«Коммунизм — это бутылка пива, грудь мулатки и много всякой вкусной еды»

Пью Старый

44 667 15:09 27.03.2015

Рейтинг темы: +3

Пью Старый
098765

Сообщений: 7307

http://americalatina.rustoria.ru/images/content...

«Рустория» публикует серию писем Владимира Гапонова, который после распада СССР навсегда уехал жить в Аргентину. В этом письме о том, что такое настоящий коммунизм, какому принципу всегда верны аргентинцы, на что пойдёт пролетарий ради работы и как стать своим среди рабочих, попивая матэ.
Оглавление

В последние годы превратилась в расхожий штамп фраза Никиты Сергеевича Хрущёва о том, что Куба — это “ёж в штанах у дяди Сэма”. (Дословно, если помните: «А не подсадить ли нам ежа в штаны дяди Сэма?»).

Тем не менее она остаётся актуальной и сегодня. Более того, по моим расчётам, сегодня в штанах у Дяди Сэма находятся, как минимум, три ежа: кроме уже упомянутой Кубы это Венесуэла (ну уж очень большой ёж, с длинными иголками) и Аргентина (это — совсем маленький ёжик, но тем не менее).

Все три страны имеют разную политическую структуру, каждая — свою историю и свой драматический путь к положению в современном мир. Тем не менее их объединяет общее стремление противостоять давлению и непрошеной опеке северного соседа, хотя конечные цели и видение будущего у каждой из вышеупомянутых стран разные.

Как тут не вспомнить откровения одного молодого кубинского инженера и пылкого революционера (по его собственному признанию), что такое коммунизм. Замечу, что разговор состоялся в 1987 году в пивном баре отеля «Флорида». Предупреждаю заранее — не падайте со стула, так как трактовка коммунизма, которую я приведу ниже несколько отличается от той, что нас учили на уроках марксизма-ленинизма.

Итак, мы задали нашему спутнику простой вопрос:«Хуан Карлос, а что такое, по-твоему, коммунизм?» Кубинец немного подумал и ответил:

- Коммунизм — это когда ты лежишь на пляже Варадеро или Санта Лусия, в одной руке у тебя бутылка холодного пива, в другой — обнажённая грудь мулатки. Ещё много всякой вкусной еды: жаренный цыплёнок, ветчина…И ты смотришь по видео порнофильм.

Действительно, классики марксизма завещали нам несколько иное, но отдадим должное, по крайней мере искренности этого молодого кубинца.

Что касается Венесуэлы, то вся сегодняшняя революционная фразеология в этой стране плотно опирается на идеи, завещанные великим освободителем народов Латинской Америки — Симоном Боливаром, жившим 200 лет назад. Для меня — связь достаточно мутная, но честно говоря, просто жалко жизненного времени, чтобы влезать в конкретику, ведь результат — налицо…

Ну, а с Аргентиной, во всяком случае для меня, всё обстоит более чем просто: все политические доктрины, начиная от Хуана Доминго Перона и до наших дней прострочены белыми нитками национализма и популизма. Хорошо ли, плохо ли это — ещё вопрос, но я хочу в сегодняшнем письме остановиться на пролетарской солидарности и на том, какую роль она сыграла в моей адаптации к жизни в Аргентине и возможности выжить эмигранту, волею судьбы оказавшемуся в этой стране.
Аргентинский принцип

Не буду долго терять время на предисловия, невооружённым взглядом видно, что пролетарская солидарность, а тем более интернациональная солидарность здесь имеет своеобразные аргентинские формы.

Я не буду обобщать мои наблюдения и переносить на весь рабочий класс Аргентины, так как в зонах влияния крупных синдикатов рабочее движение является хорошо управляемой и организованной силой, но дело в том, что их требования, за редчайшими исключениями, сводятся к экономическим и, как правило, в своей отрасли…

А кстати — почему бы и нет? Это позволяет постоянно, если не улучшать жизненный уровень рабочих, то во всяком случае отслеживать и устранять вовремя инфляционные перекосы, а главное придавать борьбе исключительно мирные формы, не давая возможности бесконтрольного бунта. В этом для меня одна из притягательных сторон жизни в Аргентине — пацифизм, отсутствие агрессии в настроениях рабочих, желание всё решить мирными средствами.

Аргентинцы — одна из самых миролюбивых и спокойных наций, которые мне встречались в жизни, свято хранящих (хотя они сами этого и не знают), наш советский принцип времён застоя: «Лишь бы не было войны…»

Ну, а с пролетарским интернационализмом здесь дело обстоит несколько иначе.

