками разговорной речи. Для образованных людей здесь обычно почти единственным возможным занятием является преподавание языка, и именно поэтому такого рода места всегда заполнены, причем людьми, которые бегло говорят и пишут на языке страны. Что же касается преподавания других предметов, то столь большое...
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 26 января 1887 г.
Дорогой гражданин!
В ответ на Ваше любезное письмо от 9-го этого месяца542 я написал Вам 18-го, а после этого получил от Вас еще одно письмо от 21-го.
Я могу только подтвердить то, что сообщил Вам в последнем письме: ни в Англии, ни в Соединенных Штатах Северной Америки для человека, не говорящего по-английски, нет другой возможности зарабатывать себе на жизнь, как только физическим трудом.
Аргентинская республика, возможно, была бы более благоприятным местом; там имеется более солидная итальянская колония, и для Вас не представило бы больших трудностей изучить испанский язык. Но Аргентина находится очень далеко, поездка туда стоит дорого, а возвратиться оттуда будет очень трудно. Страна развивается, но это все, что я о ней могу сообщить. Не будучи знаком с аргентинским законодательством, я не знаю, каковы тамошние условия и можно ли там заработать на жизнь преподаванием в начальной школе.
Что же касается коммерции, то вот уже 18 лет, как я отошел от нее и не имею никаких связей ни с торговыми фирмами, ни с фабриками. Больше того, если бы и нашлась такая фирма, где акционеры еще меня знают, то в таком случае предъявить мою рекомендацию было бы хуже, чем не иметь никакой, потому что они меня знают не столько как коммерсанта в прошлом, сколько как активного социалиста в настоящем. Притом все большие города кишат ищущими работы коммерческими служащими, которые не заподозрены в социализме и обладают тем преимуществом, что имеют коммерческое образование. Я долго размышлял, нельзя ли в этой области найти какой-нибудь выход, но не мог ничего придумать.
Я напишу в Вену (Австрия) и в Гамбург, чтобы попытаться найти там что-нибудь, но без особой надежды. Однако попробуем, о результатах я Вам сообщу.
Вы хорошо сделаете, если напишете и Лафаргу. Он был здесь, когда я получил Ваше письмо от 9 января; ознакомившись с ним, он сказал, что, к сожалению, и в Париже нет надежды найти для Вас какое-нибудь занятие. Но возможно, что, вернувшись к своим друзьям, он сможет получить более полные сведения и изменит свое мнение. Я, со своей стороны, тоже напишу ему о Вашем деле.
Большая трудность состоит в том, что все мы, социалисты, подвергаемся преследованиям не только как политические деятели, но и как граждане, и вся буржуазия находит удовольствие в том, чтобы морить нас голодом, и даже считает это своим долгом, И анафеме предают прежде всего культурных, образованных людей, которых рассматривают как дезертиров, перешедших из своего класса в лагерь противника. Эти трудности встречаются повсюду, и мы сами испытали их в период 1844-1849 годов. Сколько раз Маркс и я сожалели, что не знаем какого-либо ремесла, ибо ведь даже буржуа не могут обойтись без продуктов физического труда!
Нет ли у Вас возможности найти какую-нибудь работу в итальянских социалистических газетах, в Милане или где-нибудь еще? Я не получаю их и поэтому мало знаком с современным положением социалистической партии в Вашей стране. Во всяком случае было бы лучше, если бы Вы смогли остаться в Италии.
Повторяю, с удовольствием сделаю все, что в моих силах, чтобы найти выход из тех трудностей, в которых Вы находитесь, и меня только огорчает, что я не могу предложить Вам лучших перспектив. Я не забываю, сколько Вы сделали для распространения наших идей и моих работ в Италии, и, если найдется где-либо какое-нибудь дело для Вас, будьте уверены, что оно не ускользнет от меня.
С сердечным приветом Ф. Энгельс
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК [Лондон], 27 января 1887 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Вместе с этим письмом посылаю Вам наконец предисловие. Тотчас же по возвращении Эвелингов я заболел легким конъюнктивитом, чего, впрочем, оказалось достаточно, чтобы помешать всякой регулярной работе, - особенно потому, что то немногое время, которое я мог ежедневно уделять писанию, в значительной мере уходило на срочную корреспонденцию. И хотя воспаление глаза еще не совсем прошло, я все же сумел справиться с предисловием и надеюсь, что запоздание не причинило Вам особых неудобств.
Так как мне не удалось снять копию, то я вынужден просить Вас вернуть мне рукопись по окончании работы. Не могли ли бы Вы проследить, чтобы она не затерялась во время печатания.
Надеюсь, д-р Вишневецкий благополучно вернулся после удачного путешествия. Сожалею, что не имел возможности провести с ним несколько часов наедине, но он попал ко мне как раз в тот вечер, когда мы на какой-то момент фактически воскресили старый «Интернационал».
Об американском движении именно в настоящий момент лучше всего, я думаю, судить из-за океана. Там, на месте, личные склоки и местные споры должны сильно затемнять его размах. Единственное, что могло бы действительно задержать развитие движения, это закрепление этих разногласий в форме определенных сект. До некоторой степени это неизбежно, но чем меньше, тем лучше. И немцы должны особенно остерегаться этого. Наша теория - это теория развития, а не догма, которую надо выучить наизусть и механически повторять.
Чем меньше будут вбивать ее американцам в голову извне и чем больше они проверят ее - при содействии немцев - на собственном опыте, тем глубже она проникнет в их плоть и кровь. Когда мы вернулись в Германию весной 1848 г., мы примкнули к демократической партии, потому что это было единственно возможным средством привлечь внимание рабочего класса; мы были самым передовым крылом этой партии, но все же ее крылом. Основывая Интернационал, Маркс составил его Общий Устав* так, чтобы к нему могли примкнуть все пролетарские социалисты того периода - прудонисты, последователи Пьера Леру и даже наиболее передовая часть английских тред-юнионов; и лишь благодаря этой своей широте Интернационал сделался тем, чем он был, - средством постепенного растворения и поглощения всех этих мелких сект, за исключением анархистов, внезапное появление которых в разных странах явилось лишь результатом жестокой буржуазной реакции после Коммуны и которым мы поэтому могли спокойно предоставить умереть собственной смертью, как это и случилось. Где были бы мы теперь, если бы в период от 1864 до 1873 г. настаивали на том, чтобы сотрудничать только с теми, кто открыто принимал нашу платформу? По-моему, вся наша практическая деятельность показала, что можно идти в ногу с общим движением рабочего класса на каждой стадии этого движения, не принося в жертву и не скрывая своей собственной четко выраженной позиции и даже сохраняя организацию; я боюсь, что если немцы в Америке изберут другой путь, то совершат крупную ошибку.
Надеюсь, что теперь Вы уже совершенно поправились и что Ваш супруг и дети тоже здоровы. Привет д-ру Вишневецкому.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 28 января 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Наконец мой глаз немного поправился, но еще не настолько, чтобы я смог разделаться с накопившейся за это время массой работы и грудой писем. Писать мне можно только при дневном свете и с перерывами, но я могу, по крайней мере, довольно долго читать по вечерам.
Если в настоящий момент парижанами овладевает воинственное настроение, то пусть уж лучше они обратят свой гнев против России, для которой они таскали каштаны из огня и обожгли себе руки, но которая теперь бросила их. Разве они не видят, что именно Россия при помощи купленных ею парижских газет (из них «Debats» кажется наиболее бесстыдной) толкнула их на путь реваншистских фанфаронад с единственной целью заставить Бисмарка капитулировать перед царем? И теперь она добилась, чего хотела: Бисмарк помирился с Россией, принеся в жертву Австрию, а Россия принесла в жертву Бисмарку легковерных парижан.
Союз с Россией имеет свои прелести!
Впрочем, я не думаю, что Бисмарк желает войны, которая, стоит ей начаться, немедленно станет войной европейской. Как только Франция и Германия вступят между собой в драку,- а это будет жестокая и довольно продолжительная борьба, - царь будет вынужден даже против воли двинуться на Балканы; результат - австро-русская война. С этого момента Бисмарк оказался бы во власти непредвиденных случайностей, а я не считаю его настолько глупым, чтобы хладнокровно спровоцировать подобное положение. Но русские агенты в Париже тем не менее будут продолжать свое дело; Россия заинтересована в том, чтобы втянуть Францию и Германию в войну; тогда ей осталось бы сражаться лишь против Австрии и в крайнем случае против Англии, то есть, с точки зрения русских шовинистов, одинаково ненавидящих и Австрию и Англию, у России были бы развязаны руки на Востоке. Вот в чем опасность. Если господам Циону и К° удастся толкнуть Францию на эту войну, то попросту произойдет взаимное истребление в интересах царя и сохранения деспотизма в России.
На выборах в Германии наши перспективы превосходны, думаю, что в целом у нас будет 700 тысяч голосов, а может быть, и больше. Что же касается большинства в новом рейхстаге, то приходится считаться с германским филистером, а это самая настоящая дрянь.
Здесь говорят, что маневр «Daily News» был биржевой спекуляцией Беринга. Маневр этот, должно быть, был очень неприятен Бисмарку, которому он испортил избирательные махинации; ему пришлось дать опровержение.
Мартиньетти снова написал мне. Он, кажется, в отчаянном положении и просит меня найти для него какой-нибудь выход, но предлагает совершенно невозможные вещи. Я написал по поводу него в Гамбург и Вену, обещал написать и Вам; Вы, несомненно, получите письмо и непосредственно от него. Здесь и в Америке для него ничего подходящего нет, - ведь он не знает ни слова по-английски. Имеет ли он какие-либо шансы устроиться во Франции преподавателем итальянского языка? Это, по-моему, единственное, чем он мог бы заняться. Или Вы, может быть, придумаете что-либо лучшее? Его увольняют со службы. Посмотрите, нельзя ли в Париже или в провинции сделать что-нибудь для бедняги.
Пумпс стало гораздо лучше; из серьезных заболеваний у нее остался только межреберный ревматизм; я видел ее сегодня утром, она довольно весела.
Здесь среди социалистов одни только интриги различных клик. По словам Шёя, Чампиону опротивел Гайндман, и он хотел бы его свалить, для чего и сблизился с Баксом; на днях он встретил Эвелинга и был с ним как нельзя более любезен. Посмотрим, к чему это приведет.
Пока же Эвелинг хочет продемонстрировать рабочим Ист-Энда пример того, как американцы развивают рабочее движение независимо от старых партий; этот агитационный прием может иметь успех. Эвелинг уже выступал на прошлой неделе на митинге на Фаррингдонстрит, Тусси говорила о том же позавчера, и оба будут еще выступать и там, и в других местах.
Как только я немного освобожусь, напишу Лауре. А пока Ним просит узнать у нее, говорила ли она с Лонге и что он ответил.
«La Justice» получила экземпляр английского перевода «Капитала». Если Лонге взял его себе, то это сбережет нам тот экземпляр, который мы предназначали для него. Не можете ли Вы узнать об этом? Что касается других экземпляров, которые Зонненшайн должен был послать, то мы еще ничего определенного не знаем: он увиливает.
Преданный Вам Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 2 февраля 1887 г.
Дорогая Лаура!
Я окончил «Милого друга» в понедельник вечером и, размышляя об изображенной в нем парижской журналистике, подумал, что эта картина, должно быть, преувеличена; и вот во вторник утром письмо от тебя и Поля раскрыло передо мной вполне реальную сцену из жизни Милого друга, и теперь я должен снять шляпу перед Ги де Мопассаном. Что ж, пусть так. Неужели нужно быть негодяем, чтобы издавать в Париже ежедневную газету!
Вот уже второй раз наши друзья основывают ежедневную газету - для других. И на сей раз хуже, чем тогда. Лиссагаре был независимым журналистом, он действовал на свой страх и риск, в своих собственных интересах, и ему можно было предоставить умирать своей собственной политической смертью. Но здесь поссибилисты приходят на все готовенькое; они не только получают свой собственный ежедневный орган, но и достигают этого путем победы над нами. И так как «Cri» куплена только для канканов, скандалов и фельетонов, и публика, от которой зависит ее успех или провал, принимает передовицы только потому, что не обязана читать их, - то напыщенность Пиа, смертельная скука Лабюскьера, откровенное чванливое невежество и высокомерие Марука будут приняты совершенно так же, как передовицы Геда. Гюбар будет получать чистоганом за свои рога, а у Северин и Лабрюйера всегда будет чем платить за хорошие завтраки.
Что касается «Voie du Peuple» - ужасно хитрое название! - то я полагаю, что она пойдет по пути «Citoyen» после переворота и исчезнет после нескольких судорожных усилий. Если была какая-либо надежда найти человека, располагающего 100 тыс. франков, то этим следовало воспользоваться вовремя; теперь же, когда наши потерпели поражение и выброшены за дверь, я боюсь, что найти такое лицо будет еще труднее.
Урок, который нужно извлечь из этого, тот же, что и в прошлый раз, - еженедельный орган, который принадлежит нам, в десять раз ценнее, чем ежедневная газета, которую мы делаем для других, чтобы они вышвырнули нас, когда им заблагорассудится, и заставили освободить место для г-на Брусса и компании. Такова теперь, по-видимому, упрочившаяся функция наших людей в ежедневной прессе, и это, без сомнения, повторится в третий раз с точно такими же результатами. Так или иначе, я надеюсь, что наши бывшие великие люди из большой газеты снизойдут теперь до того, что будут оказывать немного больше внимания «So..aliste», которая в конце концов является для них убежищем во время антрактов их великой политической драмы.
Я передал Ним твое сообщение, она очень благодарит тебя и пребывает в нетерпеливом ожидании, как выражался один penny-a-liner (наёмный писака) 30 лет назад.
Скажи Полю, что мне уже приходила в голову мысль о целесообразности уменьшить крепость моей глазной примочки, и после его письма я удвоил количество содержащейся в ней воды, что, по-видимому, подействовало очень хорошо. Я буду также применять рекомендуемые им горячие компрессы и надеюсь, что в результате обеих мер остатки моего конъюнктивита исчезнут.
Эдуард сегодня вечером снова читает лекцию о своей американской поездке в Фаррингдон-холле (для клеркенуэллской секции Лиги). Он и Тусси выступали там по средам, и оба раза аудитория была переполнена. Но у него заболело горло, и, может быть, Тусси придется заменить его. Сегодня вечером он намеревался говорить об анархистах и ждал наступления кризиса. Как будет теперь, я не знаю. Он уже приглашен с лекцией в один из радикальных клубов Ист-Энда.
Дело «Cri» заставит, в конце концов, Гайндмана и К° выступить решительно, если они до сих пор не смогли решить, поддерживать ли им поссибилистов. Вранье Северин насчет попыток выбросить все другие фракции будет объяснено обычной нетерпимостью марксистов, и, несомненно, постараются приписать всю вину «руке, которая сломила Интернационал»; при этом они подразумевают, употребляя выражение Эккариуса, твоего покорного слугу.
Тут ничего не поделаешь, и мне это совершенно безразлично. Но такова всегда была наша судьба - и теперь ее разделяют наши парижские друзья, - что чем больше мы показывали свою готовность сотрудничать с честными и искренними людьми, поскольку они стоят на действительно рабочей платформе, какой бы она ни была несовершенной, - мошенники и авантюристы, с которыми мы отказываемся иметь дело, объявляют нас нетерпимыми, деспотическими и неприступными. Надеюсь, что наши парижские друзья будут иметь случай убедиться, что Брусс не хуже Гайндмана. Оба они объединили вокруг себя всех кандидатов, которых смогли прибрать к рукам.
Пумпс немного лучше, но - не говоря уж об особых бедах, которые ей пришлось испытать, - ее желудок отнюдь не в порядке и она страдает бессонницей. Однако она стала гораздо бодрее; вчера и сегодня утром она сидела на диване.
Фортен пишет, что совершенно согласен с нашим планом и пошлет тебе две последние главы «Восемнадцатого брюмера». Он прислал мне принятую ими резолюцию по вопросу о войне. Когда стиль коммерческой переписки становится напыщенным, это нечто ужасное.
Ним и маленькая Лили, которая пришла сюда на несколько часов - дети находятся у стариков Рошеров, - шлют свой привет, и я тоже.
Любящий тебя Ф. Энгельс
Прусские правительственные газеты страшно рассержены по поводу тех 6000 марок, которые переданы в избирательный фонд из прибыли, полученной газетой «Sozialdemokrat»; они утверждают, что это ложь: 1) такой прибыли никогда не было; 2) если же она и была, то ее украли у владельцев газеты. E pur si muove. (а всё таки она вертится)
Прилагаю чек на 12 фунтов, о котором писал Поль.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 9 февраля 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Отвечаю тотчас же на Ваше письмо с почтовым штемпелем от 28 января. Предисловие было отослано 27 января, и на Вашу телеграмму, полученную мной в воскресенье, 6 февраля, я немедленно ответил по телеграфу: «Послано заказным 27 января».
Что касается искаженной выдержки из моего письма, от опубликования которой не мог удержаться неугомонный Итон, то Розенбергу и К° не стоит сваливать вину за его содержание на Эвелинга. О 100000 и миллионах говорится в моем письме к Вам, и ни в каком другом письме. Так что Вам, вероятно, известно, кто несет ответственность за этот непозволительный поступок и за то, что подобная бессмыслица приписана мне. Поскольку дело касается меня, я не возражаю против того, чтобы Вы опубликовали всю эту выдержку и даже все письмо.
Ваши опасения насчет того, что Эвелинг оказывает неправильное влияние на мое мнение об американском движении, лишены основания. С тех пор как возникло независимое от немцев национальное движение американского рабочего класса, моя позиция была ясно определена самими фактами. Это великое национальное движение, независимо от его первоначальной формы, является подлинным исходным пунктом развития американского рабочего класса. Если немцы примкнут к нему с целью помочь или ускорить его развитие в должном направлении, то они смогут принести большую пользу и сыграть в нем решающую роль; если же они останутся в стороне, то выродятся в догматическую секту и будут отброшены, как люди, не понимающие своих собственных принципов. Г-жа Эвелинг, которая видела, как действовал ее отец, отлично поняла это с самого начала, и если Эвелинг тоже убедился в этом, тем лучше. И во всех своих письмах в Америку - Зорге, Вам, Эвелингам - я с самого начала многократно повторял это. Тем не менее я доволен, что повидался с Эвелингами прежде, чем написал свое предисловие, ибо они сообщили мне некоторые новые факты о скрытых внутренних делах немецкой партии в Нью-Йорке.
Вы, по-видимому, считаете доказанным, что Эвелинг вел себя в Америке просто как мошенник; более того, Вы призываете меня, на основании содержащихся в Вашем письме утверждений и намеков, отнестись к нему как к мошеннику и сделать все от меня зависящее, чтобы удалить его из печатных органов партии. Однако все эти утверждения Вы никак не можете доказать, потому что не имели возможности ничего услышать в его защиту. И все же Вы в лучшем положении, чем мы здесь: Вы выслушали, по крайней мере, одну сторону, тогда как мы даже не знаем, в чем заключается обвинение!
На ранних стадиях рабочего движения, когда оно носит тайный характер и рабочие находятся еще под влиянием традиционных предрассудков, - горе тому человеку буржуазного происхождения или имеющему более высокое образование, кто, вступив в движение, имеет неосторожность вести денежные дела с рабочими. Тут уж обязательно возникнет спор из-за кассовой отчетности, и это тотчас же изображается как попытка эксплуатации, особенно если окажется, что взгляды этого «буржуа» в теоретических или тактических вопросах не совпадают с убеждениями большинства или даже меньшинства. Я наблюдал это постоянно в течение сорока с лишним лет.
Хуже всех были в этом отношении немцы; в самой Германии этот недостаток давно уже устранен благодаря росту движения, но среди немцев, живущих вне Германии, он еще не изжит.
Вот почему Маркс и я всегда старались избегать каких-либо денежных дел с партией в любой стране. И когда Эвелинги отправились в Америку, у меня были очень серьезные опасения на этот счет. И только когда было решено, что они поедут вместе с Либкнехтом, я несколько успокоился, потому что Либкнехт - стреляный воробей и знает, как поступать в случае подобных нареканий, и потому что любые обвинения такого рода по его адресу только сделали бы жалобщиков посмешищем в Германии и вообще в Европе. Ну, а впоследствии поездка была организована раздельно - и вот результат.
Из сказанного Вы можете заключить, что я смотрю на это дело гораздо спокойнее, чем нью-йоркская публика. А кроме того, я знаю Эвелинга уже четыре года; мне известно, что он дважды жертвовал своим социальным и материальным положением ради своих убеждений и что он, если бы не сделал этого, мог стать профессором в каком-либо английском университете и видным физиологом, а не перегруженным работой журналистом с весьма необеспеченным доходом. Работая вместе с ним, я имел возможность оценить его способности и, не раз наблюдая его при довольно сложных обстоятельствах, знаю его характер; поэтому потребовалось бы нечто гораздо большее, чем голословные утверждения и инсинуации, чтобы поверить тому, что о нем сейчас говорят некоторые лица в Нью-Йорке.
Далее. Если бы он пытался обмануть партию, то как бы мог он сделать это в течение всей своей поездки без ведома жены? Но в таком случае обвинение задевает и ее. А тогда оно становится совершенно нелепым, по крайней мере в моих глазах. Я знаю ее с детства, а последние семнадцать лет она постоянно была около меня. Более того, Маркс завещал мне заботиться о его детях так, как это делал бы он сам, и не допускать по отношению к ним, насколько это в моих силах, никакой несправедливости. И я намерен выполнять этот долг, хотя бы мне пришлось иметь дело с пятьюдесятью исполнительными комитетами. Дочь Маркса, обманывающая рабочий класс, - нет, это уж слишком!
Далее, Вы говорите: «Никто здесь не думает, что д-р Эвелинг положил деньги себе в карман или истратил их так, как значится в счетах. Полагают, что он просто хотел покрыть расходы своей жены». Это - открытое обвинение в подлоге, и Вы это высказываете как смягчающее вину гуманное предположение, Но если таково смягченное обвинение, то каково же обвинение во всем его объеме? И на каком основании оно предъявлено? «Смехотворные счета, присланные д-ром Эвелингом». Хотел бы я взглянуть на какие-нибудь из этих «смехотворных» счетов. В течение пятнадцати недель они присылались каждое воскресенье в Исполнительный комитет, который не проявлял никаких признаков неодобрения. Не пошевелился он и тогда, когда Эвелинги 19 декабря вернулись в Нью-Йорк. И только 23-го, когда они уже собирались уезжать и не могли больше защититься против реальных или сфабрикованных обвинений, - только тогда Исполнительный комитет открыл, что эти счета, хотя против каждого из них в отдельности не выдвигалось возражений, смехотворны, если сложить их вместе! Но это значит, что он возражает не против счетов, а против правил сложения. Почему же тогда Исполнительный комитет, вместо того чтобы сократить поездку Эвелингов, пытался ее продлить и как раз к концу ее предлагал вторичное посещение ими Чикаго, которое, к счастью, не состоялось? Мне сдается, что во всем этом смехотворными выглядят не счета, а Исполнительный комитет.
Итак, на собрании 23 декабря Эвелинги впервые узнают, что их счета смехотворны, и Исполнительный комитет представляет им денежный отчет, составленный им самим. Выслушав возражения против своего отчета, Эвелинг тотчас же соглашается с отчетом Исполнительного комитета, по которому (как я сам видел в документе, написанном рукой Розенберга) ему, Эвелингу, причитается 176 долларов. Затем, снова запуганный Вальтером, он отказывается от этих денег и возвращает 76 долларов тут же, а остаток присылает из Лондона. И Вы после этого говорите: «То, что д-р Эвелинг вернул 100 долларов, нисколько не помогло делу». Господи, чего же хотят тогда эти люди? Неужели Эвелинга следует считать мошенником лишь потому, что те 176 долларов, которые принадлежат ему по расчетам самого же Исполнительного комитета, присвоены этим последним?
В дальнейшем тайна, которой Исполнительный комитет облекает это дело, сгущается все больше и больше. Когда статья появилась в «New-York Herald» и была передана сюда по телеграфу, Эвелинги послали прилагаемое при сем циркулярное письмо секциям и одновременно Исполнительному комитету. Это письмо, - если не считать Эвелинга лжецом и мошенником, что я буду отрицать, пока не получу новых, убедительных доказательств, - представляет, на мой взгляд, исчерпывающие возражения против Исполнительного комитета, по крайней мере до получения ответа с его стороны. Как же поступает Исполнительный комитет? Он выступает в «Volkszeitung» с гнусными нападками, распространяет слухи и толки за спиной Эвелинга, созывает собрания в секциях, излагая на них свою версию и заставляя их принимать резолюции по делу, о котором нельзя судить без беспристрастной проверки всей отчетности и предоставления отсутствующему обвиняемому полной возможности защиты. И, по-видимому, им удалось в своем нью-йоркском кругу опорочить Эвелинга не только как человека, сумасбродно тратившего их деньги (в этом они - правильно или неправильно - могли быть искренне убеждены), но как мошенника, занимающегося подделкой счетов. В этом деле, созданном их собственной изобретательной фантазией, они доходят до предела и угрожают циркулярным письмом, в котором обвинят Эвелинга в мошенничестве и подлоге перед лицом рабочего класса всего мира! И все это, заметьте, за спиной и без ведома человека, которого они обвиняют и который не может не только защитить себя, но хотя бы разобраться в фактах, на которых основано обвинение! Если так судят людей в нашей партии, то я предпочитаю лейпцигский имперский суд и чикагский суд присяжных.
