Дней, когда бы мне не гадили в душу, за время работы в московском
такси, можно пересчитать по пальцам. Этот - не являлся исключением,
однако, продуктом испражнения, в этот раз, явился скорее бальзам,
нежели дерьмо.
День был самый обычный. Высадив пассажиров у Казанского вокзала и
убедившись, что заменить мне их тут не кем, я поехал на стоянку
Ярославского и Ленинградского вокзалов. Это с пассажирами туда ехать
далеко и долго, а без них, всего несколько минут. Всех дел,
развернуться на площади. А были мастера, которые умудрялись этот путь
проделывать за час. С гостями столицы, естественно. И вряд ли бы об
этом узнали, если бы не благодарный пассажир, накатавший эмоциональное
письмо в управление, с просьбой поощрить отзывчивого водителя,
успевшего к ленинградскому поезду. Поезд из Караганды опоздал, и у
бедняги оставалось всего полтора часа, чтобы сделать пересадку. Если
бы он знал, что перейти через площадь от одного вокзала к другому,
всего десять минут.
И вот, стою я на стоянке в ожидании добычи, и добыча не заставила себя
долго ждать. Садится ко мне женщина, вида довольно странного. Конечно,
понятно, что человек, только что сошедший с поезда, особой свежестью
не отличается. С этим у нее, как раз, все было в порядке. Она
действительно не отличалась свежестью. Но вот взгляд, отличался какой
то ненормальностью и эту ненормальность увеличивали необыкновенно
мощные линзы ее очков. И, что еще бросалось в глаза, так это ее
телодвижения, какие-то, неестественно резкие. Отнюдь не из праздного
любопытства и, тем более, не из желания завести с ней знакомство, я
поинтересовался, куда ее везти, а потому, что так предписывает
инструкция. И это тот редкий случай, когда с инструкцией трудно не
согласится. Ведь это хорошо для всех, когда таксист знает, куда нужно
доставить пассажира. Ее реакция на мой, казалось бы, безобидный
вопрос, ввергла меня в глубокое уныние своей неадекватностью.
Подпрыгнув на сидении, она резко повернулась, сверля меня сквозь
линзы, безумием своих глаз и выпалила:
- В Кремль, к Горбачеву!
Потом, немного успокоившись, она отвела от меня свой "взор
прекрасный", обратив его в пространство и уже более спокойным голосом,
продолжила:
- Всю дорогу, до самой Москвы, сионисты мне лучом жгли голову. Она
начала, весьма назойливо, показывать мне-то место, которое пострадало
от неведомой, лучевой атаки проклятых сионистов. В глубине души, я
поблагодарил братьев сионистов за то, что они ограничились только
головой. За

