ПОД БАЛАКЛАВОЙ301
(301 Данная статья опубликована в «Now-York Daily Tribune» под заглавием «Война на Востоке». 1854 г.)

Пароход «Африка», прибывший из Европы, доставил нам известия еще за три дня, но в них не содержится никаких существенно новых вестей с театра военных действий, если не считать ужасного случая с госпиталем, в котором заживо сгорело множество больных и раненых, и других описаний неслыханных страданий. О кровопролитном и не давшем определенных результатов сражении 5 ноября, краткое известие о котором пришло с пароходом «Балтик», мы располагаем теперь небольшим донесением лорда Раглана, но еще нет обстоятельных и живых отчетов корреспондентов — участников и свидетелей событий. В Англии, так же как и во Франции, чувствуется большая тревога, — гораздо большая, чем могло бы показаться на первый взгляд, — в связи с возросшими и все продолжающими возрастать трудностями войны; упорная оборона Севастополя, который не желает пасть под натиском союзников, соперничающих в храбрости и самопожертвованиях, расценивается как весьма зловещее обстоятельство. Приведенные в этом же номере выдержки из лондонской газеты «Times» свидетельствуют о перемене настроения, о зародившихся сомнениях, которые можно было бы даже рассматривать как первые признаки отчаяния.
Поскольку за отсутствием подробных данных о сражении 5 ноября мы не можем еще высказать о нем суждения, остановимся сегодня на некоторых предшествовавших ему эпизодах осады.
25 октября медлительное однообразие севастопольской осады было впервые прервано драматическим инцидентом. В этот день русские атаковали позиции, прикрывающие осадную армию союзников, и так как преимущества были на этот раз распределены более равномерно, то и результат получился совсем иной, чем в сражении на Альме: здесь сражалась почти исключительно кавалерия, тогда как на Альме кавалерия в деле совсем не участвовала. Русские были не обороняющейся стороной, а нападающей, союзники же располагали преимуществом хорошо укрепленной позиции. Правда, сражение и на этот раз, почти так же как и на Альме, закончилось вничью, но на этот раз перевес остался за русскими.
Полуостров Херсонес Гераклейский, к югу от Севастопольской бухты, отделен от крымской степи холмистой грядой, которая тянется от устья Черной речки, впадающей в Севастопольскую бухту, к юго-западу. Эта гряда отлого спускается на северо-запад, к Севастополю, юго-восточным же своим склоном, большей частью крутым и обрывистым, она обращена к Балаклаве. Для союзников, занявших Херсонес, эта гряда представляла естественный оборонительный рубеж против любой русской армии, пытающейся снять осаду. На беду «операционная база» англичан, главная гавань для их флота, центральное складочное место для их припасов были в Балаклаве, а Балаклава лежит примерно в трех милях к юго-востоку от этих холмов. Поэтому необходимо было включить Балаклаву в систему обороны. Местность во-круг Балаклавы представляет собой ряд весьма неравномерных возвышенностей, которые тянутся от южного конца упомянутой холмистой гряды почти прямо на восток и на запад вдоль побережья и, подобно почти всем крымским холмам, отлого опускаясь к северо-западу, кончаются на юго-востоке крутым обрывом. В углу, образуемом этими двумя груп-пами возвышенностей, лежит волнистая равнина, которая постепенно поднимается к восто-ку, заканчиваясь обрывистым спуском в долину Черной речки.
Самой примечательной чертой этой равнины является чередование холмиков и незначительных возвышенностей, которые тянутся на северо-запад и юго-восток, соединяя цепь, которую мы называем Гераклейской, с горами на южном побережье. На этой-то возвышенности, приблизительно в трех милях к востоку и северо-востоку от Балаклавы, союзники и возвели свою первую оборонительную линию, состоявшую из четырех редутов, которые защищали пути от Бахчисарая и от верхнего течения Черной речки. В этих редутах стояли турки. Вторая линия полевых укреплений, возведенная прямо против Балаклавы, доходила до вершины угла, образуемого прибрежными холмами и Гераклейской цепью, причем последняя оборонялась стоявшей близ нее французской дивизией генерала Боске. Таким образом, если вторая линия, защищаемая английскими солдатами, морской пехотой и матросами, переходила в линию французских редутов, прикрывавших ее с фланга, то первая, турецкая линия, выдвинутая почти на две мили вперед, не только оставалась без всякой поддержки, но еще была расположена, как это ни странно, не перпендикулярно дороге, на которой мог появиться неприятель, а почти на ее продолжении, так что русские могли бы взять все четыре редута один за другим, закрепляясь всякий раз на завоеванном месте и не встречая особенно сильного сопротивления со стороны еще не взятых редутов.
