ЖЕННИ МАРКС - ПЕТЕРУ ИМАНДТУ В ДАНДИ [Лондон, около 13 июня 1871 г.] 1, Maitland Park Road
Дорогой господин Имандт!
Только что получила Вашу записку и спешу немедленно сообщить, что с Мавром все в порядке.
Все это полицейская ложь, которую теперь распространяет Штибер совместно с французскими мерзавцами. Вы получите сегодня экземпляры воззвания Интернационала. Может быть, Вам удастся что-нибудь из него напечатать в газетах. Девочки уже 6 недель живут у Лауры.
Сначала они были в Бордо, но там стало слишком жарко для Лафарга. Они улизнули оттуда и находятся сейчас у самой испанской границы, надо надеяться - в безопасности.
Ваш брат также написал вчера пару строк об аресте Мавра. Пожалуйста, сообщите ему все, что Вам известно. У меня сегодня полно дел.
Вы не представляете себе, дорогой г-н Имандт, что мы пережили за эти недели, какую боль и гнев. Понадобилось больше 20 лет, чтобы вырастить таких мужественных, дельных, героических людей, и вот теперь почти все они там. В отношении некоторых еще есть надежда, но лучшие убиты: Варлен, Жаклар, Риго, Тридон и т. д. и т. д. Низкие крикуны вроде Феликса Пиа, по всей вероятности, уцелеют. Другие еще скрываются, по боюсь, что ищейки их выследят.
Сердечный привет Вам от Вашей Женни Маркс Но настоящие герои - это прежде всего рабочие и работницы, которые в течение педели сражались без руководителей в Вилетте, Бельвиле и Сент-Антуане!! ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 3 октября 1871 г.
Дорогой доктор!
Большое спасибо за портреты, которые Вы любезно прислали нам. Это превосходные снимки. Совершенно согласна с Вами насчет иллюстрированной газеты; но так как, к сожалению, мы с Вами имели только два голоса, а против нас голосов было много, то, уверяю Вас, мне пришлось выдержать не одну упорную битву и в конце концов удалось только добиться компромисса: оба снимка посланы художнику, который намеревается опубликовать портрет, и он должен сделать между ними выбор или использовать и тот и другой.
Рада сообщить Вам, что удалось уговорить Мавра бросить на пять дней работу и поехать к морю. Сегодня он должен вернуться, так как предстоит заседание Интернационала: мама, которая поехала с Мавром, пишет, что эти несколько дней отдыха принесли ему большую пользу. А он так нуждался в отдыхе! Мне кажется чудом, как он смог вынести все труды и тревоги последних месяцев.
Работы было ужасно много, и сейчас ее не меньше. Возьмите, например, сегодняшний день. Рано утром пришло письмо от одной из итальянских секций Интернационала. В нем говорится, что Товарищество делает в Италии замечательные успехи (Вы, полагаю, видели письмо Гарибальди об Интернационале), и содержится просьба о совете и помощи. Потом прибыли письма из разных частей Франции и, наконец, сумасбродное послание от некоего шведа, который, по-видимому, сошел с ума. «Он призывает» великого учителя «зажечь факелы на горах Швеции» и т. д. Не успел почтальон уйти, как раздается звонок. Приехал ктото из Франции - из России - или из Гонконга! Число эмигрантов растет здесь с каждым днем. Бедняги находятся в такой нужде, что сердце разрывается: они не научились искусству Баденге, Орлеанов, Гамбетты и К° запасать на черный день и приехали сюда раздетые, без гроша в кармане. Зима здесь будет ужасная.
Ваши опасения насчет ввоза из Франции шпионов весьма и весьма обоснованны. К счастью, Совет принял свои меры. Для доказательства успешности этих мер достаточно сказать, что с 17 по 23 сентября Интернационал проводил конференцию и ни одна газета о ней не знала. 24-го конференция завершилась банкетом. Мавра заставили председательствовать на этом празднестве (совершенно против его воли, как Вы можете себе представить), и он имел честь быть соседом героического польского генерала Врублевского, сидевшего справа от него. С другой стороны Мавра сидел брат Домбровского. Присутствовало много членов Коммуны. Из Швейцарии прибыли делегатами Утин и Перре, из Бельгии - Де Пап и пятеро других, из Испании - Лоренцо, очень серьезный, преданный человек. Либкнехт и Бебель не могли приехать за недостатком денег. Конференция проделала очень большую работу. В числе других вопросов всплыла, разумеется, вечная швейцарская склока.
Для обсуждения разногласий была выбрана специальная комиссия. Решения, к которым она пришла, положат, надо надеяться, конец закулисным махинациям клики Бакунина - Гильома - Робена. Вот некоторые решения по швейцарскому делу: «Принимая во внимание: что «Альянс социалистической демократии» объявил о своем роспуске; что на своем заседании 18 сентября конференция постановила, что все существующие организации Международного Товарищества отныне должны именоваться и конституироваться исключительно как отделения, секции, федерации и т. д. Международного Товарищества Рабочих с прибавлением названий соответствующих местностей; что вследствие этого существующим секциям и обществам запрещается впредь именоваться сектантскими названиями, как, например, позитивисты, мютюэлисты, коллективисты, коммунисты и т. п.; что впредь ни одному уже принятому отделению или обществу не будет позволено продолжать образование сепаратистских организаций под названием «секций пропаганды», Альянса и т. п., претендующих на выполнение особых задач, отличных от общих целей, преследуемых массой воинствующего пролетариата, объединенного в Товарищество; что Генеральному Совету Международного Товарищества впредь надлежит в этом духе толковать постановление Базельского конгресса: «Генеральный Совет имеет право принимать новые секции и группы или отказывать им в приеме, оставляя за ними право обжаловать это решение на очередном конгрессе»» и т. д. и т. д.
