- почему наша судебная система становится все жестче?

— На самом деле ее жесткость уменьшается из года в год. Количество приговоров
к реальному лишению свободы заметно сократилось. Думаю, астрономическое
количество зэков, которое было в прошлые годы, уже государству не нужно. Нет
гигантских проектов, как, например, рытье каналов или колымские рудники.
Очевидно, система смягчается. Да и ФСИН захлебывается. Трудно обеспечить
работой всех заключенных и те висят бременем на бюджете.
Но система проявляет жесткость, если речь идет о тяжких преступлениях, в
особенности — в делах, которыми занимались спецслужбы. Поскольку судьи —
сами в большинстве выходцы из карательных органов, они симпатизируют
правоохранительной системе. Хотя спросите у любого из них, он скажет, что
уровень следствия у нас ниже табуретки.

- Но если «ниже табуретки», что мешает судье это заметить ?

— К сожалению, у нас проблема с проверкой заявлений подсудимых. Например,
заявлений о пытках. Когда судья поручает прокурору их проверить, то у
последнего нет для этого ни сил, ни власти. Он перепоручает следователю. А тот
и дело-то «раскрыл» именно потому, что получил признание под пытками.
Иногда следователей вызывают на процесс и спрашивают, пытали или не
пытали. Я видел одно такое дело: адвокат задает следователю вопрос: если бы
вас пытали, вы бы в этом признались? Следователь стушевался, закричал,
дескать, не имеете права такие обидные вопросы задавать. Судья вопрос снял.
Но, по сути-то, адвокат прав. Как можно основывать вывод, что пыток не было,
на показаниях потенциальных истязателей?

- Но судья разве бездушная функция? У него же есть представление о добре, зле,
справедливости?

— Откройте кодекс профессиональной этики судьи. При выносе решения тот
должен руководствоваться общечеловеческими представлениями о морали
лишь в том случае, если кодекс этики не дает ответа на интересующий его
вопрос. Судья человеческое должен отставить в сторону. Как напутствуют
присяжных, например: «Вы оставьте жалость, оставьте все эти человеческие
эмоции».

- Это возможно?

— Нет. Но судьи пытаются абстрагироваться от человеческого в себе еще по
одной причине. Есть четкий статистический посыл от Верховного суда — если вы
кого-то оправдали, то шансы на отмену такого приговора высшей инстанцией
составляют треть. Если вы кого-то осудили, то шансы на отмену — меньше 1
процента. То есть больше, чем в тридцать раз судья рискует, если он
оправдывает. А судья, как и всякий человек, хочет карьеры.

- Но когда у обвиняемого на теле следы пыток, как в деле «Сети», судья же
понимает — перед ним, возможно, невиновный человек.

— Закон говорит, что применение пыток означает признание доказательств
недопустимыми. И предполагает уголовное преследование тех, кто пытал. Но
сейчас суд не имеет права возбудить уголовное дело. Даже если факты пыток
вскрылись, судья может лишь (и я это делал), написать частное определение или
постановление. Обычно на это приходит формальный ответ: обсудили на
коллегии или на заседании личного состава. Спасибо, мол, вам за сигнал.

- Но судьи ведь понимают, что к чему…

— Догадываются, конечно. Помню на одном заседании милая женщина
прокурор, когда ей говорили про пытки, на ушко прошептала: "Сергей
Анатольевич, если не побить, кто же признается?" То есть, если следствие не
умеет искать доказательства, то на признание вся надежда. И если человек, не
дай Бог, однажды признался или написал так называемое добровольное и
чистосердечное, он себя погубил. Так устроена система.

- Система позапрошлого века? Или 30-х годов прошлого?

— В позапрошлом веке была великая судебная реформа. Подсудимый приходил в
процесс, не связанный своими показаниями на следствии. Он давал их в суде. А
в прошлом веке — да. Как пел Высоцкий: «Вы, как вас там по именам, вернулись к
старым временам». Пытка — удел инквизиционного процесса. Когда «признание
— царица доказательств».
Количество заключенных в России и СССР

- Правозащитники говорят еще об одном конфликте интересов. Заявления
граждан о пытках, применяемых к ним оперативниками, поступают
следователям. Но именно опера, «люди с земли», раскрывают следователю все
дела, и тот им обязан. Ведь у Следственного комитета нет своей оперативной
службы. Поэтому, получается, следствие позволяет полиции пытать по-братски…