Позиции союзников в сторону Балаклавы были заняты турками, стоявшими в редутах, или первой линии; высоты в непосредственной близости к Балаклаве занимала английская морская пехота; в долине к северу от Балаклавы стоял 93-й шотландский полк и несколько отрядов выздоравливающих. Далее, к северу, располагался лагерь британской кавалерии, а на Гераклейских высотах — авангард дивизии генерала Боске.

В 6 часов утра 25 октября генерал Липранди повел русских в атаку на эти позиции. Он командовал объединенной дивизией в составе шести пехотных полков (Днепровский, Азовский, Украинский, Одесский, Владимирский, Суздальский, 6-й стрелковый батальон и один батальон черноморских казаков — всего 26 батальонов), трех кавалерийских полков (11-й и 12-й гусарские и сводный уланский полк — от 24 до 26 эскадронов), около двух казачьих полков и 70 орудий, в том числе 30 двенадцатифунтовых.
Генерал Липранди послал генерала Гриббе через расположенное слева ущелье, чтобы занять тремя батальонами Днепровского полка деревню Комары, перед которой находится первый и самый сильный редут. Генерал Гриббе занял деревню, и три его батальона, по-видимому, очень спокойно провели там день, во всяком случае, в описаниях последовавшего сражения они не упоминаются ни разу.
Главная колонна, двинувшаяся сначала вдоль Черной речки, по проселочной дороге, вышла на тракт из Бахчисарая в Балаклаву. Здесь она натолкнулась на редуты, занятые турками. Так как первый редут был довольно сильно укреплен, генерал Липранди сперва открыл по нему артиллерийский огонь, а затем выслал вперед штурмующие части. Стрелковая цепь прикрывала наступавшие ротными колоннами первый, второй и третий батальоны Азовского полка, которых, в свою очередь, поддерживали с обоих флангов четвертый батальон Азовского и один батальон Днепровского полка, наступавшие сомкнутыми колоннами. После энергичного сопротивления редут был взят; то, что турки потеряли при этом 170 человек убитыми и ранеными, свидетельствует, вопреки злостным утверждениям английских газет, о мужественной защите этого редута. Зато второй, третий и четвертый редуты, построенные наспех, были взяты русскими почти без боя, и к семи часам утра первая оборонительная линия союзников была уже целиком в их руках.
Оставление этих редутов турками может принести пользу тем, что развеет укоренившееся со времени Олтеницы и Силистрии нелепое представление о чудовищной храбрости турок; но все-таки английские генералы и английская печать в данном случае ведут себя не очень красиво, внезапно обрушив свой гнев на турок. Винить следовало бы не столько турок, сколько инженеров, ухитрившихся так нелепо построить их оборонительную линию и не позаботившихся о ее своевременном окончании, а также командиров, которые подставили первую линию под сокрушительный удар, не обеспечив ей никакой поддержки.

Солдаты 93-го шотландского полка, стойкие, но медлительные, как подобает шотландцам, вступали в действие постепенно и двинулись через холмы на помощь редутам лишь тогда, когда они уже были взяты. Преследуемые и истребляемые русской кавалерией турки смогли, наконец, снова построиться на флангах у шотландцев, которые, стремясь укрыться от русского огня, залегли за гребнем небольшой складки местности, впереди всех позиций, еще занятых союзниками; поддержка у них была только с левого фланга, в виде кавалерийской дивизии. Русские тем временем развернулись в боевой порядок на высотах, на которых были расположены редуты; на левом фланге стоял Азовский полк, вправо от него Украинский, еще правее Одесский пехотный. Эти три полка заполнили собой пространство между редутами и заняли бывшую первую линию союзников. Дальше, вправо от Одесского полка, волнистая равнина благоприятствовала действиям кавалерии. Сюда были посланы оба гусарских полка, которые оказались прямо против подтянутой сюда британской кавалерии, на расстоянии приблизительно в две мили. Суздальский и Владимирский полки, часть артиллерии и только что подошедшие уланы остались в резерве.
