>
> Ариадна (jetfair1973) писал (а) в ответ на сообщение:
>
>
>
>
>
>
>
>


>> Все так, но не все бегают, а судят по этим бегающим, которые не совсем нормальные, всех, которые ещё вменяемые, от этого и грустно. Плохо когда ещё и керивныцтво организовывает эти пробежки, слушая вполне чокнутых советников с Запада.
quoted2

>
> Пузу посвящается
>
>
>
>
>
> Известный Киеву и всей Украине сотник Майдана Роман Бидюк заболел. Болезнь была неопасной. Но при этом неудобной и стыдной.
>
> Одним словом, в местах пониже спины бывший сотник однажды почувствовал боль. Потом там стало что-то нарывать. При помощи зеркала Роман Бидюк, хмуря круглое молодое, но вечно насупленное и недовольное лицо, стал рассматривать свой тыл и увидел, то, что обычно в народе называют «чиряк», или «нарыв».
>
> Сотник прикоснулся к фиолетово-красной болячке и дёрнулся:
> ― Стерво!
>
> Несколько дней он ничего не делал, надеясь, что само прорвёт. Но положение ухудшалось. Бидюк не спал по ночам, ворочался и стонал.
>
> Он попробовал купить в аптеке мазь. Прикладывал капустный лист. Но мазь не помогала, капустный лист сползал. Бидюк злился и рычал сквозь зубы:
> ― Падло!
>
> Наконец стало ясно, что нужно идти к врачу. Хотя идти не хотелось. Причин было две. Одна общественная, а вторая глубоко личная.
>
> Согласно первой причине, ему, мужественному патриоту, предстать перед кем-то со спущенными армейскими брюками, которые он не менял со времён революции, казалось разрушением уже принадлежавшего истории образа героя.
>
> Вторая причина была тайной. Сотник Бидюк боялся врачей. При виде медицинских халатов или шприца он покрывался потом, бледнел и холодел. Разумеется, эту свою слабость он скрывал от соратников, не желая предстать в жалком виде.
>
> И всё же после двух бессонных ночей, когда внутри распухшего нарыва что-то задёргало, Бидюк вскочил утром, быстро оделся в коричневую форму и, чтобы не дать себе передумать, помчался в районную поликлинику.
>
> В поликлинике ему сразу всё не понравилось. Не понравилось то, что он, всегда узнаваемый в метро, на улице и в магазинах, здесь никем не был узнан. Даже когда, сдвинув свои густые брови и слегка оскалив нижние зубы, то есть в своём самом знаменитом образе, он подошёл к окну регистратуры, сидевшая там тщедушная седая женщина глянула на него как на пустое место.
>
> Но главным, что с порога взвинтило сотника, было то, что большинство больных и врачей говорило по-русски. И это после указа министерства здравоохранения. И это в условиях надвигавшегося военного положения!
>
> Бидюк с откровенно недовольным видом уставился на проходившую мимо докторшу, затянутую в короткий белый халат и щебетавшую кому-то по телефону:
> ― Запишите, пожалуйста, мои приёмные дни!
>
> Он грозно зыркнул на сестричку, выводившую пациента из кабинета со словами:
> ― Всего доброго! Будьте здоровы!
>
> Вместо «бувайте здорові», как того требовал закон.
>
> В регистратуре Бидюку дали направление к хирургу. Внутренне вздрогнув от слова «хирург», сотник стал подниматься на второй этаж.
>
> У кабинета сидела очередь из четырёх человек. Бидюк насупился и спросил гнусавым басом:
> ― Хто сюди?
>
> Заняв очередь, Роман осторожно сел на край банкетки, оберегая больное место и, широко раскинув ноги, стал ждать.
>
> Он давно выработал привычку говорить короткими фразами. Или даже междометиями, сопровождая их воинственным взглядом мутных зеленоватых глаз. Это производило впечатление. Было ясно: человек дела не хочет тратить слова попусту. И никто не догадывался, что сотник Бидюк просто плохо знает государственный язык. Нет, конечно, он умел на этом языке читать и многое понимал. Но говорить было трудно. Выручала вот эта его манера бросать короткие словечки.
