ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 2 апреля 1883 г.
Дорогой Лавров!
Спешу подтвердить получение Вашего письма с переводом на 124 франка 50 сантимов. Я смогу получить их не раньше среды, потому что завтра должен разбирать рукописи Маркса.
Исполнив поручение, я намерен поместить сообщение в цюрихском «So..aldemokrat» и буду просить редакцию послать Вам несколько экземпляров этого номера. Само собой разумеется, что имя гражданина Кранца не будет упомянуто.
Я нашел рукопись «Обращение капитала» и из третьей книги - «Формы процесса, взятого в целом», около 1000 страниц ин-фолио. Пока еще нельзя сказать, может ли эта рукопись быть напечатана в том виде, в каком она есть. Во всяком случае мне придется ее переписать, потому что это - черновик. Завтра у меня будет, наконец, время, чтобы посвятить несколько часов беглому просмотру всех рукописей, оставленных нам Мавром. Особенно меня интересует очерк диалектики, который он давно хотел написать. Но он всегда скрывал от нас, в каком состоянии его работы. Он понимал: если мы узнаем, что у него что-нибудь готово, то будем приставать к нему до тех пор, пока он не согласится это опубликовать. Все это между нами, я не имею права ничего печатать без Тусси, которая вместе со мной является его литературной душеприказчицей.
Известие о том, что наш смелый, до безумия смелый Лопатин благополучно вернулся на волю, явилось для всех нас приятной неожиданностью. Будем надеяться, что, сохранив смелость, он оставил безумие в России. Надеюсь увидеть его здесь на днях. Передайте ему от меня горячий привет.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 11 апреля 1883 г.
Дорогая Лаура!
Я, конечно, как и ты, считаю, что Полю следовало бы поехать повидаться со своей матерью, и я говорил ему это много раз все эти годы. Что касается дополнительных расходов, то они будут невелики, и я смогу быстро найти вам для этого деньги, если буду извещен своевременно. Только, если дело обстоит так, как ты описываешь, то со стороны Поля потребуются довольно значительные дипломатические усилия, чтобы не повредить самому себе - нельзя допустить, чтобы эта христианская сестра милосердия стала его врагом, - она ведь всегда там, а Поль нет, и если только у нее возникнут подозрения, она, конечно, будет непрестанно всячески уговаривать старуху составить завещание в ее пользу настолько, насколько это допустит закон. Итак, этот вопрос, я полагаю, урегулирован, и тебе придется проследить за выполнением.
Мы все от души смеялись, читая твой рассказ о приключениях в Аржантёе. Это так похоже на него, от начала до конца. Сегодня неделя, как Тусси послала ему весьма категорическое письмо: когда приедет мальчик? Ни строчки в ответ. Он все еще раздумывает.
Полю обеспечено по меньшей мере шесть месяцев. Он страшно боялся этого, когда был здесь, и чрезвычайно забавлял Либкнехта своим horror carceris (страхом перед тюрьмой). Но если он теперь не примется серьезно за изучение немецкого языка, я буду считать его просто балованным ребенком. Представь себе, он пишет мне, что будет изучать его, ибо, «как Вы очень хорошо (!) сказали, может (!) оказаться необходимым, чтобы я знал его для переводов!». Как будто совершенствование его собственных знаний, как бы блестящи они ни были, не зависит полностью от его знания определенных немецких произведений, опубликованных и неопубликованных! Он радуется предстоящей публикации второго тома «Капитала», но будет ли он в состоянии когда-либо прочесть его?
Если г-жа Жандр переведет «Манифест» на французский язык и даст мне этот перевод для редактирования (ты знаешь, что это не игрушки), то я напишу для нее предисловие с необходимым разъяснением исторических условий и т. д. Но так как мне очень мало известно об этой даме, я вынужден пока сказать: если не будет редактирования, то не будет и предисловия. Права приостановить какие-либо ее действия в этом направлении у меня нет. Это замечание предназначается для Поля. Также и следующее: я не знаю, о какой речи Джиффена он пишет и где она была опубликована.
Пумпс все еще «в ожидании», или, по крайней мере, была вчера вечером. Мать Перси сказала ему на днях, что ему, право, следовало быть немного лучше осведомленным в подобном деле.
Джоллимейер здесь, он пробудет несколько дней. С его появлением, как и в течение нескольких дней перед его отъездом (он уехал 10 дней тому назад), перед нашим домом каждый вечер прогуливается полисмен, когда я около 12 часов выпускаю Карло. Эти идиоты думают, очевидно, что мы изготовляем динамит, в то время как на самом деле мы обсуждаем достоинства виски.
Сердечный привет от него и от меня вам обоим.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ФЕРДИНАНДУ ДОМЕЛЕ НЬЮВЕНГЕЙСУ В ГААГУ Лондон, 11 апреля 1883 г. 122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Вы понимаете, что после смерти моего старого друга я был так поглощен корреспонденцией, всякого рода делами, просмотром литературного наследства и т. д., что мог заниматься только самым неотложным. Сегодня, наконец, я улучил несколько минут, чтобы выразить Вам благодарность за Ваше сочувственное письмо и за Ваш превосходный некролог в «Recht voor Allen». Этот некролог был безусловно одним из лучших, какие нам известны, - таково здесь единодушное мнение среди близких.
От имени дочерей покойного и от моего собственного приношу также сердечную благодарность голландской рабочей партии6 за то, что она, по крайней мере духовно, отдала последний долг нашему другу. В этом она проявила солидарность с немецкими, французскими, испанскими, русскими и американскими товарищами.
Если судьба или любовь к путешествиям, возможность которых для нас, к сожалению, весьма ограничена, приведет меня в Голландию, то я сочту своим долгом посетить Вас; со своей стороны, прошу Вас побывать у меня, если Вам случится приехать в Англию.
Маркс оставил объемистую рукопись второй части «Капитала»; я должен сначала полностью прочесть ее (а каким почерком она написана!), прежде чем смогу сказать, в какой мере она готова к печати и насколько нуждается в дополнениях из более поздних тетрадей. Во всяком случае, главное - есть. Но так как я не могу еще сказать ничего более определенного, то прошу Вас пока ничего не сообщать об этом в печати; это могло бы только привести к недоразумениям. К тому же младшая дочь Маркса Элеонора вместе со мной является его литературной душеприказчицей, и без нее я ничего не могу предпринимать, а дамы, как Вы знаете, любят соблюдать формальности.
Извините, что я пишу не по-голландски; за последние годы у меня совсем не было практики в этом языке.
Искренне Ваш Ф. Энгельс
Прилагаю свою фотографию и прошу Вас прислать свою. Как только мы получим новые фотографии Маркса, я пришлю Вам одну из них.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 14 апреля 1883 г.
Дорогой г-н Бернштейн!
Д-р Эвелинг, редактор «Progress», написал в «Republican», что намерен купить гравюру на дереве, с которой был напечатан помещенный там портрет Маркса. Ответ: «Эта гравюра отослана в Германию, в «Sozialdemokrat», так что мы не можем послать ее Вам». Теперь Эвелинг просит меня тотчас же написать, нельзя ли ему получить как можно скорее эту гравюру или хотя бы клише с этого портрета. Может быть также, произошло недоразумение, и гравюра попала в «Neue Welt». Пожалуйста, сообщите мне об этом немедленно открыткой.
Отчет о съезде весьма отрадный.
Очень спешу.
Ваш Ф. Э.
Второй том «Капитала» есть, однако в каком состоянии, сказать не могу, надо прочесть 1000 страниц рукописи2. Но не помещайте пока ничего в газете; как только я смогу сказать что-нибудь определенное, сообщу Вам точные сведения.
ДЖЕМСУ ТОМАСУ НОУЛЗУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 17 апреля 1883 г.
Милостивый государь!
Среди бумаг покойного д-ра Маркса есть написанное мной критическое резюме «Капитала», но мы до сегодняшнего дня еще не смогли найти его среди массы оставленных Марксом бумаг.
Однако если бы я даже его нашел, то не решился бы послать Вам, - по крайней мере для той цели, которую Вы назвали. Не знаю, насколько принято среди литераторов Англии или любой другой страны, чтобы один автор одалживал свои рукописи другому.
Наш опыт с английскими журналистами был не очень обнадеживающим. За исключением нескольких представителей англиканской церкви, они неизменно искажали наши взгляды, а наши действия изображали в ложном свете. Их полное невежество в отношении нашей теории и практики могло сравниться только с их самонадеянностью. В «Nineteenth Century», кажется, в июле 1878 г., была опубликована статья Джорджа Хауэлла об Интернационале, полная лжи и ошибок. Маркс послал Вам опровержение, но Вы отказались его поместить.
Если Вы захотите познакомиться со взглядами Маркса, то боюсь, что Вам придется прочесть немецкое, русское или французское издание «Капитала».
Я знаю только одного англичанина, который мог бы правильно изложить содержание «Капитала». Это - один адвокат в Манчестере. Если Вам угодно, я охотно узнаю у него, не согласится ли он выполнить для Вас эту работу.
Искренне Ваш
ФИЛИППУ ВАН-ПАТТЕНУ В НЬЮ-ЙОРК [Черновик]
Лондон, 18 апреля 1883 г.
Филиппу Ван-Паттену Уважаемые товарищи!
Мой ответ на ваш запрос от 2 апреля об отношении Карла Маркса к анархистам вообще и к Иоганну Мосту в частности будет краток и ясен.
Маркс и я с 1845 г. держались того взгляда, что одним из конечных результатов грядущей пролетарской революции будет постепенное отмирание и, в конечном счете, исчезновение политической организации, именуемой государством. Главной целью этой организации всегда было обеспечивать при помощи вооруженной силы экономическое подчинение трудящегося большинства состоятельному меньшинству. С исчезновением состоятельного меньшинства исчезает и необходимость в вооруженной силе принуждения, в государственной власти.
В то же время мы всегда считали, что для достижения этой и других, гораздо более важных целей грядущей социальной революции класс пролетариев должен прежде всего овладеть организованной политической властью государства и с ее помощью подавить сопротивление класса капиталистов и организовать общество по-новому. Это изложено уже в «Коммунистическом манифесте», написанном в 1847 г., глава вторая, заключительная часть.
Анархисты ставят все на голову. Они заявляют, что пролетарская революция должна начать с упразднения политической организации государства. Но единственная организация, которую рабочий класс застает в готовом виде после своей победы, - это именно государство. Правда, это государство требует значительных изменений, прежде чем оно сможет выполнять свои новые функции. Но разрушить его в такой момент - значило бы разрушить то единственное орудие, посредством которого победоносный рабочий класс может осуществлять только что завоеванную им власть, подавить своих врагов - капиталистов и провести то экономическое переустройство общества, без которого вся победа неминуемо закончится поражением и массовым убийством рабочих, как то было после Парижской Коммуны.
Нужно ли мне специально доказывать, что Маркс выступал против этого анархистского вздора с первого же дня, как только его преподнес в нынешней форме Бакунин? Об этом свидетельствует вся внутренняя история Международного Товарищества Рабочих. Начиная с 1867 г. анархисты стремились при помощи самых гнусных средств захватить руководство Интернационалом; Маркс был главным препятствием на их пути. На Гаагском конгрессе, в сентябре 1872 г., пятилетняя борьба закончилась исключением анархистов из Интернационала; и человеком, который больше всего сделал для того, чтобы добиться этого исключения, был Маркс. Наш старый друг Ф. А. Зорге из Хобокена, который присутствовал на конгрессе в качестве делегата, может сообщить вам, если вы пожелаете, дальнейшие подробности.
Теперь об Иоганне Мосте. Кто утверждает, будто Мост, с тех пор как он стал анархистом, имел какую бы то ни было связь с Марксом или получал от него какую-нибудь поддержку, тот либо обманут, либо сам заведомо лжет. После появления первого номера лондонской «Freiheit» Мост не более одного-двух раз заходил к Марксу или ко мне. Мы у него тоже не бывали и ни разу не встречались с ним даже случайно, с тех пор как в этой газете обнаружился его новоявленный анархизм. В конце концов мы перестали выписывать эту газету, потому что в ней решительно «ничего не было». Мы питали к анархизму Моста и к его анархистской тактике такое же презрение, как и к анархизму и анархистской тактике тех людей, от которых он всему этому научился.
Будучи еще в Германии, Мост опубликовал «популярное» изложение «Капитала» ( И. Мост. «Капитал и труд»). Маркса попросили отредактировать это изложение для второго издания. Я оказал Марксу помощь в этой работе. Мы убедились, что если не написать всю вещь с начала до конца заново, то не остается ничего лучшего, как выбросить хотя бы самые грубые нелепости. Маркс разрешил вставить свои поправки лишь под тем непременным условием, что его имя никогда не будет ни в какой мере связано даже с этим исправленным изданием макулатуры Иоганна Моста.
Вам предоставляется полное право опубликовать это письмо в «Voice of the People», если вы этого захотите.
С братским приветом Ф. Э.
В РЕДАКЦИЮ «NEW YORKER VOLKSZEITUNG»
В НЬЮ-ЙОРК [Черновик] [Лондон], 18 апреля 1883 г.
122, Regent`s Park Road В редакцию «New Yorker Volkszeitung»
В вашей газете от 15 числа вы напечатали мою телеграмму к Зорге как адресованную вам.
В номере от 17-го вы сообщили, будто я телеграфировал вам, что Маркс умер в Аржантёе.
Мы здесь не привыкли позволять себе такие вольности по отношению к именам других людей или допускать подобное по отношению к нам.
Ввиду этого я не могу посылать вам в дальнейшем какие бы то ни было сообщения.
Если в вашей газете еще раз будет допущено подобное злоупотребление моим именем, вы вынудите меня просить моего старого друга Зорге объявить это прямым подлогом с вашей стороны.
Преданный вам Ф. Э.
ДЖЕМСУ ТОМАСУ НОУЛЗУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 20 апреля 1883 г.
Милостивый государь!
Я буду рад, если мы найдем рукопись, о которой идет речь, и дам Вам право на первую публикацию при двух само собой разумеющихся условиях, о которых я хотел бы все же упомянуть: 1) если Вы откажетесь, то никому не передадите это право и 2) если Вы напечатаете рукопись, она появится в виде отдельной статьи, вне всякой связи с какой-либо другой.
Искренне Ваш Ф. Э.
Разрешите довести до Вашего сведения, что я не «д-р», а бывший владелец хлопкопрядильной фирмы.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон], 23 апреля 1883 г.
Одновременно с этим посылаю корректуру. Ваше письмо получил, отвечаю на него на этой неделе статьей о Марксе для «So..aldemokrat». Мне придется еще разделаться с множеством дел, прежде чем я смогу ее закончить.
Побасенка о злом Энгельсе, соблазнившем доброго Маркса, повторялась с 1844 г. бесчисленное множество раз - вперемежку с другой побасенкой об Аримане-Марксе, совратившем с пути добродетели Ормузда-Энгельса. Теперь, наконец, у господ парижан откроются глаза.
Ваш Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 24 апреля 1883 г.
Дорогой Зорге!
При сем несколько строк для Гартмана от его друга Броше, путаного анархиста, но честнейшего малого. Будь добр, передай это.
«Volkszeitung» наделала достаточно глупостей, однако еще не так много, как я ожидал. Все внесли сюда свою лепту - Шевич, Куно, Дуэ, Гепнер. Это был квартет людей, которые вообразили себя всезнайками, но ни черта не знали - все вместе и каждый в отдельности. Все же я нашел необходимым написать в редакцию несколько строк*: что мою телеграмму к тебе они напечатали как адресованную им, а вторую телеграмму, посланную им, исказили, вставив в нее, что Маркс умер в Аржантёе; что здесь мы не допускаем подобных вещей; что ввиду этого я не могу посылать им в дальнейшем какие бы то ни было сообщения и что если бы они опять позволили себе подобное злоупотребление моим именем, то вынудили бы меня просить тебя немедленно публично объявить все это подлогом с их стороны. Пусть эти господа проделывают свои американские штучки в своем собственном кругу. Впрочем, американцы куда порядочнее: согласно «Volkszeitung» мне была послана телеграмма, но этой телеграммы я не получал и был уверен, что господа из «Volkszeitung» прикарманили деньги.
Теперь Ван-Паттен пишет, что вообще никаких денег не было. Тогда мне придется публично заявить здесь об этом, иначе получится, что я скрыл эту телеграмму от парижской прессы и от «So..aldemokrat». Ответ относительно Моста, который я послал Ван-Паттену на его запрос, он, наверное, уже опубликует к тому времени, как дойдет настоящее письмо.
На Копенгагенском съезде было решено, что Либкнехт и Бебель ближайшей весной поедут в Америку. Речь идет о деньгах на избирательную кампанию 1884-1885 гг. (все это между нами). Либкнехт предложил Тусси поехать с ним в качестве его секретаря, и ее это очень устраивает; тогда легко может случиться, что ты ее там скоро увидишь. Планов у нас еще вообще никаких нет. Литературная работа (третье издание I тома «Капитала», издание II тома, рукопись которого найдена, но еще неизвестно, насколько она готова к печати и нуждается ли в дополнениях, биография на основе обширной переписки и т. д.) отнимает все свободное время, а Тусси, кроме того, приходится еще выполнять большое количество литературных заказов.
Ты имеешь, конечно, полное право напечатать выдержки о Г. Джордже из писем Маркса к тебе. Но не лучше ли будет подождать, пока я смогу расшифровать для тебя замечания. сделанные Марксом на полях его экземпляра книги Джорджа, чтобы затем объединить все это вместе? Теоретически отточенные, но краткие, не иллюстрируемые примерами резюме, как их дает Маркс, все-таки еще недоступны рядовому американцу, да это и не к спеху. Как только у меня будет время, я поближе ознакомлюсь с ними.
Если ты тем временем пришлешь мне копию соответствующего места из письма Маркса, это упростит работу.
Прилагаю брошюру. Я сам получил только несколько экземпляров; второе издание печатается. Разве Вейдемейер знает теперь английский язык? Его прежние переводы были грамматически и стилистически совершенно непригодны для печати; они ужасно скомпрометировали бы нас и вместе с тем поставили бы в смешное положение авторов. Во всяком случае я хотел бы просмотреть пробный перевод.
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 28 апреля 1883 г.
Дорогой Бернштейн! (Я думаю, мы обойдемся без чопорного «господин».) К настоящему письму приложена кое-какая переписка, в том числе с американцами, по поводу Моста.
Непростительно, что Вы вернулись не через Лондон, я твердо рассчитывал на это. Может быть, Вы приедете как-нибудь летом, тогда мы вместе поплаваем в море. Постель для Вас у меня всегда найдется.
Мейолл, лучший фотограф в Лондоне, постоянно работавший для Маркса, придерживается правила: «Со знаменитых людей мы денег не берем». Мы поэтому не можем сейчас торопить его с копиями (он очень неаккуратен), разве только косвенным образом. Мы заказали ему, якобы для одного немецкого книготорговца, 1000 фотографий формата визитной карточки (12 ф. ст. = 240 марок = 24 пфеннига за штуку) и 200 портретов кабинетного формата, 3/4 поворота за 8 ф. ст. = 160 марок = 80 пфеннигов за штуку. Это - последний, самый лучший снимок, на котором Мавр изображен во всем своем олимпийском спокойствии и со свойственными ему жизнерадостностью и уверенностью в победе. Я предлагаю их Вам, Либкнехту и Зорге в Нью-Йорке, за вычетом того, что понадобится нам самим. Сколько снимков Вы хотите? Совсем не требуется распродать их немедленно. Они во всяком случае будут лучше, чем изготовленные там, у вас.
Ваш Ф. Э.
АКИЛЛЕ ЛОРИА В МАНТУЮ [Черновик] [Лондон, конец апреля 1883 г.]
Милостивый государь!
Я получил Вашу статью о Карле Марксе. Вы вольны подвергать его учение самой суровой критике и даже толковать его превратно; Вы вольны написать биографию Маркса, представляющую плод чистейшей фантазии. Но чего Вы не смеете делать и чего я никогда никому не позволю, - это возводить клевету на моего покойного друга.
Уже в одной прежней работе Вы позволили себе обвинить Маркса в том, будто он умышленно неверно цитировал. Когда Маркс прочел это, он сравнил свои и Ваши цитаты с оригиналами и сказал мне, что все его цитаты верны и что если кто-либо здесь умышленно неверно цитировал, то это Вы. И когда я вижу, как Вы цитируете Маркса, как у Вас хватает бесстыдства заставлять его говорить о прибыли там, где он говорит о прибавочной стоимости, - причем он неоднократно предупреждает против ошибочного мнения, будто это одно и то же (что к тому же г-н Мур и я разъяснили Вам устно здесь, в Лондоне), - то я знаю, кому я должен верить и кто умышленно неверно цитирует.
Но это лишь мелочь по сравнению с Вашим «твердым и глубоким убеждением.., что над всем этим» (учением Маркса) «господствует сознательный софизм» (стр. 510); что Маркс «не останавливался перед паралогизмами, хотя и знал, что это именно паралогизмы»; что он «часто был софистом, который в ущерб истине стремился прийти к отрицанию существующего строя», и что он, по выражению Ламартина, «играл ложью и истиной, как дети играют в бабки».
В Италии, стране античной цивилизации, это, возможно, и может сойти за комплимент.
Возможно, что и среди катедер-социалистов это будет считаться большой похвалой, так как эти бравые профессора никогда не смогли бы фабриковать свои бесчисленные системы иначе, как «в ущерб истине». Мы же, революционные коммунисты, смотрим на дело иначе.
Мы рассматриваем такие утверждения как клеветнические обвинения, а так как мы знаем, что они вымышлены, то отвергаем их и обращаем против того, кто их придумал и кто такими выдумками опозорил лишь самого себя.
Мне кажется, Вашей обязанностью было сообщить читателям, в чем же, собственно, состоит этот знаменитый «сознательный софизм», господствующий над всем учением Маркса.
Но Вы этого не сделали. Ровным счетом ничего!
Какую нужно иметь мелкую душонку, чтобы вообразить, будто такой человек, как Маркс, «постоянно угрожал своим противникам» вторым томом, написать который «ему и в голову не приходило»; будто этот второй том - не что иное, как «хитрая увертка Маркса, посредством которой он уклонялся от научных аргументов». Этот второй том существует и вскоре будет опубликован. Тогда, может быть, Вы поймете, наконец, разницу между прибавочной стоимостью и прибылью.
Имею честь выразить Вам все те чувства, каких Вы заслуживаете.
Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БЕРЛИН Лондон, 30 апреля 1883 г.
Дорогой Бебель!
На твой вопрос, не переселюсь ли я в Германию, или в Швейцарию, или еще куда-либо на континент, отвечу просто: я не поеду ни в одну из стран, откуда меня могут выслать; застрахованным же от этого можно быть только в Англии и в Америке. В эту последнюю страну я без необходимости съездил бы разве только погостить. Следовательно, я остаюсь здесь.
К тому же Англия имеет еще другое большое преимущество. С тех пор как прекратил свое существование Интернационал, здесь нет абсолютно никакого рабочего движения, кроме такого, которое плетется в хвосте буржуазии, радикалов и ставит себе маленькие цели в пределах капиталистических отношений. Таким образом, только здесь и можно спокойно продолжать теоретическую работу. В любом другом месте пришлось бы принимать участие в практической агитации и тратить на это невероятно много времени. В области практической агитации я сделал бы не больше, чем кто-либо другой, между тем как в области теоретических работ я до сих пор еще не вижу никого, кто мог бы заменить меня и Маркса. То, что в этом направлении пытались делать более молодые, стоит немногого, а большей частью даже меньше, чем ничего. Каутский - единственный, кто усердно занимается, - вынужден писать для того, чтобы зарабатывать на жизнь, и уж поэтому не в состоянии сделать ничего. И вот теперь, на 63 году жизни, когда у меня по горло собственной работы, когда предстоит год работы над II томом «Капитала» и еще год - над биографией Маркса, наряду с историей немецкого социалистического движения за период 1843-1863 гг. и Интернационала (1864-1872 гг.), с моей стороны было бы попросту безумием променять свое здешнее спокойное убежище на такие места, где пришлось бы участвовать в собраниях и в газетной полемике и уже в силу одного этого неизбежно утратить ясность взгляда. Конечно, если бы опять наступили такие времена, как в 1848 или в 1849 г., то и я снова сел бы на коня, раз это нужно. Но теперь - строгое разделение труда. Даже от сотрудничества в «So..aldemokrat» я должен по возможности воздержаться. Подумай только об огромной корреспонденции, которую раньше делили мы с Марксом, а теперь уже больше года я вынужден вести один. Мы ведь должны, насколько это в моих силах, сохранить те многочисленные нити из всех стран, которые добровольно сходились в кабинете Маркса.
Что касается памятника Марксу, то я, право, не знаю, что делать. Семья против этого. В их глазах было бы кощунством заменить простую надгробную плиту, сделанную для его жены, плиту, на которой теперь высечены также имена Маркса и его маленького внука, монументом, который здесь, в Лондоне, был бы едва заметен среди окружающих его претенциозных филистерских памятников. Лондонские кладбища совершенно не похожи на немецкие.
Здесь - могила к могиле, между ними нет места даже и деревцу, и памятник в ширину и в длину не должен выходить за пределы купленного узенького клочка земли.
Либкнехт говорил об издании полного собрания сочинений Маркса. Все это прекрасно, но тут дело обстоит так же, как и с планом Дица относительно II тома: люди забывают, что право на издание II тома давно передано Мейснеру и что издание других, более мелких работ должно быть предложено в первую очередь тоже Мейснеру, а потому могло бы быть осуществлено только за границей. Ведь еще до закона против социалистов считалось, что даже «Коммунистический манифест» не может быть напечатан в Германии, - разве что в качестве оглашенного на вашем процессе документа.
Рукопись II тома была закончена к 1873 г., а возможно, даже к 1870 году. Она написана готическими буквами, а с 1873 г. Маркс пользовался только латинскими.
Теперь уже слишком поздно отправлять письмо заказным, оно пойдет как простое письмо, но я запечатаю его своей печатью.
Либкнехту посылаю сегодня вечером письмо в Берлин.
Твой Ф. Э.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 1 мая 1883 г.
Дорогой Зорге!
Чтобы иметь хорошие фотографии Маркса, мы заказали у Мейолла, лучшего здешнего фотографа, который делал последние снимки, из наиболее удачных: 1000 фотографий формата визитной карточки - 12 ф. ст., то есть около 3 пенсов за штуку; 200 портретов кабинетного формата, 3/4 поворота - за 8 ф. ст., то есть около 9 пенсов за штуку.
Из них ты можешь получить, сколько тебе нужно, по себестоимости. Я предложил их также Либкнехту и Бернштейну в Цюрихе. Если указанного числа снимков недостаточно, мы сможем заказать еще, но это нужно быстро решить.
Твой Ф. Энгельс
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В БОРСДОРФ Лондон, 10 мая 1883 г.
Дорогой Либкнехт!
Если ты своим прожектерством и необдуманными поступками на собственный страх и риск будешь по-прежнему заставлять меня заниматься ненужной писаниной, то переписку с тобой мне, наверно, опять придется забросить.
Я просто просил тебя тогда ответить: каковы мои права по отношению к Виганду? Договор 1845 г. предусматривает второе издание и устанавливает причитающийся за него гонорар. Спрашивается: 1) Связывает ли меня этот договор еще и теперь?
2) Если да и если Виганд отказывается печатать второе издание на тех условиях в отношении гонорара, которые предусмотрены договором, то могу ли я считать себя совершенно свободным?
На эти простые вопросы я так и не смог получить от тебя ответ, а так как ты мне его обещал, то я и называю это попросту «халатностью с твоей стороны».
Но я никогда не поручал тебе лично или через третье лицо вести переговоры по моему делу и не понимаю, как тебе могло прийти в голову начинать их теперь, ничтоже сумняшеся, на собственный страх и риск. Я категорически требую, чтобы ты решительно ничего не предпринимал, иначе я буду вынужден тотчас же написать Виганду и все дезавуировать.
От Мейснера получено сегодня письмо; об издании отдельными выпусками он вовсе не упоминает. Договор не дает нам права вмешиваться в это. Но если Диц сможет доказать Мейснеру, что это ему выгодно, то Мейснер, вероятно, все-таки сделает это.
Адрес Лафарга: 66, Boulevard de Port-Royal, Paris (рядом с Сент-Пелажи, удобно на случай, если засадят).
Фотографии доставляются партиями и будут отосланы Дицу при первой возможности.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Лондон, 10-11 мая 1883 г.
Дорогой Бебель!
Я охотно верю, что ты предпочел бы не сидеть в рейхстаге. Но ты видишь, к чему повело твое отсутствие. Бракке еще много лет тому назад писал мне: все-таки из всех нас только один Бебель обладает подлинным парламентским тактом. И я постоянно убеждался, что это так. Таким образом, иначе не может быть - при первой же возможности ты снова займешь свой пост; я был бы очень рад, если бы тебя выбрали в Гамбурге, и ты тем самым поневоле избавился бы от своих сомнений.
Если долгое время заниматься агитационной и парламентской деятельностью, то это, конечно, очень приедается. С этим - то же, что с объявлениями, рекламой и деловыми разъездами: успех приходит не скоро, а у некоторых его и вовсе не бывает. Но иначе уж не может быть: кто взялся за дело, должен довести его до конца, - иначе весь затраченный труд пропадет даром. А при законе против социалистов ни в коем случае не следует отказываться от этого единственного пути, оставшегося открытым.
Отчет о Копенгагенском съезде составлен так, что я не смог читать между строк и на основании его внести поправки в сообщение Либкнехта, как всегда прикрашенное. Во всяком случае, я заключил, что половинчатые потерпели решительное поражение, и, разумеется, полагал, что теперь они спрячут когти. Однако дело до этого пока еще, по-видимому, не дошло. Относительно этих людей мы никогда не заблуждались. Газенклевера, равно как и Гассельмана, ни в коем случае не следовало допускать, но Либкнехт с его преждевременной погоней за единством, против которой мы тогда изо всех сил протестовали, навязал нам осла, а на некоторое время еще и негодяя. Блос когда-то был живым, смелым человеком, но со времени своей женитьбы и т. д., в заботах о хлебе насущном, быстро стал неустойчив. Гейзер всегда был преисполненным самомнения растяпой, а Кайзер - хвастливым коммивояжером.
Риттингхаузен уже в 1848 г. ничего собой не представлял, он стал социалистом лишь pro forma, чтобы с нашей помощью осуществить свое прямое народовластие. Но у нас есть дела посерьезнее.
То, что ты говоришь о Либкнехте, - это, вероятно, твое давнишнее мнение. Мы знаем его в течение долгих лет. Его популярность является для него условием существования. Следовательно, он вынужден примирять и замазывать, чтобы отсрочить кризис. К тому же он оптимист по натуре и видит все в розовом свете. Благодаря этому он так деятелен, и это является главной причиной его популярности; но в этом есть и своя теневая сторона. Пока я переписывался с ним одним, он не только окрашивал все сообщения в свои излюбленные розовые тона, но и скрывал от нас все неприятное, а на наши запросы отвечал так легкомысленно и беспечно, что это все время невероятно раздражало: неужели человек считает нас такими дураками, которые дадут провести себя! При этом неутомимая предприимчивость, которая в текущей агитации несомненно очень полезна, но которая, однако, обременяла нас здесь множеством ненужной писанины, вечное прожектерство, которое сводилось к тому, чтобы нагружать работой других, - короче говоря, ты понимаешь, что при таких обстоятельствах подлинно деловая переписка по существу, какую я веду в течение ряда лет с тобой, а также с Бернштейном, была совершенно невозможна. Отсюда - вечные пререкания и тот почетный титул, которым он в связи с этим как-то в шутку меня наградил, - титул величайшего грубияна Европы. Мои письма к нему действительно бывали зачастую грубы, но эта грубость была обусловлена содержанием его писем. Никто не знал этого лучше, чем Маркс.
Затем, Либкнехт при всех своих ценных качествах - прирожденный школьный учитель.
Если в рейхстаге депутат-рабочий скажет «мне» вместо «меня» или латинскую короткую гласную произнесет как долгую, а буржуа смеются, то он приходит в отчаяние. Поэтому ему в рейхстаге нужны «образованные», вроде шляпы Фирека, которые одной речью в рейхстаге способны скомпрометировать нас больше, чем две тысячи безграмотных «мне». Кроме того, Либкнехт не умеет ждать. Для него важнее всего на свете немедленный успех, даже если в жертву ему приносится значительно больший успех в будущем. Это вы испытаете в Америке, если поедете туда после Фрицше или Фирека. Их посылка туда была таким же промахом, как и преждевременное объединение с лассальянцами, которые сами пришли бы к вам через полгода, - но пришли бы как дезорганизованная шайка, без обанкротившихся вожаков.
Ты видишь, что я говорю с тобой доверительно, совершенно откровенно. Но я думаю также, что ты хорошо сделал бы, дав решительный отпор краснобайству Либкнехта. Тогда он, наверное, уступит. Если его действительно поставить перед решающим выбором, он, несомненно, пойдет по верному пути. Но он охотнее сделал бы это не сегодня, а завтра, а еще лучше - не завтра, а через год.
Если в самом деле некоторые депутаты голосовали за законы Бисмарка, - следовательно, на его пинок в заднее место ответили ему поцелуем туда же, - и если фракция не изгнала этих людей, то, право, тогда я был бы вынужден публично отречься от партии, которая это терпит. Однако, насколько мне известно, это было бы невозможно благодаря существующей партийной дисциплине, согласно которой меньшинство должно голосовать с большинством.
Впрочем, ты это знаешь лучше меня.
Всякий раскол в условиях закона против социалистов был бы, на мой взгляд, несчастьем, так как партия лишена всякой возможности общаться с массами. Но раскол этот нам могут навязать, и в таком случае надо быть начеку. Так вот, если что-либо подобное произойдет, - где бы ты ни находился, будь добр известить меня об этом, и притом немедленно, потому что германские газеты я всегда получаю с большим опозданием.
Во всяком случае, Блос, когда он, будучи выслан из Гамбурга, поехал в Бремен, прислал мне очень жалобное письмо, на которое я ему ответил весьма решительно. Однако письма у меня уже давно лежат в таком беспорядке, что нужно было бы затратить целый день, чтобы отыскать это письмо. Но я должен когда-нибудь навести порядок, и тогда, если будет нужно, я пошлю тебе его в оригинале.
Твое суждение об экономическом положении подтверждается тем, что происходит в Англии, Франции и Америке. Сейчас - промежуточный кризис, наподобие кризиса 1841- 1842 гг., но в значительно более грандиозном масштабе. Вообще десятилетний цикл ясно обозначился лишь с 1847 г. (вследствие добычи золота в Калифорнии и Австралии, что завершило образование мирового рынка). Теперь, когда Америка, Франция и Германия начинают подрывать монополию Англии на мировом рынке и когда вследствие этого опять, как до 1847 г., начинает быстрее проявляться перепроизводство, - теперь вновь возникают пятилетние промежуточные кризисы. Это - доказательство того, что капиталистический способ производства окончательно исчерпал себя.. Период процветания больше не достигает своего полного развития; уже по истечении пяти лет опять наступает перепроизводство, и даже в течение этих пяти лет дела в общем-то идут неважно. Однако это отнюдь не означает, что в 1884- 1887 гг. не будет снова довольно большого оживления деловой активности, как это имело место в 1844-1847 годах. Но после этого наверняка наступит решительный крах.
11 мая Я хотел написать тебе еще кое-что об общем состоянии торговли, но сейчас перестанут принимать заказную корреспонденцию. Итак, до следующего раза.
Твой Ф. Э.
23:18 10.07.2015
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 22 мая 1883 г.
Старый дружище!
Как только тебе могло прийти в голову, что я в состоянии каким-то образом раздобыть молодому товарищу по партии литературный заработок? Я ведь уже много лет совершенно не связан ни с одним из немецких издателей, за исключением Мейснера (по поводу «Капитала»), а с газетами и журналами тем более. Что же я могу сделать? Если бы даже этот человек умел переводить, наоборот, с немецкого на французский или английский, то и в этом случае я не мог бы помочь ему найти работу. Обратись лучше к Либкнехту, у него ведь есть «Neue Zeit» и множество связей.
С домом Маркса нам придется повозиться еще до марта будущего года, так что с выездом оттуда и с планами на будущее особенно спешить нечего. Чтобы привести это наследство в порядок, тоже придется много потрудиться. Я удивляюсь, как Марксу удалось спасти почти все бумаги, письма и рукописи, написанные даже до 1848 г., - великолепный материал для биографии, которую я, конечно, напишу и которая, кроме всего прочего, будет также историей «Neue Rheinische Zeitung» и движения 1848-1849 гг. на нижнем Рейне, историей паршивой лондонской эмиграции 1849-1852 гг. и историей Интернационала. Прежде всего необходимо издать второй том «Капитала», а это не шутка. Рукопись второй книги существует в 4 или 5 редакциях, из которых только первая закончена, а позднейшие только начаты. Понадобится немало труда, так как у такого человека, как Маркс, каждое слово на вес золота.
Но мне этот труд приятен - ведь я снова вместе со своим старым другом.
В последние дни я разбирал письма с 1842 по 1862 год. Перед моими глазами еще раз воочию прошло старое время и те многочисленные веселые минуты, которые доставляли нам наши противники. Я часто до слез смеялся над этими старыми историями. Юмора наши враги никогда не могли у нас отнять. Но среди этого много и очень серьезного.
Это между нами. Смотри, чтобы ни слова об этом не попало в печать. То, что может быть опубликовано, я время от времени помещаю в «So..aldemokrat». Бернштейн хорошо выправляется, он старается учиться, не лишен остроумия и обладает ясностью мысли, способен переносить критику и свободен от всякой мелкобуржуазной прописной морали. А вот наши ребята в Германии - действительно прекрасный народ, с тех пор как закон против социалистов освободил их от «образованных» господ, которые до 1878 г., со свойственной им невежественной университетской путаницей, пытались свысока поучать рабочих, чему, к сожалению, содействовали очень многие из «вождей». Полностью освободиться от этого гнилого хлама еще не удалось, но все же движение снова определенно вошло в революционное русло. Именно то и великолепно у наших ребят, что массы гораздо лучше почти всех вождей; и теперь, когда закон против социалистов принуждает массы действовать собственными силами, а влияние вождей сведено к минимуму, - теперь движение лучше, чем когда-либо.
Твой старый Ф. Энгельс
ЛЮДВИГУ КЛОПФЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 22 мая 1883 г.
Дорогой г-н Клопфер!
Я с большим удовольствием помог бы Вам, если бы только мог. Но у меня нет в Германии абсолютно никаких связей ни среди книготорговцев, ни в литературных кругах, и мне просто не к кому там обратиться. Партия же пока еще располагает «в Германии разными журналами и т. п., например «Neue Zeit» Либкнехта и Каутского в Штутгарте (издательство Дица);
Вы должны попросить, чтобы Беккер дал Вам туда письма. Если что-нибудь и можно для Вас сделать, то только там; мы здесь так же оторваны от всего, как и Вы в Женеве.
На Вашем письме от 9 числа стоит штемпель «Женева, 13 мая», что отчасти явилось причиной задержки моего ответа Вам.
Надеюсь, что указанный мной путь будет для Вас успешным.
Остаюсь преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 22 мая 1883 г.
Дорогая Лаура!
Я не забыл, как полагает Поль. о его пятифунтовом билете, но так как здесь был Сэм Мур, то у меня не было свободной минуты, чтобы приготовить его и отправить заказным письмом.
Вчера вечером Сэм уехал обратно в Манчестер, и билет был бы отправлен сегодня, если бы не письмо Поля, изменяющее его инструкции мне. Прилагаю чек на 10 фунтов стерлингов.
Итак, в то время как я пишу это, дорогой Поль - узник. Как раз сейчас (5 ч. 45 м.) к нему прекратился доступ посетителей, и он может теперь в тишине и спокойствии обсуждать с Гедом шансы на революционную революцию. В это воскресенье мы выпили за его здоровье чашу великолепного майского пунша и пожелали ему побольше мужества и терпения.
Долгое время я считал, что ты сможешь воспользоваться невольным отшельничеством Поля, чтобы приехать в Лондон; тотчас же весь дом № 122 на Риджентс-парк род был бы предоставлен в твое распоряжение; но исходя из всего, что я узнал, я боялся оскорбить чьи-либо чувства таким предложением. Даже Ним по своем возвращении ни единым словом не обмолвилась о том, что ты собираешься явить свой ясный лик в местности с таким плохим климатом, а когда Поль написал, что он надеется завтракать с тобой каждое утро в Сент- Пелажи, я совсем впал в отчаяние. Однако теперь все в порядке, и я надеюсь скоро услышать от тебя, что ты принимаешь мое приглашение, чтобы, по крайней мере на пару месяцев, сделать это место своей штаб-квартирой; это не исключает, конечно, поездок к морю и т. д. Если Поль вынужден находиться под замком, то тем больше оснований для тебя позаботиться о своем собственном здоровье.