Меня зовет Тусси, - значит, надо кончать письмо. Хотела написать также дорогой Милочке, но вижу, что сегодня не смогу. Поэтому передайте ей, пожалуйста, мои извинения и скажите, что в сообщении (в немецкой газете) относительно нашего ареста нет ни слова правды. В Люшоне мы вовсе не объявляли своих имен; напротив, все письма посылались нам на фамилии Уильямс или Лафарг. Мы жили в полном уединении, не встречались ни с кем, кроме врача, в котором - увы!- нуждались во время всего нашего пребывания там.
Пребывание же наше было поистине печальным, ибо младший ребенок Лауры все время болел и после ужасных страданий умер в конце июля, 26 числа.
Через несколько дней после смерти ребенка, как раз когда Лафарги уже могли немного выходить, г-н де Кератри начал против нас свою беспощадную войну. Лаура, приехавшая к мужу в Босост (в Испании), много выстрадала: ее старший ребенок заболел так сильно, что она думала, он умрет - он болел дизентерией, которая очень распространена в этой части Испании, - и не могла уехать, так как испанская и французская полиция следили за ней, чтобы ее арестовать. Ребенку теперь немного лучше. Тем временем Поль тайно бежал в центр Испании. Нас с Тусси задержали по возвращении из Бососта, арестовали, продержали несколько дней дома под строгой охраной, а потом перевели в жандармские казармы. Письмо, найденное у меня, было написано мной О`Доновану Росса. Оно было ответом на постыдное осуждение им в газете «Irishman» движения коммунаров. Я выражала удивление по поводу того, что именно он поверил постыдной клевете на коммунаров, сочиненной гнусными полицейскими органами «Figaro», «Paris-Journal» и др. Я взывала к его сочувствию (он теперь в Нью-Йорке сила) и сочувствию его соотечественников героическим борцам за лучшее общество, ибо, писала я, ирландцы меньше, чем кто-либо, заинтересованы в продолжении нынешнего положения вещей и т. д.
Самый горячий привет Милочке и Френцхен.
Остаюсь, милый доктор, искренне Вашей Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон. 21-22 декабря 1871 г.
Дорогие друзья!
Прежде всего позвольте мне, дорогой доктор, поблагодарить Вас за Ваше милое письмо и попросить у Вас извинения за то, что я не ответила на него раньше, Если бы Вы знали, как много у меня было дел в последнее время, Вы простили бы меня. Последние три недели я бегаю из одного лондонского предместья в другое (что в этом огромном городе - немалое дело), а потом нередко до часу ночи пишу письма. Цель этих поездок и писем - добывать средства для помощи эмигрантам. До сих пор наши старания - увы! - успеха не имеют.
Подлая клевета бессовестных газетных писак так настроила англичан против коммунаров, что все смотрят на них с нескрываемым ужасом. Наниматели не хотят иметь с ними дела.
Людей, которым удалось получить работу под вымышленными именами, увольняют, как только обнаруживается, кто они такие. Бедные г-н и г-жа Серрайе, например, получили работу в качестве преподавателей французского языка. Однако несколько дней тому назад им сообщили, что услуги бывшего члена Коммуны и его жены более не требуются. Да я могу говорить о таких вещах и по личному опыту. Монро, например, порвали со мной всякую связь, так как сделали ужасное открытие, что я - дочь главаря поджигателей, защищавшего противозаконное движение коммунаров.
Раз эмигранты не могут найти работы, то можете вообразить, до какой нужды они доведены. Страдания их неописуемы: они буквально умирают с голода на улицах этого громадного города, который довел принцип «каждый за себя» до высшего совершенства. Нет ничего удивительного в том, что на тех англичан, которые считают случаи голодной смерти неотъемлемой частью своего великолепного государственного устройства и рассматривают свободу умирать с голоду как привилегию, которой следует гордиться, не производит большого впечатления несказанная нищета иностранцев, которым они вообще не симпатизируют. Уже более пяти месяцев Интернационал содержит, точнее говоря, поддерживает между жизнью и смертью большинство эмигрантов. Но теперь средства его исчерпаны. В этом отчаянном положении мы напечатали прилагаемый негласный циркуляр. Его составила я, и Вы увидите, как тщательно там избегаются все слова и выражения, которые могли бы возмутить филистеров.
Можете представить себе, дорогие друзья, как все эти трудности и тревоги беспокоят бедного Мавра. Ему приходится не только сражаться со всеми правительствами господствующих классов, но в придачу еще вести рукопашные схватки с «толстыми, белокурыми и сорокалетними» квартирными хозяйками, которые нападают на него за то, что тот или другой коммунар не заплатил за квартиру. Как только он погружается в отвлеченные размышления, врывается г-жа Смит или г-жа Браун. Если бы только об этом знала газета «Figaro», какой фельетон преподнесла бы она своим читателям!
