Опрос. Как Вы считаете, был ли Сталин счастливым человеком?
01:58 20.02.2014
Распорядитель писал(а) в ответ на :
> Конечно, не был. Политик большого значения вообще не может быть счастливым. > > А Сталин едва ли был бы счастливым и вне политики, учитывая его паранойю и "добрые" отношения со своей семьёй.
Не знаю, но как мне кажется любой человек увлеченный своим делом счастлив. Да и что такое счастье? Ком то для счастья необходима любовь и уважения всего мира, а кому то достаточно, что б его любил и уважал близкий человек. Кому то для счастья надо потребуется несметное богатство, а кому то вкусная лепешка на завтрак. Понятие счастья индивидуально, и зависит лишь от наших притязаний, и их исполненности. Так, что судить о счастье какого то человека тяжело, подходя к измерению его счастья со своим аршином
16:07 20.02.2014
А был ли импортёр госпереворота 1917 года счастлив? Хорошо ли его душе быть не похороненным, а лежать охимиченным в зиккурате под стеклом?
17:02 01.03.2014
Согласно прижизненным биографиям Сталина[31][32] и воспоминаниям его дочери Светланы Аллилуевой[33][34], мать Иосифа, Екатерина Джугашвили, была обременённой тяжёлым трудом женщиной-пуританкой, которая часто колотила своего единственного оставшегося в живых ребёнка, но была безгранично предана ему.[стиль!] Друг детства Сталина Давид Мачавариани говорит: «Като окружала Иосифа чрезмерной материнской любовью и, подобно волчице, защищала его от всех и вся. Она изматывала себя работой до изнеможения, чтобы сделать счастливым своего баловня»[35]. В интервью американскому журналу Екатерина сказала: «Coc был моим единственным сыном. Конечно, он был дорог мне. Дороже всего на свете»[36]. Позднее Екатерина была разочарована, когда её сын так и не стал священником, хотя он и посещал духовную семинарию в Тифлисе.
Отец Сталина, Виссарион (Бесо), был сапожником, подверженным пьянству и приступам жестокости. Он избивал Екатерину и наносил маленькому Coco «незаслуженные, ужасные побои»[31][37][38]. Был случай, когда ребёнок попытался защитить мать от избиения отца. Он бросил в Виссариона нож и пустился наутек[33]. Согласно воспоминаниям сына полицейского в Гори[39], в другой раз Виссарион ворвался в дом, где находились Екатерина и маленький Coco, и набросился на них с побоями, ранив ребёнка в голову.
Когда Coco было одиннадцать лет, Виссарион «погиб в пьяной драке — кто-то ударил его ножом»[40]. К тому времени сам Coco проводил много времени в уличной компании молодых хулиганов Гори[41].
Учившийся вместе со Сталиным Иосиф Иремашвили говорит, что смерть отца «не произвела никакого впечатления на мальчика»[42]. Однако профессор Калифорнийского университета в Дэвисе Даниель Ранкур-Лаферьер (Rancour-Laferriere) считает, что это крайне маловероятно с точки зрения психоанализа[30]. Несмотря на жестокость Виссариона, он все же был одним из самых важных людей в жизни Coco. Ранее испытанное им желание смерти отца, когда он бросил в него нож, исполнилось буквально. Мысль о том, что можно фактически уничтожать своих противников, должно быть, закралась в подсознание Сталина задолго до того, как он начал уничтожать настоящих и воображаемых врагов, уже будучи взрослым человеком[43]. Об этом же пишет Роберт Такер, который делает вывод, что детское желание смерти отца со стороны ребёнка как бы воплотилось в реальной жизни, где нож как орудие убийства явился своеобразным символом, напоминавшим Cталину о его вине[29]. Лассуэлл также отмечал, что психопатологические «личные аффекты Сталина переносились на „общественные объекты“»[26].
Другим важным фактором, который, по мнению психобиографов Сталина, предопределил его политическое поведение, был страх, возникший в детстве на почве того, что отец часто избивал его и мать, пинал их сапогами. Страх быть битым сохранился у Сталина на всю жизнь, и его защитные реакции вылились в разнообразные формы, включая любовь к высоким сапогам, с помощью которых он в буквальном смысле пинал своих детей[44], или использование изощренных средств надругательства над людьми, где пинки имели метафорическое значение.
Следует отметить, что взрослый Сталин отрицал, что провёл ранние годы в атмосфере насилия. Когда биограф Эмиль Людвиг, частично использующий фрейдизм, прямо спросил Сталина, плохо ли обращались с ним родители, тот ответил: «Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо»[45]. По мнению Ранкур-Лаферьера, вероятнее всего Сталин просто не помнил о тех ужасных побоях, которые испытал в детстве от отца[43].