В нашей системе участь человека порой даже не судом определяется. И даже не
следователем. И, как ни странно, даже не опером. А агентом. Когда вы читаете
некоторые уголовные дела, вы не понимаете, почему именно на этого человека
вышли. Почему задержали именно его? Почему получили от него добровольное
и чистосердечное признание? И почему дальше он привлечен как обвиняемый?
Это работа агентуры.
И потом, у нас есть много вещей, которые сильно похожи на западные, но
работают по-другому. В западных странах, например, в СИЗО запрещено вести
оперативно-розыскную работу по уголовным делам. А у нас забыли запретить. В
итоге пресс-хаты, не в таком, конечно, безобразном виде, как при СССР, но
сохранились. И возможность оперов воздействовать на обвиняемого — тоже.

- Почему жестокий приговор часто получают случайные люди? Например, в
Ростове-на-Дону дали 6,5 лет молодым людям за пикет в защиту погорельцев…

— Если человек себя «подставляет», то может стать объектом разработки. Среди
важнейших ее методов — внедрение агентов и использование провокаторов.
Тайная полиция всегда этим грешила. Достоевского, например, приговорили к
казни за пустяковые разговоры. В обвинении, кстати, тоже шла речь о планах
свергнуть власть Николая I. По этому делу трех человек привязали к столбам
возле вырытых могил и разыграли сцену с монаршим милосердием. Прискакал
фельдъегерь и всех помиловал.
Или другой, уже современный случай — в Питере обвинялись двое человек в
подготовке покушения на тогда еще губернатора Валентину Матвиенко. Дело
безобразное, там уши провокаторов выглядывали. Но силовиков сдержал суд
присяжных, который этих людей оправдал.
А по делу «Сети», замечу, суда присяжных не было. Дело рассматривал военно-
окружной суд. Конституция, кстати, запрещает чрезвычайные суды. Но если во
всей гигантской стране только четыре суда могут разбирать подобные дела и
все они — без присяжных, можно ли говорить, что норма о запрете «чрезвычаек»
действует?

- А что у нас в России случилось такого чрезвычайного, что нужны такие
приговоры?

— Это уже вопрос к политикам, не ко мне.

- Часть граждан считает, что излишняя жестокость не повредит. Потенциальным
террористам ясно надо дать понять — с ними поступят жестко. Так общество
чувствует себя в большей безопасности.

— Общество может себя чувствовать в безопасности, когда кого-то наказали или
казнили, но это не значит, что оно от этого стало безопаснее.
Нашему народу свойственна тяга к справедливости. И когда нарушается
справедливость, нарушается не только правопорядок, но и порядок,
установленный высшими силами. По сути, это разновидность «ссучивания»
нации.

- Извините, ссучивания?

— Термин блатной. В тюремном мире означает ситуацию, когда воров в законе,
например, заставляют действовать в интересах администрации. Но я имею в
виду другое. При царе беглым каторжанам помогали. Клали у дома хлеб. Хозяин
не выходил к каторжнику, но тот знал, где найти еду. Советской власти удалось
эту традицию уничтожить. Когда людей заставляют кричать «Распни его!», когда
говорят — вот мы накажем кого-то, пусть и не по делу, но зато все убоятся. Это и
есть форма растления людей.

- Есть ли у судейского корпуса профессиональная… не то, что этика, а гордость,
что ли? И когда кто-то выносит скандально-жестокие приговоры, не боится ли
он потерять репутацию?

— Скорее, наоборот. Плохая репутация связана с коррупцией. Судьи в своей
среде обычно осуждают тех коллег, кто склонен к поборам. И в Москве, кстати,
руководство под этими лозунгами начинало чистку судейского корпуса, когда
Ольга Александровна Егорова стала председателем Мосгорсуда.
А жесткие приговоры, скорее, служат авторитету судьи. Тем более если ему
угрожали и его охраняют, это идет ему на пользу. Если судья вынес жесткий
приговор, значит, он не коррупционер, а человек праведный, но суровый.

- А тот, кто либеральничает с обвиняемыми, а то еще и оправдывает, попадает
под подозрение?

— Да. Мне кричала председатель нашей квалификационной коллегии: почему
судья заботится о преступниках? Меня тогда уличили в тяжком
правонарушении. Я велел освободить из-под стражи больного туберкулезом,
который выкашливал с кровью легкие. И послал свою секретаршу, дал ей денег
на такси, чтобы она в пятницу (чтоб обвиняемого не держали до понедельника)
отвезла мое определение. И его освободили.