Из-за всяческих помех Мавр с величайшим трудом нашел время подготовить первую главу своей книги для второго издания. Теперь он надеется, что так или иначе сможет послать ее издателю** до конца следующей недели. Он значительно упростил некоторые ее части. Но я рада сообщить, что, несмотря на такое великое множество забот, здоровье папы довольно хорошее, лучше, чем бывает обычно в это время года. Несколько недель тому назад у него появился нарыв под мышкой, но не серьезный и скоро был излечен. Кашель у него тоже почти прошел - он кашляет только по утрам (раньше, Вы помните, он иногда кашлял целыми ночами).
Преемники покойного Альянса не дали Генеральному Совету ни минуты покоя. В течение нескольких месяцев им удалось завести свои интриги во всех странах. Они развили такую бешеную энергию, что одно время будущее Интернационала выглядело очень неутешительно. Испания, Италия, Бельгия, казалось, встали на сторону бакунистских абстенционистов и против резолюции о необходимости участия Интернационала в политической борьбе.
Здесь, в Англии, клика абстенционистов завела интриги с Брэдло, Оджером и их приверженцами. Они даже не постеснялись использовать шпионов и провокаторов Тьера и Баденге. Их органы, «Qui Vive!» в Лондоне и «Revolution S..» в Женеве, старались перещеголять друг друга в клевете на «этих авторитаристов», «этих диктаторов», «этих бисмарковцев» из Генерального Совета. Г-н Брэдло прибег к самым явным искажениям, чтобы оклеветать «великого главу этого Совета», В течение многих недель он занимался тайными инсинуациями на частных сборищах, а под конец открыто провозгласил на публичном собрании, что Карл Маркс был и остается бонапартистом. Утверждения его основаны на том месте в «Гражданской войне», где сказано, что империя «была единственно возможной формой правления», - здесь Брэдло останавливается, опуская заключительные слова: «в то время, когда буржуазия уже потеряла способность управлять нацией, а рабочий класс еще не приобрел этой способности». Впрочем, успех этих интриганов был только кажущимся, - в действительности они нигде успеха не имели. Все их хитроумные заговоры и маневры ни к чему не привели.
В Женеве, этом рассаднике интриг, съезд, представлявший тридцать секций Интернационала, высказался за Генеральный Совет и принял резолюцию следующего содержания: раскольнические клики отныне не могут рассматриваться как составные части Интернационала, поскольку их действия ясно показали, что цель их - дезорганизация Товарищества; эти секции, представляющие собой лишь обломок старой клики Альянса под другим названием, продолжая сеять раздоры, наносят ущерб интересам федерации. Резолюция эта была единогласно принята собранием, на котором присутствовало 500 человек, С бакунистами, приехавшими на съезд из самого Невшателя, обошлись бы очень плохо, если бы не люди, которых они величают «бисмарковцами», «авторитаристами», - Утин, Перре и другие. Они спасли их и просили собрание предоставить им слово. (Конечно, Утин отлично знал, что лучшее средство совершенно уничтожить их- это позволить им произнести свои речи.)
В Бельгии, по словам Де Папа, новости столь же хороши, В воскресенье в Брюсселе должен состояться съезд.
Испанский федеральный совет тоже признал все резолюции конференции и разоблачил вероломство раскольнической клики.
В Америке эта публика, представленная секцией № 12331, бессильна. Все, на что она способна, - это срывать собрания других секций.
Французская секция в Лондоне314 перестала существовать; гробовщиком ее явился Вермерш («Pere Duchene»).
Боюсь, что я уже отняла у Вас слишком много времени, однако должна прибавить несколько слов в ответ на Ваше письмо, дорогой доктор. Папа считает, что в случае войны между Россией и Пруссией Австрия будет козлом отпущения и что волки помирятся на том, что угостят друг друга куском ягненка.
Я огорчилась, узнав, что Вы не получили иллюстрированной газеты: во-первых, потому, что ее трудно достать, а во-вторых, потому, что Вы, наверное, все время думали, что я забыла послать Вам эту газету. Поверьте мне, дорогие «Милочка» и «Венцель», вы были первыми, кому она была послана. Я послала ее вам даже раньше, чем Лаура получила экземпляр. Портрет появился также в одной итальянской газете, в «London Illustrated News» и будет вскоре опубликован в испанской «Illustracion». Как видите, он совершает кругосветное путешествие. Спасибо за немецкую «Illustration». Портрет мне не очень нравится. Пытаясь приукрасить черты лица и т. д., художник пожертвовал всем характерным. Один наш друг говорит, что, если бы ему случилось увидеть этот портрет в витрине, он сказал бы: «Вот красивый мужчина, похожий на г-на Маркса». Я пошлю Вам другой экземпляр парижской «Illustration», как только смогу его получить из Парижа, - здесь, в Лондоне, эту газету достать нельзя.
Что касается книги Бержере, то я ее не посылала. Ее не стоит читать. За одним исключением, все появившиеся до сих пор книги о Коммуне - просто вздор. Единственное исключение из общего правила - работа Лиссагаре, которую Вы получите вместе с этим письмом.
