"Заехали мы вдвоем в одну глухую заброшенную деревушку, чтобы согреться, отдохнуть и закусить. Продукты были свои, надо было только найти угол.

Заходим в первую попавшуюся избу. На постели лежит еще молодая женщина, а по разным углам на полу — трое маленьких ребят.

Ничего еще не понимая, просим хозяйку поставить самовар и затопить печь, но женщина, не вставая, даже не приподнимаясь, слабо шепчет:

— Вон самовар, ставьте сами, а мне силушки нет.

— Да ты больна? Что с тобой?

— Одиннадцатый день не было крошки во рту...

Жутко стало... Повнимательнее взглянули кругом и видим, что дети еле дышат и лежат со связанными ручонками и ногами.

— Что же хозяйка у тебя с детьми-то, больны?

— Нет, родные, здоровы, только тоже десять суток не ели...

— Да кто же их связал-то да по углам разбросал?

— А сама я до этого дошла. Как проголодали четыре дня, стали друг у друга руки кусать, ну и связала я их, да и положила друг от дружки подальше.

Как сумасшедшие бросились мы к своей маленькой корзинке, чтобы дать погибающим детям по кусочку хлеба.

Но мать не выдержала, спустилась с постели и на коленях стала упрашивать, чтобы мы поскорее убрали хлеб и не давали его ребятам.

Хотелось выразить порицание этой матери, выразить свое возмущение; но слабым плачущим голосом она заговорила:

— Они больно мучились семь ден, а потом стали потише, теперь уже ничего не чувствуют. Дайте им спокойно умереть, а то покормите сейчас, отойдут они, а потом опять будут семь ден мучиться, кусаться, чтобы снова так же успокоиться... Ведь ни завтра, ни через неделю никто ничего не даст. Так не мучайте их. Христа ради, уйдите, дайте умереть спокойно...

Выскочили мы из избы, бросились в сельсовет, требуем объяснений и немедленной помощи.

Но ответ короткий и ясный:

— Хлеба нет, голодающих много, помочь не только всем, но даже немногим нет возможности"".