К счастью, в более старых европейских партиях мы уже прошли эту стадию. Мы видели, как исполнительные комитеты возникали и исчезали дюжинами, мы знаем, что они так же грешны, как и папа римский, мы знавали даже и такие комитеты, которые жили припеваючи на гроши рабочих и в среде которых были мошенники и люди, занимавшиеся подлогом. В своем циркулярном письме Исполнительный комитет должен будет не только ясно сформулировать свое обвинение, которое, быть может, станет таким образом, наконец, известно и нам, но и доказать его. По эту сторону океана люди не принимают слепо на веру даже того, что говорят их собственные исполнительные комитеты, а уж тем более слов г-на Вальтера и г-на Розенберга, как бы «официальны» они ни были.
На мой взгляд, Исполнительный комитет поставил себя в очень неловкое положение. Если бы он жаловался только на чрезмерную сумму счетов, он мог бы обеспечить себе сочувствие за пределами своей собственной среды, потому что определение это в той или иной мере дело субъективное. Но так как присылавшиеся счета в свое время не встречали возражений, Исполнительный комитет понял, что он сам выбил у себя почву из-под ног, и поспешил, как это свойственно слабым людям при определенных обстоятельствах, раздуть обвинение, чтобы выгородить самого себя. Так он пришел к новому обвинению Эвелинга в мошенничестве и фальсификации, чего он никак не может доказать и вынужден довольствоваться инсинуациями. Но гнусность, вымышленная явно для прикрытия своей слабости, продолжает оставаться гнусностью. И раздув дело, бывшее вначале пустячным спором о счетах, в уголовное преступление, Исполнительный комитет, естественно, чувствует себя обязанным объясниться перед различными рабочими партиями. И, конечно, он делает это трусливо, окольным путем, не давая обвиняемому даже ознакомиться с обвинением. Одна ошибка влечет за собой другую, а в результате они сели в лужу, и Комитет запутался в собственных сетях. И все это не по врожденной злобе, а просто из слабости.
Вы поймете теперь, что я должен решительно отклонить Ваш совет - «намекнуть Каутскому, чтобы он не публиковал ничего за подписью д-ра Эвелинга», потому что-де Исполнительный комитет собирается выпустить «официальное циркулярное письмо» против Эвелинга и «его имя, как одного из руководителей, может лишь скомпрометировать любой орган», Думаю, что ни Каутский, ни я сам никогда не давали никому повода предполагать, что можем поступать так с друзьями, вместе с которыми работали много лет, на основании одних лишь голословных утверждений и инсинуаций. И если бы я предложил Каутскому что-нибудь подобное, то заставил бы его только подумать, что я либо внезапно впал в старческое слабоумие, либо уже не заслуживаю доверия. Впрочем, я убежден, что Вы сами пожалели об этом совете, как только отправили письмо.
Я прекрасно понимаю, что Вы написали свое письмо, считая, что исходите из интересов партии, и именно это побудило Вас представить мне дело Эвелинга как безнадежное и решенное окончательно. Но пока его судил только Исполнительный комитет, который представляет в своем лице и стороны, и обвинителей, и судей, и присяжных; ведь резолюции нью-йоркских секций, каковы бы они ни были, в счет не идут. Что скажут другие секции - еще видно будет, но и они, если будут беспристрастны, могут только объявить себя некомпетентными в этом деле, пока не ознакомятся со всеми фактами и пока не будет выслушан обвиняемый. Я, со своей стороны, считаю крайне вредным для партии вводить, и притом в утрированном виде, судебную процедуру, практикуемую Бисмарком и американскими буржуа, которые хоть, по крайней мере, соблюдают формальности и дают возможность подсудимому высказаться на суде; позволительно ли нам действовать так в тот самый момент, когда мы протестуем против этого гнусного судопроизводства?
Исполнительный комитет, без сомнения, будет стремиться избежать огласки под предлогом предотвращения публичного скандала. Но это ему не удастся. Либо ему придется отказаться от своего позорного обвинения, сведя все дело к его первоначальному объему, то есть к спору о счетах, и разобрать его честно и справедливо, либо он должен выступить со своим обвинением публично и настаивать на нем до конца. Дело уже приняло слишком широкую огласку и не может оставаться в таком, положении, да и Эвелинг не такой человек, чтобы оставить все это так. А поскольку я не могу допустить, чтобы Эвелингов за их спиной обвиняли в бесчестных поступках, то я счел своим долгом показать Ваше письмо г-же Эвелинг (он сам в настоящее время очень болен) и прочесть ей мой ответ. Если обстоятельства потребуют в дальнейшем опубликования этого моего письма, Вы можете опубликовать его полностью, причем я оставляю за собой такое же право, - разумеется, не оглашая Вашего имени, если только кто-нибудь другой не сделает этого еще раньше.
Остаюсь, дорогая г-жа Вишневецкая, искренне преданный Вам Ф. Энгельс.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 12 февраля 1887 г.
Дорогой Зорге!
Твое письмо от 30 января получил вчера, а позавчера снова послал тебе разные материалы. Остальное отправлю на днях. Английское издание «Капитала» расходится очень хорошо, и этот осел издатель, который совершенно не подозревал, с чем он имеет дело, просто поражен.
Надеюсь, что здоровье твое улучшается. Воздержание и для меня становится долгом; каждый день замечаешь какой-нибудь небольшой физический изъян, требующий внимания и нарушающий привычный беззаботный образ жизни. Но с этим уж ничего не поделаешь.
Когда Лафарг был здесь на рождестве, он обещал мне регулярно посылать тебе «So..aliste ». Несколько специально присланных экземпляров со статьей «Положение и т. д.» я получил лишь после его возвращения! Статья эта открыла французам глаза на то, что война означает для них гибель республики и только при совершенно исключительных благоприятных обстоятельствах она могла бы вызвать европейскую революцию, - чего, однако, вовсе не хотят буржуазия, мелкие буржуа и крестьяне. Раньше об этом никто не думал, а теперь все это говорят. Я читаю сейчас эту статью по-румынски в выходящей в Яссах путаной «Revista So..ala» и изучаю при этом язык.
Господа и
15:40 24.07.2015
Господа из Исполнительного комитета Социалистической рабочей партии ведут себя по отношению к Эвелингам самым гнусным образом. После того как благодаря их нескромности, если не по их наущению, появилась статья в «Herald», опубликована была гнуснейшая статья в «Volkszeitung», за которую я пока могу возложить ответственность лишь на г-на Дуэ. Эвелинги ответили на скандальную статью в «Herald» прилагаемым циркулярным письмом, разосланным отсюда около 18 января всем секциям, а также Исполнительному комитету. Последний 28 января послал мне через одно лицо, которое я пока назвать не могу и кто оно, тебе, следовательно, придется догадаться, сконфуженное письмо, в котором утверждает как факт, не подлежащий сомнению факт, что Эвелинг пытался обмануть Комитет, что он будто бы - так предполагают они по христианскому человеколюбию - посылал фальшивые счета, чтобы покрыть этим расходы своей жены на гостиницу (партия оплачивала Тусси только железнодорожные расходы), а возвращение 176 долларов, дескать, ничего не меняет, потому что дело вовсе не в этом, и т. д. Сплошные инсинуации, ни единого факта, нет даже определенного обвинения. А далее говорится: в нью-йоркских секциях уже принято но этому поводу решение, которое должны будут подтвердить остальные секции, а затем будет выпущен циркуляр ко всем европейским партиям, чтобы заклеймить Эвелинга. Мне же было предложено предостеречь Каутского, чтобы он не печатал больше ничего за подписью такого субъекта, как Эвелинг, которого следует выкинуть из всей партийной печати!
Можешь себе представить, как я ответил на все эти гнусности. Если найду кого-нибудь, кто перепишет это письмо, я пошлю его тебе, - сам я из-за воспаления глаза не могу переписывать его в третий раз. У этих господ нет ни малейшего повода. Ведь когда 23 декабря Эвелинг впервые узнал из письма Розенберга, что Исполнительный комитет собирается оспаривать некоторые пункты его счета, он тотчас же ответил Розенбергу, отправив письмо нарочным: «Я не могу спорить с партией по поводу денежных дел и готов принять без возражений все, что национальный Исполнительный комитет Социалистической рабочей партии сочтет правильным»!
И это еще до того, как он узнал, что они скажут и предложат ему! А теперь эти субъекты прикарманивают 176 долларов, которые, по собственным их расчетам, принадлежат Эвелингам, и именно поэтому объявляют обманщиками не себя, а Эвелинга!
Ну, мы уж справимся с этим делом. К сожалению, мы не знаем в Нью-Йорке никого, кроме тебя, на кого можно было бы положиться, после того как и «Volkszeitung» вела себя так подло. Я был бы очень рад, если бы ты мог сообщить нам, какова позиция Шевича и других, - дали они уже себя убедить враками Исполнительного комитета или нет? Мы знали бы, по крайней мере, к кому можно обратиться в Нью-Йорке, не затрудняя тебя.
Но меня все-таки удивляет, что те же самые люди в Нью-Йорке, которые возмущаются судом присяжных в Чикаго, превосходят своей гнусностью этот суд и осуждают людей, даже не выслушав их, даже не сказав им хотя бы, в чем их обвиняют.
Твой Ф. Э.
23:26 24.07.2015
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 16 февраля 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Мои поздравления друзьям по случаю воскрешения «Voie», который, будем надеяться, явится на этот раз путем побед. Те номера «Cri», которые мне прислала Лаура, действительно убийственно скучны, даже немецкая рептильная пресса Бисмарка не обладает до такой степени усыпляющей способностью. Будем надеяться, что парижане откажутся поглощать эти передовицы, несмотря на скандальную и фельетонистскую приправу.
Я прочел Тусси письмо Лауры, касающееся Лаврова, она займется этим, но она очень занята. Сначала у Эвелинга была ангина (которую он сам сразу же принял за дифтерит), а в качестве пациента он так же несговорчив, как и Пумпс. Учитывая то, что Тусси не спала в течение 3 или 4 ночей и должна была заниматься его, Эдуарда, делами (в моем стиле проскальзывает румынская конструкция фразы, так как я немного занимаюсь этим языком), у нее не было времени бегать за книгами Лаврова. К этому прибавилось еще и другое обстоятельство.
Сначала я получил длинное письмо от Вишневецкой, из которого следует, что идиоты из Исполнительного комитета Социалистической рабочей партии хотят устроить что-то вроде процесса над Эвелингом, обвиняя его в том, что он хотел обокрасть партию, чтобы покрыть свои путевые расходы, хотят заставить секции принять резолюции, направленные против него, и после этого в специальном циркуляре к рабочим партиям Европы объявить его мошенником. Она имела даже наглость предложить мне сказать Каутскому, чтобы он не печатал больше ничего за подписью Эвелинга. И при всем этом ей даже не пришло в голову, что обвиняемый имеет, по крайней мере, право быть выслушанным! Можете представить себе мой ответ. Итак, позавчера прибыл первый циркуляр Исполнительного комитета, полный абсурдных обвинений против Эвелинга; его будет нетрудно опровергнуть. Но нельзя терять времени; американские секции должны послать свои резолюции в Нью-Йорк 15 марта, и отсылка циркуляра сюда уже достаточно задержалась, чтобы сделать защиту почти невозможной. Эвелинг находится в Гастингсе, куда послал его доктор; он возвратится в пятницу. Пока же мы выпускаем циркуляр, в котором заявляем, что он собирается защищаться, и требуем не выносить решения до его возвращения. Как только он вернется, мы организуем защиту. Я посылаю Вам первый циркуляр Эвелинга об этом деле, который достаточно убедителен в своей основе. Было бы хорошо узнать, послал ли Исполнительный комитет свой циркуляр Рабочей партии или немцам в Париже; в Цюрихе Каутский уже предпринял необходимые шаги. Но из всего этого Вы можете заключить, что у Тусси хлопот хоть отбавляй.
Я не помню, писал ли я Вам, что Фортен удовлетворен соглашением с Лаурой относительно своей рукописи. Тогда остается только сообщить Лавиню, что его рукопись у Вас; я прошу Вас сделать это, так как не знаю, действителен ли еще его старый адрес; это и мешает мне написать ему.
Я не знаю, видели ли Вы «Materialismul economical lui Karl Marx» Лафарга; объявление о нем я видел в выходящей в Яссах «Revista Sociala» за декабрь, где была переведена моя статья из «So..aliste» - впрочем, достаточно топорно. До чего смешной этот румынский язык.
Вместо слова «работать» они употребляют «lucrare», что по-латыни означает «присваивать прибавочную стоимость»; с другой стороны, «рабочий» - «muncitorul», слово славянского происхождения, соответствующее и буквально, и этимологически русскому слову «moutchitel », иначе говоря, мученик! Вместо слова «мятеж» у них есть славянское слово «rascoale», то есть церковный раскол (русское раскольник = схизматик, еретик). Впрочем, для языка, ведущего свое происхождение от латинского, это достаточно трудный язык, поскольку они с одинаково очаровательной небрежностью обращаются с латинским и со славянским (из которого восприняли много слов и звуков). Болгарский язык (болгарский журнал был прислан Каутскому) гораздо более легкий для того, кто знает русский или сербский.
Лаура, вероятно, видела в «Neue Zeit» за февраль наш ответ профессору Менгеру.
Насколько я могу судить, французские газеты прекрасно реагировали на глупые провокации Бисмарка. Принимая во внимание нрав этого последнего, невозможно сказать, выступает ли он «за» или «против» войны. Но все то, что заставляет его либо соблюдать мир, либо стать открытым агрессором, хорошо для нас. Сегодня он обращается с Францией так, как вел себя по отношению к Вильгельму в мае 1866 г., после того как подготовил австрийскую войну, к которой этот последний испытывал отвращение: «мне удалось привести эту старую лошадь на край рва, но она не хочет перескочить через него». И если французы будут стоять на своем, Бисмарк окажется в дьявольски затруднительном положении. Он надеется получить большинство на выборах с помощью народа. Папа помог ему провести септеннат (проголосовали за новые полки на 3 года, ему дадут их на 7 лет), но если большинство рейхстага останется в оппозиции по всем остальным вопросам, Бисмарк не получит ни гроша. Пока все единодушно признают, что все партии в Германии справедливо опасаются поражения на выборах, за исключением социалистов, которые уверены в большом успехе.
Цеткин просит у меня письмо для собрания 19-го, я пошлю Вам его завтра, - не знаю еще, что сказать.
Поцелуйте за меня Лауру.
Ваш Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 19 февраля 1887 г.
Милостивый государь!
Я был рад получить Ваше письмо от 22/3 этого месяца. Из него я узнал, что издатель, вместо того чтобы послать Вам экземпляр английского «Капитала», отправил только проспект. Такого рода ошибки происходили уже не раз, и это причинило нам немало досады и беспокойства. Впрочем, я сразу же, 12 февраля, послал Вам экземпляр по почте, заказным, и надеюсь, что Вы получили его в сохранности. Рад Вам сообщить, что книга расходится исключительно хорошо. Высокая цена первого издания была неизбежным злом, но так как книга была стереотипирована, то через некоторое время выйдет удешевленное издание, цена которого будет составлять примерно треть цены первого; в настоящий момент высокая цена не является серьезным препятствием здесь, хотя это до некоторой степени мешает распространению книги в Америке.
Я думаю, Вы хорошо сделаете, показав читающей публике Вашей страны, как применить теорию нашего автора к вашим собственным условиям. Но, может быть, Вам лучше подождать, как Вы сами пишете, пока вся его работа не выйдет полностью. Глава о земельной ренте, хотя и написана до того, как он изучал экономические условия России, и не содержит упоминания о них, будет Вам тем не менее крайне необходима. Я займусь третьим томом после того, как покончу с другой накопившейся у меня работой. За исключением трех отделов, большая часть почти готова для печати.
Большое спасибо за «Сказки» Щедрина, к чтению которых я приступлю при первой возможности; легкий конъюнктивит левого глаза не позволяет прочесть их теперь же, так как русский шрифт заставляет меня сильно напрягать зрение.
До сих пор на английское издание не появилось ни одной рецензии. Профессиональные рецензенты, по-видимому, не знают, как быть с этой книгой, и боятся обжечься.
Искренне Ваш П. В. Рошер
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 24 февраля 1887 г.
Дорогая Лаура!
Революция в Германии - взятие Берлина - происходит не совсем таким путем, как это изображено в «Пути народа». Нельзя сказать, что «Voie du Peuple» по ту сторону Вогезов проходит по бульварам прекрасного Парижа. Не говоря уж об ошибках газеты при подсчете потерянных и полученных мест и т. д., успех наших немецких друзей относится совсем не к той области, где ищет его «Voie du Peuple». Прежде всего, хотя мы действительно пока что потеряли места и не получили ни одного нового, это не имеет значения. Решающим является тот факт, что в то время как мы очень медленно теряем почву в саксонских округах с преобладанием ручного ткачества (ныне вымирающего), которые были нашим первоначальным оплотом, мы гораздо быстрее приобретаем влияние не только в больших городах, но и во всех сельских промышленных округах. У меня есть точные цифры по 43 округам, в каждом из которых избирается один депутат, - включая Берлин, Гамбург, Дрезден, Мюнхен, Лейпциг, Ганновер, Магдебург, Эльберфельд, Кёльн, Дюссельдорф, Нюрнберг, Штутгарт, Франкфурт и т. д., в большинстве своем, конечно, крупные города. Там мы имели: всего ........................................ ...............................408 360 голосов в тех же местах в 1884 г. ......................................32 1 876 » -------------------- Итого выиграли 86 484 голоса, или 27 процентов по сравнению с 1884 г., то есть за три года, причем сюда входят пять округов, в которых мы потеряли голоса. Через день или два у меня будет больше данных, и я смогу расширить свой список, охватывающий пока лишь те округа, цифры по которым мне известны. Берлин проявил себя великолепно, и я начинаю чувствовать некоторое доверие к этому в других отношениях нелепому городу.
Давление, которому подверглись наши люди, было огромным. Не разрешалось даже публично объявлять имена кандидатов. Каждый, кто принимал участие в выборах, раздавая избирательные бюллетени и т. д., был взят на учет, - что во многих городах, находящихся на осадном положении, означает высылку. Где только было возможно, фабриканты сопровождали рабочих на избирательный пункт и следили за тем, чтобы они голосовали за Бисмарка, если не хотят немедленно быть уволенными с работы. И все это повторится и усилится в день перебаллотировки, в ходе которой мы рассчитываем обеспечить себе большинство наших мест.
Зингер - это Локруа, первый избранник Германии. Он получил 32 голосов, чем не может похвастаться никто другой. Бебель избран от Гамбурга, Либкнехт не прошел от Оффенбурга; если бы он получил на 50 голосов больше, он баллотировался бы в Бремене и был бы наверняка избран. Но, без сомнения, будут дополнительные выборы, так что он не останется без места, на которое сможет водрузить свои телеса.
Точного количества перебаллотировок, в которых мы заинтересованы, я не знаю - их, по меньшей мере, 16. Насколько я могу судить, мы одержим верх почти во всех этих случаях, если только центр или прогрессисты не подведут нас, что весьма возможно.
В то время как обычно голосовали от 55 до 65% избирателей, на сей раз филистеры явились в полном составе: голосовало 85-90% общего числа внесенных в списки. И этим объясняются поражения во многих округах.
Я чрезвычайно доволен выборами в Эльзасе. Это поможет нам поскорее избавиться от этих неопределенных субъектов, которые представляют собой ни рыбу, ни мясо.
Через пару дней ты получишь печатный циркуляр с ответом Эвелинга на обвинения ньюйоркского Исполнительного комитета. Если этот циркуляр не был отправлен в немецкий клуб в Париже, то он совсем не был послан в Париж. Это всего-навсего обычная жалоба невежд на «образованных», которые якобы живут расточительно на гроши рабочих. К счастью, мы дали хороший ответ.
Скажи Полю, что его открытие по поводу восточного обряда обрезания разделяет судьбу многих моих открытий в области естествознания, а именно: оно уже было сделано раньше. Я читал об этом же самом очень давно в немецких книгах и не удивлюсь, если это было уже в старой «Символике» Крёйцера, которая стара, как битва при Ватерлоо.
Бедный Эдуард был страшно потрясен этими нелепыми обвинениями, последовавшими так скоро после его ангины. Он не слишком наделен способностью сопротивляться болезням, и под влиянием этого потрясения снова заболел. Он время от времени ездил в Гастингс и снова отправляется туда сегодня вечером.
Последняя страница сегодняшнего номера «Voie» выглядит довольно странно - сплошной «Милый друг» и никаких объявлений. На мой взгляд, пожалуй, слишком много за один прием.
Половина шестого - закрывается почта и звонок к обеду! Итак, на сегодня до свидания.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 3 марта 1887 г.
Дорогой Зорге!
Одновременно посылаю пакет, в котором 1 номер «Commonweal», 1 - «To-Day», 3 - «Gleichheit» и по 4 экземпляра второго циркулярного письма Эвелинга на немецком и английском языках.
Нью-йоркский Исполнительный комитет совершает удивительнейшие маневры, чтобы добиться одобрения своих ребяческих действий против Эвелинга. О том, что они пытались предпринять в секциях, ты узнаешь из циркулярного письма Эвелинга (циркуляр Исполнительного комитета ты, вероятно, увидишь на месте). Но после этого Комитет, не дожидаясь решения секций, передал все дело ревизионной комиссии с тем, чтобы она помогла ему выпутаться из затруднительного положения. Конечно, Эвелинг теперь тоже обратится в ревизионную комиссию и пошлет туда все документы; посмотрим, что из всего этого выйдет.
Исполнительный комитет благоразумно ограничивается повторением древней, но вечно новой басни - особенно для немцев, живущих за границей, - о разбазаривании трудовых грошей рабочих; дальнейшие обвинения в попытке утаить расходы и т. д. распространяются, таким образом, лишь исподтишка. Тебе, наверно, представится случай использовать циркулярные письма.
Выборами в Германии мы можем быть очень довольны. Прирост голосов великолепный, особенно в условиях сильнейшего нажима со стороны не только правительства, но и фабрикантов, поставивших рабочих везде, где было возможно, перед выбором между увольнением и принудительным голосованием за сторонников Бисмарка. Боюсь, что это снова сказалось на вчерашней перебаллотировке, результаты которой здесь еще не известны. Папа запрещает католикам голосовать за нас, господа прогрессисты добровольно предпочитают сторонников Бисмарка социалистам, а фабриканты прибегают к открытому давлению; если мы при этом отвоюем еще несколько мест, то они будут взяты с бою. Но дело вовсе не в количестве мест, а в статистическом доказательстве неудержимого роста партии.
Ты считаешь, что наши оскандалились, избрав Гейзера, Фроме, Фирека и т. д. Но иначе нельзя. Они вынуждены брать кандидатов там, где могут их найти, и довольствоваться такими, какие есть. Такова общая судьба всех рабочих партий в парламентах, где не существует депутатского вознаграждения. Но это и не столь важно. Наши не создают себе никаких иллюзий насчет своих представителей; лучшим доказательством этого было полное поражение «фракции» в ее борьбе с редакцией «So..aldemokrat». И господам депутатам это тоже известно. Господа из правого крыла знают, что их терпят только благодаря закону против социалистов и что в тот день, когда партия снова получит свободу действий, их тотчас же выставят вон. Да и тогда с представительством дело еще будет обстоять достаточно скверно, но я, право, предпочитаю, чтобы партия была лучше своих парламентских героев, а не наоборот.
Относительно Либкнехта ты тоже можешь быть спокоен. В Германии его оценивают совершенно правильно. Я редко встречал человека, о котором мнения самых различных людей были бы настолько единодушны, как о Либкнехте. В то время как он воображает, что держит их всех в руках, они относятся к нему очень критически. Его неисправимый оптимизм, особенно в тех случаях, когда у него самого рыльце в пушку, его твердое убеждение в том, что он - душа движения, что именно он все делает, наилучшим образом всем руководит и лишь другие, «ослы», портят все дело, его стремление все привести в порядок, замазать все противоречия, утопив их в громких фразах, его страсть добиваться внешних, временных успехов даже в ущерб основным интересам, - все это прекрасно известно. Но люди знают также, что все эти ошибки являются лишь оборотной стороной весьма ценных качеств и что, не обладая этими слабостями, он не мог бы сделать и того, что он действительно делает. Пока рядом с ним Бебель, он, хотя и вызывает немало ненужных хлопот и склок, не сделает крупных промахов. А когда дело дойдет до разрыва с мещанами, он будет до последней минуты защищать их, но в решающий момент займет правильную позицию.
Надеюсь, с наступлением весны твое здоровье улучшается.
Твой Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 10 марта 1887 г.
Дорогой Зорге!
Открытку от 22-го и письмо от 21 февраля получил. Я поступил правильно. Посылать копию длинного письма не имело смысла, так как формулировка обвинений в циркуляре Исполнительного комитета совершенно иная и более мягкая, а все остальное пока лишь частные сплетни. Как отнеслись к этому делу в Европе, показывает ответ Зингера на посланное ему циркулярное письмо Эвелинга: «Это старая история; жаль только, что и Эвелингам приходится пройти через это». Этот циркуляр, который я послал тебе в 4-х экземплярах поанглийски и в 4-х - по-немецки, а также мое письмо, написанное с неделю тому назад, ты, вероятно, получил.