Возвращаясь к досадному вопросу о заблудившемся письме, которое, прежде чем попасть к Вам, проехало до самой России, я должна заметить, что Вы ошибаетесь, предполагая, будто я в самом деле досадовала, когда шутила насчет немецкой «культуры». Да разве посмею я, французский варвар, критиковать цивилизованную германскую нацию, эту вели-и-и-кую нацию! Но так как Вы, по-видимому, решили поднять воображаемую перчатку (воображаемую, уверяю Вас, - ведь обе мои перчатки у меня в кармане), я должна попросить Вас не пользоваться против меня нечестным оружием. Если Вы посмотрите на приложенный адрес, то увидите, что я никогда не писала «Hanover» с ударением над «о». На конверте я написала «Hannover», а когда я пишу по-английски, то ставлю одно «n», - по-английски так и следует писать. Но пожмем друг другу руки (как хотела бы я, чтобы мы могли это сделать в действительности!), потому что не годится ссориться под Новый год. К Новому году шлю вам всем наилучшие пожелания здоровья и счастья и, самое главное, надеюсь, что в этом году мы увидимся с вами. Поскольку наша семья не может рискнуть поехать на континент и, следовательно, нельзя рассчитывать на наш визит к вам в Германию, вы должны во что бы то ни стало приехать сюда к нам, ибо позвольте предупредить вас: если вы не соберетесь приехать в Лондон ближайшей весной или летом, то можете нас здесь уже не застать, так как английское правительство принимает тайные меры, чтобы внести законопроект о высылке коммунаров и членов Интернационала. Перспектива поселиться в стране «Янки Дудль Денди» не очень привлекает нас. Впрочем, довлеет дневи злоба его!
Еще раз шлю пожелания счастья от всех домашних и прошу передать крепкий поцелуй милой Френцхен, которая будет совсем взрослой молодой леди к тому времени, когда я опять увижу ее (надеюсь, этим летом).
Остаюсь, дорогие друзья, вашей всегда преданной Женни Маркс 22 декабря... Мы только что получили ваши письма. Не знаю, как благодарить вас за всю вашу доброту. Вы слишком нас балуете... Ящик еще не прибыл, и, распаковывая его, мы будем буквально следовать вашим наставлениям. Относительно Вашего любезного приглашения, дорогая Милочка, примите мою живейшую благодарность за него. Однако боюсь, что мне нельзя будет уехать из дому нынешней зимой. В настоящий момент я могу принести здесь кое-какую пользу, а кроме того, я уже в этом году находилась вне дома четыре месяца, и они показались мне вечностью. Мне кажется, что я только что вернулась из этого долгого изгнания. Обещайте же приехать повидаться с нами в будущем году, дорогая Милочка!
Между прочим, я позабыла высказать вам свое мнение об О`Доноване Росса: к сожалению, я верю, что в сообщениях о нем много правды. Он не ответил на письмо, которое я ему послала, но больше на коммунаров не нападал, а это все, чего я добивалась.
Лондонские ирландцы вступают в ряды Интернационала. В разных частях Ист-Энда образуются ирландские секции. Однако вы, наверное, уже думаете, что этому длиннющему посланию конца не будет, - да, пожалуй, и не было бы, если бы мое перо положительно не отказывалось писать. Итак, привет всем.
Остаюсь вашим искренним другом Женни Маркс Ящик только что прибыл. Я поистине не знаю, какими подарками больше восхищаться.
Медальон я приберегу к первому же торжественному случаю, а для портрета Шекспира сейчас же раздобуду рамку. Это - один из лучших его портретов, какие я когда-либо видела. Мавр очень доволен своими книжными полками. Тусси и мамы нет дома! ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭЛЕОНОРА МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ЛЕЙПЦИГ [Лондон], 29 декабря 1871 г.
1, Maitland Park Road Мой дорогой старый Лайбрери! ( прозвище Либкнехта, данное ему дочерьми Маркса («Library» - по-английски «библиотека»))
Вы, наверно, удивитесь, получив от меня письмо, но папа так занят, что велел своему секретарю ответить за него. Поэтому, прежде чем говорить о чем-либо еще, я должна выполнить его поручение. Мавр говорит, что был так занят, что не мог раньше ответить на Ваши вопросы; что касается Бидермана, то Вам достаточно сравнить Ваш перевод резолюции IX «О политическом действии рабочего класса», опубликованный в «Volksstaat», с тем, о котором говорит он, чтобы увидеть, что его перевод не что иное, как полицейское издание резолюций. К тому же никакой второй конференции не было.
Теперь, когда с делами покончено, поговорим и о нас самих.
Вы, несомненно, думаете, что после стольких лет я Вас забыла. Могу Вас уверить, что это совсем не так. Я превосходно помню и Вас, и Алису, - во всяком случае, я помню Алису такой, какой она была, сейчас, конечно, она должна была сильно измениться. Вас я узнала бы всюду, но уверена, что Вы никогда не узнали бы меня. Те, кто видел меня всего два-три года назад, с трудом узнают сейчас. Мне так хотелось бы повидать Алису, а также Вас. Мы очень надеялись увидеть Вас на конференции, и я была чрезвычайно разочарована, когда Вы не приехали.
Вы, наверно, слышали о наших с Женни приключениях во Франции, о том, что нас арестовали и г-н префект Кератри и г-н прокурор при кассационном суде Дельпек подвергли нас допросу. Возвращаясь из Бососта, деревушки в Испании, куда мы сопровождали Лауру с ее мальчиком (они должны были пробыть там несколько дней с Лафаргом, уехавшим туда, чтобы избежать ареста), мы с Женни были арестованы на французской границе и в сопровождении 24 жандармов отведены через Пиренеи из Фоса в Люшон, где мы тогда жили. По прибытии туда нас препроводили к дому г-на де Кератри и заставили ожидать под дверью три четверти часа в открытом экипаже в обществе двух жандармов, сидевших напротив. Затем нас отвезли домой. Был воскресный вечер, и на улицах было полно народу. Дома мы застали полицию, которая утром обыскала дом сверху донизу и очень плохо обошлась с нашей бедной хозяйкой и нашей служанкой, которые оставались одни в доме.
