Что там в Казахстане творится? Некоторые СМИ уже передают о десятке жертв
Вот видео местного телеканала:
20:13 16.12.2011
Мда, земляки разбушевались.
21:11 16.12.2011
По-сути может кто-то что-то сказать?Что происходит в Казахстане?
22:08 17.12.2011
В Казахстане митинг нефтяников перерос в расстрел и погромы
Официально сообщают о 10-ти погибших, оппозиционеры говорят о 70-ти Вчера во время помпезного празднования Дня независимости Казахстана президент Нурсултан Назарбаев столкнулся с массовой и, пожалуй, самой жесткой акцией протеста за все 20 лет своего правления. Многие поспешили увидеть в этом начало революции против Лидера нации.
Как сообщают казахские СМИ, в городе Жанаозен на западе страны около трех тысяч уволенных еще в мае нефтяников компании "Озенмунайгаз" вышли на митинг протеста, что само по себе невиданное явление для авторитарного Казахстана. Люди, которые до этого многие месяцы мирно бастовали и требовали восстановить их на работе с повышением зарплаты до международного уровня (для Казахстана у них и так была самая высокая оплата - 2000 долларов), вчера вышли на улицы с палками, обрезками труб и бутылками с бензином, что можно было заметить по немногочисленным видеокадрам, выложенным в интернете. Их попыталась разогнать полиция и, по предварительным данным, открыла по людям огонь. "Мы задыхаемся, нас пытаются вытеснить с площади, на наших ребят напали полицейские, их так много, наверное, со всего Казахстана стянули. У нас началась война, сообщите всем!" - успела передать по телефону казахским журналистам Айман Унгарбаева. Власти признали гибель 10 человек, в том числе трех полицейских, оппозиционеры говорили о 70 погибших товарищах.
После этого демонстранты начали погромы - разрушили праздничные декорации и концертную сцену, подожгли автобус, здание мэрии, администрации "Озенмунайгаз", гостиницу Аруана и новогоднюю елку. Были разграблены несколько магазинов и банкоматов. Сами нефтяники заявляют, что они собирались устроить мирный митинг. Узнать какую-либо информацию из неофициальных источников вчера было сложно - связи с Жанаозеном не было, а с остальным Казахстаном она была затруднена.
ВЕРСИИ. По мнению Виктора Шапинова, изложенному в ЖЖ со слов очевидцев, полиция спровоцировала митингующих на беспорядки: "В разгар митинга в толпу целенаправленно врезался полицейский УАЗик, в результате чего лопнуло последнее терпение протестующих. Разъяренный народ перевернул полицейскую машину и сжег. Также был сожжен полицейский автобус и юрта, установленная на площади в честь праздника. Полицейские разбежались, к городу и площади стягиваются внутренние войска, возможны кровавые подавления бастующих. Местные жители заявляют, что если против нефтяников будет применена сила, то весь город готов выйти на улицы... 12:52 власти Казахстана открыли огонь боевым оружием по бастующим нефтяникам". Затем якобы на улицы стали выходить простые люди в поддержку нефтяников и уже по всему городу были слышны перестрелки.
По данным сотрудника Института востоковедения РАН Александра Князева, который живет то в Кыргызстане, то в Казахстане, первыми начали стрелять со стороны протестующих, и это могли быть наемники: "Я видел ролик, где однозначно инициаторами нападения на полицию были люди в красных куртках - рабочей одежде нефтяников. Стрельба началась с их стороны. Большая часть забастовщиков, так называемые оралманы, - этнические казахи, которые в годы СССР прибыли сюда из Монголии, Пакистана, Китая и не ассимилировались в казахское общество. Они являются маргиналами с повышенными амбициями. Они могли сами примкнуть к протестующим, но, скорее всего, их наняли". По неподтвержденным данным, в Жанаозене полностью остановлена добыча нефти в поддержку протестующим.
А генпрокурор Казахстана заявил, что беспорядки были организованы группой хулиганов, которые напали на мирных граждан, праздновавших День независимости.