Когда Сэм был здесь, мы обнаружили благодаря ему очень неприятный факт, - что Мавр не обладал правом приостановить неавторизованный перевод «Капитала», и мы тоже не имеем этого права. Оно было утрачено из-за того, что по истечении первого года начало перевода* не появилось в печати. Поэтому, поскольку несколько человек занимаются этим, нам приходится прибегать к уловкам и использовать неопубликованный второй том, чтобы заставить их отказаться от своих намерений.
Второй том доставит мне страшно много труда, во всяком случае это следует сказать о второй книге. Имеется один полный текст, написанный приблизительно в 1868 г., но это только черновик. Затем имеются минимум три, если не четыре, переработки, относящиеся к различным, более поздним периодам, но ни одна из них не закончена. Придется основательно поработать, чтобы выбрать из них окончательный текст! Третья книга закончена в 1869- 1870 гг., и с тех пор Маркс к ней не прикасался. Но в той части, где рассматривается земельная рента, я должен буду сличить текст с русскими выписками Маркса - для примечаний, фактов и примеров. Может быть, мне даже удастся составить небольшую часть третьего тома из рукописи 1858-62 гг. (начало которой появилось в Берлине в 1859 г.), где в конце каждой главы имеется критическая история тех теоретических вопросов, которые там рассматриваются.
Недавно я занимался разборкой переписки. Есть большой ящик, полный очень важных писем с 1841 г. (даже с 1837 г. - от твоего деда Маркса) до 1862 года. Этот ящик почти разобран, но мне еще нужно несколько часов, чтобы покончить с этим. Уверяю тебя, мне очень забавно наталкиваться на эти старые вещи, большая часть которых касается меня в такой же мере, как и Мавра, и там так много такого, над чем можно посмеяться. Ним помогает мне - требуется вытирать огромное количество пыли! И мы от души смеемся, вспоминая старые времена. Переписку после 1862 г. Маркс сам довольно хорошо разобрал. Но прежде чем мы проникнем во все тайны этого чердака, полного ящиков, пакетов, свертков, книг и т. д., должно пройти некоторое время, а я должен подготовить для третьего издания разные дополнения из французского перевода, которые, насколько мне известно, Мавр намеревался включить; и это должно быть сделано в течение 3-4 недель.
Пора отправлять почту. Итак, на сегодня до свидания.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 2 июня 1883 г.
Дорогая Лаура!
При сем чек на 10 ф. ст. для Поля, как он просил. Судя по его письму, он, кажется, в довольно хорошем настроении, если принять во внимание условия, в которых он находится; но, конечно, скрежет ключей и засовов должен производить ужасное впечатление. Что такое относительная свобода днем, когда ночью она сведена к одиночному заключению, и как он мог бы петь: «Singet nicht in Trauertonen Von der Einsamkeit der Nacht, Denn sie ist, о holde Schonen, Zur Geselligkeit gemacht». ( «Полно петь, слезу глотая, Будто ночь длинна, скучна! Нет, красотки, тьма ночная Для веселья создана». (Гёте. «Годы учения Вильгельма Мейстера», кн. V, гл. 10.) )
Так как Поль собирается в тюрьме совершенствовать свой немецкий язык, то можешь дать ему это для перевода.
Ну, за это время оба героических мученика, надо полагать, прилично устроились, и не находишь ли ты, что могла бы приехать, скажем, в будущий четверг или пятницу? Дело в том, что я ожидаю сегодня вечером Джоллимейера, который сможет пробыть здесь до следующего понедельника, 11 июня, а он так хотел бы видеть тебя! Кроме того, Тусси много говорит о твоем приезде и, кажется, очень хочет, чтобы ты была здесь. хочет посоветоваться с тобой, как распорядиться вещами в доме и т. д. и т. п.; похоже, что единоличная ответственность очень тяготит ее. Таким образом, твоя поездка была бы до некоторой степени деловой. Если ты захочешь приехать и напишешь мне немедленно, я сразу же вышлю тебе деньги; я прибавил бы их к сегодняшнему чеку, но мой баланс этого не позволяет, а на будущей неделе деньги должны поступить.
Среди бумаг Мавра я нашел целую кучу рукописей - наша совместная работа, относящаяся ко времени до 1848 года. Некоторые из них я скоро опубликую.
Одну рукопись я прочту тебе, когда ты будешь здесь; ты лопнешь от смеха. Я читал ее Ним и Тусси; Ним сказала: теперь-то я знаю, почему вы оба тогда в Брюсселе так хохотали по ночам, что ни один человек в доме не мог спать. Мы были тогда дерзкими парнями, поэзия Гейне - детски невинная штука в сравнении с нашей прозой.
Есть надежда на издание перевода «Капитала» у Кигана Пола и К°, это было бы самое лучшее. Тусси собирается пойти к ним в понедельник; если из этого выйдет что-нибудь реальное, тогда мы пойдем вместе. С. Мур будет переводить, а я редактировать. Это издание собираются осуществить и другие, но если мы сможем прийти к соглашению, то они скоро должны будут отказаться от этого. С. Мур был здесь на троицу, и мы согласовали с ним все то, что касается его. Он - наилучший человек для этой цели, немного тяжеловат на подъем, но это поправимо. Он был нам в высшей степени полезен в качестве юридического консультанта. Я еще должен написать ему с первой почтой по одному юридическому вопросу.
Пумпс чувствует себя превосходно, и ее оба младенца - тоже, мальчик очень крупный и упитанный, почти такой же, как его сестра, по крайней мере, так говорит гордая мама. Если ты будешь здесь в будущее воскресенье (через неделю), мы разопьем большую чашу майского пунша; он сейчас в самом расцвете (я имею в виду ясменник); мы уже пили этот напиток два раза по воскресеньям и два раза у Тусси среди недели, и еще осталось много мозельского вина.
Если ты сообщишь, что собираешься приехать, я в тот же день пошлю в Дублин заказ на ящик лучшего и самого лучшего кларета, который мы потихоньку разопьем.
Несколько строк Полю через день или два.
Пока что остаюсь любящий тебя Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 12-13 июня 1883 г.
Дорогой Бернштейн!
Сейчас половина двенадцатого ночи. Я только что прочел и отправил корректуру второго листа третьего издания «Капитала» (немалый труд), а остаток вечера хочу использовать, чтобы хоть начать письмо Вам.
Что касается внутренних дел, то я уже в «Протоколе» прочел кое-что между строк, а вскоре после этого получил краткое разъяснение от Бебеля. Еще задолго до этого я писал Бебелю, что разрыв с этими недотепами из правого крыла в конце концов должен произойти, но что, по-моему, не в наших интересах форсировать его, пока мы не будем в состоянии опять непосредственно общаться с массами, то есть пока существует закон против социалистов. Если они нас вынудят к этому, тогда надо, чтобы они нарушили партийную дисциплину, а не мы, и тогда наша победа заранее обеспечена. А до этого их следует довести, если они не будут держаться смирно. Что касается Либкнехта, то он сделает все возможное, чтобы оттянуть кризис, но когда кризис наступит и он убедится в том, что отсрочить его больше нельзя, он займет правильную позицию.
Вот, вкратце, что мне предстоит сделать: 1) Привести в порядок наследство, причем почти все приходится делать самому, потому что никто, кроме меня, не знает старых работ. Это - огромная груда, и все в полном беспорядке. Многого еще не хватает, многие пакеты и ящики даже еще не вскрыты!
2) Подготовить третье издание с различными изменениями и некоторыми добавлениями из французского издания, при этом читать корректуру.
3) Воспользоваться представляющейся возможностью издать английский перевод - я был сегодня по этому делу у одного здешнего крупного издателя - и затем самому отредактировать перевод (Мур, который будет его делать, - превосходный переводчик, уже 26 лет находится в дружбе с нами, но тяжеловат на подъем).
4) Сличить три-четыре варианта начала II тома и подготовить к печати, при этом переписать начисто весь второй том.
5) Время от времени покутить недельку с Шорлеммером, который вчера опять уехал в Манчестер; он всегда привозит с собой работу, но о, jerum! ( О, jerum, jerum, jerum! О, quae mutatio rerum! - О боже, боже, боже! Одно с другим не схоже! (Припев студенческой песни Хёфлинга.) )
Такова жизнь!
Осел из «Vossische» (мне четыре раза присылали эту штуку), по-видимому, причинил доброй Германии немало печали своими речами о горемыке Марксе. Быть может, как-нибудь, когда я буду в особенно веселом настроении, я его взгрею. Если бы этим болванам довелось прочесть переписку между Мавром и мной, они бы просто остолбенели. Поэзия Гейне - детская игрушка по сравнению с нашей дерзкой, веселой прозой. Мавр мог приходить в ярость, но унывать - никогда! Я хохотал до упаду, когда перечитывал старые рукописи. Эта переписка, имеющая также и историческое значение, попадет, насколько это будет зависеть от меня, в надлежащие руки. К сожалению, у меня есть письма Маркса только с 1849 г., но зато полностью.
Прилагаемое - страница черновика заключительной части «Коммунистического манифеста», которую Вы собираетесь сохранить на память. Первые две строки написаны под диктовку г-жой Маркс.
Прилагаемое стихотворение Веерта я послал бы Вам вовремя для фельетона, если бы Вы не устроили так, что Ваше письмо опоздало на двенадцать часов, и мне, таким образом, пришлось ждать, будет ли фельетон напечатан так, как он есть. Впрочем, Вы еще сможете его напечатать. Все произведения Веерта уже в силу их противоположности торжественному Фрейлиграту полны иронии и носят юмористический характер. В них и помину нет «сурьезности».
Что касается отмены закона против социалистов, то люди в Германии никогда не видят дальше собственного носа. Александр III в Москве, разочаровав Россию своим манифестом точно так же, как Фридрих-Вильгельм IV разочаровал в 1841 г. пруссаков (а атмосфера там гораздо более накалена), сделал для этого больше, чем все то, чего Гейзер, Блос и К° когда-либо добьются своим нытьем. Если в один прекрасный день его укокошат, - а это с ним обязательно случится, - то весь внутренний режим Бисмарка не будет стоить ломаного гроша. Тогда пойдет другая музыка. Даже если умрет только старый Вильгельм (я имею в виду не Вильгельма Блоса), перемены неизбежны. Людям нынешнего поколения не пришлось испытать, и они совершенно не могут себе представить, на что способен состарившийся кронпринц в ситуации, которая тем временем стала революционной. Да к тому же еще такой колеблющийся безвольный дурак, как «наш Фриц». И не исключено даже, что сумасбродное французское правительство затеет такую драку со всем миром, что доведет в Париже дело до какого-нибудь столкновения. Тунис, Египет, Мадагаскар, Тонкин, а теперь они еще собираются даже оспаривать у англичан несколько скалистых островов у нормандского побережья, где не наберется и 50 жителей. Надеюсь только, что в Париже ничего не произойдет, так как глупость, господствующая там в массах, такова, что превзойти ее могут только здесь, в Лондоне.
К тому же бравый Бисмарк работает на нас, как полдюжины верблюдов. Его новейшая теория о том, что имперская конституция есть не что иное, как договор между правительствами, который они в любой день могут заменить другим без ведома рейхстага, - ведь это находка для нас. Пусть только попробует! При этом явное стремление вызвать конфликт, эти его глупые, нахальные Бёдикер и К° в рейхстаге, - все это льет воду на нашу мельницу. Само собой разумеется, что при этом приходит конец фразе об «одной реакционной массе», которая пригодна главным образом для декламации (или же для действительно революционной ситуации). Ведь в том-то и заключается действующая в нашу пользу ирония истории, что различные элементы этой феодальной и буржуазной массы к нашей выгоде борются между собой, грызутся и пожирают друг друга и, стало быть, образуют противоположность однородной массе, - нужно быть невеждой, чтобы вообразить, будто достаточно назвать их всех «реакционными», чтобы справиться с ними. Наоборот, все эти разношерстные прохвосты должны сначала расправиться друг с другом, совершенно обессилить и скомпрометировать друг друга и тем самым подготовить почву для нас, поочередно доказав свою неспособность. Одной из крупнейших ошибок Лассаля было то, что в агитации он совершенно забывал о тех крохах диалектики, которые усвоил из Гегеля. При этом он всегда видел только одну сторону, совсем как Либкнехт, но так как последний среди оснований случайно видел правильную сторону, то в конечном счете он все-таки стоит выше великого Лассаля.
В том-то и беда, что в нынешнем буржуазном движении в Германии люди образуют «одну реакционную массу», и этому должен наступить конец. Мы не можем продвинуться вперед, пока хотя бы часть буржуазии не будет вынуждена - будь то в результате внутренних или внешних событий - вступить на путь действительного движения. Вот почему с нас уже довольно существовавшего до сих пор режима Бисмарка; вот почему он может быть нам полезным только в случае конфликта или отставки, вот почему также пора, чтобы закон против социалистов был уничтожен полуреволюционным или подлинно революционным путем. Все споры о том, будет ли отменено только «малое» или весь закон, или же о том, будет ли усилен обычный уголовный кодекс, - напоминают мне споры о девственности Марии in partu и post partum (во время и после родов). Решающими являются общие политические условия внутри страны и за границей, а они изменяются, не являются застывшими. Между тем в Германии вопрос рассматривают только исходя из предпосылки, что нынешнее положение в Германии вечно. И одновременно существует связанное с представлением об одной реакционной массе убеждение, что если будет свергнут нынешний режим, то мы придем к власти. Это чепуха. Революция - длительный процесс, сравни 1642-1646 и 1789-1793 гг., и для того, чтобы условия созрели для нас, а мы для них, все промежуточные партии должны поочередно прийти к власти и обанкротиться, Тогда придет наша очередь, и возможно, что мы еще раз временно потерпим поражение, хотя при нормальном ходе вещей я считаю это маловероятным.
Сегодня я отослал в «Народную книготорговлю», Хоттинген-Цюрих, неоплаченной посылкой через Континентальное агентство посылок (контрагент германской и швейцарской посылочной почты) пакет с заказанными фотографиями. Счет прилагаю. Из этих денег удержите и занесите на мой счет в приход 1 фунт 7 шилл., за вычетом 4 франков за водку, подписку и т. д. (если при переводе остатка оказалось бы удобнее немного округлить сумму в ту или иную сторону, то это, конечно, неважно). Здесь осталось теперь еще 500 фотографий формата визитной карточки и 280 - кабинетного формата; кто первый закажет, тот первый и получит. Но пока, кроме Дица, у Вас конкурентов нет. Сколько на меня свалилось всяких дел, видно из того, что сегодня я должен был заниматься проверкой и вторичной упаковкой фотографий для Вас и для Дица, - все это собственноручно от начала до конца, - а также доставкой их в контору (21/2 английских мили отсюда). Изволь-ка работать при этом!
Борд - осел, мы его давно уже знаем. У Маркса лежит около ста присланных им тетрадей, так и нераскрытых. Пошлите его к черту.
В Швейцарию я не поеду, пока континентальные маршруты не станут более безопасными.
Ведь не было уверенности в том, что Маркс мог бы этим летом поехать во Францию или проехать через нее без неприятностей. Кто уже раз был выслан, тот должен быть готов ко всему, если не согласится сделать шаги, на которые я не могу пойти. Я это знаю.
Внутренними делами Вы мне отнюдь не докучаете. Живя за границей, никогда нельзя быть достаточно осведомленным о подробностях такой внутренней борьбы в рабочей партии, которая, несмотря ни на что, является ведущей европейской рабочей партией. А друг Либкнехт из принципа держит все это в тайне от меня, его сообщения розовы, как утренняя заря, лазурны, как ясное небо, и полны юношеских надежд.
К годовщине июньского сражения 1848 г. посылаю Вам статью Маркса из «Neue Rheinische Zeitung». Он один во всей европейской печати стал на сторону повстанцев, когда они потерпели поражение.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Э.
13 июня Как Вы думаете, не будет ли своевременным напечатать в «Sozialdemokrat» в виде фельетона одну безгранично дерзкую работу Маркса и мою от 1847 г., в которой мы отделали сидящих и сейчас в рейхстаге «истинных социалистов»? Это самое дерзкое из всего, что было когда-либо написано на немецком языке.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Лондон, 19 июня 1883 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Милостивый государь!
С большим удовольствием я получил сделанный Вами прекрасный итальянский перевод моего «Утопического социализма и научного социализма». Я просмотрел его и предлагаю Вам в некоторых местах небольшие изменения, - хотя я и не уверен в себе вследствие несовершенства моего знания итальянского языка и отсутствия практики в нем. Надеюсь, что, несмотря на это последнее обстоятельство, Вы сможете понять перевод (итальянский или французский) добавлений, внесенных в соответствующие места Вашей рукописи по первому немецкому изданию.
Прилагаю экземпляр недавно опубликованного немецкого издания, а затем пришлю экземпляр второго издания, который в настоящее время находится в печати. Жаль, что не было возможности сделать перевод с немецкого текста: ведь итальянский язык гораздо больше подходит для диалектического метода изложения, чем французский.
Благодарю Вас за любезное предложение прислать мне несколько экземпляров перевода; шести или, самое большее, двенадцати будет достаточно.
С искренним уважением Фр. Энгельс
С той же почтой отправляется заказным небольшой пакет, содержащий 1) Вашу рукопись, 2) экземпляр немецкого издания.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 22 июня 1883 г.
Дорогой Бернштейн!
Если Вы поедете в Париж, то должны обязательно перебраться к нам через канал на несколько дней. Проезд туда и обратно будет Вам стоить меньше, чем Вы промотаете за это время в Париже. Комната для Вас здесь уже приготовлена. Я покажу Вам тогда и упомянутую дерзкую рукопись и другие рукописи. Г-жа Лафарг скажет Вам, как удобнее всего ехать.
Ваш Ф. Э.
Привет Либкнехту.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 24 июня 1883 г.
Дорогая Лаура!
Когда ты сообщила о том, что тебе известно, каковы были намерения и желания бедного Мавра в Веве, то это было связано с распоряжениями более или менее завещательного характера, и я поэтому, естественно, сделал вывод, что ты намекаешь на подобные вопросы. А так как эти распоряжения могли включать пожелания, связанные до некоторой степени с памятью о твоей маме и т. д., в отношении книг и прочего, и так как мы здесь должны прийти к тому или иному решению, а Тусси, кроме того, кажется, старается избежать ответственности за самостоятельные действия, - то я счел своим прямым долгом известить тебя, чтобы в случае, если у тебя было что-нибудь нам сообщить, это было сделано своевременно.
После смерти бедного Мавра Тусси в ответ на мой вопрос сообщила мне, что он сказал ей, чтобы она и я распорядились всеми его бумагами и позаботились об издании того, что следует издать, особенно второго тома и математических работ. Третье немецкое издание* в работе, я слежу за этим тоже. Если ты хочешь знать точные слова Мавра, то Тусси, без сомнения, сообщит их тебе, если ты попросишь ее сделать это.
Этот вопрос обсуждался, когда Поль был здесь, и я почти уверен, что ему это известно.
Что же касается выражения «литературные душеприказчики», то я один несу за него ответственность. Тогда я не мог подобрать другого слова, и если я тебя этим как-то обидел, то прошу у тебя прощения.
Как само распоряжение может задеть тебя, я не могу понять. Работа должна быть сделана здесь, на месте. Фактически работа - ты это знаешь так же хорошо, как Тусси, - должна будет главным образом лежать на мне. Но так как только одна дочь Мавра жила в Лондоне, то я нахожу естественным, что он объединил ее со мной в той работе, какую она смогла бы сделать. Если бы ты жила не в Париже, а здесь, то, несомненно, это было бы доверено всем нам троим совместно.
Но есть и другая сторона этого дела. Согласно английскому закону (который нам разъяснил Сэм Мур), единственное лицо, которое является законным представителем Мавра в Англии, - это Тусси, или, вернее, единственное лицо, которое может стать его законным представителем, получив судебное полномочие на управление имуществом умершего. Это должно быть сделано ближайшим из родственников, проживающим в Англии, то есть Тусси, если она не откажется и не предложит кого-нибудь другого, кто тоже должен проживать в Соединенном королевстве. Так что, согласно закону, я также не подхожу.
По многим причинам это судебное полномочие должно быть получено.
Относительно планов, которые Мавр обсуждал с тобой в Веве, я, конечно, находился в полном неведении и только сожалею, что ты не приехала после 14 марта; тогда мы узнали бы о них и, насколько возможно, учли бы их. Но вот как дело обстоит в отношении английского перевода. Мы приходим к заключению (на основании разъяснений С. Мура, а также Мейснера), что не имеем права воспрепятствовать публикации неавторизованного перевода кем бы то ни было. Это право в лучшем случае действительно лишь в течение трех лет после первой публикации и оно окончательно утратило силу в 1870 году. Так вот, было несколько претендентов, и имеющий добрые намерения, но не обладающий ни средствами, ни деловыми качествами издатель Ривз, самый нежелательный из всех, сказал Радфорду, что нашел переводчика и собирается издать перевод. Тут уже нельзя было терять времени. Мы должны были найти кого-нибудь,- кто хочет и может сделать эту работу, - и мы могли остановиться только на С. Муре и на издательстве Киган Пол и К°. Они стали переписываться, затем Тусси повидалась с Киганом Полом, а потом его видел я. Еще ничего не решено, но весьма вероятно, что мы придем к какому-нибудь соглашению. Спрашивается: возьмешься ли ты при изменившихся обстоятельствах за перевод, с тем чтобы сделать его к определенному сроку, скажем, через шесть месяцев.
Что касается истории Интернационала, то я нисколько не возражаю, поскольку это касается меня, чтобы все документы и т. д., относящиеся к Интернационалу, были переданы тебе для этой цели. Но я намеревался написать полную биографию Мавра, а если ты возьмешь эти бумаги, то мой план рушится. Жизнь Мавра без Интернационала была бы бриллиантовым кольцом, из которого вынут бриллиант.
Я ничего не сказал Тусси о твоем письме, так как не хочу каким бы то ни было образом вмешиваться в отношения между двумя сестрами. Поэтому, если тебе требуются от нее какие-либо разъяснения, напиши, пожалуйста, ей непосредственно. Но я считаю, что лучшее, что ты могла бы сделать, это приехать сюда и вместе обсудить это дело. Ты прекрасно знаешь, что я ничего другого не хочу, как максимально и во всех отношениях учесть твои желания. Так же я веду себя и по отношению к Тусси. Если ты хочешь присоединить свое имя к нашим в общем труде и принять участие в этой работе и если найдется способ, как это сделать, я, со своей стороны, буду только рад этому. При теперешнем положении дел мы достаточно часто будем нуждаться в твоей помощи для получения сведений и пр., и ничто не могло бы быть большим препятствием на нашем пути, как новое недоразумение между тобой и Тусси. Все мы стремимся к тому, чтобы достойным образом увековечить память Мавра, и начало этому будет и должно быть положено публикацией его посмертных сочинений. Давайте же по мере наших сил все будем содействовать достижению этой цели.
Единственный человек, которому я говорил об этом деле, это Ним, и она совершенно того же мнения, которое изложено выше.
Что касается наших двух мучеников, то они, кажется, счастливы и довольны и даже боятся, что Греви 14 июля положит конец их тюремному блаженству. Какой превосходный приговор Луизе Мишель! К счастью, никто не знает, кто будет править Францией пару лет спустя. Достаточно одной бомбы, брошенной под ноги Александру III, - и двери всех тюрем в Европе и Азии, кроме ирландских, немедленно распахнутся настежь.
Ну, теперь я должен кончать. Мне надо читать четыре корректурных листа третьего издания**, которые прибыли сюда в субботу, - я обязался вернуть их через 48 часов. Затем мне надо работать над изменениями, которые необходимо внести в третье издание (это проделано до 404 страницы) - частью на основании экземпляра с пометками Маркса, частью на основании французского издания; это должно быть сделано быстро, чтобы не дать повода для задержки. Итак, пока больше ничего.
Всегда любящий тебя Ф. Энгельс
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 29 июня 1883 г.
Дорогой Зорге!
Мой рабочий вечер испорчен одним посещением, и у меня поэтому есть немного свободного времени, чтобы написать тебе.
Критика Г. Джорджа, посланная тебе Марксом, такой шедевр по своему содержанию и так монолитна стилистически, что было бы жаль ослабить ее, присоединив к ней отрывочные, написанные по-английски заметки на полях экземпляра Маркса. Их можно будет использовать как-нибудь в другой раз. Все это письмо тебе написано, как это обычно делал Маркс в таких случаях, с расчетом на позднейшее его дословное опубликование. Поэтому ты не совершишь никакой бестактности, если опубликуешь его. Если оно будет опубликовано поанглийски, то я его тебе переведу, так как перевод «Манифеста» снова показывает, что там у вас, по-видимому, нет никого, кто мог бы переводить, по крайней мере, наш немецкий язык на литературный и грамматически правильный английский. Для этого необходимо иметь опыт литературной работы на обоих языках, и притом не только в ежедневной прессе. Переводить «Манифест» необычайно трудно; русские переводы пока что лучшие из всех, которые я видел.
Третье издание «Капитала» требует от меня огромной работы. У нас есть экземпляр с отмеченными Марксом изменениями и добавлениями, которые необходимо сделать по французскому изданию; но всю эту кропотливую работу надо еще проделать. До «Накопления» у меня уже готово, но здесь придется почти полностью переработать всю теоретическую часть. К тому же - ответственность. Дело в том, что французский перевод несколько упрощен по сравнению с немецким изданием, и по-немецки Маркс никогда не стал бы так писать. При этом издатель торопит.
Пока я с этим не покончу, нечего и думать о том, чтобы приступить ко второму тому2. Сохранилось по меньшей мере четыре варианта начала - Маркс столько раз приступал к этой работе, и каждый раз болезнь прерывала окончательную редакцию. В какой мере расположение материала и конец последнего варианта, помеченного 1878 г., соответствуют первому варианту, написанному еще до 1870 г., я пока не могу сказать.
Из периода до 1848 г. спасено почти все - не только написанные тогда им и мной рукописи сохранились почти полностью (за исключением того, что изъедено мышами), но и переписка; разумеется, также с 1849 г. все целиком, а после 1862 г. даже в некотором порядке; имеется также весьма обширный рукописный материал, относящийся к Интернационалу, достаточный, я полагаю, для полной его истории, но подробнее посмотреть его мне еще не удалось.
Есть там также 3-4 тетради математических работ; я показывал однажды твоему Адольфу пример нового обоснования Марксом дифференциального исчисления.
Не будь такой массы американского и русского материала (по одной только русской статистике более двух кубических метров книг), второй том был бы давно напечатан. Это детальное исследование задержало его на многие годы; у него, как всегда, должны были быть собраны полностью все материалы вплоть до последнего дня, а вот теперь все это ни к чему, за исключением выписок, где, надо надеяться, - по его обыкновению, - много критических замечаний, которые пригодятся для примечаний ко второму тому.
Фотографии получены; я вышлю их тебе, как только у меня будет время упаковать. Но как? Бандерольное отправление не допускает никакой плотной упаковки. Посылок по почте еще не пересылают, а отправлять такой маленький пакет через агентство посылок будет стоить бешеных денег. Может быть, ты сообщишь мне, как это лучше всего сделать.
Я прочитал уже пять листов третьего издания в последней корректуре; издатель обещает доставлять по три листа в неделю.
Твой Ф. Энгельс
У меня сейчас совершенно нет времени отвечать Гепнерчику на его многочисленные длинные письма. Его сообщения всегда интересны для меня, хотя и переплетаются с личными пересудами и проникнуты самомнением новичка-иммигранта. Так что тебе придется пока извиниться перед ним за меня.
Шевич ответил мне с «достоинством» и сожалеет о моей «мелочности». Достоинство ему к лицу. Ответа он не получит.
Также и Мост, который вынужден признать все, что я утверждал, и именно потому так взбесился. Я думаю, что в Америке, этой сектантской стране, он найдет единомышленников и будет некоторое время создавать неразбериху. Но таков уж характер американского движения, что все заблуждения должны быть там испытаны на практике. Если бы американская энергия и избыток жизненных сил сочетались с европейской теоретической ясностью, дело было бы у вас закончено в течение десяти лет. Но это исторически невозможно.
ГАБРИЕЛЮ ДЕВИЛЮ В ПАРИЖ Лондон, 12 августа 1883 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой гражданин Девиль!
Получил Ваше письмо и Вашу рукопись, благодарю. На следующей неделе уезжаю из Лондона на морские купанья; там у меня будет досуг заняться Вашей работой, которую верну Вам, как только смогу.
Ваша рукопись прибыла ко мне в благоприятный момент: я только что завершил окончательное редактирование третьего немецкого издания «Капитала» и решил приступить к редактированию второго тома, как только вернусь с моря. Ваша рукопись прибыла именно в тот момент, когда у меня есть немного свободного времени.
Я прочел ту часть, которую Вы послали Марксу некоторое время тому назад; она показалась мне очень понятной и правильной, а так как она охватывает наиболее трудную часть работы, то можно полагать, что в остальных частях недоразумений не будет.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Истборн, 19 августа 1883 г.
4, Cavendish Place Дорогая Лаура!
Наконец-то я выбрался из Лондона. Как только обстоятельства позволили, я послал Перси (в прошлую среду) подыскать здесь помещение. Он хорошо справился с этим делом и нашел, не без труда, великолепную квартиру: через два дома от приморского бульвара, против пристани, прекрасные комнаты; солнца не больше, чем требуется, красивый вид на море, хороший стол; единственное, чем мы огорчены, - что вовремя не удалось организовать так, чтобы ты поехала с нами. Мы прибыли сюда в пятницу - Пумпс, дети и служанка, Ним, Джоллимейер (которому снова немного нездоровилось, но который здесь сразу поправился и скоро покинет нас) и я. Первоклассный шотландский туман в день нашего приезда, мелкий дождь с перерывами всю ночь - весьма утешительно! Но следующий день - великолепный, так что мы смогли гулять в тени деревьев и немного познакомить Ним с местностью.
Сегодня, в воскресенье, прекрасное утро, но надвигается туман; ладно, надо пользоваться тем, что есть; во всяком случае, пока место выглядит совершенно иначе, чем в дождливую погоду в последний раз, когда мы сюда приезжали. Здесь идет громадная стройка; площадь, занятая в городке под жилые помещения, увеличилась почти вдвое, все поля по направлению к Бичи-хед и часть склона сплошь застроены. Пильзенское пиво здесь в ходу, и оно даже лучше, чем в Лондоне. Ним и Пумпс находят, что зд
23:51 10.07.2015
Ним и Пумпс находят, что здесь все дешевле и лучше, чем дома.
Маленький ур..дец Эмили Рошер скончался неделю назад - самое лучшее, что он мог сделать.
Я сразу написал Девилю, известив о получении его рукописи. В то же самое время или несколько позже я получил также перевод Сэма Мура, так что работы у меня здесь будет в избытке, не считая ликвидации моей колоссальной задолженности по корреспонденции.
Местечко полно народа, но люди, кажется, держатся более «непринужденно», чем прежде. Даже в воскресное утро цилиндр играет лишь самую ничтожную роль, и «спортивные» костюмы встречаются довольно часто.
Только что снова ввалилась вся компания, томимая жаждой, Джоллимейер должен открыть пильзенское пиво, и ты понимаешь, что бесполезно бороться с препятствиями, возникающими передо мной и приостанавливающими не только разумную, но даже и неразумную переписку. Только что открыли вторую бутылку, малышка взобралась мне на колени, и я бросаю, потеряв всякую надежду. Вся колония шлет самый сердечный привет тебе и Полю, чью половину срока мы отпразднуем послезавтра дополнительной порцией пильзенского пива.
Ним передает тебе буквально, - «чтобы ты смело рассчитывала на ее богатство, так как она надеется скоро получить его». ( Речь идет, по-видимому, о выигрыше по лотерейному билету)
Остаюсь, дорогая Лаура, искренне любящий тебя Ф. Энгельс
14:10 11.07.2015
ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В БОРСДОРФ [Истборн], 21 августа 1883 г.
Дорогой Либкнехт!
Твое письмо пролежало без ответа в связи с завершением третьего издания, а затем я переехал сюда по адресу: 4, Cavendish Place, Eastbourne, England, где думаю остаться приблизительно до 12 сентября.
Г-жа Маркс умерла 2 декабря 1881 года, Женни - 9 января 1883 года. О том и другом было напечатано в «So..aldemokrat».
Парижский «Vorwarts» был маленьким листком, которому теперь приписывается больше значения, чем он того заслуживает; в редакции сидели отчаянные бездельники. Маркс следил главным образом за тем, чтобы этот листок сохранял верное направление, и помещал в нем время от времени полемические статьи и заметки против пруссаков. Гейне послал Марксу из Гамбурга часть корректурных листов «Зимней сказки» для печатания в «Vorwarts» еще до появления книги в Германии.
Подробностей я тебе сообщить не могу, так как вообще видел лишь несколько номеров, а листок просуществовал недолго.
В «Deutsche-Brusseler-Zeitung» Маркс писал довольно много, в частности, полемизировал с Гейнценом.
Письмо Бебеля своевременно получил, отвечу на него отсюда; должен был отложить его, как и всю остальную корреспонденцию, потому что был завален работой. Передай Бебелю, что Шорлеммер, который сейчас здесь, на днях отправляется в Дармштадт, где останется, примерно, до середины сентября. Если Бебель до того времени попадет в эти края, то Шорлеммер просит, чтобы он известил его об этом (по адресу: проф. Шорлеммеру, Дармштадт - этого достаточно), а также о том, где Шорлеммер может его встретить; он тогда сделает все, чтобы его разыскать.
Сегодня исполняется половина срока заключения Лафарга.
Твой Ф. Э.
ПАСКУАЛЕ МАРТИНЬЕТТИ В БЕНЕВЕНТО Англия, Истборн, 22 августа 1883 г.
4, Cavendish Place
Многоуважаемый гражданин!
Прошу извинить меня за задержку ответа на Ваше письмо от 25 июня и открытку от 30 июля. Я вынужден был прервать всякую переписку, так как должен был в самый краткий срок закончить подготовку третьего немецкого издания «Капитала».
Я недостаточно знаком с методом Ана и совершенно не знаю словаря, о котором Вы упоминаете. Вот какого метода я всегда придерживаюсь при изучении какого-либо языка: не заниматься грамматикой (за исключением склонений и спряжений, а также местоимений), а читать со словарем самые трудные произведения классического автора, какие только можно найти. Так, итальянский я начал с Данте, Петрарки и Ариосто, испанский - с Сервантеса и Кальдерона, русский с Пушкина; затем я читал газеты и прочее. Для немецкого, я думаю, можно было бы рекомендовать первую часть «Фауста» Гёте - в основном она написана в народной манере, а места, которые показались бы Вам трудными, были бы в равной мере трудны без комментариев и для немецкого читателя.
Что касается работ Маркса и других, то Вы можете обратиться в редакцию «So..aldemokrat », Хоттинген-Цюрих, Швейцария, - это официальный орган немецкой рабочей партии.
Благодарю Вас за экземпляры перевода, которые прибыли в полном порядке, а также за Вашу любезно присланную фотографию, в обмен на которую прилагаю свою.
Остаюсь с глубоким уважением Ф. Энгельс
Мой лондонский адрес остается в силе, здесь я на морских купаньях и пробуду несколько недель.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Истборн, 27 августа 1883 г.
4, Cavendish Place
Дорогой Бернштейн!
Посылаю почтовую квитанцию перевода на 4 ф. ст. для старого Беккера. Я все еще надеюсь, что сообщение о нем, как это уже бывало не раз, преувеличено его семьей. Но он, конечно, очень стар, много пережил, и г-жа Лафарг говорила мне, что в прошлом году в Женеве она нашла его значительно постаревшим по сравнению с Гаагой, когда он выглядел молодцом.
Много я и сегодня не могу написать. Почта отправляется отсюда в 1 час дня, а передо мной лежит корректура 19 листа "Капитала", которая тоже еще должна быть отправлена.
Очень благодарен за Ваше предложение относительно Калера-Рейнталя, но я, к сожалению, не смогу им воспользоваться. Все мои срочные дела, за исключением мелочей, такого рода, что я должен выполнять их лично. А если я и мог бы, в крайнем случае, кое-что поручить другому, то только такому человеку, который свободно говорит по-английски, хорошо знает Лондон и местные условия и мог бы избавить меня от лишнего хождения.
Я пробуду здесь приблизительно до 12 сентября - до тех пор можно пользоваться вышеуказанным адресом, а затем опять лондонским.
Кроме корректуры и залежавшейся корреспонденции, мне еще предстоит здесь следующая работа: 1) рукопись Девиля - французское популярное изложение «Капитала», 2) часть рукописи английского перевода. То и другое требует тщательного редактирования. Как видите, и здесь мне нет покоя. К счастью, я живу у самого моря и сижу у открытого окна, через которое вливается морской воздух.
Я очень сожалел, что Вы не приехали. Мне нужно было бы о многом с Вами поговорить.
Надо быть во всяком случае готовыми к тому, что часть литературного наследства Маркса придется опубликовать за границей, и на этот счет только Вы можете сообщить или предложить мне приемлемое решение; но об этом надо переговорить лично, переписываться было бы невероятно долго. Прошу, однако, ничего об этом не говорить, чтобы работники типографии не обольщались ложными надеждами; мой опыт с партийными типографиями таков, что я очень подумал бы, прежде чем поручить одной из них более крупную и важную работу.
Почтовую квитанцию я оставляю здесь, потому что на ней прямо указано, что получателю она не нужна. Ваш адрес я указал по памяти - 137, Alte Landstrasse, Riesbach, - если не так, исправьте это, пожалуйста, на цюрихском главном почтамте.
Предложение по поводу дерзкой рукописи было скорее неудачной шуткой. Пока существует закон против социалистов и пока «So..aldemokrat» является единственным возможным органом, нельзя ни в коем случае из-за таких второстепенных вопросов бросать в ряды партии яблоко раздора, что произошло бы, если бы из этого захотели сделать «принципиальный вопрос».
При обсуждении вопроса о «республике», особенно во Франции, основы нашей позиции выражены в «So..ldemokrat», по-моему, недостаточно ясно, а именно: В классовой борьбе между пролетариатом и буржуазией бонапартистская монархия (характеристика которой дана Марксом в «Восемнадцатом брюмера» и мной в «Жилищном вопросе», раздел II, и в других местах) играет приблизительно такую же роль, какую играла старая абсолютная монархия в борьбе между феодализмом и буржуазией. Но точно так же, как эта борьба не могла быть доведена до решительного конца в старой абсолютной монархии, а только в конституционной монархии (Англия, Франция 1789-1792 и 1815-1830 годов), так и борьба буржуазии с пролетариатом может быть доведена до решительного конца только в республике. Таким образом, если благоприятные условия и революционное прошлое помогли французам свергнуть Бонапарта и установить буржуазную республику, то у французов имеется перед нами, еще не вышедшими из мешанины полуфеодализма и бонапартизма, то преимущество, что они уже владеют той формой, в которой борьба должна быть доведена до решительного конца и которую нам еще только предстоит завоевать. Они обогнали нас политически на целый этап. Таким образом, в результате монархической реставрации во Франции борьба за восстановление буржуазной республики снова стала бы в порядок дня, в то время как сохранение республики означает возрастающее обострение прямой, неприкрытой классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией вплоть до кризиса.
И у нас тоже первым, непосредственным результатом революции может и должно быть, по форме, не что иное, как буржуазная республика. По тут это будет лишь коротким переходным моментом, так как, к счастью, у нас нет чисто республиканской буржуазной партии.
Буржуазная республика, быть может с партией прогрессистов во главе, послужит нам прежде всего для привлечения широких масс рабочих на сторону революционного социализма; это будет проделано в течение одного-двух лет и приведет к полному истощению и самоуничтожению всех еще возможных, за исключением нас, промежуточных партий. Лишь тогда мы сможем с успехом прийти к власти.
Грубая ошибка немцев заключается в том, что они представляют себе, будто революцию можно сделать в один день. На самом же деле она представляет собой многолетний процесс развития масс в условиях, которые способствуют его ускорению. Каждая революция, которая совершалась в один день, либо только устраняла заранее обреченную на гибель реакцию (1830 г.), либо приводила к результатам, прямо противоположным поставленной цели (1848 г., Франция).
Ваш Ф. Э.