>
> Наконец подошла очередь. Сотник широкой ладонью резко толкнул дверь кабинета и вошёл.
>
> ― Доброго дня! ― с вызовом бросил Бидюк.
>
> Доктор лет сорока пяти, моложавый, в салатовой врачебной куртке что-то писал и, не поднимая головы, сказал:
> ― Добрый день, садитесь. Я сегодня без сестры, так что придётся подождать.
>
> Роман Бидюк снова бережно опустил себя на стул и стал осматриваться. Кабинет был просторный, с широким окном. Белая ширма отделяла стеклянный шкаф и кушетку, застеленную белой простынёй. Высоко на стене висела икона, на которой был изображён бородатый человек в чёрном клобуке, с золотистым посохом в руке.
>
> Икона тоже не понравилась Бидюку, потому что было неясно, какого она патриархата. Но больше всего сотнику не нравился сам доктор, который несколько раз поднимал свою коротко остриженную темноволосую голову и поглядывал на Бидюка с едва заметной улыбкой.
>
> Покончив со своими записями, доктор спросил:
> ― Итак, что вас беспокоит?
>
> При этом он совершенно не к месту улыбался, и было непонятно, узнал ли он сотника и героя.
>
> Бидюк разозлился. Поёрзав на стуле, он глянул исподлобья и ехидно спросил:
> ― А чого не говоримо на державній мові?
>
> Доктор доброжелательно хмыкнул и кивнул головой так, будто ждал этого вопроса.
>
> ― Видите ли, у нас, действительно, есть распоряжение министерства. Однако ведь есть и статья Конституции, которая гарантирует национальным меньшинствам право пользоваться родным языком. Не могу же я обидеть Конституцию и какой-то указ поставить выше основного закона.
>
> Доктор смотрел спокойно. В глазах его играла дерзкая усмешка.
>
> Бидюк зло засопел. Но в эту минуту в больном месте так стрельнуло, что он невольно замычал.
>
> ― Дорогой мой, давайте-ка, посмотрим вашу рану.
>
> Этот очкастый доктор с быстрыми, уверенными движениями явно насмехался. Но, как больной и страждущий, сотник почувствовал к нему доверие.
>
> ― Вы что же себе думаете? ― заговорил доктор, рассматривая болезненное место. ― Как можно было так запустить? Вы где живёте, в Африке или в цивилизованном европейском государстве?
>
> Бидюк, стоя со спущенными штанами, вдруг захотел схватить стеклянную банку, стоявшую на подоконнике, и ударить по лбу этого наглеца. Но забота о собственном здоровье сделала его благоразумным.
>
> ― Пока одевайтесь. Я сейчас всё приготовлю. Будем вскрывать.
>
> При слове «вскрывать» у сотника упало сердце. Ему захотелось убежать и никогда больше не видеть ни доктора, ни иконы, ни этой антиукраинской больницы. Но он не решился ослушаться.
>
> Доктор тем временем гремел инструментами, и от этих звуков Бидюку было не по себе. В какой-то момент он увидел в руках доктора толстый, неестественно огромный шприц, и в глазах у героя посерело.
>
> Резкий запах нашатыря привёл его в чувство. Доктор стоял над ним, водя тампоном перед носом.
>
> ― Всё будет нормально. Ложимся на живот и не напрягаемся. Возможно, придётся немножко потерпеть.
>
> Сотник Майдана Роман Бидюк, медленно передвигая ноги, прошёл за ширму и лёг на белую простынь. Сердце его, как молот, колотило в твёрдую кушетку.
>
> То, что произошло потом, герой, награждённый медалью и ещё множеством значков, позднее вспоминал со стыдом и страхом.
>
> Сделав укол, доктор взялся за скальпель. Из-за сильного нагноения боли избежать не удалось. Бидюк вздрагивал, выл, но сил после обморока было немного.
>
> В какой-то момент операции, когда резкая боль пронзила его, сотник широко раскрыл рот и громко, в голос закричал:
> ― Ма-ма! Да что ж ты делаешь! Ма-а-ма!