Когда 93-й шотландский полк, усиленный батальоном выздоравливающих и турками, стал оказывать сопротивление русским, против него были брошены в атаку гусары. Но прежде чем они успели двинуться вперед, на них обрушилась тяжелая кавалерийская бригада англичан. Семьсот или восемьсот английских драгун ринулись на русских и рассеяли их в атаке, которая является одной из наиболее блестящих и успешных атак, какие только известны, принимая во внимание численное превосходство русских! Русские гусары, численность которых была вдвое больше, были рассеяны в одно мгновение. Несколько русских эскадронов, высланных против 93-го шотландского полка, были встречены спокойным шотландским залпом на расстоянии пятидесяти шагов и покатились прочь кто как мог.
Если турки бежали, то англичане пока что покрыли себя славой. Смелость шотландцев, которые встретили кавалерию даже не перестроившись в каре, стремительная атака тяжелой кавалерии — этими делами действительно можно было гордиться, тем более, что они совершены до подхода подкреплений. Но вот подошли 1-я (герцога Кембриджского) и 4-я (Каткарта) дивизии, а также французская дивизия Боске и бригада африканских стрелков (кавалерийская). Войска выстроились в боевой порядок, и только теперь можно было говорить о встрече двух армий. После того как дивизия Боске выстроилась на Гераклейских высотах, Липранди выставил Владимирский и Суздальский полки на крайнем правом фланге на холмах, за кавалерией.
Обе армии находились друг от друга дальше, чем на расстоянии выстрела, и поэтому огонь почти прекратился, как вдруг какое-то еще невыясненное недоразумение заставило английскую легкую кавалерию броситься в бессмысленную атаку, окончившуюся поражением. Был получен приказ о наступлении, и через несколько секунд граф Кардиган повел свою легкую бригаду вверх по долине, расположенной против его позиций и защищенной с боков холмами, на которых стояли батареи, сосредоточивавшие свой огонь на лежащей внизу местности. Вся бригада состояла из 700 сабель; подойдя на расстояние выстрела к склонам холмов, она была встречена оттуда артиллерийским и ружейным огнем. Тогда она атаковала батарею, стоявшую в верхнем конце долины, выдержала огонь с двадцати ярдов, сбила с ног артиллеристов, рассеяла русских гусар, предпринявших вторичную, правда, нерешительную, атаку, и уже поворачивала обратно, как вдруг русские уланы атаковали ее с фланга. Они только что подошли и сразу напали на утомленную британскую конницу. На этот раз, не-смотря на частичные успехи, англичанам пришлось отступить и русские совершенно разбили их — правда, благодаря своему численному превосходству и оплошности англичан, бросившихся без всякой цели прямо под перекрестный огонь многочисленной артиллерии. Из 700 английских кавалеристов едва ли 200 человек вернулось, сохранив боеспособность. Впредь до прибытия свежих подкреплений можно считать, что бригада легкой кавалерии уничтожена.

Поражение англичан было бы еще гораздо тяжелее и едва ли вернулся бы хоть один человек, если бы не были предприняты два тактических маневра, поддержавших с обоих флангов атаку легкой кавалерии. Справа лорд Лукан приказал бригаде драгун произвести демонстрацию против русских батарей. Она прогарцовала несколько минут, потеряла от огня русских около десяти человек и поскакала обратно. Но с левого фланга два французских полка африканских егерей, принадлежащих к числу лучших кавалерийских полков в мире, видя, что их союзников бьют, помчались к ним на выручку. Они атаковали батарею, которая, будучи расположена высоко на холме против Владимирского пехотного полка, обстреливала английскую легкую кавалерию с фланга, в одно мгновение прорвались на линию орудий, зарубили шашками артиллерийскую прислугу и затем, выполнив свое задание, отступили, что они сделали бы и в том случае, если бы пехота Владимирского полка не двинулась тотчас же против них.
