>> тогда давай закончим с большими малыми на вопросе где было малое княжество литовское и московское….
>> >> это по поводу бессмысленности приставки великий.
> > Там где Большой Князь — там и Большое княжество. Это древнерусинские названия, к греческой семантике они отношения не имеют.
Я тут давно изучал феномен, похожий на твой! Ознакомься! Ты никак не можешь самоиндефицироваться! Ты предал своих предков, решил создать себе новую историю и …. потерял идентичность!
> ********* (раскрыть)
9. Польша проигрывает России. Проигрывает России исторически и как заявляют сами же поляки, эта победа обуславливается тем, что «Россия была и остается исторически идентичной». Не поэтому ли так усердствуют неоукраинизаторы у себя дома, чтобы эту историческую идентичность расшатать. Только в этом случае Россия сможет ослабеть. И только тогда на первое место в древнем споре сможет выйти Империя Polandia. Польский комплекс' России и территория УЛБ («Kultura», Польша) Юлиуш Мерошевский (Juliusz Mieroszewski), 12 августа 2005
Примечание: Данная статья, впервые опубликованная в 1974 году, стала классикой польской политической мысли и оказала заметное влияние на современное видение польской восточной политики. В разгар политического кризиса на Украине она была перепечатана 'Газетой выборчей' (номер от 4 декабря 2004 г.). *УЛБ — так автор называет территории Украины, Литвы, Белоруссии. «Конечно, историческая обусловленность может в данной ситуации явно противоречить действительности — но в принципе история обладает большей силой убеждения, чем современность. История возвышается над современностью, как отец над своим малолетним сыном.» Не существует предмета, оптимистически называемого 'всеобщей историей'. Нет не только всеобщей истории — нет истории даже европейской. Существуют лишь истории польская, российская, французская, немецкая <nobr>и т. д.</nobr> История — остановленная на лету политика. Поэтому политический писатель должен уметь смотреть на историю с высоты птичьего полета. В интересующем нас предмете политик должен уметь посмотреть на ход событий глазами как поляка, так и русского. Ибо политика — это продолжение истории, и нельзя понять российской истории, не понимая того, как историю воспринимают русские. Польский народ всегда играл серьезную роль в российской истории и нам необходимо внимательно изучить перспективы, исходя из которых русские нас оценивают. Когда Миколайчик сказал Сталину, что Львов никогда не входил в состав российской империи, Сталин ответил: 'Львов не принадлежал России, а Варшава принадлежала'. И добавил: 'Мы помним, что поляки когда-то были в Москве'. Многие из нас считают, что поляки излечились от империализма. Русские придерживаются противоположного мнения. Историческая обусловленность рождает у них опасения того, что, если бы поляки получили независимость, то вступили бы на имперский путь, с которым всегда себя идентифицировали. Действительно ли мы распрощались с этой имперской тенденцией, а исторический 'польский комплекс' России безоснователен? Не думаю. Многие современные поляки мечтают не только о польских Львове и Вильно, но даже и польских Минске и Киеве. Многие считают идеалом независимую Польшу в федерации с Литвой, Украиной и Белоруссией. Иными словами, альтернативой российскому империализму может быть только польский империализм, и так было всегда. Русские подозревали, что мы антиимпериалисты только по отношению к русским — это значит, что мы желаем, чтобы место русского империализма занял польский. Если территорию, включающую в себя Украину, Литву и Белоруссию обозначить для упрощения буквами УЛБ, то следует признать, что в прошлом — а, в какой-то степени, и сегодня — территория УЛБ была чем-то большим, чем 'яблоком раздора' между Польшей и Россией. Территория УЛБ детерминировала форму польско-российских отношений, обрекая нас или на империализм или на роль сателлита. Безумием будет предполагать, что, признав проблемы УЛБ российским внутригосударственным делом Польша может исправить свои отношения с Россией. Соперничество между Польшей и Россией на этих территориях всегда преследовало цель установления господства, а не добрососедских польско-российских отношений. С российской точки