> Для стороннего наблюдателя это выглядит как «затяжные бои». На самом деле оперативная обстановка и, что важнее, характер боев менялись каждую неделю.
>
>
> Мне понравилась статья Латыниной, захотелось её процитировать. На этом форуме есть "военные эксперты"? Им это должно быть интересно.
> Латынину я воспринимаю скорее как "безумного гения". Её статьи в Новой Газете самые интересные, но в то же время менее достоверные, чем другие статьи. И в выводах этой статьи я не уверен, хотя хочется верить что всё так.
> Ссылку на статью не даю т.к. это Новая Газета, уж не знаю иноагент или нет.
>
> Военные эксперты, а вслед за ними и журналисты, уже назвали войну на Донбассе «позиционной войной». Мол, с наскока у Путина захватить Украину не удалось, он переменил концепцию и сумел навязать украинской армии позиционную войну образца Первой мировой. Войну, в которой Украина находится в заведомо невыгодном положении, потому что у нее меньше живой силы, техники и снарядов.
>
> Возражу. Это не позиционная война и не война на истощение в ее классическом понимании, — в том виде, в котором ее вели на Ипре, или на Гуадалканале, или подо Ржевом.
> Для стороннего наблюдателя это выглядит как «затяжные бои». На самом деле оперативная обстановка и, что важнее, характер боев менялись каждую неделю.
>
> Сначала — пока не подошло западное вооружение — российские войска успешно перемалывали Северодонецк по образцу Мариуполя.
>
> Тактика была следующая. В брошенной пятиэтажке (город эвакуирован, за исключением самых упрямых и тех, кто ждет «русский мир»), сидят украинские бойцы. Видят противника.
>
> Обычно это было мобилизованное «мясо» из ДНР, которых гнали впереди себя российские контрактники. Иногда это было мясо, которое гнали контрактники, которых гнали вагнеровцы. Украинцы начинали стрелять. Почему?
>
> «Потому что страшно, — честно объяснял мне один из воюющих в Северодонецке, — боишься окружения. Боишься того, что подойдут поближе и увидят. Но больше всего солдат стреляет, потому что страшно, а в руках оружие и хочется что-то сделать».
>
> После этого «мясо» отходит, а контрактники вызывают танк. Танк приезжает, высовывает ствол из-за угла и сносит пятиэтажку под корень. Почему сейчас украинцы сидят на «промке»? Потому что там, как и на «Азовстали», перекрытия выдержат не то что танк — ядерный взрыв.
>
> Танк, — если в нем обученный экипаж, — действует грамотно, под огонь не подставляется. «Русские научились воевать в городских условиях, — констатировал мой собеседник, — с помощью NLAW и даже «Джавелина» такой танк (на мгновение высунувшийся из-за угла) не подбить».
>
> Так было до прихода натовской артиллерии: гаубиц M777, «Цезарей» и других.
>
> После того, как новая артиллерия появилась, картина в Северодонецке существенно изменилась.
>
> Что стало происходить? Очень просто. Для сидящих в пятиэтажке танк по-прежнему был неуязвим. Но над полем битвы висел квадрокоптер, который передавал данные новой арте. Она стреляла и сносила танк под корень. Кроме этого, новая арта накрывает танк еще на подходе к городу.
>
> Кроме этого, она позволяет вести огонь по противнику на расстоянии до 40 километров от линии непосредственного соприкосновения. Кроме этого, она накрывает военные склады в Донецке. А еще после появления новой артиллерии украинцы перестали беречь снаряды к старой, советской артиллерии.
>
> Именно после того, как под Лисичанск на другой берег Северского Донца пришла натовская арта, ВСУ перебросило в Северодонецк элитные части, — иностранный легион, ССО, силы ГУР.
>
> После этого ситуация еще раз изменилась, и сейчас никаких танков и крупных подразделений в городе вообще нет. Почему? «Потому что как только в городе показывается крупная цель, ее накрывает либо та, либо другая сторона», — объясняет полковник запаса, бывший летчик ВСУ Роман Свитан.
>
> В город заходят небольшие, по 5-6 человек группы вагнеровцев или кадыровцев, с российской стороны, — или такие же небольшие украинские группы с «промки». Еще раз: единственный способ передвигаться по улицам Северодонецка сейчас — это передвигаться в составе группы, которая слишком незначительна, чтобы на нее тратить снаряды.
>
> В результате ситуация абсурдная: город и взят, и не взят. Украинцы его оставили, россияне — не взяли. Это вам не Сталинград, где бои шли за каждый дом. И даже не Мариуполь.
>
> Золотое штурмуют почти по тому же принципу, что и Попасную, с той только разницей, что роль «вагнеровцев» выполняет донецкое «мясо». «Артподготовка — и сразу на позиции идет мясо, — говорит Роман Свитан. — Мясо встречают пулеметами, а артой накрывают тех, кто только выходит из Попасной».
>
> «Мясо», в отличие от вагнеровцев, воевать не умеет, и Золотое пока не взяли.
>
> А где же вагнеровцы? — спросите вы? А их уже нет. Слишком многих перемололи, именно потому, что у украинской артиллерии есть глаза-квадрокоптеры, и она умеет точно накрывать цели.
>
> И элитных российских дивизий больше нет. «Это больше не элитные войска, — говорит советник офиса президента Алексей Арестович, — это вчерашние резервисты, которым предложили 300 тыс. руб».
>
> А новые вагнеровцы — это вчерашние резервисты, которым предложили 500 тыс. Не хватает и пушечного мяса. Его в Луганске и Донецке вымели подчистую.
>
> Итак: российское наступление на Донбассе выдохлось, толком не начавшись. ВСУ как стояли в 8 км от Донецка в Марьинке, так и стоят (а как вы понимаете, их пытались выбить прежде всего). Под Херсоном ВСУ медленно, но неуклонно расширяют два плацдарма. Цель этих плацдармов совершенно ясна: они должны накрывать артиллерией Антоновский мост, когда по нему пойдут отступающие российские войска, и армия РФ, как ни пытается, не может ничего с этим поделать: позиции ВСУ укрепляются прежде всего за счет сил ССО, которые передвигаются ночью.
>
> Вернемся теперь к тому, с чего мы начинали, и констатируем: нет, битву на Донбассе нельзя назвать «позиционной войной».
>
> Позиционная война — это идея, которую генералы продали Путину, так же, как ему до этого продали идею о взятии Киева в двое суток. Первая идея не более состоятельна, чем вторая.
>
> После того, как оказалось, что часть российских «коробочек» ломается еще до столкновения с противником, что танковые колонны забивают дороги, что сами размеры делают их прекрасной мишенью, что российские солдаты хорошо грабят, а воюют плохо, — генералы продали Путину идею, что вот мы сейчас сократим плечо снабжения, упрячем коммуникации в тыл, а на фронте начнем «позиционную войну», как в старом добром 1943-м году, и задавим противника своей массой.
> Вторая проблема заключается в том, что стратегия российской массовой армии заточена под другую демографическую и политическую ситуацию. Путин воюет так, как Жуков в 1942-м. Штурмуйте врага в лоб, тех, кто отступит, расстреляют заградотряды, а бабы новых нарожают. Но бабы больше не нарожают. Российская армия близко не дотягивает до размеров сталинской, действовавшей в той же Украине. А если мобилизовывать всех, то электорат Путина превратится в коллективного Шкребца (матрос, погибший на крейсере «Москва» — прим. ред.).
>