Вишневецкая не в состоянии перевести «Манифест». Сделать это может только один человек, а именно - Самюэл Мур, и он как раз работает над этим. Рукопись первого раздела уже у меня. Но при этом надо помнить, что как «Манифест», так и почти все мелкие работы Маркса и мои в настоящее время еще слишком трудны для понимания в Америке. Тамошние рабочие только лишь вступают в движение, это еще совершенно сырой материал, в области теории они отстали особенно сильно из-за представлений, свойственных англосаксонской натуре вообще и американцам в частности, - тут следует исходить непосредственно из практики, а для этого нужна совершенно новая литература. Я уже раньше предлагал Вишневецкой переработать в популярной форме важнейшие места из «Капитала» в виде ряда небольших брошюр. Как только люди там в известной степени встанут на правильный путь, «Манифест» не замедлит оказать свое действие, теперь же он оказал бы влияние лишь на немногих.
Твои замечания по поводу английского издания «Капитала» я сообщил издателю, который дал следующий весьма практический ответ: благожелательной статьи в «North American Review» было бы достаточно, чтобы издание перепечатали в Америке, а он хотел бы до этого снять сливки здесь. Впрочем, и в Америке книга расходится очень хорошо; кроме Бордолло сделал большой заказ еще один крупный книготорговец, да и здесь продажа книги идет так быстро, что все первое издание, за исключением 50 экземпляров, уже разошлось, а второе - все еще по той же цене - находится в печати. И это несмотря на очень скромную рекламу и прежде, чем о книге заговорила хотя бы одна крупная газета! Первая серьезная статья о ней, очень благоприятная, появилась в «Athenaeum» от 5 марта. Теперь последуют и другие, что поможет нам распродать второе издание, а затем, вероятно, можно будет выпустить и третье, удешевленное издание.
Какова бы ни была Социалистическая рабочая партия, как бы она ни приписывала себе успехи работы своих предшественников, все-таки она - единственная рабочая организация в Америке, стоящая, в общем, на нашей платформе; свыше 70 ее секций раскинуты по всему Северу и Западу, и как таковую, и только в силу этого, я ее признаю. То, что она является партией лишь по названию, об этом я сказал совершенно определенно. Я убежден, что господа из Исполнительного комитета были очень разочарованы моим предисловием и предпочли бы, чтобы его не существовало. Они ведь сами принадлежат к тому течению, о котором я говорю, что оно погубит партию, если получит преобладание. А они, кажется, к этому и стремятся. Розенберг в здешней «Justice» нападает на «Рыцарей труда» по поводу стачки портовых грузчиков. Возможно, что в изложении отдельных фактов он не совсем неправ, но при этом он обнаруживает такое отсутствие понимания всего хода движения, которое может быстро погубить партию, если эти люди будут продолжать управлять ею.
Именно глупости карьеристов - вождей «Рыцарей труда» и их неизбежные конфликты с центральными рабочими союзами в крупных восточных городах должны вызвать внутренний кризис «Рыцарей труда» и обострить его до крайности, - вот чего этот болван не понимает.
Здесь агитация Социал-демократической федерации среди безработных тоже провалилась, не дав никаких результатов. Церковная процессия у собора св. Павла была нелепым подражанием чартистам и также осталась безрезультатной, - словом, здесь пока ничего не происходит. Может быть, ближайшей осенью дела пойдут лучше; было бы желательно, чтобы к этому времени прохвосты, возглавляющие Социал-демократическую федерацию, выдохлись и сошли со сцены.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 10 марта 1887 г.
Дорогая Лаура!
Приятные новости. Первое издание «Капитала», 500 экземпляров, распродано, за исключением около 50 экземпляров, а 2-е издание подготавливается. По моему приблизительному подсчету, почти половина издания отправлена в Америку, и 2-е издание тоже найдет там хороший сбыт, если только не появится какое-нибудь незаконно перепечатанное издание; однако такое издание вряд ли будет предпринято, пока успех книги в Америке не станет очевидным, и кроме того, для этого потребуется некоторое время. Так как стереотипы находятся здесь, второе издание скоро поступит в продажу, и мы будем получать за каждый экземпляр 3 шилл. 9 пенсов, вместо 3 шилл., которые мы получали за первое. Это опять будет 30- шиллинговое издание.
Мы видели статью в «Athenaeum», и Тусси пошлет тебе экземпляр. Очень удачно, что печать начинает говорить о книге как раз тогда, когда 1-е издание распродано, и статья в «Athenaeum» имеет для нас большое значение. Господа журналисты, очевидно, не знали толком, как говорить о книге, отсюда и задержка, но теперь «Athenaeum» задал тон, и другие, конечно, последуют его примеру.
Между написанным выше и тем, что следует ниже, лежит скучный визит старого Джейкинса, агента домовладельца, который получил квартирную плату, и плату за уголь, и два стакана джина, и сигару - пришлось неоднократно звонить к обеду, чтобы прогнать старика, и это удалось только после третьего раза! Затем последовал довольно обильный обед, завершение которого - картофельные лепешки Ним. Вот я и завершил это дело как следует, но теперь уже не гожусь для писания писем. Думаю, что ты не огорчишься, если при таких обстоятельствах я не буду делать дальнейших попыток, а сразу же подпишусь.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ЮЛИИ БЕБЕЛЬ В БОРСДОРФ Лондон, 12 марта 1887 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Бебель!
Беру на себя смелость написать Вам в надежде узнать, как поживает мой друг Бебель в Цвиккауском богоугодном заведении. С тех пор как в декабре был здесь Зингер, я больше ничего не слыхал о Бебеле. Конечно, я и так знаю, что заключение не окажет никакого влияния на его духовную энергию, но был бы очень рад узнать, что оно не отразилось неблагоприятно и на его физическом состоянии. Ему, вероятно, было очень тяжело во время избирательной борьбы сидеть под замком сложа руки, но тем более должен был его обрадовать результат, который с такой точностью совпадает с тем, что он предсказал еще несколько месяцев тому назад: большой прирост голосов, но потеря мандатов. Эту потерю не только легко перенести - лишь отсутствие Либкнехта является действительной потерей, - но во многих отношениях она даже выгодна. Теперь это признают и те, от кого трудно было ожидать этого, - люди, которые сами питали слабость к парламентаризму, заявляют теперь повсюду и во всеуслышание: как хорошо, что партия, и в особенности фракция, избежала опасности увязнуть в парламентаризме! Вовсе не плохо, что виноград порой бывает зелен. Зато 225000 новых голосов, которые мы завоевали, несмотря на жесточайший нажим, - это шаг вперед, который оказал свое воздействие на вею Европу и Америку и к тому же изрядно отравил господам правителям их временное торжество. Именно это отсутствие поспешности, это мерное, но уверенное и неудержимое движение вперед заключает в себе нечто невероятно импонирующее и должно вызывать у правителей такое же гнетущее чувство, какое испытывали жертвы государственной инквизиции в Венеции, заключенные в камеру, стены которой ежедневно сближались на один дюйм, так что узники могли мало-помалу вычислить, в какой день они будут раздавлены между стенами.
В течение всей осени и зимы русская и прусская дипломатия старались вызвать локализованную войну и избежать европейской войны. Русские охотно раздавили бы в одиночку Австрию, а пруссаки - Францию, с тем чтобы другие страны оставались зрителями. К сожалению, эти благожелательные устремления взаимно перекрещивались таким образом, что тот, кто выступил бы первым, спровоцировал бы всеобщую мировую войну. О том, что время локализованных войн прошло, было известно каждому ребенку, но, конечно, не правящим Европой умникам, и великие государственные мужи сделали это открытие, только теперь, а мировой пожар внушает им все-таки некоторый страх, так как учесть его последствия невозможно, и даже прусская или русская армии не смогли бы с ним справиться. В этом, на мой взгляд, заключается единственная остающаяся у нас гарантия мира.
Будьте добры передать Бебелю, когда Вы его увидите, что первое издание английского перевода «Капитала» распродано уже через два месяца после выхода, а второе находится в печати. А между тем ни одна крупная газета не посвятила книге ни единой статьи!
Прошу как можно скорее сообщить мне о состоянии здоровья Бебеля.
С глубоким уважением преданный Вам Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 16 марта 1887 г.
Дорогой Зорге!
Большое спасибо за твои письма от 28 февраля и 2 марта с приложениями и за твои многочисленные хлопоты. Циркуляр Исполнительного комитета посылаю тебе обратно, так как он у нас есть. На статью в «Volkszeitung» (ответ Эвелинга милейший Йонас утаивал, таким образом, целый месяц, прежде чем решился его опубликовать) мы тотчас же послали сегодня Йонасу прилагаемый ответ; в случае его отказа напечатать ответ было бы превосходно, если бы ты смог оказать на него какое-либо давление. Но его статья уже свидетельствует, по-видимому, о некотором отступлении.
Основной спорный вопрос относительно сомнительных пунктов в счете Эвелинга будет, наверное, разрешен нашим циркулярным письмом от 26 февраля. Удивительно все-таки, что людям, поднимающим скандал по поводу таких мелочей, которых, не зная сути дела, вообще нельзя понять, - что этим людям не приходит в голову, что следовало бы все же сначала выслушать по этому поводу и другую сторону, прежде чем позволить себе высказать суждение. Все эти пункты были бы также и в счете Либкнехта, если бы тот вообще представил его. Но Либкнехт заявил: партия должна оплачивать все мои расходы, и поэтому я ничего не буду записывать. И этим удовлетворились. О том, что Эвелинг в Бостоне, например, оплачивал почти все расходы не только Либкнехта, но и его дочери, - об этом Исполнительный комитет умалчивает, хотя это указано в счетах, а мы были достаточно щепетильны, чтобы не упоминать об этом в циркулярном письме. Так, например, Либкнехт во время их совместных поездок заказывал для всех вино и т. д. в номер Эвелинга, и, следовательно, это вписывалось в счет последнего. Обо всем этом Исполнительный комитет знает, но умалчивает. Но гнуснее всего то, что там они разослали свой циркуляр 7 января, а нам прислали его только 3 февраля, выиграв таким образом целый месяц для беспрепятственного распространения клеветы, прежде чем мы, наконец, узнали, в чем же, собственно, обвиняется Эвелинг.
Тому, что резолюция принята большинством секций, я пока что не верю. Отношение к этому делу «Рыцарей труда», если исходить из сообщений Эвелинга и Тусси, резко противоречит мнению секций всего Запада.
Но если это действительно так, тогда грош цена всей этой «партии».
Поистине счастье, что ты присылаешь мне «So..alist». До сих пор второй экземпляр, который я получал от Исполнительного комитета, я мог отдавать Каутскому или Эвелингам, так что он тоже шел на пользу. На нынешней неделе эта милая компания мне газеты больше не прислала. Из этого я заключаю, что-в ближайших номерах снова появятся инсинуации по адресу Эвелинга.
Мюллеру в Сент-Пол написали, предложив ему напечатать также и второе циркулярное письмо от 26 февраля. Исполнительный комитет втихомолку использует прессу, как ему заблагорассудится, и в то же время явно хочет свалить псе на Эвелинга, если тот первый предаст это дело гласности.
Нам здесь казалось совершенно естественным, что Эвелинг не отвечает «New-York Herald ». Статья была невероятно абсурдна, да к тому же оба они говорили, что в Америке не принято серьезно отвечать на такой вздор. Да, насколько я знаю «Herald», она вряд ли и поместила бы ответ. Когда же статья была перепечатана здесь, Эвелинг тотчас же ответил.
Но если бы даже Эвелинг ответил на статью в «Herald», что он выиграл бы этим по отношению к Исполнительному комитету? Мне кажется, следовательно, что со стороны Шевича это пустая отговорка. Вообще меня удивляет необычайная мягкотелость большинства ньюйоркцев, которая обнаружилась при этом. Исполнительный комитет распространяет целый ворох лжи, и все этому верят, - начиная с Йонаса и кончая Шевичем и Вишневецкими!
Видно, Исполнительный комитет все же является в Нью-Йорке большим авторитетом.
К сожалению, у меня нет времени послать тебе еще сегодня различные газеты, - отошлю их завтра; сейчас закрывается почта.
Твой Ф. Э.
ФЕДЕРАЦИИ ЦЕНТРА ФРАНЦУЗСКОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ В ПАРИЖ Лондон, 18 марта 1887 г.
Граждане!
Я всем сердцем праздную вместе с вами восемнадцатое марта.
Ф. Энгельс
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Отрывок]
Лондон, 19 марта 1887 г.
Поистине счастье, что наши в рейхстаге больше не составляют «фракции», во всяком случае на несколько лет это будет полезно. Очень хорошо и то, что теперь столь многие сразу совершенно неожиданно потеряли доверие к «парламентаризму». Главное - это постоянно и неудержимо увеличивающийся со все ускоряющейся быстротой прирост голосов. Наша борьба - это осадная война, и до тех пор, пока линии окопов продвигаются все дальше, дело идет хорошо. Теперь мы приближаемся уже ко второй линии, где сможем установить демонтирные батареи и заставить неприятельские орудия замолчать; а когда мы сделаем это, то, если только осажденных не выручит на время мировая война, мы сумеем определить момент, когда нам всего удобнее будет установить на гласисе осадные батареи, пробить брешь и броситься в атаку. А до тех пор медленное, спокойное продолжение осадных работ является вернейшей гарантией против преждевременных атак и ненужных жертв. Самое замечательное при этом то, что осажденные объявляют пас, осаждающих, на осадном положении!
Сердечный привет всем вам.
Ваш Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 21 марта 1887 г.
Дорогая Лаура!
Я получил рукопись Фортена, которой, боюсь, придется немного полежать в моем письменном столе, так как мне все еще приходится лечить свой глаз. Конечно, воспаление было лишь симптомом настоящей болезни - слабости, вызванной перенапряжением глаза, особенно в вечернее время; излечить ее можно, только устранив причину заболевания. В результате мы с Ним проводим вечера за игрой в карты, и я нахожу, что это помогает, но нужно еще некоторое время продолжать. Если Поль по-прежнему работает в библиотеке и т. д. обычным образом, боюсь, что и он пострадает, хотя, конечно, его врачу полагается знать об этом.
Прежде всего покончим с делами: прилагаю чек на 12 фунтов, а затем сообщаю, что от Лонге здесь ничего не слышно. Я послал ему открытку с запросом, получил ли он экземпляр «Капитала», отправленный в адрес «La Justice», - никакого ответа.
Пощечины, которыми обменялись «Voie» и «Cri», может быть, забавляют парижан, но я был бы очень огорчен при виде наших друзей, опустившихся до уровня ярмарочных клоунов, вынужденных затевать ссоры и драку для привлечения внимания публики. Если это приемлемо в Париже, то, конечно, неприемлемо ни в каком другом месте, и уж наверняка не способствует росту уважения к нашим парижским друзьям со стороны рабочего класса за пределами Франции. Я могу понять, что Гулле дал пощечину Лабрюйеру, пока у наших была «Voie», на страницах которой могли дать свою версию этой истории, но то, что Гулле и Девиль повторяют это после того, как газета прекратила свое существование, и они вынуждены прибегать к «Radical», кажется мне совершенно лишенным здравого смысла. Версия, выдвинутая «Cri», становится известной всем иностранным социалистическим газетам, чего нельзя сказать о сообщении, помещенном в «Radical», если только его специально не направят им.
Но, так или иначе, такой способ разрешения споров на манер немецких невежд до 1848 г. создает у иностранцев весьма невысокое представление о лидерах французского социализма и заставляет почти сожалеть о дуэлях, практиковавшихся в среде журналистов Второй империи, ибо эти дуэли были только смешны. Чем скорее эта история забудется, тем лучше для наших людей.
Если старый Вильгельм еще не умер, то, по-видимому, умирает - смотри прилагаемую вырезку из «Weekly Dispatch». А динамитные бомбы в Санкт-Петербурге, очевидно, в конечном счете достигли своей цели. Смотри жалкое заявление, которое русское правительство через агентство Рейтер (!!) разослало по всей Европе. Царь ползает на коленях перед революцией, и даже русофильская «Daily News» говорит, что этот жалкий документ может сравниться только с жалкой телеграммой Александра Баттенберга царю. Дело действительно похоже на начало конца в России, а это было бы началом конца и в Европе. Какой же дурак этот царь! Неужели он не понимает, что, приказывая устроить заговор для похищения и в случае необходимости для убийства этого бедного осла Александра Баттенберга, он оправдывает такие же действия в отношении самого себя и призывает своих собственных врагов применить к нему его же собственные методы!
Пумпс, вероятно, вернется из Истборна завтра. Эдуард вчера утром читал лекцию - впервые после своей ангины - в радикальном клубе Ист-Энда. Он проводит очень полезную и, возможно, успешную кампанию среди ист-эндских радикалов с целью побудить их отколоться от великой либеральной партии и организовать рабочую партию по американскому образцу. Если он будет иметь успех, то поведет за собой обе социалистические ассоциации, ибо он имеет здесь влияние на действительно стихийно возникшие рабочие организации и доходит до самого сердца рабочего класса. Пока у него хорошие перспективы.
Тусси и он собираются на этой неделе переезжать на свою новую квартиру на Ченсери-лейн, но так как завтра они должны выехать из дома № 38 по Сент-Джордж-сквер, то, может быть, пробудут несколько дней у нас.
Привет от Ним.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 6 апреля 1887 г.
Дорогой Зорге!
Открытку, газетную вырезку со статьей Дицгена от 24 марта и письмо от 25-го получил.
Едва ли Гепнер в состоянии, исходя из нескольких отрывочных фактов, судить о том, не должен ли был Эвелинг быть «откровеннее». Я сам не берусь это решить; знаю лишь, что Эвелинг в денежных делах такой же неудачник, как и сам Гепнер. Оба они обладают завидной способностью впутываться в не заслуженные ими денежные неприятности.
Тот, кто сказал тебе, что Каутский стал кол#####ся либо сам солгал, либо ему налгали. Я полагаюсь на Каутского как на самого себя; он может иной раз, как и большинство молодых людей, немного перемудрить, но если бы у него были какие-нибудь сомнения, он прежде всего поделился бы ими со мной. Впрочем, я сегодня вечером спрошу его, на чем может основываться это утверждение, если оно вообще имеет какое-нибудь основание.
Вильгельм, который сначала отмалчивался, теперь вдруг мечет громы и молнии. Вот что он мне пишет (это между нами, прошу тебя не сообщать никому этого дословно, ограничившись лишь пересказом содержания в той мере, в какой найдешь нужным) (28 марта): «Нью-йоркцы, вероятно, пойдут на уступки. Я написал им еще несколько недель тому назад в самой резкой форме, что ни при каких обстоятельствах не позволю использовать себя против Эвелинга и Тусси. Я категорически потребовал извинения за нанесенное оскорбление и, повторяю, по-моему, они пойдут на это. Очень жаль, что Эвелинг не написал мне сразу же по своем возвращении» (это пустая отговорка, потому что уже около 20 января я сообщил ему основные факты, насколько они нам самим были тогда известны), - «я узнал обо всем этом только через тебя, а тут как раз началась горячка с выборами, которая, конечно, поглотила меня целиком. Таким образом, потеряно много времени. Но все это должно быть улажено. Если ньюйоркцы заартачатся, то я публично выступлю против них. Передай это Эвелингу и Тусси».
Вообще обстоятельства явно складываются против господ из Исполнительного комитета.
Эвелинг получил от многих частных лиц из Нью-Йорка письма с выражением сочувствия, американская секция в Рочестере заявляет, что по-прежнему доверяет ему, немецкая секция в Кливленде (или в Буффало, не помню) всецело становится на его сторону. Но еще мес
23:55 24.07.2015
Но еще месяц тому назад Исполнительный комитет, не дожидаясь голосования секций, послал весь документальный материал ревизионной комиссии для вынесения решения, стало быть, опять апеллировал к новой инстанции!
Мы, конечно, тотчас же написали туда и послали документы, настаивая на том, чтобы были приняты во внимание определенные письма и т. п.
Копию ответа Эвелинга на вторую, действительно еще более гнусную статью, в «Volkszeitung », ты, наверно, получил.
Наши парижане опять сели в лужу. «Cri du Peuple» они потеряли, a «So..aliste» тоже погибает теперь из-за недостатка средств. Своим сектантским и фразерским социализмом парижские рабочие за 50 лет так испортили себе желудок, что в настоящее время не усваивают никакой здоровой пищи. Парижу, центру просвещения, городу идей, надоели идеи.
Зато в России, по-видимому, предстоит кризис. Последние покушения, кажется, переполнили чашу; все идет кувырком, а к тому же при существующих в России условиях всеобщая воинская повинность разрушила русскую армию, что я считал неизбежным еще десять лет тому назад.
Сердечный привет.
Твой Ф. Энгельс
14:43 25.07.2015
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 9 апреля 1887 г.
Дорогой Зорге!
Я написал тебе 6-го и получил твое письмо от 29 марта. Большое спасибо за твои хлопоты в связи с Йонасом, Я думаю, что они дадут результаты.
Итак, Исполнительный комитет собирается отвечать. Это будет новым утаиванием фактов. Но само это решение дать ответ доказывает, каким глупым и подлым было стремление выманить у секций суждение только на основании первоначальных утверждений Комитета.
Сперва должны, мол, решить секции. Затем, еще до истечения предоставленного им срока, Исполнительный комитет упрашивает ревизионную комиссию вынести свое решение. А теперь он сам признает, что, прежде чем решать, необходимо дальнейшее выяснение дела!
Во всяком случае эти господа сами себя погубили. И если уже Вишневецкие, которые во всей этой истории вели себя скорее, как Вашляпские, были доведены до того, чтобы назвать их лгунами и т. п., значит, дело дошло до точки. Уже одно то, что Вишневецкая решилась показать тебе мое письмо, доказывает, в каком неловком положении очутились они оба. Я, во всяком случае, был столь «гуманным», что еще год тому назад отозвался об Исполнительном комитете как о настоящих немецких невеждах.
Меня в этой истории радует лишь то, что я надеюсь теперь избавиться от назойливости гжи Вишневецкой по поводу переводов. Во-первых, она переводит по шаблону, взваливая настоящую работу на меня; во-вторых, она самым жалким образом провалила издание перевода и сыграла на руку этим невеждам. Ведь мы теперь уже не в таком положении, чтобы нам нужно было обивать пороги со своими рукописями. А теперь, после того как я уже дополнительно написал ей предисловие, дело явно не двигается с места именно потому, что это предисловие пришлось не по вкусу Исполнительному комитету!
Из Спрингфилда, Массачусетс, Эвелинги тоже получили изъявление сочувствия и решения секций; на этих днях, вероятно, прибудут письма и с Запада.
Швейцарское правительство готовит, по-видимому, судя по сообщениям английской консервативной печати, какие-то меры против цюрихской газеты «Sozialdemokrat». Я ждал этого с тех пор, как началась военная шумиха; когда швейцарскому нейтралитету угрожает опасность, швейцарцы становятся подлецами. Впрочем, все это еще, может быть, обойдется.
Зато в России похоже на то, что два последних покушения переполнили чашу. Вера в правительство там давно уже испарилась, а теперь исчезла и вера в царя. Армия переполнена недовольными офицерами-заговорщиками. Панслависты хотят посадить на престол сводного брата нынешнего царя, старшего сына Александра II и Долгорукой. А полиция бессильна против нигилистов. По сообщению «Frankfurter Zeitung», 482 офицера сосланы из Москвы через Одессу в исправительную колонию на Сахалине, в Тихом океане. Не думаю, чтобы это протянулось даже до конца года, разве что война предоставит выход, но и она, пожалуй, наступит слишком поздно. А уж если заварится каша в России, тогда - ура!
Кампания Эвелинга здесь, в радикальных клубах Ист-Энда, проходит превосходно. Относительные успехи американских выборов, теперь опять в Чикаго и Цинциннати, очень помогают ему; Джон Буль не хочет дать американцам заткнуть себя за пояс - это единственная форма иностранного влияния, которая может здесь подействовать. Послезавтра в Гайд-парке на большом митинге против чрезвычайного положения в Ирландии Эвелинг будет говорить с двух, а Тусси - с одной из пятнадцати трибун. Митинг обещает быть одним из тех больших митингов, при помощи которых лондонские рабочие добиваются поворота в английской политике. Впрочем, и немецкие выборы произвели здесь известное впечатление.
Переезжаешь ли уже. ты в Рочестер или еще куда-нибудь?
Твой Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 11 апреля 1887 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лафарг!
Вы просите, чтобы я в качестве литературного душеприказчика Карла Маркса, согласно его последней воле, дал Вам официальное разрешение вести переговоры о новом издании «Нищеты философии» и других работ Маркса на французском языке. Хотя в отношениях между нами обоими это отнюдь не представляется необходимым, я, разумеется, с удовольствием даю Вам это разрешение.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 13 апреля 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Прилагаю письмо для Вашего издателя*. Надеюсь, что на сей раз Вы будете иметь успех, во всяком случае, заставьте вернуть Вам книгу, так как другого экземпляра у меня для Вас нет. Договоритесь также о 20-25 бесплатных экземплярах для нас, нам они очень понадобятся.
Я пошлю Вам отчет «Daily Telegraph» о позавчерашнем митинге; там много говорится о Тусси. Шорлеммер был там; это, без сомнения, самый крупный митинг, который когда-либо был у нас здесь.