зрения, включение территорий УЛБ в состав российской империи является необходимым условием, позволяющим свести статус Польши к сателлитскому. С точки зрения Москвы Польша должна быть сателлитом в той или иной форме. История учит русских, что подлинно независимая Польша будет всегда стремиться к Вильно и Киеву и стараться установить свое господство на территориях УЛБ. Если бы эти исторические стремления поляков увенчались успехом — то это было бы идентично ликвидации имперской позиции России в Европе. Иными словами, Польша не может быть подлинно независимой, если Россия сохраняет имперский статус в Европе. Ситуация выглядит аналогичными образом и с польской точки зрения. Мы стремились к господству на территориях УЛБ — военным путем или выступая с федеративными планами — потому что история учит нас, что Россия, господствуя на этих территориях, становится непобедимым соперником. Из рук соперника-победителя нам нечего ожидать, кроме неволи. Я хотел бы подчеркнуть два пункта. Во-первых, невозможно обсуждать польско-российские отношения в отрыве от территорий УЛБ, поскольку польско-российские отношения всегда были функцией ситуации, которая царила на этих территориях в данный исторический период. ======================================== ============= 10. В последнее время в прессе очень много внимания стало уделяться вопросам так называемой национальной идентичности, подразумевающей наличие национальной идеи, позволяющей народу определить свою роль и место в мире. В период противостояния двух супердержав, данный вопрос очень мало интересовал Европу: хотя паны и дрались, но холопам подкидывались очень жирные куски, чтобы они если уж не помогали, то хотя бы не вмешивались, и это промежуточное положение между двумя флагами очень устраивало Европейские страны, Азию, Восток, Африку. За красивые глаза США и СССР осуществляли мощные финансовые вливания в различные режимы, чтобы получить их лояльность. После развала СССР ситуация изменилась. Стремление США построить однополярный мир противоречит законам природы, кто будет противовесом — вопрос, на который появится ответ в ближайшие 20 лет, а может и раньше. На эту роль сразу претендуют несколько сил: мусульманский мир, Китай, Европа ну и конечно же загадочная и таинственная Россия, с её необъятными просторами, способными привести в смущение любого. Россия, в XX веке являвшаяся по своей сути ядром, объединившим вокруг себя ряд государств, несла в себе и национальную идентичность, доставшуюся ей по наследству от Великой Российской империи. Ту самую идентичность, которая зарождалась на полях сражений в ходе всей её истории, и проявляла себя даже в период Великой Смуты, когда только национальная и православная идентичность русских позволила нам сохранить свою государственность и христианскую веру. Эта идентичность спасла нас в годы Великой Отечественной войны, она же помогает России восстать из пепла в настоящее время, когда она осталась почти без всех своих союзников. Её можно назвать русским характером, имперским мышлением, национальной чертой, или как-то по-другому, но суть окажется прежней — в ней кроется ключ к жизни русской нации. Ниже я сделал подборку примеров из истории, что происходило с нациями, когда они теряли свою национальную психологию, <nobr>т. е.</nobr> идентичность. Такой же кризис пережили Поляки, Литовцы и другие в прошлом великие нации.
А.А. Громыко — д. полит. н., руководитель Центра британских исследований Института Европы РАН.
В 1962 году мир обошла фраза Дина Ачесона, бывшего госсекретаря, а в то время советника президента США: «Британия утратила империю и не нашла новой роли в мире». Кризис идентичности, постигший страну во второй половине прошлого века, дает себя знать до сих пор. Исчезновение империи не только обусловило внешнеполитическую растерянность Лондона, которому пришлось в исторически очень сжатые сроки выстраивать новую систему приоритетов на мировой арене, но и вызвало надлом в национальном самосознании, потерявшем привычную целостность. Многие из нынешних проблем британского общества уходят корнями не в столь уж давнее имперское прошлое, являясь порождением психологического стресса, пережитого нацией, которая привыкла ощущать себя супердержавой.