Что Вы скажете по поводу следующего: «Последний, так называемый красный номер «Rheinische Zeitung» (третий выпуск) от 19 мая 1849 г., который открывался «Прощальным словом «Neue Rheinische Zeitung»» Ф. Фрейлиграта, был здесь на днях вновь конфискован полицией. Какой-то старьевщик купил в качество макулатуры некоторое количество экземпляров этого последнего, прощального номера тогдашнего органа демократии и продавал их по 10 пфеннигов за штуку. Полиция положила этому конец, конфисковав оставшиеся у торговца газеты. Если эта конфискация была произведена из тех соображений, что скверный бледно-красный шрифт газеты может повредить глазам читателей, то публика должна быть благодарна полиции; самый же текст едва ли еще может в наши дни как-либо взволновать умы».
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Истборн, 30 августа 1883 г.
4, Cavendish Place
Дорогой Бебель!
Пользуюсь спокойной минутой, чтобы написать тебе. В Лондоне - много работы, здесь - много помех (трое взрослых и двое маленьких детей в одной комнате!), и при этом корректура, редакция английского пробного перевода и французского популярного изложения «Капитала», - вот и пиши тут письма!
По третьему изданию, в котором много добавлений, я провел корректуру до 21 листа; книга выйдет в свет к концу этого года. Как только вернусь, засяду за второй том, а это будет огромная работа. Наряду с совершенно разработанными частями - другие только в набросках, все в черновом виде, за исключением, примерно, двух глав. Цитаты в беспорядке, записаны все вместе, как попало, собраны только для того, чтобы позже сделать из них выборки. К тому же почерк, который могу читать только я, да и то с трудом. Ты спрашиваешь, как так случилось, что даже я не знал, насколько продвинулась работа? Очень просто: если бы я знал это, то не давал бы ему покоя ни днем, ни ночью, пока книга не была бы закончена и напечатана. И это Маркс понимал лучше, чем кто бы то ни было; но он знал и то, что в худшем случае, который сейчас как раз и произошел, рукопись могла быть издана мной в его духе, - об этом он говорил также и Тусси.
Что касается фотографий, то голова вышла превосходно, а поза напряженная, как на всех его фотографиях; он плохо «позировал». Я не нахожу в снимке ничего вызывающего, но все же из-за напряженности позы предпочел бы маленькую фотографию большой.
Гамбургские выборы произвели большую сенсацию также и за границей. Наши вели себя более чем образцово. Такая стойкость, выдержка, гибкость, готовность к бою, такая уверенность в победе и такой юмор в борьбе с мелкими и крупными безобразиями германской действительности являются неслыханными в новой истории Германии. Особенно ярко это выступает на фоне коррупции, дряблости, всеобщей деморализации всех остальных классов немецкого общества. Если они обнаруживают свою неспособность удержать власть, то блестяще выступает призвание германского пролетариата к господству, его способность ниспровергнуть всю эту старую пакость.
Бисмарковский «холодный душ на Париж» становится смешным даже в глазах французских буржуа. Даже такая глупая газета, как «Soir», обнаружила, что дело тут всего лишь в том, чтобы добиться от рейхстага новых кредитов на армию (на этот раз на полевую артиллерию). Что касается его союзов (он опустился уже до Сербии, Румынии, а теперь даже до Испании), то все это - карточные домики, которые рухнут при первом же порыве ветра.
Если ему повезет, то он обойдется без них, а если не повезет, то они предоставят ему шлепнуться задним местом в грязь. Чем мошенник бессовестнее, тем больше он верит в честность других и поэтому в конце концов погибает. С Бисмарком и его внешней политикой дело вряд ли зайдет так далеко, потому что французы не доставят ему такого удовольствия и не ввяжутся в драку. Только господин царь мог бы с отчаяния сделать такую попытку и при этом свернуть себе шею. Впрочем, надо надеяться, что он еще до того свернет себе шею у себя дома.
Манифест Демократической федерации в Лондоне издан примерно двумя-тремя десятками мелких союзов, которые по меньшей мере двадцать лет под разными именами (участники постоянно те же) все снова и снова и все так же безуспешно пытаются добиться того, чтобы их принимали всерьез. Важно только то, что теперь они, наконец, вынуждены открыто признать нашу теорию, которая во времена Интернационала казалась им навязанной извне, и что за последнее время появилось много молодых людей из буржуазии, которые, к стыду английских рабочих, лучше разбираются в этих вопросах и проявляют больше энтузиазма, чем рабочие. Ведь даже в Демократической федерации рабочие признают новую программу в большинстве случаев только неохотно и внешне. Глава Демократической федерации Гайндман - бывший консерватор и крайне шовинистически настроенный, хотя и неглупый карьерист, который довольно подло вел себя по отношению к Марксу (их познакомил Р. Мейер); поэтому мы и порвали с ним личные отношения. Ни в коем случае не вздумай поверить, если тебе кто-либо скажет, что в Англии развертывается подлинное пролетарское движение. Я знаю, что Либкнехт хочет убедить в этом себя и весь мир, но это неверно. Элементы, проявляющие в настоящее время активность, смогут приобрести значение, признав нашу теоретическую программу и тем самым став на твердую почву, но лишь в том случае, если здесь начнется массовое рабочее движение и если им удастся этим движением овладеть.
До тех пор они - одиночки, за спиной которых всякая всячина - путаные сектанты, остатки великого движения 40-х годов и ничего больше. Но настоящее всеобщее рабочее движение возникнет здесь - если не произойдет чего-либо непредвиденного - только тогда, когда рабочие почувствуют, что мировая монополия Англии подорвана. Участие в господстве на мировом рынке было и остается экономической основой политической пассивности [Nullitat] английских рабочих. Плетясь в хвосте за буржуазией в деле экономического использования этой монополии, но все же всегда участвуя в ее прибылях, они, естественно, в политическом отношении плетутся в хвосте «великой либеральной партии», которая, со своей стороны, бросает им кое-какие мелкие подачки - признала за ними право на тред-юнионы и стачки, отказалась от борьбы за неограниченный рабочий день и предоставила право голоса категории лучше оплачиваемых рабочих. Но если Америка и объединенная конкуренция остальных промышленных стран пробьют достаточно широкую брешь в этой монополии (по части железа это уже не за горами, по части хлопка, к сожалению, еще далеко), то тогда ты увидишь, какие здесь начнутся дела.
Я просил Либкнехта передать тебе, чтобы ты, если ты между нынешним днем и 12 сентября будешь вблизи Дармштадта, сообщил об этом Шорлеммеру, который находится там, с тем, чтобы он мог с тобой тогда повидаться. Но теперь, вероятно, уже будет поздно. Привет Либкнехту.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ШТУТГАРТ Лондон, 18 сентября 1883 г.
Дорогой г-н Каутский!
Что касается гейзеровщины, то я считаю свое вмешательство пока преждевременным.
Пусть эти господа как следует покажут себя. Небольшой листовки и провалившегося проекта «права на труд» недостаточно; пусть они побольше распояшутся, чтобы можно было уцепиться как следует и чтобы они не смогли увернуться при помощи лживых отговорок. Было бы очень полезно, если бы Вы пока что подбирали соответствующий материал: наступит момент, когда нужно будет ударить по этим господам, а пока торопиться нет нужды. Ведь за Бебелем и «So..aldemokrat», как Вы сами говорите, стоят массы, а противоядие тоже есть.
Охотно верю, что Вам в вашей швабской дыре приходится много терпеть от этого сорта людей, но ведь Штукерт и Мюнхен - самые скверные места в Германии. И затем у меня положительно нет времени вступать в полемику, которая потребовала бы много усилий и труда. Если это будет необходимо, - тогда другое дело! Листовку возвращаю.
Из-за недостатка времени я не могу снова подробно останавливаться на статьях о браке.
Во всяком случае, первобытная половая общность относится к такой отдаленной эпохе и настолько заслонена последующим прогрессивным или регрессивным развитием, что теперь нигде больше не найдешь образцов ее первоначальной формы. Однако все позднейшие формы находят свое объяснение в этой первобытной основе. Впрочем, я уверен, что до тех пор, пока Вы совсем не отбросите ревность в качестве общественно-определяющего элемента (в первобытную эпоху), невозможно правильное изображение процесса развития.
Вообще во всех этих научных исследованиях, охватывающих такую обширную область и массу материала, какие-либо подлинные достижения возможны лишь в результате долголетней работы. Легче нащупать по отдельным вопросам новую и правильную точку зрения, что Вам иногда и удавалось в Ваших статьях; но охватить весь материал сразу и по-новому систематизировать можно только после исчерпывающей его обработки - иначе такие книги, как «Капитал», появлялись бы гораздо чаще. Поэтому я рад, что Вы для ближайшей литературной разработки избрали темы вроде библейской первобытной истории и колонизации, где при менее исчерпывающем изучении подробностей все же можно сделать коечто, и притом актуальное. Статья о колонизации мне очень понравилась. К сожалению, Вы излагаете большей частью лишь немецкий материал, по обыкновению тусклый и не проливающий яркого света ни на колонизацию тропических стран, ни на новейшую ее форму, - я имею в виду колонизацию в интересах биржевых воротил, подобную той, какую Франция теперь прямо и неприкрыто проводит в Тунисе и Тонкине. Что касается тихоокеанской работорговли, то вот новый разительный пример: попытка аннексии Новой Гвинеи и т. д. с помощью Квинсленда была прямо рассчитана на торговлю невольниками. Почти в тот же день, когда аннексионистская экспедиция отправилась в Новую Гвинею, туда же и к расположенным на восток островам направилось квинслендское судно «Фанни» для захвата рабочей силы, но возвратилось без рабочей силы, с ранеными на борту и прочими неприятными следами боя.
Об этом рассказывает «Daily News» (начало сентября) и замечает в передовице, что англичане вряд ли могут упрекать французов в такого рода действиях, поскольку сами поступают точно так же.
Заседавший на прошлой неделе в Ноттингеме конгресс тред-юнионов отклонил по инициативе «рабочего» парламентария Бродхёрста 26 голосами против 2-х предложение Адама Вейлера добиваться международного фабричного законодательства. Вот они, либкнехтовские хваленые тред-юнионы!
Почему Фриц Денхардт не пишет больше в «Neue Zeit»? Он писал очень недурно и занимательно. Журналу приходится, конечно, преодолевать невероятные трудности: предписанная ему самоцензура в тысячу раз хуже старой официальной цензуры. У Вас там вдобавок разные странные сотрудники, и Вы сами, вероятно, нередко мечтаете о лучших. Но как бы там ни было, это дело имеет для Вас то преимущество, что Вы можете параллельно продолжать свои научные занятия, результаты которых медленно созревают.
Между прочим, Ява служит доказательством того, что население нигде и никогда не размножается так быстро, как при системе не слишком тяжелого подневольного труда: в 1755 г. - 2 млн., 1826 - 51/2 млн., 1850 - 9 млн., 1878 - 19 млн. - за 125 лет почти удесятерилось; это единственный пример, приближающийся к мальтусовской прогрессии. Уберите голландских эксплуататоров, и население станет более или менее стабильным.
Адлер был здесь как раз в то время, когда я уезжал к морю, и приехал снова, когда я вернулся; это - человек, из которого может выйти толк. Он видел здесь многое, что может оказаться для него полезным.
Из Штутгарта вчера прибыл почтовый перевод на 6 фунтов 3 шилл. за фотографии, но без сопроводительного письма. Попросите Дица не отказать в любезности сообщить мне в двух словах, чья фамилия (и имя) и адрес (в Штутгарте) были указаны на почте при отправке. Здешняя почта очень педантична в подобных делах, и в случае малейшей неточности в моем заявлении я денег не получу.
Второй том «Капитала» будет стоить мне еще немало труда. Большая часть рукописи относится ко времени до 1868 г. и местами представляет собой только черновик. Вторая книга очень разочарует вульгарных социалистов. Она содержит почти исключительно строго научные, очень тонкие исследования процессов, которые происходят внутри самого класса капиталистов, и ничего такого, из чего можно было бы фабриковать ходкие словечки и громкие фразы.
У Пумпс уже двое малышей. Тусси Маркс сняла комнаты близ Британского музея. Ленхен ведает моим домашним хозяйством.
Сердечный привет.
Ваш Ф. Э.
23:14 11.07.2015
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 19 сентября 1883 г.
Дорогая Лаура!
Наконец вернулись из Истборна, где условия затрудняли переписку и делали ее почти невозможной. Когда прибывали корректурные листы - три раза в неделю, - моя компания предоставляла мне возможность работать, но, по молчаливому согласию, я не должен был требовать ничего сверх этого - и как, в самом деле, мог бы я требовать тишины и спокойствия в одной общей комнате, предназначенной для нас всех, особенно когда жажда пильзенского пива загоняла их туда в определенное время дня?
Кроме того, я был занят пробным переводом Сэма Мура, большая часть которого сделана очень хорошо и живо; начало - довольно трудная глава - потребовало особого «внимания», так как Мур недостаточно точно передал терминологию, но это легко было исправить.
Судя по тому, что я видел, я уверен, что он хорошо сделает эту работу.
Я начал также редактировать брошюру Девиля, она требует доработки, особенно в начале, где необходима большая точность и где ее местами недостает. Однако мне нетрудно будет внести необходимые изменения, только на это уйдет неделя или две. Завтра я сяду за работу серьезно. Пока что я очень доволен его работой, он все хорошо понял (за исключением небольших деталей), и она написана более живым слогом, чем я ожидал.
Как только разделаюсь с этим, примусь за второй том «Капитала».
Надеюсь, ты получила мою открытку со сведениями, о которых спрашивала меня. Она была отправлена на следующий день после получения твоего письма.
Мы вернулись в прошлую пятницу. Пумпс и Перси жили у нас по воскресенье включительно, так как их дом был не в порядке - за это время в некоторых районах Лондона прошла гроза, и страшный дождь залил их дальнюю гостиную. В других отношениях они преуспевают. Малыш развивается удивительно хорошо, ему вчера исполнилось пять месяцев, и он очень смышленый для своего возраста.
Ним заявляет, что должна уменьшить свою порцию пива - она считает, что слишком толстеет от него.
Сегодня утром вдруг входит Лопатин; его смелые предприятия сделали его значительно более зрелым. Он скоро вернется и останется с нами обедать. Он говорит, что недавно видел Поля и нашел его здоровым и довольным, принимая во внимание все обстоятельства.
Тусси я еще не видел, думаю, что ее нет в городе. Я написал ей несколько строк, но в воскресенье она не пришла. Как только Ним сможет, она зайдет к ней.
Два издания моей небольшой брошюры «Развитие и т. д.» уже распроданы, третье - в печати. Это показывает, во всяком случае, что она не слишком трудна для массы рабочего народа в Германии.
Когда прибудет это письмо, Поль «закончит» две трети своего срока - надеюсь, что он сохранит свое мужество в течение двух последних и наиболее трудных месяцев.
По третьему изданию «Капитала» я прочел корректуру до стр. 448, так что если она будет продолжать поступать таким же темпом, все будет готово к декабрю. Жаль, что Мавра нет в живых, и он не может увидеть, как хорошо сейчас идет дело: никаких задержек, никаких затруднений с типографией, малейшие жалобы принимаются во внимание - и великолепные корректуры с очень незначительным количеством ошибок.
Кажется, Лейпциг, наконец, - по крайней мере в отношении печатного дела, - превращается в «маленький Париж». Давно пора.
Ну, а теперь хватит болтать о различных новостях, - мне еще нужно покончить с некоторыми мелочами до возвращения Лопатина.
Сердечный привет Полю и крепкий поцелуй тебе от любящего тебя Генерала в шутку
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 3 октября 1883 г.
Дорогая Лаура!
При сем чек на 14 ф. ст., из которых 4 ф. ст. причитаются тебе - как 1/3 из 12 ф. ст., присланных Мейснером в счет второго издания «Капитала»; 4 ф. ст. для Тусси и 4 ф. ст. для детей Лонге, которые Тусси на этот раз положила в банк, до тех пор пока накопится для них немного больше денег; тогда мы сможем обсудить вместе с тобой, что следует сделать для них.
Джоллимейер уехал вчера, он в полном восторге от Парижа. Он говорит, что ты приедешь на рождество, - надеюсь, что это так и будет!
Сегодня посылаю тебе заказной бандеролью страницы 1-123 рукописи Девиля - я не могу найти его письмо с адресом. Недостаток этой работы заключается в том, что многие ее части написаны, в сущности, несколько поспешно. Это относится преимущественно к ее описательным разделам (особенно к разделам о мануфактуре и о крупной промышленности).
Отдельные положения развиваются не так, как это следовало бы; недостаточно перевести Маркса по возможности дословно - нельзя слова отрывать от контекста, не вызывая неверного толкования или не оставляя многое сравнительно неясным. Девиль хорошо сделал бы, если бы просмотрел эти две главы от начала до конца и дополнил их некоторыми примерами из оригинала, без чего они очень абстрактны и не понятны читателям-рабочим. В теоретической части тоже много мелких неточностей (некоторые также очень серьезные, как, например, его определение товара), и многое сделано поспешно; но в большинстве случаев это было не очень трудно исправить в той или иной мере. Затем многие части, интересные и важные для экономической теории, но не имеющие непосредственного отношения к вопросу о взаимоотношении между капиталом и трудом, можно было бы опустить. Один или два таких примера я указал.
На этом заканчиваю. Хотя мне стало гораздо лучше, однако велят лежать как можно более спокойно еще несколько дней. Итак, сердечный поклон узникам и искренний привет от Ним и от меня.
Остаюсь неизменно любящий тебя Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 15 октября 1883 г.
Дорогая Лаура!
Мое последнее письмо было написано очень наспех. Но мне не разрешали долго сидеть за письменным столом, и я, с чем ты согласишься, должен был в первую очередь написать Девилю. Поэтому я мог написать тебе только несколько слов, и они в самом деле, вероятно, показались очень нелюбезными. Прости меня.
Ну, я решил избавиться от этого проклятого хронического заболевания. С вечера прошлой среды лежу в постели, чтобы устранить всякий повод для постоянных рецидивов - недостаток покоя и соблазн передвигаться с места на место. Сегодня я чувствую себя совсем хорошо и готов танцевать. Но сейчас именно то время, когда особенно необходим абсолютный покой, и поэтому я не покину постели до тех пор, пока это не станет причинять мне больше вреда, чем пользы. Если не случится ничего непредвиденного, то, думаю, еще до окончания недели я совсем поправлюсь. Итак, теперь, надеюсь, это рассеет твои опасения относительно моего здоровья.
Я отлично понимаю, что хотел сказать тебе Джоллимейер своим письмом. Гумперт в разговоре с ним забил тревогу, - хотя и страшно преувеличив в данном случае, - но он не мог вмешаться в предписания другого врача. Все же я думаю, что Джоллимейер мог найти иной способ пощадить щепетильность Гумперта в отношении медицинского этикета, не пугая тебя. Но поскольку уж это случилось, я использовал твое письмо, чтобы немного расшевелить моих докторов, и с успехом. Я стал их подгонять, и теперь их лозунг - энергичное лечение.
Но довольно об этом. Единственное, что меня огорчает, и очень огорчает, это то, что я так нелюбезно ответил на твое письмо и на доброе чувство, которым оно было продиктовано.
Это лежало тяжелым бременем у меня на душе все время, и однако я не хотел опять писать тебе до тех пор, пока не смогу сообщить о решительном улучшении и о том, что есть полное основание надеяться на близость окончательного излечения.
Фортен написал; он хочет получить предисловие и задает штук двадцать вопросов, для исчерпывающего ответа на которые понадобился бы год. Тусси была здесь, когда пришло его письмо, я прочел его ей и хотел бы, чтобы ты слышала, как мы хохотали над этим нескончаемым рядом вопросов, причем полный ответ на каждый из них занял бы целый том, Я попрошу его прислать мне рукопись и отложу остальное до лучших времен.
Прочел сегодня корректуру до 600-й страницы.
Тусси обещала просмотреть американские отчеты для Поля.
Приближается время отправки почты, а также время обеда. Но прежде чем закончить: Девиль пишет, что у него нет времени переработать указанные мной 3 главы. Пожалуйста, приложи вместе с Полем все усилия, чтобы убедить его исправить их, насколько возможно.
В теперешнем виде они понятны только тем, кто знает подлинник. Он говорит, что издатель не даст ему времени. Но ведь невозможно же печатать все сразу!! Двух недель достаточно для этой работы, а будет огромное улучшение.
Сердечный привет заключенному, который теперь уже скоро будет освобожден.
Поцелуй от Ним и от любящего тебя Ф. Энгельса
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 8 ноября 1883 г.
Дорогой Бернштейн!
Уже несколько недель я лежу в постели, чтобы излечить несерьезную по существу, но докучливую и запущенную хроническую болезнь. Через несколько дней снова буду на ногах.
Этим объясняется мое молчание. Извинитесь, пожалуйста, за меня также перед Каутским, - я не знаю, находится ли он еще в Штукерте.
Статья о праве на труд была очень хороша и очень своевременна. Каутский уже тоже бомбардировал меня письмами по этому поводу, и я вполне готов, как только это будет необходимо; но думаю, что надо сначала дать этим господам еще немножко показать себя; пусть прежде точнее сформулируют, как они это понимают; никогда не нужно мешать людям высказать свой вздор «целиком и полностью», только тогда и есть за что ухватиться. Надеюсь, Ваша статья побудит их к этому.
Если у парижских немцев и теперь не раскрылись глаза в отношении Малона и К°, значит, их уж ничем не проймешь. Их открытый союз с предателями английского рабочего движения, с официальными представителями тред-юнионов, снискал им одобрение всей английской буржуазной прессы, от «Times» и «Daily News» до «Standard». Как хорошо, что Гед и Лафарг сидели, - этот великолепный эпизод мог быть разыгран, таким образом, без всяких помех!
Между прочим, не знаете ли Вы некоего д-ра Морица Кварка (sic!) в Рудольштадте?
Этот мне совершенно неизвестный субъект ссылается на какое-то, тоже неизвестное мне, сочинение против еще более неизвестного Флейшмана и хочет перевести на немецкий язык «Нищету философии». У меня к нему мало доверия.
Напишите мне поскорее о том, что творится на свете; я так поглупел, валяясь в постели, что никак не могу собраться с мыслями.
Ваш Ф. Э.
ВЕРЕ ИВАНОВНЕ ЗАСУЛИЧ В ЖЕНЕВУ Лондон, 13 ноября 1883 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая гражданка!
Я совершенно не в состоянии ответить на те вопросы, с которыми Вы обратились ко мне.
Издание второго тома «Капитала» на языке оригинала очень затягивается. Мне пришлось до сих пор заниматься главным образом третьим изданием первого тома.
До сих пор я не получал из Санкт-Петербурга сведений относительно планов издания там русского перевода второго тома. Не думаю, чтобы в настоящее время в русской столице помышляли о подобном издании; несомненно, сначала захотят ознакомиться с немецким текстом.
С другой стороны, политическое положение в России настолько напряженное, что наступления кризиса можно ждать со дня на день. Я даже считаю вероятным, что в России свободы печати добьются прежде, чем в Германии. А в этом случае переводчик первого тома Г. Лопатин мог бы претендовать на право перевода второго тома.
Мне кажется поэтому, что было бы несколько преждевременным в настоящий момент стремиться прийти к какому-нибудь окончательному решению. Я принимаю к сведению Ваше любезное предложение и сердечно за него благодарю. Может быть, через несколько месяцев положение станет яснее, и тогда мы снова сможем об этом побеседовать.
Мне доставило большое удовольствие Ваше сообщение, что именно Вы взяли на себя перевод моего «Развития и т. д.». Жду с нетерпением появления Вашего труда и вполне ценю честь, которую Вы мне оказываете.
Примите, дорогая и героическая гражданка, уверения в моей глубокой преданности.
Ф. Энгельс
МАКСУ КВАРКУ В РУДОЛЬШТАДТ Лондон, 13 ноября 1883 г.
Милостивый государь!
Я заставил Вас долго ждать ответа, во-первых, потому, что должен оставаться в постели из-за несерьезного по существу, но длительного недомогания, и, во-вторых, потому, что Вы не первый обратились ко мне по упомянутому делу; прежде чем я мог Вам ответить, я должен был еще навести справки.
Результат таков, что г-н Э. Бернштейн в Цюрихе теперь окончательно высказывает намерение перевести «Нищету и т. д.» на немецкий язык и принимает мою помощь. Я не могу отказать ему, так как он со мной об этом говорил раньше, его способности к этому мне известны и обеспечено немедленное печатание в Цюрихе, если выяснится, что издание в самой Германии натолкнется на трудности.
При этих обстоятельствах и сознавая, что ни я, ни кто-либо другой не имеет права юридически воспрепятствовать Вам или другому лицу издать перевод этого сочинения, мне остается лишь еще раз поблагодарить Вас за то, что Вы вообще сочли нужным обратиться ко мне по этому делу.
С глубоким уважением преданный Вам Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 13 ноября 1883 г.
Дорогой Бернштейн!
Прилагаемое - для В. Засулич.
С Кварком Вы сняли у меня камень с сердца. Я написал ему, что Вы первый предложили свои услуги и переведете «Нищету и т. д.». С ним, таким образом, покончено. Его брошюра - «дрянь». Маркс свернул бы мне шею во сне, если бы я разрешил переводить его этому крикливому поклоннику Гогенцоллернов и консервативному государственному социалисту.
Но теперь нам нужно будет сделать это как следует. Это не стандартная работа, дело совсем не такое легкое. Вы могли бы прислать мне рукопись хотя бы первого листа, когда она будет готова, это дало бы нам возможность договориться относительно всего modus operandi.
Брошюру Плеханова ( Г. В. Плеханов. «Социализм и политическая борьба») мне не прислали, а только «Манифест» и «Наемный труд и капитал». Я узнал таким образом, что эта вещь вышла в немецком издании; почему же мне и наследникам Маркса не соблаговолили прислать экземпляр?
Не получал я также ни одного экземпляра нового издания (немецкого) «Манифеста», а равно и третьего издания «Развития». Что стало со специально подготовленной для отдельного издания «Маркой», об этом я не слышал ни единого слова. Такие вещи могут проделывать только «добродушные» немцы.
Из моих портретов имеется лишь тот, который у Вас есть; не думаю, чтобы этот человек (в Брайтоне) по дешевой цене размножил его, но сделаю попытку в этом направлении. Как видите, я нисколько не в претензии на Вашу экспедицию, но и она могла бы быть немного менее щепетильной в отношении неудачной остроты, принимая во внимание, что она сама позволяет себе заполнять такими остротами по полстолбца в каждом номере.
С «Правом на лень» будьте осторожны. Даже французы нашли, что это местами уж чересчур, и Малон с Бруссом использовали это против Лафарга. Смотрите, не давайте нытикам в настоящий момент благовидного предлога; в этом отношении наш друг Бебель также еще немножко германец. При этом мне вспоминается поэма «О заднице». Если автор совершил все упомянутые в ней героические подвиги, то он может их также и воспевать. Впрочем, я имею в виду половые органы и не могу вступать в спор с людьми, которые причисляют к этим органам также и свой зад.
Нашему другу Лаврову, наверное, было нелегко подписываться под тем, что он и его русские друзья теперь «окончательно порвали со своими анархическими традициями». Не то, чтобы он ими очень дорожил, но все же это было что-то свое, «русское». Впрочем, он очень славный старик, но со своей «русской молодежью» он всегда оказывается в роли курицы, которая высиживает утиные яйца и потом с ужасом видит, что утята лезут в страшную воду.
Теперь это случилось с ним в n-ый раз.
Очень рад приезду Каутского; надеюсь, что к этому времени я опять буду здоров.
Ваш Ф. Э.
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 30 ноября 1883 г.
Старый дружище!
Я бесконечно обрадовался, снова получив письмо, написанное твоей рукой. Нигде не мог получить никаких сведений о том, как ты живешь, и рад теперь узнать, что ты, по крайней мере, хоть немного поправился.
Я тоже вот уже больше месяца лежу в постели, чтобы излечить несерьезную по существу, но очень докучливую и затяжную болезнь; поэтому могу писать лишь очень кратко, так как всякое нарушение горизонтального положения мне запрещено. Но скоро, вероятно, мне также можно будет встать и приняться за накопившуюся в большом количестве работу.
Как только я снова смогу приступить к приведению в порядок архива Маркса, я разыщу нужные бумаги, но пока все еще находится в величайшем беспорядке, так как мне все приходится делать самому. Г-жа Лафарг уже с год, или даже больше, живет в Париже, а ее младшая сестра сняла две комнаты поблизости отсюда - поблизости, это значит полчаса ходьбы, - а так как ведь только я один могу решать, что важно и что неважно в этой груде документов и т. д., то понятно, что она, будучи загружена большой литературной работой, предоставила разборку мне.
Я тоже надеюсь, что еще где-нибудь встречу тебя, старого боевого товарища, и - кто знает, может быть, при таких же обстоятельствах, как тогда, в Дурлахе и Фёренбахе, на поле брани. Как это было бы чудесно! Ведь долго нынешнее мошенничество продолжаться не может, если только г-н Бисмарк при помощи всеобщей войны, к которой он явно стремится, не создаст новой задержки и временного препятствия революционному развитию.
Ты получишь по почте перевод на 5 фунтов стерлингов.
А сейчас я снова должен лечь на спину.
Будь здоров, старина, поправляйся как следует и пиши иногда своему старому верному Ф. Энгельсу
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЛОНДОНЕ [Лондон, 1 декабря 1883 г.]
Дорогой Каутский!
Что с Вами случилось? Почему Вы не показываетесь ни у Тусси, ни у меня?
Ваш Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 13 декабря 1883 г.
Дорогая Лаура!
Я не хотел писать тебе до тех пор, пока не смогу сообщить, что я снова «в полной форме».
Сегодня восемь недель, как я слег в постель надолго (или, вернее, это плохо), и хотя я чувствую себя значительно лучше и остаюсь в постели больше из предосторожности, чем по какой-либо другой причине, я все еще далеко не в состоянии пользоваться моими ногами, как следовало бы. Эти бедные «нижние конечности», выражаясь респектабельным языком, высохли самым плачевным образом и, что совсем уж плохо, почти ничего не оставили «позади себя». Хуже всего то, что мне абсолютно удобно только тогда, когда я лежу вытянувшись на спине, и писать приходится в неудобной позе, что скоро становится пыткой; этим объясняются мои краткие и редкие письма.
Статью Поля в «Progress» я прочел с большим удовольствием; она метко попадает в цель, и не в одну. Будем надеяться, что «Хлеб» выйдет вскоре после периода новогодних подарков и за ним скоро последует этот роман, который я страстно желаю видеть. Поль в домашних туфлях Бальзака, - это будет здорово! Между прочим, когда я лежал в постели, я почти ничего не читал, кроме Бальзака, и получал огромное удовольствие от этого замечательного старика. Здесь содержится история Франции с 1815 до 1848 г. в гораздо большей степени, чем у всех Волабелей, Капфигов, Луи Бланов и tutti quanti. И какая смелость! Какая революционная диалектика в его поэтическом правосудии!
Но увы, мы всегда с цветущего поля вымысла попадаем в мрачную и тоскливую обыденщину действительности. Плохое рождество мне предстоит! В лучшем случае мне разрешат провести его на втором этаже, и придется уйти в спальню, когда должно будет начаться настоящее веселье! И никаких спиртных напитков или, во всяком случае, вино придется принимать по столовой ложке как лекарство! Ну ладно, ничего не поделаешь.
Перси теперь компаньон фирмы «Гарман и Рошер, бухгалтеры-эксперты», Walbrook House, E. С. Надеюсь, что он будет преуспевать. Его отец, наконец, раскошелился, выложил нужную сумму и помог ему начать, хотя с самым кислым видом и в самой неприятной форме.
У Тусси снова невралгия, она зайдет сюда вечером, но только после того, как это письмо будет отправлено. На прошлой неделе сюда приехали Юта (он, она и Уилла), так что у Тусси будет много хлопот.
Третье издание «Капитала» теперь полностью напечатано и выйдет совсем скоро; как только мы получим экземпляры, пошлем один вам.
Пумпс и Перси на прошлой неделе были в Манчестере и говорят, что Джоллимейер все еще не совсем здоров. Когда мы все снова будем на ногах, мы обязательно продолжим кутежи прошлого лета, и ты должна тогда привезти и Поля, если он не умудрится снова попасть под замок.
А пока тысяча приветов ему и тебе от любящего тебя Ф. Энгельса
Если «Labour Standard» еще у Вас, - пожалуйста, пошлите ее немедленно Лафаргу; он обработал заметку Шиптона для «Cri du Peuple», и нужен оригинал, потому что это вызывает скандал. Я смогу получить другой экземпляр только в понедельник или даже в четверг (да и то не наверняка).
С субботы я опять на ногах, но все еще очень слаб.
С фон дер Марком Вы хорошо разделались. Этот осел воображает, что нужно считаться с тем, что он подразумевает под словом «государство»! Совершенно так же Родбертус упрекает Маркса в том, что тот понимает под капиталом действительный капитал, а не родбертусовское «понятие капитала». Это характерно для немцев.
Вернулся ли Каутский?
Привет.
Ваш Ф. Э.
14:38 12.07.2015
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон, 22 декабря 1883 г.]
Если «Labour Standard» еще у Вас, - пожалуйста, пошлите ее немедленно Лафаргу; он обработал заметку Шиптона для «Cri du Peuple», и нужен оригинал, потому что это вызывает скандал88. Я смогу получить другой экземпляр только в понедельник или даже в четверг (да и то не наверняка).
С субботы я опять на ногах, но все еще очень слаб.
С фон дер Марком Вы хорошо разделались. Этот осел воображает, что нужно считаться с тем, что он подразумевает под словом «государство»! Совершенно так же Родбертус упрекает Маркса в том, что тот понимает под капиталом действительный капитал, а не родбертусовское «понятие капитала». Это характерно для немцев.
Вернулся ли Каутский?
Привет.
Ваш Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 1 января 1884 г.
Дорогой Бернштейн!
Прежде всего поздравляю с Новым годом Вас, Каутского и всю экспедицию.
Во-вторых, прошу прислать мне «Soz..ldemokrat» за прошлую неделю. Он должен был прийти в субботу 29 декабря, но до сих пор его еще нет.
Вот уже две недели, как я, наконец, снова на ногах и поправляюсь с каждым днем; надеюсь, что через неделю буду опять трудоспособен, - это чертовски необходимо.
Надеюсь, Вы не слишком негодовали на мои многочисленные поправки в Вашей рукописи. Я уже говорил Каутскому, что, хотя мы и не можем копировать стиль Маркса, но необходимо все же, чтобы наш стиль не был прямой противоположностью его стилю. Обратите на это некоторое внимание, и у нас с Вами выйдет работа, которую не стыдно будет показать.
Примечание об американском рабстве будет сделано90, а также и ряд других. Многое я смогу резюмировать в предисловии. Насколько правильным было место о рабстве, подтверждается еще и сейчас: в хлопководческих штатах капиталистическое производство не имеет никакого успеха, потому что там нет кули, китайцев или индийцев, то есть рабов под видом свободных рабочих; на островах же Куба, Маврикий, Реюньон и др. оно процветает, и притом именно постольку, поскольку там есть кули.
Что касается Вашего прежнего запроса по поводу места из «Гражданской войны во Франции» в предисловии к «Манифесту»*, то Вы, вероятно, согласитесь с ответом, который дан в самом оригинале («Гражданская война», стр. 19 и сл.). Посылаю экземпляр на случай, если у Вас там его нет. Речь идет просто об указании на то, что победивший пролетариат должен заново переделать старый бюрократический, административно-централизованный государственный аппарат, прежде чем сможет использовать его для своих целей; а между тем все буржуазные республиканцы с 1848 г. резко критиковали эту машину, пока были в оппозиции, но как только приходили к власти, принимали ее без изменения и использовали отчасти против реакции, но в еще большей степени против пролетариата. То, что в «Гражданской войне» бессознательные тенденции Коммуны поставлены ей в заслугу как более или менее сознательные планы, оправдывалось и даже было необходимо при тогдашних обстоятельствах. Русские очень хорошо сделали, поместив это место из «Гражданской войны» в приложении к своему переводу «Манифеста». Если бы тогда экспедиция не так торопила, можно было бы сделать и это и еще кое-что другое.
Между прочим, Вы однажды сказали, что у Геда сомнительное прошлое или нечто подобное. Мне об этом абсолютно ничего не известно. Я уверен, что за этим скрывается подлость Малона, но хотел бы, чтобы Вы помогли мне вывести его на чистую воду.
На днях я пришлю Вам фунт стерлингов от Шорлеммера за его подписку, остаток - на партийные нужды. Сегодня для почтового перевода уже поздно.
В России, наконец, снова начинается. История с царской поездкой на санях очень подозрительна, зато с Судейкиным все совершенно ясно. Так и хочется послать Александру телеграмму с пожеланием «веселых праздников».
Прислала ли Вам Тусси Маркс «To-Day» и последние номера «Progress»? Если нет, я это сделаю. Эти органы совершенно вне тред-юнионистского движения и находятся в руках весьма разношерстной компании. Бакс - славный малый, но еще немного зелен; Эвелинг хорош, но у него мало времени, чтобы освоиться с совершенно чуждой ему политической экономией, Джойнс - человек ненадежный (был учителем в большой классической школе в Итоне, ездил с Генри Джорджем в Ирландию, был арестован вместе с ним, потерял место и теперь ищет, где бы пристроиться); наконец, Гайндман - карьерист, вождь партии in partibus infidelium, который еще только ищет партию, а пока он генерал без армии, впрочем, довольно толковый человек. Лучше всего поддерживать хорошие начинания, не солидаризируясь с определенными лицами. Во всяком случае появление «To-Day» и превращение «Progress» в социалистический журнал именно в тот момент, когда беднота лондонского Ист-Энда начинает подавать голос, имеет большое значение. К тому же во всей стране хроническое перепроизводство, которое теперь, повидимому, приведет к кризису. Обстоятельства благоприятны, но доросли ли люди, взявшие движение в свои руки, до уровня, которого требуют эти обстоятельства, - покажет будущее.
На этот раз вряд ли все это кончится ничем, как во времена прежних подъемов.
Ну, хватит! Такого длинного письма я не писал уже три месяца. Сердечный привет от Шорлеммера и от меня всем друзьям.
Ваш Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 9 января 1884 г.
Дорогой Каутский! (К чему нам в обращении друг к другу все еще употреблять чопорное «господин»?). Сообщение о декорации, изображающей коронацию, очень характерно и вызвало бурное веселье; тем не менее приняты меры, чтобы оно здесь не получило преждевременной огласки, то есть раньше, чем декорация будет доставлена и оплачена. Кроме Шорлеммера, Ленхен и Тусси, о ней никто не знает.
Большое спасибо за адрес Франкеля.
В чисто теоретической части работа Девиля - лучшее из появившихся до сих пор изложений. Он все правильно понял, но допустил крайнюю небрежность в терминологии, что я устранил в рукописи. Зато описательная часть сделана слишком бегло, так что для людей, не знающих подлинника, она местами совершенно непонятна. Затем он чересчур отодвинул на задний план историческое появление мануфактуры и крупной промышленности как следующих друг за другом исторических периодов, а в популярном изложении именно это очень облегчило бы понимание. (Умалчивается даже о том, что «фабричное законодательство» существовало вовсе не во Франции, а только в Англии!) И, наконец, он дает полное изложение всего содержания, включая и те вещи, которые Маркс должен был ввести ради полноты научной разработки и которые, однако, не являются необходимыми для понимания теории прибавочной стоимости и вытекающих из нее выводов (а ведь для популярного изложения только это и важно), например, о количестве обращающихся денег и т. д.
Кроме того, он дословно воспроизводит резюмирующие положения Маркса, тогда как предпосылки их изложены лишь сокращенно. В результате этим положениям зачастую придан искаженный смысл, так что у меня при просмотре очень часто возникало желание оспаривать те или иные положения Маркса, которые в оригинале в связи с предшествующим изложением получают совершенно четкий и определенный смысл; между тем у Девиля они приобретают абсолютно всеобщее и поэтому неверное значение. Этого я изменить не мог, не то пришлось бы перекраивать всю рукопись.
Что касается Вашего перевода этой работы95, то мои отношения с Мейснером вынуждают меня занять здесь совершенно нейтральную позицию. Как только Вы мне напишете, что окончательно решили взяться за это дело, я предполагаю, переговорив с Тусси, которая вполне разделяет мое мнение, поступить следующим образом. Я напишу Мейснеру, что некто намеревается издать по-немецки работу Девиля (которую я ему перешлю), что я в этом не вижу ничего такого, что могло бы повредить продаже «Капитала», - скорее это может оказаться полезным; что я к тому же не могу воспрепятствовать этому; но если он предполагает принять против этого какие-либо меры, то пусть сообщит мне, чтобы я известил об этом кого следует.
