«Труд есть источник всякого богатства и всякой культуры, а так как
приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве обще-
ства, то доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах
всем членам общества».
Параграф Готской программы.
Труд не есть источник всякого богатства.
Маркс. Критика Готской программы.
Я завален рабо- той и вынужден переступать уже далеко за рамки рабочего времени, разрешенного мне вра- чами. Поэтому мне отнюдь не доставило особого «удовольствия» исписать так много бума- ги. Но это было необходимо для того, чтобы партийные друзья, для которых предназначает- ся это сообщение, не истолковали впоследствии ложно те шаги, которые я, со своей стороны, должен буду предпринять. — Я имею в виду краткое заявление, которое Энгельс и я опубли- куем после объединительного съезда; мы заявим, что мы совершенно непричастны к указан- ной принципиальной программе и не имеем с ней ничего общего. Это необходимо, так как за границей распространено заботливо поддерживаемое врагами партии мнение — мнение совершенно ложное, — будто мы тайно руководим отсюда движе- нием так называемой эйзенахской партии. Еще в своей недавно появившейся на русском языке книге Бакунин возлагает, например, на меня ответственность не только за все про- граммы и т. д. упомянутой партии, но даже и за каждый шаг, сделанный Либкнехтом со дня его сотрудничества с Народной партией. Помимо того, мой долг не позволяет мне, хотя бы лишь посредством дипломатического молчания, признать программу, которая, по моему убеждению, решительно никуда не годится и деморализует партию.
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
Первая часть параграфа: «Труд есть источник всякого богатства и всякой культуры». Труд не есть источник всякого богатства. Природа в такой же мере источник потреби- тельных стоимостей (а из них-то ведь и состоит вещественное богатство!), как и труд, кото- рый сам есть лишь проявление одной из сил природы, человеческой рабочей силы. Приве- денную выше фразу вы встретите во всяком детском букваре, и она правильна постольку, поскольку в ней подразумевается, что труд совершается при наличии соответствующих предметов и орудий. Но в социалистической программе не должны допускаться подобные буржуазные фразы, обходящие молчанием те условия, которые одни только и придают им смысл. Поскольку человек заранее относится к природе, этому первоисточнику всех средств и предметов труда, как собственник, обращается с ней как с принадлежащей ему вещью, по- стольку его труд становится источником потребительных стоимостей, а следовательно, и бо- гатства. У буржуа есть очень серьезные основания приписывать труду сверхъестественную творческую силу, так как именно из естественной обусловленности труда вытекает, что че- ловек, не обладающий никакой другой собственности, кроме своей рабочей силы, во всяком общественном и культурном состоянии вынужден быть рабом других людей, завладевших материальными условиями труда. Только с их разрешения может он работать, стало быть, только с их разрешения - жить.
Но оставим уж эту фразу, как она есть, каковы бы ни были ее недостатки. Какого же за- ключения надо бы ожидать? Очевидно, следующего: «Так как труд есть источник всякого богатства, то ни один член общества не может и при- сваивать себе богатство иначе, как присваивая продукт труда. Если же он сам не работает, то он живет чужим трудом, и свою культуру он также приобретает за счет чужого труда». Вместо этого при помощи словечек «а так как» к первому предложению пристегивается второе, чтобы вывод сделать из этого второго предложения, а не из первого.
Вторая часть параграфа: «Приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве общества». Согласно первому положению, труд являлся источником всякого богатства и всякой куль- туры, а следовательно, никакое общество не возможно без труда. Теперь же мы узнаем, на- оборот, что никакой «приносящий пользу» труд не возможен без общества. С таким же успехом можно было бы сказать, что только в обществе бесполезный или даже вредный для общества труд может стать отраслью промышленности, что только в обществе можно жить праздно и т. д.и т. д., — короче, переписать всего Руссо. А что такое «приносящий пользу» труд? Ведь это всего лишь такой труд, который дости- гает намеченного полезного результата. Дикарь (а человек — дикарь, после того как он пере- стал быть обезьяной), который убивает камнем зверя, собирает плоды и т. д., совершает «приносящий пользу» труд.