"ДЛЯ РЕВОЛЮЦИИ НЕТ ПРЕДПОСЫЛОК". По версии Князева, цель бунта в Жанаозене - пошатнуть, если не свергнуть власть Назарбаева. Тем более, что на 15 января в стране намечены досрочные парламентские выборы. "Для революции в Казахстане сейчас нет ни социально-экономических, ни политических предпосылок, - говорит политолог. - Это все явно инициировано на Западе сбежавшими из страны казахскими олигархами, на которых на родине заведены уголовные дела по фактам крупных хищений и других серьезных преступлений. В частности, за этим стоит бывший зять Назарбаева Рахат Алиев. Они просто использовали местное протестное движение, задействовали недовольную распределением нефтедоходов региональную элиту и местный криминалитет. Сейчас ситуация будет раскачиваться до выборов, но власти Казахстана готовы к такому развитию событий. Я уверен, что власти удастся, может быть, нелегко, но удастся взять под контроль ситуацию в регионе. В целом казахское общество, в отличие, например, от киргизов, имеет более высокий социально-экономический уровень и бережно относится к стабильности республики, а значит никакой массовой поддержки не получат события в Жанаозене". То, что провокация была срежиссирована, говорит факт организации буквально через два часа после стрельбы в Жанаозене акций против разгона демонстрации в Берлине, Вашингтоне, Москве, Киеве и других городах.
Ирина Ковальчук "Сегодня"
07:18 18.12.2011
Они не понимают что время диктаторов уходит .И все закончат как Каддафи
21:17 21.12.2011
Жанаозен Жанаозен, или просто — Узень, — город на 100 тысяч жителей на западе Казахстана, в Мангистауской области. Область считается самой дорогой и вредной для жизни в Казахстане, Жанаозен — самым дорогим и вредным для жизни в области.
У местных есть глумливая поговорка — «Грешники из Жанаозена вместо ада возвращаются снова в Жанаозен». Дождь здесь бывает раз в год, снег — раз в несколько лет. Сухая земля не дает травы, деревьев в городе почти нет, а те, что есть, нужно поливать каждый день. Страшный ветер из степи бьет пылью в глаза. Летом — невыносимая жара, зимой даже при -3 — нечеловеческий холод, ветер пронизывает насквозь. Асфальт проложен только на центральных улицах, дорог, как правило, нет. Невысокие дома построены из желтого ракушечника.
Моим проводником по «городу мертвых» стала Маржан* — беременная на третьем месяце казашка, мать четверых детей. Ее муж когда-то тоже десять лет отработал в «Узеньмунайгазе», помощником бурильщика, потом ушел: повреждена поясница, «они ж кувалды поднимают все время, каторжные совсем». Сейчас у них семейный бизнес — возят игрушки и детскую одежду из Турции, Арабских Эмиратов, Астаны и Китая. Уже третью ночь они собираются ночевать в магазине — охранять его от погромщиков. По идее, их симпатии в этом конфликте должны быть на стороне властей, то и дело заявляющих с телевизора, что наряды спецназа охраняют их город от мародеров.
— Вчера ночью слышу, в окно скр####ся «Тетка, дай воды, хлеба дай». Выглядываю в окошко — а это пацаны, которые с полицией воюют. Я говорю: заходите, поешьте как люди. Они: нет, времени нет, в окно давай. Мы им с мужем напихали быстренько всего. Они воду на лицо плещут — газ-то глаза ест. Потом стрельба у окон началась. Стреляли травматическими. То есть мы надеемся, что травматическими. Надеемся, ушли мальчики.
Маржан ходит со мной по городу, от улицы к улице, от квартиры к квартире. С собой берет детей. Старшая дочь, 13-летняя смешливая Баха, тащит мою сумку — у ребенка проверят в последнюю очередь. Меня одевают в местную куртку и сапоги, запрещают курить и поднимать глаза на омоновцев. «Чтоб не заметили, что твоя нация другая, — объясняет Маржан. — Русских здесь нет почти, русским есть куда уехать».
«Когда я увидела Дубаи, я так плакала, что муж испугался, — говорит Маржан. — Они же только двадцать лет нефть добывают. Мы — сорок. На наши деньги отстроили Астану. А мне некуда отвезти детей, ни одного развлекательного центра, дома сидят».