Нью-йоркское дело подвигается прекрасно. Господа из Исполнительного комитета наделали столько глупостей, что они уже провалились. Это очень длинное и очень запутанное дело, но с этой стороны нам больше нечего бояться.
Вы слишком хорошего мнения о г-не Зонненшайне, если думаете, что мы имеем в своем распоряжении экземпляры статьи Эвелинга и Тусси - я видел только корректуры, но скажу Тусси, чтобы она достала мне экземпляр для Вас. Им придется его купить: Зонненшайн обращается со своими авторами, как с простыми поденщиками.
Великий анархист Кропоткин позавчера воспользовался гостеприимством Социалдемократической федерации, он был вместе с ними и Девиттом на их трибуне. Характерная черта: кто-то хотел привести Девитта к Эвелингу, но Девитт сказал: «Я не могу с ним встречаться, потому что он атеист!»
Нет никакой возможности ускорить появление Вашей статьи в «Time» - Прайс собирается уходить от Суона Зонненшайна, говорит, что журналом ведает теперь его компаньон Лаури, а этого человека мы не знаем. Если бы Вы имели представление о хаосе и беспорядке, которые царят в этом бизнесе, Вы были бы куда терпеливее.
Выставьте все же свою кандидатуру - независимо от имеющихся шансов. Через это надо пройти, особенно в Париже; а главное, после того как вам удалось снова похоронить все свои периодические издания, ничего другого не остается делать, ибо, занимаясь агитацией, всегда следует находиться на виду у публики. С 10000 франков вы сможете издавать еженедельную газету в течение длительного времени, и эти деньги вы должны найти. Впрочем, я надеюсь, что революция в России выведет вас из затруднительного положения и всколыхнет Европу. Три покушения за месяц - этого должно быть достаточно даже для царя. Согласно английской прессе, даже русофильской, в России все идет кувырком; вера в могущество правительства уничтожена, армия полна нигилистов - 482 офицера сосланы на остров Сахалин (в Тихом океане), а крестьянам, задавленным «освобождением», податями и ростовщиками, был нанесен последний удар введением обязательной воинской повинности по прусскому образцу. При этом постоянный финансовый кризис, курс бумажного рубля составляет 2 фр. 8-9 сантимов вместо 4 франков, американская и индийская конкуренция в торговле зерном и ни одного банкира в Европе, который согласился бы предоставить заем, - все это не продлится и до конца года!
Шорлеммер шлет привет.
Поцелуйте Лауру, которой я собираюсь написать.
Преданный Вам Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 23 апреля 1887 г.
Дорогой Зорге!
Писал тебе 9-го этого месяца. Открытку и посылки получил, благодарю. Опубликование в «Volkszeitung» сделанного там перевода моего предисловия - двойное нахальство. Вопервых, потому что я не желаю иметь ничего общего с этой газетой, пока она так подло ведет себя по отношению к Эвелингу. А во-вторых, потому что я не могу допустить чужого перевода на немецкий язык моих английских работ, да еще такого, который кишит ошибками и искажает самые существенные места. Мое предисловие находилось у этой особы с начала февраля (отослано 27 января), и в единственном полученном мной с тех пор письме от 19 марта (почтовый штемпель 8 апреля) она говорит лишь о намерении напечатать немецкое издание, на что просит моего согласия, - она знала, что у меня здесь не было копии. Я тотчас же написал ей с просьбой прислать мне обратно оригинал, чтобы я мог его перевести.
Там есть такие места, где надо тщательно взвесить каждое слово. А тем временем она за моей спиной интригует с Йонасом и К°!
Я тут же написал протест. Пусть она покажет тебе мое письмо.
Этим она переполнила чашу. Совершенно невозможно работать с человеком, который то и дело выкидывает такие штуки.
Но ей еще достанется от меня. Ее последнее длинное письмо по поводу эвелинговской истории можно охарактеризовать лишь одним словом: мерзость. Это попытка слабого, поддающегося малейшему влиянию человека найти оправдание своему дурному поступку, который сам он вынужден признать дурным. На это я отвечу ей на будущей неделе con amore.
Такого рода люди напрасно воображают, что могут провести меня, как младенца.
Корреспонденция Гайндмана в «Standard» - жалкая и трусливая. Он хочет открыто стать на сторону Джорджа, хотя тот с каждым днем все глубже увязает в своей пресловутой аграрной теории, и должен поэтому подавлять все социалистическое. Ему и здесь не везет. Сенсационные эффекты исчерпаны, а новые бывают не каждый день; без них же Гайндман не может сохранять свою роль. Зато Эвелинги начали очень действенную агитацию в радикальных клубах Ист-Энда, причем особенно подчеркивают американский пример независимой рабочей партии. А американский пример - единственное, что может здесь подействовать наряду с немецкими выборами. Дело подвигается хорошо, и - если в Америке все будет продолжаться так же - либералы могут через год потерять весь лондонский Ист-Энд.
В Социалистической лиге тоже постепенно назревает кризис. На троицу состоится конференция делегатов, и тогда, надо надеяться, решится исход борьбы с проникшими в Лигу и поддерживаемыми Моррисом анархистскими элементами.
В Германии - преследования за преследованиями. Бисмарк хочет, по-видимому, подготовить все для того, чтобы в тот момент, когда в России вспыхнет революция, - а сейчас это, вероятно, всего лишь вопрос месяцев, - сразу же заварилась каша и в Германии.
Твой Ф. Э.
НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 24 апреля 1887 г.
Милостивый государь!
Пишу Вам наспех лишь несколько строк, чтобы сообщить о благополучном прибытии двух заказных пакетов с письмами и Вашего письма от 7 апреля по старому стилю, в котором Вы извещаете меня об их отправлении. Не было необходимости торопиться с посылкой писем, но я все же очень благодарен Вам за то, что Вы доверили мне эти ценные реликвии, которые я прочту с величайшим интересом и использую, когда явится необходимость, и которые я всегда готов вернуть в Ваше распоряжение.
Преданный Вам П. В. Рошер
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 26 апреля 1887 г.
Дорогая Лаура!
Поздравляю Поля - кандидата от Ботанического сада - и животных. Будучи в качестве негра на ступень ближе к остальному животному миру, чем все мы, он, несомненно, самый подходящий представитель этого округа. Будем надеяться, что животные одержат верх в своей борьбе против зверей.
Я несколько удивлен сдержанностью Бали, но если группе людей удается полностью лишить себя органов печати, на что они могут надеяться? Из письма Меса в испанской «So..alista » я вижу, что бланкисты тоже резко меняют фронт и сближаются с поссибилистами - второй плохой признак. Небольшой успех - даже относительный - на выборах был бы поэтому очень желателен теперь, когда наши люди оказались временно в столь тяжелом положении. Я прекрасно знаю, что это положение изменится, что жизнь партии в Париже представляет собой постоянную смену подъема и упадка, но в то же время не могу не пожелать, чтобы в следующий раз наши люди немного больше заботились о своей собственной небольшой еженедельной газете, чем об этих сомнительных ежедневных газетах, которым они создают репутацию ценой тяжелого труда, чтобы быть выброшенными, как только тем задается добиться успеха.
Этот ваш Стантон, по-видимому, типичный янки. Но в Европе самый сообразительный янки столь же часто и в такой же мере оказывается вне своей родной стихии, как и самый упрямый польский еврей. Они неправильно судят о людях, с которыми имеют дело.
Нью-йоркский Исполнительный комитет, отчаявшись, разразился еще одним циркуляром против Эвелинга, где называет заявления Эвелинга ложью, но все же делает очень значительные уступки в нашу пользу. Мы, конечно, ответим. Но фактически с этим делом покончено; против самого Исполнительного комитета в Нью-Йорке выдвинуто обвинение по другому делу в мошенничестве и лжи; его привлекают к ответственности нью-йоркские секции. Поэтому то, что он говорит или может сказать, теряет всякое значение. Тем временем ревизионная комиссия американской партии призывает их (Эдуарда и Тусси) оставить это, а из очень многих мест они получают весьма любезные письма как от американцев, так и от немцев. Так что все, в сущности, улажено.
Агитация Эдуарда и Тусси в ист-эндских клубах развивается весьма благоприятно. Американский пример оказывает свое действие; он является, наконец, удобным предлогом для того, чтобы расшевелить английских рабочих.
В Лиге влияние анархистов падает, как и всюду, где им дают серьезный отпор, а не относятся легкомысленно. Их последнее предложение, сделанное вчера в совете, было таково: отменить на конференции делегатов всякую проверку мандатов и допускать всякого, кто назовет себя делегатом, - дабы они могли сфабриковать свои обычные фиктивные выборы.
Но это было слишком даже для Морриса. И все же нашлось меньшинство из пяти человек, которое голосовало за подобную бессмыслицу!
Дело в Паньи для меня еще не совсем ясно. Сущность дела заключается в ст. 4 § 1 немецкого Уголовного кодекса: «По уголовным законам Германской империи может подвергаться преследованию: 1) Иностранец, совершивший за границей (в чужой стране) акт государственной измены против Германской империи или против одного из входящих в нее государств или изготовивший фальшивые деньги».
Применение этой статьи к кому-либо, кто не является политическим эмигрантом, не натурализованным за границей, должно вызвать конфликт с той страной, подданным которой является обвиняемое лицо. Ни одна нация, находясь в здравом уме, не потерпит такого обращения, и если бы попытались поступить так с англичанином, то самый миролюбивый министр был бы вынужден тотчас же послать английский флот к германскому побережью.
Следовательно, это выглядит так, будто Бисмарк хотел заставить Францию выбирать между войной или унижением. Ибо невозможно предположить, чтобы ему не был известен приказ об аресте Шнебеле. Однако обстановка в Европе такова, что война была бы для Бисмарка игрой вабанк. Надо быть совершенно безумным, чтобы действовать так. Может быть, еще несколько дней - и все станет понятно. Я в самом деле не могу себе представить, что он такой законченный осел.
Прилагаю чек на 12 ф. ст., о котором пишет Поль.
Ним здорова - была вчера вечером в театре с Пумпс, на этой неделе снова идет в театр по билету Эдуарда. Пиво льется в изобилии - я поглощаю целых две бутылки в день и совершаю прогулки по три мили, а последние несколько воскресений пил по стакану портвейна - вот это прогресс!
Целую вас обоих.
Ваш Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 4 мая 1887 г.
Дорогой Зорге!
Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше и твои опасения, что ты совсем лишишься возможности писать, не оправдываются. Мне тоже стало трудно писать: с Нового года у меня хроническое воспаление глаз, приходится очень ограничивать себя в чтении и особенно в письме.
На следующей неделе буду консультироваться с одним из лучших здешних окулистов.
То, что ты писал мне 20 апреля о нью-йоркских невеждах, конечно, совершенно верно, но не забывай о том, что я могу ведь отвечать тебе только на те вопросы, которые ты сам выдвигаешь, а не на те, о которых ты ничего не говоришь.
«Манифест» переведен, и только мои проклятые глаза мешают мне просмотреть работу.
В моем письменном столе ждут просмотра, кроме того, еще французская, итальянская и датская рукописи! Но вообще-то вы ведь и сорок лет тому назад были немцами, с немецким теоретическим умом, и потому «Манифест» оказал в то время такое влияние, тогда как на другие народы он не произвел никакого впечатления, хотя и был переведен на французский, английский, фламандский, датский и другие языки. А для нетеоретических американцев, отличающихся практицизмом, по-моему, больше подходит другая, более простая пища, тем более, что мы проделали изложенную в «Манифесте» историю, а они нет.
Дело с моей книгой испортила исключительно Вишневецкая, которая предоставила мисс Фостер полную свободу действий, а та передала книгу Исполнительному комитету. - Я тут же выразил протест, но дело было уже сделано. До сих пор Вишневецкая портила все, за что ни бралась; я никогда больше ей ничего не доверю; пусть делает, что хочет, - я буду рад, если ей что-нибудь удастся, с меня же хватит, и пусть она впредь оставит меня в покое. Неделю тому назад я ответил на ее последнее письмо.
Либкнехту я, по его просьбе, отправил присланный тобой экземпляр циркуляра, но с условием вернуть его. Он обещает прислать нам то, что нужно для опубликования.
Эвелинг проводит блестящую агитацию в лондонском Ист-Энде. Американский пример обладает там притягательной силой; радикальные клубы, которым либералы обязаны 12 местами из 69 в Лондоне, попросили его прочесть лекции об американском движении, так что он и Тусси усиленно работают. Дело идет непосредственно об организации английской рабочей партии с независимой классовой программой. Если все пойдет хорошо, то это оттеснит на задний план и Социал-демократическую федерацию229, и Социалистическую лигу, что было бы лучшим разрешением назревающих конфликтов. Гайндман видит, что для него это вопрос жизни и смерти, особенно потому, что он испортил отношения также почти со всеми своими людьми. Поэтому он поместил теперь в «Justice» жалобу Исполнительного комитета на Эвелинга. Это очень хорошо - таким путем будет положен конец сплетням за спиной Эвелинга, и он получит возможность везде поставить этот вопрос. В троицын день, надеюсь, выяснится и положение Социалистической лиги; анархистам придется убраться, или же вся эта лавочка развалится.
Эвелинги послали тебе «Time» со своими статьями об Америке, ты ведь их получил (выпуск за март - апрель -май)? Даже торийский «Standard» хвалит их! Эвелинги в настоящий момент делают здесь больше, чем все остальные, и приносят гораздо больше пользы, а тут еще изволь отвечать мамаше Вишневецкой на ее ребяческие сомнения относительно «тяжелого обвинения, которое будет тяготеть над д-ром Эвелингом, пока он не опровергнет циркуляр Исполнительного комитета»! Мадам в обществе своих немецких сплетниц, по-видимому, совсем перестала понимать, что не Эвелинг должен опровергать, а Исполнительный комитет должен доказать!
С сегодняшним пароходом отправляю тебе «Commonweal», «Gle..hheit» и «To-Day». В «Gle..hheit» тебя, вероятно, позабавит болтовня Де Папа о бельгийских социалистах. Движение там развивается очень хорошо, с тех пор как фламандцы отобрали все дело у валлонов, а гентцы - у брюссельцев, но этот субъект никак не может прекратить болтовню. Самое забавное, что в то время как брюссельцы охотно учредили бы новый Интернационал, в котором они составляли бы генеральный совет, Паудерли предложил им вступить в орден «Рыцарей труда»491. Итак, конкуренция между папой Паудерли и папой Де Папом!
Сердечный привет. Желаю тебе скорейшего выздоровления. Вчера я был с Эвелингами в Америке, то есть в лагере парней из Буффало - очень мило.
Твой Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 5 мая 1887 г.
Дорогой Эде!
Ты самый неисправимый Гамлет на свете. Тебе известно, что Каутский и я стоим совершенно в стороне от мелких дрязг здешних немцев, - мы вынуждены так поступать, если не хотим тратить попусту все наше время на эти жалкие сплетни.
Ты знаешь, что в здешнем Обществе у нас нет ни одного доверенного лица, потому что все они здесь погрязли в самых мелочных склоках. Так что если мы сделаем хоть малейший шаг по этому поводу, то это привлечет внимание, публика захочет узнать, как и что, и назавтра об этом будут трубить во всех анархистских клубах. А если бы ты приехал сам, то смог бы, посетив один раз клуб и выступив там, сразу оказаться в таком положении, чтобы в два-три дня узнать все, что нужно, причем без всякого шума. Итак, тем, что ты не приехал сюда, ты не только лишил нас удовольствия, но и цель твоей поездки осуществлена лишь наполовину.
Теперь нам остается только пустить в ход старика Лесснера, но он так заржавел, что из него выйдет плохой дипломат.
О деле Бабефа в «Понедельниках» Авенеля и в «Анахарсисе Клоотсе» нет ни слова. - Впрочем, кое-что на страницах 42 и 94. - Посылаю тебе, следовательно, «Понедельники» заказным по почте. Прошу только вернуть поскорее, то есть недели через две, потому что эта книга мне необходима для справок. Основная работа по этому вопросу, «Заговор Бабефа» Буонарроти, у меня тоже была в английском переводе, изданном чартистами, но эту книгу у меня стянули, как и множество других; я еще раз усердно искал ее, но тщетно.
Относительно русских следует отметить теперь один момент, о котором нигде не упоминается. Вся европейская реакция возмущается цареубийствами, совершаемыми нигилистами, и особенно применением динамита, причем более всего негодует на русских революционеров и требует выдачи их России - к тому же не без успеха, даже в Америке. А что делает русское правительство? Оно организует в Софии свержение Александра Баттенберга, и если тот при этом не был застрелен, то он обязан этим только своей собственной вялости.
Оно устраивает в Бухаресте покушение на болгарского префекта. И наконец, около месяца тому назад оно организовало в Софии нападение с динамитной бомбой на дом майора Панова, коменданта, или кто он там. Таким образом, все то, в чем русское правительство обвиняет нигилистов и на основании чего оно требует их выдачи как обычных преступников, оно делает само, через своих известных всем агентов в Болгарии. Мы должны потребовать, чтобы к этим специфически русским действиям как революционеров, так и правительства прилагалась одинаковая мерка. Это уже начинают понимать почти все, но важно, чтобы это было высказано, и притом достаточно громко.
История со Шнебеле была явно подстроена заранее, чтобы выпустить на сцену Буланже. Единственным человеком, предвидевшим это еще за две недели, была мамаша Крофорд, парижская корреспондентка «Daily News» и «Weekly Dispatch». Телеграмма Бисмарка подтверждает это.
Будут ли вас притеснять в Швейцарии или нет, зависит исключительно от военной шумихи. Если она заглохнет, Федеральный совет осмелеет, если же усилится, то у него душа уйдет в пятки!
Между нами: если Шак опять приедет в Швейцарию, то не следует ей чересчур доверять.
Она отличается излишней жаждой деятельности, не всегда направленной в надлежащее русло. С одной стороны, она якшается с либералами, своими старыми знакомыми, с другой - особенно охотно выискивает анархистов среди здешних английских рабочих. Я лично ничего не имею против того, чтобы она вращалась в любых кругах, к которым чувствует симпатию, и сама по себе она очень мила, бойка и весела. Однако мы должны иметь в виду то обстоятельство, что как раз теперь, когда в Лиге предстоит решительная схватка с анархистами (в троицын день, на конференции делегатов), она предпочитает их общество, так что некоторые уже называют ее анархистской графиней. Но это - строго между нами, вообще же я считаю ее вполне безвредной особой.
Эвелинг и Тусси проводят блестящую агитацию в радикальных клубах Ист-Энда, которые взбудоражены американским примером и теперь тоже серьезно думают о том, чтобы основать независимую рабочую партию. Эти люди сами пришли к Эвелингу, а это- лучший признак. Если нам удастся обрести здесь почву, то и Социал-демократическая федерация, и Социалистическая лига будут оттеснены на задний план и будет положено начало завоеванию Лондона. Дело идет здесь сразу о дюжине парламентских мест - эти клубы были здесь до сих пор твердыней либералов. Гайндман тоже понял угрожающую ему опасность и поэтому повторяет теперь в «Justice» клевету нью-йоркского Исполнительного комитета против Эвелинга. Именно это мы и используем для того, чтобы усилить агитацию. Но ты видишь, до чего этот жалкий нью-йоркский Исполнительный комитет затрудняет нам здесь работу своей идиотской клеветой.
Привет от Муммы, она как раз здесь.
Твой Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 7 мая 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
С благодарностью получил Ваше письмо от 25 апреля, но предисловия пока нет; если оно прибудет со следующим пароходом в понедельник, я тотчас же извещу Вас. Пока же, поскольку я до сих пор не получил ни одного экземпляра книги, проследите, пожалуйста, за тем, чтобы мне прислали хоть что-нибудь, над чем я мог бы работать, - корректурные листы или что-либо другое, так как перевод из «Volkszeitung» не может пойти ни под каким видом. Я буду работать над переводом настолько быстро, насколько это позволит мой воспаленный глаз. Жаль только, что Вы не прислали мне рукопись или корректуру сразу, как только Вам пришла в голову мысль об отдельном немецком издании.
Зорге пишет мне: «Вишневецкие очень сожалеют, что обвинения со стороны Исполнительного комитета в утаивании и растрате побудили их написать тебе известное письмо, и они всеми силами старались добиться в нью-йоркской секции справедливости по отношению к Эвелингу».
Если это было написано, как я предполагаю, с Вашего согласия, то я вполне удовлетворен, и у меня нет желания возвращаться к данному вопросу и продолжать полемику.
Я был очень обрадован, когда узнал, что книга наконец изъята из рук этого презренного Исполнительного комитета и Социалистической рабочей партии вообще. Сорокалетний опыт показал мне, до чего бесполезны и абсолютно безрезультатны все эти выпускаемые мелкими кликами издания, которые благодаря самому способу их опубликования исключены из общего книжного рынка и тем самым остаются вне поля зрения читателей. То же. самое происходило даже с партийными изданиями в Германии до 1878 года; это было преодолено только с введением закона против социалистов, который вынудил наших организовать свое собственное книгоиздательство в противовес как правительству, так и официально организованной лейпцигской книготорговле. И я не понимаю, почему в Америке, где движение начинается с такой огромной и внушительной силой, нужно снова без всякой необходимости повторять те же самые ошибки, которые ведут к тем же вредным последствиям. Ведь это привело к тому, что вся социалистическая, а в Англии чартистская литература исчезла до такой степени, что даже Британский музей ни за какую цену не может раздобыть теперь этих изданий!
Остаюсь, дорогая г-жа Вишневецкая, искренне Ваш Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 7 мая 1887 г.
Дорогой Зорге!
Я написал тебе 4-го и получил твое письмо от 26 апреля. Большое спасибо за сообщения, написанные, наверно, при сильном физическом недомогании. Место относительно Вишневецкой и ее сожаления по поводу письма с клеветническими обвинениями я могу понять только в том смысле, что написано оно с ее согласия, чтобы избавить ее от необходимости говорить самой: pater peccavi (отче я согрешил). Я написал ей сегодня и сказал так: «если это было написано, как я предполагаю, с Вашего согласия, то я вполне удовлетворен, и у меня нет никаких оснований возвращаться к данному вопросу и продолжать полемику». Ты видишь, я хочу, по возможности, облегчить ей это дело. Но она довольно бестолкова, да к тому же ей на редкость не везет. Она пишет, что хочет издать мое предисловие на немецком языке. Против этого я, конечно, не возражаю. Она же, зная, что у меня не осталось копии, все же не посылает мне одновременно рукописи, чтобы я мог ее перевести. Кроме того, я не получил ни самой книги, ни хотя бы корректуры предисловия; вместо этого предисловие передается в распоряжение «Volkszeitung», где появляется крайне слабый перевод, содержащий при этом такие ошибки, из которых я почти наверняка заключаю, что она и мою английскую рукопись переписала неправильно. Так вот, теперь она пишет, что отослала мне, наконец, рукопись (о переводе в «Volkszeitung» - ни слова), которую я, однако, не получил!
То, что г-ну Йонасу пришлось несколько сбавить тон, особенно радует меня. При его деловом соперничестве с Исполнительным комитетом, он уж, конечно, не имел никаких оснований оказывать в этом деле услуги Комитету; все это время - именно потому, что понял, что обжегся на этом деле, - он вел себя подло до последней степени.
А друг Либкнехт тоже теперь внезапно не желает «порывать с Исполнительным комитетом». Исполнительный комитет пытается использовать посланные им 8000 долларов как средство подкупа; не могут же немцы выступать против таких людей! Но милейшего Либкнехта, который теперь вдруг не хочет портить отношений ни с тем, ни с другим, я прижал к стене, и ему будет некуда деваться. Если бы он не дурачил нас так, то наш ответ на второй циркуляр был бы уже готов. Но ответ этот не столь уж к спеху, и он должен нанести решительный удар. Мы победили благодаря твоей поддержке и твоим усилиям; если бы не это, мы еще долго не добились бы такого успеха. Хорошо все-таки, что мы, старики, можем еще полагаться друг на друга.
Твой Ф. Энгельс
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 21 мая 1887 г.
Дорогой гражданин Мартиньетти!
Рад сообщить Вам, что мои усилия относительно Вашего дела оказались не совсем безуспешными. Иоганнес Ведде, редактор (социалистической) «Burger-Zeitung» в Гамбурге, пишет мне:
«Один здешний купец (фирма по торговле хлопком), мой хороший друг, лишенный политических предрассудков, возможно, предоставит Мартиньетти занятие, хотя на первое время лишь скромное. Но желательно, чтобы Мартиньетти предварительно прислал свою фотографию. Это выглядит смешным - мой друг и сам так считает, - но необходимо по практическим соображениям. Было бы хорошо, если бы Мартиньетти сам послал этому господину фотографию и письмо с предложением услуг. Его зовут Иоганнес Пауль, фирма Пауль и Штейнберг, Alterwall, 58».
Если Вы хотите попытаться найти здесь место, то сделаете правильно, послав г-ну Паулю свою фотографию. Одновременно направляю Вам проект письма ему в той форме, которая принята в Германии в торговых кругах. Предупреждаю Вас, что в Гамбурге Вам придется держаться в стороне от всякой открытой политической деятельности, ибо иначе Вас безусловно вышлют. Положение социалистов в Германии становится хуже с каждым днем, и предполагается издание новых жестких законов. С другой стороны, здесь Вам, может быть, представится возможность заняться коммерческой деятельностью и таким образом сделать карьеру.