Кератри уже допросил их, и нам сообщили, что он скоро прибудет, чтобы сделать с нами то же самое. Наконец он появился,- он не хотел уходить из парка, пока там играл оркестр.
Наша комната уже была битком набита жандармами, шпиками и агентами всех сортов, когда прибыл префект Кератри вместе с прокурором при кассационном суде Дельпеком, мировым судьей, следователем, прокурором при суде первой инстанции и т. д. Меня в сопровождении комиссара Тулузы и жандарма отослали в другую комнату, после чего начался допрос Женни, хотя было уже около 10 часов. Они допрашивали ее более двух часов, но так ничего от нее и не добились. Затем наступила моя очередь. Кератри лгал мне самым постыдным образом. Сославшись на заявление Женни и заявив, что она сказала то-то и то-то, он выудил у меня один или два ответа. Боясь вступить с ней в противоречие, я сказала: «Да, это так». Не правда ли, это была гнусная уловка! Однако при всем этом он узнал очень мало. На другой день, когда они явились снова, мы отказались присягнуть. Два дня спустя приехал Кератри и сказал, что вечером отдаст распоряжение о нашем освобождении (нас продолжала сторожить полиция). Вместо этого нас повезли в жандармский участок, где мы и провели ночь. На следующий день нас, однако, выпустили, хотя фактически за каждым нашим шагом продолжали следить, и, кроме того, нам не вернули наших английских паспортов. В конце концов мы получили все и наконец-то прибыли в Лондон. Лауре пришлось пережить то же самое в Бососте, хотя с ней обращались не так скверно, как с нами, поскольку она находилась в Испании.
По-видимому, после первого вечера Кератри делал все возможное, чтобы освободить нас, но Тьер хотел заключить нас в тюрьму, Чрезвычайно забавными были нелепые поступки Кератри и полиции: например, они искали в матрацах бомбы и воображали, что лампа, на которой мы подогревали молоко для бедного покойного малютки, полна «горючего»! И все это из-за того, что Лафарг является зятем Мавра, ведь Лафарг вообще ничего не сделал.
Здесь множество членов Коммуны, и эти бедные эмигранты ужасно мучаются - ни у кого из них нет ни гроша, и Вы понимаете, как им трудно получить работу. Хотелось бы мне, чтобы они захватили часть тех миллионов, в присвоении которых их обвиняют.
А сейчас - прощайте, мой дорогой старый друг. Поцелуйте от меня всех своих, особенно Алису, и примите наши наилучшие пожелания к Новому году. Я должна извиниться за свой ужасный почерк, но у меня такое плохое перо и почти нет чернил.
Еще раз - счастливого Нового года.
Остаюсь любящая Вас Тусси ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 22 января 1872 г.
Дорогой доктор!
Боюсь, что Ваш план относительно эмигрантов неосуществим. Воспользовавшись малейшим предлогом, их передали бы в руки версальских палачей. Ведь даже здесь, в Англии, правительство тайно готовится внести законопроект об их выдаче. Если дело до этого не дошло, то лишь потому, что, как только было обнаружено это намерение правительства, оно сразу же стало известно английскому народу, который теперь, будучи предупрежден, не даст застигнуть себя врасплох и не станет смотреть сложа руки на то, как таким поступком позорят его страну. Не знаю, писала ли я Вам, что папа первым получил сведения об этих планах правительства - через своего знакомого, связанного с министерством внутренних дел - и что он немедленно сообщил о них Генеральному Совету, после чего-известие это было опубликовано в «Eastern Post».
И все-таки, даже столкнувшись со столь осязательными доказательствами абсолютной необходимости политической и дипломатической деятельности Генерального Совета, жалкая клика интриганов, именующих себя членами Интернационала, продолжает неутомимо подкапываться под Совет. По бельгийскому съезду Вы видите, что они уже пожали первые плоды своих интриг. Они приняли резолюцию, цель которой - превратить Генеральный Совет в справочное бюро, Де Пап, который писал Совету за некоторое время до бельгийского съезда и с содержанием письма которого я Вас познакомила, совершенно ошибался в оценке положения дел!
В Лондоне всю эту грязную работу проделывает Брэдло вместе со своим приспешником Ле Любе. Они не останавливаются перед самыми подлыми средствами для достижения своих целей. Последняя уловка м-ра Брэдло заключалась в распространении слуха, будто Карл Маркс - полицейский агент. Но, вместо того чтобы входить в подробности этого дела, лучше я пошлю Вам номера «Eastern Post», в которых содержится связанная с этим переписка.
Папа уже отослал Мейснеру больше половины своей книги. В первую главу он внес большие изменения, и, что важнее всего, он сам этими изменениями доволен (что бывает не так часто). Работа, проделанная им за последние несколько недель, огромна, и просто чудо, как она не подорвала его здоровья (оно по-прежнему хорошее).
Между нами, дорогой друг, должна сказать, что Мейснер, на мой взгляд, ведет себя по отношению к папе очень дурно: вместо того чтобы сообщить ему о предстоящем выпуске второго издания по крайней мере за четыре месяца, предоставив ему таким образом соответствующий срок, Мейснер заставляет его проделать всю эту работу в последний момент.
