Описание путешествия в МОСКВУ НИКОЛАЯ ВАРКОЧА, Посла Римского ИМПЕРАТОРА, в 1593 году
….27-го сентября мы выехали из Мамонова около полудня и, сделав 3 мили, были уже в Москве….
28 числа принесли от двора в наше помещение несколько серебряных блюд с серебряными чарками и кружками для г-на посла. Потом с великокняжеского двора отряжены были к нам 3 московских повара.
3 числа (октября 1593) вышеназначенные приставы, переводчики и другие знатные бояре великого князя на 30 с лишним конях провожали г. посла для представления ко двору. Г. посол ехал верхом со своими молодыми дворянами и несколькими служителями на 18 лошадях, все из великокняжеской конюшни. Впереди него несли покрытые синей тафтой подарки его императорского величества, а перед ним дворецкий нес императорскую верющую грамоту, обернутую в желтую тафту.
Следуют подарки:
Подарки императорского величества были: 2 искусно вырезанных из хрусталя сосуда для питья, простой кубок, а другой в виде цапли: оба они оправлены в золото, а внизу у них были вырезаны 4 буквы: «W.H.I.В.». Смысл этих букв такой: «Wie heilig ist Bruderschaft», то есть «Как священна братская дружба».
Подарки г. посла были: большой позолоченный умывальник и таз прекрасной чеканной работы. Подарок сына г. посла был: серебряный кубок, искусно раскрашенный красками в виде синих колокольчиков с искусно же сделанной крышкой. Подарок дворецкого — длинное ружье с прикладом из черного рога с серебряным набором и с позолоченной пороховницей. Подарок Генриха Вальштейна был: маленькая горная штуфа с золотой и серебряной рудой; Ганса Рейхарда Штейнбаха — кубок, очень искусно выточенный из рыбьей кости; Раймунда Утмана — тоже кубок, искусно вырезанный из яшмы, с крышкой в золотой оправе и из такого же камня ложка, выложенная рубинами. Эти подарки несли следующие лица и в таком порядке: служители дворецкого и Ганса Крамера, также и Соломон Питириский несли подарки четырех придворных дворян, подарки сына г. посла нес Ганс Сигмунд Гославский, а подарки г. посла несли Мельхиор Ципфер и Герман Лейхтер; Ганс Крамер, Андрей Гартрумф и я несли посуду его императорского величества, составлявшую 3 отдельные вещи, так как крылья цапли на крышке кубка были уложены особенно.

Пока мы ехали в Кремль, везде стояло несколько тысяч людей, глядевших с удивлением на наше шествие. В самом Кремле и перед ним стояли по обеим сторонам московитские стрелки в числе 4000 с длинными ружьями; для большей торжественности въезда там звонили по всем церквам в большие колокола. Когда мы в Кремле сошли с коней, нас приняли несколько знатных великокняжеских бояр, одетых в золотую парчу, и повели во дворец великого князя. На крыльце перед самыми великокняжескими покоями императорские и других лиц подарки были выложены на подушки, чтобы так и нести их к великому князю. После того как это было сделано, нас повели через покой, где сидели великокняжеские бояре, все в прекрасных платьях из золотой парчи.
Другим покоем, куда ввели нас потом, была дворцовая палата великого князя, в которой он принимает представления; в ней стены и пол были устланы нарядными коврами. Кругом сидели только знатные бояре в золотых одеждах. На престоле, возвышенном на 3 ступени и украшенном сверху донизу золотом, жемчугом и драгоценными камнями, сидел великий князь в царском убранстве: на голове у него был золотой венец, выложенный алмазами, притом очень большими; в руке держал он золотой скипетр, тоже убранный камнями; кафтан на нем был красный бархатный, сплошь шитый крупным жемчугом; на шее висело несколько дорогих камней, оправленных в золото и расположенных в виде цепи или ожерелья. На двух пальцах левой руки его было по большому золотому перстню со смарагдом. Впереди его на каждой стороне стояли 2 благородных мальчика с московитскими секирами в белых бархатных платьях, по которым крест-накрест висели золотые цепочки.