[править] Социальный статус и телесные дефектыСталин был выходцем из низшего сословия и имел различные телесные дефекты: левая рука короче правой, второй и третий пальцы на левой ноге были сращены вместе, маленький рост — 160 см[46], лицо в оспинах. В связи с этим, согласно Ранкур-Лаферьеру, Сталин с детства испытывал чувство неполноценности, что также сказалось на формировании характера и психики тирана[21].
Кроме того, по сведениям Ранкур-Лаферьера, Сталин очень мало путешествовал на Западе, не владел ни одним европейским языком, был плохим оратором, и его считали, в лучшем случае, весьма посредственным теоретиком[47][48].
Однако, как считает Ранкур-Лаферьер, главным источником развития нарциссизма, тщеславия и социопатии у взрослого Сталина были всё же не физические дефекты, a его отношения с родителями в детском возрасте[21].
[править] Садистские наклонностиИзвестный психоаналитик Эрих Фромм в своей книге «Анатомия человеческой деструктивности» описывает Сталина как «классический пример несексуального садизма»[22]:
Одним из самых ярких исторических примеров как психического, так и физического садизма был Сталин. Его поведение — настоящее пособие для изучения несексуального садизма (как романы Маркиза де Сада были учебником сексуального садизма). Он первый приказал после революции применить пытки к политзаключенным; это была мера, которую отвергали русские революционеры, пока он не издал приказ. При Сталине методы НКВД своей изощренностью и жестокостью превзошли все изобретения царской полиции. Иногда он сам давал указания, какой вид пыток следовало применять.
Другой формой проявления садизма Сталина, согласно Фромму[49], была абсолютная непредсказуемость его поведения. Были случаи, когда людей, арестованных по его приказу, после пыток и тяжелых обвинений снова освобождали, а через несколько месяцев (или лет) они снова назначались на высокие посты, и притом без всяких объяснений[50].
Сиомопулос и Гольдсмит используют термин «характерологический садизм»[23]: по их мнению «Сталин наслаждался, причиняя боль другим, но при этом не испытывал сексуального возбуждения».
Лассуэлл характеризует навязчивую идею Сталина о битье как в прямом, так и в переносном смысле ярким примером «перенесения личных мотивов с объектов семьи на объекты общества»[24].
[править] Санкционирование пытокВ ходе сталинских репрессий для получения признательных показаний в широких масштабах применялись пытки[51][52][53][54][55].
Сталин не только знал о применении пыток, но и прямым образом приказал применять «методы физического воздействия» против «врагов народа» и при случае даже уточнял, какой вид пыток нужно было использовать[56][57][58].
Антонов-Овсеенко указывает: «Операции по истреблению безоружных подданных он планировал, готовил и осуществлял сам. Он охотно входил в технические детали, его радовала возможность непосредственного участия в „разоблачении“ врагов. Особое наслаждение доставляли генсеку очные ставки, и он не раз баловал себя этими поистине дьявольскими представлениями»[59].
[править] Отношение к родственникамКак отмечает Ранкур-Лаферьер, к своим сыновьям Сталин по большей части относился с ненавистью[60]: «Хозяин дал своему сыну Василию довольно необычное воспитание. Васька имел обыкновение отлынивать в школе, но учителя не решались ставить ему плохие отметки. Однажды Генсек пришел в школу и попросил, чтобы с его сыном обращались строже. Дома он сбил мальчика с ног и пинал его сапогами — своими сапогами. Это происходило на глазах дочери»[61][62].
Другой сын Сталина, Яков (от первой жены Екатерины), тоже сносил оскорбления, когда стал жить с отцом в Кремле. Сталин обычно называл Якова «мой дурак». Бармин говорит: «Сталин бил его, как когда-то сам был бит отцом, сапожником, который часто бывал пьян»[63][64]. Троцкий даёт подробности того, как Сталин оскорблял Якова, и приходит к тому же выводу относительно корней подобного поведения: «Мальчик Яша подвергался частым и суровым наказаниям со стороны отца. Как большинство мальчиков тех бурных времен, Яша курил. Отец, сам не выпускавший трубки изо рта, преследовал этот грех с неистовством захолустного семейного деспота, может быть, воспроизводя педагогические приемы Виссариона Джугашвили. Яша вынужден был иногда ночевать на площадке лестницы, так как отец не впускал его в дом. С горящими глазами, с серым отливом на щеках, с сильным запахом табака на губах Яша нередко искал убежища в нашей кремлевской квартире. „Мой папа самашедший“, — говорил он с резким грузинским акцентом. Мне думается сейчас, что эти сцены воспроизводили, с неизбежными отличиями места и времени, те эпизоды, которые разыгрывались тридцатью пятью годами раньше в Гори, в домике сапожника Виссариона»[65].