К сожалению, папа сейчас вынужден также готовить первую главу для французского переводчика, который должен приняться за работу немедленно, так как Лафарг встретил первоклассного французского издателя, который очень хочет издать «Капитал». Переводчик - не Келлер, которому другая работа помешала закончить перевод. Шарль Лонге, один из бывших членов Коммуны, нашел другого переводчика - кажется, его фамилия Леруа, - который с большим искусством перевел несколько работ Фейербаха. Говорят, что ему в значительной степени удалось передать на французском языке, с его строго определенными формами, движение немецкой мысли, а это задача нелегкая. Книга должна выходить в виде выпусков, - кажется, тридцати.
Не забыть бы сказать Вам, что Лафарга опять потревожила полиция. Он был вынужден покинуть Сан-Себастьян и теперь живет в Мадриде. Итак, Лаура осталась одна с ребенком в чужой стране. Мы не можем представить себе, под каким предлогом Лафарга опять выслали, поскольку Интернационал, секции которого он организовывал, сейчас в Испании не преследуется.
Я хочу отправить это письмо сегодня и поэтому должна теперь попрощаться с Вами. Надеясь скоро получить давно обещанное письмо от Милочки и посылая горячий привет ей и Совушке, остаюсь, дорогой доктор, преданной Вам Женни Маркс Не только в Германии постоянно теряются книги, газеты и письма. Не знаю, происходит ли это благодаря так называемым почтовым ящикам на улицах. Когда я в следующий раз пошлю Вам что-нибудь, то отправлять буду с почты. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЭЛЕОНОРА МАРКС - НИКОЛАЮ ФРАНЦЕВИЧУ ДАНИЕЛЬСОНУ В ПЕТЕРБУРГ Лондон, 23 января 1872 г.
Милостивый государь!
Папа в настоящее время до такой степени занят, что просит Вас извинить его за то, что он не пишет Вам сам, а я это делаю за него. У него настолько мало времени, что я убеждена, Вы на этот раз ничего не будете иметь против того, что он пишет не сам. Он просит передать Вам, что, несмотря на все дела, с которыми ему надо справиться, он бы уже написал Вам, если бы не откладывал с одного дня на другой в надежде, что сможет переписываться с Вами непосредственно. - Второе издание папиной книги должно скоро появиться в Германии, оно потребовало от него много работы, так как было сделано много изменений. Должно скоро появиться также и французское издание. Вы можете понять, какую работу пришлось проделать, чтобы все это подготовить. - Он пишет большую часть ночи и весь день не покидает своей комнаты, - Я очень опасаюсь, что это сильно отразится на его здоровье. - Единственная надежда на то, что он скоро покончит с этими трудоемкими изданиями. Что касается Роберти, то папа просит сообщить Вам, что он видел его статью в «Revue Positive», но книги никогда не получал. Поэтому он не может написать что-либо для опровержения этой книги, а статья не дает достаточного материала для возражения. - По мнению папы, Вы ни под каким видом не должны задерживать русского издания, а по возможности скорее продолжать его. Я очень надеюсь, что, как только появится французское издание «Капитала», за ним тотчас же последует и английское. Англичане подражают всему, что делают французы, - только то, что идет из Парижа, встречает здесь успех. Например, биография и портрет папы, появившиеся в «Illustration», были воспроизведены в бесчисленных газетах не только здесь, но также в Испании, Италии, Германии, Америке и т. д. Несомненно, Вы также видели их в России.
Мы начинаем очень сильно тревожиться о нашем «общем друге» (Лопатине). Тот интерес, который мы все к нему испытываем, заставляет нас весьма опасаться за него. Увы, зачем он покинул тогда Англию. Вот уже несколько месяцев, как мы о нем имели сведения, и последние сообщения были не утешительны. - Надеюсь, милостивый государь, что Вы извините папу; он просит Вас принять его лучшие пожелания.
Преданная Вам Элеонора Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ВИЛЬГЕЛЬМ ЛИБКНЕХТ - ЛУИДЖИ СТЕФАНОНИ ВО ФЛОРЕНЦИЮ Лейпциг, 29 февраля 1872 г.
Милостивый государь!
Только что я узнал, что Ваш журнал не только несколько раз выступил с нападками на Международное Товарищество Рабочих, по, кроме того, в первом и четвертом номерах за текущий год перевел и использовал полицейские измышления берлинской «Neuer S..-Demokrat», направленные против лондонского Генерального Совета и, в особенности, против Маркса.
Так как опубликование в номере третьем «Libero Pensiero» моего письма к Вам было, видимо, преднамеренно рассчитано на то, чтобы представить, будто я одобряю подобный образ действий, то настоящим письмом я официально заявляю Вашим читателям, что не желаю иметь ничего общего с людьми, которые служат европейской полиции в деле травли Интернационала и которые - сознательно или нет, не имеет значения - делают дело Бисмарка и Бонапарта.
Кроме того, могу сообщить Вам, что съезд в Хемнице, о котором я упоминал в моем письме, опубликованном Вами, заявил о своем единодушии с лондонским Генеральным Советом. В заключение сообщаю Вам, что копию данного письма пошлю моему учителю и другу Карлу Марксу, предоставив ему возможность использовать его так, как он сочтет нужным. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
14:12 08.06.2015
ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР Лондон, 3 мая 1872 г.
Дорогой друг!