Зато, сразу стало понятно, на какой почве, бабе крышу снесло.
- Меня зовут Нина Андреева, вы, должно быть, слышали, - не унималась
бесноватая пассажирка.
- Что за вопрос, - ответил я. - Конечно, наслышан. Только вот не имел
чести быть знаком лично. Не обратив никакого внимания на моё
дружелюбие и изысканность манер, полоумное создание продолжало свою
ахинею:
- Я должна заставить Горбачева избавиться от евреев. Кругом засилье
сионистов, русскому человеку ступить негде. - Вот же, подумал я, какая
у бабы непруха по жизни. Ведь это надо было ей сесть именно в мою
машину.
- А скажите, пожалуйста, что лично вам плохого сделали евреи, ну не
считая, конечно, того недоразумения с лучом. Может в щи нагадили
ненароком? - спросил я, с подчеркнутым еврейским акцентом. Она, как и
в первый раз, резко повернулась ко мне. Теперь её, не обремененный
интеллектом взгляд, разбавляла еще и подозрительность.
- А вы, случайно, не еврей? - забеспокоилась она.
- Вот именно, что случайно. Вообще-то я, должен был, быть чукчей, так
как очень люблю строганину. Но я еврей, и должен есть мацу и
фаршированную рыбу. Кстати, тоже очень вкусно, рекомендую попробовать.
А то, небось, надоели щи, да каша.
Я почувствовал, что меня несет, но ничего не мог с собой поделать.
Ведь сама же нарывалась, бестия. Она явно начала нервничать. Взгляд
ее, стал хаотически бегать так, как будто она искала помощи. В конце
концов, она остановила его на моей визитке, прикрепленной к крышке
бардачка, прямо перед ее носом. Достав из сумочки клочок бумаги и
ручку, она принялась записывать номер машины и номер таксопарка.
- Я напишу вашему начальству, чтобы вас уволили, прокомментировала она
свои действия. - Не возможно, что бы евреи работали в сфере
обслуживания, а тем более в такси. Господи, подумал я, а где же нам
еще работать, но вслух спросил:
- А почему в такси- то нельзя?
- Потому, что вы хотите извести русский народ!- Резко ответила она.
- Не извести, а развезти…
- Скажите мне ваше имя, отчество и фамилию - явно не желая продолжать
дискуссию, допытывалась пассажирка. - Тут мелко написано, я не вижу.
- Киш мир ин тухес! - Вырвалось у меня.
- Как, как? - Удивилась ябеда.
- Видите ли, понесло меня - я еврей, и имя, и отчество, и фамилия у
меня еврейские. Зовут меня Киш, папу моего, звали Мирен, а фамилия моя
Тухес.
- Все у вас не как у людей, и имена и фамилии. - Злобно прошипела она.
Тем временем, мы уже подъезжали к психиатрической больнице, на Загородном шоссе.
- Это не Кремль! - не без основания забеспокоилась она.
- Горбачев не принимает в Кремле, для этого у него есть приемная
резиденция. Мы, почти уже приехали, а к Кремлю нас и на километр не
подпустят - как можно убедительнее сказал я.
- Вы уверены? - видимо, все еще сомневаясь, спросила она.
- Абсолютно! - Я уже и сам начал верить, что приближающаяся психушка,
это приемная генерального секретаря. Хотя иди, знай?
- Ладно, знаю я, вы, сионисты, так и ждете случая, чтобы напакостить
русскому человеку.
Сказать честно, у меня озноб прошел по телу, от такой
проницательности. Но виду, конечно же, я не показал, а наоборот, как
можно уверение, попытался возразить:
- Но почему, вы все время обобщаете, почему, всех гребёте под одну
гребёнку? Ведь, среди нас, есть тоже, приличные люди! Я знаю?
Писатели, поэты, музыканты, артисты, в конце концов, кумиры ваши!
Сам не знаю, как, но я продолжал говорить с ней на жмеринском
диалекте. И, что странно, она, никак не отреагировала на мои
изощрения. Более того, она как-то сникла. Мне, даже, показалось, что
она уменьшилась в размерах, и только очки, оставались неизменно
большими.
- В этом-то все и дело, - обреченно произнесла она - вы везде лезете,
лезете, всюду пролазите, занимаете собой все жизненное пространство.
Один пролез, и норовит остальных за собой протащить. Вы везде.
Русскому человеку, просто не остается места. Мы коренная нация, и что
же, среди нас нет талантливых людей? Я знаю, вы все так считаете, мол,
русские пьяницы и лодыри, а мы - золотой запас России. А чуть появится
возможность, шмыг и в Израиль, с награбленным российским добром.
Мы уже ехали по аллее, ведущей к центральным воротам, а вдоль нее
ровным строем по обеим сторонам стояли ухоженные деревца. Перед
высоким забором из красного кирпича простиралась поляна с озерцом,
предавая фасаду определенную респектабельность. Остановившись перед
высокими металлическими воротами, я вышел из машины, предварительно
навешав лапши пассажирке о необходимости оформления въездного
пропуска, и направился к вахтеру, мирно опочивавшему в своей будке. Я,
в двух словах объяснил ему ситуацию, на что он ехидно улыбнулся и
сказал:
- У нас тут, система ниппель, туда дуй, а оттуда ### так что, добро
пожаловать. Только я бы тебе посоветовал, сначала подойти в приемное
отделение и переговорить с дежурным врачом. Объяснишь ему ситуацию, а
он подготовит достойную встречу. Главное, чтобы без эксцессов
обошлось, сам понимаешь, публика у нас тут непредсказуемая. Дежурного
врача искать, долго не пришлось. Среди славянских лиц санитаров, его
семитский лик выделялся, как вишня в манной каше. Мы сразу узнали друг
друга, и я как есть поведал ему страшную историю своей несчастной
пассажирки. Он, в свою очередь, азартно потирая руки, произнес:
- Да! Типично наш пациент. К нам вчера как раз, еще одного Горбачева
доставили, теперь их у нас три. У нашей дамы большой выбор будет,
давай завози. Возвращаясь к машине, я поймал себя на мысли, что уже
начинаю сочувствовать, без пяти минут пациентки этого, прямо сказать,
лечебного заведения.
Вернувшись к машине, я обнаружил свою пассажирку в той же позе, что и
оставил. Во всяком случае, мне так показалось. Я подкатил к приемному
отделению, где ее уже встречали санитары в штатском, то есть без
халатов. За это время она не проронила ни слова и была вся, какая-то
отрешенная. Автоматически расплатившись со мной по счетчику, она так
же молча, вышла из машины и в сопровождении санитаров скрылась за
дверями приемного отделения.