Как отмечает Ранкур-Лаферьер[66], отождествление с агрессором замкнуло круг, когда сын по отношению к собственным сыновьям вел себя так же, как вёл себя с ним его отец. Сталин в этом отношении был совершенно типичен, так как детскими психиатрами общепризнано, что «наказывающие детей родители сами подвергались родителями телесным и эмоциональным оскорблениям»[67].
[править] Отношение к детям Проект постановления ЦИК и СНК Союза ССР «О борьбе с несовершеннолетними преступниками». (С дополнениями и пометками И.Сталина[68] Фотография „Друг детей“, на снимке Геля Маркизова, чьи родители впоследствии были репрессированы.[69]Однако, согласно Ранкур-Лаферьеру, Сталин жестоко обращался не только с собственными детьми, но и с любыми другими детьми[66]. 7 апреля 1935 года был издан указ о том, что дети в возрасте от 12 лет могли быть арестованы и подвергнуты наказанию (включая смертную казнь) наравне со взрослыми, причём сохранился проект этого постановления с правками Сталина[70]. Дети родителей, которые были арестованы, арестовывались особенно часто. Антонов-Овсеенко приводит несколько случаев, в которых не последнюю роль сыграл лично Сталин. Когда Бухарин позвонил Сталину, чтобы выяснить, почему были арестованы оба сына Микояна, Генсек коротко отрезал: „Вольнодумы они!“[71]. Когда Сталин арестовал Александра Сванидзе, он также втянул одиннадцатилетнего сына Сванидзе в то, чтобы тот дал показания против отца. Согласно Орлову, по указанию Сталина так же поступили и с сыном Каменева[72]. Ранее, во время голода 1932 года, Сталин лично издавал указы о том, чтобы расстреливать голодных детей („беспризорных“), которые воровали еду из железнодорожных вагонов и якобы распространяли венерические заболевания[73].
[править] Отношение к соратникамРанкур-Лаферьер полагает, что одной из садистских манер Сталина в его общении с соратниками было личное уверение их в том, что они находятся в безопасности, а непродолжительное время спустя их забирали[74]. Например, согласно Антонову-Овсиенко, в тот самый день, когда был арестован Николай Вознесенский, Сталин пригласил его на свою дачу и даже предложил тост за его здоровье[75].
Как пишет профессор психиатрии из Chicago Medical School Эрнест Раппапорт, одной из излюбленных жертв Сталина был его личный секретарь Александр Поскребышев[76]: однажды под Новый год Сталин решил поразвлечься таким образом: сидя за столом, он стал сворачивать бумажки в маленькие трубочки и надевать их на пальцы Поскребышева. Потом он зажег эти трубочки вместо новогодних свечей. Поскребышев извивался и корчился от боли, но не смел сбросить эти колпачки[77][76].
Фромм утверждает, что особенно изощрённая форма садизма Сталина состояла в практике арестовывать жён[49], а иногда также и детей, высших советских и партийных работников и затем отсылать их в трудовые лагеря, в то время как мужья продолжали ходить на работу и должны были раболепствовать перед Сталиным, не смея даже просить об их освобождении. Так, в 1937 г. была арестована жена Калинина[78], жена Молотова (Был также арестован ряд её родственников), жена и сын Отто Куусинена, одного из ведущих работников Коминтерна, брата Кагановича — все были в трудовых лагерях.
Дочь Сталина Светлана вспоминает, что по её заявлению Поскрёбышев сам был вынужден представить на подпись Сталину ордер на арест своей жены. При этом он попытался встать на её защиту. „Так как органы НКВД считают необходимым арест Вашей жены, — сказал Сталин, — так и должно быть“. И он подписал ордер. Увидев выражение лица Поскребышева, Сталин засмеялся: „В чем дело? Тебе нужна баба? Мы тебе найдем“. И действительно, вскоре в квартире Поскребышева появилась молодая женщина и сказала, что ей было предписано вести его хозяйство[79]».
[править] Комплекс неполноценностиРяд психоаналитиков, а также ученых, не использующих психоанализ, отмечают, что Сталин был о себе низкого мнения[6].
