В частности, с 1 августа «Ростсельмаш» остановит производство на два месяца. До февраля предприятие будет работать лишь три дня в неделю, чтобы хоть как-то сохранить трудовой коллектив.

Что привело к столь серьёзной ситуации в отрасли и есть ли пути её решения, мы узнали у Константина Бабкина.

Константин Бабкин: Рынок, по нашим прогнозам, во втором полугодии будет в два раза меньше, чем в прошлом году. Из-за решения правительства.

Юрий Пронько: А чем обосновывают чиновники отказ от этой программы поддержки? Ведь это всё работало, и предыдущие годы показали, что она эффективна.

К.Б.: Приводятся какие-то наборы аргументов малосвязных, с ними даже спорить трудно. Вот, говорят, что лизинг — это лучше, чем предоставление скидок. На чём такое утверждение основано, для меня непонятно. Говорят, что большую часть субсидий получал «Ростсельмаш», его техника больше других получала привилегий. В процентном отношении это не так.

На любую технику субсидия составляет 15% цены. Да, «Ростсельмаш» лучше других предприятий в «нулевые» — 90-е годы, мы сегодня производим 70% российской сельхозтехники и получаем 70% субсидий. Но субсидии также получают и ещё 70 предприятий средних, малых, крупных, как Кировский завод, и импортных предприятий, производство которых перенесено из Германии, которые реально производят машины в России. Все получают, российские, иностранные, лишь бы они создавали здесь рабочие места, имели здесь компетенции. То есть десятки предприятий получают. Да, «Ростсельмаш» больше. «Это неправильно, нам не это нравится».

Странно всё: мы получаем грамоту две недели назад от премьер-министра с благодарностью за хороший труд, за большие успехи в развитии сельхозмашиностроения. То есть он говорит: «Производите ещё больше, ваши машины прекрасны». А его заместитель Козак говорит: «Что-то вы слишком много производите машин, слишком они прекрасные, давайте-ка уменьшим вашу поддержку, переформатируем её». Набор аргументов, ни один из которых для меня не является серьёзным.

Ю.П.: Какими будут последствия? Вы сказали, что уже переводите завод на режим сокращённой рабочей недели.

К.Б.: Если учесть то, что за прошлый год были подняты налоги, в частности НДС, цены на бензин и другие энергоносители, в целом прессинг на бизнес увеличился, который смягчался наличием этой программы. Сейчас прессинг увеличился, а программы нет. Если что-то не поменяется, если не вмешается премьер, президент, если не вернутся эффективные меры поддержки, постепенно опять производство будет уходить из России. Сейчас доля российской сельхозтехники на нашем рынке выросла с 26% до 60%.

Ю.П.: По всей видимости, это кого-то не устраивает.

К.Б.: Кому-то это не нравится. Мы же должны вливаться в мировую экономику! Зачем нам своё производить, если есть прекрасные западные машины. Давайте кооперацию, международные связи укреплять, давайте больше иностранной техники покупать.

Для мировой экономики, наверное, это хорошо, если будет международная кооперация, и Россия будет покупать больше сельхозтехники американской. Набиуллину за это похвалят международные партнёры. В принципе, это укладывается в гайдаровскую либеральную логику — зачем в России напрягаться, тратить деньги из бюджета?


Ю.П.: Существует мнение — я давно хочу задать вам этот вопрос, — что наша сельхозтехника неконкурентоспособна.

К.Б.: Смотря в каких условиях. В равных условиях мы конкурентоспособны. Мы четверть техники продаём на экспорт, в том числе в страны с самым высоким уровнем технических требований — и в Германию, и в США. Вся Восточная Европа покупает наши комбайны. В некоторых странах, например, в Польше четверть рынка комбайнов — наша продукция. Несмотря на всю русофобию, несмотря на политику.

Наша техника конкурентоспособная. Но если у нас будут поднимать налоги, поднимать цены на металл, продавать его нам дороже, чем в любую другую страну мира, постепенно эта конкурентоспособность исчезнет. Конкурентоспособность техники — это не только технические параметры. Это и цена, и возможность кредитования, и возможность долгосрочного присутствия на рынке с умением обслуживать в долгосрочном плане эту технику. Всё упирается не только в усилия коллективов, производящих технику, это политика государства. Если у нас политика монетаристская, ни о какой конкурентоспособности в дальней перспективе говорить не приходится.

Ю.П.: Чиновники вообще не удосуживаются вам что-либо объяснять? Не нравится, что «Ростсельмаш» получает деньги, и всё? Не нравится, что вы нишу большую занимаете?

К.Б.: Самое ужасное, что это решение об отмене программы было принято без публичного обсуждения, без какого-то совещания. Могли бы сказать, что здесь вы много тратите, куда вы деваете деньги. Мы могли бы показать, ответить, куда мы инвестиции ведём. Лизинг нам не нравится, потому что он менее эффективен, чем эта программа, потому-то и потому-то. Не было такого обсуждения. Собрались между майскими праздниками, когда меньше внимания, видимо, уделяется, «келейно», без приглашения представителей отрасли. И выкатили этот протокол, что всё, программы нет. «Со временем мы разработаем лизинговую схему, которая будет эффективней».

Ю.П.: Можете назвать цифры, когда действовала программа, и сейчас, когда её нет? Я имею в виду, по выпуску продукции. Сокращение произойдёт в разы, кратно? Какой порядок цифр?