В-третьих. Заключение: «А так как приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве общества, то доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества». Вот так заключение! Если приносящий пользу труд возможен только в обществе и при посредстве общества, то доход от труда принадлежит обществу, а на долю отдельного рабо- чего придется из этого дохода лишь то, что не требуется на содержание «условия» труда — общества. И в самом деле, во все времена защитники каждого данного общественного строя вы- двигали это положение. Прежде всего выступают притязания правительства и всего того, что к нему липнет, — ведь правительство является, мол, общественным органом для сохранения общественного порядка; затем следуют притязания различных видов частной собственности тип как различные виды частной собственности составляют мол, основы общества, и так далее. Эти пустые фразы можно, как видите, вертеть и повора- чивать как угодно. Сколько-нибудь разумную связь первая и вторая части параграфа могут иметь лишь в следующей редакции: «Источником богатства и культуры труд становится лишь как общественный труд», или, что-то же самое, «в обществе и при посредстве общества». Это положение бесспорно правильно, так как если обособленный труд (предполагается, что его вещественные условия имеются налицо) и может создавать потребительные стоимо- сти, то ни богатства, ни культуры он создать не может. Но столь же бесспорно и другое положение: «По мере того как происходит общественное развитие труда и таким образом труд стано- вится источником богатства и культуры, — развивается бедность и обездоленность на сто- роне рабочего, богатство и культура на стороне нерабочего». Это — закон всей истории до настоящего времени. Следовательно, вместо общих фраз о «труде» и «обществе» нужно было ясно показать, как в современном капиталистическом обществе были, наконец, созданы те материальные и прочие условия, которые делают рабо- чих способными сокрушить это общественное проклятие и заставляют их это сделать. На самом же деле весь этот параграф, неудачный по форме, ошибочный по содержанию, вставлен здесь лишь для того, чтобы лассалевскую формулу о «неурезанном трудовом дохо- де» написать в качестве первого лозунга на партийном знамени. Я еще вернусь к «трудовому доходу», к «равному праву» и пр., так как-то же самое повторяется в несколько иной форме и дальше.
2. «В современном обществе средства труда являются монополией класса капиталистов. Обусловленная этим зависимость рабочего класса есть причина нищеты и порабощения во всех формах». Это заимствованное из устава Интернационала положение в данной «исправленной» ре- дакции ложно. В современном обществе средства труда составляют монополию земельных собственни- ков (монополия земельной собственности является даже основой монополии капитала) и ка- питалистов. В соответствующем пункте устав Интернационала не называет ни того, ни дру- гого класса монополистов. Он говорит о «монополии на средства труда, т. е. на источники жизни». Добавление «источники жизни» достаточно показывает, что в средства труда включена также и земля. Исправление было сделано потому, что Лассаль по мотивам, в настоящее время всем из- вестным, нападал только на класс капиталистов, но не на земельных собственников. В Анг- лии капиталист по большей части не является собственником даже той земли, на которой стоит его фабрика.
3. «Освобождение труда требует возведения средств труда в достояние все- го общества и коллективного регулирования совокупного труда при справед- ливом распределении трудового дохода». «Возведение средств труда в достояние всего общества» (!) обозначает, по-видимому, их «превращение в достояние всего общества». Но это лишь мимоходом. Что такое «трудовой доход»? Продукт труда или же его стоимость? А в последнем слу- чае, вся ли стоимость продукта или только та часть стоимости, которую труд присоединил к стоимости потребленных средств производства? «Трудовой доход» — расплывчатое представление, выдвинутое Лассалем вместо определенных экономических понятий.
Что такое «справедливое» распределение? Разве буржуа не утверждают, что современное распределение «справедливо»? И разве оно не является в самом деле единственно «справедливым» распределением на базе современно- го способа производства? Разве экономические отношения регулируются правовыми поня- тиями, а не наоборот, не возникают ли правовые отношения из экономических? И разве раз- ные социалистические сектанты не придерживаются самых различных представлений о «справедливом» распределении? Чтобы знать, что в данном случае подразумевают под словами «справедливое» распреде- ление, мы должны сопоставить первый параграф с этим параграфом. Последний предполага- ет такое общество, в котором «средства труда составляют общественное достояние и сово- купный труд регулируется коллективно», а в первом параграфе мы видим, что «доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества». «Всем членам общества»? Даже и неработающим? Где же тогда «неурезанный трудовой доход»? Только работающим членам общества? Где же тогда «равное право» всех членов общества? Но «все члены общества» и «равное право» — очевидно только фразы. Суть же дела в том, что в этом коммунистическом обществе каждый работник должен получить лассалевский «неурезанный трудовой доход».