Состояние моего глаза наконец как будто бы улучшается. Но я еще не могу думать о серьезной работе, и поэтому Ваша рукопись еще лежит без движения.
С сердечным приветом Ваш Ф. Энгельс
Г-ну Иоганнесу Паулю в Гамбург.
Через г-на Иоганнеса Ведде я с удовольствием узнал, что Ваша уважаемая фирма имеет возможность предоставить мне работу, но что Вы предварительно хотели бы получить мою фотографию. Посылая ее Вам, одновременно сообщаю, что я в течение (указать соответствующее количество лет)... лет работал здесь в королевской нотариальной конторе. Если бы Вы соблаговолили сообщить мне подробности относительно той деятельности, которая меня ожидает, а также по поводу других условий, то я был бы Вам чрезвычайно благодарен. В случае, если открывшаяся перспектива будет реализована, я охотно сделаю все, чтобы выполнять свои новые обязанности в соответствии с Вашими требованиями.
Приношу Вам искреннюю благодарность за Ваше любезное участие.
С глубоким уважением преданный Вам П. М.
Адрес: Г-ну Иоганнесу Паулю Фирма г-д Пауля и Штейнберга Alterwall, 58, Hamburg, Германия
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 21 мая 1887 г.
Дорогая Лаура!
Несколько слов наспех. Есть надежда получить место для Мартиньетти в Гамбурге. Перепиской по этому делу я был занят сегодня. Ты, вероятно, читала в «Justice», как Гайндман постарался предать гласности американские неприятности Эдуарда, но, очевидно, он получил в ответ больше, чем ожидал, - его отступление в последнем номере выглядит весьма недостойно. Третий циркуляр по этому делу находится в печати. У меня была довольно забавная переписка с Либкнехтом по поводу его письма, которое будет напечатано. В Нью- Йорке мы одержали полную победу, и это самое главное, а наш последний циркуляр, надеюсь, окончательно урегулирует этот вопрос.
Успех Поля, хотя внешне и отрицательный, все же вполне удовлетворителен. Только перебаллотировка была предпринята, по-видимому, под специфически парижским предлогом. Однако это придает Полю больше веса на будущее.
Признаюсь, для меня непостижим успех Брусса и К°. Какой смысл кричать о новой «ежедневной газете», после того как вы оказались вышвырнутыми из стольких других и не сумели обеспечить эффективного использования газеты, пока она находилась в руках наших друзей! Но все равно: победе наших будет в ближайшее время лучше всего способствовать вступление Брусса и К° в муниципальный совет - там им придется показать, что они собой представляют. Кример, Хауэлл и К° никогда не имели в Лондоне так мало веса, как теперь, с тех пор как они заседают в парламенте.
Поздравляю Поля с тем, что он побил одного из своих избирателей. Воображаю, какое это произвело впечатление!
Мой глаз значительно лучше с тех пор, как я начал курить другие сигары. Это было главной причиной всей этой истории. Ты можешь смеяться, но как только у меня будет время, я объясню Полю с медицинской точки зрения, что все было вызвано исключительно тем, что на табачных плантациях Вуелта-Абахо применяли слишком много гуано. Конечно, я должен быть все еще очень осторожен, ограничивать себя в чтении и письме.
Весьма любопытно, чем кончится правительственный кризис во Франции. Если только он не приведет к власти Клемансо, то повторится старая история, а я сомневаюсь, захочет ли Клемансо войти в правительство именно теперь. Он является последней ставкой буржуазной республики и был бы простофилей. если бы сделал это без роспуска палаты.
Эдуард и Тусси выступают сегодня на митинге под открытым небом в Викториа-парк, Хакни; погода была бурная и сырая, до 4 часов дня шел дождь, сейчас получше. Не знаю, на какое время назначен митинг, но надеюсь, что ближе к вечеру. Их агитация в Ист-Энде протекает спокойно и неуклонно. В следующее воскресенье - делегатская конференция Лиги, где решится ее судьба. И у Лиги, и у Федерации дела плохи, Гайндман снова в немилости у своей компании, поссорился с Чампионом, а Бёрнс повсюду предлагает создать самостоятельный союз рабочих из обеих организаций, предоставив Гайндману, Моррису, Эвелингу и К° самим разобраться в своих ссорах.
На сегодня довольно - неумолимая Ним зовет обедать.
Любящий тебя Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], пятница [27 мая 1887 г.]
Завтра закончу перевод предисловия к «Положению и т. д.» на английском языке. Если хочешь получить его и сможешь до вторника к вечеру переписать, то я охотно тебе его дам. Большую часть можешь, если нужно, взять завтра, в субботу утром. Я предупрежу Ним - на случай, если ты приедешь слишком рано.
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон], 28 мая 1887 г.
Ради всего на свете прошу тебя не печатать в «Sozialdemokrat» никудышный йонасовский перевод моего предисловия. Только что я перевел его сам, получив, наконец, с большим трудом рукопись английского оригинала из Америки, но уже предложил свой перевод Барону.
Барон только что был здесь. Он уступит тебе мой перевод предисловия и позаботится о немедленном снятии копии, потому что моя рукопись должна быть тотчас же отправлена в Америку, чтобы вытеснить йонасиаду. Здесь был Зингер, рассказывал о последнем подвиге К. А. Шрамма по отношению к тебе - этого только недоставало! Завтра - делегатская конференция Социалистической лиги, на которой решится ее судьба.
Я не получил еще ни одного экземпляра «Положения» на английском языке, а Карлу Каутскому они прислали 18, так что завтра я получу, наконец, хоть один! Хороши порядки!
Мой глаз медленно поправляется.
Твой Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК [Лондон], 28 мая 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Я прочел на этой неделе в «Justice» и в «Sozialdemokrat» извещение об издании «Положения» на английском языке, но сам до сих пор не получил ни одного экз
15:09 25.07.2015
экземпляра книги и даже не видел ее. Это какие-то странные порядки, на что Вам следовало бы обратить внимание. - Сейчас как раз пришел Карл Каутский и сообщил мне, что получил посылку с 18 экземплярами, из которых он любезно предоставляет несколько штук в мое распоряжение, так что я, наконец, смогу взглянуть на книгу.
Мне сообщили, что лондонский агент г-на Лавелла - это фирма, специально представляющая бисмаркианство на лондонском книжном рынке. Тут, конечно, ничего не поделаешь, но это - неприятное для нас обстоятельство.
Перевод предисловия я не успел закончить к отправлению этого парохода, но со следующей почтой пришлю непременно.
Преданный Вам Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 31 мая 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Только что послал Вам заказным перевод предисловия. Он будет опубликован также и в «Sozialdemokrat».
Сегодня получил по почте 12 экземпляров книги. Очень рад этому и приношу Вам живейшую благодарность. Книга выглядит лучше, чем я мог предполагать, но у меня еще не было времени просмотреть содержание. Спешу.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
23:02 25.07.2015
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 4 июня 1887 г.
Дорогой Зорге!
Ни одно движение не заставляет делать столько бесплодной работы, как то, которое носит еще сектантский характер. Ты знаешь это не хуже меня. Тогда все вращается еще вокруг сплетен. О том же пойдет речь и в этом письме по поводу английских дел.
Итак, в прошлое воскресенье состоялась конференция Социалистической лиги. Победу одержали допущенные туда анархистские элементы, поддерживаемые Моррисом, который смертельно ненавидит все, связанное с парламентаризмом, и вообще путаник, а как поэт стоит над наукой. Резолюция - сама по себе довольно невинная, так как в настоящий момент о парламентской деятельности здесь не может быть и речи - принята 17 голосами против 11 (смотри «Commonweal» от 4 июня). Из них один подан от учрежденной ad hoc фиктивной секции (трое мужчин с женами и г-жа Шак!) и три - лондонскими делегатами с такими мандатами из провинции, которые обязывали их голосовать против любой подобного рода абсентеистской резолюции. Стало быть. три краденых голоса и один недействительный.
Действительно решающую роль сыграло заявление Морриса о своем намерении выйти из Лиги, если только будет признана в принципе хоть какая-либо парламентская деятельность. А так как Моррис еженедельно покрывает дефицит «Commonweal» в 4 ф. ст., то для многих это оказалось самым веским доводом.
Наши собираются теперь организовать провинцию, что они уже успешно осуществляют, и месяца через 3-4 хотят созвать чрезвычайную конференцию, которая должна будет все это отменить. Но это едва ли удастся: в фабрикации секций для получения голосов анархисты далеко превосходят наших и из 7 человек создают 8 секций, имеющих право голоса. Однако в этой комедии есть и некоторые хорошие стороны, а избежать ее при теперешнем настроении рабочих в Лиге невозможно. Бакс, конечно, с нами, из рабочих - Дональд, Биннинг, Магон и др. - лучшие. Никто из наших не дал согласия на избрание в Исполнительный комитет. Впрочем, возможно, что анархисты просто-напросто выкинут наших, и это было бы лучше всего.
Важно то, что при предстоящем развертывании действительного рабочего движения наши люди не будут прикованы к организации, которая претендует на руководство всем движением, - наподобие Исполнительного комитета в Нью-Йорке и Социал-демократической федерации здесь. Рабочие в провинции повсюду организуют не зависимые от Лондона местные союзы (социалистические). Они глубоко презирают все, что исходит из Лондона.
А теперь - новая сплетня. Только мы успели до какой-то степени разделаться с ньюйоркским Исполнительным комитетом5, как мамаша Шак пишет мне, что не может посетить мой дом, так как не хотела бы встречаться с Эвелингом, против которого имеются веские факты, гораздо более серьезные, чем американские обвинения и т. д. На мое требование высказаться конкретнее и представить доказательства, она отвечает таинственными инсинуациями, достойными самой низкопробной сплетницы, отказывается сообщить какие-либо подробности и доказательства и предлагает мне самому навести в Лондоне справки о прошлом Эвелинга, причем обещает свое содействие! Я ей, конечно, ответил, что я вовсе не обязан и не желаю искать доказательств ее утверждений. Это ее обязанность, а так как она от этого отказывается, то я весьма благодарен ей за решение больше не посещать меня.
Я докучаю тебе этим только потому, что Шак непременно напишет своей закадычной подруге Вишневецкой подробное и пространное письмо по этому поводу и, возможно, тебе станут надоедать в связи с этим. Вся эта сплетня исходит от ханжей, которые взбешены тем, что Эвелинг, сын весьма известного попа (конгрегационалиста) который, впрочем, вплоть до своей недавней смерти был с ним в самых лучших отношениях, принимал участие в отнюдь не респектабельной атеистической агитации Брэдло, а Брэдло и компания теперь с наслаждением распространяют эту сплетню оттого, что Эвелинг стал социалистом. Речь идет о двух вещах: во-первых, о том, что его первая жена живет отдельно от него и всячески его поносит (она сбежала от него с каким-то попом), а во-вторых, о том, что он в долгу, как в шелку. Эти долги он наделал потому, что 1) был настолько глуп, что из простой любезности перевел на себя крупные векселя, выданные Брэдло на имя своего издателя, не зная, что Брэдло порвал с последним, принудив его таким образом к банкротству; 2) организовал вместе с Брэдло физиологическую лабораторию и школу на Ньюмен-стрит, а хитрый Брэдло - в прошлом клерк у стряпчего - устроил так, что юридически ответственным лицом являлся один Эвелинг. Когда же дела пошли скверно и Эвелинг порвал с Брэдло, то Брэдло ничего не стоило навязать Эвелингу весь пассив, в то время как сам он беззастенчиво присвоил себе весь актив. Теперь Эвелингу приходится надрываться, чтобы выплачивать эти долги. В денежных делах его можно провести, как трехлетнего ребенка, и стоит лишь апеллировать к его чести, как он делает больше, чем от него требуют. И как всегда, тех людей, которые в денежных вопросах чрезмерно, до смешного великодушны, ославляют мошенниками. Все это Шак могла бы узнать от меня, если бы просто меня спросила. Но ей нужно было не то. Дело тут совсем другого рода.
Шак, вообще-то весьма покладистая и веселая особа, одержима страстью во что бы то ни стало играть видную роль. После того как полицейские придирки в связи с ее выступлениями против полиции нравов побудили ее вступить в нашу партию, она занялась в Германии агитацией среди женщин, что в других условиях могло бы иметь смысл, но при законе против социалистов привело лишь к тому, что, по словам Зингера, партии были навязаны три процесса по обвинению в создании тайных союзов, поскольку женщины, перессорившись между собой, разбалтывали о деятельности своих мужей в партийных организациях и чуть ли не доносили на них. К счастью, полиция запретила ей заниматься и этим делом. Теперь она, приехав сюда, постоянно общается с благочестивыми буржуазными дамами, причастными к агитации против закона о з.разных болезнях [Anti-C.ntag.ous-D.seases A.ts Agitation] (против попытки введения дозволенных государством и находящихся под его надзором домов т.рпимости и за свободу т.рговли женским т.лом, - такая агитация сама по себе имеет кое-какой смысл); от этих дам она заимствует все сплетни об Эвелинге и т. д.; с другой стороны, она якшается с анархистскими элементами Лиги, которые, с наслаждением выслушивая эти сплетни, сообщают ей новые, и она все больше и больше вовлекается в анархистскую возню. Теперь, когда в Лиге наступил кризис, она поняла, что ее весьма регулярным посещениям моего дома должен прийти конец, и стала искать подходящий или неподходящий предлог, чтобы порвать самой, прежде чем порвут с ней. Для этого ей пригодился Эвелинг - и отсюда вся сплетня, которая лишь заставила меня снова писать о всякой дряни, что не очень-то полезно для моих глаз.
Ну, на сегодня хватит, будь здоров. Этой же почтой отправляю посылку: 1 номер «To- Day», 2 - «Commonweal», 1 - «Gleichheit», 5 экземпляров эвелинговского циркуляра поанглийски и 5 по-немецки.
Вишневецкой я послал заказным предисловие на немецком языке (с пароходом, ушедшим в среду).
Твой Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 7 июня 1887 г.
Дорогая Лаура!
Вот тебе целая куча сплетен - пока движение носит еще сектантский характер, все оно сводится к сплетням, а положение в Англии как раз таково.
В прошлое воскресенье состоялась делегатская конференция Лиги. Моррис и анархисты провели 17 голосами против 11 резолюцию о том, что Лига должна придерживаться антипарламентской политики. Из этих 17 один представлял фиктивную анархистскую секцию, и трое голосовали вопреки полученным ими инструкциям. Истинная причина - деньги Морриса, которые нужны для того, чтобы продолжать оплачивать еженедельный дефицит «Commonweal» в 4 фунта стерлингов. Если бы резолюция провалилась, Моррис вышел бы из Лиги.
Наши друзья пытаются теперь укрепить свои секции в провинции и созвать чрезвычайную конференцию, чтобы отменить это решение. Ни я, ни Тусси не верим в это, но попытка необходима ввиду настроений среди рабочих - членов Лиги.
Одним из видных (в малом масштабе) членов упомянутой фиктивной анархистской секции является мамаша Шак (она, между прочим, твоя ровесница!), которая в последнее время весьма покровительствовала анархистам, что казалось ей самым подходящим способом играть здесь какую-то роль. Так как тем самым она поставила себя в такое положение, что должна или перестать бывать в моем доме, или ожидать неприятного объяснения, она взяла на себя инициативу разрыва. 29-го состоялась конференция. 30-го она пишет мне письмо: она не может продолжать бывать у меня, ибо не хочет встречаться с Эвелингом, поскольку он совершил позорные поступки и, кроме того, клевещет - на кого? - на Тусси! В ответ я потребовал подробностей и доказательств и заявил, что, если не получу их, то передам ее письмо Эдуарду. Ответ: она не может сообщить подробностей, но предлагает мне навести справки о личности Эдуарда и о всей его прошлой жизни, в чем она может помочь мне. Это я, конечно, отверг и снова потребовал, чтобы она представила основания и доказательства, иначе ей придется отвечать за последствия. Она снова отказывается, предостерегает меня, что «репутация моего дома» пострадает, если я возьму на себя ответственность за Эдуарда и т. д. Ничего, кроме сплетен, инсинуаций, подлостей. Обвинение Эдуарда в клевете на Тусси сводится к намекам на то, что он якобы распространяет слухи, будто она необычайно ревнива! - Ну, я в своем ответе заявил ей, что так как репутация моего дома требует, чтобы бывающие у меня люди имели мужество отвечать за свои слова друг о друге, то я могу только быть крайне благодарен за ее решение прекратить свои посещения. Конечно, я прочитал все ее письма Тусси и Эдуарду, которые намерены зайти к ней завтра и попытаться заставить ее высказаться более определенно в присутствии Каутских. Я не думаю, что это к чему-нибудь приведет, но пусть попробуют.
Я рад, что мы удачно отделались от этой особы, которая имеет связи во всех лагерях - среди религиозных маньяков, анархистов и т. д. - и является самой настоящей сплетницей.
Сначала она собрала сплетни об Эдуарде у своих религиозных друзей, а затем получила подтверждение их у мамаши Безант, которая имеет все основания помалкивать, но рассчитывает на мелодраматическое великодушие Эдуарда. И все это происходит только потому, что он упорно хотел изображать добродетельного героя мелодрамы, на которого клевещут со всех сторон и который до некоторой степени гордится этим, так как это входит в его роль, а вечная справедливость в конце концов раскроет-де истину и покажет его сияющим во всей славе его добродетели. Но мы его немного расшевелим, а опыт, думаю, тоже научил кое-чему, так что, как только у нас в руках окажется что-либо конкретное, мы скоро положим всему этому конец.
Вчера уехал Сэм Мур, а сегодня мы получили открытку, извещающую, что вечером приедет Шорлеммер. Пумпс с детьми здесь, мальчик в самом деле прекрасный парень, у него одного больше иронии, чем у обоих родителей, вместе взятых.
Наконец-то я могу сидеть у открытого окна! Это уже кое-что.
Сэм Мур хочет знать, получил ли Поль «Историю изобретений» Бекмана, которую он послал ему.
Любящий тебя Ф. Э.
Ним шлет привет. После окончания зимы она изрядно страдает от астмы.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 11 июня 1887 г.
Дорогая Лаура!
Мамаша Шак понесла заслуженное наказание. Вчера Тусси и Эдуард пошли к Каутским, у которых она живет. Застали ее
дома. Она отказалась видеть Эдуарда, Тусси и г-жа Каутская вошли к ней в спальню. На вопрос, какие факты она может привести против Эдуарда и каковы ее доказательства, она упорно не желала отвечать. Тусси после нескольких едких выпадов сказала ей, что этот отказ - п.длость. Она: Я никому не позволю говорить со мной так. - Тусси: Тогда позвольте мне еще раз сказать Вам в присутствии Луизы Каутской, что подло возводить на человека такие обвинения и не отвечать за свои слова. - Тогда Шак выбежала из комнаты, оставив Тусси в своей собственной спальне!
Она даже пыталась заставить старого Лесснера согласиться с этой клеветой, но потерпела поражение. Она говорит также, что Перси плохо обращается с Пумпс! То, что все это теперь сразу выплыло наружу, полезно в двух отношениях. Во-первых, это заставит Эдуарда понять, к чему ведет его презрительное отношение ко всей этой дряни, и вынудит высказаться о разных обстоятельствах, по поводу которых ему следовало выступить в свою защиту. И, во-вторых, это помогло Каутским выйти из неудобного положения, в котором они находились, живя в одном доме с Шёем. Они собираются выехать и снять квартиру отдельно.
Не помню, писал ли я тебе, что на днях Шак пригласила к себе на чай мамашу Безант и сказала в ее присутствии, что все наши депутаты - Бебель, Либкнехт, Зингер и все остальные - продажны. Каутский вскочил и потрясал перед ней кулаком, - в такое бешенство он пришел. Если бы она не жила у Каутских, мы давно бы избавились от нее.
Шорлеммер еще здесь; он занят своими делами как вице-президент химической секции собрания Британской ассоциации, которое состоится в Манчестере в августе. Он, Ним и Пумпс долго обсуждали сегодня утром план поездки в Париж в сентябре. Пока это воздушные замки. Он шлет вам обоим самый сердечный привет.
Любящий тебя Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 15 июня 1887 г.
Дорогой Каутский!
Какого числа ты написал Либкнехту относительно Шак? Только что получил от г-жи Либкнехт письмо, которое производит такое впечатление, будто по крайней мере она ничего ие знает обо всей этой истории. Хотелось бы выяснить это загадочное обстоятельство.
Твой Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 18 июня 1887 г.
Дорогой Зорге!
Это письмо я пошлю уже в Рочестер или, пожалуй, лучше в Хобокен, чтобы точно выполнить твою инструкцию. Открытку получил. Ты прав. Вся задержка произошла из-за Вильгельма, которого мне пришлось сперва прижать к стене. Циркулярные письма (6 поанглийски и 6 по-немецки) ты, вероятно, тем временем уже получил в посылке от 4 июня.
Конец истории с Шак таков: после того как я любезно поблагодарил ее за намерение больше не посещать меня, Тусси и Эвелинг в пятницу, 10 июня, отправились к ней. Она приняла только Тусси, которая потребовала объяснить, какие факты может она привести против Эвелинга и на чем они основаны. - Она снова отказалась отвечать. - Тусси заявила ей - при этом была г-жа Каутская, - что это подлость. - Шак: Я никому не позволю говорить со мной так. - Тусси:
Тогда позвольте мне еще раз сказать Вам в присутствии Луизы Каутской, что подло возводить на человека обвинения и не иметь мужества отвечать за свои слова. В ответ на это Шак выбежала из своей собственной спальни, где все это происходило, и Тусси ее больше не видела. Через несколько дней она уехала в Германию. Это одна из самых пошлых сплетниц, каких я когда-либо видел, типичная представительница прусского юнкерства.
Пока что посылаю тебе «Commonweal» в связи с полемикой между Баксом и Брэдло.
Вряд ли Бакс, на взгляд широкой публики, одолеет хитреца Брэдло. Он очень талантлив, много занимается, но еще прочно увяз в немецкой философии, которую, вероятно, со временем преодолеет, но пока далеко еще но переварил.
Чтобы быть вполне точным, я хочу внести поправку в свое утверждение в предыдущем письме о том, что первая жена Эвелинга ушла от него с каким-то попом; они расстались по обоюдному согласию, так что я этого попа, который тоже играл здесь некоторую роль, предоставлю пока его собственной участи.
«So..aliste» выходит снова. Девиль получил наследство от своего старика и предоставил в распоряжение газеты 12000 франков. Я напишу Лафаргу, чтобы тебе посылали газету, но будет это сделано или нет - узнаю, вероятно, лишь от тебя; их порядки мне знакомы.
Вчера вечером в палате общин за две минуты протащили, параграф за параграфом, полицейский закон для Ирландии. Вполне под стать закону против социалистов. Чистейший полицейский произвол. То, что в Англии относится к основным правам, в Ирландии запрещено и считается преступлением. Это надгробный камень теперешним тори, которых я не считал такими глупыми, и либералам-юнионистам, которых я не считал такими подлыми.
При этом закон должен действовать не в течение определенного срока, а постоянно. Английский парламент низведен до уровня германского рейхстага. Впрочем, долго это не продержится.
Теперь уже скоро пора будет опубликовать адресованное тебе письмо Маркса о Г. Джордже. Возможно, после предстоящих ноябрьских выборов в Нью-Йорке, если Джордж там снова расшумится. Надо было предоставить ему возможность либо развиваться дальше, либо скомпрометировать себя, а он, кажется, предпочитает последнее.
Отправляю тебе еще одну посылку. Последнего номера «Commonweal» я еще не получил, вышлю в следующий раз.
Надеюсь, что отдых в Рочестере скоро вновь поставит тебя на ноги. Лентяйничанье, к которому все еще принуждает меня мой глаз, весьма мне на пользу благодаря великолепной погоде. Будем надеяться, что такая погода сохранится.
Твой Ф. Энгельс
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 20 июня 1887 г.
Дорогой друг Мартиньетти!
Причина молчания г-на Пауля состоит в том, что он, как я узнал от Ведде, в настоящее время находится в отъезде. Поэтому было бы бесполезно именно теперь запрашивать его, получил ли он Вашу фотографию. Мне скоро, вероятно, представится возможность узнать об этом; надеюсь, что за это время Вы получите известие от самого Пауля.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
ДЖОНУ ЛИНКОЛНУ МАГОНУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 22 июня 1887 г.
Дорогой Магон!
Прилагаю Вашу программу с несколькими замечаниями. Я считаю, что она очень хороша как стихийная декларация принципов рабочего класса; она нуждается только в некотором уточнении формулировок и кое-каких добавлениях.
Сожалею, что не мог отправить ее раньше, но у меня болят глаза, и я не могу много читать и писать. Кроме того, меня часто отрывали. Подробнее напишу завтра;
Уважающий Вас Ф. Энгельс
ДЖОНУ ЛИНКОЛНУ МАГОНУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 23 июня 1887 г.
Дорогой Магон!
Вчера я возвратил Вам программу с кое-какими замечаниями, которые, быть может, окажутся полезными в будущем.