«Мой отец 40 лет проработал на «Узеньмунайгазе», бурильщиком, — рассказывает Маржан. — Он умер недавно, от рака — у нас многие от рака умирают, под Мангистау лежит урановая руда, земля светится. Он перед смертью дал мне 100 тысяч тенге — сказал, передай бастующим, продуктов купить, денег на сотку (сотовый. — Е. К.) кинуть. Может, говорит, они сломают эту ублюдочную систему, раз у нас духу не хватило».
Система
Мангистауская область — самая богатая нефтяная область Казахстана, но про людей, живущих здесь, этого не скажешь. Зарплаты на градообразующем «Узеньмунайгазе» — 140—250 тысяч тенге — действительно очень высоки для рядового казаха. Но, как правило, в семье в «Узеньмунайгазе» работает только один человек — чаще всего муж. Жена, если повезло найти работу, работает в бюджетной сфере, где зарплаты редко превышают 45 тысяч. В семьях много детей.
Жанаозен максимально удален от любых промышленных центров, и техника, одежда, продукты питания здесь самые дорогие в республике. Килограмм мяса стоит 1600 тенге (360 рублей), килограмм самой дешевой рыбы — 1300 тенге (290 рублей), литр молока — 220 тенге (50 рублей), десяток яиц — 210 тенге (47 рублей), килограмм яблок — 400 тенге (90 рублей).
Сильно развита коррупция. Устроить ребенка в садик — 80 тысяч тенге и 6 тысяч ежемесячно. В хороший класс в школу — 100 тысяч тенге. Подписать документы у чиновников — от 10 до 200 тысяч тенге, как повезет.
Бедность такая, что под строительство покупают обрезки из труб, использующиеся в скважинах. Трубы радиоактивные — Асхат нанимал дозиметристку, превышение нормы в 15 раз. Но трубы покупают — вбивают над полом вместо свай, кладут доски — получается так называемый «черный потолок», очень частое тут явление.
Настроения в Жанаозене подогревает бытовой национализм. Казахи вовсе не монолитная нация, как кажется нам. Казахи делятся на три жуза, каждый жуз — на сто родов. Адайцы, составляющие большинство в Мангистауской области и в Жанаозене, — младший род младшего жуза. Они последними из казахских провинций вошли в состав СССР — в 37-м году, и очень этим фактом гордятся, несмотря на то что во времена СССР ровно из-за этого неблагонадежных адайцев с трудом брали в вузы и не поднимали на высокие государственные должности. В руководстве «Узеньмунайгаза», «КазМунайГаза» и области адайцев практически нет.
«Но в Астане — где офис «Разведка и добыча «Казмунайгаз» — тоже работают наши люди. Они отксерили жировки (расчет заработной платы. — Е. К.) на нас, которые туда из Узеня по отчетности приходят, — рассказывает ремонтник подземного скважинного оборудования Даурен, 20 лет стажа. — И выясняется, что получаю я не 200 тысяч тенге, а 450 тысяч. Потому что применяется 1,8 — коэффициент за вредность и 1,9 — отраслевой. То есть на бумаге применяется, а по факту — нет».
16 мая нефтяники пишут заявление городскому акиму и прокурору с просьбой привести зарплату в соответствие с законодательством. 26 мая 4 тысячи нефтяников «Узеньмунайгаза» объявляют голодовку. «То есть мы не бастовали. — уточняет Даурен. — Но по технике безопасности голодающий не может работать на опасном производстве». Сначала голодали даже не в городе — у УОС-5, автобазы. 8 июня на автобазу пришел ОМОН и начал избивать людей. «И тогда мы облили себя бензином и достали зажигалки, — рассказывает Даурен. — И сказали: вы не смеете нас бить».
С автобазы нефтяников вывезли. «Медикер», которому все эти годы рабочие платили страховые выплаты, отказывается обслуживать избитых голодающих. Их детей по спискам не вышедших на работу высаживали из автобусов, следующих в летние лагеря. Тогда протестующие перемещаются на центральную площадь города. «Расстелили одеяла, сели. И сидели 7 месяцев. На смены разбились — кто ночь, кто день — и сидели».