Австрия и Венгрия: идентичность на развалинах
Австрийцы, точнее, австрийские немцы являлись одной из доминирующих этнических групп в обширном центральноевропейском государстве Габсбургов (оно фактически возникло в 1526-м с присоединением Чехии и Венгрии, других территорий и просуществовало до 1918 года, причем с 1804-го — как Австрийская империя, а с 1867-го — как Австро-Венгрия). Однако XIX век, отмеченный подъемом национальных движений других народов страны, принес австрийским немцам ощущение опасности. В итоге — усиление пангерманских настроений и отказ части немцев от австрийской, вернее, «прогабсбургской» идентичности в пользу идентичности великогерманской. В конце концов среди большинства австрийских немцев восторжествовала лоялистская тенденция, заставившая их сплотиться вокруг монархии. Характерно, что за сохранение Австро-Венгрии выступали в тот период и австрийские социал-демократы, поскольку считали свое многонациональное государство отличным «полигоном» для реализации в будущем интернационалистских социалистических идей. «Я — немецкий писатель, живущий в Австрии», — говорил о себе Роберт Музиль (1880−1942), один из крупнейших представителей австрийской литературы ХХ века. «Верю в бесконечную милость Божию. Верю в возрождение Венгрии» — этими словами из «Молитвы венгра» начинались занятия в венгерских школах в 20−30-е годы прошлого века. И молитва, и фраза писателя, родившегося в австрийском Клагенфурте, проведшего большую часть жизни в Вене и воевавшего за австро-венгерскую монархию во время Первой мировой войны, отражают, в каком состоянии находилось национальное самосознание народов Австро-Венгрии вскоре после ее распада. В поисках новой национальной идентичности оба народа прошли с тех пор тяжкий путь — от составной части великой империи до членства в союзе европейских государств. По сути, сформировались две новые нации. В 1920—1930-е годы австрийцы пережили несколько наложившихся друг на друга глубоких кризисов — политический, экономический и морально-психологический. Выхода из тяжелой ситуации страна искала, опираясь на идею StКndestaat — корпоративного государства, вооруженного консервативно-католической коллективистской идеологией. Данный проект попытался реализовать канцлер Энгельберт Дольфус — с 1932-го фактический диктатор Австрии. Как пишет Стэнли Пейн, авторитетный исследователь феномена фашизма и авторитаризма в межвоенной Европе, Дольфус «отказался от стремления к слиянию с Германией — во всяком случае, пока там находится у власти Гитлер, — и попытался найти некую позитивную австрийскую идентичность. Он постоянно подчеркивал приверженность католическим западным ценностям, отличавшим Австрию от „расистской языческой Германии нацистов“». Режим Дольфуса воевал одновременно на двух политических фронтах — против социал-демократов (успешно) и австрийских нацистов (в конечном итоге неудачно). При этом последние, по сути, представляли собой очередную «реинкарнацию» великогерманского пути для Австрии. Дольфус был убит в 1934 году при попытке нацистского путча, а в марте 1938-го Австрия, приняв ультиматум, предъявленный Берлином, превратилась в Ostmark — юго-восточную провинцию Германского рейха. Восторженные толпы, встречавшие нацистского фюрера на улицах Вены, свидетельствовали о том, что попытка Австрии найти собственную идентичность не удалась: большинство жителей потерявшей себя страны предпочли стать «просто» немцами. Во время Второй мировой войны Австрия оставалась в целом лояльной провинцией Третьего рейха. Ее судьбу решили державы антигитлеровской коалиции, признавшие Австрию «первой свободной страной, ставшей жертвой гитлеровской агрессии» (Московская декларация от 1 ноября 1943 года). Итак, австрийская нация обрела самоё себя уже на руинах двух империй — Австро-Венгрии и впоследствии нацистского рейха. Так что, несмотря на определенные внутренние противоречия, современная австрийская идентичность имеет явный постимперский характер.