Вот вам снова британский способ ведения войны, каким он выявился в настоящую кампанию и уже не раз отмечался нами. Англичане сначала допускают ошибку, а затем не решаются на то нарушение тактических правил, которое одно только могло бы исправить последствия этой ошибки. Но французские стрелки тотчас же почувствовали, что нужно делать. На том фланге, где стояли они, русская кавалерия не атаковала, потому что они предупредили ее своим стремительным натиском; осторожные же кавалеристы из драгунской бригады Скарлетта только демонстрировали, а этого, конечно, было недостаточно, чтобы помешать русским уланам ударить по флангу гусар. Если бы они бросились в атаку, подобно французам, русские уланы очень скоро повернули бы обратно. Но в то время как легкой английской кавалерии было приказано проявлять отвагу, тяжелой кавалерии было приказано проявлять осторожность, в результате чего легкая бригада погибла.
На этом дело и кончилось. Русские разрушили два редута, наиболее близкие к расположению союзников, и крепко засели в двух остальных. Они удержали за собой завоеванную территорию, а лорд Раглан, не решаясь атаковать их, приказал укрепить вторую линию редутов и ограничился их обороной. Первая линия была сдана.
В этом деле поведение 93-го шотландского полка было выше всяких похвал. Встретить кавалерию, развернувшись в линию, как они это сделали, лишь отодвинув назад роту en potence* на своем правом фланге, не стрелять до решительного момента и затем открыть огонь с таким беспощадным хладнокровием, — на это способны лишь очень немногие войска, обладающие самыми высокими качествами, требуемыми от пехотинца. Австрийские и английские войска, вероятно, единственные, с которыми можно пойти на такой эксперимент; может быть, к ним следует присоединить еще некоторые русские войска, которым долголетняя служба дает нужную тренировку, хотя мы не припомним случая, когда они были бы подвергнуты такому испытанию и с честью вышли бы из него.
Превосходство английской и французской кавалерии над русской неопровержимо доказано описанным сражением. Три бригады союзников были приблизительно так же сильны численно, как три русских полка; и если бы они были посланы в атаку не последовательно, а одновременно, и были бы еще поддержаны выдвинутой вперед артиллерией и наступлением всей пехоты, Липранди и его войскам грозило бы быть сброшенными вниз по крутому спуску к Черной речке и испытать судьбу, уготованную Блюхером французам на Кацбахе.

Численность обеих армий была приблизительно следующая. У русских было 25 батальонов, большинство которых участвовало в сражении на Альме и которые насчитывали самое большее 14000 человек. Кавалерия в составе 24 эскадронов, прошедших по большей части весь путь от Москвы и Калуги, насчитывала наверное не больше 2400 человек. Кроме того, у русских было около 1000 казаков и 70 артиллерийских орудий.
Пехота союзников состояла из основного ядра 1-й и 4-й британских дивизий и французской дивизии Боске; кроме того в нее входило некоторое количество турок, которое можно подсчитать только приблизительно на основании данных о высадившихся турецких батальонах. С самого начала в крымской экспедиции участвовало десять турецких батальонов и, согласно донесению лорда Раглана от 18 октября, было высажено еще шесть батальонов в Балаклаве. Так как эти силы не вошли в состав осаждающей армии и не были уведены далеко от Балаклавы, то все они должны были принять участие в вышеописанном сражении, хотя после их ухода из редутов они больше не упоминаются в донесениях и не считаются достойными упоминания. В общем мы едва ли сильно ошибемся, если примем численность англичан в 6500, французов — в 3500, а турок— по меньшей мере в 6000 человек. Сюда надо еще прибавить около 1000 английских солдат морской пехоты и матросов в редутах над Балаклавой. Всего пехоты было, таким образом, 17000 или, если не считать турок, 11000 человек. Что касается кавалерии, то две английские бригады составляли около 1400 человек (в английских сводках приводится только число рядовых), африканские егеря — не меньше 800, всего — 2000 человек. Количество артиллерии — неизвестно, но, во всяком случае, она уступала русской численно, хотя далеко превосходила ее по качеству.
В общем и целом мы находим, что в данном случае союзники были никак не слабее русских, что они располагали превосходными позициями для отступления и могли бы смелой атакой, кавалерийской и пехотной вместе, добиться решительной победы, не такой, как на Альме, оставшейся без результата, а победы, которая избавила бы их от необходимости вести кровопролитное сражение, разыгравшееся 5 ноября. Теперь же они даже не окупили всего понесенного ими урона; благодаря странному сочетанию чрезмерной смелости и чрезмерной осторожности, неуместной стремительности и неуместной робости, порыва, пренебрегающего правилами военного искусства, и ученых тонкостей, упускающих благоприятный момент для действия, благодаря этой удивительной манере всегда делать не то, что нужно, и не тогда, когда нужно, характерной для всех действий союзников, они полностью проиграли сражение под Балаклавой.