С абстрактной точки зрения, то есть независимо от Мейснера, новое популярное и краткое (по размеру вдвое меньше, чем у Девиля) изложение теории прибавочной стоимости крайне необходимо, а работа Девиля в ее теоретической части несравненно лучше других. Нужно было бы только отбросить: 1) точное следование отдельным главам и разделам «Капитала» и 2) все, что не является необходимым для понимания теории прибавочной стоимости. Это заведомо предполагает переработку описательной части и ее значительное сокращение. Это, кроме того, устранит и главное опасение Мейснера, особенно, если будет изменено заглавие, например: «Неоплаченный труд и его превращение в капитал» или что-нибудь в этом роде.
В крайнем случае можно было бы напечатать эту вещь у Дица и издать в Швейцарии, как издана «Женщина» Бебеля. Итак, обдумайте это дело и напишите мне. Прилагаю две фотографии - для Вас и для Моттелера. История с недостающим номером «Soz..ldemokrat» тем временем выяснилась; это - величайший успех, которого до сих пор добилась социалдемократия; ей удалось включить 53 недели в год - настоящее чудо! Если продолжать в том же духе, то все мы проживем на 2% дольше.
Сердечный привет Бернштейну и Вам от Вашего Ф. Э.
Я хотел приложить почтовый перевод на 1 ф. ст. от Шорлеммера, но запоздал, придется отложить до следующего раза. Когда кончается срок подписки моей и Тусси? Она тоже не получала своего «So..ldemokrat» до позавчерашнего дня; неужели об этом забыли? Пожалуйста, попросите проверить.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 14 января 1884 г.
Дорогая Лаура!
При сем чек на 15 ф. ст., благодаря которому, надеюсь, требования домовладельца прекратятся. Такой же недостаток новостей, на который жалуешься ты, царит и здесь; старушка Ним и я большей частью одни в доме, на что по крайней мере я не очень жалуюсь, так как еще довольно слаб и поправляюсь лишь медленно. Перси очень занят в своем новом предприятии и последнее время очень нездоров - ревматизм, рожистое воспаление носа и, наконец, катар желудка. Тусси и Эвелинг заходили вчера. «Вчера» напоминает мне о «To-Day», который, надеюсь, ты получила.
Довольно разношерстное общество; о большинстве этой компании Гейне сказал: «Но темною тучей идея была, Что в сердце своем вы носили».
Это начало, и со временем они уничтожат друг друга.
Получаешь ли ты «Soz..ldemokrat»? Если нет, то дай мне знать. Следовало бы организовать обмен изданиями между Цюрихом и Парижем, это предотвратит те ошибки и недоразумения, которые имели место некоторое время тому назад. Каутский хочет перевести «Капитал» Девиля; был ли послан экземпляр в Цюрих? Если нет, пожалуйста, проследи за этим (адрес: Редакция «So..ldemokrat», Народная книготорговля, Хоттинген-Цюрих, Швейцария). Если этот перевод будет сделан, я попрошу послать другой экземпляр Мейснеру, чтобы предотвратить неприятности в будущем. Я дам тебе знать, как только вопрос разрешится.
Прилагаю 5 фотографий Мавра и 4 моих. Фотографий Мавра, больших или маленьких, ты можешь получить, сколько хочешь.
Приведенные Полем примеры победоносного немецкого «вкуса» в большинстве случаев стары, как мир. То, что немецкие картинки для детей обычно хороши, объясняется довольно просто. Более 50 лет они делаются, главным образом, в Дюссельдорфе, Мюнхене и т. д., а рисунки принадлежат молодым и часто талантливым художникам, которые занимаются этим, чтобы заработать немного денег. Однако я припоминаю, что 40 лет назад в Германии появились французские картинки такого рода, многие из них были сделаны Аданом - художником, рисовавшим лошадей и солдат, и они были несравненно выше немецких по отделке и живости изображения. Если это дело не было продолжено французскими художниками, то, должно быть, потому, что картинки не нашли сбыта.
Что касается игрушек, то превосходство немцев заключается: 1) в дешевизне, в самом нищенском уровне жизни в домашней промышленности (это очень хорошо описано недавно дром Эмануэлем Заксом в книге «Домашняя промышленность в Тюрингии») и 2) в том, что игрушки изобретаются крестьянами; горожане никогда не смогут придумать что-нибудь для детей, меньше всего французские горожане, которые ненавидят своих собственных детей.
В отношении мебели Поль сам приводит причину: бестолковая фискальная политика французского правительства.
Цветы - та же причина: разделение труда и низкая заработная плата: кто может выдержать конкуренцию по дешевизне с лондонским Ист-Эндом (восточная часть Лондона, заселенная пролетариатом и бедняками) и Германией? Вообще говоря, буржуазный вкус до такой степени становится безвкусицей, что даже немцы могут надеяться удовлетворить его. И если какая-либо отрасль производства до того подорвана, что ее рыночным принципом стал девиз «дешево и гнило», то ты можешь быть уверена, что немцы окажутся тут как тут и победят всяких конкурентов, заставив голодать своих собственных рабочих. А так как это является теперь общим правилом для всех отраслей производства, то этим и объясняется появление немецких товаров во всех отраслях и на всех рынках.
Я послал Лаврову номер «Standard» за прошлый четверг, в котором содержится сообщение об интервью их корреспондента с начальником петербургской полиции и где во всем обвиняют Лаврова, причем вся эта штука, конечно, сфабрикована на потребу филистера, но так глупо, что преследуемая цель явно просвечивает в каждом слове.
Джоллимейер уехал в прошлый понедельник; ему значительно лучше, но все же он еще не поправился. Сэм Мур совсем не приехал, у него был острый катар желудка, а теперь он занят в канцлерском суде в Манчестере и Ливерпуле. У него в самом деле для начинающего очень большие успехи на юридическом поприще.
Сегодня утром я получил письмо от Мейера, в котором он сообщает, что не будет здесь до марта, и просит меня ни больше, ни меньше, как переслать ему все имеющиеся у меня материалы по истории немецкого социализма, вплоть до 1852 года! Они, конечно, нужны мне самому для биографии Мавра. Разумеется, я ему откажу.
Ним шлет привет тебе и Полю, и, употребляя сакраментальное выражение английского филистера, я «присоединяюсь» к ней.
Искренне любящий тебя Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Лондон, 18 января 1884 г.
Дорогой Бебель!
Наконец-то я опять в состоянии хоть два-три часа в день проводить за письменным столом и выполнять свои корреспондентские обязанности. Ничего особенно серьезного или мучительного не было, но история эта дьявольски затяжная и надоедливая, и мне еще долгое время придется внимательно следить за своим здоровьем.
Мое письмо о фрейлейн Ислейб, написанное в постели карандашом, ты, по всей вероятности, получил; так как я больше ничего не слышал, то полагаю, что с этим делом покончено.
Письмо Либкнехту под мою диктовку написал Каутский, который был как раз здесь; надеюсь, что Либкнехт письмо получил и, как я его просил, передал тебе. Из него ты увидишь, что я не питаю никаких иллюзий относительно американской затеи и не был склонен изображать тебе это дело как абсолютно необходимое. Но я по-прежнему считаю: если вы хотите добиться успеха, то нужно ехать вам двоим и никому другому. Можешь ли ты поехать - об этом я судить не берусь, это ты должен знать сам. Но несомненно одно: никакими американскими деньгами нельзя было бы возместить тот ущерб, который неизбежно был бы нанесен, если бы посланные лица опять принизили партийную позицию до вульгарнодемократического и добродетельно-филистерского уровня, как это сделали Фрицше и Фирек. А против подобных вещей твое присутствие было бы, конечно, самой верной гарантией.
Очень порадовали меня хорошие вести, которые ты сообщил об успехе движения. Правительство в самом деле не могло найти лучшего способа поддержать и усилить движение, как повсюду вовлекая наших людей в эту ожесточенную местную борьбу с полицией, - в особенности если полиция состоит из таких жалких субъектов, как в Германии, и наши ребята могут затем повернуть острия копий и перейти в наступление против врага. Если к тому же еще полицию сбивают с толку все время меняющиеся инструкции сверху, как было недавно в Берлине, то это нам еще более на пользу.
Если бы снова повторили попытку ввести в моду «право на труд», то я тоже написал бы об этом в «So..aldemokrat». Я обсуждал этот вопрос с Каутским; мне очень хотелось бы, чтобы Гейзер и компания сперва чем-нибудь себя связали, проявили себя в чем-нибудь конкретном, чтобы было за что зацепиться, но Каутский думает, что они этого не сделают. Эти бездельники - студенты, приказчики и т. д. - проклятие для движения. Они ровным счетом ничего не знают и именно поэтому решительно ничему не желают учиться; их так называемый социализм - обывательская фраза и ничего более.
Удастся ли вам отделаться от параграфа об осадном положении, я не знаю, - всегда будут ссылаться на тот предлог, что только таким путем можно охранить особу старика Вильгельма, а перед этой фразой все филистерство ползает на брюхе.
Большое спасибо за твою книгу «Женщина». Я прочел ее с большим интересом, - в ней очень много хорошего. Особенно ясно и хорошо то, что ты говоришь о развитии промышленности в Германии. Я тоже в последнее время немного занимался этим вопросом и, если бы нашлось время, написал бы об этом кое-что в «So..demokrat». Филистеры странным образом не понимают, что столь оплакиваемая «язва бродяжничества» является неизбежным продуктом развития крупной промышленности при сложившихся в Германии условиях земледелия и ремесла и что развитие именно этой крупной промышленности, - поскольку Германия повсюду оказывается последней, - может происходить только под постоянным давлением плохого экономического положения. Ибо немцы способны выдерживать конкуренцию лишь при условии более низкой, сведенной до нищенского уровня заработной платы и все более сильной эксплуатации домашней промышленности, находящейся на задворках фабричной промышленности. Превращение ремесла в домашнюю промышленность и постепенное превращение последней, поскольку это окупается, в фабричную и машинную промышленность, - таков процесс развития в Германии. Подлинно крупная промышленность существует у нас пока только в черной металлургии, в текстильной же промышленности все еще господствует ручной ткацкий станок благодаря нищенской заработной плате ткачей и их картофельным огородам.
И в Англии промышленность приобрела другой характер. Десятилетний цикл, повидимому, нарушен с тех пор, как с 1870 г. благодаря американской и германской конкуренции начала подходить к концу монополия Англии на мировом рынке. С 1868 г. в основных отраслях господствует угнетенное состояние дел при медленном росте производства, а теперь Америке и Англии как будто угрожает новый кризис, которому здесь, в Англии, не предшествовал период процветания. Вот где тайна внезапного, хотя и медленно подготовлявшегося за последние три года, но теперь внезапно вспыхнувшего здесь социалистического движения. Организованные рабочие - тред-юнионы - до сих пор держатся от него в стороне; оно развивается среди «образованных», вышедших из буржуазии элементов, которые кое-где, иногда небезуспешно, пытаются войти в соприкосновение с массами. Люди эти в моральном и интеллектуальном отношении очень неравноценны, поэтому пройдет некоторое время, пока они рассортируются и положение Станет ясным. По движение это теперь вряд ли снова совершенно замрет. Генри Джордж с его национализацией земли сыграет, по всей вероятности, роль метеора, потому что здесь этот вопрос в связи с гигантскими размерами крупного землевладения имеет как традиционное, так и реальное значение. Но в первой в мире промышленной стране дело не может на долгое время ограничиться этим. Притом Джордж - настоящий буржуа, и его план - все государственные расходы покрывать за счет земельной ренты - лишь повторяет план рикардовской школы и, стало быть, насквозь буржуазен.
Если хочешь изучить образчик государственного социализма, примером тебе может послужить Ява. Там голландское правительство на основе древних коммунистических сельских общин так недурно «социалистически» организовало все производство и так ловко взяло в свои руки продажу всех продуктов, что, кроме приблизительно 100 млн. марок на жалованье чиновникам и армии, ему ежегодно остается около 70 млн. марок чистого дохода для уплаты процентов несчастным государственным кредиторам Голландии. В сравнении с этим Бисмарк - сущий младенец!
В России теперь так или иначе в течение этого года, вероятно, будет конституция, а тогда может начаться.
Твой Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Лондон, 23 января 1884 г.
Дорогой Бебель!
В моем субботнем письме* я забыл тебе сказать, чтобы ты и Либкнехт не заказывали себе третьего издания «Капитала»**, потому что, как только мы получим экземпляры, мы пошлем каждому из вас по одному. Третий экземпляр будет послан в партийный архив103 в Цюрих.
Относительно перевода «Женщины» Тусси, вероятно, тебе написала. Что касается твоего гонорара, то едва ли удастся что-либо выколотить, впрочем, можно попробовать; самое большее - 3 пенса = 0,25 марки за проданный экземпляр, это здесь обычная оплата. Я думаю, что эту книгу здесь можно было бы продавать по 2 или по 21/2 марки, из которых по меньшей мере 30% пошли бы в карман книготорговцев. Издателей, которые занимаются такого рода книгами, здесь еще очень мало, и они бедны. Мы сами за английское издание «Капитала» получим, вероятно, не больше 200 ф. ст. наличными и, быть может, придется оплатить перевод, так что на нашу долю придется половина этой суммы; иначе, пожалуй, ничего не выйдет.
Сердечный привет Либкнехту и тебе от твоего Ф. Э.
ЧАРЛЗУ ФИЦДЖЕРАЛДУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, между 26 и 28 января 1884 г.]
При сем прилагаю почтовый перевод на 10 шилл. 10 пенсов - мою годовую подписную плату за «Justice».
Я так перегружен работой не только на ближайшее время, но и в более отдаленном будущем, что было бы легкомысленно с моей стороны обещать сотрудничество в Вашей газете.
Последние полгода из-за болезни я был лишен возможности работать как следует и только сейчас понемногу восстанавливаю силы, необходимые для выполнения моей самой неотложной задачи - подготовки к печати рукописей, оставленных моим покойным другом Марксом. Этому я обязан посвятить все свое время. Я обещал статью для «To-Day», но это обещание было сделано при более благоприятных обстоятельствах, и боюсь, что им также придется подождать.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 28 января 1884 г.
Дорогой Бернштейн!
Мое письмо от 1-го Вы, вероятно, получили, так же как и Каутский - письмо от 9-го.
Относительно последнего я не совсем уверен из-за сомнительного номера дома (38?); я послал ему также фотографии, которые он просил.
Теперь такой вопрос.
Среди наследства Маркса кое-что подойдет для партийного архива; я как раз занят разборкой книг и т. д. и рад, что опять в состоянии это делать. При этом попадается много такого, что здесь не нужно, но могло бы очень пригодиться для библиотеки редакции, а также то, что здесь излишне, потому что имеется in duplo. Прежде всего словари: 1) большой французско-немецкий словарь Мозена- Пешье, пять томов ин-кварто, в сильно истрепанных переплетах; 2) старый итальянский словарь Ягемана, тоже очень хороший; 3) испанские, голландские, датские словари и, может быть, еще и другие. Я еще не узнавал, не захочет ли Тусси оставить что-нибудь из них для себя; если нет, не прислать ли мне их в Цюрих вместе со всем остальным? Кроме этого, найдутся и другие книги, которые можно будет Вам предложить, как только я узнаю, что Вы на это согласны.
Далее по поводу «Justice». Эту газету Гайндман внезапно выпустил в свет без достаточной финансовой и без всякой литературной подготовки. «To-Day» мог бы продержаться и за полгода или год превратиться в еженедельник. Теперь же оба эти издания должны будут взаимно ослаблять друг друга. Но Гайндману не терпится, и он, вероятно, снова обожжется на этом. Меня просили сотрудничать, но я отказался, сославшись на недостаток времени. В «To-Day» безусловно можно принимать участие, но не в еженедельнике, выступающем в качестве партийного органа; тут надо сначала посмотреть, что к чему. По полной бессодержательности обоих первых номеров видно, что эта публика уже совершенно выдохлась и рассчитывает теперь только на новых сотрудников. Словом, это неудачная затея, и только неожиданные благоприятные обстоятельства могли бы помочь газете стать на ноги.
На тот случай, если бы г-н фон дер Марк или кто-нибудь другой стал еще говорить об «уступках» анархистам с нашей стороны, привожу места, доказывающие, что исчезновение [Aufhoren] государства мы провозгласили еще тогда, когда никаких анархистов вообще не существовало.
«Нищета философии», стр. «Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества».
«Манифест», конец второй главы: «Когда в ходе развития исчезнут классовые различия... публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова - это организованное насилие одного класса для подавления другого».
Последний номер «So..demokrat» опять был очень хорош; живое изложение и много материала. Правда, последнее не всегда зависит от редакции. Ваша обработка Лафарга прелестна, отдельные немецкие выражения меня очень позабавили.
Привет Каутскому.
Ваш Ф. Э.
ЛЮДВИГУ КШИВИЦКОМУ В ЛЕЙПЦИГ [Черновик]
Лондон, 28 января 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Уважаемый товарищ!
Отвечаю на Ваше любезное письмо от 23 этого месяца. Перевод «Капитала» Маркса на польский язык мы можем только с радостью приветствовать и с удовольствием готовы по мере сил содействовать устранению всех препятствий, которые могут встретиться при опубликовании этого издания.
Являясь литературными душеприказчиками автора, мы настоящим даем полное согласие на издание этого перевода и желаем Вам всяческого успеха.
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 28 января 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Лавров!
Около трех недель тому назад я послал Вам номер «Standard» со статьей, которая могла представлять для Вас интерес. Надеюсь, Вы его получили.
Я занимаюсь - здоровье, наконец, позволяет мне это - разборкой книг и т. д., оставленных Марксом. Среди прочего имеется вся та русская библиотека, которая составилась благодаря любезности Даниельсона и содержит очень важные материалы о современном социальном положении в России. Там собрано почти все, что вышло из печати. В моем возрасте и при моей чрезмерной загруженности я лишен возможности a novo** приняться за углубленное изучение России, которое, к несчастью, прервалось со смертью нашего друга. Тогда мне пришла мысль, что наш долг - предоставить эти книги в Ваше распоряжение, и Тусси согласилась со мной. Вы, как признанный представитель русской революционной эмиграции и старый друг покойного, конечно, больше, чем кто-либо другой, имеете право на собрание книг, составленное благодаря преданности Ваших и наших друзей в России, - с тем, чтобы оставить его в Вашем личном пользовании или чтобы оно послужило ядром для создания библиотеки русской революционной эмиграции. Если Вы согласитесь, я Вам могу послать эти книги - на Ваш адрес или по любому другому адресу, который Вы мне укажете в течение февраля. Я оставлю здесь только те книги, из которых Маркс сделал выписки, а также те, которые могут мне понадобиться для второго тома «Капитала». За вычетом всех этих книг наберется приблизительно около ста томов.
Что касается второго тома, то я, наконец, начинаю в нем разбираться. Для второй книги, «Обращение капитала», для наиболее важных ее частей, для начала и конца, у нас есть варианты, сделанные в 1875 г. и позднее. Тут надо будет только привести цитаты согласно имеющимся указаниям. Для средней части книги есть не менее четырех вариантов, написанных до 1870 года; в этом единственное затруднение. Третья книга - «Процесс капиталистического производства, взятый в целом» - существует в двух вариантах, написанных до 1869 года; к более позднему времени относятся только несколько заметок и целая тетрадь, представляющая в уравнениях отношение нормы прибавочной стоимости к норме прибыли. Но выписки из книг о России и о Соединенных Штатах содержат множество материалов и заметок о земельной ренте; другие относятся к денежному капиталу, кредиту, бумажным деньгам как орудию кредита и т. д. Я еще не знаю, в какой мере смогу их использовать для третьей книги, - может быть, лучше будет объединить их в отдельном издании. Я так, несомненно, и сделаю, если включение их в «Капитал» представит слишком большие трудности. Для меня важнее всего, чтобы книга вышла как можно скорее, и затем особенно важно, чтобы то, что я издаю. было настоящим произведением Маркса.
Со дня на день мы ждем экземпляров третьего издания первого тома; мы Вам пошлем один из них, как только получим.
Женевские русские издания - «Манифест» и т. д. - доставили мне большое удовольствие.
Только что получил письмо от двух поляков, Кшивицкого и Сосновского. Они просят нашего разрешения на польский перевод «Капитала». Конечно, мы это разрешение дали.
Сосновский находится в Париже. Может быть, Вы случайно знаете этих граждан?
Преданный Вам Ф. Энгельс
22:36 12.07.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 4 февраля 1884 г.
Дорогой Каутский!
Перед закрытием почты пишу наспех несколько строк.
Прошу срочно сообщить мне, как Вы хотите обработать Девиля, - перевести дословно, сохранив главы, или же сократить, как предлагал я. Как только я буду это знать, смогу запросить Мейснера; я ведь должен сообщить ему нечто определенное. Один экземпляр для Мейснера заказан в Париже; к тому времени, когда он прибудет, вероятно, придет и Ваш ответ.
Теоретическую часть я охотно отредактирую, хотя и не считаю это необходимым. Редактировать же описательную часть не имеет смысла, Вы ведь не повторите ошибок Девиля.
Основная его ошибка в том, что он толкует как абсолютные те положения, которые у Маркса имеют силу лишь при определенных условиях. Девиль эти условия опускает, и потому самые положения представляются неправильными.
Обо всем остальном через несколько дней.
Ваш Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 5 февраля 1884 г.
Дорогой Бернштейн!
Об одном Вы можете не беспокоиться: я не желаю себе лучшего переводчика, чем Вы. В первом листе, стремясь к верной и точной передаче смысла, Вы несколько пренебрегли стилем, - только и всего. К тому же мне хотелось передать в переводе своеобразный, непривычный для Вас стиль Маркса, - этим и объясняются многочисленные поправки.
Если Вы, передав смысл по-немецки, прочтете рукопись еще раз, облегчая построение фраз, и будете при этом помнить, что везде, где только возможно, надо избегать громоздкого школьного синтаксиса, который нам всем вбивали в голову и при котором глагол в придаточном предложении ставится непременно в самом конце, - то Вы не встретите больших затруднений и сами приведете все в порядок.
Лучше всего посылайте мне рукопись по частям, более или менее законченными кусками - по 1, 11/2 или 2 печатных листа сразу. Тогда я тут же буду писать примечания. Корректуру я тоже охотно просмотрел бы, в печати многое выглядит по-иному.
Пришлите мне, пожалуйста, статью из старого «So..al-Demokrat» «О Прудоне», я упустил это из виду; может быть, ее придется целиком включить в предисловие. Вы, конечно, получите ее обратно.
Относительно фон дер Марка и «Volkszeitung» я вполне разделяю Ваше мнение. Когда умер Маркс, Шевич подделал мою телеграмму к Зорге и напечатал ее так, будто она была послана мной в «Volkszeitung». Я заявил протест*. Он оправдывал подделку лживым утверждением, будто первое слово было неразборчиво, - но напечатал-то он его правильно! Другой его довод, - что он «считал это необходимым в интересах газеты»! К тому же мой протест, по его мнению, «мелочен». Конечно, когда эти господа использовали смерть Маркса для саморекламы и для провозглашения своего полусоюза с Мостом, это не было «мелочным», а скорее свидетельствовало об их широкой натуре. Но Шевич - последний из социалистически настроенных русских аристократов, а эти люди всегда стараются «идти дальше всех» и привыкли использовать все на свете в качестве средства для своих целей. Статья о терпимости была просто глупой. Русские с наслаждением лупили друг друга, и ирландцы тоже.
Не знаю, получаете ли Вы «Travailleur» и т. д., я получаю время от времени отдельные номера и посылаю их Вам. Посылаю, кроме того, два номера «So..aldemokrat» с пометками Маркса, которые, пожалуй, будут Вам интересны.
Итак, фунт Шорлеммера я оставляю здесь, прошу занести его на мой счет, а Шорлеммеру зачесть из этих денег его годичную подписную плату, остаток же передать в избирательный фонд с соответствующим объявлением в «So..aldemokrat». Прошу также занести на мой счет подписную плату за меня и за Тусси, если Тусси не получит газету в обмен на «To-Day». Затем прошу посылать газету Тусси по другому адресу: Мисс Маркс, 32, Great Coram street, W. С., London.
Понятия не имею, что делать с деньгами на памятник Марксу. Сколько их там всего?
Если хотите, я напишу Вам статью для номера к 14 марта, скажите мне только приблизительно, о чем писать, чтобы она была подходящей для Вас.
У Мейснера, вероятно, есть еще экземпляры «Восемнадцатого брюмера»; то, что он не распространяет это произведение, объясняется, должно быть, боязнью. Так как Маркс продал ему все издание, то мы тут ничего поделать не можем.
Из книг Тусси забрала себе лучшие словари, французские и итальянские, но осталось еще достаточно, и я приберег для Вас одну замечательную вещь - редакционный экземпляр «Neue Rheinische Zeitung». В этом месяце я Вам все перешлю.
Стихов я не знаю - разве что «Король-Пар» из моего «Положения рабочего класса»; теперь здесь разыскивают английский подлинник этого стихотворения, но он, по-видимому, совсем исчез, так же как сербский подлинник гётевской песни «Плач благородной жены Асана-Аги»; с ним дело обстоит даже еще хуже, потому что последний все же существует в рукописном виде.
Чего бы не дал Бисмарк, чтобы иметь «венцев в Берлине», то есть анархистов! Это настоящая карикатура на русских, но, несомненно, выращенная полицией!.
Ваш Ф. Э.
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 5 февраля 1884 г.
Дорогой Лавров!
Значит, решено, книги я Вам вышлю.
Ах, этот второй том! Если бы Вы знали, мой старый друг, как бы мне хотелось поскорее его подготовить! А вот пришлось потерять полгода из-за моей проклятой болезни. И теперь еще я не смогу всерьез приступить к этой работе раньше середины марта; это время мне понадобится для того, чтобы разобрать все книги, бумаги, газеты и т. д., а я могу, не переутомляясь, заниматься этим всего лишь по нескольку часов в день. Особенно это беспокоит меня потому, что я - единственный из оставшихся в живых, кто в состоянии расшифровать этот почерк и разобрать эти сокращения слов и целых фраз. Что касается издания выпусками, то это отчасти будет зависеть от издателя и от германских законов. Пока я не думаю, чтобы это было подходящим для такой книги, как эта.
С корректурными листами я постараюсь поступить так, как этого хочет Лопатин. Но около двух месяцев назад Вера Засулич писала мне, чтобы я предоставил перевод ей. Я ответил, что преимущественное право на перевод остается за Лопатиным и что говорить об этом пока преждевременно. Но обсудить возможность публикации перевода в России можно было бы уже сейчас. Как вы думаете, можно ли это сделать? Вторая книга носит чисто научный характер и трактует лишь вопросы, относящиеся к взаимоотношениям внутри самой буржуазии. Но в третьей будут места, которые заставляют меня сомневаться даже в возможности напечатать их в Германии при исключительном законе.
В отношении издания полного собрания сочинений Маркса - то же самое затруднение, и это только одна из многочисленных трудностей, которые надо преодолеть. У меня около 60 листов (по 16 печатных страниц) старых рукописей Маркса и моих 1845-1848 годов. Из всего этого можно будет опубликовать только извлечения, но я не смогу взяться за это, пока не закончу работу над рукописью второго тома «Капитала». Так что остается только ждать.
Статья, о которой Вы говорите и которой у нас здесь тоже нет, вероятно, объемом от 3 до 5 печатных листов. Это сводный обзор политического развития Франции с 24 февраля 1848 до 1851 года. Это вкратце изложено в «Восемнадцатом брюмера», но все-таки статью стоит перевести. Я сам разыскиваю полный экземпляр «Revue der Neuen Rheinischen Zeitung», у меня есть только 2/5 всех выпусков.
Девиль прислал мне свою рукопись для редактирования. Так как я был болен, то ограничился лишь теоретической частью, где мне пришлось исправить очень немного. Но описательная часть составлена слишком бегло. Прежде всего она иногда непонятна тому, кто не читал оригинала, и затем он часто дает выводы Маркса, совершенно опуская условия, тогда как эти выводы только при этих условиях и являются правильными. Это иногда создает несколько искаженное впечатление. Я обратил на это его внимание, но книгу хотели выпустить как можно скорее.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 5 февраля 1884 г.
Дорогая Лаура!
Я знал, что он снова объявится. Получил «Travailleur». Очень забавно, что Поль и Гед «опоздали на поезд». Надеюсь вскоре получить хорошие известия о детях - Тусси несколько беспокоится о них; надеюсь также, что ты поправилась от своей простуды. Ним простудилась так же основательно, как и ты, я котел, чтобы она выпила вчера вечером стаканчик горячего виски на ночь, но она отказалась, как и следовало ожидать. Пумпс чувствует себя неважно, вчера она заходила с Эльзой, которая выглядит некрасивой, как всегда (и в то же время очень худой); они встретили здесь Тусси и Эвелинга, которые зашли по делу. Брэдло и г-жа Безант в ярости от нового «повального увлечения» социализмом в Лондоне, что грозит лишить их средств к существованию, и поэтому они повели атаку или, вернее, две - на Тусси и Эвелинга. Брэдло распространяет самые таинственные инсинуации относительно того, что Мавр будто бы проповедовал убийство и поджог и находился в тайном союзе с правительствами на континенте, - но ничего конкретного. Я хочу дать ему еще немного развернуться, прежде чем демаскирую мои батареи.
Ним и я занимаемся теперь книгами на Мейтленд-парк. Среди них много таких, которые бесполезно было бы нагромождать у меня или у Тусси, да здесь и не хватит места больше, чем для половины их. Там есть много хороших и ценных французских книг, которые, как мы думаем, могли бы быть полезнее тебе и Полю, чем кому бы то ни было, например:
Мабли. «Полное собрание сочинений».
Адам Смит, по-французски (превосходное издание в переплете)*.
Мальтус. То же.
Гизо. «История цивилизации во Франции».
Все книги о французской революции (Лустало. «Два друга свободы» и т. д. и т. д.).
Итак, если вы хотите взять их, мы пошлем их вам, оплатив пересылку. Я не могу составить полный список. Точно так же, если Полю нужны еще какие-нибудь американские официальные издания, их там много - мне же понадобятся только немногие. Там есть некоторые твои книги («Драматурги старой Англии» и т. д.), которые можно будет переслать одновременно.
Пожалуйста, сообщи мне поскорее, ибо срок приближается, и мы находимся в состоянии крайнего embarras de richesses. Русские книги мы обещали Лаврову; он, я считаю, имеет на них полное право, так как за пределами России является ближайшим другом Даниельсона.
Целый ряд дублетов и т. д. мы собираемся послать в Цюрих, частично для партийного архива, частично для библиотеки редакции. Большинство Синих книг - Сэму Муру для использования их при переводе; и несколько «популярных» произведений - здешнему Рабочему обществу.
Итак, если тебе или Полю нужны еще какие-нибудь отдельные книги, то, пожалуйста, сообщите, и мы перешлем вам все то, что не является здесь абсолютно необходимым.
Вчера я получил письмо от некоего Нонне, студента-дипломника филологического факультета, который был некоторое время тому назад здесь, а теперь в Париже, живет по адресу: 56, Boulevard de Port-Royal. Он является одним из руководителей немецких рабочих в Париже, которых, как ты помнишь, несколько лет тому назад Малон совратил своими льстивыми речами и которых толкнули еще в этом направлении некоторые глупые промахи «Citoyen ». Теперь, со времени «Международной конференции», они стали яростными антибруссистами, но все еще неразлучны с Ад. Леклером и его «Интернациональным кружком». Я несколько раз просил Поля установить связь с парижскими немцами. Они немногого стоят, но оказывают влияние на германскую партию в отношении парижских дел.
Со времени закона против социалистов эти заграничные общества, естественно, вновь приобрели влияние, значительно превышающее их заслуги, ибо они являются единственными объединениями, сохраняющими характер открытых организаций. Газете «So..aldemokrat» будет трудно выступить прямо против них со своей оценкой парижских внутренних раздоров. Поэтому стоит попробовать убедить их, что будет нетрудно, а так как этот человек ваш сосед, то я счел за лучшее послать ему мою карточку, «чтобы рекомендовать г-на Нонне г-ну и г-же Лафарг». Выйдет ли из этого что-нибудь, не знаю, во всяком случае надеюсь, что вы извините мою бесцеремонность.
Очень жаль, что я мало видел гражданина Робле - он приехал, появился и снова исчез.
Соблаговолит ли Поль написать нам несколько слов относительно своих таинственных приключений в провинции?
Что стало с гражданкой Поль Минк? Последние сообщения гласили: «она разрывается на части на юге» и, что после этого не удивительно, «развивает свою тему». Каков результат?
Любящий тебя Ф. Энгельс
Пришли, пожалуйста, как только будет возможно, еще один экземпляр «Капитала» Девиля. Каутский должен переводить его, но необходимо разрешение Мейснера, а я не могу рассчитывать на него, если не пошлю ему оригинала.
Как обстоит дело с новым изданием «Нищеты философии»? Люди продолжают докучать мне в связи с этим. Сделано ли что-нибудь?
ГЕНРИХУ НОННЕ В ПАРИЖ [Черновик] [Лондон, между 9 и 21 февраля 1884 г.]
По поводу намечаемого Вами плана я не могу дать определенного ответа, пока не знаю, о каких лицах идет речь и что имеется в виду. Могу только сказать, что при известных обстоятельствах я мог бы пойти на соглашение с людьми, которые не стоят целиком на революционно-коммунистической позиции, если они того стоят, но ни в коем случае не на союз с ними. Кроме того, мое время целиком занято работами, которые во что бы то ни стало должны быть выполнены, а моя международная переписка и без того достаточно обширна. Клемансо безусловно пришлось бы пойти еще значительно дальше, прежде чем мы могли бы заключить с ним союз. Сомневаюсь, может ли он, ближайший кандидат в министры со стороны крайней левой, желать чего-нибудь большего, чем просто «добрых отношений» с нами.
Такие добрые отношения можно поддерживать с социалистами самых различных оттенков до тех пор, пока не доходит до принципиальных или тактических разногласий, и тогда уже приязнь сменяется неприязнью. Теперь решайте сами, подходящий ли я для Вас человек.
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 14 февраля 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Старый дружище!
О моем здоровье тебе беспокоиться нечего, это была затяжная история, но совершенно неопасная, и она постепенно проходит.
Твои строки с пожеланием к Новому году я переписал и переслал Лауре.
Затем я только что опять отправил тебе по почте 5 ф. ст., чтобы ты, старина, и твоя жена могли немного подлечиться. Надеюсь, что сравнительно мягкая зима и приближающееся лучшее время года снова поставят вас обоих на ноги.
Я нашел кое-какие касающиеся тебя документы, но не могу еще сказать, все ли это; предстоит еще просмотреть целую большую корзину с письмами и т. д. Как только разделаюсь с этим, пошлю тебе все, что найду.
Что касается твоего плана, то прежде всего приходится считаться с условиями, существующими сейчас в Германии.
Время от времени я получаю сведения об этом непосредственно из самой Германии, и, судя по ним, там царит неограниченный полицейский произвол, правительство решило положить конец всякой легальной агитации со стороны нашей партии, под каким бы названием и предлогом эта агитация ни проводилась. Достаточно того, чтобы это исходило от социалдемократов, - и каждое собрание распускается, каждая попытка выступления в печати подавляется, из местностей, объявленных на осадном положении, высылают всех участников.
Опыт последних шести лет не оставляет у нас в этом отношении никаких сомнений.
По-моему, мы за границей совершенно не в состоянии решить вопрос о своевременности, сроке и содержании новой попытки массовой агитации, и это должно быть всецело предоставлено нашим товарищам в Германии, которые на себе испытывают притеснения и лучше всех знают, что возможно и что нет. Так что, если ты обратишься к Бебелю или Либкнехту и они там обсудят это дело, то я считал бы, что они должны решить - да или нет, а мы - подчиниться их решению.
Впрочем, с агитацией в Германии дело обстоит вовсе не так уж плохо, хотя буржуазная пресса большей частью замалчивает ее и только время от времени невольно издает стон ужаса по поводу того, что партия стремительно завоевывает почву, вместо того чтобы ее терять.
Полиция открыла нашим товарищам совершенно великолепное поле деятельности: повсеместную и непрерывную борьбу с самой полицией. Эта борьба везде и всегда ведется с большим успехом и, что лучше всего, - с большим юмором. Полицию побеждают и вдобавок еще высмеивают. И эту борьбу я считаю при настоящих обстоятельствах самой полезной.
Прежде всего она поддерживает у наших людей презрение к врагу. Нельзя было двинуть в бой против нас худшие силы, чем немецкая полиция; даже там, где она сильна, она терпит моральное поражение, а у наших ребят со дня на день возрастает уверенность в победе. Эта борьба приведет к тому, что как только притеснения, наконец, уменьшатся (а это случится в тот день, когда в России дело разыграется), мы будем насчитывать не сотни тысяч, а миллионы. Среди так называемых вождей много гнилья, но в наши массы я верю безусловно, а то, чего им не хватало в смысле революционных традиций, они все больше и больше приобретают в этой малой войне с полицией. И что ни говори, а мы никогда еще не видели пролетариата, который за такой короткий срок научился коллективно действовать и дружно идти в ногу. Поэтому, хотя на поверхности ничего и не видно, мы, по-моему, можем совершенно спокойно ожидать момента, когда затрубят сбор. Ты увидишь, как наши выступят!
С братским приветом.
Твой старый Ф. Энгельс
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ Лондон, 14 февраля 1884 г.
Дорогой Лавров!
Принимаю к сведению сказанное Вами относительно русского перевода второго тома «Капитала». Когда придет время, я вернусь к этому.
Что касается немецкого издания, то Вы знаете, что в Германии мы под властью самого неограниченного произвола и что там могут запретить все. Маркс никогда не считался с существующими законами, он всегда высказывался откровенно, и было бы чудом, если бы второй том не дал достаточно оснований для конфискации и изъятия по закону 1878 года. Но надо рискнуть, и я, конечно, ничего не стану смягчать.
Когда Г. Лопатин был здесь, он мне сказал, что Н. Даниельсон хочет, чтобы я ему вернул книгу под заглавием «Труды комиссии для исследования хлебной промышленности в России». Так вот, я нахожу много книг по торговле и производству зерна. Книга, наиболее подходящая к указанному заглавию, - это «Труды экспедиции, снаряженной императорскими Вольным экономическим и Русским географическим обществами, для исследования хлебной торговли и производительности в России», том II, 1870.
Об этой ли книге идет речь? Если да, то по получении подтверждения от Вас я ее немедленно отошлю обратно по адресу: Мойка, 27, Санкт-Петербург.
Надеюсь, что смогу отослать Ваши книги на будущей неделе. Некоторые из них я оставил у себя; если окажется, что они мне не понадобятся для второго тома, я отправлю их Вам позже.
Преданный Вам Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 16 февраля 1884 г.
Дорогой Каутский!
У меня сегодня есть немного свободного времени, поэтому отвечаю сразу же.
У Девиля необходимо переработать не только историческую часть, но также и описательную (рабочий день, кооперация, мануфактура, крупная промышленность и т. д.), в чем Вы сможете убедиться, если внимательно прочитаете несколько глав. Пока я Мейснеру ничего не напишу, пошлю ему только французскую книгу и извещу о том, что теперь она перерабатывается и что в свое время я сообщу ему подробности.
В Париже выходит также новое французское издание «Нищеты». Я пишу к нему предисловие; в предисловии к немецкому изданию я разоблачу миф о Родбертусе. Этот миф ведет свое начало от Р. Мейера и получил такое распространение в Германии, в Англии и даже в Америке, что этому нужно положить конец. Я докажу: 1) что в 1850 г. нам не представилось случая чему-либо научиться у г-на Родбертуса; 2) что мы его вовсе не знали; 3) что его великие открытия были банальностями еще в 1848 году; 4) что его специфические социалистические панацеи подвергнуты критике уже в «Нищете», прежде чем Родбертус их открыл.
Вы увидите, что для Вас все еще остается достаточно работы, но то, о чем идет речь выше, могу сделать только я, потому что я это пережил, а также потому, что только я один располагаю соответствующим материалом, относящимся к 1840-1850 годам.
Родбертусовская теория ренты - абсурд; в первой рукописи «Капитала» 1861-1863 гг.126 есть обстоятельная, написанная Марксом в довольно ироническом тоне критика этой теории в очень объемистом разделе «Теории прибавочной стоимости», который я, вероятно, напечатаю в конце второго тома или как третий том.
Но для моего предисловия мне нужно: Родбертус. «Открытое письмо комитету Германского рабочего союза». Лейпциг, 1863 год. Не можете ли Вы или Эде достать мне эту вещь на несколько дней? Я верну ее, как только сделаю выписки.