ТРАВМА В ТРИАНОНЕ Исторический путь венгров как нации, претендовавшей на доминирование в Карпато-Дунайском регионе, тернист и извилист. Территория современной Венгрии является лишь сердцевиной Венгрии исторической — обширного королевства, которое во времена своего расцвета простиралось от Адриатики до Буковины и от Трансильвании до предместий Вены. (Рассказывая о событиях, происходивших до подписания Трианонского мирного договора в июне 1920 года, автор этих строк имеет в виду именно то большое королевство. В упоминаниях о событиях, произошедших после 1920-го, речь идет о Венгрии малой, границы которой, не считая периода 1938−1945 годов, остаются почти неизменными по сей день. Слово «мадьяры» используется далее вместо понятия «венгры» в тех случаях, когда необходимо подчеркнуть, что говорится именно об этнических венграх, а не просто о населении страны.) В состав габсбургского государства Венгрия фактически вошла в конце XVII века, когда армии Габсбургов освободили центр, юг и восток королевства от турецкого ига. Важной особенностью формирования венгерской нации стал тот факт, что этот процесс возглавило дворянское сословие, намного более многочисленное, чем в остальных странах Европы (за исключением Польши). В результате мировоззрение венгерского gentry (мелкопоместное дворянство. — Ред.), его мифы, предрассудки, национальный радикализм, сочетавшийся с социальным консерватизмом, — все это стало фундаментом идентичности новой нации, включавшей в себя уже не только дворянство. Венгерская шляхта была предана исторической Венгрии, «землям короны святого Иштвана», и этот территориальный патриотизм перерос в XIX веке в патриотизм национальный. Мадьярская элита принимала лишь один принцип бытия народов Венгрии («подданный венгерской короны — это мадьяр языком, сердцем и разумом») и была враждебно настроена по отношению к национальным движениям трансильванских румын, хорватов, словаков, воеводинских сербов и других меньшинств. Соглашение 1867 года, превратившее централизованную Австрийскую империю в двуединую Австро-Венгрию, явилось уступкой Габсбургов самому сильному в политическом плане (несмотря на разгром венгерской революции в 1849-м) народу дунайской империи. Из компромисса с Габсбургами Венгрия извлекла максимум выгод. Политический класс оставался почти исключительно дворянским, а это означало, что Вена, заключая соглашение с Будапештом, легитимизировала политическое господство в восточной части империи именно этого социального слоя. В результате специфическая позиция мадьярской шляхты — радикальный национализм в сочетании с социальным консерватизмом — наложила отпечаток на весь облик Венгрии в период дуализма и во многом предопределила крах «большого» Венгерского королевства. Пришедшее к власти в октябре 1918-го правительство «красного графа» Михая Карои разорвало связь с Габсбургами и провозгласило независимость, рассчитывая на сохранение «большой» Венгрии. Однако, хотя Карои был демократом и предложил национальным меньшинствам равные с мадьярами права и свободы, тех это уже не устраивало. В лице вступивших на территорию Венгрии французских, сербских и румынских войск этническое население страны получило наконец реальную опору для своих требований, которые в мгновение ока стали максимально жесткими по отношению к Будапешту. Словацкие земли («Верхняя Венгрия», как привыкли называть их мадьяры) отошли к вновь созданной Чехословакии, Хорватия и Воеводина — к другому новообразованному государству — Югославии, Трансильвания — к Румынии… Договор, подписанный 4 июня 1920 года во дворце Большой Трианон в Версале под Парижем, закрепил изменения границ. Это соглашение обернулось крупнейшей политической катастрофой в венгерской истории. По условиям Трианонского мирного договора территория Венгрии сокращалась почти с 283 тыс. кв. км до 93 тыс., население (даже без учета Хорватии и Славонии как автономных территорий) — с 18 млн человек до чуть более чем 7,5 млн. Венгрия становилась почти мононациональным государством: отныне мадьяры составляли свыше 6,7 млн жителей страны, но при этом более 3 млн мадьяр осталось за пределами венгерского государства — в Румынии, Югославии и Чехословакии. Права мадьярского меньшинства в этих странах в период между двумя мировыми войнами систематически нарушались, что служило дополнительным фактором в пользу ревизионизма, ставшего основным содержанием политики межвоенной Венгрии. В начале 2005-го в Венгрии состоялся общенациональный референдум, на котором решался вопрос о предоставлении мадьярам, являющимся гражданами других стран, возможности свободного получения венгерского гражданства. Вопреки прогнозам, с небольшим перевесом победили противники такого шага. Этот референдум, вероятно, следует считать символической точкой, закрывающей историю имперского прошлого и постимперского синдрома в Венгрии.