Помнишь, Саша, я тебе рассказывал, что в Аргентине для рабочих и техников существует две формы работы по найму: работа по контракту и работа «эффективо» (то есть постоянная работа). Зёрна конфликта здесь заложены в трёх обстоятельствах:

Почасовая ставка у рабочих «эффективо» существенно ниже ставки контрактников, но у них работа является постоянной;
Рабочие, работающие по контракту, в своём подавляющем большинстве являются иммигрантами или детьми выходцев из Боливии, Перу, Чили, т. е. «болитами», как их называют коренные аргентинцы;
И третье обстоятельство: профессиональные навыки рабочих «эффективо» несравнимо выше контрактников, так как они практически всю жизнь работают на одном и том же оборудовании, изучая его досконально, разбирая и ремонтируя его, когда это необходимо.

Контрактники же по окончании ремонта или монтажа оборудования должны снова искать работу и здесь нет выбора — хватаются за всё, что есть на этот момент, будь то турбина или трубопроводы с насосами. Практически все контрактники — мультипле. То есть умеют делать и знают всё, но в очень ограниченных пределах. Кстати, хвастовство, как черта, присущая некоторым «латинос», в данном случае играет тоже не лучшую роль во время их принятия на работу…
Как я искал работу в Аргентине

Ну, а теперь, как это было у меня в первые месяцы, когда я только-только начинал свою рабочую карьеру в Аргентине.

После безрезультатных мытарств по различным аргентинским предприятиям, где мне никогда не отказывали (примечательная черта местных отделов кадров — никогда не лишать соискателя надежды!), но и не предлагали ничего конкретного в обозримом будущем, судьба занесла меня в порт, где располагаются две крупнейшие в Буэнос Айресе электростанции (централи, как их называют в Аргентине) — «Пуэрто Нуэво» и «Централь де Пуэрто».

Была весна — сентябрь. Точно так же, как когда-то в детстве в Севастополе, цвёл миндаль. Большие и маленькие суда, стоящие под разгрузкой в порту, чайки, ветер с Рио Ла-Платы так напомнили мне что-то родное и близкое, что я решил — сегодня мне непременно повезёт.

Ещё больше я утвердился в своём предчувствии, когда в прибрежной гальке вдруг увидел обкатанный волнами кусочек полосатого серого агата, точно такого же, какой я находил когда-то на Феоленте…Я поднял камень и загадал желание.

Не буду говорить, чего я просил от жизни, и так всё ясно. Но, у проходной электростанции меня остановил охранник и сказал, что рабочих мест на станции нет и «CURRICULUM VITAE» не велено принимать. Я повернулся, чтобы уже уйти, как вдруг столкнулся с молодым человеком, который видно услышал мой акцент и заинтересовался мной.

Молодого человека звали Хорхе Рой, он работал инженером по ремонту турбин в централи «Пуэрто Нуэво». Мои предчувствия меня не подвели: уже через неделю меня позвали на ремонт турбины сроком на три недели. В централь я вошёл как контрактник компании «Констру Про».

Во время моего оформления в отделе кадров меня спросили, на какую почасовую зарплату я претендую. Я уже думал заранее по этому вопросу и вполне искренне им ответил, что в качестве пробного периода согласен работать бесплатно, а потом, если сумею проявить себя, и они меня решат оставить — вернёмся к этому вопросу.

Мой ответ вызвал у директора компании приступ смеха.

- Ну, русский, ты меня насмешил! Запомни раз и навсегда: здесь, в Аргентине, никто не работает без денег, — выдавил он, прекратив наконец хохотать.

«Ты, говоришь, инженер? Будешь получать 6 песо в час для начала. Это очень хорошие деньги!», — добавил директор. Для справки: в то время 1 песо равнялся 1 долларy.

Мне также объяснили, что за ночные часы будут платить надбавку в 35%. За сверхурочные (часы экстра — т. е. после 8-часового рабочего дня) тоже полагалось: первые два часа — 50%, следующие часы — 100%. Суббота и воскресенье оплачивались как часы экстра.

После вводного инструктажа по технике безопасности я взял каску и пакет с униформой и отправился домой. По дороге замечал завистливые взгляды некоторых прохожих — в Аргентине работа — это всё. Я придерживаюсь такого-же мнения и сейчас, через 19 лет после описываемых мною событий.