То, что Вы говорите относительно лидеров тред-юнионов, совершенно верно. Нам приходилось бороться с ними с самого возникновения Интернационала. Из их рядов вышли Макдональды, Берты, Кримеры и Хауэллы, и их успех в области парламентской деятельности побуждает менее значительных лидеров подражать их действиям. Если Вам удастся убедить тред-юнионистов Севера рассматривать свои союзы как ценное средство организации, позволяющее добиться кое-каких второстепенных результатов, и не считать более своей конечной целью «справедливую заработную плату за справедливый рабочий день», то господству лидеров придет конец.
По-моему, Ваш план организации является несколько преждевременным. Сперва следовало бы по-настоящему поднять провинцию, а до этого пока еще далеко. И до тех пор, пока в провинции не появится могучая сила, которая повлияла бы на Лондон, лондонских склочников нельзя будет заставить замолчать; это сделает лишь действительное движение лондонских масс. По-моему, то, что из вежливости называют английским социалистическим движением, уже проявило слишком большое нетерпение; эксперименты с новыми попытками организации более чем бесполезны, пока действительно не появится то, что следует организовывать. А когда массы придут в движение, они быстро организуются сами.
Что касается Лиги, то, если она будет придерживаться резолюции последней конференции, я не понимаю, как может оставаться ее членом человек, намеревающийся использовать существующую политическую машину как средство пропаганды и действия.
А тем временем необходимо, конечно, продолжать пропаганду, и я охотно готов внести свою лепту. Но средства для этой цели должен собирать и распределять какой-либо английский комитет, а поскольку они поступают из Лондона, - лондонский комитет. Я переговорю об этом с Эвелингами и передам им свой взнос.
Таких книг, откуда Вы могли бы почерпнуть сведения о луддитском движении, я не знаю; выбрать достоверный материал из того, что изложено в исторических трудах и брошюрах того времени, - задача нелегкая.
Уважающий Вас Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В МАУНТ-ДЕЗЕРТ Лондон, 30 июня 1887 г.
Дорогой Зорге!
Письма и т. д. по 16 июня получил.
Я написал Вишневецким, чтобы они составили примечание следующим образом: «Отвергнуть глупую клевету, жертвой которой стал Эвелинг в результате своей агитационной поездки в Америку». Если они не захотят и этого, пусть обратятся к тебе, а ты в случае крайней необходимости можешь уполномочить их вычеркнуть примечание целиком. Я ведь никак не могу цитировать Эвелинга, ни слова не сказав об этой ерунде.
По поводу «Time» Эвелинг написал прилагаемую открытку. Экземпляры журнала отправлены, вероятно, в Рочестер.
История с объявлением о «Капитале» у Скрибнера выглядит как преднамеренное нарушение авторских прав. Спасибо за сообщение, я переправлю его Зонненшайну. Насколько мне известно, Скрибнер не является агентом Зонненшайна в Нью-Йорке.
То, что господа из Исполнительного комитета рассчитывали купить молчание Либкнехта деньгами на избирательную кампанию, можно было предвидеть, и это не лишено основания.
К счастью, благодаря своему первому хвастливому письму Либкнехт целиком оказался в моих руках, и, когда он хотел пойти на попятный, я очень решительно воспользовался этим.
Гайндман здесь тоже все время распространял сплетни об Эвелинге, и ему весьма помогало то, что Эвелинг стеснялся говорить об этих вещах. Если нам удастся хоть раз поймать этого субъекта, мы ему это припомним; впрочем, он сам все больше и больше компрометирует себя. Он до того завистлив, что не переносит никаких конкурентов и ведет со всеми явную или скрытую войну. А Эвелинг наконец полон боевого задора, и Тусси постарается, чтобы это настроение у него не пропало.
Не забывай истории с Шак. Эта особа хочет опять приехать сюда и во что бы то ни стало играть здесь роль. Поэтому лучше точно знать, что она собой представляет. История, происшедшая между ней и Вишневецкой, вызвала здесь большое ликование у Каутских и Эвелингов; она оказала, по-видимому, некоторое влияние и на ее колебания в сторону анархистов - доказательство, что у нас все ее карты биты. Либкнехт пишет, что она сообщила в Дрезден потрясающую новость о том, что у Эвелинга прежде была жена, с которой он не развелся, и что он живет с Тусси, не вступив с ней в брак! Здесь это такая глубокая тайна, что Эвелинги письменно извещают об этом каждого ищущего их знакомства англичанина, который внушает в этом отношении какое-нибудь сомнение, дабы он не мог сказать, что не знал этого и был введен в заблуждение. Однажды она расчувствовалась перед старушкой Ленхен и сказала ей что-то вроде того, что Эвелинги, по-видимому, очень любят друг друга, хорошо, если бы это всегда так продолжалось и т. п. «Ну, что же, - выпалила Ленхен, - если так продолжаться не будет, то они просто разойдутся - и больше ничего». Тогда спл.тница умолкла - такого практического подхода к делу она от Ленхен не ожидала.
Я написал Лафаргу о том, чтобы он посылал тебе «So..aliste» в Рочестер, но ответа не получил.
Надеюсь, что летняя погода восстановит твое здоровье. Мне она очень полезна. Уже целый месяц стоит жара, у меня все окна раскрыты настежь, и я живу, так сказать, на свежем воздухе. Это действует на меня почти как поездка на морской курорт; надеюсь, что и глаза мои снова поправятся.
Отец Мак-Глинн надоел мне нестерпимо, а Джордж оказался настоящим основателем секты. Я, собственно, ничего другого и не ожидал, а поскольку движение возникло еще совсем недавно, этого переходного этапа трудно было избежать. Такие люди должны до конца показать, на что они способны, - ведь массы учатся только на результатах своих собственных ошибок.
Желаю выздоровления и хорошей погоды в Маунт-Дезерте!
Твой Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 15 июля 1887 г.
Дорогая Лаура!
Спасибо за твои письма. Шорлеммер еще у меня; хронический катар желудка, ужасная жара и отсутствие страстного желания вновь посетить свою дорогую родину задерживают его здесь. Кроме него, приехал также Фриц Бёйст из Цюриха, которого ты видела здесь восемь лет тому назад. Поэтому я должен ограничиться наиболее срочными вопросами.
Я был вынужден дать молодому д-ру Конраду Шмидту из Кёнигсберга, которому вздумалось заниматься социальным вопросом, рекомендательную записку (к Полю). Это, пожалуй, самый зеленый юнец, которого я когда-либо видел, он был здесь около 3 месяцев и производит впечатление приличного парня, какие встречаются в наши дни: он не пожирает сапожные гвозди и не поглощает чернила. Если Поль доставит его на улицу Ришелье в Национальную библиотеку, то он не причинит ему много хлопот. Он восторгается Золя, у которого открыл «материалистическое понимание истории».
Приступ буланжистской лихорадки должен был бы заставить наших снова и снова требовать вооружения народа как единственной гарантии против цезаристских поползновений со стороны популярных генералов. Это единственный аргумент против криков роялистской прессы о том, что Буланже опасен для Республики, как они говорят, подразумевая на самом деле будущую монархию.
В субботу на следующей неделе, 23 июля, мы едем в Истборн, 4, Cavendish Place606 - туда же, где были в прошлом году. Если ваше путешествие на Джерси осуществится, дайте нам знать; я не удивлюсь, если Тусси и Эдуард заразятся желанием отправиться туда же.
Привет от Ним и Джоллимейера.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК [Лондон], 20 июля 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
С искренней благодарностью возвращаю Вам сегодняшней почтой оба комплекта рецензий, которые Вы мне прислали. Они очень позабавили меня. - Критическая мысль находится примерно на одном и том же уровне повсюду, от Стокгольма и Лондона до Нью-Йорка и Сан-Франциско, а с тех пор как начался быстрый подъем захудалой буржуазии в России, боюсь, что и там журналы скоро опустятся до общего уровня.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ВЕНТНОР Лондон, 22 июля 1887 г.
Дорогой Каутский!
Завтра уезжаем. Наш адрес: 4, Cavendish Place, Eastbourne, Одновременно посылаю пачку газет. Привет от всех. Надеюсь, что у вас не так жарко! Здесь отчаянная жарища.
Твой Ф. Э.
ДЖОНУ ЛИНКОЛНУ МАГОНУ В ЛОНДОН Истборн, 26 июля 1887 г.
4, Cavendish Place Дорогой г-н Магон!
Вашу открытку с адресом мне переслали сюда, отсюда и задержка.
Ваше письмо может означать только то, что Вы намереваетесь, насколько это в Ваших силах, совершенно удалить Эвелинга из движения. Если Вы отказываетесь впредь работать с Эвелингом по мотивам общественного характера, Вы обязаны высказать их, чтобы либо дать Эвелингу возможность оправдаться, либо освободить движение от опасного и вероломного участника. Если это не так, то, по-моему, Вы обязаны отбросить свои личные чувства в интересах движения.
Из всех различных существующих в Англии социалистических групп я могу полностью сочувствовать пока только той, которая составляет сейчас «оппозицию» в Лиге. Но если допустить, чтобы эта группа развалилась из-за чисто личных капризов и ссор или из-за взаимных подозрений и инсинуаций, которые тщательно скрываются от дневного света, она неизбежно распадется на множество мелких клик, объединяемых личными побуждениями и совершенно неспособных играть какую-либо руководящую роль в действительно национальном движении.
И я не вижу никаких оснований сочувствовать одной из этих клик больше, чем другой, или больше, чем Социал-демократической федерации или любой иной организации.
Я не вправе спрашивать Вас, почему Вы отказываетесь сотрудничать с Эвелингом. Но так как Вы работали с ним в течение ряда лет, то он обладает таким правом, и потому я считаю себя обязанным передать ему Ваше письмо.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ВЕНТНОР Истборн, 1 августа 1887 г.
Дорогой Каутский!
Возвращаю Мандля, подпись на обороте. Рад, что Вентнор вам нравится. Здесь очень хорошо, если не считать того, что сегодня «Bank Hol.day» (день отдыха) и к тому же Бакс устроил здесь на неделю свою штаб-квартиру и каждое утро час-полтора исповедует меня с добросовестностью американского интервьюера. Шорлеммер пробыл здесь до субботы, а затем уехал в Германию. Ф. Бёйст уезжает в четверг.
Насколько мне помнится, ни Мандль, ни Л. Франкель, говоря о железном законе заработной платы, не подчеркнули как следует не столько железный, сколько эластичный характер закона. А затем хотя Лассаль и формулирует иногда этот закон довольно правильно, но на практике большей частью применяет его таким образом, что минимум заработной платы объявляет нормальной заработной платой.
Писать здесь очень трудно, когда рядом сидят четверо, пьют пиво и болтают. А потому будьте здоровы.
Сердечный привет от всех.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ВЕНТНОР [Истборн], 5 августа 1887 г.
Ко мне явился некий д-р Йозеф Мария Бернрейтер, австрийский судья и член палаты депутатов, в настоящем - автор книги об английских обществах взаимопомощи, в будущем - ditto автор ditto о ditto тред-юнионах. Не можешь ли ты сообщить мне что-нибудь об этом бродяге или л.ж.боке? Большой привет.
Твой Ф. Э.
Посылаю опять несколько номеров «Burger-Zeitung». Когда собираетесь домой?
14:28 26.07.2015
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В МАУНТ-ДЕЗЕРТ Истборн, 8 августа 1887 г.
Дорогой Зорге!
Открытки, письма и посылки, отправленные до 27 июля, с благодарностью получил, за исключением нескольких газет, которые находятся еще в Лондоне и которых я жду со дня на день. Мы здесь уже две недели и пробудем примерно до 25-го текущего месяца. Страшно жарко, с 1 июля не было почти ни капли дождя, совсем американское лето. Для твоей ноги есть только одно средство: покой и терпение, и тогда, надо надеяться, все снова наладится.
Но в нашем возрасте такие вещи всегда чертовски затягиваются.
Г-н Грунциг может составлять мою биографию как хочет. Ты поступил совершенно правильно, предоставив этому человеку полагаться на его собственные источники; кто знает, какую чепуху он состряпал бы из твоих заметок, а потом сослался бы на тебя. В «Osterreichischer Arbeiter-Kalender» появится моя биография, написанная Каутским; я ее просмотрел, исправил и дополнил, следовательно, в том, что касается фактов, ею в случае нужды можно пользоваться и в будущем. Я тебе ее пошлю. За остальное же ее содержание я, конечно, не отвечаю.
Корректуру третьего издания первого тома «Капитала» мне приходилось читать во время болезни, большей частью лежа в постели, и там кое-что проскочило. Расстановка знаков препинания изменена намеренно, приближена к французской и английской, что теперь в Германии делается очень часто. Вообще говоря, старый школьный немецкий язык времен нашей молодости преподают и пишут на нем только в Америке.
Эвелинг сказал мне, что сам послал тебе номера «Time». Но если он наклеил хоть на полпенни меньше марок, то английская почта задерживает бандероли, отправляемые за границу. Когда я вернусь, еще раз спрошу его об этом. - Эвелинг и Тусси отдыхают в Стратфорде-на-Эвоне, на родине Шекспира.
История с Вишневецкими становится все более смехотворной. Такой Исполнительный комитет в Германии давно был бы смещен. Эти люди, вероятно, воображают, что могут себе позволять все, что угодно, и партия пойдет за ними в огонь и воду в награду за то, что они требуют от американцев подчинения компании немцев, в которой, по-видимому, все больше и больше берет верх форменное тупоумие. Если господа немцы в Америке ставят такое условие своего сотрудничества, то движение скоро перешагнет через них. Дело у вас наконец пошло, и, если я не ошибаюсь относительно американцев, то они повергнут всех нас в изумление как величием своего движения, так и грандиозностью совершаемых ими ошибок, ценой которых они в конце концов достигнут ясности. На практике - впереди всех, а по части теории - еще в пеленках, - так обстоит дело, и иначе быть не может. И к тому же - страна, не имеющая традиций (не считая религиозных), начавшая с демократической республики, и народ полон энергии, как никакой другой. Движение пойдет отнюдь не по классической прямой линии, а крутыми зигзагами, и местами будет казаться, что оно отступает, но там это будет иметь гораздо меньше значения, чем у нас. Г. Джордж был неизбежным злом, но он будет забыт точно так же, как Паудерли и даже Мак-Глинн, кратковременная популярность которого в столь набожной стране вполне понятна. Осенью там многое, не хочу сказать, выяснится, но даже еще больше запутается, и это приблизит кризис. Ежегодные осенние выборы - истинное счастье; они всякий раз побуждают массы к объединению.
В Маунт-Дезерте, должно быть, очень хорошо, но и здесь совсем не так уж плохо: большие аллеи старых вязов и дубов у самого моря; меловая скала Бичи-хед у самого города, который выглядит совсем как на континенте, с улицами, обсаженными деревьями. Если бы только я снова мог ходить по 4- 5 (английских) миль!
Приблизительно до 18-20 августа я буду писать отсюда в Маунт-Дезерт, а затем в Рочестер, если не получу других инструкций.
В августовском номере «To-Day», который я тебе посылаю, говорится кое-что об эвелинговских циркулярах, и не без основания. Парень сам навлек на себя беду благодаря полнейшему незнанию света, людей и деловых отношений, а также из-за своей склонности к поэтической мечтательности. Но я его встряхнул, а Тусси позаботится об остальном. Парень очень талантлив и может принести пользу; при этом он безукоризненно честен, но чувствителен, как девчонка, и его вечно подмывает выкинуть какую-нибудь глупость. Я, впрочем, помню еще время, когда сам был подобным ослом.
В Париже наши прекрасно выступают теперь против шовинистов и русофилов, и без них «La Justice» не посмела бы нападать на культ Каткова. Это важно именно теперь, так как Бисмарк ставит на карту все, чтобы втравить французов в войну еще до того, как старик Вильгельм протянет ноги.
В общем я поправляюсь; надеюсь, и ты также.
Твой Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Истборн, 9 августа 1887 г.
4, Cavendish Place Дорогая Лаура!
Мы здесь уже больше двух недель606 и не можем ни на что пожаловаться, кроме жары.
Это действительно исключительное лето - «юбилейный антициклон», как называют его педанты из журнала «Nature». Я взял с собой кое-какую легкую работу на случай дождливых дней, но дождливые дни не приходят, и она остается лежать в ящике моего стола. Джоллимейер провел здесь с нами неделю, а Фриц Бёйст - две, позавчера он должен был возобновить преподавание в Цюрихе. Он и Пумпс основательно и совершенно открыто флиртовали здесь друг с другом, и больше всех гордился этим Перси. Ох, уж эти мужья!
Кто бы ни перевел это мое предисловие для «So..аliste». сделано это исключительно хорошо, меня еще никогда так хорошо не переводили на французский язык. Одно или два места заставляют меня предполагать, что перевод сделан с немецкого, по крайней мере частично.
Четкая позиция, занятая нашими по отношению к русофильству и увлечению Катковым, явно оказала хорошее влияние. Я нахожу, что «La Justice» изменяется к лучшему и что Кропоткин энергично взялся за Рошфора. Статья Геда в «Action» показывает, что он знает о русских делах больше, чем я мог предполагать.
Вообще же во Франции, как и повсюду, политика находится под воздействием жары. Все срывается - даже дуэли. Когда две таких первоклассных дуэли, как Буланже - Ферри и Лор - Кассаньяк, терпят осечку, то это значит, что все кончено, пока не изменится погода, и Париж действительно спит.
Надеюсь, что этот великий польский окулист окажется последней из всех панацей Поля и будет наконец иметь успех. Когда Поль до этого писал об операциях, то я думал, что они заключаются во вскрытии слезного канала, ибо это самая обычная из всех легких операций наружного глаза. Но большинство старых людей со слезящимися глазами страдают от такого сужения, и я почти уверен, что у меня самого по крайней мере один глаз также затронут этим. Но это я в случае нужды могу привести в порядок в Лондоне, и, прежде чем отдать себя в руки этого чудотворца-поляка с его инструментами, я подожду окончательного сообщения Поля. Ничто так не поддерживает веру в чудотворные способности отдельных врачей, как общее скептическое отношение к научной медицине.
Бакс жил здесь в течение недели и ежедневно интервьюировал меня с регулярностью часового механизма и назойливостью американского журналиста. Но это давало мне возможность спокойно говорить с ним на многие темы, и когда он прекращал свои заранее заготовленные вопросы (а вопросы эти, как у большинства здешних людей, задаются с целью избежать изучения предмета) и его внезапные вспышки оригинальных идей по поводу того, что будет на другой день после революции и т. д., истощались, то он начинал высказывать здравые мысли, причем куда более здравые, чем можно было ожидать на основании предшествующего разговора. Тогда обнаруживалось, что в конечном счете он обладает широтой взглядов, очень редко встречающейся здесь среди сектантов, именующих себя социалистами. Что же касается незнакомства с окружающим миром, отшельнической наивности и отчужденности в условиях крупнейшего города мира, то в этом английский кабинетный ученый значительно превосходит своего немецкого коллегу.
Статья Поля о системе общественных услуг очень хороша, она принесет пользу и в Германии, где Фиреки и К° слишком усердно применяют термин «огосударствление», причем столь же жульническим образом, как Брусе и К° термин «система общественных услуг».
В воскресенье вечером совершенно неожиданно явился Чарли Рошер - после 10 часов.
Он ехал на велосипеде - в самый жаркий день этого лета - из Лондона, добрался до Хейуордс-хис (около 40 миль), ужасно устал и вынужден был сесть на поезд. На следующий день понос и общая слабость. А на другой день, едва оправившись, он получил телеграмму, что его жена больна и ему следует немедленно возвращаться. Следующая телеграмма сообщила нам, что у нее появилась «мисс Кэрри».
Ним вначале, когда приехала сюда, страдала легким мышечным ревматизмом - боли во всем теле, как говорила бедная Лиззи, но теперь она здорова и очень весела, как и Пумпс со своими двумя детьми. Перси приходится проводить большую часть недели в Лондоне. Я ленюсь и не борюсь с ленью, так как это лучшее, что можно делать в таких условиях. А вот идет вся команда, готовая к обеду, и дети просят сделать им бумажные кораблики, так что писать больше невозможно, и я спешу запечатать письмо.
Любящий тебя Ф. Энгельс
Все шлют привет.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Истборн, 13 августа 1887 г.
4, Cavendish Place Дорогой Бебель!
Завтра или послезавтра ты выйдешь из заключения, и я надеюсь осуществить один план, с которым ношусь с тех пор, как ты поселился на казенной квартире саксонских королей. Я хочу пригласить тебя совершить за мой счет небольшое путешествие в Лондон, чтобы отдохнуть от тягостей мученичества. Но ты должен доставить мне удовольствие и принять мое предложение полностью, в частности поехать за мой счет, так как меня замучила бы совесть, если бы тебе пришлось из-за этого пойти хоть на самую незначительную жертву. Такой отдых кажется мне совершенно необходимым для твоего здоровья - тебе надо наконец подышать вольным воздухом; здешний воздух - вольный настолько, насколько это вообще возможно в капиталистическом обществе. Попросту перейти из тесной цвиккауской тюрьмы в большую тюрьму - Германию было бы уж чересчур тяжело. А твое здоровье сейчас является важнейшим из всех известных мне дел, в которых заинтересована партия, и поэтому прошу тебя разрешить мне сделать свой партийный взнос в наиболее подходящей, на мой взгляд, форме.
Я пробуду здесь еще две недели, то есть 27-го этого месяца буду снова в Лондоне606. Полагаю, что тебе понадобится примерно столько же времени, чтобы привести в порядок разные дела, да я и не могу вернуться в Лондон раньше, так как весь мой дом ремонтируется и все перевернуто вверх дном. Если же ты можешь приехать раньше и провести еще несколько дней здесь у нас, на взморье, то тем лучше, тогда приезжай как можно скорей. Ты поедешь из Флиссингена ночным пароходом и приедешь в Лондон на вокзал Виктория; с этого же вокзала отходят поезда на Истборн, которые прибывают сюда через 2-21/2 часа. Каутский, который в понедельник возвращается из Вентнора в Лондон (адрес: 35, Lady Somerset Road, Highgate, N. W., London), с удовольствием будет сопровождать тебя по Лондону. Либкнехт тоже побывал у нас в прошлом году и восторгался здешними местами.
Итак, с нетерпением жду твоего ответа; если ты ответишь, что согласен, но не выедешь немедленно, я вышлю тебе перевод в качестве аванса, чтобы тем самым связать тебя покрепче.
Обо всем остальном мы лучше побеседуем при встрече; произошло много такого, о чем никто мне не сможет рассказать лучше тебя. В общем я доволен тем направлением, какое приняли события в мире за время, пока ты находился в заключении. Дело всюду подвигается вперед.
А теперь пора кончать. Почта отправляется здесь в 1 ч. 15 м. пополудни, и если я ее прозеваю, то письмо уйдет из Лондона только в понедельник утром. Для верности адресую письмо твоей жене; прошу передать сердечный привет ей и твоей дочери.
Твой старый Ф. Э.
Если тебе придется разыскивать в Лондоне Каутского, то вот его более подробный адрес: 35, Lady Somerset Road, Highgate, возле вокзала Кентиш Таун, Кентиш Таун-род. В почтовом адресе этого не нужно указывать.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОН Истборн, 17 августа 1887 г.
4, Cavendish Place Дорогой Каутский?
Извини, что возвращаю с запозданием прилагаемое при сем; прочел с благодарностью.
С интересом прочту «Мора» в корректуре, хотя и не вижу, чем я могу быть тебе при этом полезен.
Мы возвращаемся в субботу на той неделе, 27 августа. К тому времени моя квартира будет, вероятно, вновь пригодна для жилья.
Если тебе случится проходить мимо Риджентс-парк-род, ты очень обяжешь меня, если занесешь туда примерно 3-4 больших (длинных) почтовых конверта с надписанным на них здешним моим адресом; я оставил там несколько штук, но они, по-видимому, все использованы. Я имею в виду такие конверты, в которых мне могли бы пересылать сразу по 3-4 письма.
В общем мы здесь не унываем; ждем сегодня вечером С. Мура. Ночью была наконец гроза, а теперь снова хорошая погода.
Привет вам от всех наших. Эвелинги в Стратфорде-на-Эвоне упиваются Шекспиром в натуре.
Твой Ф. Э.
БРУНО ШЁНЛАНКУ В ЛЕЙПЦИГ Истборн, 29 августа 1887 г.
Уважаемый г-н Шёнланк!
Ваше письмо, пересланное мне сюда Каутским, меня несколько смутило. Я с интересом прочел напечатанные в «Neue Zeit» выдержки из Вашей ценной работы о зеркальной промышленности и по существу не имел бы ничего против того, чтобы Вы оказали мне честь посвящением этой книги. Однако, во-первых, посвящения в общем уже вышли из моды, а во-вторых, Марксу и мне всегда внушали какую-то неловкость такие более или менее случайные знаки уважения. Именно таково мое настроение особенно теперь, когда мне кажется, что мои заслуги сильно переоцениваются многими. Тот, кому выпало на долю счастье в течение сорока лет сотрудничать с человеком, который стоял выше его и с которым он мог каждый день сравнивать себя, тот имел возможность научиться правильно оценивать свои собственные заслуги. И всякое чрезмерное подчеркивание значения моей деятельности кажется мне невольным умалением того, чем мы все обязаны Марксу.
Я также не могу согласиться с Вами, когда Вы называете меня основоположником описательной политической экономии. Описательную политическую экономию Вы найдете у Петти, Буагильбера, Вобана, А. Смита и многих других. Описания, в частности положения пролетариев, еще до меня сделали французы и англичане. Мне просто посчастливилось оказаться в центре современной крупной промышленности и первым подметить там взаимосвязи - по крайней мере самые поверхностные.