После того как приветствия кончились и императорская верительная грамота была вручена, г. посол ничего больше уже не говорил, и нас отвели из великокняжеской палаты в казнохранительницу, где приняли от нас подарки его императорского величества и г. посла, а потом наши приставы с переводчиками и другие знатные бояре проводили нас опять в наше помещение. Но прежде всего, еще не сказав приветствия, г. посол с глубоким почтением подал руку великому князю. Хранитель печати пригласил сделать то же и сына г. посла. Вслед за ним и придворные дворяне подали руку великому князю. Когда мы после представления воротились опять на наше Троицкое подворье, москвитяне между тем накрыли у нас столы и лавки прекрасными коврами для обеда, или пира, которым великий князь пожаловал г. посла. Спустя около полчаса приехал великокняжеский кравчий князь Андрей Андреевич Телятевский, и тотчас же за ним прислано 150 кушаньев, все на серебряных блюдах, накрытых такими же блюдами. Кравчий велел подносить их одно за другим, потому что мы еще не садились за стол, и при каждом сказывал, что это за кушанье. Как только все они были поднесены г. послу по приказу кравчего, они вместе с послом и дворянами сели за стол, затем уселись и некоторые другие москвитяне, и тоща стали подавать кушанья и по порядку исправлять пир. Напитки, присланные великим князем для этого пира, были все разные: мед, мальвазия и вино. Пир продолжался до полуночи.

17 числа вышепомянутые приставы и переводчики на 27 конях провожали г-на посла для представления Борису Федоровичу Годунову. Это шурин великого князя, тайный советник и самый большой боярин, который в отсутствие великого князя правит всем государством. Г. посол опять велел нести перед собой особенные подарки Борису Федоровичу Годунову в таком порядке: сначала на серебряном блюде под синей тафтой я нес прекрасную драгоценность: это верблюд, а на нем сидит араб, у верблюда с каждой стороны висит по золотой корзиночке, в которые для украшения вделано несколько маленьких золотых монет. Вся драгоценность выложена прекрасными рубинами и алмазами, и хоть она сама по себе была довольно значительна и годилась в подарок такому господину, однако ж приставы были бесстыжи и грубы по московской повадке: «Подари-де, посол, еще золотую цепочку к драгоценности, чтобы было на чем ее повесить!» Г. посол исполнил их желание, прибавил и золотую цепочку к драгоценности, но они и тут не угомонились, а требовали, кроме того, еще: «Приложи-де еще золотое кольцо к ней, тогда Борис Федорович одарит тебя знатно». После того г. посол прибавил также и кольцо с сапфиром. Затем Мельхиор Ципфер и Герман Лейхтер несли позолоченный рукомойник и кубок очень искусной работы, покрытые желтой тафтой.
Когда это наше шествие вступило в Кремль, нас повели направо к жилищу Бориса Федоровича: это было очень обширное здание, только все деревянное. Тут, кто ехал на лошади, сошел с нее, а мы, несшие подарки, устроились за г. послом и пошли через 2 покоя, где находились служители Бориса Федоровича, одетые по их обычаю пышно. В третьем покое, в который вошли мы, находился Борис Федорович с несколькими боярами. Этот покой и по полу, и кругом устлан был прекрасными коврами, а на лавке, на которой сидел Годунов, лежала красная бархатная подушка. На нем было такое платье: на голове высокая московская шапка с маленьким околышем из самых лучших бобров; спереди у ней вшит был прекрасный большой алмаз, а сверху его ширинка из жемчуга шириной в 2 пальца. Под этой шапкой носил он маленькую московскую шапочку, вышитую прекрасными крупными жемчужинами, а между ними вставлены драгоценные камни. Одет он был в длинный кафтан из золотой парчи с красными и зелеными бархатными цветами. Сверх этого кафтана надет на нем еще другой, покороче, из красного с цветами бархата и белое атласное исподнее платье. У этого кафтана внизу и спереди везде и сверху около рукавов было прекрасное жемчужное шитье шириной в руку, на шее надето нарядное ожерелье и повешена крест-накрест превосходная золотая цепочка, пальцы обеих рук были в кольцах, большей частью с сапфирами. Как только вошел в покой г. посол, этот Борис Федорович пошел к нему навстречу, принял его с большим уважением, с поклоном по московскому обычаю, и подал ему руку. Тут г. посол вручил ему верющую грамоту и поднес подарки. После того как их представили и поднесли, Годунов велел взять их от нас своему служителю, потом сел на лавку, а г. посол должен был сесть возле него на другую. Борис Федорович потребовал потом к себе придворных дворян, чтобы и они подали руку г. послу. Дворяне ненадолго присели тут, но вскоре, по приказу Годунова через наших приставов, все перешли из этого покоя в другой. Г. посол с польским переводчиком оставались час с четвертью одни с Борисом Федоровичем. В переднем покое сидели наши приставы и все мы. После совещания польский переводчик позвал нас опять туда, и Борис Федорович дал знать через него г. послу, чтобы он откушал у него хлеба-соли. Затем мы отправились в наше помещение. Когда пришли туда, были уже приготовлены столы: Годунов прислал г. послу 100 кушаньев, все на серебряных блюдах, и разного рода напитков, меду, вина, также много кубков и серебряных кружек. Все эти кушанья и напитки подносились г. послу в прежнем порядке, как и на великокняжеском обеде, и при каждом кушанье или напитке было сказано его название. После того обедали до поздней ночи, а тут все разъехались по домам.