Статью о Прудоне из старого «So..al-Demokrat», которую обещал Эде, я еще не получил, может быть, сегодня вечером она прибудет. По всей вероятности, я переведу ее для французского издания.
Если бы Эде вдруг появился здесь, я бы очень обрадовался, вдобавок теперь я снова могу - в очень скромных размерах - выступить в роли собутыльника.
Возвращаюсь к Вашему предпоследнему письму. Диц давно уже хочет получить «Положение рабочего класса»; я условно дал согласие, впредь до выяснения моих отношений со старым издателем, Вигандом. Вот уже 15 лет, как Либкнехт обещает выяснить это (то есть мои юридические отношения с Вигандом) через Фрейтага, а я все еще ничего не узнал*. Во всяком случае Диц больше, чем кто-либо, имеет на это право, и я, наконец, сам приму меры, чтобы узнать, что я вправе сделать.
Следовало бы кому-нибудь взять на себя труд разоблачить распространяющийся, как зараза, государственный социализм, воспользовавшись его образчиком на Яве, где он процветает на практике. Весь материал имеется в книге адвоката Дж. У. Б. Мани: «Ява, или Как управлять колонией». Лондон, 1861, 2 тома. Из этой книги видно, как голландцы на основе древнего общинного коммунизма организовали производство на государственных началах и обеспечили людям вполне удобное, по своим понятиям, существование; результат: народ удерживают на ступени первобытной ограниченности, а в пользу голландской государственной казны поступает 70 млн. марок ежегодно (теперь, наверное, больше). Случай в высшей степени интересный, и из него легко извлечь практические уроки. Между прочим, это доказательство того, что первобытный коммунизм на Яве, как и в Индии и в России, образует в настоящее время великолепную и самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма (пока его не встряхнет стихия современного коммунизма). В условиях современного общества он оказывается столь же кричащим анахронизмом (который либо должен быть устранен, либо же получить дальнейшее развитие), как и независимая община-марка старых кантонов.
Относительно первобытного состояния общества существует книга, имеющая решающее значение, такое же решающее, как Дарвин в биологии; открыл ее, конечно, опять-таки Маркс: это - Морган, «Древнее общество», 1877 год. Маркс говорил об этой книге, но я тогда был занят другим, а он к этому больше не возвращался; он, очевидно, был доволен таким оборотом дела, потому что, судя по очень подробным выпискам из этой книги ( К. Маркс. «Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество»»), сам хотел познакомить с ней немцев. Морган в границах своего предмета самостоятельно вновь открыл марксово материалистическое понимание истории и приходит к непосредственно коммунистическим выводам в отношении современного общества. Впервые римский и греческий gens получил полное объяснение на примере родовой организации дикарей, в особенности американских индейцев; таким образом, найдена прочная база для первобытной истории.
Будь у меня время, я обработал бы этот материал, использовав замечания Маркса, для статьи в «So..aldemokrat» или в «Neue Zeit», но об этом и думать нечего. Все мошенничество Тэйлора, Леббока и К° окончательно лопнуло - вся эта эндогамия, экзогамия и прочий вздор. Эти господа замалчивают здесь книгу Моргана по мере своих сил, она напечатана в Америке; я заказал ее пять недель тому назад, но до сих пор еще не получил, хотя на титульном листе и значится лондонская фирма в качестве соиздателя!
Сердечный привет.
Ваш Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 16 февраля 1884 г.
Дорогая Лаура!
Завтра воскресенье, а в понедельник нам снова придется рыться на Мейтленд-парк, так что, если я не напишу тебе сегодня, то трудно сказать, на сколько времени придется отложить это. Мы, наконец, расчистили старый «склад», нашли массу вещей, которые нужно сохранить, а также около полутонны старых газет, которые невозможно разобрать. Думаю, что на следующей неделе сможем приступить к вывозу вещей, а еще через неделю продать оставшееся за любую цену. Одно время я опасался, что мне придется снова отказаться от этого, но, к счастью, мне становится лучше с каждым днем, я снова могу ходить в течение получаса так же быстро, как и раньше, и с помощью Ним справляться с двумя бутылками пильзенского пива и с изрядной порцией кларета каждые сутки.
Среди рукописей имеется первый вариант «Капитала» (1861- 1863 гг.)126, и там я нашел несколько сот страниц «Теорий прибавочной стоимости», часть которых вошла в переработанном виде в текст более поздних вариантов «Капитала», но здесь остается вполне достаточно для того, чтобы второй том превратился во второй и третий.
Бернштейн обещал выслать мне статью Мавра «О Прудоне», напечатанную в берлинском «So..al-Demokrat» за 1865 год. Очень вероятно, что всю ее целиком придется перевести для французского издания «Нищеты».
Между прочим, Бернштейн будет завтра в Лионе и, поскольку уж он пустился в путь, то, возможно, приедет в Париж и даже продлит свое путешествие до Лондона. Если он будет в Париже, пожалуйста, уговорите его приехать и сюда, я хочу повидать его по поводу множества дел; он знает, что найдет здесь готовую постель, а если у него недостаточно денег, то пусть это не останавливает его, мы это уладим.
Поль говорит мне, что я могу не торопиться с предисловием к «Нищете», но я не верю этому - у меня слишком большой опыт в отношении издателей. Я хочу знать, к какому времени Ориоль потребует предисловие, хотя и не могу поручиться, что сдам его в срок с точностью до одного дня или даже недели. Но мне необходимо знать хоть что-нибудь о сроке. Дом на Мейтленд-парк должен быть освобожден 25 марта, а у меня масса всякой работы кроме этого; я должен иметь возможность составить свои планы заблаговременно, по крайней мере до некоторой степени.
То, что Поль считает статьей Мавра по поводу прудоновского положения «La propriete c`est le vol» ( «Собственность - это кража»), находится в «Святом семействе», которое у меня есть.
Я не очень разделяю восторженность Поля по поводу лондонской «Justice», по-моему, газета ужасно скучна. Но чего можно ожидать от компании людей, взявшихся поучать мир по таким вопросам, в которых они сами невежественны? Нет ни одного жгучего вопроса, за разрешение которого они были бы в состоянии взяться. Гайндман сочетает интернационалистскую фразеологию с шовинистическими устремлениями, Джойнс - бестолковый невежда (я видел его две недели тому назад), Моррис на месте тогда, когда он занимается этим, но это не всегда так, бедняга Бакс крепко увяз в немецкой философии довольно устарелого типа.
Все это могло бы сойти для ежемесячного журнала, где есть возможность заблаговременно готовить статьи, но для еженедельника, который должен откликаться на всякого рода актуальные вопросы, это не годится.
Как бы то ни было, новое «респектабельное» социалистическое движение преуспевает здесь, оно становится модным, но рабочий класс все же не отзывается на него. От этого зависит все. И вот почему такой глупостью было торопиться с выпуском «Justice». Статьи, подобные этим, никогда не всколыхнут массы. Общение с рабочими в течение полугода подготовило бы читателей и научило бы авторов, как нужно писать для них. Но стоит ли ворчать?
Маленькие великие люди непременно хотят идти своим путем!
Надеюсь, дети поправляются. Ним беспокоится о них. Пожалуйста, сообщи нам, как у них дела.
Сердечный привет от Ним и от любящего тебя Ф. Энгельса
ДЖОНУ ДЕРБИШИРУ В МАНЧЕСТЕР [Черновик] [Лондон, не ранее 17 февраля 1884 г.]
Не могу ничего сделать сам в этом отношении; должен ли я передать Ваши «Принципы» в Демократическую федерацию, в «Justice» или в «To-Day»?
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 21 февраля 1884 г.
Дорогая Лаура!
Твои известия о здоровье детей более или менее утешительны, за исключением бедного Вольфа, который, однако, видимо, самый сильный из всех, и мы надеемся, что к тому времени. когда ты снова пришлешь нам весточку, он уже станет поправляться.
Что касается вопроса о том, что следует предпринять, если что-нибудь случится с Лонге, то об этом надо будет подумать тогда, когда такое событие действительно произойдет. Я не вижу большой пользы от «спекуляций» на этот счет - я имею в виду «спекуляцию» в философском смысле. Во всяком случае я не представляю себе, что мы можем поделать в этих условиях с таким заботливым отцом, как Лонге, но если у тебя есть соображения на этот счет, я буду очень рад узнать твое мнение.
Мы договорились с Джиттенсами относительно упаковки и отправки книг и т. п. вам и Лаврову, и так как они не приходили за этим несколько дней, то Ним пошла их поторопить.
Прилагаю предисловие к «Нищете», написанное самим Мавром! Бернштейн разыскал эту старую статью, которую я тут же перевел. Прошу тебя и Поля отредактировать мой перевод, чтобы он хорошо звучал по-французски, и вернуть вместе с оригиналом, который принадлежит «партийному архиву» в Цюрихе. К этому придется добавить лишь несколько слов. Но что скажет французская публика по поводу довольно бесцеремонной манеры, в которой Мавр высказывается на ее счет? И целесообразно ли приводить это верное и беспристрастное суждение, рискуя при этом, что Бруссы скажут: вот это пруссак? Как бы то ни было, мне очень не хотелось бы смягчать статью в угоду парижским вкусам, но об этом стоит подумать. Нельзя отрицать, что на протяжении 18 лет во Франции существовала bas empire.
«Добрый бог» Поля очарователен так же, как и введение к его лекции. Изложение также весьма привлекательно для его слушателей, и я не удивлен его успехом. Он мог бы, однако, давать им время от времени новую иллюстрацию из «Капитала», помимо старой цитаты из Либиха относительно роста рекрутов, и не касаться 1) конкуренции и 2) предложения и спроса, которые суть не что иное, как та же конкуренция. Если я требователен к нему, то лишь потому, что вижу, как это идет ему на пользу, и потому что, подвергаясь время от времени небольшой дозе суровой критики, он заметно совершенствуется; последние его выступления определенно свидетельствуют о больших успехах. Если бы только он был более внимателен к некоторым теоретическим вопросам (главным образом к деталям), то стал бы светилом в Париже, этом городе-светоче.
Сейчас я вынужден закончить. Ним вернулась, и нам нужно упаковать книги для России и Америки, чтобы успеть отправить их заказной бандеролью. Она говорит, что Джиттенсы не смогут прийти раньше вторника или среды. Она шлет тебе поцелуй, я также, и крепкое рукопожатие для Поля.
Любящий тебя Ф. Энгельс
ГЕНРИХУ НОННЕ В ПАРИЖ [Черновик] [Лондон, около 26 февраля 1884 г.]
То, что я Вам писал о Малоне, - это неоспоримые факты, которые были мне доказаны и которых не могут изменить никакие парижские сплетни. Малон действительно ушел с конгресса Лиги мира вместе с Бакуниным и 15 другими лицами и участвовал в учреждении тайного Альянса. Документ от марта 1870 г. я сам держал в руках. Что бы Малон теперь опять ни наврал про Интернационал, мне безразлично, и я вряд ли стану обращать на это внимание. То, что он самоучка, не дает ему, по-моему, права фальсифицировать историю.
Если он является подходящим человеком для роли вождя среди французов, то мне остается только пожалеть французский пролетариат.
Что касается Вашей пропаганды международных связей, то 1) цели ее настолько неопределенны, что я, право, не в состоянии тратить свое время на задачи такого расплывчатого характера; 2) почти все названные Вами лица мне не известны (единственный, которого я знаю более близко, как раз не назван). Но невозможно, активно проработав сорок лет в международном движении, не иметь повсюду старых друзей и союзников, с которыми связан политически и морально. У них-то я и должен был бы сначала навести справки о некоторых из названных Вами людей и о взаимоотношениях тех и других. Но и этого я не могу сделать как следует, не раскрыв Вашего проекта; 3) однако я не могу пойти на союз, совершенно не зная, куда он меня приведет и к каким связям обяжет в дальнейшем. По-видимому, в Париже будет образовано нечто вроде центрального комитета, который будет решать вопросы о приеме новых членов и о тех или иных действиях, и тогда может случиться, что я окажусь в одной организации с людьми, против которых мне следовало бы вести решительную борьбу, или окажусь ответственным за выступление, которого не одобряю. Я никак не могу ставить себя в такое положение.
Однако пусть это Вас не останавливает. Если Вы создадите что-нибудь порядочное, я во всяком случае буду этому рад. Благодарю Вас за доверие и остаюсь и т. д.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 3 марта 1884 г.
Дорогой Каутский!
Бернштейн Эде взялся от твоего имени и за твой счет выпить со мной на брудершафт. Я позволяю себе тут же применить это на деле, в надежде, что ты его не дезавуируешь.
Он сегодня вечером едет в Париж, проведет там завтрашний день и выедет вечером, так что прибудет в Цюрих, вероятно, одновременно с этим письмом.
Прилагаемое - о продаже России Бисмарку в обмен на ходатайство Бисмарка у Блейхрёдера о новом русском займе. В первую очередь надули Ферри и Гладстона, но если Блейхрёдер даст деньги, то попадется и Бисмарк, а как только дело в России разыграется, все они окажутся в дураках.
Твой Ф. Энгельс
ПЕТРУ ЛАВРОВИЧУ ЛАВРОВУ В ПАРИЖ [Лондон], 3 марта 1884 г.
122, Regent`s Park Road Дорогой Лавров!
В прошлую пятницу я Вам послал через контору братьев Флажоле, 27, rue Paul Lelong, Paris, ящик с известными Вам книгами. Расходы по пересылке уплачены здесь; если их с Вас потребуют, немедленно известите меня об этом. В случае неполучения будьте добры востребовать книги по указанному адресу.
Отправлено отсюда через гг. Джиттенс и К°.
Преданный Вам Ф. Энгельс
ВЕРЕ ИВАНОВНЕ ЗАСУЛИЧ В ЖЕНЕВУ Лондон, 6 марта 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогая гражданка!
Для меня и для дочерей Маркса будет праздником тот день, когда появится в свет «Нищета философии» в русском переводе. Само собой разумеется, что я с удовольствием предоставлю в Ваше распоряжение весь материал, который может быть Вам полезен. Вот что я предполагаю сделать.
Кроме немецкого перевода, в настоящее время в Париже печатается новое французское издание. Я пишу кое-какие примечания к этим двум изданиям и текст их пришлю Вам.
В качестве предисловия можно взять статью Маркса «О Прудоне» из берлинского «So..al- Demokrat» (1865 г.), где сказано почти все, что нужно. Она будет напечатана в начале обоих новых изданий - французского и немецкого. Статья эта сохранилась только в одном экземпляре, принадлежащем архиву нашей партии в Цюрихе. Если не найдется другого среди бумаг Маркса или моих (я узнаю это в ближайшие недели), Вы легко сможете получить копию этой статьи через Бернштейна.
Для немецкого издания мне придется написать специальное предисловие, чтобы опровергнуть нелепое утверждение реакционных социалистов, будто Маркс в «Капитале» совершил плагиат у Родбертуса, и доказать, что, наоборот, Маркс подверг Родбертуса критике уже в «Нищете», до того как Родбертус написал свои «Социальные письма». Мне кажется, что для русской публики, куда еще не проникли наши псевдосоциалисты, это не представляет интереса. Впрочем, судите сами, предисловие, если угодно, в Вашем распоряжении.
То, что Вы мне сообщаете о растущем интересе в России к изучению книг по теории социализма, доставило мне большое удовольствие. Теоретическая и критическая мысль, почти совершенно исчезнувшая из наших немецких школ, по-видимому, в самом деле нашла себе убежище в России. Вы просите меня указать Вам книги для перевода. Но ведь Вы уже перевели или обещали перевести почти все произведения Маркса; из моих Вы уже взяли лучшие; остальные наши немецкие книги либо слабы в теоретическом отношении, либо ограничиваются вопросами, представляющими интерес главным образом для Германии. В последнее время французы написали довольно много хороших вещей, но все это пока лишь первые ростки. Краткое изложение «Капитала», сделанное Девилем, удачно в своей теоретической части,
23:11 12.07.2015
В последнее время французы написали довольно много хороших вещей, но все это пока лишь первые ростки. Краткое изложение «Капитала», сделанное Девилем, удачно в своей теоретической части, но описательная часть написана слишком бегло и почти непонятна для того, кто не знаком с оригиналом. К тому же оно слишком велико для краткого изложения. Тем не менее, мне кажется, что, если его переработать, из него можно было бы сделать хорошую вещь. Краткое изложение «Капитала» было бы во всяком случае полезно в стране, где саму книгу можно достать лишь с трудом.
Говоря о положении в России, я, конечно, имел в виду, в частности, также и финансы, но не исключительно их. Положение правительства, которое, подобно петербургскому, находится у последней черты, и царя-пленника, каким является гатчинский отшельник, не может не становиться все более и более напряженным. Как дворяне, так и крестьяне разорены, армия оскорблена в своих шовинистических чувствах и возмущена при виде государя, который постоянно прячется; необходима внешняя война для того, чтобы дать выход «дурным страстям» и всеобщему недовольству, и в то же время развязать ее невозможно из-за отсутствия денег и из-за неблагоприятной политической конъюнктуры; сильная национальная интеллигенция горит желанием разорвать сковывающие ее цепи; и при всем том полнейшее отсутствие денег и нож деятелей, приставленный к горлу правительства, - мне кажется, с каждым месяцем положение должно становиться все более невыносимым, и если бы нашелся конституционно настроенный и смелый великий князь, само русское «общество» должно было бы увидеть в дворцовом перевороте наилучший выход из этого тупика.
Спасут ли Бисмарк и Блейхрёдер своих новых друзей? Сомневаюсь. Я скорее склонен задать себе вопрос, которая из двух договаривающихся сторон будет обворована другой.
Прилагаю при сем рукопись Маркса (копию), которой можете распорядиться так, как найдете нужным. Не знаю, в «Слове» ли или в «Отечественных Записках» он нашел статью: «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского» ( Н. Михайловский). Он написал этот ответ, который, по-видимому, был предназначен для опубликования в России, но так и не послал его в Петербург, боясь, что одно его имя поставит под угрозу существование журнала, где будет напечатан его ответ.
Преданный Вам Ф. Энгельс
Ваш перевод моей брошюры я нахожу превосходным. Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости.
ФРИДРИХУ АДОЛЬФУ ЗОРГЕ В ХОБОКЕН Лондон, 7 марта 1884 г.
Дорогой Зорге!
После моего продолжавшегося всю осень и зиму хронического заболевания, в сущности не серьезного, хотя и очень докучливого, и после того, как мне пришлось находиться в покое и для этого провести два месяца в кровати, я, наконец, настолько оправился, что могу понастоящему приняться за работу и разделаться со своими долгами в отношении писем. Надеюсь, что ты и твоя жена тоже постепенно оправитесь от последствий ваших гораздо более серьезных болезней и тогда все снова понемногу войдет в свою колею.
Так как я передвигаюсь еще не совсем свободно и мои прогулки ограничиваются самыми близкими местами, а послать мне некого, то я твое поручение выполнил несколько иначе.
Предназначенный тебе экземпляр третьего издания «Капитала», равно как и книга Девиля о «Капитале» отправлены тебе бандеролью в двух пакетах; таким же образом я отправлю и фотографии - теперь я научился их упаковывать. Два других экземпляра «Капитала» ты, наверно, легко достанешь в Америке.
Я подписался для тебя на целый год на «To-Day», и ты, вероятно, будешь аккуратно получать этот журнал. У всех этих людей множество добрых намерений, но очень мало знаний.
Для «To-Day» это еще кое-как сходило, но сейчас Демократическая федерация издает еженедельник «Justice», который отличается тем, что необыкновенно скучен благодаря постоянному пережевыванию одних и тех же вопросов, а также абсолютной неспособности как следует осветить хотя бы один какой-нибудь злободневный вопрос. Посылаю тебе несколько номеров, но подписываться на него не стоит. Вообще к Демократической федерации не следует питать особого доверия, там имеются всякие сомнительные элементы. Гайндман, который корчит из себя вождя партии in partibus infidelium, довольно неразборчивый в средствах карьерист, еще несколько лет тому назад провалившийся в качестве консервативного кандидата в парламент, к тому же вел себя подло по отношению к Марксу. Я держусь в стороне от всей этой Демократической федерации под благовидным предлогом недостатка времени и стою ближе к «To-Day», особенно к Баксу; он очень славный парень, но совершенно некстати теперь зубрит Канта. Если ты ничего не имеешь против, то я опубликую в «To-Day» поанглийски письмо Маркса к тебе по поводу Г. Джорджа, тогда вы сможете использовать этот документ у себя.
Вряд ли у меня хватит времени вступать в спор со Штибелингом. Таких мелких божков можно спокойно предоставить самим себе. Сектантство в Америке все равно еще будет существовать в течение ряда лет - этому невозможно помешать. И возможно, что великий Мост в конце концов кончит как К. Гейнцен второй. «Wochen-Volkszeitung» я получаю, но там мало интересного.
Как обстоит дело с поездкой Бебеля, Либкнехта или кого-либо другого в Америку, я не знаю. На их запрос я высказал свое мнение, что считаю не совсем удобным каждые три года перед выборами выкачивать деньги из Америки. В Германии дела очень хороши. Наши ребята ведут себя великолепно. Закон против социалистов втягивает их повсюду в местную борьбу с полицией. Борьба эта связана со всякими остроумными проделками и посрамлением полиции, и мы большей частью выходим из нее победителями. Она представляет собой самое лучшее средство пропаганды. Время от времени все буржуазные газеты тяжко вздыхают по поводу огромных успехов наших людей, и все они испытывают страх перед новыми выборами. Две недели тому назад был у меня племянник из Бармена, свободный консерватор, я говорю ему: «Мы дожили теперь в Германии до такого положения, что можем просто сложить руки и заставить наших врагов работать на нас. Отмените ли вы исключительный закон против социалистов или продлите, сделаете ли вы его еще свирепее, или несколько мягче, - все равно. Что бы вы ни делали, вы работаете нам на руку». - Да, - ответил он, - все условия замечательно складываются в вашу пользу. - «Ну, конечно, - ответил я, - условия не складывались бы в нашу пользу, если бы мы уже 40 лет тому назад не определили верно этих условий и не действовали сами на основе этого верного определения». - Племянник ничего не ответил.
Во Франции дела тоже пошли лучше с тех пор, как Лафарг, Гед и Дормуа снова на свободе. Они очень активны, часто бывают в провинции, где, к счастью, сосредоточены их главные силы; издают газетки в Реймсе и Сен-Пьер-ле-Кале, а через месяц созывают съезд в Рубе. Кроме того, каждое воскресенье они читают в Париже лекции, которые хорошо посещаются; Лафарг читает о материалистическом понимании истории, Девиль - о «Капитале». Я напишу им, чтобы они послали тебе свои лекции, которые все публикуются. Это счастье, что у них сейчас в Париже нет ежедневной газеты, - время для этого еще не пришло. «Нищета философии» выходит в Париже новым изданием, в Цюрихе выходит также немецкое издание, а в Женеве - русское. Я, кажется, не послал тебе еще ни одного экземпляра моего «Развития», это потому, что я сам всегда получал только по одному или по два экземпляра (невежи!). Теперь эта работа вышла третьим изданием и, кроме того, на французском, итальянском, русском и польском языках. Эвелинг хочет перевести ее на английский.
Он тоже очень славный молодой человек, но чересчур разбрасывается и сейчас тратит много времени на борьбу со своим бывшим другом Брэдло; у этого последнего благодаря здешнему социалистическому движению исчезает почва из-под ног, а вместе с ней и средства к существованию - приходится, стало быть, защищаться, что, однако, для этого ограниченного и наглого субъекта - нелегкая задача.
Тусси живет в общем хорошо, она приходит сюда почти каждое воскресенье. Ленхен, как ты, вероятно, знаешь, ведет мое хозяйство. Через две недели я, наконец, сумею серьезно приняться за второй том «Капитала» - предстоит огромная работа, но я рад этому.
Прочти «Древнее общество» Моргана (Льюис Г.), вышло в 1877 г. в Америке. Он мастерски раскрывает картину первобытного общества и его коммунизма. Он самостоятельно вновь открыл марксову теорию истории и заканчивает свой труд коммунистическими выводами по отношению к современности.
Сердечный привет Адольфу.
Твой Ф. Э.
14:36 13.07.2015
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Лондон], 11 и 15 марта 1884 г.
Дорогой Лафарг!
Совершенно согласен почти со всеми Вашими изменениями, за исключением следующих: Стр. 6. Неверные понятия о... меновой стоимости - нельзя продолжать фразу посредством «и»: то, что следует дальше, его утопическое объяснение, является следствием этих неверных понятий. Эта причинная связь должна быть показана.
Стр. 6, внизу. Режет слух и т. д. - это слишком сокращено; здесь ничего не сказано о ложной, или мнимой, науке. Следовало бы постараться больше приблизиться к оригиналу.
Стр. 7, то же самое; кроме того: «Но, будучи вынужден отказаться от своих претензий на оригинальность», - искажает текст. Маркс говорит: «К тому же это беспомощное и отвратительное старание самоучки щегольнуть своей ученостью, самоучки, у которого естественная гордость оригинальностью и самостоятельностью своего мышления уже сломлена». Он действительно был оригинальным мыслителем и гордился этим; но он перестал этим гордиться, когда увидел, что то, что для него было оригинальным и новым, уже было сказано до него другими. Тогда он переходит к ложной науке и т. д. Ваш текст отрицает оригинальность Прудона.
Там же. Кабе. Вы не вправе приписывать Марксу больше того, что он действительно сказал: «Кабе, заслуживающего уважения за его практическую роль в движении французского пролетариата». Маркс ничего не говорит о самопожертвовании (devouement) - это слово, как Вы, вероятно, знаете, он ненавидел; можно было бы сказать: заслуживающего уважение за ту роль, которую он сыграл по отношению к французскому пролетариату (или - в политическом движении французского пролетариата) и т. д. или что-нибудь в этом роде.
Там же. Можно ли сказать: проповедовать в течение трех томов?
Там же, внизу, Тьер. Раз уж Вы сокращаете, то следовало бы прибавить сказанное в оригинале: Речь Тьера против «предложений Прудона, которая потом была издана в виде отдельной брошюры». Это, кажется, известная книга «О собственности», но я в этом не уверен.
Стр. 8. Кредит ... мог бы ускорить - не кредит, а его применение; следовательно, нужно было бы сказать: мог бы содействовать ускорению, или употребить другой подобный оборот.
Стр. 9. Проявляет цинизм кретина в честь царя? - В угоду царю обнаруживает цинизм кретина. Цинизм, с которым Прудон относится к бедствиям Польши, представляет собой лесть по отношению к политике царя. Именно это и следовало бы подчеркнуть.
Там же, внизу. С одной стороны и т. д. Не следует упускать двух противоречивых тенденций, которыми диктуются интересы мелкого буржуа; в Вашем тексте они как-то исчезают.
Стр. 10. Кричащие лучше, чем скандальные.
15 марта Ну вот, постарайтесь более точно передать оригинал. Маркс не из таких людей, которых можно переводить на скорую руку. Надеюсь, что Лаура добьется того, чтобы текст был передан хорошо и точно.
Прилагаю 10 фунтов стерлингов.
Мы привезли сюда все книги и книжные шкафы и вот уже три дня занимаемся тем, что объединяем обе библиотеки и приводим их в порядок. Это дьявольская работа - мы с Ним оба устали, поэтому на сегодня все. Сердечный привет Лауре от Ним и от меня.
Искренне Ваш Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 24 марта 1884 г.
Дорогой Эде!
Спешу поделиться кое-какими новостями. Сегодня мы наконец закончили все на Мейтленд-парк, и старый дом возвращен владельцу, но я все еще по горло занят разборкой книг и бумаг и не могу взяться ни за какую серьезную работу, пока не приведу все это в порядок.
Демонстрация 16-го ознаменовалась двумя скандальными провалами: Гайндмана и Фроме.
Гайндман без прямого согласия с его стороны был назначен оратором, как говорят, по предложению Ракова. Так как он не надеялся на успех, то объявил на страницах «Justice», что выступать будет «один рабочий», а он будет только слушать. В том же номере «Justice » напечатана крайне нахальная заметка о последнем номере «To-Day» - чуть ли не объявление войны. Затем Гайндман стал интриговать против посылки делегатов на съезд в Рубе: это, мол, съезд меньшинства, и нельзя вмешиваться во внутренние споры французов.
Но в следующий вторник на заседании комитета Демократической федерации он потерпел полное поражение: самые надежные из его приверженцев выступили против него; он не смог привести действительных мотивов своего выступления; с энтузиазмом было принято решение об участии в демонстрации и на съезде, а Гайндман, который теперь охотно выступил бы на Хайгете, сам себе отрезал путь к отступлению, и произнести речь было предложено Эвелингу, который с радостью принял это предложение.
Так всегда бывает с этими умничающими мелкими склочниками - их собственные плутни оборачиваются против них же самих.
Фроме, кажется, хорошо говорил на Хайгете, но зато в Обществе - отвратительно. Посылаю Вам «Deutsche Londoner Zeitung», где филистер-репортер наивно выдает свою радость по поводу того, что Фроме своими ужасными банальностями высказал его самые заветные мысли. В Обществе это будто бы вызвало потом большой скандал. Это было уж чересчур.
Фроме отделали как следует, и он якобы заявил, что не встретил в Лондоне ни одного социалиста, а человека и подавно. Теперь уж он туда не скоро сунется. Меня он, к счастью, пощадил.
Большое спасибо за «Deutsches Tageblatt», его я тоже отсылаю обратно. Возвращаться к тупоумной болтовне Б. Беккера - значило бы оказывать ему слишком много чести. Совершенно безразлично, что пишет этот экс-президент человечества и что печатает «Tageblatt»; теперь об этом давно забыли даже в Берлине. Такая бессильная злоба заглохнет сама собой.
Но чего стоит газета, которая печатает подобный вздор! В парижском «Figaro» врали все-таки искуснее, да и то только в первое время после Коммуны, в период всеобщей паники.
Мартовская статья была все же очень хороша, существенные вопросы поставлены совершенно правильно. Точно так же и статья в следующем номере о крестьянской проповеди члена Народной партии, в ней неудачна только ссылка на «понятие» демократии. Это понятие изменяется всякий раз с изменением понятия демос и поэтому не продвигает нас ни на шаг вперед. По-моему, надо было сказать следующее: пролетариату для овладения политической властью также нужны демократические формы, но они для него, как и все политические формы, только средство. Если же кто-либо теперь стремится к демократии как к цели, то он должен опираться на крестьян и мелких буржуа, то есть на классы, которые обречены на гибель и, поскольку они хотят искусственно сохранить себя, являются реакционными по отношению к пролетариату. Далее, не следует забывать, что последовательной формой господства буржуазии является именно демократическая республика, которая, правда, сделалась слишком опасной вследствие уже достигнутой пролетариатом ступени развития, но, как показывает пример Франции и Америки, она все еще возможна как прямое господство буржуазии. «Принцип» либерализма, как «определенный, исторически сложившийся», является, таким образом, в сущности лишь непоследовательностью; либеральная конституционная монархия является адекватной формой господства буржуазии: 1) вначале, когда буржуазия еще не вполне справилась с абсолютной монархией, и 2) в конце, когда пролетариат делает демократическую республику слишком уж опасной. И все же демократическая республика всегда останется последней формой господства буржуазии - той формой, в которой ему приходит конец. На этом я кончаю свои поучения.
Ним шлет привет. Тусси я вчера не видел.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 24 марта 1881 г.
Дорогой Каутский!
Книгу Моргана лучше всего заказать в Америке; немногие экземпляры, напечатанные фирмой Макмиллан для Англии, по-видимому, все скуплены или распроданы - свой экземпляр я лишь с трудом раздобыл у букиниста. Американского издателя я не знаю. Мой экземпляр обошелся мне в 13 шилл. 4 пенса.
Если найдется время, то я обработаю тебе это для «Neue Zeit», но только в том случае, если вы выпустите отдельный оттиск в виде брошюры (получится, примерно, листа три); на мне, собственно, лежит эта обязанность по отношению к Марксу, и я могу использовать его заметки.
С Мейснером мы теперь сошлись на том, чтобы выпустить сначала отдельно вторую книгу «Капитала», а затем последуют третья и «Теории прибавочной стоимости» в качестве второй половины второго тома. Так дело двинется быстрее. Отправляют почту.
Твой Ф. Э.
История с Моррисом не имеет значения; все они большие путаники.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 31 марта 1884 г.
Дорогая Лаура!
Даже если бы я не получил утром письма Поля, я все равно собирался сегодня во второй половине дня написать тебе. Мне сейчас так докучают и надоедают, что не только мое время, но моя комната и мой письменный стол не принадлежат мне. В прошлый понедельник мы освободили дом № 41 на Мейтленд-парк род, расплатились с Уиллисом и отдали ему ключ.
То, что осталось там из мебели, находится в руках Джиттенсов; они предложили 12 ф. ст. 10 шилл., но советуют устроить аукцион, - мы пытаемся получить у них 15 ф. ст., чтобы покончить со всем, что и будет сделано на этой неделе. Затем я был занят книгами, и дело уже подходило к концу, еще два дня и тяжелая работа была бы завершена, как вдруг домовладелец присылает маляров покрасить дом снаружи! И вот у нас в доме копаются трое парней, все окна открыты, в самые неожиданные часы в любую комнату вторгаются люди, и в довершение всего холодный восточный ветер продувает все насквозь. Вполне естественно, что я схватил самый настоящий ревматизм. К счастью, хотя эти бездельники все еще распоряжаются в доме, восточный ветер покинул нас, и то же самое в большей или меньшей степени сделал ревматизм. Мне разрешили оставаться в моей комнате сегодня при условии, что я освобожу ее завтра. Итак, будем наслаждаться настоящим, пока оно длится.
Ним говорит, что у нее гора упала с плеч теперь, когда покончено со старым домом, что она может, наконец, снова спать спокойно. Для нее это было кошмаром, которого не мог прогнать даже случайно выпитый стаканчик «ирландского» на ночь. В нашей квартире большие перемены: два моих книжных шкафа отправлены вниз, рояль стоит в углу между камином и створчатой дверью (в передней комнате), другой угол занят одним из книжных шкафов Мавра, в то время как его большой шкаф (который стоял за его диваном) стоит теперь там, где стоял рояль в дальней комнате. Как только маляры уйдут, я закончу разборку последней кипы книг и затем постараюсь отправить вам последний ящик книг; там есть несколько хороших вещей, относящихся к французской революции, Лустало, «Feuille villageoise», «Парижские тюрьмы во время революции» и т. д. и т. д.
Я договорился с Мейснером, что сначала будет издана отдельно вторая книга («Процесс обращения капитала»); как только будет закончена черновая работа, я смогу начать. Затем последует третья книга вместе с «Теориями прибавочной стоимости», - обнаруженной мной большой критической работой, которая составляет часть первой рукописи «Капитала» (1862 г.)126. Английский перевод подвигается медленно, у Сэма слишком много юридической работы, а он слишком добросовестен, чтобы торопиться, «не взирая на качество».
Движение здесь с каждой неделей все больше и больше обнаруживает свою пустоту.
«Justice» приводит меня в отчаяние своей полной неспособностью взяться за разрешение хотя бы одного-единственного вопроса. «To-Day» в следующем месяце будет существовать всецело благодаря Девитту и Полю, который, как ты будешь иметь удовольствие узнать из «Justice», является крупнейшим из существующих авторитетов по вопросам французской крестьянской собственности. Эти субъекты не могут даже отдать должное человеку, не выставив его в смешном виде. Бакс и Эвелинг, насколько я могу судить в настоящее время, являются единственными людьми, из которых можно сделать кое-что, но у Бакса в голове Кант, а Эвелингу, для того чтобы жить, приходится браться сразу за многое, и он совершенный новичок во всем, что касается политической экономии. Поль, без сомнения, увидит Бакса в Рубе; он и один рабочий были делегированы Демократической федерацией в значительной мере против воли Гайндмана, который недавно несколько раз пытался навязать им свои личные планы и фокусы, но потерпел позорное поражение: так, он выступил против посылки делегатов в Рубе, потому что хотел сохранить возможность связи с Бруссом и К°.
Этот субъект не пойдет далеко: он не умеет ждать благоприятного случая.
Боюсь, что Поль будет разочарован в отношении немецкого делегата в Рубе, если только не приедет Либкнехт; но так как он обещал приехать, то вряд ли приедет. Другие не говорят по-французски, за исключением, быть может, Бернштейна, а его депутаты наверняка не пошлют, так как большинство из них ненавидят его и заменили бы его и в Цюрихе, если бы могли и посмели сделать это. Благодаря большому пополнению из мелких буржуа - образованных болванов, наши «лидеры» в Германии превратились в жалкую компанию. Как бы то ни было, я надеюсь, что съезд в Рубе будет иметь большой успех у публики, он окажет огромную помощь.
Пока посылаю чек на 10 ф. ст. и множество поцелуев от Ним и
твоего любящего старого калеки Ф. Энгельса
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 11 апреля 1884 г.
Дорогой Каутский!
Получил письмо от тебя и Эде. Морган, надеюсь, будет готов на будущей неделе*; сейчас я не могу много работать, здесь Шорлеммер и Мур. Это на некоторое время последняя моя работа; резюмировать такую богатую содержанием, но так скверно написанную книгу - дело не шуточное. Если Тусси найдет письмо, то в книгу войдет также и отзыв Маркса о Рихарде Вагнере; какая тут связь - сообразите сами.
Затем я немедленно перейду ко II тому, кроме того, займусь 1) редактированием вашей «Нищеты», 2) примечаниями и предисловием для ее французского издания и 3) редактированием английского перевода, который теперь необходимо решительно двинуть вперед, и, кроме того, 4) теперь еще «Дюрингом» и всем тем, что могут еще прислать для просмотра французы.
Фабиан преследует меня с упорством, от которого он отказался бы, если бы знал, как он нас здесь этим смешит. Несколько лет тому назад мы должны были сотрудничать в журнале, который он собирался издавать вместе с другим великим мыслителем на основе одной из наскоро состряпанных философских программ, которая состояла из плохо понятого и прокисшего кантианства в четвертом поколении. Затем он ополчился на мое диалектическое толкование математики и пожаловался Марксу, что я оклеветал v-1. А теперь, значит, опять начинается эта история. Пусть себе гуляет рука об руку с фон дер Марком по белу свету, а читать я его не стану.
«Положение рабочего класса». Последние сведения, полученные мной по этому поводу от Либкнехта, гласили, что, по разъяснению Фрейтага, я все еще связан контрактом с Вигандом.
Но на то, что Либкнехт говорит, совершенно нельзя полагаться, а на деле он палец о палец не ударяет. Я сам напишу Фрейтагу, это единственный выход.
Сколько бы Гейзер ни ругал атеистов, Бисмарк все же не доставит ему удовольствия - не отменит закона против социалистов. Тот, у кого еще до сих пор были на этот счет иллюзии, теперь, пожалуй, от них освободится, после того как Бисмарк, чтобы спасти закон, пустил в ход свой последний резерв - старого осла Лемана.
Что фракция запрещает Либкнехту работать в газете - замечательно. Это почище старой прусской цензуры. Ну, если Либкнехт с этим примирится, значит, дело зашло далеко.
Родбертуса и т. д. получил, большое спасибо, на будущей неделе пришлю обратно.
Упомянутое тобой примечание в «Капитале» находится во втором издании на стр. 552, в третьем издании я значительно дополнил его, взгляни, пожалуйста.
Этим тебе придется удовольствоваться, так как мне нужно еще написать Эде.
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 11 апреля 1884 г.
Дорогой Эде!
Я тоже думаю, что толстой книге Фроме ("Развитие отношений собственности") лучше дать умереть естественной смертью.
Посылка делегации в Рубе в момент обсуждения закона против социалистов причинила бы большой вред. Нытики стали бы говорить, что только этим и вызвано продление закона, хотя он все равно будет продлен; этого надо было избежать. Съезды - это демонстрации и полезные личные встречи, и как таковые они имеют лишь второстепенное значение; нельзя жертвовать ради них более важными соображениями. Я постараюсь разъяснить это парижанам. Посылка адреса была при данных обстоятельствах единственно возможным, и этого вполне достаточно. Мысль о международном конгрессе в Лондоне приводит меня в ужас, тогда я уеду.
С Родбертусом вам лучше всего подождать, пока вы не получите моего предисловия* к «Нищете»; основных, то есть английских, работ вы там у себя вовсе не можете знать (они указаны в «Нищете» на стр. ...149); из этих работ явствует, что социалистическое применение рикардовской теории стоимости - этот излюбленный конек Родбертуса - было в Англии с 1820 г. всем известным общим местом у экономистов, а с 1830 г. - и у социалистов. Я, кажется, уже писал вам, что я там же покажу, что Маркс не только ровно ничего не украл у Родбертуса, а наоборот, еще в «Нищете» заранее, и сам того не зная, подверг критике как написанные, так и все остальные, еще не написанные, произведения этого самого Родбертуса.