Итак, мне лично было бы приятнее, если бы Вы отказались от своего намерения, причем исключительно по приведенным выше причинам. Если, однако, я Вас этим не убедил, то не хочу давать Вам никаких предписаний.
С глубоким уважением преданный Вам Ф. Энгельс
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ЛЕЙПЦИГ Истборн, 30 августа 1887 г.
Дорогой Бебель!
Меня бесконечно радует, что ты с такой готовностью принял мое предложение; жду тебя в Лондоне в первых числах октября и жалею только, что ты не можешь приехать уже сейчас и провести здесь неделю на свежем морском воздухе. У меня дома все пока вверх дном, так что мне пришлось еще на неделю отсрочить отъезд, но в пятницу, 2 сентября, мы возвращаемся.
Все остальное откладываю до устной беседы; только несколько слов в связи с твоей поездкой в Гамбург. Я переписывался с Ведде по поводу одного задуманного там плана, но не мог, к сожалению, согласиться с тем, что он имел в виду, потому что, насколько по крайней мере я мог заключить из сообщений Ведде, план этот был выработан в полном неведении действующего здесь права и в особенности процедуры по гражданским делам. Я просил бы тебя поэтому, когда ты будешь в Гамбурге, заставить Ведде еще раз точно изложить тебе весь план, чтобы мы могли его здесь вместе основательно обсудить, ибо, если дело это выполнимое, я охотно сделаю все, что могу, как в интересах дела, так и ради Ведде. В худшем случае, если нельзя будет ничего поделать, я надеюсь убедить тебя в том, что это действительно невозможно, и это тоже было бы для меня очень важно.
Итак, недели через 3-4 жду известий о твоем приезде, а пока кланяйся от меня жене и дочери и прими сердечный привет от твоего Ф. Э.
Печатается по рукописи Перевод с немецкого 361
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон], суббота, [3 сентября 1887 г.]
Вернулись вчера вечером. Завтра еще, к сожалению, не сможем угостить вас обедом, но будем рады видеть вас у себя часов в пять.
Твой Ф. Э.
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 3 сентября 1887 г.
От Даниельсона в СПБ я получил известие о смерти Г. Лопатина. Получили ли Вы подтверждение этого? Хочу думать, что это ошибка. Если, к несчастью, это известие правильно, сообщите мне, пожалуйста, я тотчас же пошлю некрологию в «С. Д.» в Цюрих.
Ваш Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 15 сентября 1887 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Получил Ваше письмо от 28 августа.
Рад, что брошюра так хорошо расходится. Полученные мной экземпляры я передам Эвелингу, который только что вернулся в город, частью для распределения между социалистическими периодическими изданиями, частью для распространения на собраниях в Ист- Энде во время его лекций об американском движении. Постараюсь также найти с его помощью какого-нибудь агента для распространения брошюры и сообщу Вам результаты.
То, что я писал Вам о Трюбнере, оказалось более верным, чем я предполагал. Вчера др Бернрейтер, член австрийского парламента, рассказал мне, что попросил Трюбнера (с которым он находится в постоянных деловых отношениях) достать ему экземпляр нашей книги. Трюбнер сказал, что ее у него нет и что пусть лучше д-р Бернрейтер закажет книгу через одно американское агентство, адрес которого он ему дал; именно этим путем Бернрейтер и заказал книгу. Таким образом, Трюбнер не только бойкотирует книгу, но и фактически срывает ее распространение.
Что касается экземпляров, посланных Каутскому, то он едва ли мог действовать иначе.
Ни Лавелл, ни Вы так и не сообщили ему, как он должен был поступать. Я и сам не знал, была ли книга послана в здешнюю прессу и в какие именно газеты. Мы оказались в полном неведении, и если книга не попала в руки английской прессы и не была отмечена ею, то это исключительно результат ошибок тех, кто находится по ту сторону океана. Если бы мне сообщили, что предпринято в этом отношении, или сказали, что это предоставляется на мое усмотрение, я стал бы действовать сам. Книга, безусловно, найдет здесь сбыт, но не потому, что находится в руках Трюбнера; и если бы я был уполномочен найти здесь какого-нибудь агента, я, без сомнения, сумел бы это сделать. Вам, конечно, пришлось бы тогда прислать сюда некоторое количество экземпляров про запас.
Отречение Джорджа от социалистов является, по-моему, незаслуженной удачей, в значительной мере исправляющей ту неизбежную ошибку, что Джордж был поставлен во главе движения, которого он даже не понимал. Джордж как знаменосец всего рабочего движения был опасен; Джордж как вождь джорджистов вскоре отойдет в прошлое, станет лидером секты, подобной тысячам других сект в Америке. Вашего очерка о филантропии я еще не получил. Ваш перевод речи Маркса «О свободе торговли» я с удовольствием просмотрю и сравню с французским оригиналом, у меня есть, вероятно, единственный сохранившийся экземпляр его. Насчет предисловия подумаем позже. 7-е замечание из «Нищеты философии» подошло бы сюда отлично. Что касается главы о ренте, то это кажется мне более сомнительным, потому что там очень много ссылок на взгляды Прудона, и я сомневаюсь, стоит ли уделять внимание творениям г-на Такера.
Ответ Исполнительного комитета на мое подстрочное примечание сам по себе настолько жалок и лишен всякого смысла, что возражать на него - излишний труд. Я не успею ответить к съезду, а то, что я в этом деле открыто выступил против Исполнительного комитета, остается фактом. Новая полемика между людьми, которых разделяет Атлантический океан, ни к чему не приведет. О том, что «Soz..list» и «Volkszeitung» бойкотируют меня, я сожалею только с точки зрения распространения книги и брошюры, в других же отношениях мне это абсолютно безразлично, я слишком часто в ответ на подобные придирки ограничивался тем, что спокойно выжидал, не обращая на них внимания.
О вашем исключении я тогда же прочел в «Volkszeitung»; этого следовало ожидать. Надеюсь, что Ваша брошюра поспеет еще к съезду; было бы хорошо, если бы она вышла месяц тому назад, чтобы секции получили ее до того, как пошлют делегатов. Любопытно, как поступит съезд, но больших надежд я на него не возлагаю.
Искренне Ваш Ф. Энгельс К счастью, движение в Америке приобрело теперь такой размах, что ни Джордж, ни Паудерли, ни немецкие интриганы не могут уже ни погубить, ни задержать его. Только примет оно неожиданные формы. Действительное движение никогда не похоже на то, каким его хотят видеть люди, послужившие орудием его подготовки.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В РОЧЕСТЕР Лондон, 16 сентября 1887 г.
Дорогой Зорге!
Письмо от 1 сентября получил. Надеюсь, что твоя нога постепенно поправляется. Главное - покой и терпение.
Этим летом мне доставляют страшно много беспокойства гости со всех концов света, и это будет продолжаться до середины октября, так как через две недели я жду Бебеля. Письмо Маркса о Джордже14 я смогу вновь разыскать лишь тогда, когда возьмусь за приведение в порядок бумаг, то есть когда получу заказанные мной новые книжные шкафы и буду располагать свободным местом. Тогда ты сразу же получишь перевод. Это не к спеху - пусть Джордж еще побольше запутается. Его отречение от социалистов - величайшая удача для нас. Провозглашение его в ноябре прошлого года знаменосцем было неизбежной ошибкой, за которую нужно было расплачиваться. Массы можно привести в движение только тем путем, который соответствует данной стране и данным определенным условиям, а это большей частью окольный путь. Все остальное неважно, если только произойдет настоящая встряска.
Но неизбежные при этом промахи никогда не проходят безнаказанно.
Так и здесь можно было опасаться, что провозглашение знаменосцем создателя секты на долгие годы обременит движение глупостями сектантства. А Джордж, выбрасывая основателей движения, организуя свою особую ортодоксально джорджистскую секту, провозглашая свою ограниченность источником всего движения, этим спасает движение и губит себя самого.
Движение само по себе пройдет, конечно, еще немало неприятных фаз, особенно неприятных для тех, кто живет в стране и вынужден претерпевать их. Но я твердо верю в то, что теперь там дело пойдет вперед и, быть может, быстрее, чем у нас, несмотря на то, что американцы будут пока еще учиться почти исключительно на практике и не часто обращаться к теории.
Ответ нью-йоркского Исполнительного комитета на мое примечание просто жалок. На их съезд я тоже не возлагаю особых надежд. Публика из восточной части страны, - секции, по-видимому, немногого стоит, но все же перемещение центра тяжести социалдемократической партии на запад мало вероятно.
Здешний конгресс тред-юнионов опять представил новые доказательства того, что революция внутри старых тред-юнионов началась. Вопреки вождям, главным образом вопреки Бродхёрсту и другим членам парламента из рабочих, они вынесли решение о создании особой рабочей партии626. Один катедер-социалист, депутат австрийского рейхсрата, был крайне поражен переменой, происшедшей по сравнению с 1883 г., когда он в последний раз был здесь.
Из Франции ни слуху ни духу с тех пор, как Лафарг уехал на несколько недель в Джерси.
О Германии напишу тебе, как только поговорю здесь с Бебелем.
Вообще в политическом мире все готовятся к смерти старика Вильгельма. Тогда русские начнут на Востоке хорохориться, а Бисмарк будет их к этому поощрять, для того чтобы удержаться самому. Но не думаю, что дело дойдет до войны. Неопределенность ее исхода столь велика, обоюдное намерение правительств предать друг друга столь несомненно, уверенность, что война должна быть более яростной, кровавой, дорогостоящей и изнуряющей, чем какая бы то ни было из прежних войн (10-12 миллионов солдат друг против друга), столь безусловна, что все угрожают, но ни у кого не хватает духа начать. Но при этой игре война может разразиться и помимо желания правительств, в том-то и опасность.
Работа Каутского о теории Маркса распродана уже в 5000 экземпляров.
Ну, будь здоров, почта закрывается, и пора обедать.
Твой Ф. Э.
ГУГО КОХУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, около 22 сентября 1887 г.]
Уважаемый г-н Кох!
За последние месяцы я потерял столько времени, отвечая на анонимные сплетни, что взял себе за правило отвечать только на такие слухи, за которые берет на себя ответственность тот, кто их распускает. Поэтому, прежде чем ответить на Ваш вопрос, я вынужден просить Вас сообщить мне: 1) кому я якобы сделал соответствующие заявления и 2) кто Вам об этом передал.
Преданный Вам Ф. Э.
21:59 26.07.2015
ИОГАННЕСУ ВЕЙСУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, около 10 октября 1887 г.]
Милостивый государь!
По зрелом размышлении я, к сожалению, пришел к выводу, что не в состоянии одолжить Вам просимую Вами сумму, которая дала бы Вам возможность закончить образование. Как Вы можете себе представить и без моих особых заверений, в течение многих лет число обращающихся ко мне за помощью с самых различных сторон - и не только из Германии и Англии - постоянно растет, причем большей частью это такие случаи, когда я из личных или партийных соображений никак не могу отказать. В результате у меня накопилось такое количество постоянных периодических обязательств, что выполнение их - и в особенности именно теперь - ставит меня в затруднительное положение. И это положение таково, что если бы я вдобавок захотел еще ассигновать на 2-3 года просимую Вами сумму, то безусловно лишился бы возможности выполнить уже принятые на себя обязательства. При таких обстоятельствах я вынужден рассматривать Ваше предложение с чисто деловой точки зрения, и тут у меня не остается, к сожалению, иного выхода, как только повторить Вам, что, к величайшему моему прискорбию, я не в состоянии удовлетворить Ваше желание.
В надежде, что Вам удастся достать нужную сумму иным путем, остаюсь с уважением преданный Вам
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 11 октября 1887 г.
Дорогая Лаура!
Рад был узнать, что ты получила чек в полном порядке: недоставка подобных вещей по адресу может оказаться весьма неприятным делом, так что я беспокоился, пока не было извещения об этом.
Надеюсь, что теперь ты уже опять обосновалась дома и не слишком расстраиваешься по поводу прелестных скандалов, возникающих вокруг тебя. По-видимому, дело Кафареля было затеяно бандой Рувье - Ферри, и если так, то это большая ошибка. Все это очень похоже на первые скандалы, которые были вызваны Жирарденом в 1846-47 гг. и завели куда дальше, чем рассчитывал хитрый Эмиль. Колесо завертелось, и нет сомнения, что получит огласку еще изрядное число скандалов.
Ведь за кулисами их происходит немало, а вытащили на свет это единственное дело; оно наведет страх на банду мелких шарлатанов, занимающихся такими же делами; всячески стремясь избежать опасности, они наверняка заставят госпожу юстицию выступить, хотя и неохотно, и взяться за тех, на кого донесут перепуганные сообщники. Даже одно это дело не сулит ничего хорошего правящей банде; если замешан Вильсон, то что же делать старику Греви?
Какой это был бы великолепный образец иронии истории, если бы буржуазную республику обрекла на самоубийство та же самая революция презрения, которая смела буржуазную монархию в 1848 году!
Дело в Раон-сюр-Плен объясняется просто: внутри бисмарковской империи такой способ обращения со штатскими вполне в порядке вещей среди военных. Их приучают к этому и награждают за это; и трусливая буржуазная пресса восхваляет такие действия, если они совершаются по отношению к рабочим, и извиняет их, если они затрагивают буржуа. И поэтому, конечно, невозможно вдолбить тем же самым солдатам, что на границе они должны вести себя иначе и что с французом, русским или австрийцем нужно обращаться с большим уважением. Эту пьяную скотину Кауфмана либо оправдают, либо, если приговорят для приличия к номинальному заключению, он будет там как сыр в масле кататься, а затем получит повышение.
«So..aliste» в своем новом виде значительно лучше старого. Ведь Поль не мог браться за все решительно, и он тщательнее отделывает свои собственные статьи с тех пор, как не несет больше на своих плечах все бремя. Девилю полезно писать по статье каждую неделю, ему не хватало журналистской практики, и его статьи становятся менее тяжеловесными.
На следующей неделе я жду приезда Бебеля и, может быть, также Зингера. Их съезд, кажется, прошел очень успешно, и правое крыло партии получило основательный удар.
Гейзер и Фирек из трусости не подписали обращение о созыве съезда, и их поэтому объявили недостойными занимать в дальнейшем ответственные партийные посты. Бакс тоже был там, он отвез своего мальчика в Цюрих, где тот будет более или менее под опекой Бернштейна и поступит в школу Бёйста.
Здесь дела подвигаются медленно, но все же подвигаются. Конгресс тред-юнионов был великолепным симптомом. Тори помогают нам здесь всякого рода мелкими полицейскими придирками относительно митингов под открытым небом - что за отъявленные ослы эти тори как здесь, так и в Ирландии!
Настоящие ослы, если только они не намерены открыть следующую сессию парламента заявлением, что пробовали применять принудительные меры и потерпели неудачу и что поэтому остается только гомруль, - расстроив таким образом планы Гладстона и представив половинчатый билль о гомруле собственного изготовления. Но я не думаю, чтобы у Солсбери хватило на это разума или храбрости.
Тем временем Чампион открыто атаковал Гайндмана в своем журнале «Common Sense» (вернее: «Uncommon Nonsense»), а фабианцы - кучка дилетантов, невероятно тщеславных, восхищающихся друг другом и парящих высоко над такими невеждами, как Маркс, пытаются сосредоточить «движение» в своих руках. Приятное развлечение в ожидании, пока рабочий класс придет в движение и сметет всех этих паяцев мужского и женского пола (г-жа Безант тоже в их числе).
Любящий тебя Ф. Э.
Ним шлет привет. Она сейчас возится с ковром в моей комнате наверху. Я еще не получил баланса от Зонненшайна. Напомнил ему, что это должно быть сделано.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В РОЧЕСТЕР [Лондон], 29 октября 1887 г.
Посылаю тебе сегодняшней почтой австрийский календарь («Osterreichischer Arbeiter- Kalender») с биографией, а также «Commonweal». Бебель и Бернштейн здесь, между прочим, также и в связи с подготовкой международного конгресса, предстоящего в будущем году. Бебель очень доволен съездом в Санкт-Галлене, так же как и положением вещей в Германии.
Своим стихийным проведением агитации среди безработных обе здешние фракции доказывают, как мало у них контакта с массами. «Commonweal», как ты сам видишь, совершенно беспомощен.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Отрывок] [конец октября 1887 г.]
... чтобы расстроить его планы, говорит он. Республика всегда в опасности, а она всегда будет в опасности до тех пор, пока каждый рабочий не будет иметь своего ружья Лебель и пятидесяти боевых патронов. А именно на это Клемансо не осмеливается пойти - тем более предложить - и именно это вы должны постоянно кричать ему в лицо. Республика будет в опасности до тех пор, пока у солдата есть ружье, а у рабочего его нет. Но Клемансо - буржуа и как таковой ближе к Ферри, чем к социалистам. Он был бы, вероятно, настоящим радикалом, если бы не было революционных социалистов. И теперь, когда его идеал - республиканская Америка, где рабочий вопрос был неизвестен, - больше не существует, Клемансо должен выглядеть нелепо. Отсюда положение, в котором он находится, по Вашим словам, и мне понятно, что кабинет Ферри - Клемансо может показаться ему приемлемым решением...
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 12 ноября 1887 г.
Дорогая Лаура!
Мы снова в 1847 году! Аналогия действительно поразительная - вместо «Тест» читай: Вильсон, вместо Эмиль де Жирарден читай: А. Э. Портали, а если Греви и не является точным двойником Луи-Филиппа, то он представляет собой очень хорошо составленную комбинацию Луи-Филиппа и Гизо, соединяющую жадность к деньгам первого с фальшивым достоинством второго. Я проглотил сегодня утром газеты, которые Поль любезно прислал мне, и мне показалось, что я стал на сорок лет моложе. Разве только буржуазная республика намного превосходит наглостью буржуазную монархию: в кабинете Жирардена никогда не происходила кража со взломом, его не били по голове, а полное изъятие документов, захваченных полицией и прокуратурой, не имеет аналогии в 1847 году. Но все эти фокусы окажутся бесполезными, колесо завертелось и будет продолжать вертеться. То, что мы видим теперь, - это только «экспозиция» драмы, которая, по-видимому, так же делает честь врожденному драматическому гению французской истории, как и любая из ее предшественниц.
Самое важное заключается в том, что это начало конца буржуазной республики не является единичным фактом. В России тоже конец, по-видимому, близок. Вечно повторяющиеся обещания энергичной и успешной политики по отношению к Болгарии, за которыми следуют постоянно возобновляющиеся задержки и моральные поражения, должно быть, снова объединят различные элементы оппозиции. Похоже, что там скоро может произойти кризис.
А тут и наш Фриц, у которого теперь уже несомненно рак горла. Если с ним что-нибудь случится, то преемником старого Вильгельма окажется глупый, нахальный мальчишка, тип гвардейского лейтенанта; в настоящее время он - почитатель Бисмарка, но, конечно, поссорится с ним, потому что захочет командовать сам. Это малый, который скоро доведет все до крайности и расстроит существующий союз между феодальным дворянством и буржуазией, полностью пожертвовав последней в пользу первого; он и в военных делах почти наверное поссорится со старыми, опытными генералами. А тогда кризис неминуем. Таким образом, критический момент приближается повсюду, и я только надеюсь, что повсюду у людей будет достаточно дел дома, чтобы помешать им броситься воевать.
Прекрасная Лимузен, она же Шарне, действительно обладает красотой особого рода для очарования французских офицеров. Но она метит не иначе как на генералов, а генералы - это люди того определенного возраста, когда у некоторых вкусы начинают становиться неопределенными. Это, конечно, весьма сомнительное новое издание побед и завоеваний французской армии - завоевание горбатой, хромой, отвратительной старой ведьмы из Карлсруэ! Так или иначе, она выглядит энергично и вызвала у Тибодена необычайный энтузиазм.
Истории, которые ты рассказала мне о людях из парижской организации, тоже характерны. Превращение Парижа в город роскоши в эпоху Второй империи не могло не отразиться и на рабочих. Но всякое серьезное движение отбросит значительную долю этого. Опасаюсь, что воздействие на интеллект масс будет более длительным.
Завтра у нас тоже будет небольшая драка. После изрядных колебаний и сомнений полиция запретила наконец все митинги на площади Трафальгар-сквер; радикальные клубы ответили тем, что назначили там завтра после полудня большой митинг. Тусси и Эдуард, конечно, обязаны пойти. Я не жду серьезного столкновения. Но очень возможно, что Матьюз и его коллеги из торийского правительства в виде исключения вступят в сражение, особенно потому, что ежедневная либеральная печать встала на сторону полиции, а также потому, что сейчас не предвидится всеобщих выборов, как это было во время истории на Дод-стрит.
Если так, то может быть потасовка и несколько арестов. Поэтому постарайся не пропустить завтрашние вечерние газеты.
Сейчас я должен кончать, уже перевалило за пять часов и надо поспешить, чтобы ты получила это письмо завтра утром. Поэтому до свидания. Ним режет себе пальцы то одним кухонным инструментом, то другим. Перси был в Дрездене и Берлине по поводу своей петельной машины и поглотил невероятное количество пива. Пумпс и дети здоровы.
Всегда любящий тебя Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 16 ноября 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Густой туман - невозможно написать более двух слов.
Вы не видели письма Тусси, напечатанного в понедельник в вечернем выпуске «Pall Mall», который вы должны были получить во вторник вечером?
Она добралась до нас к 7 часам: пальто все в клочьях, шляпа разорвана и измята ударом дубинки; полицейские арестовали ее, но по приказу инспектора отпустили - арестованных почти не было. Эдуард остался невредим: группа, среди которой он находился, удрала с поля битвы в самом начале.
Дело будет решаться в суде, и увидим, одобрят ли присяжные знаменитую доктрину Матьюза, согласно которой всякий, гуляющий по площади Трафальгар-сквер без разрешения короны, нарушает закон. Либералы, начиная с Гладстона и кончая Лабушером и Брэдло, просят народ не возвращаться к этому вопросу, поскольку он будет рассмотрен судом. Но возмущение рабочих грубостью полиции так велико, что в ближайшее воскресенье возможно новое столкновение. Тогда - если только не возникнут непредвиденные обстоятельства - это будет новым поражением. Ведь Трафальгар-сквер - самая благоприятная позиция для правительства: ее легко защищать, с востока туда можно проникнуть только через узкие проходы, она далеко от рабочего центра, находится в окружении лавочников, в двух шагах от казармы и рядом с парком Сент-Джемс, где в трех шагах от поля битвы можно сосредоточить военные резервы. Поскольку филистер, как буржуа, так и рабочий, стоит за действия в рамках законности, можно ожидать, что следующая демонстрация окажется слишком слабой, чтобы попытаться сделать что-либо серьезное. И тогда было бы жаль видеть, как лучшие люди жертвуют собой, чтобы спасти честь трусов, которые отступают уже теперь.
А что слышно у вас? Если вы получите Ферри вместо Греви, то вместо тестя, который всего-навсего является укрывателем краденого, у вас будет не просто зять-жулик, а зятьжулик вдвойне. То, что Вильсон наворовал в течение всей своей жизни, далеко не достигает той суммы, которую наворовал Ферри в связи с Тунисом. Мне кажется, что допустить возможность такого исхода более, чем на короткий срок, значило бы вступить в слишком большое противоречие с драматическим гением французской истории. Это было бы не решением вопроса, а кульминационным пунктом интриги, и привело бы к кризису. И с этой точки зрения можно даже желать прихода к власти Ферри - прихода к власти главы дома Рублара и К° вместо простых служащих. Греви, который только попустительствовал коррупции, был бы свергнут Ферри, который занимается ею открыто и хвастает этим, - вот было бы прекрасно! Но Ферри - президент, это было бы призывом к революции, это означало бы, что буржуазия бросила народу в лицо: мне плевать на вас!
Что касается мира, то сейчас только сумасшедший мог бы его нарушить. Рак кронпринца достаточен для того, чтобы сдержать всякие воинственные стремления Бисмарка; союз центральных держав с Англией в резерве достаточно силен для того, чтобы отбить почти шутя всякое франко-русское нападение; с другой стороны, наступательная война против Франции с ее новыми укреплениями и против обширной и бедной России сулит больше трудностей, чем удовольствий. Невозможность реального союза между царем и республикой, в которой правительства сменяют друг друга на глазах, становится все яснее. В России даже славянофилы начинают выступать против внутренней системы правления; Ламанский, один из. их вождей, открыто заявляет, что препятствие на пути в Константинополь следует искать не в Вене или в Берлине, а в правительственной системе, которая мешает русским встать в интеллектуальном отношении на один уровень с Западом и заслуженно играть таким образом роль ведущей славянской нации. Поэтому coups de tete возможны как в Петербурге, так и в Париже. Посмотрим, что будет делать царь в Берлине после публичного оскорбления, которое Бисмарк только что нанес ему при посредстве германского имперского банка.
Что касается вашей армии, то солдаты, уже прослужившие 2 или 3 года, не были еще использованы против народа, следовательно, невозможно сказать, как они вели бы себя. Но это уже больше не солдатня времен Империи. Нужно было бы знать состав полков, области, откуда они рекрутируются, много ли парижан в их рядах.
Кстати, «So..aliste» снова умер? Мой последний номер - от 29 октября.