9 ноября г. посол в пятый раз был потребован на представление к великому князю. Шествие было в том же порядке, как и прежде. На великом князе был желтый бархатный кафтан, шириной в руку вышитый жемчугом, и проч. Великий князь позвал к себе хранителя печати, тихо поговорил с ним, потом хранитель печати подошел к г. послу и велел ему сказать через переводчика, что так как он подал грамоту от римского императора Рудольфа и проч., любезного брата его державнейшего государя царя, то и он [царь] отправляет его с такой же грамотой к его императорскому величеству, и с этими словами вручил ему большую грамоту и приказал еще прибавить через переводчика, что державнейший государь царь, его всемилостивейший повелитель и великий князь, поручает послу сказать римскому императору, как своему любезному государю брату, поклон от него и всякое доброе слово, желает ему при том счастья и благоденствия, благополучного царствования и победоносного одоления всех его врагов. Как только это было высказано, посол поклонился великому князю, который подозвал к себе переводчика, а тот, подойдя к г. послу, доложил ему, что великий князь просит его с дворянами и другими служителями на вечерний стол к себе. Когда это перевели послу, он и мы все поклонились великому князю с глубочайшим почтением. Тут проводили нас в комнату совета, где мы и оставались с приставами и переводчиками с добрых полчаса. Потом пришел другой переводчик и доложил, чтобы г. посол шел к столу со своими людьми. Наши оба пристава, поставив между собой посла, повели его в покой, где следовало быть столу, за ним пошли и мы все и сначала приведены были в комнату, где кругом по стенам стояли длинные столы, сделанные с тремя высокими ступеньками, как обыкновенно бывает у поставцов: все это было уставлено бесчисленными серебряными и золотыми кубками, так что и изобразить нельзя, а в Германии, пожалуй, и не поверили бы. На низших ступеньках стояли бесчисленные большие блюда и стопы из хорошего золота, также и серебряный лев в его природной величине, несколько серебряных таких больших братин и чаш, что не одному впору было и совладать с ними, не то что употреблять их в качестве посуды для питья: все это было выставлено, чтобы показать нам великие сокровища и богатства. Вообще всего было вдоволь, кроме тарелок, потому что у москвитян и у самого великого князя они совсем не в употреблении. В этом покое стояли несколько лиц, которые смотрели за серебром; это была еще передняя комната, а потом только привели нас в другую, где быть столу: она четырехугольная, почти до 70 сажен в окружности, вверху и по стенам расписана и обильно украшена серебром и золотом, внизу на полу вымощена белым камнем с очень искусной резьбой. Посредине комнаты стоял толстый каменный столб, или колонна, на котором лежал весь свод; кругом его на несколько ступеней возвышался поставец, на котором находилась разная серебряная и вызолоченная посуда. Вдоль всех стен тянулись лавки в виде 2 ступеней и в комнате с 3 сторон были 4 большие окна; в ней сидел великий князь на высоком троне, вделанном в стену и сплошь вызолоченном, за столом, который был на ступень выше других столов; великий князь одет был в кафтан из серебряной парчи, обшитый вокруг золотом, голову покрывала золотая московитянская шапочка, выложенная драгоценными камнями и жемчугом; тем же украшался и воротник (ожерелье) около шеи. На двух пальцах правой руки было по большому смарагдовому перстню. Другие столы по стенам занимали его князья, знатные советники и те бояре, которые на представлении сидели в золотых платьях в передней комнате и великокняжеской палате. Не занят был только один стол налево от великого князя. Эти князья, советники и бояре сидели в своих ничем не покрытых белых овчинных шубах с бобровой выпушкой и в черных лисьих шапках.