Спор о простом продукте
Один современник, наблюдая юного Пушкина в Кишиневе, за обеденным столом у наместника Бессарабии Ивана Инзова, сделал такую запись в своем дневнике. В дискуссиях на разные темы, вроде «торговли нашей с англичанами», Пушкин был способен «обнять все и судить обо всем». А вот любопытный отрывок из «Евгения Онегина»:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по балтическим волнам
За лес и сало возит нам…
Не правда ли, замечательные строки, особенно если слово «лес» заменить, например, на «нефть», а «сало» — на «никель»? Но не эти строки наиболее интересны экономистам. Вспомним первую главу «Евгения Онегина», где говорится о воспитании и интеллектуальном кругозоре героя, который
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Что до Гомера и Феокрита, то «брань» в их адрес объяснил Юрий Лотман, величайший знаток Пушкина и его времени. Это «декабристский» мотив: Николай Тургенев (декабрист, добрый знакомый Пушкина, автор интересных экономических сочинений) говорил, что для нуждающейся в обновлении России политическая экономия важнее древнегреческой поэзии. А вот об Адаме Смите, родоначальнике классической политической экономии, во времена Пушкина господствовавшей в России, поговорим особо.
Отмечу, что речь пойдет о специальных вопросах экономической теории и истории экономической мысли. При всех моих усилиях упростить изложение, читателю, не закаленному в свое время изучением этих предметов, что-то может показаться непонятным. Но таков уж характер затронутой темы. С другой стороны, сознательное упрощение и популяризация приводит к некоторой некорректности формулировок. А потому тех, кто заинтересуется предметом, я отсылаю к своим трудам по пушкиноведению, особенно к книге «Муза и мамона: Социально-экономические мотивы у Пушкина».
Первый русский перевод главного труда Адама Смита — «Исследования о природе и причинах богатства народов» — вышел в самом начале XIX века. Сочинение великого шотландца отсутствует в библиотеке Пушкина, и у нас нет сведений о том, что поэт читал Смита. Но ученые давно установили, что все сочинения, чтение которых Пушкин приписал Онегину, он знал и сам. Почему бы Адаму Смиту быть исключением? К тому же Пушкин лучше многих других — и прежде всего своих комментаторов — понял и передал одну из главный идей «Богатства народов». Чего стоит один только загадочный простой продукт, который поставил в тупик несколько поколений пушкиноведов!
В русском переводе «Богатства народов», где Смит противопоставляет деньги продуктам, переводчик употребил выражение «иждивительные товары». Такой термин уже при Пушкине звучал архаично. К тому же он громоздок и, разумеется, непоэтичен. У Пушкина появляется термин «простой продукт», который, насколько мне известно, ни у одного экономиста пушкинской эпохи не встречается. Привычным для тех, кто знаком с историей экономической мысли, является термин чистый продукт (по-французски — produit net). Это одно из фундаментальных понятий теории физиократов, предшественников Смита, которые считали, что чистый продукт (вновь созданная ценность) возникает исключительно в земледелии, тогда как все остальные отрасли лишь придают этому продукту новую форму.
Исходя из этого, все комментаторы (среди них наиболее авторитетные — Владимир Святловский, Николай Бродский, Владимир Набоков, Юрий Лотман) полагают, что поэт заменил чистый продукт простым по небрежности или для соблюдения размера стиха. Вот цитата из комментария Лотмана: «'Простой продукт' — перевод одного из основных понятий экономической теории физиократов produit net (чистый продукт) — продукт сельского хозяйства, составляющий, по их мнению, основу национального богатства». Набоков в своем комментарии к «Евгению Онегину» совершает ту же ошибку. Но в то же время в своем переводе романа на английский язык из различных вариантов передачи термина «простой продукт» он выбрал правильный — simple product.