Преданный Вам Ф. Э.
Следите за «XIXe S.ecle» и посылайте его мне, когда в нем появляются документы и новые факты.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Отрывок]
Лондон, 22 ноября 1887 г.
Вы, вероятно, прочли в Л. речь В. в избирательном округе К. Он жалуется, и с известным основанием, что партия обуржуазивается.
Это несчастье всех крайних партий с приближением того часа, когда они становятся «возможными». Но наша партия не может переступить в этом отношении известного предела, не изменив себе, и мне кажется, что во Франции, как и в Германии, мы уже достигли этой черты. К счастью, еще есть время остановиться.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 23 ноября 1887 г.
Дорогой Лафарг!
У меня нет ни гроша, нужно будет продать ценные бумаги, что я смогу сделать лишь в течение двух-трех дней. Получив деньги, я тотчас же пошлю Вам чек. Пока же вот счет от Зонненшайна на английское издание «Капитала», причем очень мало - только 39 ф. ст. 12 шиллингов. Из этой суммы я беру 20 ф. ст., чтобы возместить себе часть 80 ф. ст., которые были авансированы на перевод и уплачены переводчикам. Остаток в 19 ф. ст. 12 шилл. я делю на 5 равных частей - 3 для наследников и 2 для переводчиков (так было согласовано с Лаурой и Тусси), что составляет: Для детей Лонге 3 ф. ст. 18 шилл. 4 пенса » Лауры 3 ф. ст. 18 шилл. 4 пенса » Тусси 3 ф. ст. 18 шилл. 4 пенса -------------- 11 ф. ст. 15 шиллингов Для Сэма* 3/5 4ф. ст. 14 шилл. 2 пенса и для Эдуарда 2/5 3 ф. ст. 2 шилл. 16 пенсов -------------- 7 ф. ст. 17 шиллингов -------------- 19 ф. ст. 12 шиллингов
Чек для Лауры прилагается.
Зонненшайн говорит, что отпечатано 1000 экземпляров, из которых 480 находятся в магазине и 78 отданы нам и для прессы.
224 экз. продано в Англии на 336 ф. ст.; 10% - 33 ф. ст. 12 шиллингов 200 экз. продано в Америке на 120 ф. ст.; 5% - 6 фунтов стерлингов ---------- 39 ф. ст. 12 шиллингов 18 экз. - тринадцатая часть - бесплатно. --- 442 558 -- 1 000
Я сравню этот счет с договором относительно американских 5%, но думаю, что мы ничего не сможем сделать. Очевидно, этот субъект продал гораздо больше, но скрывает это от нас, чтобы выиграть год.
В «La Justice» Камиль Пельтан гордится тем наплевательским отношением, на которое Вы мне указываете как на признак деморализации. 20 ф. ст. были у меня немедленно поглощены срочными платежами, и я действительно сижу сейчас без гроша. Иначе я послал бы Вам чек уже сегодня.
Ваш Ф. Э.
КОНРАДУ ШМИДТУ В КЁНИГСБЕРГ Лондон, 26 ноября 1887 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Многоуважаемый г-н доктор!
Очень рад был вновь услышать о Вас и узнать, что Вы благополучно вернулись из лондонских туманов и пьянящего воздуха Парижа в атмосферу «чистого разума». О странных приключениях, связанных с прибытием Вашего ящика с книгами, я узнал из газет, и мне показалось, что я снова перенесся в те забытые времена, когда я сам был в Берлине и при случае сотрудничал в «Hartungsche Zeitung» и когда запрещено было все, кроме «ограниченного разума верноподданных». Но, вероятно, и не то еще будет.
По поводу письма Гейне не могу сообщить Вам ничего определенного. До 1848 г. Лассаль вообще не был политической фигурой; он был известен только по процессу Гацфельдт. А в этом процессе обе стороны применяли какие угодно средства, лишь бы они сулили успех, привлекали всех тех, кто казался им пригодным, когда угодно и как угодно. С другой стороны, ввиду запрета, наложенного Союзным сеймом даже на будущие его сочинения, Гейне вынужден был применять все средства рекламы, чтобы обеспечить сбыт своих произведений, что иначе происходило бы само собой. При этих обстоятельствах Лассаль мог быть ему очень полезен; с другой стороны, он импонировал Гейне своей энергией, решительностью и практичностью - свойствами, которых у большинства тогдашних молодых немцев, как и сейчас, надо было искать днем с огнем.
Очень возможно поэтому, что Лассаль пытался использовать Гейне в интересах графини, и письмо, о котором идет речь, вероятно, относится к какому-нибудь эпизоду, связанному с процессом, вероятнее всего, к эпизоду со шкатулкой. Была ли Мейендорф в начале 1846 г. в Париже, я точно не знаю, но, насколько я помню ход процесса, как будто бы была. Узнать об этом можно либо из отчетов о процессе со шкатулкой 1846 г., либо из отчетов о лассалевском процессе 1848 г. («Kolnische Zeitung» - лучший источник). Если Мейендорф была в Париже, то речь шла, наверное, о покушении на шкатулку. Я никогда не говорил с Гейне о Лассале, с которым в то время ни Маркс, ни я еще не были знакомы.
Вейс из ваших мест был здесь у меня, он отправился в Берн заканчивать свое образование.
Две недели тому назад у нас тоже произошла стычка, причем г-жа Эвелинг вступила в рукопашную с полицией, но без особого вреда для себя. Право, глупость нашего торийского правительства граничит с глупостью Путкамера. Если бы старик Дизраэли встал из могилы, он надавал бы оплеух этим мальчишкам.
За обещанную мне статью заранее Вас благодарю.
Недавно был у меня Херкнер - весьма рассудительный господин, когда беседуешь с ним, и гораздо радикальнее, чем его книга. Ему, по-видимому, очень хотелось внушить мне, что на самом деле и Брентано втайне вовсе не так уж смирен, каким он прикидывается в своих книгах. Да, если бы господа в немецких университетах обладали мужеством высказывать свои взгляды, то мы снова поднялись бы по крайней мере до уровня 1837 и 1840 годов. Но нашлись ли бы у них тогда слушатели - это, конечно, вопрос.
В общем, все здесь идет по старинке, рассказывать не о чем.
Подайте снова весточку о себе, и, если сумею быть Вам здесь чем-нибудь полезен, я всегда к Вашим услугам.
С дружеским приветом Ваш Ф. Энгельс
НАТАЛИИ ЛИБКНЕХТ В БОРСДОРФ Лондон, 29 ноября 1887 г.
Дорогая г-жа Либкнехт!
Сердечно благодарю за поздравления, присланные Вами и Либкнехтом ко дню моего рождения, который был вчера. В этот день совпали разные события: в тот же вечер публично состоялось пробное представление французской пьесы, переработанной Эвелингом; Тусси и Эвелинг играли в ней и имели большой успех, как и сама пьеса, которая принята к исполнению одной популярной актрисой, и успех ее теперь почти обеспечен. Потом вся компания пришла ко мне, Ленхен испекла берлинских блинчиков и кренделей, г-жа Каутская - венский штрудель, а после полуночи наступил день рождения Эвелинга, который мы отпраздновали заодно.
Перси, без сомнения, посетил бы Вас в Лейпциге, но он лишь на короткое время ездил по делам в Дрезден и Берлин и вынужден был вернуться как можно скорее, так как его петельная машина должна была фигурировать здесь на выставке, которая была открыта только до прошлой субботы. В Лейпциг он прибыл ночью, вынужден был застрять там на несколько часов, так как опоздал на поезд, а утром сразу же выехал в Дрезден. В противном случае он не преминул бы засвидетельствовать Вам свое почтение.
Что касается г-жи Шак, то, насколько мне известно, она по трем различным поводам объявила всех немецких депутатов нашей партии продажными и притом дважды назвала в том числе Либкнехта и Бебеля. После этого для меня стало невозможным возобновление с ней каких-либо отношений, даже если бы она предприняла для этого какие-то шаги, чего, однако, отнюдь не произошло. Бебель имел здесь случай видеть ее в этой новой роли, не получив от этого, по-видимому, никакого удовольствия. Такой же случай представился и Либкнехту в Санкт-Галлене, куда она явилась с непостижимой для меня наглостью. Что она ему там наговорила, я, конечно, не знаю, но это не может изменить того факта, что здесь она высказывалась о нем в форме, свидетельствующей, на мой взгляд, о полном разрыве. Эта особа во что бы то ни стало хочет играть видную роль, и если бы после того, что произошло, Либкнехт так или иначе, прямо или косвенно способствовал ей в этом или стал бы вести себя в соответствии с изложенной Вами мягкой оценкой, то это могло бы иметь опасные последствия, так как его завистники, которых у всех нас достаточно, заподозрили бы здесь иные мотивы. Вам и Либкнехту, конечно, виднее, как к ней относиться, я же рад, что избавился от нее.
Столкновение с властями не нанесло Тусси особенного ущерба, зато пострадали ее пальто и шляпа, которые погублены безвозвратно. Впрочем, она была не обороняющейся, а нападающей стороной. Теперь шум почти затих, на площади Трафальгар-сквер может еще произойти какой-нибудь мелкий инцидент, но ничего серьезного. Правительство, однако, еще будет помнить об этом; знай старый Дизраэли, до чего безмозглы его преемники, он встал бы из гроба и выдрал бы их как следует за уши.
Я снова чувствую себя совсем сносно, Ленхен тоже здорова. Она и Рошеры, а также Каутские и Эвелинги шлют сердечный привет Вам и Вашему мужу.
С искренним приветом Ваш Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В РОЧЕСТЕР [Лондон, ноябрь 1887 г.]
Старый дружище!
Известное тебе письмо получил и уничтожил. Я так и думал, что уединение в Рочестере тебе не по вкусу. В подобной дыре лишаешься даже возможности досадовать на то, что бездарные авантюристы и спекулирующие дельцы опоганивают движение. Впрочем, может быть, ты к этому привыкнешь. Торговое дело в конце концов не скучнее, чем преподавание музыки ленивым и упрямым ученикам. К конторской писанине привыкаешь; мне пришлось заниматься ею чуть ли не тридцать лет, но я, конечно, рад, что избавился от нее. Итак, напиши мне откровенно, как дела.
Твой старый Ф. Э.
ФЛОРЕНС КЕЛЛИ-ВИШНЕВЕЦКОЙ В НЬЮ-ЙОРК Лондон, 3 декабря 1887 г.
Дорогая г-жа Вишневецкая!
Как я сообщал Вам в своей последней открытке, Уильям Ривз, издатель «To-Day» и большей части лондонской популярной социалистической литературы, решил взять на себя продажу книги*. Он пишет 1 декабря: «В связи с нашим сегодняшним (в среду) разговором относительно распространения книги Энгельса «Положение и т. д.» сообщаем, что охотно возьмемся за это, и просим Вас или американского издателя прислать нам некоторое количество экземпляров по 3 шилл. за экземпляр в переплете - дальнейшие экземпляры просим присылать без переплета. Дополнительных расходов потребует только необходимость печатания и вклейки титульных листов, что обойдется приблизительно в 10 шиллингов».
И далее, 2 декабря: «В ответ на Ваш запрос о сроках расчета сообщаем, что расчет должен будет производиться каждые полгода, а выплата денег - месяц спустя. Мы полагаем, что, пока не заключим иного соглашения, будем иметь дело с Вами».
Эту последнюю оговорку я сделал потому, что иначе Ривз уклонялся бы от урегулирования расчетов, утверждая, будто не знает, кому платить - г-ну Лавеллу или мне, и стал бы задерживать и оттягивать платежи. При последующих сделках можно будет установить другой порядок. Об этих сделках он пишет 1 декабря: «Цены на другие сочинения аналогичного характера можно будет назначить примерно с той же скидкой - в некоторой степени это зависит от цены, установленной для розничной продажи; так, например, 6- шиллинговая книга должна направляться в продажу с несколько меньшей скидкой, чем 5-шиллинговая».
Этот субъект хочет таким путем оставить себе лазейку для торга, и в будущем нужно будет вовремя извещать меня, чтобы я мог окончательно договориться с ним о предлагаемой скидке, прежде чем Вы поставите на титульном листе его имя как лондонского агента по распространению книги. Вся эта публика на один покрой.
Вышеприведенные условия относятся, конечно, к книгам, которые посылаются ему с оплаченной пересылкой и без всяких расходов с его стороны. По его словам, пересылка стоит пустяки; это, может быть, и верно в отношении товарных грузов и тюков, но я знаю, что отправка посылок в адрес частных лиц обходится недешево; Каутскому пришлось уплатить свыше 10 шиллингов за присланные ему экземпляры, а меня ливерпульский агент (Уитли) заставил дополнительно заплатить 2 шилл. 6 пенсов за посылку, в которой была 1000 брошюр, хотя на меня не возлагались никакие расходы по пересылке.
Мы пошлем экземпляры книги в социалистическую прессу (кроме «Justice», которая уже получила экземпляр из Америки и написала о книге ровно две строчки), в «Athenaeum», «Academy» и «Pall Mall Gazette», а также в «Weekly Dispatch» и «Reynolds». «Commonweal» (я послал экземпляр Моррису) начал печатать серию выдержек из книги; первую из них я послал Вам сегодня. В общем перспективы очень хороши. Только не следует посылать книгу в газеты и журналы до окончания рождества, иначе это будет впустую.
Что касается брошюры, то, как я писал Вам, Ривз перехватил ее и будет, конечно, продавать в первую очередь свой собственный товар. Я передам 1000 экземпляров Эвелингу, пусть он делает с ними, что может - продаст на митингах или передаст Ривзу, если тот будет в них нуждаться, но боюсь, что большую часть их придется в конце концов раздать даром на митингах.
Вашим переводом «Свободы торговли» я займусь при первой возможности. Я напишу также предисловие, только уверен, что оно ни в коем случае не окажется тем, что Вам желательно. Я не могу отвечать заранее на возможные аргументы американских протекционистов. С литературой этого рода я не знаком и не имею времени для ее изучения. Мои рассуждения в девяти случаях из десяти били бы мимо цели; да и что бы мы ни сказали, они всегда найдут выход и сумеют сказать что-нибудь такое, чего мы не можем предвидеть. Для того чтобы вступать в непосредственную полемику с ними, надо находиться в Америке. И я всегда считал, что хорошая книга пробьет себе дорогу и окажет свое действие, что бы там ни кричали наемные писаки.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 5 декабря 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Как и Вы, я воскликнул сегодня утром: победа! Ясно, что, если бы не народ Парижа, правые не стали бы голосовать за не имеющего шансов кандидата и объединились бы с оппортунистами-биржевиками вокруг Ферри. А тогда была бы борьба и, вероятно, поражение.
Драма развертывается по всем правилам. В 1878 году - победа народа и армии над одними монархистами; в 1887 году - победа над объединившимися монархистами и оппортунистами. Будущая победа должна быть победой над объединившимися монархистами, оппортунистами и радикалами.
В конце концов Клемансо, видимо, немало содействовал принятому решению, отказавшись от Фрейсине в пользу Карно. Это самое меньшее, что он мог бы сделать после того, как очертя голову попал в ферристскую западню. Но все же это кое-что. А при теперешних обстоятельствах такое законное решение, проведенное под угрожающим давлением парижских рабочих, - это все, чего мы могли бы желать. Это, как и большая часть дней великой революции, - период развития по восходящей линии.
Какова была позиция солдат? Я говорю о пехоте. Эти мирные победы являются отличным средством для того, чтобы приучить солдата к верховенству и непогрешимости народных масс. Еще один или два таких дня, и солдат непременно откажется воевать.
Сади Карно не совершит ничего великого. Президентство погибло после того, что произошло. Президент превратился в марионетку, которая назначает и увольняет министров по приказам палаты.
Но погоня за скандалами, надеюсь, не прекратится. Я думаю, что дело зашло слишком далеко, чтобы можно было остановиться. Буржуа будут кричать, что хватит, что нужно быть великодушными, что нужно забыть все эти старые истории, но будем надеяться, что преследование воров - это единственное средство, при помощи которого радикалы придут к власти.
Преданный Вам Ф. Э.
Социал-демократическая федерация должна была вчера отправиться на Трафальгар-сквер, но «Daily News» ни слова не говорит об этом. Конечно, Гайндман не подвергался никакой опасности.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН -ЦЮРИХ Лондон, 7 декабря 1887 г.
Дорогой г-н Шлютер!
Лучше всего, если сборник, озаглавленный: Ф. Энгельс. «Небольшие статьи 1871-1875 годов», Вы составите следующим образом: 1) Статья о Фогте, 1871 г., № 38, 10 мая.
2) «Эмигрантская литература».
3) Письмо Ткачева.
4) «О социальном вопросе в России».
5) «Бакунисты за работой».
Статью из «Neue Rheinische Zeitung» включать не следует: во-первых, она требует в настоящее время дополнительного разъяснения (в интересах русских друзей), а во-вторых, я намерен впоследствии издать сборник статей Маркса и моих из «Neue Rheinische Zeitung».
Об этом мы могли бы поговорить позднее.
Прилагаю «Бакунисты за работой»; абзацы в III разделе пронумерованы в том порядке, в каком они должны следовать. Пришлите мне, пожалуйста, этот лист для просмотра, чтобы я был уверен, что все сделано правильно. Остальные листы можно править на месте.
Если бы Вы смогли раздобыть мне еще один или два комплекта «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung» (полных), я охотно заплатил бы за них. У меня есть только выпуски 3, 5 и 6; желательно, стало быть, получить также 1, 2 и 4.
«Ура-патриотов» Вы скоро получите, я пишу введение. «Теорию насилия» тоже постараюсь приготовить.
Что касается других вещей, то 1) относительно статей из «Neue Rheinische Zeitung» - см. выше; 2) в «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung» нет ничего такого, что не требовало бы введения и не отняло бы времени; 3) «Военный вопрос в Пруссии» я продал Мейснеру, с которым не могу затевать ссоры, да и сказанное там было бы теперь без пояснений часто совершенно превратно понято.
После Нового года мне нужно приняться за III том «Капитала» и для этого щадить свои глаза. Поэтому пока что, кроме уже взятой на себя работы, я абсолютно ничего не могу для Вас сделать. Очень сожалею, но ничего не поделаешь. Как только эта рукопись окажется в печати, я, пока будут идти корректуры, найду для Вас время, если только мои глаза снова будут в порядке. Но имейте в виду, что я все еще могу писать в течение дня лишь несколько часов, и притом только при дневном свете, которого здесь часто и за деньги не получишь, к тому же - обширная корреспонденция.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ Лондон, 20 декабря 1887 г.
Дорогой Каутский!
Сегодня мне нужно съездить в Брайтон, постараюсь вернуться завтра вечером. Но так как за это время может что-либо случиться, то было бы, пожалуй, вернее, если бы вы нас порадовали своим посещением не завтра, а в четверг вечером.
Сердечный привет.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 24 декабря 1887 г.
Дорогая Лаура!
Никто так не радовался получению вашего нового адреса, как Ним. Она ужасно боялась - не столько за прибытие пудинга, сколько за тот из посланных вместе с ним тортов, который предназначался для детей.
А так как нельзя было надежно и быстро связаться с вами и так как ей известна способность Поля съесть два торта в один день, то она действительно очень беспокоилась. Она надеется теперь, что это письмо придет раньше, чем начнется атака на этот торт, и что ты будешь так добра передать его по принадлежности.
Прилагаю чек на 25 фунтов стерлингов. Добавочные пять - это маленький рождественский подарок для тебя, который, без сомнения, скоро найдет себе применение.
Шорлеммер здесь, он может прийти каждую минуту, поэтому постараюсь закончить это письмо до его прихода.
В прошлый вторник я ездил в Брайтон, чтобы повидать находящегося там Гумперта.
Выглядит он в общем очень хорошо, но морально все еще очень потрясен - полная потеря уверенности в себе и энергии. Вследствие этого его бедной молодой жене приходится много страдать. Может быть, когда придет весна, нам удастся немного встряхнуть его.
«Pall Mall Gazette» становится страшно тоскливой; ее содержание - это либо хроническая скука, либо острые сенсации и выставка ужасов. Стед устарел: фанатичный пуританин, которому следовало бы жить в 1648 году, - совершенный анахронизм в наши дни. Но он полезен и хорош в одном отношении - ненавидит респектабельность и буржуазное ханжество, хотя сам и полон ими.
Я пошлю тебе послезавтра несколько американских юмористических журналов, сначала я должен показать их здесь. Выскочки во всем своем великолепии - как они восторгаются, видя самих себя в вечерних туалетах! А вульгарность прорывается сквозь все их покровы, особенно, когда они говорят о социализме. После этого, пожалуй, захочешь отдать предпочтение английскому «обществу».
Любящий тебя Ф. Энгельс
Джоллимейер очень «осмелел» вчера вечером и проиграл пять пенсов в пользу Ним.
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 29 декабря 1887 г.
Дорогой Лафарг!
Я задержал свой ответ до сегодняшнего дня, чтобы получить от Каутского достоверные подробности о почтенном Обервиндере. Я знал об этой истории в общих чертах, но мне хотелось получить подтверждение.
После 1873 г. Обервиндер играл довольно значительную роль в венском движении. Он был старым лассальянцем и редактором еженедельного органа «Volkswille». Депутаты австрийского парламента избирались тогда провинциальными собраниями выборщиков, и либералы агитировали за прямые выборы по округам. Обервиндер стал на их сторону с фанатизмом тем менее корыстным, что либералы платили ему при посредничестве некоего г-на Шепса из «Neues Wiener Tagblatt». Под тем предлогом, что требование либералов является первым шагом к всеобщему избирательному праву, Обервиндер призывал рабочих поддерживать их. Шёй выступил против этого. Обервиндер получил в Вене большинство и заставил Шёя и его друзей отделиться. Эти последние, располагавшие большинством в провинции, основали «Gleichheit» в Винер-Нёйштадте и в своей газете всячески нападали на Обервиндера, упрекая его в вышеизложенном и в других проступках. Обервиндер предъявил Шёю иск о клевете, но суд присяжных заявил,
22:02 26.07.2015
Обервиндер предъявил Шёю иск о клевете, но суд присяжных заявил, что Шёй доказал свою правоту, и оправдал его. В ходе этого процесса было, кроме того, доказано, что Обервиндер истратил на свою еженедельную газету сумму в 10000 флоринов (25000 фр.), собранную по подписке для основания ежедневной газеты; обнаружились и другие подобные факты. Словом, этот процесс погубил положение Обервиндера в Вене, либералам больше незачем было платить ему. Он отправился в Гамбург и связался с лассальянской секцией, возглавлявшейся Брейером, - одной из тех сект, которые являлись остатками умирающего лассальянства. Это были настоящие мелкие буржуа; более десяти лет тому назад эта секта прекратила свое существование. Тогда Обервиндер отправился в Париж. Около года тому назад он опубликовал брошюру ("Социализм и социальная политика"), в которой призывает немецких рабочих присоединиться к политике Бисмарка и поддержать ее, чтобы за это он даровал им социальные реформы.
Вы видите, что это лассальянец, который может сказать, что никогда не изменял своим взглядам: 1) он верит во всемогущество всеобщего избирательного права, поэтому он и поддерживал австрийских либералов. 2) Лассаль требовал, чтобы в борьбе между королевской властью и буржуазией рабочие становились на сторону королевской власти, - вот почему Обервиндер является сторонником Бисмарка. Поскольку лассальянство в Германии угасает, почему бы этому старому лассальянцу не брать денег у Бисмарка так же, как он брал их у австрийских либералов? Но как только он прикоснулся впервые к бисмарковским деньгам, он должен был заметить, что имеет дело с человеком гораздо сильнее его и что он попался.
Открытие, сделанное нашими людьми в Швейцарии, может иметь исключительное значение: швейцарские власти сделают все возможное, чтобы скомпрометировать Пруссию, и женевское дело - заговор нигилистов - наделает много шуму. Вот она - глупость прусской полиции! Этот Хаупт, пойманный на месте преступления несколькими смелыми рабочими, которые производят у него обыск (причем он допускает это!) и находят его переписку с Крюгером, - этот Хаупт такая растяпа, что сознается в своей шпионской деятельности, продолжавшейся семь лет! И это человек, которому доверяют подобную миссию! Что же после этого удивляться тому, что оплачивают Нонне и Обервиндера! Но Гейне всегда говорил: прусские шпионы - самые опасные, потому что им никогда не платят, они всегда надеются получить плату, и это заставляет их быть деятельными и сообразительными. Если Пруссия будет им платить, они ничего не будут стоить.
Надеюсь, что Лаура получила экземпляры «Puck» и «Judge», посланные вчера.
Ваш протеже Стед очень полезен в настоящий момент, этого никто не отрицает. Но тем не менее этот человек, защищающий по отношению к России то, на что он нападает по отношению к Ирландии, живет в другом веке. Защищайте также Армию спасения, ибо без нее право устраивать процессии и дискуссии на улице было бы в Англии куда более неустойчивым, чем сейчас.
Ним, Джоллимейер, Пумпс и малыши в театре, смотрят «Ганс-лодочник», американскую пьесу, в которой участвуют много детей и большая собака.
Краски Лауры будут плохо сохнуть в такую погоду, как у нас.
Тысяча пожеланий к Новому году.
Преданный Вам Ф. Э.
Посылаю открытку Меса, не изменился ли его адрес: 36, Rue du Bac?