К.Б.: В два раза. В прошлом году мы произвели 5400 комбайнов, готовились 5600 произвести, и мощности позволяли, мы сделали инвестиции, разместили заказы у поставщиков. На второе полугодие у нас планы в два раза меньше. То есть не 500 комбайнов производить в месяц, а 200−250.

Ю.П.: Глава российского ЦБ заявляет, что именно отечественный бизнес, а не государство — это к вопросу о поддержке, дотациях — должен выводить экономику на траекторию устойчивого роста. Конечно, цинизм Эльвиры Сахипзадовны потрясает: она говорит о том, что экономический рост создаёт бизнес, не государство, а госинвестиции не могут заменить частные, но почему-то это не распространяется на тот сектор, который она курирует.

Я напомню, на т.н. оздоровление банковского сектора было потрачено 5 трлн рублей. Я думаю, и близко даже реальный сектор российской экономики не видел таких денег. Санировать «ФК Открытие» на 2 трлн рублей — рыночный механизм, а поддержать несырьевое производство в России — это уже, по мнению Набиуллиной, вмешательство в рыночные механизмы. Что скажете?

К.Б.: Набор слов. Мы с ней живем на разных планетах. В принципе, это отражается в жизни. Есть у нас финансовый сектор, который пользуется привилегиями, накачивается деньгами, пользуется поддержкой. И есть реальный сектор, ему повыше налоги, подороже ресурсы. А что вы не рискуете? Значит, вы не умеете производить, не умеете работать. Давайте ещё подавим вас, создадим привилегии для импортёров. Есть белая кость, где гайдаровцы осели, они все такие рыночники, сидят в госбанках, и есть реальный сектор, если не брать сырьевые отрасли, машиностроители, сельское хозяйство, которые финансируются по остаточному принципу.

Ю.П. То есть 5 трлн вы с коллегами не видели.

К.Б. Не видели.

Ю.П. Знаете, Константин, таких, как вы, предпринимателей от реального сектора экономики, глава Банка России обвинила в поиске простых решений. Что, дескать, вам нужны деньги, а сами вы не хотите рисковать.

К.Б. После поднятия в России налогов кредитная ставка у нас держится на заоблачных уровнях, и не планируется её снижать: после того как она втянула Россию в ВТО, открыв все рынки, подавив наших производителей, она ещё про какой-то инвестклимат говорит. Она последовательно годами, десятилетиями ухудшает инвестклимат в России.

Она говорит про улучшение человеческого капитала. То есть народец что-то у нас плохой. Ему, наверное, надо налоги повыше. А инвестклимат что-то у нас плохой, солнышко редко бывает, нужен хороший климат.

Ю.П. Таковы рыночные механизмы.

К.Б. Нефть сырую перерабатывать здесь не надо. Всё на экспорт, для мировой экономики это хорошо. Вот такая логика у неё, но она противоречит интересам России.

Ю.П. Удастся вам сохранить производство, трудовой коллектив?

К.Б. Мы пережили и конец 90-х, и нулевые годы. Этот период длился 10 лет, 15 даже. Мы пережили его. С боями, с выводом из России, с многотысячными сокращениями, но пережили. Полгода проживём, а дальше видно будет. Может, образумится у нас правительство.

Ю.П. А если нет?

К.Б. Ну, будет тот самый взрыв, о котором все говорят. Народу всё труднее становится объяснять, почему в богатой стране, в которой нефть льется рекой и продаётся за огромные деньги, народ живёт бедно и лишается работы. Словами про плохой инвестклимат можно ещё какое-то время продержаться. Но если пойдут массовые сокращения… «АвтоВАЗ» тоже остановил работу. Мне кажется, это сложно будет удержать. И, наверное, придётся всё-таки менять экономическую политику.

Ю.П. Правильно я понимаю, что вам вновь станет выгодно производить комбайны за пределами России?

К.Б. Да. Перенос производства комбайнов займёт несколько лет. Но если эта политика продлится ещё несколько лет, так и произойдёт. Либо мы перенесём производство в другую страну, либо нас здесь задавят импортом, и мы просто закроем его.

Ю.П. Это тупик, с точки зрения развития, с точки зрения роста страны, которая вроде как собралась в топ-5 входить.

К.Б. На наших глазах исчезло четыре комбайновых завода в России. Ни один чиновник за это не то что не был уволен, его премии не лишили. Ну, исчезнет пятый.

Ю.П. Это просто уму непостижимо! А у Набиуллиной, Силуанова, Орешкина всё замечательно. У них кооперация в глобальной экономике идёт. Но вы всё-таки думаете, что они образумятся?

К.Б. Эти ребята — нет. Я надеюсь, что президент перестанет им доверять.

Ю.П. Он же у вас был на «Ростсельмаше»?

К.Б. В феврале прошлого года. Он сказал — ребята, я вижу ваши успехи, я вас поддерживаю. И дал поручение на пять лет продолжить программу 1432. Это было полтора года назад.

Ю.П. Ровно через полтора года программа завершилась.

К.Б. Может, он выводы из этого сделает, что эти люди его просто не воспринимают, не уважают, рубят его эффективные решения. Либо он им продолжит доверять, и, соответственно, «Ростсельмаш» вообще исчезнет с лица земли.