Теперь становится понятным, чего добиваются недруги России, постоянно изматывая духовные силы русского народа: смуты, обыкновенной смуты, которая позволит заставить русских искать свою национальную идентичность, ну, а в этом случае, гиена выйдет на охоту.
Вот некоторые выдержки из польских газет.
Война с Россией продолжается («Przeglad», Польша) Упорное настаивание на том, что в 1945 году одна оккупация Польши сменилась другой, преследует только одну цель — сохранение состояния перманентного конфликта с Москвой
Русские переписывают историю («Rzeczpospolita», Польша) Пора уже перестать постоянно бояться России или обижаться на нее, настало время начать свою игру на европейской сцене Другой аспект, достойный внимания, — это скорость, с которой Россия сделала выводы из только начинающего разворачиваться в Европе сражения за историческую память. Русские явно обнаружили тесную связь между осознанием истории (а, скорее, ее творческого преобразования) в умах элит современного мира и политическим значением, которое имеет данное государство. И решили не уступать.
Польша — Россия («Wprost», Польша) В истории независимой Польши трудно найти какой-либо период сотрудничества с Россией. Более того, существовал принципиальный и неизменный на протяжении веков конфликт интересов. Конфликт из-за территории сегодняшней Белоруссии, Украины, стран Балтии и Молдавии. Участие Польши в поддержке 'оранжевой революции' на Украине, наша активная роль во введении в НАТО Литвы, Латвии и Эстонии напомнили о том, что этот конфликт по-прежнему существует. Неприязнь к Польше объединяла выдающихся интеллектуалов в российской истории. Пушкин, Достоевский и Булгаков писали о поляках со смесью неприязни, страха и презрения. В незаконченном рассказе Булгакова 'Пан Пилсудский' презрительно изображенные киевские интеллигенты, боящиеся большевиков, ждут 'пана Пилсудского' в салоне, а когда польские офицеры входят, то превращают его в конюшню. В свою очередь Пушкин благодарит Екатерину II за то, что 'разбила Швецию и завоевала Польшу'. Вся российская научная литература — с XVIII века и вплоть до последнего времени — в своем главном течении построена вокруг крайне негативного стереотипа поляка.
Москва слезам не верит («Rzeczpospolita», Польша) Если политика Кремля при Путине стала холодной и расчетливой, то польская — эмоциональна и реактивна, часто лишена глубокой рефлексии. Сегодня важнейшей задачей нашей восточной политики является укрепление свежей независимости Киева. Следующей будет подготовка почвы для оранжевой революции в Минске. Потому что Россия без Белоруссии — лучше, чем Россия с Белоруссией. 'История — остановленная на лету политика', написал 30 лет назад в парижской 'Культуре' Юлиуш Мерошевский Российская политика представляет собой угрозу польским интересам и является вызовом для польской политики. 'Нет империи без Украины, — говорит Ежи Помяновский (Pomianowski), а единственная для нас угроза с Востока — это эксгумация империи. Наши враги — это не россияне и не новая, федеративная Россия. Тем, что нам угрожает с той стороны является именно идея империи, ибо идеи в России имеют порой практические последствия'. Остаётся только посочувствовать полякам: слухи о скорой смерти льва были явно преувеличены. А русским не надо стесняться своей идентичности, тем более, что даже если она имперская, то имеет значительно более приятные и гуманные черты, чем идентичность польского постимперского мышления. Ведь не виноваты же они, что живут в самой большой стране мира, поэтому и идентичность их должна быть соответствующей. И главное, надо помнить об инстинкте самосохранения, который и заключается в их национальной идентичности.
Поляки зажигают!
Форумы: переводы.
Главная
«Обиды и страдания предков дают Польше вечное моральное преимущество над другими, обычными странами. Россия хочет против Польши положить трубу под Балтикой, мы ей на это твердо скажем: Катынь, Катынь, Катынь. И будем повторять до тех пор, пока у Кремля труба не отвалится. Немецкая фрау канцлер говорит, что европейская конституция muß sein. Мы ей на это: Освенцим, Освенцим и еще раз Ось. И что затем Польша проиграла Вторую мировую войну вместе с немцами, чтобы теперь пухленькая немецкая канцлерша проявила солидарность и помогла нам ввозить мясо в Москву.»
«Например, I и II армии Войска Польского, занимая Восточную Пруссию, Западное Поморье, нижнюю Силезию <nobr>и т. п.</nobr>, — порабощали немецкие земли или освобождали? Потому что их завоеваниями Польша по сю пору пользуется с большим удовольствием. И дальше, уходя на Запад, польские солдаты освобождали Бранденбург, Саксонию, Берлин, Дрезден, Лейпциг или порабощали? Ну, может, так: порабощали только до Варты или только до Одера, а дальше уж освобождали?»
Так что, нам остаётся только посочувствовать тебе! Так и ходи, без роду, без племени, без истории твоих предков!
>> тогда давай закончим с большими малыми на вопросе где было малое княжество литовское и московское….
>> >> это по поводу бессмысленности приставки великий.
> > Там где Большой Князь — там и Большое княжество. Это древнерусинские названия, к греческой семантике они отношения не имеют.
так в 12 веке великая Русь к греческой семантике не имела отношения т.к. означала грандиозная большая, там где большой князь…
Слово «Великая Россия» (ή Μεγάλη Ρωσία) впервые появляется официально в перечне митрополий, находившихся под юрисдикцией Константинопольского патриарха составленном в конце XII века при императоре Исааке II Ангеле.
ну и как понимаешь если Руси две то и митрополий две, а митрополия в 12 веке была только одна как и при крещении Руси… в 10 веке.
22:07 22.04.2020
GivenGod (GivenGod) писал (а) в ответ на :
> "Русские" - какбэ имя прилагательное, мы "русины".
свидомые по определению не могут быть русинами
22:08 22.04.2020
setver (setver) писал (а) в ответ на :
> ну и как понимаешь если Руси две то и митрополий две, а метрополия в 12 веке была только одна как и при крещении Руси… в 10 веке. >
С чего бы это ? В документе выше - одной киевской митрополии подчинены епископии и Большой Руси и Малой Руси.
22:09 22.04.2020
GivenGod (GivenGod) писал (а) в ответ на :
> "Русские" - какбэ имя прилагательное, мы "русины".
разве русины говорят на суржике , который ты хочешь иметь в качестве государственного ???
22:09 22.04.2020
ataman (ataman) писал (а) в ответ на :
> свидомые по определению не могут быть русинами >
Почитай Слово о полку Игореве, свидомые были уже тогда.
22:09 22.04.2020
Свид, а ты кто русин, укр, русский или ещё кто то?
22:10 22.04.2020
GivenGod (GivenGod) писал (а) в ответ на :
> Odessit (Hohlolyahоh) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Давай по-третьему! >>
>Говорю ж тебе - ты торопышка )))
А ты вообще!
22:12 22.04.2020
GivenGod (GivenGod) писал (а) в ответ на :
> Почитай Слово о полку Игореве, свидомые были уже тогда.
свидомые будут и потом (человечество без пороков не бывает) , но они не были русинами
22:12 22.04.2020
GivenGod (GivenGod) писал (а) в ответ на :
> Почитай Слово о полку Игореве, свидомые были уже тогда.
Куряне- свидомы кмети.
Укры снова что то не то украли.
22:14 22.04.2020
Доберман (Доберман) писал (а) в ответ на :
> Свид, а ты кто русин, укр, русский или ещё кто-то?
В той жизни он был кабанчиком!
Пожертвовал собой ради продолжения украинской нации!