- Он был преступником?

— Да-да, мне так и сказали — я забочусь о преступниках, а это судье не подобает. И
вообще, зачем я его освобождаю, раз он бациллоноситель. Человек, слава богу,
остался жив. Я ответил коллегии — за его преступление нет смертной казни.
Кроме того, виновен он или нет — пока неизвестно. На квалификационной
коллегии тогда сильно удивились!

- Но он был преступником?

— Да. И я его в итоге осудил. Но наказание было условным. Человек прошел курс
лечения от туберкулеза, который был уже на последней стадии, и остался жив. И
матушка его меня сильно благодарила, била поклоны… В любом случае, если
судья у нас проявляет либерализм, оправдывает кого-то, карьера его, как
правило, заканчивается. И дел серьезных ему не дают. Он сидит на мелочевке.

- То есть зарекомендовавшему себя судье дают одни дела, а неблагонадежному
— другие? Хотя я слышал о международном опыте, когда дела по судьям
распределяет компьютер.

— Нашим уголовно-процессуальным законом тоже предполагается компьютер.
Но фактически председатель суда лучше знает — кому дать дело.

- Может ли общество добиться справедливости по конкретным приговорам, как
это было по делу журналиста Голунова, обвиненного в хранении наркотиков?

— Общество может возражать, но решение принимает не оно. Если бы на эти
дела распространялся суд присяжных, как до 2008 года, то общество могло бы
сказать «нет». При малейших сомнениях в пытках подсудимые, скорее всего,
были бы оправданы. Не зря же Верховный суд запрещает в присутствии
присяжных говорить о пытках. Но присяжные догадываются. И тогда следуют
оправдательные приговоры или со снисхождением. Скажу так — пусть ваши
читатели, если их заботит наша судебная система, при вызове в суд присяжных,
не уклоняются. У меня спрашивают: а что мне будет, если я не пойду? Ну,
совесть замучает.

- Уже мучает. Приходило мне письмо с предложением стать присяжным…

— А чего в соцсетях тогда писать?! В суде можно написать в опросном листе: не
виновен, не доказано, заслуживает снисхождение. А в соцсетях считают —
сколько лайков-дизлайков. И, конечно, надо требовать реальной судебной
реформы. Например, чтобы в комиссии, которая разбирает кандидатуры на
должности председателей судов, силовиков не было.
А то ведь сейчас перед назначением силовики обсуждают кандидатуры судей и
говорят: этот много оправдывает, есть сомнения. Или просто: мы против. И все.
Карьера судьи закончилась.

- Вы как автор многих действующих законов, связанных с судебной системой,
что предложили бы государству поменять в первую очередь?

— Установил бы суд присяжных в делах, где общество и власть сомневаются друг
в друге. В делах, например, связанных с бизнесом или интересами спецслужб.
Кроме того, присяжные важны в процессах о необходимой обороне. Во многих
странах в конституциях прописано: если в деле заинтересовано государство, то у
гражданина есть право на присяжных. Обвинения в терроре, диверсии,
шпионаже — только через них.
Ну и, наконец, если бы мировые судьи, которые ведут почти половину
уголовных, 70% гражданских дел и 95% административных, избирались
населением, то они бы чувствовали себя ответственными не перед хозяйкой
Медной горы — председателем облсуда, а перед людьми. В царской России,
кстати, были почетные мировые судьи, которые могли не иметь высшего
образования. И они пользовались доверием населения.

- Но выборы можно купить.

— Даже царь-батюшка не смог ввести единообразие во всей империи, когда
проводил судебную реформу. Так что надо пробовать, оценивая, в каких
регионах коррупции больше, в каких — меньше.

- Но реформа увеличит число оправдательных приговоров, а власть, похоже,
желает, чтобы суды были жесткие.

— Смотря что считать властью. Если карательные органы, то да — они, наверное,
желают. Они у нас огромные. Их численность сравнима с армейскими. И под
такое количество следователей и дознавателей нужны преступники. Система
добывает из народа ровно столько злодеев, сколько ей надо. Она сама себя
кормит, воспринимая зачастую народ как добычу. А суды эту систему
обслуживают. Отсюда жесткие приговоры, отсюда — отсутствие оправданий.
Власть карательных структур должна быть уравновешена независимым судом. И
если это так происходит, то, как было при царе, в государстве образуется
судебная республика. Интересный, кстати, феномен. Количество
оправдательных приговоров суда присяжных достигали 40%. Это был
своеобразный ответ жандармам. Вы фальсифицируете доказательства, пытаете
людей. А мы будем их оправдывать.