Прошло немногим больше месяца, когда меня вдруг вызвали к начальнику
отдела эксплуатации. Это известие ввергло меня в состояние активного
пессимизма обрамленного в ненормативную лексику. Среди таксистов, сей
кабинет, пользовался дурной славой, и именовался не иначе, как "касса
по выдачи пиз-лей".
- Телега на тебя пришла - сочувственно сказал начальник колонны. А в
душе, уже, небось, подсчитывал бабки и глотал слюну в предвкушении
коньяка, которым мне придется отмазываться. Всю дорогу до "недоброго
кабинета", я отчаянно пытался вспомнить, где и когда я облажался, но
так ничего и не вспомнил.
Постучав в дверь и услышав резкое "да", я осторожно просочился внутрь
кабинета. Интерьер, отнюдь не отличался изысканностью, но и не наводил
ужас своим скромным убранством. Орудий пыток, подобно тем, что я видел
в популярном сериале " Семнадцать мгновений весны", я тоже не
обнаружил. Немного успокоившись, я обратил взгляд на сидящего за
небольшим письменным столом, мужчину средних лет. Вида, он был, совсем
не начальственного. Более того, глядя на него, вообще трудно было
предположить, что сидящий передо мной человек, в столь простеньком
прикиде, имеет какое-то отношение к "Мосавтолегтрансу", и в частности
к таксопарку. Он, даже на таксиста не походил, а уж на начальника
отдела эксплуатации, совсем, по моим понятиям, не тянул. Максимум -
мастер литейного цеха завода "Серп и молот". Знаки различия, как-то
золотые украшения - печатки, перстни, цепочки и часы, напрочь
отсутствовали, впрочем, как и платиновые запонки с бриллиантами. Меня
опять охватила паника. Если он не берет взяток, значит, с ним не
договоришься. Если берет, а драгоценности держит в наволочке, значит -
умный, хитрый и осторожный, что тоже мало утешительно. И уж совсем
хреново, если он кагебист в штатском. Пока я все это думал, он себе,
что-то писал обыкновенной шариковой ручкой. "Паркер" с золотым пером,
как у начальника колонны, в его руке выглядел бы, по меньшей мере,
нелепо.
- Да - так же сухо, как и в первый раз, произнес он. От его
красноречия у меня стали дрожать коленки, а с ними и голос.
- Здравствуйте, я Бунич из 3-й колонны, вы меня вызывали?
Он тут же оторвался от писанины, отложил ручку и откинулся на спинку
кресла. Постукивая пальцами по столу, он, казалось мне, сканировал
меня взглядом. Губы его бегали по смуглой морде так, как будто он
собирался сейчас разрыдаться. Я точно знал, что не сделал ни чего
такого, что могло бы заставить начальника отдела эксплуатации пустить
слезу. Я даже с его женой не был знаком. Я вообще не знал, женат он
или нет. Мне стало страшно! Пока мой организм тщетно пытался бороться
с этим омерзительным чувством, кривляния моего визави закончились
оглушительным взрывом гомерического смеха. Пока он хохотал, мой
организм тотально победил страх, и я постепенно начал приходить в
себя. Тем временем начальник отдела эксплуатации решил-таки сделать
паузу и, наконец-то объясниться.
- Нет, я просто хотел выяснить ваше настоящее имя - с трудом подавляя
очередной приступ смеха, сказал он - так как к вам обращаться, Борис
Юрьевич Бунич, или все-таки Киш Миренович Тухес?

После того, как я рассказал ему эту историю, он дал прочитать мне
кляузу от той бесноватой пассажирки. Содержание кляузы, представляло
собой художественный интерес еще меньший, нежели все выше изложенное
повествование, поэтому цитировать его не вижу смысла. Скажу только,
что автор кляузы была сильно разочарованна тем, что таксист-еврей с
неприемлемыми для русского человека именем отчеством и фамилией,
обманом завлек ее в психбольницу, где все врачи тоже евреи. А
Горбачев, к которому она так и не попала благодаря проискам сионистов,
скорее всего тоже еврей, или татарин, но с этим она еще разберется.
Нахохотавшись, я покидал "нехороший" кабинет в хорошем настроении и с
высоко поднятой головой, что дало мне возможность прочитать надпись на
табличке, что я не мог сделать раньше по причине понурости.
А надпись на табличке гласила: *Зам. директора по эксплуатации Лифшиц
Михаил Давидович".

ЭПИЛОГ

Через некоторое время Горбачев открыл границы и евреи рядами и
колоннами хлынули "за бугор". Еще через время, и я стал гражданином
Израиля. Правда, всего "награбленного российского добра", которое я
прихватил с собой, были десять долларов, которые я заработал перед
самым исходом на "скорой помощи", но это уже другая история.