Если выражение «трудовой доход» мы возьмем сначала в смысле продукта труда, то кол- лективный трудовой доход окажется совокупным общественным продуктом. Из него надо теперь вычесть: Во-первых, то, что требуется для возмещения потребленных средств производства. Во-вторых, добавочную часть для расширения производства. В-третьих, резервный или страховой фонд для страхования от несчастных случаев, сти- хийных бедствий и так далее. Эти вычеты из «неурезанного трудового дохода» — экономическая необходимость, и их размеры должны быть определены на основе наличных средств и сил, отчасти на основе тео- рии вероятности, но они никоим образом не поддаются вычислению на основе справедливо- сти. Остается другая часть совокупного продукта, предназначенная служить в качестве пред- метов потребления. Прежде чем дело дойдет до индивидуального дележа этой оставшейся части, из нее вновь вычитаются: Во-первых, общие, не относящиеся непосредственно к производству издержки управле- ния. Эта доля сразу же весьма значительно сократится по сравнению с тем, какова она в со- временном обществе, и будет все более уменьшаться по мере развития нового общества. Во-вторых, то, что предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как-то: школы, учреждения здравоохранения и так далее. Эта доля сразу же значительно возрастет по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет все более возрастать по мере развития нового общества. В-третьих, фонды для нетрудоспособных и пр., короче — то, что теперь относится к так называемому официальному призрению бедных. Лишь теперь мы подходим к тому «распределению», которое программа, под лассалев- ским влиянием, так ограниченно только и имеет в виду, а именно к той части предметов по- требления, которая делится между индивидуальными производителями коллектива. «Неурезанный трудовой доход» незаметно превратился уже в «урезанный», хотя все удерживаемое с производителя как частного лица прямо или косвенно идет на пользу ему же как члену общества.
Подобно тому как исчезла фраза о «неурезанном трудовом доходе», так исчезает теперь и фраза о «трудовом доходе» вообще. В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами про- изводства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталисти- ческому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно суще- ствует как составная часть совокупного труда. Выражение «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл. Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капи- талистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравст- венном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло,! Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от об- щества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, со- ставляет его индивидуальный трудовой пай. Например, общественный рабочий день пред- ставляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каж- дого отдельного производителя — это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то коли- чество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое за- трачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме. Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, по- скольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения по- следних между отдельными производителями то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количе- ство труда в другой. Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене об- мен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае. Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено бур- жуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; ра- венство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом. Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивно- сти, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одарен- ность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. По- этому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей при- роде право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зре- ния, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего ос- тального. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потре- бительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, долж- но бы быть неравным. Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противополож- ность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются Полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способно- стям, каждому по потребностям! Я остановился более обстоятельно на «неурезанном трудовом доходе», с одной стороны, и на «равном праве» и «справедливом распределении» — с другой, для того чтобы показать, какое большое преступление совершают, когда, с одной стороны, стремятся вновь навязать нашей партии в качестве догм те представления, которые в свое время имели некоторый смысл, но теперь превратились в устарелый словесный хлам, а с другой стороны, желают из- вратить реалистическое понимание, с таким трудом привитое партии, но теперь уже пустив- шее в ней корни, идеологическим правовыми прочим вздором, столь привычным для демо- кратов и французских социалистов. Помимо всего вышеизложенного, было вообще ошибкой видеть существо дела в так на- зываемом распределении и делать на нем главное ударение. Всякое распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства. Распределение же последних выражает характер самого спосо- ба производства. Например, капиталистический способ производства покоится на том, что вещественные условия производства в форме собственности на капитал и собственности на землю находятся в руках нерабочих, в то время как масса обладает только личным условием производства — рабочей силой. Раз элементы производства распределены таким образом, то отсюда само собой вытекает и современное распределение предметов потребления. Если же вещественные условия производства будут составлять коллективную собственность самих рабочих, то в результате получится также и распределение предметов потребления, отличное от современного. Вульгарный социализм (а от него и некоторая часть демократии) перенял от буржуазных экономистов манеру рассматривать и трактовать распределение как нечто независимое от способа производства, а отсюда изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения. Но когда истинное отношение давным-давно уже выяснено, к чему же снова возвращаться вспять?
«Освобождение труда должно быть делом рабочего класса, по отноше- нию к которому все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу». Первая строфа взята из вступительных слов устава Интернационала, но подверглась «ис- правлению». Там сказано: «Освобождение рабочего класса должно быть делом самих рабо- чих», здесь же, напротив, «рабочий класс» должен освободить — что? — «труд». Пойми, кто может. Зато, как бы в виде возмещения, следует антистрофа — лассалевская цитата чистейшей воды: «по отношению к которому (рабочему классу) все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу». В «Коммунистическом манифесте» сказано: «Из всех классов, которые противостоят те- перь буржуазии, только пролетариат представляет собой действительно революционный класс. Все прочие классы приходят в упадок и уничтожаются с развитием крупной промыш- ленности, пролетариат же есть ее собственный продукт"16. Буржуазия, как носительница крупной промышленности, рассматривается здесь как рево- люционный класс по отношению к феодалам и средним сословиям, стремящимся удержать за собой все те социальные позиции, которые созданы устарелыми способами производства. Следовательно, они не образуют вместе с буржуазией лишь одну реакционную массу. С другой стороны, пролетариат революционен по отношению к буржуазии, потому что он, выросши сам на почве крупной промышленности, стремится лишить производство того ка- питалистического характера, который старается увековечить буржуазия. Но «Манифест» при этом добавляет, что «средние сословия» становятся революционными «постольку, поскольку им предстоит переход в ряды пролетариата». С этой точки зрения, следовательно, опять-таки бессмыслица, будто по отношению к ра- бочему классу они «вместе с буржуазией» и вдобавок еще с феодалами «составляют лишь одну реакционную массу». Разве на последних выборах заявляли ремесленникам, мелким промышленникам и т. п., а также крестьянам: «по отношению к нам вы с буржуа и феодалами образуете лишь одну ре- акционную массу»? Лассаль знал «Коммунистический манифест» наизусть так же, как его правоверные последователи знают составленные им священные писания. И если он так грубо исказил «Манифест», то сделал это лишь для того, чтобы оправдать свой союз с абсолютистскими и феодальными противниками против бур- жуазии. Кроме того, к вышеуказанному параграфу премудрое лассалевское изречение вообще притянуто за волосы, без всякой связи с этой нелепо «исправленной» цитатой из устава Ин- тернационала. Здесь перед нами просто наглая выходка, и уж, конечно, отнюдь не неприят- ная г-ну Бисмарку, одна из тех дешевых дерзостей, которыми промышляет берлинский Марат.
. «Рабочий класс действует для своего освобождения прежде всего в рам- ках современного национального государства, сознавая, что необходимым ре- зультатом его стремлений, которые общи рабочим всех культурных стран, бу- дет международное братство народов». В противоположность «Коммунистическому манифесту» и всему предшествующему со- циализму, Лассаль подходил к рабочему движению с самой узкой национальной точки зре- ния. Ему в этом подражают, — и это после деятельности Интернационала! Само собой разумеется, что рабочий класс, для того чтобы вообще быть в состоянии бо- роться, должен у себя дома организоваться как класс и что непосредственной ареной его борьбы является его же страна. Постольку его классовая борьба не по своему содержанию, а, как говорится в «Коммунистическом манифесте», «по форме» является национальной. Одна- ко «рамки современного национального государства» — к примеру, Германской империи — сами в свою очередь находятся экономически «в рамках мирового рынка», политически — «в рамках системы государств». Любому купцу известно, что германская торговля есть в то же время и внешняя торговля, и величие г-на Бисмарка состоит как раз в проведении извест- ного рода международной политики. К чему же сводит германская рабочая партия свой интернационализм? К сознанию, что результатом ее стремлений будет «международное братство народов». Эта фраза, заимст- вованная у буржуазной Лиги мира и свободы, должна сойти за эквивалент международного братства рабочих классов разных стран в их совместной борьбе против господствующих классов и их правительств. Итак, о международных функциях германского рабочего класса — ни слова! И это все, что ему предлагают противопоставить своей собственной буржуазии, братски объединившейся уже против него с буржуазией всех других стран, и международной заговорческой олитике господина Бисмарка!
Поистине, интернационализм программы стоит еще бесконечно ниже, чем интернациона- лизм партии свободной торговли. И та тоже утверждает, что результатом ее стремлений бу- дет «международное братство народов». Но она и делает кое-что для того, чтобы сделать торговлю международной, и отнюдь не удовлетворяется сознанием того, что все народы у себя дома занимаются торговлей. Международная деятельность рабочего класса разных стран не находится никоим образом в зависимости от существования «Международного Товарищества Рабочих». Последнее бы- ло лишь первой попыткой создать для этой деятельности центральный орган, попыткой, ко- торая благодаря данному ею толчку оставила неизгладимые результаты, но которую в ее первой исторической форме после падения Парижской Коммуны нельзя было дальше про- водить. Бисмарковская «Norddeutsche» имела полное право возвестить к удовольствию своего хо- зяина, что германская рабочая партия в новой своей программе отреклась от интернационационализма.
«Исходя из этих принципов, германская рабочая партия добивается всеми законными средствами свободного государства — и — социалистического общества: упразднения системы заработной платы вместе с ее железным за- коном — и — эксплуатации во всех ее формах; устранения всякого социально- го и политического неравенства». К «свободному» государству я вернусь дальше. Итак, германская рабочая партия должна впредь веровать в «железный закон» Лассаля! Чтобы найти ему место в программе, допускают бессмыслицу, говоря об «устранении систе- мы заработной платы (следовало бы сказать: системы наемного труда) вместе с ее железным законом». Если я устраняю этот наемный труд, то, естественно, я устраняю и его законы, будь они «железные» или мягкие, как губка. Но борьба Лассаля против наемного труда вра- щается почти исключительно вокруг этого так называемого закона. Поэтому, чтобы дока- зать, что лассальянская секта победила, «система заработной платы» должна быть уничто- жена «вместе с ее железным законом», а не без него. Как известно, в «железном законе заработной платы» Лассалю не принадлежит ничего, кроме слова «железный», заимствованного им из гётевских «вечных, железных, великих законов"* . Слово «железный» — это ярлычок, по которому узнают друг друга правоверные. Но если я принимаю закон с его лассалевским штемпелем, а следовательно, и в лассалевском смысле, то я вынужден также принять и лассалевское обоснование его. Что же оно представ- ляет собой? Как показал Ланге уже вскоре после смерти Лассаля, это — (проповедуемая са- мим Ланге) мальтусовская теория народонаселения19. Но если эта теория правильна, то уст- ранить «железный закон» я уж никак не могу, даже сто раз устранив наемный труд, потому что закон этот властвует тогда уже не только над системой наемного труда, но и над всякой общественной системой. Опираясь как раз на эту теорию, экономисты уже больше пятидеся- ти лет доказывают, что социализм не может устранить нищеты, обусловленной самой приро- дой, а может лишь сделать ее есеобщей, равномерно распределив ее по всей поверхности общества! Но все это еще, но самое главное. Совершенно независимо от ложного понимания Ласса- лем этого закона, поистине возмутительный шаг назад заключается в следующем. Со времени смерти Лассаля в нашей партии пробило себе дорогу научное понимание того, что заработная плата является не тем, чем она кажется, не стоимостью — или ценой — труда, а лишь замаскированной формой стоимости — или цены — рабочей силы. Этим са- мым раз навсегда опрокидывались как буржуазное понимание заработной платы, так и вся критика, направленная до тех пор против этого понимания, и ясно устанавливалось, что на- емному рабочему разрешают работать для поддержания своего собственного существования, т. е. разрешают жить лишь постольку, поскольку он известное количество времени работает даром в пользу капиталиста (а следовательно, и его соучастников по пожиранию прибавоч- ной стоимости); что той осью, вокруг которой вращается вся система капиталистического производства, является стремление увеличить этот даровой труд путем удлинения рабочего дня или путем поднятия производительности труда, соответственно — путем большего на- пряжения рабочей силы и т. д.; что, следовательно, система наемного труда является систе- мой рабства, и притом рабства тем более сурового, чем больше развиваются общественные производительные силы труда, безразлично, лучше или хуже оплачивается труд рабочего. И вот теперь, после того как это понимание все более и более прокладывает себе путь в нашей партии, возвращаются назад к догмам Лассаля, хотя теперь-то должны были бы знать, что Лассаль не понимал, что такое заработная плата, и вслед за буржуазными экономистами принимал видимость за сущность дела. Это равносильно тому, как если бы рабы, открыв, наконец, тайну своего рабства, подняли восстание, а один из них, весь еще во власти устаревших представлений, вписал бы в про- грамму восстания: рабство должно быть уничтожено, потому что при системе рабства про- довольствование рабов не может подняться выше определенного, весьма низкого максиму- ма! Один уже тот факт, что представители нашей партии способны были совершить такое чу- довищное покушение на распространенное в партийных массах понимание, — не показывает ли одно это, с каким преступным легкомыслием, с какой бессовестностью приступили они к делу составления компромиссной программы! Вместо неопределенной заключительной фразы в конце параграфа: «устранение всякого социального и политического неравенства», следовало сказать, что с уничтожением классо- вых различий само собой исчезнет и всякое вытекающее из них социальное и политическое неравенство.