(Мне очень сложно в это поверить: кажется, на жанаозенской улице невозможно провести и 20 минут подряд, но я расспрашиваю горожан, и каждый подтверждает — да, сидели, до ноября вообще с семьями, мы носили им воду и горячие баурсаки.)
Через два месяца после начала протеста бастующих осталось 1800. «Остальных запугали — у всех семьи, у всех кредиты. Сотрудники «Узеньмунайгаза» ходили по семьям, пугали жен, родителей. Мне секретарь Узенского народного суда сказала, что только за лето оформила 40 разводов — жены не хотели жить с мужьями, не могущими их обеспечить. Эти две тысячи вернулись на работу, и мы их не осуждаем. Два месяца их не было на местах, но их с радостью взяли обратно, потому что это была победа менеджеров. Меня уволили задним числом — за какой-то старый трехчасовой прогул».
Даурен и другие бастовавшие рассказывают, что не раз за эти семь месяцев к ним приходили «молодые» — жанаозенские парни. Особенно после того, как «Узеньмунайгаз» совместно с акиматом решили поставить прямо там, где разместились бастующие, продуктовую ярмарку. «Говорили: нам больно на вас смотреть, давайте покажем им силу. А мы им отвечали: это наша борьба, вы не нефтяники, идите домой».
Бунт
То, что произошло 16-го, местные называют «бунтом».
«О том, что произойдет на площади, все знали за месяц».
Особенно всех возмутили юрты, в которых разместили угощение. Жанаозенцы рассказывают, что обычно юрты ставятся на другой стороне площади — на пустыре за сценой, но в этот раз аким города решил поставить их прямо там, где стояли митингующие.
15 числа в 5 вечера стали привозить юрты, которые акимат арендовал у владельцев из окрестных аулов. Свидетели рассказывают, что многие из владельцев юрт, увидев, что бастующие продолжают находиться на площади, отказывались раскладывать юрты и попытались уехать, но их не выпускали гаишники. На площадь вышел аким и сказал, что поднимает арендную плату юрт с 70 тысяч тенге до ста и лично гарантирует безопасность имущества. Жены нефтяников пошли к акиму. «Мы сказали, что не можем контролировать молодежь, — говорит. — Что молодежь взбесится, когда увидит такое. Он просто отмахнулся от нас».
16 числа в 11 утра на площади находилось более трех тысяч человек — нефтяники, их жены и дети, молодежь, зеваки. В 11 на площадь вошла колонна старшеклассников и студентов училищ с флажками и праздничными лозунгами — их в принудительном порядке собрали кураторы групп и учителя. В толпе раздались крики: «У вас праздник, а у нас горе, уходите!» Дети попытались разбежаться, но их удерживала полиция. На площадь в толпу заехала машина с продуктами для юрт — ее перевернули. На сцене, с распоряжения акима, громко включили музыку, чтобы заглушить крики и грохот. Тогда молодежь забралась на сцену, и начали скидывать колонки. Полиция ушла с площади.
Как загорелось здание «Узеньмунайгаза», никто не видел. Но когда повалил дым, вокруг собралась толпа зевак. Когда полиция вышла из-за угла с оружием, никто и не подумал разбегаться.
15 летняя Айслу, студентка 1-го курса нефтегазового техникума, рассказывает:
«Куратор нашей группы Асия Уразова накануне сказала, что нужно прийти к техникуму в 9 утра и одеться потеплее, а что будет — сюрприз. Утром говорит — вот флажки, мы идем на площадь. Мы говорим — а бастующие? Она говорит: там сейчас бастующих нету. Мы пришли — а бастующие там. Я знаю, что там мама стоит, хочу пройти. А меня милиция не пускает, они окружили нашу колонну. Я папе звоню: меня окружили, не могу уйти с площади, плачу. Он с работы пришел, меня освободил, нас вообще стали отпускать домой. Он меня вывел из толпы, сказал — иди домой, я сейчас приду. Я отошла немного — и ему пуля попала в ногу».