Зная, какой глубокий интерес Вы проявляете ко всему, касающемуся папы, спешу сообщить Вам, что только что он получил первые листы корректуры публикуемых на французском языке выпусков. К сожалению, потеряно много времени из-за того, что издатель, г-н Лашатр, настаивал на том, чтобы поместить в первом выпуске портрет автора «Капитала». Быть может, следует простить Лашатру то, что он придает столь большое значение напечатанию портрета, если принять во внимание то обстоятельство, что русское правительство разрешило издавать «Капитал», но наложило вето на портрет автора! Как бы то ни было, но из-за портрета, который нужно было сперва снять, а потом выгравировать, произошла большая задержка.
Перевод первой части книги не так хорош, как можно было рассчитывать, судя по славе переводчика, г-на Руа, который очень успешно перевел Фейербаха. Папа вынужден вносить бесчисленные поправки, ему приходится переписывать не только отдельные предложения, но и целые страницы. Этот труд, наряду с правкой корректуры из Германии и с колоссальной работой в Интернационале, чрезмерен даже для папы, хотя, как Вы знаете, его работоспособность необычайна. Поэтому, надеюсь, Вы простите его за то, что он не пишет Вам чаще. Для него это совершенно невозможно. Я очень боюсь, как бы он скоро опять не заболел, - с наступлением жаркой погоды такое обилие работы будет невыносимо. В настоящее время здоровье у него неплохое.
Вы, вероятно, видели из немецких газет, что Интернационал подвергся жестоким нападкам в палате общин? Прилагаю ответ, опубликованный Генеральным Советом, который ни одна лондонская газета (за исключением «Eastern Post») не захотела напечатать хотя бы из элементарного чувства справедливости. Несмотря на то, что английское правительство вынуждено было заявить, что не может выполнить желаний г-на Тьера и открыто воспрепятствовать деятельности Интернационала, втайне оно проделывает всю требуемую от него грязную работу. Г-н Гладстон предоставляет г-ну Тьеру переписку Генерального Совета с континентом. Например, на прошлой неделе Утин написал нам из Женевы, что письмо, посланное ему моим отцом о делах Интернационала, явно было вскрыто и что, как ни странно, на лондонском почтамте слова «через Остенде» были заменены словами «через Кале», что, конечно, дало возможность версальцам ознакомиться с содержанием письма. А ведь письмо было заказное!
Мы получили очень печальные вести из Испании. Наш бедный маленький Шнапс очень, очень болен. Он так и не оправился от ужасного приступа дизентерии, перенесенного им в августе. Он все слабеет и слабеет.
Передайте, пожалуйста, мой привет Милочке и скажите ей, что я ей скоро напишу. Шлю самый сердечный привет от всех домашних Вам, Милочке и Совушке и остаюсь, дорогой друг, искренне Вашей Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЖЕННИ МАРКС - ВИЛЬГЕЛЬМУ ЛИБКНЕХТУ В ЛЕЙПЦИГ [Лондон], воскресенье, 26 мая 1872 г.
Мой дорогой Лайбрери!
Энгельс взялся сообщить Вам о деле Эккариуса и познакомить Вас со всеми пошлостями и гнусностями, о которых я не могу думать без возмущения и, пожалуй, не смогла бы рассказать о них достаточно спокойно и хладнокровно. Сама я с радостью пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить Вас за доверие, с такой готовностью выказанное старой, не раз, конечно, испытанной приятельнице, и сказать, с каким участием и тревогой я думала о Вас и Вашей милой жене в это тяжелое время. Мне так часто хотелось выразить и свое восхищение Вашим мужеством, тактом и способностями, которые Вы проявили в этих трудных условиях. Говоря откровенно, я больше тревожилась о Вашей жене, чем о Вас. Нам, женщинам, выпадает во всех этих битвах более тяжелая, хотя и менее значительная роль. Мужчина закаляется в борьбе с внешним миром, крепнет перед лицом врагов - имя им легион, - мы же сидим дома и штопаем чулки. Это не прогоняет забот, а повседневные мелочные нужды медленно, но верно подрывают мужество. Я говорю на основании более чем 30-летнего опыта и могу сказать, что не так-то легко теряла мужество. Сейчас я слишком стара, чтобы еще питать большие надежды, а последние печальные события глубоко потрясли меня. Боюсь, что нам, старикам, уже не приходится ожидать много хорошего, и надеюсь лишь, что нашим детям будет легче жить. Вы не представляете себе, что мы вынесли здесь в Лондоне со времени падения Коммуны. Вся эта невыразимая нужда, безысходная боль! И к тому же еще - невероятная работа в Интернационале. Пока Мавр вел всю работу и с огромным трудом, с помощью дипломатии и лавирования, поддерживал единство противоречивых элементов, перед всем миром, перед сонмом врагов, предостерегал Товарищество от нелепостей, и внушал страх и ужас дрожащей толпе, нигде не выступал на первый план, не посещал ни одного конгресса, пока на его долю доставались все труды и никакой чести - сволочь молчала. Но стоило друзьям предать его имя гласности и выдвинуть его на первый план, как вся свора полицейских и «демократов» завыла одно и то же: «Деспотизм, жажда власти, честолюбие!». Насколько лучше и полезнее было бы для него продолжать спокойно работать и развивать для борющихся теорию борьбы. Ни днем, ни ночью ни минуты покоя! А как это отразилось на наших личных делах, какое безденежье, какие трудности в тот момент, когда наши девочки нуждались в помощи.