Я думаю, что с нападением нам лучше всего подождать, пока «Нищета» не выйдет понемецки, а там ударим как следует (я имею в виду главную атаку, мелкие же стычки всегда полезны, чтобы вызвать родбертусианцев на перестрелку).
Ожидаю рукопись. Между прочим, если во второй главе вас затрудняют гегелевские выражения, то просто оставьте в рукописи свободные места, я их заполню; в немецком тексте должна быть точно соблюдена гегелевская терминология, а то будет непонятно.
Третье издание я получил в трех экземплярах. Над присланным вместе с ним «Дюрингом» я немножко поломал себе голову, а затем спокойно отложил его в сторону, решив, что он попал ко мне по ошибке. Мне и в голову не пришло, что это намек на второе издание.
Меня очень радует, что это так, - тем более, что, как мне сейчас сообщают со всех сторон, эта вещь произвела совершенно неожиданное для меня впечатление, особенно в России.
Стало быть, несмотря на неизбежно скучный характер полемики с незначительным противником, эта попытка дать энциклопедический очерк нашего понимания философских, естественнонаучных и исторических проблем оказала свое действие. Я ограничусь почти одними только стилистическими исправлениями и, возможно, сделаю еще добавления в естественнонаучной части, - То, что прежнее издание было выпущено в двух частях, объясняется тем, как издавалась работа (отдельными оттисками), вообще же это не имело никакого смысла.
Карточки для Ним, о которых ты спрашиваешь, еще не получены.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 18 апреля 1884 г.
Дорогая Лаура!
Большое спасибо за известия о детях, мы все были очень рады этому. Будем надеяться, что новый порядок продолжится хотя бы некоторое время и без слишком больших трений, хотя она, судя по тому, что ты пишешь, настолько грубый субъект, что может вызвать их в достаточном количестве.
Что касается нашей здешней «социалистической» группы, то я тоже того мнения и высказывал его, что Бакс и Эвелинг - единственные стоящие люди; у них, по крайней мере, есть желание учиться, хотя это желание и не всегда верно направлено. Но самое худшее заключается в том, что эта маленькая клика людей, которые публично предаются «взаимному восхвалению», а втайне, по крайней мере частично, «взаимной клевете» (особенно Гайндман), становится сущей помехой благодаря их злонамеренным сплетням. Сначала мы узнали от Сэма Мура, что он слышал в Манчестере, будто Гайндман занят переводом «Капитала». Это загадочное известие мы пока еще не смогли тщательно проверить, но, вероятно, оно окажется уткой. Не успели мы еще как следует разобраться в этом, как те двое в Париже, которые во все суют свой нос, распространили слух, что Эвелинг занят тем же! Короче говоря, дело обстоит следующим образом: Эвелинг, изучающий немецкий текст, перевел несколько страниц лично для себя. Когда Гайндман был назван как возможный конкурент в этом деле, Сэм в то же самое время заявил, что его собственный перевод подвигается очень медленно и что он был бы рад, если бы кто-нибудь ему помог. Тогда упомянули об Эвелинге. Я просмотрел его работу и нашел ее совершенно непригодной. Однако он был полон рвения, и поэтому, когда он встретился здесь с Сэмом Муром на прошлой неделе, было решено, что он попробует свои силы на главе «Рабочий день», ибо она носит преимущественно описательный характер и в ней сравнительно мало трудных теоретических мест, для перевода которых Эвелинг совершенно непригоден пока, то есть до тех пор, пока он не проработает всю книгу и не поймет ее. Но в то же время я сказал Сэму, что ставлю условием, чтобы тебе также было предложено принять участие в работе, чему Сэм очень обрадовался, и теперь я прошу тебя сделать выбор. В настоящее время дело обстоит следующим образом: Сэм работает сейчас над первым отделом, с самого начала. Мы просмотрели сделанную им часть первой главы, перевод очень хорош, хотя мы прочитаем ее еще раз. Он намеревается продолжать до конца, стр. 127 (второе издание), а наиболее трудную часть (стр. 22-44) мы сделаем каждый в отдельности и затем сравним. - По стр. 128-221 (второй отдел и третий отдел, главы пятая, шестая и седьмая) все закончено. Главу восьмую мы дадим на пробу Эвелингу. Из всего остального ты можешь свободно выбирать. Я не думаю, что ты захочешь взять следующий, четвертый отдел, - кооперация, разделение труда, ... машины и т. д., стр. 318-529, - так как это довольно специальные вещи, и таков же шестой отдел - заработная плата. Седьмой - накопление, - по-моему, подойдет тебе больше всего. Но выбирай сама. Для всех специальных терминов, для которых в Париже будет трудно найти английские эквиваленты, ты можешь оставлять свободные места - мы сумеем подобрать их здесь или в Манчестере и заполним пропуски. Так как все части перевода проходят через мои руки, то мне будет легко соблюсти единство терминологии (употребление одних и тех же специальных терминов во всяком случае), как я надеюсь, примешь наше предложение и выберешь сама себе отдел, то мы выполним, хотя бы частично, желание Мавра, и твое имя и твой труд будут связаны с этим переводом, который, как я с каждым днем все больше и больше убеждаюсь, является абсолютной необходимостью, если только теперешнему движению в Англии не предстоит испустить дух, подобно проколотому мячу, из-за своей собственной пустоты; вместе с тем мы сможем ускорить издание книги. Тусси взялась отыскать все цитаты из Синих книг и переписать их на языке оригинала, чтобы избежать обратного перевода и неизбежно связанных с ним ошибок.
Она также встретится с Киганом Полом как можно скорее, может быть сегодня (пасхальные праздники приостановили действия в этом направлении), и договорится с ним о свидании со мной, во время которого, как мы надеемся, сможем урегулировать деловые вопросы. Тогда мы также узнаем, есть ли доля правды в слухе насчет Гайндмана.
Итак, если ты скажешь «да», то хоть что-то хорошее получится в связи со сплетнями Бакса и Джойнса, ибо, говоря откровенно, я не очень верю в теперешние попытки Эвелинга.
Из фотографий Мавра имеется около 450 маленьких (карточки) по 24 шилл. за 100 штук и 250 больших (кабинетного формата) по 50 шилл. за 100 штук по себестоимости. Я пошлю тебе большую пачку их, если хочешь, как только у меня будет время запаковать их. Сейчас мне еще предстоит уложить множество книг. Сэм уехал в среду, Шорлеммер остается еще здесь до понедельника. Он шлет миллион самых сердечных приветов.
Экземпляр третьего издания* я послал непосредственно Даниельсону апреля заказной бандеролью и был бы рад, если бы Поль упомянул об этом в своем следующем письме к нему. Лопатин просил меня послать эту книгу и дал мне адрес.
Теперь я должен написать Полю.
Итак, до следующего раза, остаюсь искренне любящий тебя Ф. Энгельс
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 18 апреля 1884 г.
Дорогой Поль!
Без четверти пять - итак, живее!
Примите мои поздравления по поводу успеха вашего съезда. Это видно по различию отчетов о первых, и последних заседаниях в «Journal de Roubaix». Немцы хорошо сделали, не прислав делегата, - продление исключительного закона было бы чрезвычайно облегчено для правительства и буржуазии; умеренные в нашей партии (очень многочисленные среди вождей, очень малочисленные среди массы рядовых членов, которые превосходны) использовали бы это; подобной ошибки следовало избежать. В таких случаях надо жертвовать демонстрациями, даже международными.
Когда будет возвращена рукопись перевода? На этот раз действительно постарайтесь, прошу Вас. Работа должна быть сделана безусловно хорошо, иначе она совсем не нужна. И когда можно будет приступить к печатанию? Мне нужно это знать, чтобы подготовить несколько примечаний и коротенькое предисловие - если хотите, напишите предисловие и пришлите его сюда. Вы просили, чтобы французское издание печаталось раньше немецкого, но ведь из немецкого издания у меня есть готовая рукопись первой части, а в Цюрихе они начинают печатать, как только рукопись попадает в их руки.
С этим редактированием немецкого текста и английского перевода «Капитала» у меня работы по горло, и поэтому я хотел бы знать, как мне организовать работу так, чтобы не терять время понапрасну, ибо нужно, чтобы я принялся, наконец, за второй том; а тут меня извещают из Цюриха о необходимости второго издания моего «Дюринга» и четвертого - «Крестьянской войны», следовательно, предстоит снова переработка и новые предисловия! Вот что дало г-ну Бисмарку и мне запрещение моих книг в Германии!
Старый Вильгельм почти что in extremis (при последнем издыхании). Он не узнает посещающих его людей и не может больше повторять слова, которые его заставляют зазубривать в ответ депутациям.
Ним только что вернулась с прогулки, она шлет вам приветы в неограниченном количестве.
Преданный Вам Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 26 апреля 1884 г.
Дорогой Каутский!
Я собирался - и всем здесь об этом рассказывал - устроить Бисмарку каверзу и написать нечто такое (Морган), чего бы он никак не мог запретить; но при всем желании - не выходит. Главу о моногамии и заключительную главу о частной собственности как источнике классовых противоречий и рычаге, разрушающем старую общину, я просто не могу написать так, чтобы они уложились в рамки закона против социалистов. Как говорит Лютер: черт меня побери, не могу иначе!
Было бы нелепо лишь «объективно» излагать Моргана, а не истолковать его критически и, использовав вновь достигнутые результаты, изложить их в связи с нашими воззрениями и уже полученными выводами. Это ничего не дало бы нашим рабочим. Итак: напишешь хорошо - запретят наверняка, напишешь подло - разрешат. Но подло я писать не умею.
На будущей неделе я, вероятно, кончу (Шорлеммер опять здесь, до понедельника). Получится добрых четыре листа, если не больше. Если вы, по прочтении, рискнете это напечатать в «Neue Zeit», то пусть все последствия падут на вашу голову, а на меня не пеняйте. Если же вы окажетесь настолько благоразумны, что не станете рисковать всем журналом ради одной статьи, то напечатайте эту вещь в виде брошюры - либо в Цюрихе, либо как «Женщину».
Это уж ваше дело.
Для нашего общего мировоззрения вещь эта, мне кажется, будет иметь особенное значение. Морган позволяет нам установить совершенно новые положения, так как дает нам своей предысторией отсутствовавшую до сих пор фактическую основу. Какие бы еще сомнения ни оставались у тебя относительно отдельных фактов из первобытной истории и «дикости», род в основном разрешает вопрос и разъясняет первобытную историю. Потому эта вещь должна быть серьезно обработана, тщательно взвешена и обдумана во всей своей совокупности, - но вместе с тем должна быть написана без оглядки на закон против социалистов.
Еще один важный пункт: я должен показать, как гениально Фурье предвосхитил Моргана в целом ряде вопросов. Критика цивилизации, данная Фурье, только благодаря Моргану выступает во всей своей гениальности. Но над этим придется поработать.
Мое письмо от понедельника насчет новых изданий ты, вероятно, получил. Прошу тебя позаботиться о том, чтобы до получения моей рукописи ничего не было пущено в набор.
«Крестьянская война» будет совершенно переработана. В «Дюринге» изменения, внесенные в «Развитие социализма», нужно вставить в самом начале, многое нужно исправить и дополнить.
Кстати: у меня здесь лежит около 50 экземпляров «Дюринга»; если они могут вам понадобиться, я сейчас же их вышлю, но укажите, каким путем, чтобы они не пошли через Германию, где их могут перехватить. Об этом ведь там узнают. Прошу дать мне самый точный ответ.
Твой Ф. Э.
ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 4 мая 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Дорогой Кугельман!
Мое здоровье в порядке, история была затяжная и надоедливая, но не серьезная, однако для описания ее понадобились бы страницы. Твою открытку получил, спасибо также за лейбнициаду; к сожалению, я не могу заниматься подобного рода второстепенными вопросами, так как завален по горло работой по второму тому и редактированием переводов работ Маркса на немецкий, английский и французский. Кроме того, переиздаются две мои работы. Вторая книга, вероятно, выйдет отдельно; но так как я осенью и зимой потерял столько времени, то сильно запоздал со всеми делами, и от меня со всех сторон требуют выполнения стольких обещаний, что я решил больше их совершенно не давать.
Твой Ф. Энгельс
23:07 13.07.2015
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ Лондон, 10 мая 1884 г.
Дорогой Лафарг!
При сем чек на 14 фунтов стерлингов.
Я не читаю парижских газет - следовательно, только из «Standard» и от Вас знаю о том, что происходит. Ваша избирательная тактика как раз такова, какую рекомендовал бы и я.
Эти люди, если им предоставить возможность, убьют сами себя. Дайте им свободу действий, и они непременно повесятся. Однако Бернштейн писал мне, что вы противопоставили какого-то кандидата Жофрену; Бернштейн считает, что этого не следовало делать. Сообщите мне, в чем дело, чтобы я мог ему ответить.
Спасибо за статью, это только первая, и я не помню, написал ли я продолжение.
Что касается перевода Вайяна, то я видел только первый номер; перевод хороший и точный, только ему не всегда известны военные термины.
Ваши лекции и лекции Девиля превосходны, но Вам следовало бы, по крайней мере для печатного издания, шире развить выводы второй лекции о дарвинизме. Эта часть как бы смята под тяжестью предшествующей ей массы материала, и самый вывод дан недостаточно четко, кроме того, он не развит в деталях. Третью лекцию я еще не читал. Как только в Цюрихе закончат перевод «Нищеты философии», я предложу им издать эти лекции по-немецки.
Я кончаю, мне нужно закончить важную работу - «Происхождение семьи, собственности и государства». Надеюсь освободиться от нее в конце следующей недели - до тех пор придется покорпеть.
Поцелуйте Лауру за меня и за Ним, которая целует и Вас тоже.
Преданный Вам Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон], 17 мая 1884 г.
Дорогой Эде!
Рукопись будет сегодня готова, остается еще просмотреть ее и окончательно отделать, на что потребуется несколько дней. А затем вы ее получите. Думаю, что Каутский в виде опыта может опубликовать в «Neue Zeit» главу о семье (исключив моногамию), а все целиком должно быть напечатано отдельной книжкой. Где и каким образом - об этом вы сможете мне сделать предложения после того, как получите рукопись.
О парижских выборах и по другим вопросам напишу, как только будет свободное время.
Теперь мне покоя не дает рукопись; я отложил из-за нее все остальное, даже самое срочное.
Это большая работа - около 130 убористо написанных страниц ин-октаво, под заглавием «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Пора отправлять почту и идти обедать. Привет Каутскому.
Твой Ф. Э.
К прочим помехам прибавилась еще очень опасная болезнь сынишки Пумпс, я очень боюсь за него.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ И КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 22 мая 1884 г.
Дорогие ребята!
Посылаю рукопись без заключительной главы, которая еще нуждается в редактировании.
Вы увидите, что для легального германского рынка эта работа не годится; обдумайте, печатать ли ее в Штутгарте, под подставной фирмой, или же сразу в Цюрихе, и напишите мне об этом. Со времени «Прусской водки» запрещается все, что появляется за моей подписью.
Если рукопись пойдет в Штутгарт, то я не хотел бы, чтобы она была предварительно отдана на суд мудрецов, которые там заправляют. Во всяком случае, читать корректуру я должен сам и прошу посылать мне оттиски в двух экземплярах на хорошей бумаге с широкими полями, иначе тщательная корректура невозможна. Подтвердите, пожалуйста, получение открыткой. Сегодня вечером или завтра отвечу на ваши письма; я отложил все, чтобы покончить с этим делом, а сейчас отправляюсь на похороны умершего в воскресенье сынишки Пумпс.
Ваш старый Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ [Лондон], 23 мая 1884 г.
Дорогой Каутский!
Рукопись 1-8 глав ты, надо надеяться, получил, она отправлена тебе вчера заказной бандеролью. Если ты хочешь извлечь из нее что-нибудь для «Neue Zeit», то лучше всего будет взять, как я тебе уже предлагал, главу о семье, исключив моногамию. О моногамии там дано достаточно предварительных сведений для того, чтобы была создана известная законченность.
Что касается запрета, то, как я тебе уже писал, все, появляющееся за моей подписью, запрещается из принципа; «Прусская водка» была личным оскорблением для Бисмарка, и с тех пор, как Рихтер состряпал себе из этого водочную политику, герой водки и бумаги для конвертов мне ничего больше не прощает. Все твои аргументы сами собой отпадают после принятия закона против социалистов и последовавшего вслед за этим запрещения «Suddeutsche Post». А правительство начнет, вероятно, сыпать запретами; об этом говорит поведение либеральной печати - она форменным образом требует решительного выступления против нас. Ты, как австриец, совершенно не можешь представить себе ход мыслей в головах таких людей, как Бисмарк, Путкамер и К°; для этого нужно знать прусскую полицейскую государственность до 1848 года; возродить ее посредством закона против социалистов - вот основная цель этих юнкеров-бюрократов. Все остальное в области внутренней политики второстепенно.
Относительно находящихся здесь экземпляров «Дюринга» я еще пока ничего не слышал.
«Капитал» Родбертуса у меня есть. Там, кажется, ничего нет. Он вечно повторяет одни и те же убогие положения.
Архивные материалы находятся у меня в полной сохранности и будут возвращены в полном порядке. Как только я покончу с заключительной главой и приведу еще в порядок у себя дома различные вещи - книги и т. д., возьмусь за второй том «Капитала»; это - днем, а по вечерам - прежде всего буду редактировать вашу «Нищету философии», а также напишу примечания и предисловие к ней. Такое разделение не только полезно, но и абсолютно необходимо, так как долго разбирать почерк Маркса при искусственном освещении нельзя, если не хочешь ослепнуть. Моя критика Родбертуса, впрочем, ограничится ведь главным образом вопросом о плагиате, а всего остального - его утопических планов социального спасения, земельной ренты, поземельного кредита с целью освобождения юнкерства от долгов и т. д. - я коснусь лишь слегка. У тебя будет, следовательно, достаточно материала, чтобы как следует разделать этого мелкого померанского эксплуататора безземельных крестьян; он стал бы, пожалуй, второразрядным экономистом, не будь он родом из Померании. С тех пор как олухи вроде Фрейарша Тюрингера, цепляющиеся с одной стороны за нас, а с другой за катедерсоциалистов и желающие застраховаться с обеих сторон, используют «великого Родбертуса» против Маркса, - а сейчас даже Адольфы Вагнеры и прочие бисмаркианцы возводят его в пророки карьеристского социализма, - у нас нет абсолютно никаких оснований щадить эту изобретенную самим Родбертусом и раздутую Мейером величину (Мейер ничего не смыслит в политической экономии, и Родбертус был для него тайным оракулом). Человек этот не дал абсолютно ничего в области политической экономии; он был очень талантлив, но всегда оставался дилетантом и прежде всего был по-померански невежествен и по-прусски заносчив. Максимум его достижений - это ряд остроумных и верных положений, но он никогда не умел их применить. Да и как вообще может приключиться с порядочным человеком, чтобы его писания стали евангелием бисмарковских карьеристов-социалистов? Так история отомстила этой искусственно раздутой «величине».
Твои сообщения о внутренних делах в Германии всегда очень желательны.
А теперь мне надо написать Эде.
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 23 мая 1884 г.
Дорогой Эде!
Надеюсь, что твоя деловая поездка все-таки в конце концов увенчалась успехом. Сейчас все дело, я считаю, прежде всего только в том, чтобы отвлечь этих господ от старого пути; если это удастся, то частично можно будет опять пользоваться старым путем. В остальном поможет глупость полиции.
«Нормальный рабочий день» Родбертуса я себе заказал, но брошюра уже распродана. Я был бы очень рад, если бы ты мог прислать ее мне, - разумеется, на время, - так как только там дано аутентичное изложение его проектов реформ в пользу рабочих. - Возвращаю тебе заказной бандеролью номера старого «So..al-Demokrat», так как узнал, что они есть у Лесснера. Согласование перевода с Лафаргом еще не закончено*, и поэтому оригинал был мне здесь нужен; теперь я, конечно, могу его вернуть.
Здесь был Зингер; я, между прочим, изложил ему свой взгляд на тактику при перебаллотировках. Считаю совершенно бессмысленным устанавливать какое-либо обязательное во всех случаях правило, которое на деле, конечно, никогда не соблюдается. Мы располагаем большой силой, которая останется совершенно неиспользованной, если будет провозглашено воздержание от голосования во всех тех случаях, когда ни один из наших кандидатов не принимает участия в перебаллотировке. На практике ведь в таких случаях всегда сами собой возникали избирательные блоки, например с центром: мы голосуем за вас здесь, если вы будете голосовать за нас там, - и мы таким способом получали не одно место. Конечно, при этом делаются и глупости, но они случаются при всех обстоятельствах, и это не основание для того, чтобы сделать еще большую глупость. Я сказал ему даже, что, например, в таких местах, как Берлин, где избирательная борьба протекает почти целиком между нами и прогрессистами, не исключена возможность соглашений и до основных выборов: вы уступите нам такие-то избирательные округа, а мы вам взамен - такие-то, но это, конечно, лишь в том случае, если можно рассчитывать, что обязательства будут соблюдены. Я считаю неразумным стремление заранее устанавливать на конгрессах общеобязательные правила, определяющие тактику для тех случаев, которые могут наступить в будущем.
В сущности, я доволен, что закон против социалистов продлен, а не отменен. Либеральный филистер дал бы на выборах крупную победу консерваторам; чтобы сохранить закон против социалистов, он полезет не только в огонь и воду, но и в самую глубокую помойную яму. А результатом этого был бы еще более жесткий закон против социалистов. Судя по теперешнему положению, он продлен, вероятно, в последний раз. и если старый Вильм протянет ноги от своих почечных колик, этот закон на практике вскоре перестанет существовать. То, что германские свободомыслящие и центр так основательно оскандалились при голосовании, тоже чего-нибудь да стоит, а еще больше - бисмарковское право на труд. С тех пор как этот путаник ухватился за него, у нас есть надежда избавиться от нытиков типа Гейзера. Впрочем, надо быть Бисмарком, чтобы сделать такую глупость перед лицом рабочего движения, которое нельзя подавить даже исключительными законами. Наши пока действуют правильно, стараясь завлечь его как можно дальше, требуя осуществления его слов на деле, - коль скоро Бисмарк несколько больше свяжет себя в этом вопросе (на что он, однако, не так легко пойдет), все это очковтирательство сведется к прусской полицейщине. В качестве избирательной программы эта пустая фраза ему очень мало поможет.
Право на труд придумал Фурье, но у него оно осуществляется только в фаланстере и, стало быть, предполагает принятие последнего. Фурьеристы, миролюбивые филистеры из «Democratie pacifique» - так называлась их газета, - носились с этой фразой именно потому, что она так невинно звучит. Парижские рабочие 1848 г., имевшие самые смутные представления в теоретических вопросах, поверили в нее, потому что она выглядела такой практичной, далекой от утопизма и так легко осуществимой. Правительство осуществило ее тем единственным способом, каким только и могло ее осуществить капиталистическое общество, - в форме бессмысленных национальных мастерских. Точно таким же образом право на труд было осуществлено во время хлопчатобумажного кризиса 1861-1864 гг. здесь, в Ланкашире, посредством муниципальных мастерских. И в Германии его тоже осуществляют в виде каторжных рабочих колоний, с которыми носится теперь немецкий филистер. Выдвинутое как отдельное требование, право на труд и не может осуществляться иначе. От капиталистического общества требуют, чтобы оно осуществило это право, но оно может выполнить это только в пределах своих условий существования, и если права на труд требуют у него, то его требуют при данных, определенных условиях и, стало быть, требуют создания национальных мастерских, работных домов и рабочих колонии. Если же требование права на труд должно косвенно выражать требование переворота в капиталистическом способе производства, то по отношению к нынешнему состоянию движения оно является трусливым шагом назад, уступкой закону против социалистов, фразой, которая не может иметь иного назначения, как сбить рабочих с толку и затемнить у них понимание тех целей, к которым они должны стремиться, и тех условий, при которых они только и могут их достигнуть.
В Париже наши на деле применили на выборах в муниципалитет рекомендуемую тобой тактику и выставили Дерёра против Жофрена только потому, что вначале против него не было ни одного оппортуниста, так что здесь оппозиция была почти необходима. Лишь позднее выступил Симоно, и тогда Гед тотчас же потребовал, чтобы Дерёр снял свою кандидатуру; по на это не хватило мужества, и Дерёр с треском провалился. Зато Вайян в своем округе одержал победу над поссибилистом; Рети - пьяница (poivrard) с самой скверной репутацией и провалился вполне заслуженно. А если Жофрен провалился на перебаллотировке, то в этом повинны его люди, а не наши. Впрочем, против поссибилистов все время придется выступать, пока они не пойдут на соглашение с нашими на выборах; пока они так бесцеремонно выдают себя за рабочую партию par excellence, они вынуждают наших к прямой оппозиции.
Итак: или - или; это всецело зависит от них самих.
Что касается, в частности, Жофрена, то у него была такая бледная и жалкая программа, что даже радикалы отказались выставить против него кандидата, потому что, мол, программа Жофрена по основным вопросам является их программой!
Здешняя «Justice» с каждой неделей становится все более убогой.
Твой Ф. Э.
Я примусь также и за «Дюринга». Когда вы, примерно, собираетесь приступить к печатанию? Стоит мне только засесть за него, и я смогу сдать вам сразу 6-8 листов, хотя именно в начале придется многое переработать.
«Крестьянская война» будет переработана заново, за исключением описания военных событий. Для этого я очень многое изучил за последние годы, в нее войдет порядочная часть немецкой истории. Возьмусь за это, как только управлюсь с «Дюрингом»!
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 26 мая 1884 г.
Дорогая Лаура!
Со времени получения твоего письма от 15 числа мы пережили печальное время. 18-го умер маленький сынишка Пумпс, а 22-го мы его похоронили. У ребенка был коклюш, бронхит, судороги и круп, уже за неделю до смерти почти не было никакой надежды. Я полагал, что Пумпс или Перси написали тебе, а они, по-видимому, положились на то, что я сообщу тебе. Я был занят окончанием своей брошюры, ради которой отложил даже самые срочные письма, и заканчивал ее, как ты можешь себе представить, в очень трудной обстановке. Ну, теперь дело сделано, последние листы отправляются завтра. Сколько времени их будут печатать, я не знаю.
Я очень сожалею, что ты не хочешь принимать участия в переводе отдела «Процесс накопления капитала». Подумай еще об этом. Боюсь, что нам не обойтись без помощи извне, а по правде говоря, у меня чертовски мало доверия к той помощи, которую я могу получить здесь. Эвелинг преисполнен наилучших намерений, но ему приходится переводить текст по не знакомой ему теме с незнакомого немецкого языка на столь же незнакомый английский.
Если бы это было естествознание, то для него было бы довольно легко, но это -политическая экономия и факты из области промышленности, в которых ему незнакомы даже самые обычные термины! А Сэм, который переводит первую главу гораздо лучше, чем я ожидал, тратит на нее очень много времени. И все же с каждым днем все настоятельнее становится необходимость выпустить перевод, и Киган Пол и К°, с которыми я надеюсь скоро прийти к соглашению, торопят; но если я не смогу обещать закончить рукопись, скажем, к ноябрю, то нельзя будет заключить никакого договора. Ты могла бы попробовать перевести несколько страниц и посмотреть, как справляешься с этим. Немецко-английский словарь бесполезен; слов, которые тебе пришлось бы искать там, ты не найдешь; можешь оставить для них пустые места, а я смогу их заполнить, это будут по большей части специальные или философские термины.
Лекции Поля имеют большой успех. «New Yorker Volkszeitung» печатает их регулярно, - как мне кажется, в своем собственном переводе. Если бы у французов было два или три человека, которые могли бы таким же способом использовать немецкие издания, это оказало бы им огромную помощь. Я предвижу, что когда выйдет мое «Происхождение семьи и т. д.», Полю страшно захочется перевести его, там есть вещи как раз по его части; но если он станет это делать, то ему придется брать немецкие слова в их собственном смысле, а не в том, который ему нравится придавать им, ибо у меня совсем не будет времени работать над этим. Теперь я примусь за второй том «Капитала» и буду работать над ним при дневном свете, а вечера посвящу редактированию различных уже имеющихся в наличии и угрожающих появиться переводов. Брошюра, которую я только что закончил, на некоторое время будет последним самостоятельным трудом. Скажи, пожалуйста, Девилю, что у меня пока еще не было времени прочесть его последнюю лекцию, но я сделаю это до конца недели и надеюсь, что она так же хороша, как и предшествовавшие.
Теперь я должен кончать письмо, уже двенадцатый час, и Ним собирается ложиться спать, у нее «боли во всем теле», то есть небольшой мышечный ревматизм в результате простуды, а она должна стоять у двери, пока я отправлю это письмо, так как Анни в постели. Поэтому я не буду дольше задерживать Ним, которая очень нуждается в отдыхе (она уже немного поспала в своем кресле), и надеюсь, что ты извинишь меня за пустое место в конце письма.
Кстати, по-видимому, Либкнехт был в Париже, немецкие газеты рассказывают самые необычайные вещи о его таинственных деяниях, а также о том, что он выступал на каком-то банкете вместе с этим нескладным Леклером.
Поцелуй от Ним и от любящего тебя Ф. Энгельса
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 5 июня 1884 г.
Дорогой Эде!
Пробыл неделю у моря. Сильно порезал себе указательный палец на правой руке, так что пишу мало и плохо. Каутскому, стало быть, придется подождать, потому что «Sozialdemokrat » важнее, чем «Neue Zeit», и к тому же с последним дело обстоит так, что ничто не изменится от того, внесу я туда свою лепту или нет. Впрочем, я считаю все действия Каутского, поскольку он мне сообщал о них и насколько я могу судить о положении вещей, вполне правильными.
С «So..aldemokrat» дело обстоит несколько иначе. С тех пор как господа нытики по сути дела объединились в партию и имеют большинство во фракции, с тех пор как они осознали ту силу, которую придает им закон против социалистов, и используют ее, я считаю, что мы тем более обязаны удерживать до последней возможности все опорные позиции, находящиеся в наших руках, и прежде всего самую важную из них - нашу позицию в «Sozialdemokrat».
Эти люди живут законом против социалистов. Если бы завтра стала возможной открытая дискуссия, я стоял бы за немедленный переход в наступление, и тогда им живо пришел бы конец. Но пока никакая открытая дискуссия невозможна, пока вся издающаяся в Германии пресса в их руках, а их численность (среди «вождей» их большинство) дает им возможность использовать вовсю сплетни, интриги, клевету исподтишка, - я считаю, что до тех пор мы должны избегать всего, что дало бы возможность приписать нам раскол, то есть свалить вину за раскол на нас. Это - общее правило борьбы внутри собственной партии, и сейчас ему необходимо следовать более, чем когда бы то ни было. Раскол надо осуществить так, чтобы мы продолжали вести за собой старую партию, а они либо вышли бы из партии, либо были бы выкинуты из нее.
Теперь о времени. Сейчас все преимущества на их стороне. Мы не можем помешать им после раскола порочить нас и клеветать на нас в Германии, выдавать себя за представителей масс (ведь массы избирают их!); у нас в руках только «So..aldemokrat» и заграничная печать. Они могут говорить во всеуслышание, а нам это очень трудно. Если мы именно сейчас будем инициаторами раскола, то вся партийная масса скажет не без основания, что мы посеяли раздор и дезорганизовали партию в такое время, когда она только лишь перестраивается с большим трудом и подвергаясь опасностям. Если мы сумеем этого избежать, то я все еще придерживаюсь того мнения, что раскол следовало бы отсрочить до того момента, когда в Германии наступит какая-нибудь перемена, которая даст нам несколько большую свободу действий.
Но если все-таки раскол станет неизбежным, то он ни в коем случае не должен носить личного характера, не должен быть частной склокой (или чем-то, что можно было бы изобразить как таковую), например, между тобой и штутгартцами, а должен произойти по какому-нибудь вполне определенному принципиальному вопросу, в данном случае - из-за нарушения программы. Как ни плоха программа, ты все-таки после некоторого ее изучения убедишься, что в ней для тебя найдется достаточно опорных пунктов. К тому же программа не подведомственна фракции. Далее, раскол должен быть настолько подготовлен, чтобы по крайней мере Бебель был согласен на это и сразу же пошел с нами. И в-третьих, ты сам должен уяснить себе, что ты намерен и что ты можешь сделать, когда наступит раскол. Допустить, чтобы «Sozialdemokrat» перешел в руки этих людей, значило бы осрамить германскую партию на весь мир.
В таком деле ничего не может быть хуже нетерпения; решения, принятые сгоряча, всегда представляются нам необычайно благородными и героическими, но, как правило, приводят к глупостям, в чем я сам сотни раз убеждался на собственном опыте.
Итак: 1) раскол надо оттягивать как можно дольше; 2) если он станет неизбежным, - сделать так, чтобы он исходил от них; 3) тем временем все подготовить; 4) ничего не предпринимать, по крайней мере без Бебеля, а по возможности, - и без Либкнехта, который опять исправится (пожалуй, даже пере-старается), как только увидит, что раскол неизбежен, и 5) удерживать «So..aldemokrat», эту опорную позицию, против всех и вся - до последней возможности. Таково мое мнение.
На то, что эти господа смотрят на вас «свысока», вы безусловно можете ответить сторицей. Вы ведь за словом в карман не полезете и, наверное, сумеете отнестись к этим ослам с достаточным высокомерием и достаточной иронией, чтобы отбить у них охоту к подобному поведению. С такими невежественными и самонадеянными в своем невежестве людьми нужно не спорить всерьез, а издеваться над ними, сажать их в лужу на основании их же собственных слов и т. д.
Не забудь также, что у меня связаны руки огромным количеством взятой на себя работы, так что если дело дойдет до схватки, то я не смогу участвовать в ней в такой мере, как желал бы.
Мне хотелось бы также вместо общих сетований на этих обывателей узнать от тебя несколько подробнее, чем именно они недовольны и чего требуют. Заметь, что чем дольше ты будешь с ними вести переговоры, тем больше они дадут тебе обвинительного материала против самих себя.
Напиши мне, в какой мере я могу касаться этих вопросов в переписке с Бебелем; мне нужно ему на днях написать, и я подожду до понедельника, 9-го этого месяца; к этому времени я смогу уже получить от тебя ответ.
Привет Каутскому.
Твой Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В БОРСДОРФ Лондон, 6 июня 1884 г.
Дорогой Бебель!
Твое письмо от 4-го этого месяца получил, прилагаемое перешлю. Ты не пишешь, получил ли ты мое заказное письмо от 21 апреля, к которому я приложил вскрытый конверт твоего письма от 18-го того же месяца. Если окажется, что конверт изъят, то почтовая штиберовщина будет вдвойне доказана.
Если бы все шло по желанию консерваторов и либералов, а также согласно тайным вожделениям прогрессистского филистера, то закон против социалистов, конечно, давным-давно превратился бы в Германии в постоянный институт и был бы сохранен навеки.
Но это может случиться лишь при том условии, что в мире не произойдет никаких других событий и все останется так, как есть. Вопреки всем этим филистерским упованиям, закон этот провалился бы, если бы приятель Бисмарк не пустил в ход два своих последних и самых сильных рычага - прямое вмешательство Лемана и угрозу роспуска. Следовательно, даже нет необходимости в особенно сильном потрясении столь мирного в настоящий момент status quo*, чтобы положить конец всей этой штуке. А это несомненно наступит, по-моему, еще до истечения ближайших двух лет.
Правда, Бисмарк впервые сыграл с нами действительно скверную шутку, раздобыв для русских 300 миллионов марок. Это на несколько лет избавит царя от острой финансовой нужды и тем самым устранит на ближайшее время грозящую ему опасность - оказаться вынужденным созвать сословных представителей для утверждения кредитов, как это было во Франции в 1789 г. и в Пруссии в 1846 году. Если революция в России не будет отсрочена на несколько лет, то либо наступят непредвиденные осложнения, либо разорвется несколько нигилистских бомб. И в том, и в другом случае невозможно заранее что-либо предвидеть.
Несомненно одно: повторить недавний маневр с займом не удастся.
Внутри страны, как ты сам говоришь, предстоит смена монарха, которая все расшатает.
Создалось положение, подобное тому, которое было в 1840 г. перед смертью старого Фридриха Вильгельма III. Со старой застойной политической системой было связано столько интересов, что вся филистерская масса только и мечтала о том, как бы ее увековечить. Но со смертью старого монарха исчезает краеугольный камень, и все искусственное сооружение рушится; когда прежние интересы столкнулись с совершенно новым положением, внезапно оказалось, что сегодня мир выглядит совсем не так, как вчера, и необходимо искать новую опору. У нового монарха и его нового окружения есть давно лелеемые планы; весь состав лиц, стоящих у власти или способных занять их место, пополняется и обновляется; чиновничество при новых условиях теряет голову, неуверенность в будущем, неизвестность, кто завтра или послезавтра окажется у власти, - все это расшатывает работу всей правительственной машины. А нам только этого и надо. Но мы выиграем еще больше. Во-первых, у нового правительства вначале будет, несомненно, тенденция полиберальничать, а затем оно скоро само испугается своих действий, начнет шарахаться из стороны в сторону и, наконец, действовать наугад, перебиваясь кое-как и принимая от случая к случаю противоречивые решения. Не говоря уж об общих результатах таких шатаний, что станет при таких условиях с законом против социалистов? Малейшей попытки «честно» проводить его в жизнь достаточно, чтобы его парализовать. Одно из двух: либо нужно применять его так, как теперь, по чистому полицейскому произволу, либо он повсюду окажется бессильным.
Это одно. Во-вторых, тогда вновь оживет буржуазная политическая лавочка, официальные партии перестанут быть одной реакционной массой, какой они являются теперь (что для нас не выгодно, а крайне вредно), и вновь начнут серьезную борьбу между собой, а также борьбу за политическую власть. Для нас огромная разница, будут ли шансы на власть не только у национал-либералов, но и у свободомыслящих из числа сторонников кронпринца, - или же, как это делается теперь, к управлению никого дальше свободных консерваторов не подпустят. Мы до тех пор не сможем оторвать массы от либеральных партий, пока этим партиям не представится случай скомпрометировать себя на практике, стать у кормила правления и показать свое бессилие.
Мы все еще, как в 1848 г., являемся оппозицией будущего, и нам необходимо, чтобы к власти пришла самая крайняя из теперешних партий, - тогда мы станем по отношению к ней оппозицией настоящего. Политический застой, то есть теперешняя бесполезная и бессмысленная борьба официальных партий, не может служить нам долго на пользу. Другое дело - прогрессивная борьба этих партий, когда центр тяжести постоянно сдвигается влево.
Именно это и происходит сейчас во Франции, где политическая борьба, как всегда, принимает классические формы. Сменяющие друг друга правительства подвигаются все более и более влево, и министерство Клемансо - уже дело близкого будущего; оно будет не самым крайним буржуазным правительством. С каждым сдвигом влево рабочим делаются все новые уступки (ср. последнюю стачку в Денене, где впервые не вмешались войска), и - что еще важнее - поле битвы все больше и больше расчищается для решающего боя, позиция партий становится все яснее и отчетливее. Я считаю это медленное, но неудержимое развитие французской республики к ее неизбежному конечному результату - разделению на два противоположных лагеря: радикальных, мнимосоциалистических буржуа и действительно революционных рабочих - одним из самых серьезных событий и надеюсь, что развитие это не будет прервано; меня радует, что паши еще не достаточно сильны в Париже (зато они сильнее в провинции), чтобы позволить спровоцировать себя при помощи революционной фразы на какой-нибудь путч.
Такой классической ясности развития, как во Франции, нет, конечно, в путаной Германии; для этого мы слишком сильно отстали и поэтому переживаем все лишь тогда, когда в других странах это уже давно устарело. Но как бы ни были жалки наши официальные партии, любая политическая жизнь для нас значительно более благоприятна, чем теперешнее политическое кладбище, где не происходит ничего, кроме интриг в области внешней политики.