Да, я начал было говорить о пролетарской и интернациональной солидарности…

На следующий день нас собрали перед началом ремонта турбины в мех. мастерской и объявили, что хотят сразу предупредить, чтобы не было фальшивых надежд с последующими разочарованиями, что нас сейчас на контрактную работу принято 80 человек. После первой недели работы, когда вскроют все цилиндры турбины, половина будет сокращена. На третью неделю сократят ещё половину, таким образом к концу ремонта останутся только 20 лучших механиков турбины.

Вот тут-то и начались мои первые иммигрантские университеты: уже после четырёх часов работы, во время обеденного перерыва, у меня украли кожаные перчатки для работы (без перчаток, каски и защитных очков работать строго запрещено!). Спасибо, один паренёк подсказал мне, что их сбросили с отметки обслуживания турбины на нулевую отметку. Делать нечего — пошёл вниз искать перчатки — оказался в зоне, запрещённой для контрактного персонала. Потом кто-то украл мой рабочий инструмент и сбросил его в конденсатор ремонтируемой турбины…

Ещё случай: с помощью воздушной турбинки шлифовали поверхности под лапами генератора. Работа в крайне неудобном положении — лёжа. Одна турбинка на двоих, работаем по очереди. Мой напарник (его звали Марсело) только что закончил свою «смену» и передал инструмент мне, но не успел я начать работу, как он задёргал меня за край комбинезона:

- Подожди, подожди, русо, дай-ка дам ещё немного…

Оказалось, что к турбине приблизился супервизор. И вот картина: Марсело работает, пот в три ручья течёт с него, а я стою рядом… Но, это ещё не всё! Аргентинцы дружно начинают кричать: «Русо — Миранда, русо — Миранда!» Тут двойной смысл: с одной стороны Миранда — женское имя, а с другой — от глагола «мирар» — «смотреть». Короче, русский лишь смотрит, а работают только они.

Одна немаловажная деталь: вместе со мной в ремонте турбины принимали участие в основном боливийцы и чилийцы, они были физически, если не сильнее меня, то во всяком случае в десятки раз проворнее и быстрее, простите меня за такое сравнение — как обезьяны. В то время, как я откручивал одну гайку, «болита» уже успевал отвернуть четыре. И ни в какое сравнение ни шло, когда были работы по уборке вокруг турбины или ручной шлифовке какой-нибудь рабочей поверхности… Я с ними там и рядом не стоял…

И всё равно удача сопровождала меня. На второй день работы обнаружилась одна сломанная деталь системы регулирования турбины. Оказалось, что на станции не было чертежа. Тогда я буквально за несколько минут нарисовал сломанную деталь на бумаге, а потом, с разрешения супервизора, — на компьютере.

С этого дня всё для меня изменилось. Приходилось не столько работать со всеми, сколько делать измерения и чертить. Уже через пару дней ко мне подкатил жирный «компаньеро» и начал плести что-то вроде того, что я не должен делать то, что не делает никто, то есть не должен выделяться…В общем — должен жить, как у нас говорят «по понятиям» и не высовываться…Но, я ему ответил, что выполняю лишь то, что мне приказывает супервизор… На этом «наезд» и окончился. Я уже говорил тебе, что аргентинцы, в общем-то народ миролюбивый…

Но, настоящие изменения в моём профессиональном статусе произошли, после того, как мне дали возможность отцентровать турбоагрегат. Отныне, центровка стала моим «коньком», особенно после моей работы в течение года в испанской компании «Babcock Montajes», где я научился центровать при помощи лазерного луча.

Но, прежде чем закончить сегодняшнее письмо, хочется вспомнить ещё один эпизод. Там же, в «Пуэрто Нуэво», буквально в первый день работы, откручивая гайки регулирования наверху турбины, я вдруг обнаружил, что все мои товарищи по работе куда-то исчезли… Я невозмутимо продолжал свою работу, не находя разумного объяснения, куда же все запропастились.

Минут через сорок все они стали появляться и тогда всё прояснилось: помнишь я писал тебе о времени, официально отведённом на употребления матэ? Так вот, они пили матэ.

Но, для меня всё просто так не сошло с рук. Меня позвал в сторону их делегат синдиката и прочёл лекцию о рабочей солидарности, т. е. если все ушли пить матэ — никто не должен остaваться на турбине.

- Ты, русский, не пьёшь матэ, так пей чай, водку, пей, что хочешь, но работать в это время не должен — это вопрос «компаньеризма» и «пролетарской интернациональной солидарности».

Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!