Таксист, который вез меня в Жанаозен, восхищенно описывал, что люди шли прямо на пули, не боясь. Потом я узнаю, что это была не смелость — просто никто из находящихся на площади не поверил, что полиция стреляет боевыми. «Думали, травматические. Только когда парню рядом со мной выстрелили в голову и пуля вошла глубоко и осталась там, я поняла, что нас убивают, — говорит забастовщица Шолпан. — На моих глазах застрелили женщину, которая наклонилась к упавшей дочери». Люди в задних рядах говорили, что приняли очереди за петарды.
Расстрел толпы продолжался около 10 минут. Отогнав людей от офиса «Узеньмунайгаза», полиция зашла в акимат, забрала акима и отошла обратно в ГОВД.
Начались погромы. Молодежь тщательно дожгла акимат, подожгла гостиницу, дом главы «Узеньмунайгаза» и начала громить магазины. Стартовали с двух мебельных, принадлежащих жене акима, затем пошли по остальным. Странно, но погром имел логику. Владельцы магазинов говорят, что, если выходили к толпе, толпа уходила. Дотла сжигали магазины тех, кто как-то связан с властью или «Узеньмунайгазом». Началось мародерство.
К 4 часам подошел ОМОН и, рассредоточившись от площади по городу, начал стрельбу.
«Я чуть не стала мародером, — рассказывает Акку. — Моя семья нищая совсем, и я, и муж давно без работы, дома людям красим, шьем немного, мясо едим только в гостях. А тут громят «Сульпак». А я знаю, что там утюг лежит и швейная машинка, и даже знаю, где. Я же зарабатывать смогу, если швейная машинка будет! Зашла, взяла. И тут вбегает ОМОН, все бросила, едва ушла. Но я видела, кто брал вещи. Нищие грабили, нищие».
Было разграблено два банка и несколько банкоматов. Таксисты, видевшие произошедшее, говорят, что, взломав банкоматы, молодежь выкидывала деньги в воздух.
Раненые и мертвые
Прокуратура подтвердила «смерть 11 человек в результате массовых беспорядков» и «свыше 70 раненых». Сейчас больница и морг охраняются в Жанаозене лучше, чем ГОВД.
Около 20 омоновцев в экипировке с щитами стоят в боевой стойке около проходной — нога впереди, щит прикрывает грудь. Толпятся три десятка женщин и несколько мужчин. Госпитальный комплекс оцеплен по периметру. Нет прохода ни к моргу, ни к больничным корпусам. Навещать раненых тоже не разрешается. Но можно передавать еду.
Люди делятся на две группы — те, кто пришел к живым, и те, кто пришел забрать мертвых. К живым не пускают, мертвых не отдают. Есть еще и третьи — самые несчастные, те, кто до сих пор не знает, где их сын, брат, отец. Они мечутся между больницей и ОВД, кричат через забор морга санитарам и убегают от появившегося ОМОНа.
Списки живых и мертвых в руках старшего омоновца, он с ними не расстается. При попытке заглянуть через плечо и хоть примерно посчитать количество фамилий списки убираются в карман — влезают не сразу, бумаг много.
— Мой старший сын искал младшего, а ему выстрелили в грудь, — шепотом начинает невысокая женщина. — А кто привел туда моего ребенка? Кто привел детей? Нельзя стрелять в людей, нельзя стрелять, нельзя!
— Заткнись, дебилка, она не местная, — быстро говорит ближайший омоновец по-казахски. — У тебя двое детей, а ты так много говоришь!
Женщина пугается, отходит. Остальные молчат.
— Как тебе не стыдно, ты! — обращается к омоновцу старая женщина. — Кто твои родители? Ты мусульманин? Чимкентский небось! Позорище!
Омоновец отворачивается — старикам грубо отвечать нельзя. Толпа начинает гудеть. Омоновец говорит что-то в рацию, и от больницы бежит еще одна группа с щитами.