Скорее, чем я ожидал, приятель Бисмарк спустил штаны и показал собравшемуся народу заднюю часть своего права на труд: английский закон о бедных 43 года царствования Елизаветы в соединении с улучшенным изданием «бастилий» 1834 года! Какая радость для Блоса, Гейзера и К°, которые уже давно носятся с этим правом на труд и, кажется, уже вообразили, будто они поймали Бисмарка! Раз уж я коснулся этой темы, то не могу не упомянуть о тем, что выступления этих господ в рейхстаге (насколько можно судить по плохим газетным отчетам) и в их собственной прессе все больше убеждают меня, что, по крайней мере, я никоим образом не стою с ними на одной почве и не имею с ними ничего общего. Эти якобы «образованные», а на самом деле совершенно невежественные и упорно не желающие чему-либо учиться филантропы, которых, вопреки многолетним предостережениям Маркса и моим, не только пустили, но и помогли им занять парламентские кресла, - эти люди, как мне кажется, все больше и больше замечают, что во фракции они в большинстве и что именно они, виляющие хвостом, как только Бисмарк кинет им крупинку государственного социализма, больше всего заинтересованы в том, чтобы закон против социалистов оставался в силе и в крайнем случае применялся с поблажкой к таким благонадежным господам, как они; при этом опять выходит, что только такие люди, как мы с тобой, связывают руки правительству, - ведь если бы эта публика от нас отделалась, она легко могла бы доказать, что по отношению к ним никакой исключительный закон не нужен. Воздержание от голосования и вообще все поведение в отношении динамитного закона тоже показательно. Но что же будет на ближайших выборах, если, как намечается, в руки этих людей попадут самые надежные избирательные округа?
Очень жаль, что ты будешь так долго отсутствовать в предстоящие критические месяцы, когда приближаются выборы; у нас, конечно, нашлось бы, что сообщать друг другу время от времени. Не можешь ли ты дать мне адрес, откуда тебе пересылали бы мои письма? Надеюсь также, что ты изредка будешь присылать мне сообщения о том, что случится интересного во время твоей поездки.
Если не считать, как мне кажется, непрерывного и усиленного сплочения буржуазных «образованных» элементов партии, у меня совсем нет опасения относительно нынешнего хода дел. Мне хотелось бы, чтобы пока по возможности избежали раскола - до того времени, когда мы получим свободу действий. Но если раскол окажется необходимым, - а это вам виднее, - то пойдем и на это!
Выходит моя работа о происхождении семьи, собственности и государства; как только она появится, я ее тебе пришлю.
Твой старый Ф. Энгельс
ИОГАННУ ФИЛИППУ БЕККЕРУ В ЖЕНЕВУ Лондон, 20 июня 1884 г.
Старый дружище!
Настоящим сообщаю, что сегодня перевел тебе по почте 5 фунтов, и надеюсь, когда ты получишь это письмо, которое пошлю следующей почтой, у тебя уже будет почтовое извещение. Я уже давно поджидал момента, когда у меня окажутся свободные деньги, и рад, что это теперь случилось.
Большого письма я тебе, к сожалению, написать не могу, так как при моем состоянии здоровья вредно долго сидеть за письменным столом, мне это запрещено. К сожалению, я этим снова несколько расстроил свое здоровье; мне пришлось очень много работать; но покой в лежачем положении, к которому я снова усиленно прибегаю в последние дни, скоро опять все наладит. Я диктую теперь II том «Капитала», и дело в общем подвигается быстро, но все-таки это огромная работа, требующая много времени, а над некоторыми местами придется изрядно поломать голову. К счастью, голова у меня в полном порядке и вполне работоспособна, что, надеюсь, докажет тебе книжка о происхождении семьи, частной собственности и государства, которая в скором времени должна выйти из печати. Думаю, что еще до конца этого года появится и вторая книга «Капитала», а третья - в будущем году.
На троице я провел неделю у Боркхейма; он все еще лежит наполовину парализованный, три раза в день встает, чтобы поесть и немного поработать, - пишет свою биографию. Он так весел и благодушен, что в его состоянии это кажется просто чудом, но временами ужасно тоскует. К тому же ему нельзя утомлять себя серьезным чтением, впрочем, он и раньше этого не делал. Я посылаю ему время от времени книги и тому подобное. Он часто спрашивает про тебя; мы с ним много говорили о тебе и вообще о старых временах.
Среди бумаг Маркса я нашел несколько военных походных журналов и другие материалы о немецких отрядах в Швейцарии - вероятно, они относятся к документам, о которых ты писал. Возможно, найдется и еще что-нибудь. Здесь все в сохранности, но еще в полном беспорядке. Мне до поры до времени придется сложить все письма и пр. в большой ящик, пока у меня не найдется время разобрать их и привести в порядок. Сейчас же абсолютно необходимо переписать разборчивым почерком рукопись заключительных томов «Капитала» и подготовить текст, годный для печати. Ни того, ни другого никто больше сделать не может.
Если бы мне пришлось до этого протянуть ноги, то никто другой, кроме меня, не смог бы расшифровать рукописи, которые сам Маркс часто не мог после прочесть, а пожалуй, только его жена да я. Письма же написаны так, что их смогут прочесть и другие.
Через 3-4 месяца в Германии будут выборы. У меня самые лучшие надежды. Среди вождей немало хлама, но на массы я надеюсь, как на каменную гору.
Твой старый Ф. Энгельс
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, [21-] 22 июня [1884 г.]
Дорогой Каутский!
Надеюсь, ты уже вернулся из своей поездки в Зальцбург и скоро сможешь сообщить мне, чем кончилось в Штукерте, на берегах Неккара, дело с «Neue Zeit». Из того, что мне пишут Эде и Август, я заключаю, что господ мудрецов тем временем все же несколько укротили. Пора бы мне также узнать наконец что-нибудь определенное о судьбе моей рукописи. Эде написал несколько строк карандашом, обещал написать еще, выполнил = 0.
Ваша рукопись все еще лежит здесь, я ею до сих пор не занимался, и по следующей причине. По окончании работы над рукописью я сидел, как на горячих угольях, пока не взялся за II том «Капитала». Наконец я за него засел. Я предполагал по вечерам заниматься редактированием вашего перевода, а также английского перевода (I тома «Капитала»), но слишком опрометчиво рассчитал. Начиная с пасхи я усиленно работал, просиживал нередко по 8-10 часов за письменным столом, и вследствие связанного с этим положения тела отчасти вернулась моя старая болезнь - но на этот раз уже в хронической, а не в прежней, подострой форме. В результате сидеть за письменным столом снова запрещено, за некоторыми исключениями. И вот я решился на героическое средство; пригласил Эйзенгартена, чтобы диктовать ему рукопись, и напряженно работаю с ним с начала этой недели с десяти до пяти ежедневно, причем лежа на диване я, видимо (глупое слово - этого не видишь, а чувствуешь), поправляюсь, но, конечно, медленно. Сверх ожидания, дело идет хорошо. Эйзенгартен - человек развитой, прилежный и работает охотно, в особенности потому, что как раз штудирует I том в третьем издании. Но рукописи большей частью в таком состоянии, что я, для того чтобы установить только предварительную редакцию, вынужден каждый вечер работать над продиктованным. В настоящий момент это отнимает у мен
23:48 13.07.2015
В настоящий момент это отнимает у меня все свободное время.
Думаю, однако, что скоро дело пойдет легче, так как мы теперь переходим к раннему тексту, написанному до 1870 г., а там потребуется меньше редакционной работы. К тому же в лежачем положении я не мог бы как следует отредактировать вашу рукопись. Но если это спешно, то я найду время и постепенно это проделаю. Однако я мог бы этим заняться лишь в случае крайней необходимости, то есть в том случае, если бы вы быстро закончили всю книгу. К тому времени, если не раньше, будет готово и предисловие о Родбертусе.
Что касается твоих жалоб на «образованных», то я не буду особо останавливаться на этом; я знаю этих филистеров вот уже сорок лет, встречал их под различными личинами и уже подробно изложил Эде свое мнение на этот счет. Главное - не позволять им навязывать тебе что бы то ни было, но при этом оставаться совершенно невозмутимым.
Динамитчики открыли наконец истину. Речь идет о том, чтобы выкорчевать с корнем старое общество, но тут выясняется, что корень этот, собственно говоря, не корень, а уд.
Проникнувшись этой глубокой истиной, они наконец нашли то место, за которое следует ухватиться, и - взорвали писсуар.
Тут мне приходит на ум, что за женевско-каружской газетой «Explosion» стоял не кто иной, как итальянский шпион Карло Терцаги, которого мы разоблачили еще в «Альянсе социалистической демократии»!
Высланные австрийские анархисты объединились здесь с обычными, давно существующими немецкими организациями попрошаек; один из них обманом получил у меня пособие, был, однако, разоблачен и сегодня при вторичном посещении незамедлительно выброшен за дверь.
Вторая книга «Капитала» будет еще более головоломной, чем первая, - во всяком случае, в начале. Но это чудесные исследования, из которых люди впервые поймут, что такое деньги, что такое капитал и многое другое.
Однако пора снова лечь. Вообще же, если не считать местного заболевания, я совершенно здоров, и голова в полном порядке.
Привет Эде.
Твой Ф. Э.
Воскресенье, 22-го Дополнительно. Гайндман думает скупить все небольшое здешнее движение. Он сделал все возможное, чтобы разорить «To-Day». Бакс, давший деньги на этот журнал, ошибся в расчете и скоро будет разорен. Гайндман, сам человек богатый, к тому же располагающий средствами очень богатого энтузиаста-художника, но бездарного политика Морриса, либо возьмет тогда «To-Day» под свою опеку, либо погубит этот журнал. В обоих случаях он намеревается стать единоличным властелином. Я рад, что равнодушно отнесся ко всей этой чепухе. Гайндман неглуп, он хороший делец, но поверхностный человек и типичный Джон Буль, обладающий честолюбием, значительно превышающим его талант и все, им содеянное.
У Бакса и Эвелинга самые благие намерения, они кое-чему учатся, но все распалось, и одни эти литераторы ничего не смогут сделать. Массы еще за ними пока не идут. Когда люди немного рассортируются, станет лучше.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 26 июня 1884 г.
Дорогой Каутский!
Рукопись «Анти-Родбертуса» я завтра возвращу заказным. Замечаний у меня немного - я сделал на полях несколько пометок карандашом. К этому добавлю еще следующее: 1) Римское право есть законченное право простого товарного производства, следовательно - докапиталистического; это право, однако, заключает в себе и большую часть правовых отношений капиталистического периода. Стало быть, это именно то, в чем нуждались наши горожане в период возникновения городов и чего они не находили в местном обычном праве.
На стр. 10 я бы многое уточнил: 1) Прибавочная стоимость является лишь исключением при производстве с помощью рабов и крепостных; нужно сказать - прибавочный продукт, который большей частью непосредственно потребляется, а не капитализируется.
2) Со средствами производства дело обстоит не совсем так. Во всех обществах, основанных на естественно выросшем разделении труда, продукт, а следовательно, в известной степени, и средство производства, по крайней мере в некоторых случаях, господствует над производителем: земля в средние века - над крестьянином, являющимся лишь придатком к земле, ремесленный инструмент - над цеховым ремесленником. Разделение труда означает непосредственно господство средств труда над рабочим, хотя и не в капиталистическом смысле.
Нечто подобное происходит у тебя со средствами производства в конце статьи.
1) Нельзя так отрывать земледелие и технику от политической экономии, как это получается у тебя на страницах 21 и 22. Плодосменное хозяйство, искусственные удобрения, паровая машина, механический ткацкий станок неразрывно связаны с капиталистическим производством, как и орудия дикаря и варвара - с его производством. Орудия дикаря обусловливают его общество совершенно в той же мере, как новейшие орудия - капиталистическое общество. Твой взгляд приводит к заключению, будто производство только теперь определяет общественный строй, но не определяло его до капиталистического производства, так как орудия еще не совершили никакого грехопадения.
Говоря о средствах производства, ты тем самым говоришь об обществе, и о том именно обществе, которое определяется, этими средствами производства. Средства производства точно так же не существуют в себе, вне общества и без влияния на него, как не существует и капитал в себе.
Но вот что следовало бы показать: каким образом средства производства, которые в более ранние периоды, включая простое товарное производство, господствовали лишь в очень незначительной мере по сравнению с нынешними, дошли до современного деспотического господства; твое объяснение мне кажется недостаточным, потому что ты не упоминаешь об одном полюсе: об образовании такого класса, который сам не имел более никаких средств производства, а значит - и никаких средств к жизни, и, следовательно, должен был продавать самого себя в розницу.
В связи с позитивными предложениями Родбертуса следует подчеркнуть его прудонизм - он ведь сам объявляет себя Прудоном I, предвосхитившим французского Прудона. Должна быть показана конституированная стоимость, которую Родбертус открыл уже в 1842 году. Притом предложения эти - жалкий шаг назад по сравнению с Бреем и с обменным банком Прудона. Рабочий должен получить лишь четвертую часть продукта, но уж зато наверняка! Об этом мы поговорим как-нибудь после.
Покой (физический) мне великолепно помогает; я поправляюсь с каждым днем и на этот раз вылечусь. Диктовка II книги «Капитала» подвигается превосходно. Мы работаем уже над вторым отделом, но там большие пробелы. Редакция, конечно, только предварительная, но всему свой черед. Дальнейший путь мне ясен, и этого достаточно.
Письмо Эде получил, благодарю. Но вы должны набраться терпения в переписке со мной, мне не следует снова расстраивать свое здоровье, а материала для работы и корреспонденции набирается убийственно много.
Привет.
Ваш Ф. Э.
ЕВГЕНИИ ЭДУАРДОВНЕ ПАПРИЦ В ЛОНДОНЕ [Лондон], 26 июня 1884 г.
122, Regent`s Park Road, N. W.
Сударыня!
Про литографированный журнал, о котором Вы говорите, я уже слыхал, хотя мне еще не удалось увидеть ни одного экземпляра.
Мне кажется, что Вы немного несправедливы к Вашим соотечественникам. Мы оба, Маркс и я, не можем на них пожаловаться. Если некоторые школы и отличались больше своим революционным пылом, чем научными исследованиями, если были и есть еще кое-где блуждания, то, с другой стороны, была и критическая мысль и самоотверженные искания в области чистой теории, достойные народа, давшего Добролюбова и Чернышевского. Я говорю не только о революционных социалистах, действующих на практике, но также об исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в этом отношении в Германии и Франции официальной исторической наукой. И даже среди революционеров-практиков наши идеи и экономическая наука, коренным образом переработанная Марксом, всегда встречали понимание и симпатию. Вы, наверное, знаете, что в самое последнее время были переведены и изданы по-русски некоторые из наших работ, а вскоре выйдут и другие, в частности «Нищета философии» Маркса. Его небольшая работа, написанная до 1848 г., - «Lohnarbeit und Kapital» («Наемный труд и капитал»), - тоже принадлежит к этой серии и напечатана под упомянутым заглавием.
Я чрезвычайно польщен тем, что Вы считаете полезным перевести мои «Наброски и т. д.».
Хотя я и теперь еще немного горжусь этой своей первой работой в области общественных наук, я очень хорошо знаю, что в настоящее время она совершенно устарела и полна не только ошибок, но и ляпсусов. Боюсь, как бы она не вызвала больше недоразумений, чем могла бы принести пользы.
Посылаю Вам по почте экземпляр книги: «Переворот в науке и т. д.».
Что касается наших старых газетных статей, то их теперь трудно было бы разыскать.
Большинство из них сейчас утратило свою злободневность. Когда после напечатания рукописей, оставшихся после Маркса, у меня будет достаточно свободного времени, я думаю их издать в виде сборника с примечаниями и т. д. Но это - дело будущего.
Не совсем понимаю, о каком манифесте к английским рабочим Вы говорите. Может быть, Вы имеете в виду «Гражданскую войну во Франции», манифест Интернационала по поводу Парижской Коммуны? Его я могу Вам послать.
Если бы здоровье мне позволило, я попросил бы разрешения навестить Вас. Хотя дома я себя чувствую сносно, но ходить по городу мне, к сожалению, запрещено. - Если Вы окажете мне честь своим посещением, я всегда к Вашим услугам около семи или восьми часов вечера.
Примите, сударыня, уверения в моем совершенном почтении.
Ф. Энгельс
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 29 июня 1884 г.
Дорогой Эде!
1) Отсылаю обратно «Наемный труд и капитал». Силезское издание, конечно, весьма нуждалось в редактировании. У меня. правда, не было времени сличить его сплошь с оригиналом, я сравнил только наиболее сомнительные места, но оригинал у вас есть, и вы сможете это сделать при чтении корректуры.
2) Я закажу еще один портрет Маркса тому же самому человеку, который сделал его для меня, и пришлю вам (это не карандашный рисунок, а увеличенная фотография). Но может ли хорошо получиться цветная фотография, если этот человек ни разу не видел Мавра с его своеобразным смуглым цветом лица?
3) Пакет с 40 экземплярами «Переворота» отправлен третьего дня по адресу: «Народная книготорговля», 3, Kasino-strase, Hottingen-Zurich, Швейцария. «Книги ценностью в 3 ф. ст., с последующей оплатой» (то есть пересылка не оплачена). Пакет отправлен через Континентальное агентство посылок, контрагента германской имперской почты и швейцарской почты, а также французских учреждений, ведающих посылками; посылки Союза из Цюриха пересылаются сюда таким же образом. Между Англией и континентом не существует посылочной почты, поэтому и не существует, по крайней мере здесь, «почтовых посылок по 5 килограммов»; разделение посылки на два пакета здесь повлекло бы за собой двойные расходы; если же не делить ее, то там это безусловно не настолько удорожит посылку, как отправка ее отсюда в два приема.
4) Шорлеммер пишет, что его брат Людвиг в Дармштадте не получил до сих пор ни одного номера «So..aldemokrat», хотя у него имеется квитанция о подписке. Что это - общее явление или единичный случай? Выясни, пожалуйста.
5) Социалистических стихов, именно Веерта, я достать не могу. Кажется, в старом «Gesellschaftsspiegel » Мозеса Гесса за 1845 г. напечатано кое-что, но ты, вероятно, их уже знаешь. Я как-то слышал о сборнике его стихов, но так его и не видал. Во всяком случае ни он, ни мы такого сборника не издавали.
6) Архивариусу придется подождать, у меня нет времени привести в порядок нужные мне самому материалы; когда я доберусь до этого, я о нем непременно позабочусь. Теперь же нужно прежде всего закончить второй том «Капитала». Дело идет успешно, около одной трети предварительной редакции уже готово, и она продвигается ежедневно приблизительно на половину печатного листа или немного меньше. Как только мы дойдем до последнего отдела («Обращение всего общественного капитала»), Эйзенгартен сможет переписать с моей помощью относящуюся к этому отделу рукопись 1878 г., а я тем временем займусь окончательным редактированием того, что уже готово. Таким образом мы управимся сравнительно быстро, а там перейдем к третьей книге, наиболее важной.
Только тогда можно будет подумать о том, чтобы привести в порядок старые рукописи за период до 1848 г. и подготовить некоторые из них к печати. Желания это сделать у меня достаточно, но тут потребуется работа, то есть время.
Итак, ты в конце концов тоже приходишь к убеждению, что с этими «мудрецами» все-таки отлично можно справиться. Я просил прислать мне несколько номеров «Neue Welt», чтобы поближе присмотреться к этим господам. До сих пор я читал только раздел «редакционный почтовый ящик»; это - немецкое мальчишеское озорство, рассчитанное на очень смирных читателей.
Вообще же не обращай внимания на булавочные уколы, это первое правило в борьбе, и помни, что «Нет радости большей на нашей земле, Чем больно врага ужалить, Да парня нескладного шуткой задеть И весело позубоскалить». ( Г. Веерт. «Нет радости большей на нашей земле»)
Привет Каутскому.
Твой Ф. Э.
САРЕ АЛЛЕН В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон, около 6 июля 1884 г.]
Сударыня!
В ответ на Ваше письмо от 5 числа, которое пришло вчера, но на которое я не смог ответить сразу, так как меня не было в городе, имею честь сообщить Вам, что считаю г-на Э.
Эвелинга весьма подходящим для Вас съемщиком и уверен, что Вы не пожалеете о том, что сдали ему помещение.
Остаюсь и т. д.
15:35 14.07.2015
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 11 июля 1884 г.
Дорогой Каутский!
Надеюсь, что Эде справляется со своей лихорадкой. Передай ему привет от меня; я хочу также выпить за его здоровье.
Передачу гамбургского дела Ауэру я одобряю. Бебеля и Дица я назвал только потому, что должен был ведь сказать этому человеку, кому я намереваюсь сообщить его имя; само собой разумеется, что это вас нисколько не связывает.
С Дицем - дело канительное. Если он не скажет да или нет, то ждать его ответа дольше невозможно. Мне важно, чтобы работа вышла в свет и, во-вторых, чтобы она не подверглась сразу же массовой конфискации. Это - два условия, которые в своей совокупности могут быть обеспечены только в Швейцарии. На печатание в Австрии можно было бы согласиться только в крайнем случае: 1) это повлечет за собой новую отсрочку и новые переговоры; 2) книга будет все-таки запрещена - на этот счет у вас не должно быть ни малейших иллюзий; 3) в Австрии она может быть не только запрещена, но и конфискована (вспомни венскую историю, про которую ты мне рассказывал прошлой осенью). Так что решайтесь, наконец, на что-нибудь положительное!
В «Neue Zeit» все еще происходит нечто странное, иначе, наверное, не позволили бы мудрому Шиппелю говорить о «теории Родбертуса - Маркса», а также о вещах, которые «стали известны со времени Родбертуса», и все это без редакционного примечания. Немцы в самом деле уж очень опустились, если до сих пор не понимают, что все, что Маркс имеет общего с Родбертусом, - это только «уравнительное применение рикардовской теории», о чем Маркс говорит в «Нищете» на странице 49 и что уже с 1827 г. для английских социалистов является общим местом! Но это еще отнюдь не прибавочная стоимость, как она определена Марксом и проведена им через всю экономическую науку. Поэтому господа англичане, и точно так же Родбертус, списывая у Рикардо, не смогли создать абсолютно ничего нового в области политической экономии; только Маркс пошел дальше и опрокинул всю старую экономическую науку.
Между прочим. Чтобы основательно разобрать Родбертуса, мне нужна его работа 1842 г.
«К познанию нашего строя», или как она там называется. Ты ее цитировал. Не сможешь ли ты достать мне ее на несколько дней или, еще лучше, купить? Судя по некоторым цитатам, эта работа, кажется, лучшее из всего, что он написал, потому что это - первая работа. Позднейшее - все более слабые перепевы.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 19 июля 1884 г.
Дорогой Каутский!
Письмо от тебя и Эде получил только сегодня утром, хотя из Цюриха оно было отправлено, судя по почтовому штемпелю, 17 июля.
С твоими предложениями я согласен при условии, что дело теперь двинется вперед. Если наши рабочие могут так же свободно читать латинский шрифт, как и готический, то я предпочел бы, конечно, латинский. Формат возьмите приблизительно такой же, как для «Развития», - формат «Женщины» Бебеля был слишком велик. Если вы думаете, что тираж в 5000 может разойтись, то я не возражаю. Итак, за дело и присылайте мне поскорее корректуры. Меры относительно Шабелица тоже вполне удовлетворительны.
Итак, вся наша предупредительность по отношению к Дицу привела только к тому, что он всех нас считает своими врагами!
В том, что «Neue Zeit» перестает выходить, для партии никакой беды нет. Чем дальше, тем яснее становится, что подавляющее большинство писательствующих членов партии в Германии состоит из оппортунистов и пролаз, которые при законе против социалистов - как бы он ни был неприятен для них в денежном отношении - в литературном отношении, чувствуют себя превосходно; они могут высказываться беспрепятственно, а мы не можем дать им взбучку. Поэтому уже для того только, чтобы ежемесячно заполнять такой журнал, требуется крайняя снисходительность, а это приводит к постепенному засилью филантропии, гуманизма, сентиментальности и прочих антиреволюционных пороков всех этих Фрейвальдов Кварков, Шиппелей, Розусов и им подобных. Люди, принципиально не желающие ничему учиться и только фабрикующие литературу о литературе и по поводу литературы (девять десятых современных немецких писаний сводится к писанине по поводу других писаний), производят, конечно, больше печатных листов в течение года, чем те, которые хотят кое-чему научиться и писать о чужих книгах лишь в том случае, если они: 1) изучили их и 2) если в них вообще содержится что-либо стоящее. Созданное законом против социалистов преобладание этих господ в литературе, печатающейся в Германии, неизбежно, пока этот закон остается в силе. Зато мы располагаем оружием нападения совсем иного рода - литературой, которая выходит за границей.
Было бы превосходно, если бы ты приехал сюда. Можно ли, однако, так твердо рассчитывать на нью-йоркцев, я не знаю. Эвелинг приглашен уже больше трех месяцев тому назад в качестве лондонского корреспондента; он писал регулярно, но денег до сих пор не получил.
Здесь на месте нельзя ничего заработать. «Justice» и «To-Day» не платят, а если в какой-нибудь другой газете можно что-нибудь выцарапать, на нее сейчас же набрасывается целая свора.
Ясновидение в «Neue Welt» - это самое лучшее, что могло произойти. «Наука» этого сорта всегда приводит к подобной нелепице. Чем дальше дело зайдет, тем лучше; тем скорее наступит конец. Я посмеялся от души, когда получил твою открытку. Еще две-три таких храбрых гейзериады - и наш герой должен будет сматывать удочки.
Книга Гайндмана («Исторический базис социализма в Англии»), как и сам этот тип, - претенциозная, нахальная дрянь, в которой он то и дело пытается уколоть Маркса (потому что Маркс не англичанин; Гайндман - самый шовинистический Джон Буль, какой только существует); при этом он так плохо знает английскую историю, что все, что он узнал не от немцев, попросту неверно. Впрочем, Гайндман накануне падения; правда, он на свои и Морриса деньги откупил сейчас все движение (в том числе и «To-Day», издание которого Бакс не может продолжать за недостатком средств и который теперь целиком перешел к Гайндману), но его нетерпеливое стремление к диктаторской роли, его зависть ко всем возможным соперникам, его упорное стремление выдвинуться на первый план заставили насторожиться даже самых верных его друзей, и его положение в Демократической федерации пошатнулось. Этот человек не пойдет далеко, он не умеет ждать. При этом «Justice» с каждым днем становится хуже; надеюсь, что скоро придет конец этой первой фазы здешнего движения*, оно становится ужасающе безотрадным.
Твоей bacillum ты дал в руки Гейзеру козырь, которым он, будем надеяться, по своей глупости не сумеет воспользоваться. Обе формы, baculus и baculum, одинаково употребляются, значит, оба рода возможны и в производном слове. Но в биологии уже давно употребляется исключительно форма bacillus.
Так как в конце этого или в начале будущего месяца я, вероятно, поеду к морю, то я хотел бы, если это возможно, сейчас получить «К познанию» Родбертуса; я немедленно возвращу эту книгу вместе с «Нормальным рабочим днем» и т. д., но мне непременно нужно посмотреть ее, потому что он сам утверждал в 1879 г., что Маркс использовал ее, не называя имени автора. Подобное обвинение против Маркса возможно только со стороны людей, которые и не догадываются, какое вопиющее невежество скрывается за подобным утверждением. Кто читал Рикардо, - и уже у Адама Смита достаточно мест, в которых говорится то же самое, - тому нет надобности читать еще «великого» Родбертуса, чтобы знать, откуда «происходит» прибавочная стоимость.
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Лондон, позднее 21 июля 1884 г.]
Дорогой Эде!
Прилагаемый материал ты можешь, если хочешь, послать Ауэру, я это нарочно так устроил.
Что касается распределения избирательных округов, то и я не раз досадовал по этому поводу; но это происходит оттого, что в чисто тактических вопросах хотят руководствоваться только общими принципами, а это всегда бывает на съездах, - там все это так просто и ясно! Как правило, выставлять в двух местах одну и ту же кандидатуру действительно бесполезно; но если рассчитывают на то, что в ненадежных округах лучшие люди пройдут скорее, чем другие, и поэтому выставляют их кандидатуры там, то приходится или допускать, чтобы их кандидатуры были выставлены дважды, или идти на тот риск, что они вовсе не будут избраны. Стало быть, если абсолютно не допускать двойных кандидатур, то надо лучших людей выставлять в самых надежных округах. Странно, однако, что эта отсылка в ненадежные округа никогда не случается с Либкнехтом, а только лишь с Бебелем, и что, например, на прошлых выборах Либкнехт имел, если не ошибаюсь, два очень хороших избирательных округа. Впрочем, все это неизбежно. Не надо забывать и того, что в борьбе всегда успехи чередуются с неудачами, и поэтому не следует слишком огорчаться, если временами дела идут несколько хуже.
Во всяком случае несомненно, что пока «So..aldemokrat» в наших руках, что бы ни делали господа оппортунисты, - даже если бы они получили господство во фракции (что, однако, возможно только в том случае, если Бебель вновь не будет избран), - это бы еще вовсе не значило, что они выиграли игру. Что они могут поделать против масс? Ведь массы все время толкают их самих вперед, желают ли они этого или нет. А если бы даже нашим мудрецам удалось завладеть и газетой «Sozialdemokrat», то их господство не было бы так продолжительно, как первый бесхребетный период этой газеты, которая вначале имела поддержку даже со стороны лучших из «вождей», но массы заставили ее переменить фронт.
Что касается великой науки знаменитого не атеиста, то очень хорошо, если ей будет предоставлена возможность как следует проявить себя. В «Поклоннике луны» Поля де Кока тоже выведен такой таинственный ученый; но когда наконец после величайших усилий и трудов раскусили, в чем его наука, то оказалось, что она состоит из нескольких трюков с бутылочными пробками. Ведь сколько труда пришлось потратить, пока знаменитый муж снизошел до того, чтобы продемонстрировать перед нами хоть несколько образчиков своей науки! И каких великолепных!
Теперь он дошел уже до ясновидения. Чего же лучше - дело идет на лад!
Привет Карлу Каутскому от меня и Шорлеммера.
Твой Ф. Э.
Скажи Манцу, от которого я получил письмо, что для него делается точно такой же портрет, как у меня, и он его получит, как только портрет будет готов; но я не могу сам бегать по таким делам по огромному Лондону и нахожусь поэтому в зависимости от других.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 22 июля 1884 г.
Дорогая Лаура!
«Продолжение завтра!»... но я все еще жду его, этого продолжения, которое должно было объяснить мне многие необъяснимые иным способом вещи в твоем последнем письме. Право, я считал, что вы живете в одном из самых прекрасных, самых здоровых кварталов Парижа, где свежий воздух и т. д., на высоте, достаточной для того, чтобы вы находились выше всех суетных вещей, а теперь вдруг вы собираетесь переезжать, да еще в это проклятое жаркое время года, а Поль едет в Бордо, и весь мир перевернулся вверх дном, - одним словом, ты не приедешь и должна будешь провести жаркое время в Париже, а уедешь оттуда только в то время года, когда Париж больше всего восхищал Гейне: «Звезды! Как горят они в Париже, Отражаясь ночью зимней В черной уличной грязи!» ("Атта Троль")
И вот Ним, Джоллимейер, приехавший в пятницу, и я подвергли этот вопрос самому серьезному рассмотрению и пришли к единогласному, но пока не очень удовлетворительному выводу: что-то где-то неладно.
Как бы то ни было, так как продолжения не последовало, то, я надеюсь, ты все-таки приедешь сама и развеешь в прах все эти соображения. Если ты будешь ждать отъезда Поля в Бордо для организации там газеты, то это может произойти или не произойти в течение ближайших 100 лет. Если он не поедет и если совершенно необходимо переехать из дома № 66 на бульваре Пор-Руайяль, тогда пусть Поль ищет квартиру и организует переезд. Поэтому я не вижу, что могло бы помешать твоему приезду, хотя бы, скажем, только на 3 недели, - а как только ты сообщишь мне, что ты едешь, мы постараемся, насколько это в наших силах, облегчить тебе дорогу.
Тусси и Эдуард, переживающие медовый месяц № 1, уехали, если только не вернулись уже, - великий медовый месяц начнется со следующего четверга. Конечно, Ним, Джоллимейер и я прекрасно понимали уже довольно давно, к чему это клонится, и от души смеялись над этими бедными невинными младенцами, которые все время воображали, будто у нас нет глаз, и приближались к роковому моменту не без некоторого страха. Однако мы быстро помогли им справиться с этим. В самом деле, если бы Тусси спросила моего совета прежде, чем сделать этот прыжок, я, возможно, счел бы своим долгом распространиться о различных возможных и неизбежных последствиях их шага, - но когда все было решено, то лучше всего для них было сразу же объявить об этом, пока другие люди не воспользовались тем, что это держалось в секрете. И это была одна из причин, почему я был рад, что мы все знали об этом: если бы какие-нибудь мудрые люди обнаружили тайну и пришли к нам с великой новостью, мы были бы уже подготовлены. Надеюсь, что Тусси и Эдуард и дальше будут так же счастливы, какими они кажутся сейчас. Мне очень нравится Эдуард, и я считаю, что для него полезно войти в соприкосновение с другими людьми, помимо литературного и лекторского круга, в котором он вращается; у него есть хороший фундамент из прочных знаний, и он сам чувствовал себя не на месте среди этой крайне поверхностной компании, в которую его забросила судьба.
Джоллимейер сейчас чувствует себя очень хорошо и бодро; пока я работаю, он совершает далекие прогулки - сейчас он отправился на одну из них. Пумпс наконец справилась со своим бронхитом и т. д. и сегодня переедет в свой новый дом в Килберне, нет, прости, на Уэст-Хэмпстеде (я никогда не знал, что Хэмпстед простирается до Эджвар-род, но, повидимому, это так).
Ним чувствует себя хорошо и бодро. На следующей неделе, думаю, мы должны будем двинуться к морю, но куда? Этот великий вопрос еще предстоит решить. Что касается меня самого, то мое здоровье довольно сносно при условии соблюдения - в ближайшее время - очень узких границ для моциона, работы и удовольствий; надеюсь, что перемена воздуха окончательно поставит меня на ноги.
А теперь жду «продолжения», и пусть оно будет хорошим и приведет тебя к нам!
«Хлеб» Поля получен сегодня утром. Как жаль, что он не следует мудрым советам редакции «Journal des Economistes»204.
Искренне любящий тебя Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 26 июля 1884 г.
Дорогая Лаура!
Получил продолжение, продолжение продолжения и заключение Поля Лафарга. Я только что отправил своего секретаря** домой, и у меня осталось несколько свободных минут для сообщения, что я буду очень рад не только отредактировать статью Поля*, но и внести предложения относительно пунктов нападения. Но для этого мне нужна книга, а чтобы достать ее, я должен знать точное заглавие. Пожалуйста, сообщи мне его тотчас же, чтобы я мог заказать книгу.
Значит, по-видимому, в конце концов нам придется поехать на морской берег без тебя.
Ну, что же, если такая погода продолжится, то я не знаю, не окажется ли Франция предпочтительнее. У нас сейчас, в 5 часов пополудни, едва 17° по Цельсию и такой дождь, что бедный Джоллимейер не смог отправиться на свою прогулку.
Пумпс и Перси только что пришли к обеду, поэтому я должен кончать. Привет от всех.
Любящий тебя Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН -ЦЮРИХ [Лондон], 28 июля 1884 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
При сем возвращаю корректуру. Буду всегда возвращать ее Вам немедленно. Но я прошу пощадить мою орфографию - у меня нет никаких оснований допускать, чтобы меня на старости лет еще цивилизовали, централизовали или даже цитировали. Так называемое «последовательное» правописание в большинстве случаев гораздо более непоследовательно и исторически не оправдано, чем старая дурная привычка.
С Вашими предложениями я вполне согласен. Все это - вещи, в которых Вы понимаете больше моего.
Пришлите, пожалуйста, чистые листы, а по окончании печатания - 25 экземпляров роскошного издания и 5 экземпляров обыкновенного. Меньшим количеством я, наверное, не сумею обойтись.
Для сокращения почтовых расходов рукопись можно посылать вместе с корректурными листами в плотной прочной бандероли. Пересылка рукописей и корректур стоит здесь столько же, сколько и пересылка книг, но должна быть полностью оплачена на месте отправления, в противном случае они сюда не дойдут.
Уважающий Вас Ф. Энгельс
ДЖЕМСУ ЛИ ДЖОЙНСУ В ЛОНДОНЕ [Черновик] [Лондон], 30 июля 1884 г.
Милостивый государь!
Сожалею, что не могу в настоящее время дать Вам свое согласие на перевод моей работы «Развитие и т. д » для «To-Day», так как я уже связан обязательством по отношению к другому лицу*.
Что касается моего обещания написать статью для «To-Day», то оно было дано г-ну Баксу, но, насколько мне известно, г-н Бакс не является больше одним из редакторов «To-Day».
Искренне Ваш Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [ИЮЛЬ 1884]
Я принес себя в жертву и просмотрел несколько номеров «Neue Welt». Но это оказалось так убийственно скучно, что много я прочесть не смог. Что касается г-на Гейзера, то его «наука» там неприступна. Тот, кто в таком грошовом журнале чванится наукой, тем самым уже доказывает, что он действительно ничему не научился, даже если бы он не печатал постоянно «Cholera-Baccilus» вместо «bacillus», точно это слово происходит от bacca, а не от baculus. К тому же его можно найти в любом латинском словаре. Фраза о том, что материализм, как и идеализм, оба односторонни и что они должны быть соединены в некое высшее единство, стара, как мир, и не должна тебя огорчать. А то, что атеизм выражает только отрицание, - это мы сами говорили еще 40 лет тому назад, возражая философам, но при этом добавляли, что атеизм, как голое отрицание религии, ссылающийся постоянно на религию, сам по себе без нее ничего не представляет и поэтому сам еще является религией. Для прочей науки характерна статья Блоса о греческих и германских богах, где мне бросились в глаза следующие грубые ошибки: 1. «Письма темных людей» принадлежат якобы Рейхлину. Они возникли в среде его единомышленников, но он принимал в них гораздо меньше участия, чем Ульрих фон Гуттен.
2. Греческие боги «уплетают нектар и распивают амброзию»!!
3. «Met», также «Meth», переведено в скобках «пиво», тогда как каждый ребенок знает, что до сих пор он приготовляется не из солода, а из меда.
4. Блос не знает даже имен германских богов. То он... приводит имена древнескандинавских богов, то германских. Наряду с древнескандинавским именем Один, немецкого имени которого (на древнесаксонском - Водан, на древневерхненемецком - Вотан) он не знает, стоит древневерхненемецкое имя Циу. У Одина была супруга, которую он называет Фрейя, тогда как древнескандинавское ее имя - Фригг, древневерхненемецкое - Фрика, что даже Рихард Вагнер знал лучше. И это после беглого поверхностного просмотра в течение десяти минут! Такой науки не испугается и крохотный щенок! Пусть себе надуваются, как павлины, в своем грошовом журнале; если же поднять павлиний хвост, то откроется только то место, откуда выходят экскременты!
Твой Ф. Э.
Привет К. Каутскому.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Лондон, 1 августа 1884 г.
Дорогая Лаура!
Леруа-Больё благополучно прибыл. Спасибо. У меня еще не было достаточно времени просмотреть книгу, но теперь я сделаю это - Шорлеммер уехал вчера в Германию.
Мы уедем, вероятно в понедельник, в Уэртинг, около Брайтона - его выбрал Перси, и, судя по тому, что о нем вообще говорят, это ужасно скучное место. Мне все равно, но если Пумпс там не понравится, пусть она объясняется с избранником своего сердца! Я тебе сообщу точный адрес, как только будет возможно.
У меня была скверная простуда из-за жары и сквозняков, вследствие чего я не курил и не прикасался к пиву около недели, но со вчерашнего дня я полностью вернулся ко всему этому.
Так как статья Поля о производстве зерна ("Хлеб в Америке") еще не закончена и так как пройдет, наверное, около месяца между этой статьей и выступлением против Леруа-Больё (так что эта последняя статья появится только в октябрьском номере), то у нас будет небольшая передышка, - по крайней мере, я на это надеюсь. Мне действительно нужно немного отдохнуть, а у меня, кроме этого дела, еще полно работы по редактированию переводов, пока я буду на берегу моря. Самое существенное для Поля - это краткость; надо будет строго ограничить вопрос только критическими выступлениями Леруа-Больё против Мавра, оставив полностью в стороне Лассаля и т. д., - за исключением, может быть, тех мест, где Леруа-Больё дает нам возможность показать его вопиющее невежество. Однако, когда я просмотрю его книгу, я лучше смогу судить о ней. Во всяком случае, так как книга толстая, а места для ответа мало, то неизбежно придется ограничиться только тем, что абсолютно необходимо.
Мне пора кончать, жара ужасная, я написал уже пять писем, а надо написать еще «г-же Эвелинг» и в Цюрих.
Ним тоже немного кашляет, у нее что-то, что я почти готов назвать иногда коклюшем, но это не серьезно. Ты знаешь, что Тусси заболела настоящим коклюшем, заразившись от маленькой Лилиан Рошер! Это абсолютно верно.
Скажи Полю, чтобы он поцеловал тебя за Ним и за меня.
