Голос Медведки и прочие звуки ее нежной Потребности, или просто ворох мыслей на энтомологических булавках, в спичечных коробках под стеклышком.
Кто-то из великих ученых сказал, Слово-ложь, Мысль-истина, грешно не поверить. Но почему, скажите звуки Мууу, Они так часто себе противоречат несуразно. Постоянно мучают, терзают, просто какой-то коловорот мыслей в природе, порой в виде Редиски или пареной Репы, которую так трудно бывает вытащить на белый свет и поглядеть на нее со всех сторон и изнутри тоже.
Мысли порхают, прилетают и улетая бьются, как ночные Мотыльки стремясь к свету, натыкаются на подслеповато освещенные вот эти стены, в этом лабиринте нор моей Медведки, пока, в конце концов, не сгорят в той или иной Вашей лампадке.
Мысли вылезают откуда-то несусветные и долго бродят как белые жуки Единороги, беспрестанно рыщут блестящими и ненасытными хищными ЖужеЛицами, порой приходят в неурочное время и катят свой навозный шар, священным жуком Скарабеем. Независимо от того, хотим Мы этого, или нет, жалят, как чёрно-белая в полоску жизнь - бескрылая оса-Немка или, беспрестанно молятся, качаясь на тонких ножках из стороны в сторону лупоглазым Богомолом, боясь потерять последнюю надежду.
Довольно часто мысли-жуки, даже будучи пойманными расправленными и наколотыми, продолжают свой безумный путь на месте, естественно, относительно только вот этой, этой уже несколько поржавелой и погнувшейся от времени моей энтомологической булавки. Именно поэтому Они и появляются и, будут появляться вновь и вновь в той или иной коробке на Ваших Ушканьих островах, Вашего глубокого, бездонного или мелководного Байкала.
Мысли просто переползают из одной энтомологической коробки жизни в другую, порой незначительно меняя внутренний генотип, и до неузнаваемости внешний фенотип и нет никаких сил, удержать их, ни мужских, ни женских. Мало того, некоторые, постоянно меняются как хамелеоны в зависимости от настроения и изменения окружающей среды твоего или своего старого или нового места обитания. А когда поймаешь совершенно новое насекомое, или соберешь новую коробку мыслей, или просто посмотришь, чьи не будь старые коллекции коробок – книг. Из-за этого все они по-новому заискрятся и изменят форму содержания, заиграют всеми цветами радуги, ну как живые, только что пойманные, хотя они собраны, наколоты, расправлены и высушены давным-давно, особенно если это очень старые или заимствованные приобретения, взятые у других коллекционеров прошлых поколений.
Одно и то же насекомое может быть злым и добрым, в зависимости от освещения, и даже нежно бархатным от смешанных чувств покрывшей его плесени или застарелой пыли. Если его по новой встряхнуть и вставить в другую коробку, её коленкор и все, ранее собранные насекомые изменятся до невообразимой глубины. Как будто бы собрал совершенно новую коллекцию жизни, а если изменить фон самой отдельной коробки, можно и потеряться в этой бесконечности различного значения символов, в виде этих пойманных и засушенных насекомых.
Довольно часто встречаются обычные серые комнатные мухи, с лижущим ротовым аппаратом, и вдруг к седой осени они начинают нещадно кусать. Поймаешь, что за черт?, а у неё уже не лижущий, а колюще-сосущий ротовой аппарат и бессмысленно спорить с ней, ведь спор в данном случае – это только выяснение отношений бесплодных и только!
Есть насекомые, которые необычайно прекрасны и понятны в жизни, а высушенные и наколотые блекнут и сморщиваются, становятся какими-то скучными, чтобы показывать их, и если оставляешь в этой коллекции, спичечных коробков под стеклышком, то только как ассоциации с тем периодом, когда они были пойманы. Но могут впоследствии так измениться, что диву даёшься.
