Сначала через село прошли наши. Маленькое подразделение во главе с командиром. Небольшая усталая лошадка тащила такую же небольшую пушку, четверо солдат на развернутой плащ-палатке несли раненого. Остальные, еще десяток солдатиков – покрытых пылью и грязью, с большими винтовками за спиной, у каждого сбоку котелок. Большие вещмешки за плечами казались какими-то выросшими на спине горбами.
Бабы, глядя на них, плакали, кто-то сунул солдатику бутыль с молоком и каравай хлеба. Тот механически взял, не поднимая глаз. Старики смотрели молча и хмуро, кто-то крестился.
Немцы пришли утром следующего дня. Колонна танков прошла через центр села и ушла на восток, только один танк остановился у колодца.
Мамка сказала мальчику, чтобы он сидел дома, но любопытно же. Танки мальчика поразили – они были огромные, как дом, таких он никогда не видел.
Поэтому он пролез через дыру в заборе за огородом и спрятался в кустах, откуда стал с близкого расстояния наблюдать за немцами. Точне, немцем.
Немец, вылезший из танка, молодой белобрысый парень, снял с себя комбинезон, набрал ведром из колодца в тазик воды, поставил на броню раскладное зеркало, помылся, потом стал бриться с помощью какого-то устройства, которого мальчик отродясь не видел – отец-то брился опасной бритвой.
Побрившись и сполоснув лицо, немец снова надел свой комбинезон. Комбинезон был красивый, серо-зеленого цвета, с буквами SS на петлицах.
Мамка говорили, что "эсэс" – это плохо, поэтому мальчик сделал движение, чтобы отползти и спрятаться, но немец заметил движение в кустах, молниеносно выхватил пистолет, навел на кусты. Какая-то интуиция – вряд ли мальчишка в его возрасте мог сообразить сделать это обдуманно – толкнула его не назад, чтобы попытаться удрать, и получить вполне возможно пулю от немца, который не мог знать, кто там прячется в кустах, а вперед – и он сразу заревел, размазывая слезы и сопли по лицу.
Немец тут же успокоился, убрал пистолет, сказал что-то, из чего мальчик разобрал только слово "киндер". Подозвал мальчика рукой, жестом показал ему, чтобы стоял возле танка. Потом залез туда, достал из него кожаный портфель. Порылся в нем, вынул какой-то конверт. В конверте лежали фотографии – мальчик мельком разглядел какую-то красивую женщину, каких-то пожилых людей, улыбающихся парней в военной форме. Наконец, немец прекратил перебирать фотографии, протянул мальчику одну.
На ней был изображен белобрысый мальчишка в смешных шортах до колен на лямках.
Немец ткнул себя в грудь, показал на фото, снова показал на фотографию, сказал что-то вроде:
- Майн киндер.
Его сын, догадался мальчик. Мальчик на фото был примерно того же возраста, что и он сам.
Немец потрепал мальчика по голове, потом снова покопался в своем портфеле и извлек что-то круглое и золотое. Протянул ему. Мальчик с опаской взял. Немец улыбнулся, сверкнув ровными и белыми зубами, таких в жизни мальчик и не видал, только в кино, что показывали до войны в сельском клубе, закинул портфель в люк, что-то крикнул в него, залез в него сам, высунулся наполовину. Танк завелся, мальчик с опаской отошел к кустам. Немец, опять улыбаясь, помахал рукой, и танк, оставляя за собой взметнувшуюся в воздух из-под гусениц пыль, поехал прочь, на восток.
Мальчик не пошел сразу домой, потому что знал, что ждет его дрын от мамки, если она заметила его отсутствие. Он забежал за сеновал, огляделся несколько раз – не видит ли кто, особенно пацаны из соседних домов, потом только разжал ладонь, чтобы посмотреть, что же дал ему немец.
Это было что-то, завернутое в золотистую фольгу. Когда он развернул ее, то там оказалась шоколадка. Снова оглянувшись, не видит ли кто, он поднес ее к лицу, понюхал – хотя шоколада он несколько раз до войны ел, но такого запаха он никогда не встречал. А потом откусил малюсенький кусочек. И от вкуса, который наполнил его рот, у него чуть не закружилась голова.
Он хотел съесть шоколадку медленно – но не получилось, в итоге запихал ее в рот всю целиком, жевал, отдаваясь ее волшебному вкусу, пока она не растаяла вся, и тогда он очень неохотно проглотил эту сладкую смесь слюны и шоколада. Посидел еще немного, пытаясь поймать тающий вкус во рту, потом тяжело вздохнул.
Золотистую фольгу расправил, облизал оставшиеся крошечки, потом сложил золотинку в несколько раз, спрятал в самый надежный карман штанов. Поплелся домой, надеясь, что мамка все-таки не заметила его временного исчезновения...
Немцы ушли, а наши вернулись через несколько месяцев. Потом было много чего – но вкус этой шоколадки мальчик не забывал никогда, какие бы повороты не случались в его жизни. Вкус шоколадки, и этого похожего на бога человека с белыми зубами, который ее ему дал.
Вот и сейчас он вдруг вспомнил про нее, спустя много десятков лет.
Когда ведущий собрание человек произнес в микрофон по-немецки, а голос переводчика в радионаушнике перевел на русский:
- Для получения премии имени Конрада Аденауэра приглашается бывший президент Советского Союза господин…
Его имя и фамилия утонули в бурных аплодисментах вставшего приветствовать его зала. Он, помахивая рукой – ну что вы, что вы! – не очень твердой походкой - годы, годы - пошел к центру сцены, к микрофону. Аплодисменты еще более усилились.
А во рту у него опять был вкус той шоколадки из такого далекого 1942-го года.