Из данных о сражении 5 ноября мы можем пока только заключить, что оно явилось началом того кризиса, который, по нашим соображениям, и должен был наступить между 5 и 10 ноября. Как мы уже давно писали — а теперь это утверждает и лондонская газета «Times», — все дело сейчас будет зависеть от подвоза продовольствия и подкреплений.

ПЕРСПЕКТИВЫ ВОЙНЫ В КРЫМУ
«New-York Daily Tribune» № 4508, 1 октября 1855 г.
За исключением неполного списка убитых и раненых английских офицеров, газеты, дос-тавленные пароходом «Америка», — а мы просмотрели их очень внимательно — почти ничего не добавляют к тому, что нам уже известно об обстоятельствах, приведших к взятию Южной стороны Севастополя. Газеты, правда, печатают немало соображений как о причинах, так и о возможных последствиях внезапного отхода Горчакова с позиции, которую так долго и так стойко обороняли; из всех этих соображений особенно заслуживают внимания высказывания наших лондонского и парижского корреспондентов. Но имеются взгляды и соображения, которым ни один из них, несмотря на противоположность их позиций, не уделили достаточного внимания и не придали должного значения.
Какой именно оборот примут теперь события в Крыму, зависит в значительной степени от причин, вынудивших русских оставить Южную сторону. Совершенно очевидно, что это внезапное решение было принято отнюдь не по чисто стратегическим или тактическим соображениям. Если бы Горчаков считал, что Южную сторону и даже Корабельную невозможно удержать после падения Малахова кургана, он не возвел бы в этом предместье столько внутренних оборонительных укреплений. Хотя можно считать, что окончательный успех осады и был обеспечен захватом этой командной высоты, все же можно было путем упорной обороны сначала внутренних оборонительных укреплений предместья, а затем и самого города еще на месяц-полтора оттянуть сдачу. Судя по лучшим картам, планам и схемам, с чисто тактической или стратегической точки зрения не было никакой необходимости столь поспешно оставлять позиции, которые до сих пор с таким упорством обороняли. Чисто военными соображениями нельзя объяснить по-добный шаг, как нельзя его объяснить смятением и испугом, вызванными неожиданным и крупным поражением. По-видимому, обстоятельства иного характера толкнули Горчакова на меру, столь серьезно подрывающую его положение в армии и всю его карьеру.
Есть только два возможных объяснения. Либо боевой дух русских солдат был настолько сломлен, что восстановить хотя бы подобие порядка и продолжать борьбу за внутренними оборонительными линиями уже не представлялось возможным, либо недостаток продовольствия начал ощущаться не только в Севастополе, но и в лагере за пределами города. Почти непрерывный ряд поражений, которые несла русская армия, начиная с Олтеницы и Четате до сражения на Черной и штурма 8 сентября, не мог не сломить дух защитников Севастополя, тем более, что это были в основном те же войска, которые потерпели поражение на Дунае, а позднее под Инкерманом. Русские не очень впечатлительны и могут дольше сносить поражения, чем большинство других войск; но никакая армия в мире не может держаться до бесконечности, когда ее бьет один противник за другим и когда ей нечего противопоставить длинной цепи поражений, кроме такого негативного достижения, как упорное и длительное сопротивление, и кроме единственного примера успешной активной обороны, каким явилось сражение 18 июня. Но подобного рода сопротивление в осажденной крепости с течением времени уже само по себе действует деморализующе. Оно сопряжено с тяжелыми испытаниями, недостатком отдыха, болезнями и наличием не той острой опасности, которая закаляет, а хронической, которая в конце концов неизбежно ослабляет боевой дух. Быстро последовавшие одно за другим поражения на Черной и у Малахова кургана должны были довер-шить процесс деморализации, и более чем вероятно, что войска Горчакова, находившиеся в городе, уже не были пригодны для активной борьбы с противником. А поскольку Малахов курган господствовал над мостом, ведущим на другую сторону, и французские орудия в любой момент могли его разрушить, получить помощь было невозможно, отступление же могло, по крайней мере, спасти войска. Нет ничего удивительного в том, что деморализация, в конце концов, проникла в гарнизон; удивительно, что это не произошло еще раньше.