Как истинный кочевник – натуралист, постоянно еду куда-то в этом сне жизни за новыми приобретениями, напевая песни о себе и о том, что мнимо, вижу вокруг и внутри себя и пытаюсь понять, что вижу в этой мнимой реальности окружающего меня мира.
На "старом Кобыле" в душе, с мечтой в поводу, я еду в эту Монтану, козлов, овечек и мысли везу, с похмелья от прошлого пьяный, башка как бидон, в которой чертям тем варили самогон. Протерлись старой памяти джинсы на мне, Осёл мой в дерьме и Кобыла в дерьме, верёвкою к кольту привязан мой ствол, а шляпу ту съел, этот, ненасытный Осёл.
Там, в моей Америке чавой-то не то, стреляют, не зная, куда и во что, недавно у старого БИЛЛА быка, убили только за то, что не дал молока! Еей, Эхей, Эхей, Эхей.
На Дальнем Востоке есть Большая Роша, где жизнь удивительна и хороша, чавой-то там сеют, чавой-то куют и джинсы по новой в колхозах дают. По новой дают.
Я в свой Госдепартамент письмо напишу и визу спрошу, чтоб проехать в эту Рошу, продам это Сранчё, куплю пароход, отчалю отсюда на Дальний Восток. ЕЕ, ЕЕЕЕ.
На старом Кобыле с Ослом в поводу, я еду в Монтану, овечек везу, с похмелья я пьяный, башка как бидон, в котором чертям тем варили самогон. Протерлися, вдрызг, старой совести джинсы на мне, ведомый Осёл мой в дерьме и душа в том же дерьме, верёвкою к кольту привязан мой ствол, а шляпу ту съел ненасытный Осёл.
На Дальнем Востоке есть большая Роша, где жизнь удивительна и хороша, чавой-то там сеют чавой-то куют и джинсы по новой в колхозах дают, по новой дают.
Билл, посмотри-ка у своей родной Кобылы под хвостом, нет ли там жемчуга? Нету Сэм. Вот и мне думается, откуда бы ему там взяться? Наверное, этот рассыпанный жемчуг твоего ненасытного Осла, не так ли Сэм-Билл? Ты только это обязательно проверь Сам и не позволяй это делать другим за Себя. И слышится в ответ, детский лепет; Сеёк а Сеёк помай мне этого большёго и блестящего жука, у меня каёбка для него есть.
Постоянно ловлю одно и тоже насекомое разной формы, окраски и приспособляемости. Поймаю, а расправить ну не как не могу. Как будто бы человек мыслящий, прямо ходящий называется, бывает с хвостом и без, с абсолютным отсутствием аллометрически взаимосвязанного c этим интеллектуальным дарованием, есть даже ему научное название по латыни, но что от этого толку, от одного только, названия по латыни.
Как истинный коллекционер, собираю все и заимствую насекомых у других и если очень заинтересуют, оставляю у себя в коллекции, и по прошествии какого-то времени уже просто не в состоянии отличить их от своих. При этом, что естественно, могу расправить не так, как было поймано и расправлено у предыдущего хозяина, просто становятся родные и всё тут.
Собираю всё, что только может пригодиться, для оформления моих коробок, камушки приглянувшиеся, тряпочку, ручеёк там или берёзку чахлую – корягу, что зазря валяться, авось в хозяйстве заядлого коллекционера пригодится!? Коробки мыслей конечно от этого всего, больше становятся похожими на "друга моего друга Гульбария" или какой-то зоотеррариум с рептилиями "кто кого съест". Иногда получается слоёный и пышный пирог с тараканами, по известному всем французскому рецепту. И если вдруг он, по каким-то независящим от меня причинам жизни, кому-то, не понравился или плохо воспринимаете, что ж, это говорит только о том, что есть на белом свете желудки разной конструкции; травоядные, всеядные и плотоядные. Всё дело, понимаете ли, в ферментах и извилинах желудка – у одних их много, у других не хватает, у одних такие, у других сякие, плоские или выпуклые. И есть, конечно, среди Нас и паразиты, у которых вообще его нет и даже этих расщепляющих или синтезирующих ферментов, но ведь зачем-то они существуют здесь, вокруг Нас, так что винить некого?! Но кто-то ведь Их уродил и воспитал такими убогими среди Нас?! Ведь Маугли же родился по существу обычным, а уж только потом, среди именно волчьей своры озверел.
Довольно часто встречаются беспрестанно скачущие мысли – блохи. Которых приходится суетливо ловить пачками, распределять и сразу наклеивать на разноцветные треугольники правильной формы, пока не разбежались, и уж потом, наколов треугольник с блохами на энтомологическую булавку, надо быстро, быстро, засунуть их в ту или иную коробку, что уже само по себе безразлично в какую именно. Ведь главное только все это скачущее успеть поймать, распределить, наколоть, расправить и определить! А уж будут ли на все это смотреть с омерзением, любопытством или любоваться всем этим, это уж само последнее дело, в общем-то, не особо интересующее по истине настоящего, увлеченного, этим или тем коллекционера.
Ещё есть какие-то Вирусы, живущие в моём стареньком компьютере, постоянно вмешивающиеся и искажающие весь смысл, своими генетическими микро, макро и мега мутациями. Занимаясь своей, известной только им, безумной комбинаторикой. Делают многомерным, неподдающиеся конкретному определению системы в моей собственной систематике окружающего меня Мира. Постоянно пляшут, то запятыми, то насмехаются дефисом, то глотают и плюются буквами, предлогами, рвут мне все связки и сухожилия в моей собственной систематике окружающего; мелкие буквы делают большими, большие – маленькими, придумывают какие-то суффиксы, приставки и окончания или вставляют такое, что и не снилось наяву вовсе.
Конечно, коробки мыслей от этого всего получаются не совсем Академическими, понимаете ли, Мы Ваших семинарий, медресе и синагог не кончали, Мы практики-натуралисты и все привыкли щупать своими собственными руками и мозгами. Так что извольте не гневаться, все собираем только для души и показываем для неё одной, из другого уголка мироздания, для неё, а ему-то, ненасытному Ослу, это зачем?, что ему жвачному, больше всех надо, что ли?
На том остаюсь Ваш отставной и покорный слуга, в чём с благоговением и подписуюсь на столбике этого санитарно лесопатологического обследования на одном из особо трудно доступных маршрутов ЕЕ жизни
Тёпа, Степашка, Степонида, Стеша, Бунифацый, Стэфан – мститель, ибн МЕДВЕДКА.
Энтомологическая коробка собрана, продезинфицирована, застеклена и упакована для постоянного и неограниченного хранения.
Исполнитель вечно ВРИО Нач. СДП Медведка.
О рыбах, рыбках, рыбицах, рыбаках и рыбехах в водах этой по-своему несчастной Гидры.
В Моем приложении к журналу «Рыбное хозяйство», как-то совсем недавно была заметка о Купавинском комплексе водоёмов. Главным образом, о Бисеровских песчаных карьерах, называемых у рыбаков просто Гидра. Состоящих из четырёх котлованов: Старая гидра, Новая гидра, Блюдце и Новейший, самый большой, кажется Кудиновский, продолжающий еще расти в неопределенном направлении поглощая в себя всю, эту Новую Гидру. Первый самый старый карьер неизвестно когда появился. Даже отец, заядлый рыбак, и тот, по-моему, этого точно не знает. И в нем.., трудно себе представить, вдруг как-то появилась, Голубая рыба моей мечты – Форель, большая, голубая, озерная!
По долгу службы, приходилось ездить на Дальний Восток, в Приморье, поистине рыбный край, где в реках водилась большая, пятнистая, как леопард, Форель. Её там тогда, не оценил, слишком уж велико было разнообразие крупной рыбы. В горах Узбекистана ловилась мелкая Форелька, вместе с Маринкой, называемой ещё рыба-Лев, и Усачом, похожим на большого сильного и премудрого пескаря. Там.., высоко в горах на альпийских лугах, росли мои первые Эремурусы, цветы похожие на восковые свечи в рост человека, ослепительно ярко горевшие на горных лугах в то незабываемое время, в первых лучах восходящего солнца.
А здесь! Как в песне об отчем доме, голубая, озерная Форель!, никогда бы не поверил, да и сейчас не верю!, что в трёх километрах от дома, Она! Но ловил же... Это как про Маляра, Истопника и теорию относительности, как.., черте не знаю Что?!. Тут рыщешь везде, а Она вот!, тут!, рядом! Это же «Песня про велосипед» или априорный постулат Бутерброда. Ведь, на первый взгляд такого не бывает!, да и не должно бы быть!, но ведь есть!, теперь точно знаю, что есть!
Опираясь на опыт ностальгии, от беды моей пустяковой, не выдержал как-то и сбежал от жены, детей и работы, кажется на день Победы на девятое Мая. Хотел по образу и подобию на мушку в нахлыст!, ан нет, не брала так. А в железных садках у рыбачков нет – нет, да и билась голубая Форель, вместе с верхоплавками, между карандашей – судачков и пятачками карасиков Няф-Няф, Нуф-Нуф, и Ниф-Ниф по четыре, 7, 8, 9 копеек, редко – редко встречались по 13 одной монетой, а по 40 и рублю совсем не было видно. Ведь крупные Рыбы-Свиньи в это весеннее время ещё не проснулись от зимней спячки.
На Гидре, дно светлое, песчаное, а вода голубая-голубая, как ой ты море, море, море Черное, море вольное, никем не приуроченное. И глубина до 33 метров, если судить по нестандартному хоботу этого сгоревшего земснаряда капавшего этот песчаный карьер, а ведь его теперь, кажется, уже научились наращивать, так что вода там всегда холодней по сравнению с полями этих затхлых и вонючих, окружающих меня рыбхозов с ненасытными комбикормом рыбами Свиньями.
Давно меня здесь не было, и на этом Бисеровском – щурячьем озере, и родной моей Купавинке, где впервые услышал крик своей Медведки над равнинной туманностью детства. Совсем ещё недавно в ней водились раки, пока не спустили свои отходы или может быть удобрения уж очень сердобольные!? У которых головогрудь и усы совсем как у моей Медведки, но нет лап, и глаз как у крота видящего только в темноте, и нет остальной потребности, петь только хорошие песни сверчка и у моей Медведки это не очень-то это получается. Но Она очень хочет летать в своем собственном свободном хоть и грузном полете самопознания. Только вот эти, рядом обитающие в чем-то своем копошащиеся рачки, постоянно пятятся назад, если их вынуть из привычной, им среды обитания. Правда, по ночам, это я видел в Краснодарском крае, они все-таки осторожно вылазят и долго бродят с ностальгией, по краю топкого и влажного берега далеко не удаляясь, совсем как крабы на Охотском, Японском, Чёрном морях, наверно и в Белом море тоже. Но этого пока еще не приходилось видеть, но думаю, что и там то же самое, а может все же иначе не так как везде!? Очень хочется все же на это надеяться.
Интересно, почему з-Рачки появляются только ночью, света боятся чтоли? и от этого прячутся все время в темноте! Ведь к-Рабы и днём вылазят, правда, затем прячутся в уединенные расщелины нагромождения прибрежных скал и долго, долго сидят, пуская свои мыльные пузыри равнодушия, лупя на этот свет своими лупо-образными и бессмысленно торчащими глазами на тоненьких ножках, как у глиняных памятников. Им бы, гипсовым, человечины!
Голубая, совершенно случайно появилась на Старом и заброшенном карьере, могла ведь и на Новом, выкопанном во времена застоя, не говоря уж о Новейшем и разделяет-то их только железнодорожное полотно. Ан нет, кроме полосатых, как жизнь окуньков – космонавтиков, теперь уже ва-учи-ров или ещё как?, мне ничего там существенного не попадалось, да извечный крик ласточек-береговушек, свалившихся из своих нор, в бестолковом щебетании мечущихся над, до удивления, голубой водой. Наверное, в погоне за подёнками в пасмурные дни, а в ясные, носившиеся далеко в верхах. Вероятно, гоняли там пустозвонных козявок, комаров да мошек, которых занесла, ох нелёгкая, слишком высоко струёй восходящего мысленного потока. Вместе со стрижами ласточки-береговушки изредка спускались, чтобы с жаждой чиркнуть по глади, оставить шрам на этой спокойной воде, напиться и улететь, то ли в нору, то ли ещё куда, но к себе.
Потом уже появилось "Блюдце", во времена перестройки чего-то неприличного, зажатое лесом, рыбхозами и этими огороженными дачными участками. Там, Рыбы-Свиньи просыпаются чуть раньше и клюют на всевозможные наживки несколько чаще, даже с необузданной жадностью и больших размеров, ведь оно всего 18 га, да и не такое глыбокое, по сравнению со Старым и, естественно, быстрей прогревается, порой ласковым ещё пока солнцем. Поговаривают, что и в нём водится или водилась благородная рыба. С одной стороны хочется в это все с надеждой поверить!, а с другой стороны, противно, ведь оно такое тёплое как железнодорожная вода, вонючее и затхлое, как наша реальная жизнь, но дай мне о Боже напиться даже этой вонючей воды!
В Новейшем, говорят, водится Язь, очень бойкая, сильная и резкая рыба Язь!!! С ней в первый раз познакомился в деревне Шеланга, на Волге, в 37 километрах от Казани, вниз по реке. Водился Он возле плодово-выгодного Вашего заводика. Где, наряду с зелёным музыкальным горошком на экспорт, перерабатывалась и мной собранная, Владимирская вишня, малина, чёрная, красная и белая смородина и бесконечное количество запретных плодов – яблок. От этого заводика тянулся желоб, вернее труба с Вашими отбросами, вокруг которой и водились эти подъЯзки. Всего этого теперь уже нет... Огромный яблоне – вишневый сад перед домом срубили, на его месте теперь сад железобетонных столбов с проводами и разбросанная, старая, разбитая сельскохозяйственная техника. Те, сады, что оставались в овраге и на горе позади дома, побило этими трескучими морозами, старого и мудрого садовника уже нет и сажать сады, уже, наверное, некому.
С крупным до 7-9 килограмм Язем, посчастливилось встретиться в Томске на реке Кеть! До удивления быстрая и вольная река среди этого моря болот, постоянно меняющая свои очертания берега. По одному из притоков этой реки, минуя искусственный канал из лиственницы, по слухам, построенный то ли еще при Петре первом, то ли при Екатерине, далее, через какое-то загадочное озеро, которое так и не удалось увидеть, можно вплавь через водораздел попасть в Красноярский край. И всё-таки, я забрел в этот край, метров на 500, когда, в семидневном изнурительно трудном маршруте из-за пасмурной и дождливой погоды потерял ориентацию на этой окружающей меня местности. Всего то на всего, стрелка моего старого компаса от моего же пота, прилипла к этой стеклянной крышке, может и хорошо?, что не встряхнул вовремя. С новым, жидкостным компасом всего этого просто не сможет повториться!
Жаль только, что Форель из Старой Гидры сейчас куда то ушла, но все-таки очень надеюсь повстречать ее там, в недалеком будущем, да и в других местах, где это возможно и не возможно по здравому смыслу. Она один раз появлялась здесь, значит, сможет всегда снова появиться в любом другом месте, если этого очень сильно, захочешь.
Энтомологическая коробка собрана там, где, не доходя, упрёшься, наколота, расправлена, определена и свалена в художественную композицию.
Исп. вечно ВРИО Нач. СДП Медведка.
Еще рассказы и стихи можно посмотреть где Вас интирисует Тема 5.