Искренне любящий тебя Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 1 августа 1884 г.
Дорогой Каутский!
Сегодня отослал обратно «К познанию» Родбертуса заказной бандеролью; надеюсь, что дойдет вовремя. По получении этого письма сюда больше не пишите, в понедельник я выезжаю к морю и, возможно, уже завтра смогу послать свой новый адрес (pro tempore).
Эта книга Родбертуса - действительно самое лучшее из всего, что он написал. Это - юношеская работа с ее хорошими и дурными сторонами, основа для позднейших перепевов; она доказывает, как близок он был к сути дела, если бы продолжал изучать предмет, вместо того чтобы сочинять утопии. Я очень рад, что просмотрел ее. Сейчас закрывается почта и пора обедать.
Твой Ф. Э.
Привет Эде, избавившемуся от воспаления эпидидимиса.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Уэртинг, 6 августа 1884 г.
48, Marine Parade
Дорогой Эде!
После всевозможных скитаний я, наконец, прибыл на место и собираюсь засесть здесь, на южном берегу, на добрых три недели. Перед моей дверью широкий канал, который, впрочем, во время отлива отступает больше чем на 300 шагов. В общем, это - тихое, скучное местечко, и здесь среди безделья у меня найдется, вероятно, время для редактирования вашего перевода «Нищеты».
Будь так добр, распорядись, чтобы корректуру мне пока присылали сюда. О присылке из Лондона «So..aldemokrat» позаботится Эйзенгартен.
Стоит чудесная жаркая погода, а мне нужно еще сообщить n-ому числу людей мой новый адрес. Поэтому из всех новостей (которых, впрочем, чертовски мало) сообщу тебе только, что Гайндман теперь благополучно откупил также и «To-Day». Бакс, который вложил в него свои небольшие средства (я еще в октябре предупреждал его, что этого не хватит), остался сейчас на мели, и тут Гайндман выдвинул свою креатуру, Чампиона, и предложил через него вложить еще денег при условии, что Чампион войдет в редакцию вместо Бакса. Бакс, прижатый к стене, отступил, и в результате теперь у Гайндмана в руках вся так называемая социалистическая пресса.
Но у всех этих мелких людишек, способности и характер которых несоразмерны их честолюбию, момент победы всегда является вместе с тем и моментом поражения. Внешняя удача сопровождается неудачей внутри собственной фракции. Свита Гайндмана все больше и больше сводится к прямо купленным им или материально от него зависимым людям, в Демократической федерации он с каждым днем все больше теряет почву. Третьего дня состоялась делегатская конференция; что там было, не знаю, Эвелинг присутствовал на ней, но сейчас он в Дербишире. Дело в том, что Эвелинг и Тусси поженились, обойдясь без бюро актов гражданского состояния и т. д., и теперь наслаждаются друг другом в горах Дербишира. Но имей в виду - об этом не следует поднимать шума; возможно, какой-нибудь реакционер тиснет что-либо по этому поводу в печати, тогда еще будет достаточно времени. Дело в том, что у Эвелинга есть законная жена, от которой он не может избавиться юридически, хотя уже давным-давно расстался с ней. Эта история получила здесь довольно широкую огласку и в общем хорошо принята даже среди литературных филистеров. Мой Лондон - почти что маленький Париж и воспитывает свою публику.
Ну, пока довольно. Привет Карлу Каутскому.
Твой Ф. Э.
ЛАУРЕ ЛАФАРГ В ПАРИЖ Уэртинг, 6 августа 1884 г.
48, Marine Parade Дорогая Лаура!
Мы переехали, и вот наш адрес - в самом примитивном месте, какое только можно найти на английском побережье. Нам пришлось оставить первую квартиру, так как старая хозяйка возражала против курения!!
Пока выдержанного пива нет, но Перси ищет в Брайтоне; как только пиво будет, я попытаюсь переварить Леруа-Больё ("Коллективизм").
Стоит страшная жара, но это хорошая континентальная жара с морским бризом. Канал у нас под носом, но во время отлива отступает на 1/4 мили. Пумпс и Ним как раз возвращаются пить пиво. На улице так жарко, говорят они, что они не в силах там более оставаться, - действительно, дома прохладнее.
Подумать только, что после всего эти бедные парижане будут лишены своей доли холеры!
Какой позор после всех их приготовлений!
Ним говорит мне, что надеется вступить во владение крупным состоянием 31 июля, после розыгрыша большой парижской лотереи. Если так, ты должна немедленно телеграфировать баронессе де Демут по указанному выше адресу, так как она хочет устроить целый пир.
Я разленился, а мне нужно написать столько писем! Итак, надеюсь получить хорошие вести от Поля, иными словами, узнать, что великий Леруа-Болье не так уж торопится получить взбучку.
Во всяком случае нужно воспользоваться жарой и кончать.
Все шлют тебе кучу приветов, а также и любящий тебя Ф. Э.
15:10 15.07.2015
ПОЛЮ ЛАФАРГУ В ПАРИЖ [Уэртинг, около 11 августа 1884 г.]
Стр. 1. Больё пишет всегда Шёффле, тогда как фамилия этого господина - Шеффле.
Стр. 3. Капиталистическая система, зародившаяся - ? около 1780-1800 годов? Зарождение этой системы относится к XV веку, зародившаяся крупная промышленность только положила начало ее наивысшему расцвету.
Стр. 1 и 4. Мейн никак не заслуживает, чтобы его упоминали рядом с Маурером; он ничего не открыл, он всего лишь ученик учеников Маурера; общинная собственность на землю в Индии была известна и описана гораздо раньше его Кэмпбеллом и другими, на Яве - Мани и другими, в России - Гакстгаузеном. Единственная его заслуга заключается в том, что он первым из англичан принял и популяризировал открытия Маурера.
Стр. 5 должна быть полностью переработана. Ваши примеры не имеют отношения к предмету полемики. Клочок земли крестьянина, превращающийся в капитал, был бы землейкапиталом; это очень сложная вещь, которую Маркс рассматривает только в третьей книге. Ваш рабовладелец, производящий товары для рынка в Новом Орлеане, не является капиталистом, так же как не является таковым румынский боярин, эксплуатирующий барщинных крестьян. Капиталистом является только такой собственник средств труда, который эксплуатирует свободного рабочего!
Скажите лучше: ткацкий станок мелкого дореволюционного крестьянина, служивший для того, чтобы ткать одежду для семьи, не был капиталом; он не является еще капиталом и тогда, когда крестьянин продает купцу ткани, изготовленные в длинные зимние вечера; но если он использует наемного рабочего, чтобы ткать товары для купца, и кладет в карман разницу между издержками производства и продажной ценой тканей, - вот тогда ткацкий станок превратился уже в капитал. Стоящая перед производством цель - производить товары - не придает орудию производства характера капитала. Товарное производство является одним из предварительных условий существования капитала; но пока производитель продает только свое собственное изделие, он не является капиталистом; он становится им только в тот момент, когда использует свое орудие для эксплуатации наемного труда других людей. Это относится также и к стр. 6. Как же так случилось, что Вы не провели этого различия?
Вместо того чтобы говорить о своем нереальном рабовладельце (не будьте настолько Реашем!), Вы могли бы сказать: феодальный сеньор, который принуждает своих барщинных крестьян обрабатывать его поля и который помимо этого взимает с них поборы яйцами, домашней птицей, фруктами, скотом и т. д., не является капиталистом. Он живет прибавочным трудом других людей, но не превращает продукт этого прибавочного труда в прибавочную стоимость; он не продает этого продукта, он его потребляет, расходует, расточает. Но если этот феодал, как он делал это во многих случаях в XVIII веке, сбывает с рук часть своих барщинных крестьян, если он объединяет их клочки земли в большую ферму, сдаваемую в аренду крупному фермеру-предпринимателю, который так мил сердцу физиократов, если этот крупный фермер использует бывших барщинных крестьян в качестве наемных сельскохозяйственных рабочих для работы на своей ферме, вот тогда земледелие превращается из феодального в капиталистическое, а фермер в капиталиста.
Стр. 6. Непосредственная форма обращения товаров является его первоначальной формой. Само собой разумеется, что она существовала до появления формы 2. Она не является первоначальной по сравнению с простым обменом; но обращение товаров предполагает существование денег; обмен создает только случайные обменные операции, но не обращение товаров.
Стр. 7. Капиталистическое производство не является той или иной формой обращения товаров, опосредствованной или непосредственной. Производство и обращение - две разные вещи. Всякое капиталистическое производство предполагает обращение товаров и совершается в его рамках, но оно не является обращением, как пищеварение не является кровообращением. Вы можете зачеркнуть всю эту фразу, которая ничего не дает.
Стр. 11. Подчеркнутое место мне непонятно и неправильно во всех отношениях. Капиталист в среднем продает и может продать продукт стоимостью в 10 франков дороже, чем за 10 франков. - То, что Вас сбивает с толку, это «издержки производства». Но издержки производства в экономическом смысле (цена производства) включают в себя прибыль; они состоят из: 1) суммы, которой продукт стоит капиталисту, и 2) прибыли; иначе говоря; 1) суммы, возмещающей затраченный постоянный капитал; 2) суммы, возмещающей выплаченную заработную плату; 3) всей или части прибавочной стоимости, созданной прибавочным трудом наемных рабочих. Значит, надо взять фразу Больё, его определение стоимости (стр. 9, конец) и противопоставить оба выражения стоимости одно другому. Либо себестоимость включает в себя прибыль, и тогда товары оплачиваются «в соответствии с общественным трудом, содержащимся в них»; в таком случае цена (стоимость) включает в себя прибавочную стоимость, созданную живым трудом (сверх выплаченной заработной платы) и присвоенную капиталом.
Либо себестоимость не покрывает прибыли, и тогда стоимость определяется не общественным трудом, содержащимся в предмете, а высокой или низкой заработной платой, уплаченной за этот труд, - старая банальность, давно опровергнутая Рикардо.
Стр. 12-13. Машина и хлопок передают всю свою стоимость, даже стоимость отходов, продукту; и в этом заключается соль Вашего аргумента. Если 115 фунтов хлопка дают только 100 фунтов пряжи, то в стоимость этих 100 фунтов будет входить и цена 115 фунтов хлопка-сырца. Может быть, г-н Больё называет прибавочной стоимостью эту стоимость 15 фунтов хлопка, которые исчезли как хлопок, но вновь появились как стоимость?
Стр. 13. Если бы капиталист одалживал рабочему свою машину и т. д., то продукт принадлежал бы рабочему, - ничего подобного не бывает.
Стр. 13-14. «Порождает выгоду, называемую прибылью»: сравните первый абзац стр. 270, где г-н Больё доказывает. что не капиталист, а потребитель извлекает выгоду из технического прогресса. Он упрекает Маркса в забвении конкуренции, а Маркс на протяжении всей главы о машинах и крупной промышленности доказывает, что машины служат только для того, чтобы понижать цену продуктов, и что как раз конкуренция обеспечила этот результат; другими словами, выгода заключается в том, что в одно и то же время производится больше продуктов, что в каждом из них воплощено меньше труда и что стоимость каждого продукта соответственным образом понижается. Г-н Больё забывает нам сказать, в каком отношении для наемного рабочего выгодно повышение производительности, когда продукт этой увеличившейся производительности ему не принадлежит и когда его заработная плата не определяется производительностью орудия производства.
Стр. 14-15. Оправдание прибыли, даваемое здесь Больё, содержит в себе квинтэссенцию вульгарной политической экономии, оправдание ею эксплуатации рабочего капиталистом.
Созидатель капитала требует «законного» вознаграждения за это созидание (то есть, он требует «платы за воздержание», см. Маркса), и это вознаграждение должно быть уплачено эксплуатируемым рабочим в виде дарового труда. Вы аплодируете этому, говоря, что «прибыль - это законное детище живого труда»! «Плата за управление» представлена и измерена заработной платой, уплачиваемой наемному управляющему, - платой, которой не удовлетворился бы ни один капиталист. Загляните в «Капитал», третье немецкое издание, стр. 171, 172 (у меня нет здесь французского издания), и Вы найдете там в немногих словах опровержение всех этих фраз. Страховая премия за «риск» действительно берется из прибавочной стоимости, но она начисляется сверх прибыли; капиталист откладывает каждый год некоторую сумму в резерв в качестве того, что он называет «ducroire» (по-итальянски del credere, то есть чтобы выйти из затруднений, которые могут быть вызваны ненадежными должниками).
Наконец, вознаграждение за наилучшее оборудование, за применение таких изобретений, которые еще не получили распространения, относится только к исключительным случаям и может дать сверх-прибыль; но здесь речь идет о средней прибыли, обычной, общей для всех промышленников. Впрочем, Вы найдете трактовку этого рода прибыли в «Капитале» (третье немецкое издание, стр. 314-317).
Принимая всерьез эти фразы Больё, заявляя, что они провозглашают «прибыль законным детищем живого труда» (не труда рабочего, а труда капиталиста!), Вы тем самым признаете - для Маркса и от имени Маркса - эти доктрины вульгарной политической экономии, с которыми Маркс всегда и везде боролся. Поэтому нужно совершенно изменить Ваши выражения так, чтобы они не имели даже внешнего сходства с такими рассуждениями. Иначе Вы сами попадете в ловушку.
Ваше утверждение на стр. 16, что «когда продукты..., то капиталистическая прибыль отсутствует или почти отсутствует», совершенно противоречит фактам. В таком случае, где же эксплуатация рабочих? На что Вы тогда жалуетесь? И на что живут, кутят и обогащаются капиталисты? Откуда, черт возьми, Вы взяли эту идею, которую никогда не высказывали даже вульгарные экономисты, которой нет и у Больё? И Вы называете это общим законом!
Что правильно, так это то, что если машина изготовляет 100 метров ткани с помощью того же количества труда, которое требовалось при работе вручную для изготовления 1 метра, то капиталист может распределять свою прибыль на 100 метров, вместо того чтобы концентрировать ее на одном метре; отсюда получается, что на каждый метр падает только 1/100 прибыли; но прибыль на сумму затраченного труда может оставаться той же и даже увеличиться.
Стр. 16. Маркс стал бы протестовать против «политического и социального идеала», который Вы ему приписываете. Коль скоро речь идет о «человеке науки», экономической науки, то у него не должно быть идеала, он вырабатывает научные результаты, а когда он к тому же еще и партийный человек, то он борется за то, чтобы эти результаты были применены на практике. Человек, имеющий идеал, не может быть человеком науки, ибо он исходит из предвзятого мнения.
В общем, статья окажет свое действие, если Вы устраните главные ошибки, на которые я обратил Ваше внимание. Но что касается Вашего следующего выступления, которое должно быть еще более серьезным, то я решительно считаю, что Вам следует основательно перечитать «Капитал» с начала до конца, положив рядом книжку Больё, и отмечать все места, относящиеся к вульгарной политической экономии. Я говорю о «Капитале», а вовсе не о книге Девиля, которая не годится изза серьезных изъянов в описательной части.
И еще: не забывайте, что эти господа, Больё и другие, гораздо лучше Вас знают обычную экономическую литературу и что это - область, в которой Вы боретесь с ними неравным оружием. Это их дело знать все эти вещи, а не Ваше. Не рискуйте же слишком в этой области.
Я поговорил с Вами откровенно и надеюсь, что Вы не будете в обиде. Дело весьма серьезное. Если бы Вы допустили оплошность, то от этого пострадала бы вся партия.
Здесь ужасная жара, но все-таки чувствуешь себя довольно хорошо. Все шлют Лауре и Вам тысячу приветов. К несчастью, наш запас пильзенского пива истощается, а на доставку его из Брайтона требуется два дня! Здесь живут, как варвары.
Преданный Вам Ф. Э.
ГЕОРГУ ГЕНРИХУ ФОЛЬМАРУ В МЮНХЕН Англия, Уэртинг, 13 августа 1884 г.
48, Marine Parade Уважаемый товарищ!
Ваше любезное письмо было прислано мне сюда из Лондона только вчера, этим и объясняется задержка моего ответа.
На вопрос, который Вы поставили передо мной, ответить нелегко, или же ответ может быть лишь отрицательным. В наше время во всех университетах мира ни одна наука не извращается больше, чем политическая экономия. Не только не существует нигде ни одного человека, который читал бы курс старой классической политической экономии в духе Рикардо и его школы, - трудно даже найти хотя бы одного такого, который преподносил бы в неискаженном виде вульгарную теорию свободы торговли, так называемое манчестерство a la Бастиа. В Англии и Америке, равно как во Франции и Германии, буржуазные экономисты под давлением пролетарского движения почти все без исключения приняли катедер-социалистически-филантропическую окраску, и повсюду господствует некритический, благонамеренный эклектицизм: вялый, тягучий, студенистый желатин, которому можно придать любую форму и который именно поэтому служит превосходной питательной средой для вскармливания карьеристов, совсем как настоящий желатин - для размножения бактерий. Действие этого расслабляющего, неустойчивого, кашицеобразного образа мысли чувствуется, по крайней мере в Германии и среди некоторой части немцев в Америке, даже в нашей партии; он широко распространен на ее границах.
При таких обстоятельствах я не вижу никакой существенной разницы между различными высшими школами. Самое главное- это серьезное самостоятельное изучение классической политической экономии от физиократов и Смита до Рикардо и его школы, а также утопистов - Сен-Симона, Фурье и Оуэна - и, наконец, трудов Маркса; при этом нужно всегда стараться составить свое собственное мнение. Я полагаю, что Ваша приятельница будет изучать первоисточники и не позволит ввести себя в заблуждение чтением кратких изложений и других источников из вторых рук. Для ознакомления с самими экономическими условиями Маркс указывает в «Капитале» наиболее важные источники. Как пользоваться официальной статистикой различных стран, как определить, что в ней пригодно и что нет, - это лучше всего познается в процессе самого изучения и сопоставления. Ведь при самостоятельном изучении, по мере того как продвигаешься дальше, получаешь все более ясное представление о том, каким образом следует заниматься дальше; при этом предполагается, что начинают с действительно классических книг, а не с самых никчемных - немецких кратких изложений политической экономии или лекций авторов этих изложений.
Вот примерно все, что я могу сказать по этому вопросу, и буду рад, если фрейлейн Чалберг сможет извлечь из этого совета что-либо полезное для себя.
С нетерпением жду выборов в рейхстаг.
Остаюсь с искренним уважением Ваш Ф. Энгельс
С. ЛЕОНОВИЧУ В ЖЕНЕВУ [Черновик] [Уэртинг, середина августа 1884 г.]
Да. - Единственное, но совершенно непременное условие, которое я вынужден поставить, - чтобы Вы ничего не печатали на польском языке, прежде чем вся работа выйдет в свет по-немецки. В Германии книга будет немедленно запрещена, и малейшая нескромность или преждевременный намек могут возбудить подозрения немецкой полиции и помешать распространению немецкого издания, а возможно, даже и привести к конфискации значительной части тиража. Поэтому очень прошу Вас подтвердить получение этого письма и дать мне обещание, что Вы выполните это условие, к сожалению, необходимое.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Англия, Уэртинг, 22 августа 1884 г.
48, Marine Parade (Прошу не писать в адресе Брайтон, из-за этого здесь на почте дурацкая неразбериха.)
Дорогой Каутский!
Только что получил ваши письма с некоторым опозданием, потому что на них не указан номер дома, а здешние почтари обладают самыми примитивными умственными способностями.
«Нищета»81. Находящуюся у меня рукопись отредактировал окончательно. Кроме нескольких случаев неправильно переданных тонкостей французского языка, - последние понимают как следует только те, кто жил во Франции, - мне мало что пришлось изменить.
При переводе слова «rapports» (отношение) я большей частью меняю «Beziehungen» на «Verhaltnis», потому что первое слово слишком неопределенно, и Маркс сам всегда передавал немецкое «Verhaltnis» словом «rapports» и наоборот. К тому же в таком, например, выражении, как «rapports de proportionalite » (отношение пропорциональности), «rapports» означает нечто количественное, что может быть передано только словом «Verhaltnis», потому что «Beziehungen» имеет преимущественно качественный смысл. Мне еще осталось написать несколько примечаний. Жду от вас продолжения рукописи. Места, относящиеся к Гегелю и к гегельянщине, я смогу просмотреть только в Лондоне, потому что для этого мне нужен Гегель. Я сделаю все возможное, чтобы покончить с этим как можно скорее. Но к этому же времени должна быть готова и II книга «Капитала», где еще предстоит чертовски много работы, а ведь при подобной коллизии «Капиталу» должно быть отдано предпочтение! Тем не менее я сделаю все, что в моих силах. Но к какому сроку вам нужно предисловие? Ответ, касающийся Родбертуса, я разделю - одну часть помещу в предисловии ко II книге «Капитала», а другую - в предисловии к «Нищете». Иначе поступить нельзя, ведь обе эти вещи выйдут одновременно, а обвинение с такой определенностью сформулировано самим Родбертусом. В «Капитале» я должен буду соблюдать достоинство, в предисловии же к «Нищете» смогу говорить не стесняясь.
Если ты покинешь Цюрих, то поселиться здесь было бы действительно лучше, чем где бы то ни было, кроме разве Парижа. Материальный вопрос, конечно, тоже имеет значение, особенно теперь, когда ты в качестве солидного супруга уже не можешь рисковать похолостяцки. Впрочем, в Париже жизнь должна быть по меньшей мере так же дорога, как и здесь, а для научных занятий Британский музей не имеет себе равных; парижская библиотека - ничто в сравнении с ним для нашего брата, в том числе из-за трудностей пользования, недостатка каталогов и т. д. Будем надеяться, что все уладится.
Что предпринять с моей брошюрой, вам должно быть виднее, чем мне. Поступайте так, как считаете целесообразным. Но я готов биться об заклад, что она будет запрещена.
Я, как и Эде, полагаю, что насчет Бебеля ты слишком поддался первому впечатлению.
Правда, по его последнему письму чувствуется, что он несколько утомлен и хочет отдохнуть. В крайнем случае ему и следовало бы дать передышку; но если бы он даже удалился на время из рейхстага, было ли бы это для него отдыхом? Несомненно только то, что в Германии он незаменим и его надо беречь; он должен, если это нужно, щадить себя, чтобы в решающий момент быть готовым к бою.
Я нахожу, что и о людях в Германии, то есть о массах, ты судишь слишком сурово. Со сменой дело всегда шло чертовски медленно, большинство смахивало на Гейзера и Фирека.
То, что закон против социалистов приносит в этом отношении больше вреда, чем пользы, конечно, не подлежит сомнению. Но пока в страну еще проникает так много запрещенной литературы, почва все же подготовляется, и когда можно будет снова свободно дышать, будет быстро поправима и эта беда - пожалуй, даже быстрее, чем если бы перерыва вовсе не было.
Мне еще нужно написать Эде. Теперь час, а почта уходит в два!
Твой Ф. Э.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ [Отрывок] [Уэртинг, 22 августа 1884 г.]
Указатель к «Капиталу» очень желателен. Но почему не сделать его сразу ко всему сочинению, когда оно будет готово? Ведь в будущем году все будет готово, если я не свалюсь, а этого пока не предвидится. «История теории», между нами, тоже в основном написана. В рукописи «К критике политической экономии» за 1860-1862 гг., как я, кажется, тебе здесь уже показывал, около 500 страниц ин-кварто занимают «Теории прибавочной стоимости», где, правда, очень многое придется вычеркнуть, потому что впоследствии это было переработано по-иному, но останется все же еще достаточно.
Лассаль в своем «Шульце-Бастиа» цитировал Родбертуса в таком контексте, что, будь это другой человек, он нажил бы себе смертельного врага, - а именно: он цитировал его в качестве авторитета (иначе говоря, изобретателя) по одному пустяку. Возможно, конечно, что «Письма» способствовали культу Родбертуса. Основную роль сыграли стремление некоммунистов противопоставить Марксу в качестве соперника тоже некоммуниста и невежественная путаница в головах этих людей. Для всех тех, кто блуждает на пограничной полосе между нашей партией и государственным социализмом, произносит сочувственные речи, но все же желает избежать неприятностей с полицией, его превосходительство Родбертус - настоящая находка.
Перевод «Neue Zeit» в Гамбург, быть может, все же только предвестник конца этого журнала. Я, правда, совершенно не знаю, в чьих руках сейчас это дело в Гамбурге.
В прошлый вторник у нас здесь, в Уэртинге, произошла революция. Лавка, принадлежащая какому-то фанатику из Армии спасения, подверглась нападению и была разгромлена.
Владелец стрелял из револьвера и ранил троих. На другой день были разбиты окна в полицейской тюрьме, вечером прибыло 40 драгун, 50 полицейских (в местечке около 10 тысяч жителей); улицы очищались от народа, причем мирные буржуа, которые останавливались на улицах в сознании своей безопасности, неоднократно подвергались беспощадному избиению. Теперь все спокойно. Каких только глупостей не бывает в жизни! Обе партии тайно оплачиваются буржуазией - как сторонники, так и противники Армии спасения.
Твой Ф. Э.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ [Уэртинг, 30 августа 1884 г.]
Письма получил. Брошюрку Г. Адлера заказал и, вероятно, по возвращении найду ее в Лондоне. Спасибо за указание. Этого человека надо отделать. Занимаюсь «Нищетой» и надеюсь закончить ее еще здесь. В философской части следует кое-что перевести на настоящий гегелевский жаргон.
С «Письмами о древности» Бахофена торопиться некуда. Уже и в «Материнском праве»
Мелеагр играет некоторую роль, для меня этот пункт важен тут только с указанной мной точки зрения.
Здесь четыре музыканта в сопровождении фальшивой музыки ведут пропаганду в пользу Бисмарка, разъясняя англичанам на совершенно непонятном даже для меня рейнскофранкском наречии, что они «Поклялись, в душе любя, Жить лишь только для тебя И т. д. и т. п.» и что «Страсбург - распрекрасный город».
Привет Эде.
Твой Ф. Э.
Посылайте теперь письма только в Лондон. Во вторник мы возвращаемся.
ЭДУАРДУ БЕРНШТЕЙНУ В ЦЮРИХ Лондон, 13-15 сентября 1884 г.
Дорогой Эде!
Вот уже почти две недели, как я вернулся сюда. Эйзенгартен, который во время моего отсутствия должен был переписать начисто готовую часть рукописи II части, некоторое время бездельничал из-за жаркой погоды, а затем переписывал, хотя и очень красиво, но так медленно и так мало сделал, что я не решаюсь послать Мейснеру готовую часть, потому что не смог бы достаточно быстро послать ему продолжение. Так что с быстрым опубликованием рукописи пока ничего не выходит; не знаю, что теперь будет делать Мейснер. Я же этому отчасти даже рад, так как теперь уверен, что ничего не придется делать на скорую руку.
То, что ты говоришь о переводе моей брошюры, очень хорошо и верно. Но как переводит Лафарг? Он не обращается за помощью ни к своей жене, ни к словарю; он делает все сам, декретирует: такое-то немецкое слово значит по-французски то-то, и затем присылает мне рукопись в восторге от своего мастерского произведения. Так-то я и сам могу сделать. Он, конечно, хочет сейчас же взяться за дело, но мы еще посмотрим. Что касается английского перевода, то у Эвелинга пока работы достаточно, и он хотел перевести также мое «Развитие». Но где взять платящих издателей? А в его положении работать бесплатно он не может больше, чем уже работает. Да это не так уж и спешно. Прежде всего мы должны иметь «Капитал на английском языке, а это потребует еще много усердия и труда.
Меня очень позабавила полемика с Баром и Фабианом, а также с приятелем Гумбелем по поводу биржевого налога (последнего я всегда узнаю, защищает ли он хейльброннских филистеров, с которыми мирно посиживает в кабачках, или что-нибудь другое). В лице Бара и Фабиана у вас два превосходных образца представителей немецкой «науки», а меня всегда радует, когда ей по заслугам попадает как следует. Бьют Бара, а имеют в виду Гейзера. Особенно порадовала меня твоя манера наносить удар, умение выделить существенные пункты и меткость ударов.
На этом мне придется сделать перерыв - я все еще не могу сидеть подолгу за письменным столом. На море я принимал холодные ванны, которые мне скорее повредили, чем помогли. Итак, до завтра.
14 сентября Вашу рукопись «Нищеты» вместе с примечаниями я послал тебе на прошлой неделе, 4 сентября, заказной бандеролью; ты ее, вероятно, уже получил. Сравнив мои исправления с оригиналом, вы убедитесь, что некоторые обороты речи поняты вами неправильно (в отдельных случаях я сделал пояснительные замечания); но это неизбежно, если не приходилось подолгу жить в самой стране.
Для художника (забыл его имя и не могу найти его письмо), который собирается отпечатать портрет Маркса в красках, я смогу, наконец, получить копию с принадлежащей мне увеличенной фотографии. Я вышлю тебе ее завтра или послезавтра.
Так как от нынешних выборов мы ждем больших результатов, то все мы должны постараться помочь делу; поэтому посылаю тебе чек на 25 ф. ст. для избирательного фонда.
Зорге прислал мне книгу Грёнлунда «Кооперативное государство», довольно поверхностное, но доступное для филистера изложение теории по Марксу; его главная цель, повидимому, в том, чтобы выдать свою конструкцию будущего, читать о которой мне было нестерпимо скучно, за подлинный «германский социализм». Маркса автор не цитирует, а только говорит: «такие благородные евреи, как Маркс и Лассаль»! Ох!
«To-Day» под руководством Гайндмана ухудшается с каждым днем. Чтобы придать ему интерес, делается все, что только возможно: редакция сообщает мне, что в октябрьском номере появится критика «Капитала»!!*, и предлагает мне ответить на нее, за что я поблагодарил и отказался. Итак, социалистический орган превратили в орган, где всякий сброд рассуждает о социализме: кто - за, кто - против.
Посылаю тебе номер «Kolnische», из которого ты увидишь, как орудует в Африке даже гуманная цивилизаторская Международная ассоциация Стэнли и Леопольда бельгийского.
Что же там натворят португальцы и французы, не говоря уж о наших прусских насильниках и палачах, когда они возьмутся за это дело! Впрочем, Бисмарк использовал колониальную аферу в качестве великолепного избирательного маневра. На эту удочку филистер идет слепо и всей массой. Бисмарку, вероятно, опять удастся получить двойное большинство по его милостивому выбору: либо консерваторы с национал-либералами, либо, если последние опять вздумают ворчать, консерваторы с центром. Для нас это безразлично.
Если у меня будет время, приложу еще несколько строк для Карла Каутского.
Твой Ф. Э.
15 сентября Нет времени. Карлу Каутскому придется немного подождать.
КАРЛУ КАУТСКОМУ В ЦЮРИХ Лондон, 20 сентября 1884 г.
Дорогой Каутский!
Возвращаю тебе рукописи заказной бандеролью. Твоя статья о Родбертусе во всем, что касается экономических вопросов, была очень хороша, но я снова возражаю против безапелляционных утверждений в тех областях, где ты сам чувствуешь себя неуверенно и поэтому открываешь Шрамму свои слабые стороны, чем тот ловко воспользовался.
Это в особенности относится к «абстракции», которую, во всяком случае, ты в общем чересчур развенчал. Различие в данном случае заключается в следующем: Маркс сводит то общее содержание, которое заключается в вещах и отношениях, к его наиболее обобщенному мысленному выражению. Его абстракция, следовательно, только отражает в форме мысли то содержание, которое уже заключается в вещах.
Родбертус, наоборот, составляет себе некое более или менее несовершенное мысленное выражение и измеряет вещи этим понятием, по которому они должны равняться. Он ищет истинное, вечное содержание вещей и общественных отношений, содержание которых, однако, по существу преходяще. Таков его истинный капитал. Это - не современный капитал, который является лишь несовершенной реализацией понятия. Вместо того чтобы из современного, единственно только и существующего в действительности капитала выводить понятие капитала, Родбертус, желая от современного капитала прийти к капиталу истинному, прибегает к помощи изолированного человека и спрашивает: что же может в производственной деятельности подобного человека фигурировать в качестве капитала? Разумеется, простое средство производства. Тем самым истинный капитал без околичностей смешивается со средством производства, которое, смотря по обстоятельствам, может быть, а может и не быть капиталом. Таким образом из капитала устраняются все дурные, то есть все действительные его свойства. Теперь Родбертус может требовать, чтобы действительный капитал равнялся по этому понятию, то есть функционировал только как простое общественное средство производства, сбросил бы с себя все, что делает его капиталом, и все же оставался бы капиталом, более того - именно благодаря этому стал истинным капиталом.
Нечто подобное ты проделываешь со стоимостью. Теперешняя стоимость - это стоимость товарного производства, но с упразднением товарного производства «изменяется» также и стоимость, то есть сама по себе стоимость остается, меняется лишь форма. На самом же деле экономическая стоимость - категория, свойственная товарному производству, и исчезнет вместе с ним (см. «Дюринг», стр. 252-262) точно так же, как она не существовала до него. Отношение труда к продукту не выражается в форме стоимости ни до товарного производства, ни после него.
К счастью, Шрамм в философских вопросах тоже не тверд и выдает свои слабые места, которые ты хорошо подметил и показал.
Далее: 1) Шрамму известны материальные интересы, не вытекающие - прямо или косвенно - из способа производства. По этому вопросу сравни «К критике» Маркса, предисловие, где вопрос коротко и ясно изложен в двадцати строках.
2) Родбертусовская критика современного общества дана задолго до него, и не хуже, а лучше, английскими и французскими утопистами, а также и послерикардовской социалистической экономической школой, базирующейся на рикардовской теории стоимости; Маркс в «Нищете», стр. 49-50, цитирует некоторых из этих авторов.
3) Робинзон у Маркса - это подлинный, первоначальный «Робинзон» Даниеля Дефо, откуда взяты и второстепенные обстоятельства - спасенные от кораблекрушения обломки и т. д. У него позже также был свой Пятница, он был потерпевшим кораблекрушение купцом и, если не ошибаюсь, также занимался в свое время работорговлей. Словом, это настоящий «буржуа».
4) Говорить о марксистской исторической школе было бы во всяком случае весьма преждевременно. Я бы сократил эту часть твоего ответа и прежде всего сослался на самого Маркса: указанное выше место из «К критике», затем самый «Капитал», особенно первоначальное накопление, где Шрамм может также найти сведения относительно курицы и яйца.
Вообще говоря, превосходно, что все буржуазные элементы группируются теперь вокруг Родбертуса. Лучшего мы и желать не можем.
Вашу рукопись «Нищеты» вы, вероятно, уже получили. Также и Эде - мое письмо от прошлого воскресенья со взносом в избирательный фонд.
Тусси просит высылать ей в будущем «Sozialdemokrat» и т. п. по адресу: г-же Эвелинг, 55, Great Russell Street, W. С. London.
Твой Ф. Э.
Возвращаю письмо Бебеля.
Итак, в январе или феврале мы ждем тебя здесь. «To-Day» превратился в настоящий симпозиум, то есть в журнал, на страницах которого всякий может писать за и против социализма. В ближайшем номере появится критика «Капитала»! Мне предложили ответить на эту статью, автора которой они не назвали, но я отказался от такой чести. Д-р Драйсдейл тоже написал там что-то ( Ч. Р. Драйсдейл. «Государственные меры против бедности».), он ссылается на тебя; получен ответ Бароуза, который справлялся о тебе. Я сделал все необходимое, но с некоторой осторожностью, потому что не знаю, нет ли у Драйсдейла твоей книги.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Лондон, 1 октября 1884 г.]
Уважаемый г-н Шлютер!
Корректуру получил и отослал обратно с благодарностью. Жду теперь только чистых листов 8-9. Если в них нет существенных ошибок, то список опечаток не нужен.
«Познание и т. д.» Родбертуса анонсируется издательством Фока в Лейпциге по 4 марки 20 пфеннигов. Я охотно куплю один экземпляр за эту цену или дешевле.
У Маркса есть «Речь о свободе торговли» на французском языке, но речи о покровительственных пошлинах, насколько мне известно, нет. Для перевода и выпуска отдельным изданием эта речь едва ли подойдет, но если Эде хочет дать ее в виде приложения к немецкому изданию «Нищеты», то это было бы неплохо; я смогу тогда прислать свой экземпляр.
Уважающий Вас Ф. Э.
ГЕРМАНУ ШЛЮТЕРУ В ХОТТИНГЕН-ЦЮРИХ [Лондон], 3 октября 1884 г.
Уважаемый г-н Шлютер!
Получил все, благодарю.
Отмечу только следующие опечатки: Стр. 134, строка 8 сверху: надо Gesellschaft вместо Lesellschaft. » » » 9 » » Lebensbedingungen вместо Gebensbedingungen. » 144 » 2 » » platte вместо glatte.
Мою открытку Вы, вероятно, уже получили.
Очень спешу.
Преданный Вам Ф. Э.
АВГУСТУ БЕБЕЛЮ В ПЛАУЭН-ДРЕЗДЕН Лондон, 11 октября 1884 г.
Дорогой Бебель!
Я должен очень извиниться перед тобой за то, что только сегодня отвечаю на твои письма от 8 июня и 3 октября.
Но с начала июня я лишь с трудом, нарушая запрещение врача, мог сидеть за письменным столом и писать. Вот уже почти полтора года, как мои движения скованы какой-то странной, не совсем понятной врачам болезнью; я совершенно лишен возможности вести свой прежний образ жизни, связанный с большой подвижностью, в особенности же утомительно для меня писать. Лишь за последние полторы недели, благодаря механическим приспособлениям, я стал двигаться несколько свободнее; если их удастся как следует приладить, то скоро, надеюсь, я стану почти прежним. Хотя вся эта история доставила мне много неудобств, она большого значения не имеет и, надо полагать, понемногу пройдет.
Однако, хотя я не был в состоянии писать, я мог диктовать, и по рукописи продиктовал всю вторую книгу «Капитала» - она теперь почти готова к печати; кроме того, я отредактировал готовые 3/8 английского перевода и наряду с этим просмотрел ряд других вещей, так что за это время проделал порядочную работу.
Одновременно с этим письмом ты получишь экземпляр моей только что изданной работы; надеюсь, что еще сегодня успею его выслать.
Целый день я только и думаю, что о предвыборной агитации. Генеральная проверка наших сил, повторяющаяся каждые три года, является событием европейского значения, перед которым вызванные страхом поездки всех императоров - ничто. Я еще отлично помню, как в 1875 г. наши победы на выборах ошеломили Европу и уничтожили бакунинский анархизм в Италии, Франции, Швейцарии и Испании. Именно теперь снова необходим такой же эффект. Карикатурные анархисты вроде Моста, которые уже превзошли Ринальдо Ринальдини и пали ниже Шиндерганнеса, получили бы, по крайней мере в Европе, такой же удар дубинкой, и это сберегло бы нам немало труда и усилий. В Америке, где все секты особенно долговечны, они могли бы тогда постепенно отмирать, - просуществовал же там в течение четверти века Карл Гейнцен, которого в Европе давным-давно похоронили. Это сильно подбодрило бы французов в провинции, которые делают большие успехи, а парижские массы получили бы новый толчок и перестали бы плестись в хвосте крайней левой.
Здесь, в Англии, где билль о реформе усиливает позицию рабочих, толчок этот оказался бы как раз кстати в связи с предстоящими в 1885 г. выборами; для Социал-демократической федерации, состоящей, во-первых, из литераторов, вовторых, из остатков старых сект и, в-третьих, из сентиментальной публики, представилась бы возможность действительно стать партией. В Америке было бы очень важно такое событие, которое уяснило бы, наконец, говорящим по-английски рабочим, какая могучая сила в их руках, если только они пожелают ею воспользоваться. А в Италии и Испании это нанесло бы новый удар все еще процветающей там доктринерски-анархистской фразе. Словом, ваши победы оказывают действие всюду - от Сибири до Калифорнии и от Сицилии до Швеции.
Но какова будет новая «фракция»? Из имеющих шансы новых кандидатов я многих вовсе не знаю, а большинство «образованных» знаю с очень невыгодной стороны. При действии закона против социалистов буржуазным и буржуазно окрашенным социалистам легко угодить избирателям и удовлетворить свою страсть самим выдвигаться на передний план. В порядке вещей и то, что подобных людей выставляют и выбирают в сравнительно отсталых избирательных округах. Но они проникают и в старые округа, заслуживающие лучших представителей, и находят поддержку у людей, которым следовало бы лучше разбираться в этом.
Какова будет фракция, мне не ясно; и еще менее ясно - что она будет делать. Разделение на пролетарский и буржуазный лагери становится все более резким, и если буржуазный лагерь дерзнет как-нибудь побить своими голосами пролетарский, то это может вызвать раскол.
Полагаю, что эту возможность нужно иметь в виду. Если раскол будет вызван ими,
«Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и их противоположность; не будет уже никакой собственно политической власти, ибо именно политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества».