Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре... Твой дом остается родным, независимо от того, каким образом ты его покидаешь… Как бы ты в нем - хорошо или плохо - ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия - это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу.
Иосиф Бродский, "Писатель - одинокий путешественник", The New York Times, 1 октября 1972 года.
Тему перенес модератор Balaganoff (balaganoff) Комментарий модератора:
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны, и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите бога прежде всего за то, что вы русской. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русской Россию, возлюбит и всё, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам бог.
Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас всё это производит только одну черствую досаду да уныние.
Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России, и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почувствуете, что любовь всемогуща и что с ней возможно всё сделать. Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете, — последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней бездейственной и праздной жизни. Нет, вы еще не любите России.
А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к богу, а не возгоревшись любовью к богу, не спастись вам.
Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать. Твой фасад темно-синий я впотьмах не найду. между выцветших линий на асфальт упаду.
И душа, неустанно поспешая во тьму, промелькнет над мостами в петроградском дыму, и апрельская морось, над затылком снежок, и услышу я голос: - До свиданья, дружок.
И увижу две жизни далеко за рекой, к равнодушной отчизне прижимаясь щекой. - словно девочки-сестры из непрожитых лет, выбегая на остров, машут мальчику вслед.
Плывет в тоске необьяснимой среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада, ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой пчелиный ход сомнамбул, пьяниц. В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый. Полночный поезд новобрачный плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой, плывет в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья под Новый год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.
Твой Новый год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.
> Иосиф Бродский > > Рождественский романс > > Плывет в тоске необьяснимой > среди кирпичного надсада > ночной кораблик негасимый > из Александровского сада, > ночной фонарик нелюдимый, > на розу желтую похожий, > над головой своих любимых, > у ног прохожих. > > Плывет в тоске необьяснимой > пчелиный ход сомнамбул, пьяниц. > В ночной столице фотоснимок > печально сделал иностранец, > и выезжает на Ордынку > такси с больными седоками, > и мертвецы стоят в обнимку > с особняками. > > Плывет в тоске необьяснимой > певец печальный по столице, > стоит у лавки керосинной > печальный дворник круглолицый, > спешит по улице невзрачной > любовник старый и красивый. > Полночный поезд новобрачный > плывет в тоске необьяснимой. > > Плывет во мгле замоскворецкой, > плывет в несчастие случайный, > блуждает выговор еврейский > на желтой лестнице печальной, > и от любви до невеселья > под Новый год, под воскресенье, > плывет красотка записная, > своей тоски не обьясняя. > > Плывет в глазах холодный вечер, > дрожат снежинки на вагоне, > морозный ветер, бледный ветер > обтянет красные ладони, > и льется мед огней вечерних > и пахнет сладкою халвою, > ночной пирог несет сочельник > над головою. > > Твой Новый год по темно-синей > волне средь моря городского > плывет в тоске необьяснимой, > как будто жизнь начнется снова, > как будто будет свет и слава,
> удачный день и вдоволь хлеба, > как будто жизнь качнется вправо, > качнувшись влево. quoted1
Мне другой его романс больше нравится Романс для Честняги и хора (из поэмы «Шествие) - Иосиф Бродский
Хор: Здесь дождь, и дым, и улица, туман и блеск огня. Честняга: Глупцы, придурки, умники, послушайте меня, как честностью прославиться живя в добре и зле, что сделать, чтоб понравиться на небе и земле. Я знал четыре способа: - Покуда не умрешь надеяться на Господа...
Хор: Ха-ха, приятель, врешь! Честняга: Я слышу смех, иль кажется мне этот жуткий смех. Друзья, любите каждого, друзья, любите всех - и дальнего, и ближнего, детей и стариков... Хор: Ха-ха, он выпил лишнего, он ищет дураков! Честняга: Я слышу смех. Наверное я слышу шум машин; друзья, вот средство верное, вот идеал мужчин:
- Берите весла длинные, топор, пилу, перо, - и за добро творимое получите добро, стучите в твердь лопатами, марайте белый лист. - Воздастся и заплатится... Хор: Ха-ха, приятель, свист! Ты нас считаешь дурнями, считаешь за детей. Честняга: Я слышу смех. Я думаю, что это смех людей. И я скажу, что думаю, пускай в конце концов я не достану курева у этих наглецов. О, как они куражатся, но я скажу им всем четвертое и, кажется, ненужное совсем, четвертое (и лишнее), души (и тела) лень. - За ваши чувства высшие цепляйтесь каждый день, за ваши чувства сильные, за горький кавардак цепляйтесь крепче, милые... Хор: А ну, заткнись, мудак! Чего ты добиваешься, ты хлебало заткни, чего ты дорываешься над русскими людьми. Земля и небо - Господа, но нам дано одно. Ты знал четыре способа, но все они - говно. Но что-то проворонил ты: чтоб сытно есть и пить, ты должен постороннему на горло наступить. Прости, мы извиняемся, но знал ли ты когда, как запросто меняются на перегной года, взамен обеда сытного, взамен "люблю - люблю", - труда, но непосильного, с любовью - по рублю. И нам дано от Господа немногое суметь, но ключ любого способа, но главное - посметь, посметь заехать в рожу и обмануть посметь, и жизнь на жизнь похожа! Честняга: Но более - на смерть.