Коркель одна из немногих, кому удалось в тот день попасть внутрь больницы. Сама Коркель живет в одном из аулов под Узенем, но в эти дни приехала к сестре. Муж сестры — нефтяник, и сестра ушла бастовать на площадь. А Коркель повела племянницу, учащуюся 3-й школы, на странный утренний сбор, куда надо «тепло одеваться». Вместе с колонной детей она пришла на площадь.
«Услышала первые выстрелы. Я говорю: не будем идти. А племянница — мама же там! Ну пошли вперед. Когда начали стрелять, раненых и убитых оттаскивали назад. К моим ногам положили 5 человек. Четверо были убиты, один еще жив. Тогда люди остановили проезжающий уазик и погрузили туда мертвых и живого, я села с ними и поехала в больницу.
В морге не было холодной воды — обмыть тела от крови. Я начала считать тела. Там была одна девушка 95-го года рождения, участница детской колонны. И еще 10-летний мальчик. Их трупы нам не показывали, не разрешали подходить, они лежали в дальнем углу. Еще в магазине «Сульпак» сгорели трое ребят, их теперь не могут опознать. Тела складывали одно на другое. В морг привезли 21 тело, но в 9 вечера Тамила, которая работает в морге, закрыла дверь на ключ и ушла домой, а тела продолжали подвозить. Тогда открыли соседнюю комнату, начали складывать туда, на пол, тело на тело. И до утра 17-го, до 9 часов, пока я не ушла домой, туда привезли еще 43 человека. Я просила лед, чтобы обложить тела, но мне сказали, что труп человека не портится три дня.
Теперь о раненых. В обеденное время в больнице было 340 человек раненых. Все с пулевыми, но пули разные — больше всего автоматных, но есть и пистолетные, и пулеметные. Врачей совсем не хватало — и мы помогали кровь обмывать, кто умел — уколы ставить. Я не умела. Я видела, как одному парню делали снимок — в нем было две пулеметные пули, в него стреляли с БТР. Врачи ему сказали — обратись в поликлинику. Помню, там тоже была девушка 95-го года, раненная в голову, но еще живая. До утра раненых стало 400, но 17 раненых уже отвезли в Актау. Грузили по 3—4 человека в одну машину «скорой», рассаживали их там.
К утру начали привозить из ГОВД — молодые ребята, ужасно избитые, двух сразу положили в реанимацию. Санитары, которые их везли, сказали, что там были и мертвые, но им не разрешили забрать. Их так и не привезли потом, из ГОВД. Закопали?
Сестра шла в первых рядах. Она говорит, что можно уклоняться от пули. Из АК летит не прямо, а зигзагом, можно отклоняться. Ее дочь, с которой я шла, теперь не может спать. А я не могу выходить из дома».
Врачам и санитаркам запретили общаться с журналистами под угрозой увольнения. Но мне удалось поговорить с хирургом-реаниматологом. «В нашей больнице три операционных. Так вот, мы поставили туда еще обычные деревянные столы, и в каждой комнате шло по 4 операции одновременно. Мертвых везли сразу в морг, и я не знаю, сколько раненых в больнице, — я не отходила от стола. Но в первый день лично мне не удалось спасти 22 человека. Мы оперировали их, доставали пули, но они умирали. Сейчас людей, которых я не спасла, 23. Будет 24 — один в реанимации очень тяжелый, не выживет».
Многие очевидцы говорят, что часть раненых и мертвых родные забирали с площади сразу домой, поэтому реальное количество погибших установить сложно.
Во дворах то и дело натыкаемся на юрты — их ставят и на похороны тоже. Тела до сих пор не отдают — «проводят экспертизы», и три дня, в течение которых нужно похоронить адайца, уже истекли.
Жарас Шупашев стоял на площади 7 месяцев. Брат говорит, что последние дни его силком удерживали дома, боялись: «Так в 12 дня тихо-тихо ушел, знал, что ругать его буду».
Байбек Кубайдуллаев, 22 года. Водитель, шел через площадь забрать машину. Его отец — бастующий, и он не знал, что сын тоже будет на площади в этот день. «Я хочу только справедливости. Не мести — расследования», — говорит отец.