- Жесткий приговор по делу «Сети» оправдывают вынужденной борьбой
государства с радикалами. Дескать, за такими экстремистами идет охота по
всему миру, особенно в США. Никому не хочется окунуться в очередную
революцию и погромы.

— Что ж, власть может быть жесткой, но она должна быть справедливой. Да, в
США могут быть очень жесткие приговоры по делам радикалов. Но там у них
есть право на суд присяжных.

- Нужна ли вообще государству судебная реформа?

— Разговоры о ней идут с 1991 года. Действует Концепция судебной реформы, но
ее исполнение саботируется. Не столько государством, сколько огромным
влиянием карательной системы.
Наше государство давно могло бы понять, что диктат — это затратно и
невыгодно. А правовое государство — это то, что обеспечивает реальную
стабильность.

- Только когда это будет.

— «Только вот жить в эту пору прекрасную…» (улыбается) Но я рассчитываю.
Почитал тут русские поговорки о суде и нашел добрую: «Суди меня палата
губернская, а не баба деревенская». Печально, что все остальные поговорки
плохие.

ИЗ ДОСЬЕ «КП"

Сергей ПАШИН окончил юрфак МГУ. В 1992 году — глава отдела судебной
реформы правового управления Президента РФ. С 1996 по 2001 год — судья
Московского горсуда. Дважды лишался статуса, но его восстанавливали в
должности. Профессор кафедры судебной власти Высшей школы экономики.
Автор восьми законопроектов, ставших законами. Главный инициатор
внедрения суда присяжных.

https://www.ufa.kp.ru/daily/27092/4165685/

Мы в 91 году СССР свой развалили. В 92 всю общенародную собственность раздали. В 93 году ВС расстреляли (больше 150 убитых, среди которых очень много молодых ребят!!!). В Чечне сколько народу погибло! В ЛДНР люди гибнут! По сравнению с этим «сеть» — бесконечно малая высокого порядка.

Вы еще бы про самостоятельность следователя пошутили.
С этого у нас в России все и идет. Сначала следователь ведет дела по указке, по том суды, а в результате не право, а как прикажут или какие общие установки дадут.
Нет у нас независимых судов, за большой процент оправдательных дают председателям и судьям судов по шапке не хило и в кассации отменяют все оправдетельные подряд, где доказательств вообще нет (именно не недостаточно, а нет вообще) плавают такие дела в судах по несколько лет с первой инстанции с оправдательным в кассацию, там отмена и на новое рассмотрение, пока не попадет к судье у кого рука не дрогнет ни на чем осудить человека. Понятно. что реальные сроки по таким делам не дают, но все равно даже мне адвокату страшно становится иногда от такого в наше «просвященное, гуманное и демократичное» время. А как таким клиентам объяснить, что это принято так в наших судах, что не он один такой везде так в России. Люди то фильмов насмотрелись, типо час суда, где обвинение отказывается от обвинения в зале суда, нет такого на практике, запрещено негласно вопреки закону.
Не надо тут обманывать людей, нет у нас нормального правосудия и вляпаться по самое немогу может каждый.

Вор должен сидеть в тюрьме — и неважно, как он туда попадет. А учитывая то, что честных у нас нет — то все верно.

Вообще-то таковых людей в нашем обществе нет. Кто-то приворовывает на заводе, кто-то ворует интеллектуальную собственность, кто-то просто рядом стоял, а кто-то о чем-то догадывался, но не сообщил. Вот недавний случай — про изнасилование и убийство девушки, на глазах у целого подъезда. Т. е. любого можно посадить, а реальные причины уж найдуться. Так и живем.

Задача правосудия — не наказание за преступление, а поддержание в обывателе страха по поводу возможных его незаконных действий.

принцип презумпции невиновности ведь фактически означает, что лучше не наказать виновного, чем осудить невиновного.

Европа – 25-50
США – 17-25
Тайвань – 12
Япония – менее 1
Россия – менее 1
Китай – 0,7

(с) "Огонёк", 2008, № 8.