>
> ― Всё-всё! Я закончил. Теперь будет легче.
>
> Сотник почувствовал жжение, а потом боль стала утихать.
>
> ― Полежите немного, не поднимайтесь, ― сказал доктор и пошёл мыть руки Бидюк лежал без движения. Боль исчезла совсем. Но на смену физической муке пришла душевная. Он с ужасом припоминал свой крик на языке врага. И это в то время, когда…
>
> Бидюк не смог додумать свою страшную, разоблачающую мысль. Как-будто всё рухнуло. Чуть не плача, сотник поднялся и стал непослушными пальцами застёгивать форменные брюки. Ему казалось, что теперь он недостоин их носить. Угрюмо глядя в пол, Роман Бидюк вышел из-за белой ширмы.
>
> Доктор снова писал.
>
> ― Вот, я вам выписал таблетки. Будете принимать два раза в день.
>
> Сотник не отвечал. Доктор внимательно смотрел на него, словно о чём-то догадываясь.
>
> ― Докторе, ― начал Бидюк. ― Тут таке діло…
>
> Он осёкся и замолчал.
>
> ― Да не переживайте вы так. Я ведь всё понимаю. Хотелось крикнуть «матінко», но не получилось. Знаете, во время операции я могу определить национальную принадлежность любого больного.
>
> Бидюк вскинул взгляд.
>
> ― В смысле?
>
> ― В том смысле, что вы русский. И сейчас это стало очевидным.
>
> Сотник молчал. Похоже было, что он колеблется. В конце концов Бидюк произнёс:
> ― А можно вас попросить никому не говорить?
>
> ― О, безусловно! Я вам сочувствую. Так сказать, в вашем положении. Не беспокойтесь, я никому не скажу.
>
> Доктор неожиданно достал сигарету, подошёл к окну и, сделав несколько затяжек, сказал:
> ― Хотя всё-таки жить двойной жизнью, скрываться это тяжело.
>
> Он выпустил дым в форточку и добавил с улыбкой:
> ― Мне иногда кажется, вот сделал бы я миллион таких операций и правда открылась бы многим. Пусть и при помощи скальпеля.
>
> Он усмехнулся чему-то своему. Потом помолчал и сказал уже без улыбки:
> ― Может быть, вообще путь к правде лежит через боль? Как думаете?
>
> Сотник Роман Бидюк опустил голову и, не сказав ни слова, вышел из кабинета. Он шёл по коридорам поликлиники, хромая, как раненый воин. Его обычный грозный вид быстро возвращался к нему. Старушки в очередях смотрели на него с ужасом.
>
> Но в душе у Бидюка, в тёмных её глубинах, было невесело. Там ворочались мысли одна тяжелее другой. Постепенно из беспорядочной мути выплыли две главные идеи, которые сотник стал по очереди рассматривать.
>
> Первая идея состояла в том, чтобы написать жалобу в медицинское министерство, поставить под ней два десятка фальшивых подписей, и доктора как врага и непатриота выгонят.
>
> Второй вариант рисовался таким. Они с побратимами подстерегают вечером этого насмешника, дают ему пару раз по голове какой-нибудь железкой, и он уже точно никогда не раскроет рот.
>
> Первый вариант был легче. Но второй более надёжный.
>
> Погружённый в размышления, Бидюк стал спускаться на первый этаж. Внезапно он оступился и упал, ударившись больным местом о мраморную лестницу.
>
> ― Ой, б****! ― заорал сотник так громко, что больные на всех этажах замерли.
>
> Зло скривившись, он быстро поднялся и побежал к выходу из поликлиники.
>
> ― Ну и что? ― думал он по дороге. ― «б****» ― это нормальное украинское слово.
>

> aplanat (aplanat) писал (а) в ответ на сообщение:
>
>
>
>
>
>
>


>> В принципе всё так, но к примеру во время второй мировой тоже так говорили, мол
>> не все немцы в Германии нацисты. Тем не менее за все последующие беды и страдания народов несет ответственность Германия в общем, и сами немцы в частности. Так что моя позиция в этом вопросе принципиальная — бегает вся страна.
quoted2