Итак, Вы слышали о помолвке Женни. Лонге очень одаренный, очень хороший, славный, порядочный человек, а единство взглядов и убеждений молодой четы кажется мне залогом ее будущего счастья. С другой стороны, я не могу все же без тревоги думать об этом союзе и, по правде, хотела бы, чтобы выбор Женни (для разнообразия) пал на англичанина или немца, а не на француза, который, естественно, наряду со всеми приятными качествами, присущими этой нации, не лишен ее слабостей и недостатков. Он сейчас дает уроки в Оксфорде в надежде, что это поможет ему завязать лучшие связи. Вам самому прекрасно известно, как ненадежны частные уроки, и я не могу не бояться, что на долю Женни, как жены политического деятеля, выпадут все неразрывно связанные с этим заботы и мучения. Все это между нами. Я знаю, что на Ваше молчание можно положиться. Мне бесконечно приятно поверить свои заботы старому верному другу. Мне стало легче после того, что я написала, и прошу не сердиться на меня за то, что вместо того, чтобы писать Вам и Вашей милой жене ободряющие письма, я «изливаю свою хандру». Вчера мы получили весточку от Лауры. Ее мальчик - ему сейчас 31/2 года, - единственный оставшийся из ее трех детей, 9 месяцев болел дизентерией и так исхудал, что бедные родители уже не надеялись на его выздоровление. Лаура в чужой стране, языка которой она не знает, 9 месяцев провела у постели больного! Больше я могу Вам ничего и не говорить. Сейчас ребенку немного лучше, и, если он окрепнет и сможет перенести путешествие, Лафарги приедут сюда в августе. Тусси весела и стала политической деятельницей с ног до головы. Ленхен все такая же. Вот сейчас из кухни доносится аромат воскресных ростбифов, и так как скатерть вытесняет меня со стола, то я сердечно прощаюсь с Вами. Ваша старая приятельница тысячу раз целует ваших милых детей, особенно Вас и Вашу милую жену. Остаюсь неизменно Вашим старым другом Женни Маркс. ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---- ЖЕННИ МАРКС (ДОЧЬ) - ЛЮДВИГУ КУГЕЛЬМАНУ В ГАННОВЕР [Лондон], 27 июня 1872 г.
Дорогие друзья!
Если бы вы знали, как часто я садилась писать вам и как часто меня отрывали, не дав написать и нескольких строк, вы, я уверена, простили бы меня за то, что я до сих пор не ответила на ваше последнее письмо.
Вы, дорогой доктор, будете рады узнать, что Мавр совершенно согласен с Вами относительно его деятельности в Интернационале. Он убежден, что, пока остается в Генеральном Совете, не сможет написать второй том «Капитала», над которым в течение прошлого года он не мог работать. Исходя из этого, он решил отказаться от должности секретаря сразу же после ближайшего конгресса. Однако до тех пор ему придется страшно много работать и в Совете, и вне его, чтобы подготовиться к великой битве, которая будет доведена до конца на конгрессе, созываемом в Голландии.
Вы получите некоторое представление об этой работе, если я скажу Вам, что кроме составления воззваний, чтения целых гор писем и написания ответов на них Мавр обязан присутствовать не только на обычных еженедельных заседаниях на Ратбон-плейс, но и на дополнительных заседаниях у нас дома и у Энгельса664. Последнее такое заседание продолжалось с четырех дня до часу ночи. Это всё - дела Интернационала. Остальное время (а его немного) уделяется правке корректуры от Мейснера и исправлению французского перевода, который, к сожалению, настолько несовершенен, что Мавр был вынужден написать большую часть первой главы заново. Первый выпуск, состоящий только из портрета автора - по прилагаемой фотографии, сделанной Майолом, - факсимиле письма и ответа от издателя Лашатра, выйдет скоро, примерно через неделю. - Что касается русского перевода, который превосходен, то тысяча экземпляров его уже продана.
Французский перевод «Гражданской войны» оказал очень хорошее воздействие на эмигрантов, удовлетворив в одинаковой мере все партии - бланкистов, прудонистов и коммунистов, Очень жаль, что он не появился раньше, так как, несомненно, во многом содействовал бы смягчению враждебности к Генеральному Совету.
А теперь, дорогая Милочка, позвольте мне тоже сообщить Вам кое-какие новости. По всей вероятности, та самая свадьба, о которой так часто извещает полицейская пресса Парижа, состоится около середины июля - 18- или 19-го. На прошлой неделе «Gaulois» выдала меня замуж в 20-ый раз. В мужья мне она избрала небезызвестного Ландека. Когда я действительно выйду замуж, то, полагаю, эти идиоты-писаки оставят меня в покое.
Не могу послать вам фотографию г-на Лонге, дорогие друзья, потому что у меня есть только ужаснейший снимок, выставленный в витринах магазинов, карикатура, изготовленная, чтобы угодить буржуазии, показав ей, что и физически и нравственно коммунары - именно такие чудовища, какими она их считала. Как только у меня будет лучший портрет, я пошлю его Вам. Что Вы думаете о прилагаемом портрете папы? Все мы от него в восхищении и думаем, что он лучше того, который был снят в Ганновере.
Горячий привет от всех домашних Вам и Совушке.
Остаюсь, как всегда, Вашим любящим другом Женни Маркс ---------------------------------------- ---------------------------------------- ---------------------------------------- ----