Известный психиатр и психоаналитик Густав Быковский, например, говорит о «бессознательном комплексе неполноценности» Сталина[6]. Нарциссизм Сталина в некоторые моменты его жизни ущемлялся[80]. Согласно теории психоанализа, ущемление нарциссизма, если оно не вызывает депрессивной тенденции или тенденции к самоубийству, может привести через чрезмерную защитную компенсационную реакцию к мании величия или чувству превосходства[81][82]. В отличие от здорового чувства всемогущества в ребёнке или в уверенном в себе, хорошо приспособленном к среде взрослом человеке, мания величия носит защитный характер и маскирует скрытое беспокойство[83].
Хрущев говорит, что Сталин своей рукой вносил самовосхваляющие пассажи в рукопись официальной «Краткой биографии». Например: «На разных этапах войны сталинский гений находил правильные решения, полностью учитывающие особенности обстановки»[84][85][86]. Такер указывает, что Сталин считал себя гением: «Чтобы понять Сталина, мы должны увидеть его как человека, для которого выражение „гениальный Сталин“, постоянно применяемое к нему средствами массовой информации после середины 30-х годов, выражало его фундаментальные представления о себе самом»[87]. Ранкур-Лаферьер полагает, что коллеги Сталина превосходно понимали, что его нарциссизм нуждался в постоянной поддержке в виде подобных выражений, и знали, что любые протесты с его стороны были фальшивыми[86].
Чувство неполноценности у Сталина иногда проявлялось неожиданным образом[47]. Например, Черчилль описывает один случай на Потсдамской конференции: «Затем произошло нечто весьма странное. Мой грозный гость поднялся со своего места с карточкой меню в руках и пошёл вокруг стола, собирая автографы многих из присутствующих. Я никогда бы не подумал, что он мог быть собирателем автографов! Когда он вернулся ко мне, я по его просьбе поставил свою подпись, и мы оба посмотрели друг на друга и рассмеялись. Глаза Сталина искрились весельем и юмором»[88]. Ранкур-Лаферьер высказывает теорию, что столь странное желание лидера крупного государства иметь автографы знаменитостей могло объясняется желанием, даже в зените влияния и почета, иметь осязаемое, письменное доказательство того, что он был на короткой ноге её знаменитостями[47].
[править] Нарциссизм и культ личностиОсновная статья: Культ личности Сталина Согласно Рангур-Лаферьеру, «Сталин компенсировал свою нарциссическую ущербность, соорудив напыщенный образ своего „Я“»[89]. Окружающие его сотрудники протянули руку помощи, периодически снабжая Сталина «нарциссическими поставками». Одним из механизмов защиты у Сталина была проекция[89]. Например, в тяжелых потерях, понесённых Красной Армией в течение первых месяцев войны с Германией, Сталин обвинил Жукова[90]. После того, как войска Гитлера напали на Советский Союз, Сталин поддразнивал Молотова на банкете с союзниками: «Молотов, встань и расскажи всем о твоём пакте с немцами»[91][92].
Сталин организовал масштабный культ личности самого себя, в который включились и средства массовой информации, и деятели искусства и академической науки[93]. По наблюдениям Вольского и Суварина, уже сам по себе характер того, как относилась к Сталину пресса тех лет, может служить доказательством его мании величия[94]. Вот список, некоторых грандиозных эпитетов, использовавшихся средствами массовой информации по отношению к Сталину при его жизни[95]:
Великий Вождь советского народа, Вождь мирового пролетариата и просто — Великий вождь, Великий Друг детей, а также — Друг женщин, колхозников, художников, шахтеров и актеров, водолазов и бегунов на длинные дистанции, Продолжатель дела Ленина Великий мастер смелых революционных решений и крутых поворотов, Преобразователь природы, Великий Кормчий, Великий стратег революции, Величайший полководец, Маршал, Генералиссимус, Знаменосец коммунизма, Отец Народов, Отец, Вождь, Друг и Учитель. Великий интернационалист Почетный пионер, Почетный академик, Гений человечества, Корифей науки, Величайший гений всех времен и народов Ранкур-Лаферьер считает, что в своей мании величия Сталин иногда доходил до отождествления себя с Богом[96]. Разговаривая с католикосом Грузинской Православной Церкви в середине 40-х годов, Сталин спросил его: «И кого же Вы больше боитесь — меня или Бога?» Служитель церкви был в замешательстве и не смог ответить. Тогда Сталин высказал следующее наблюдение: «Я знаю, что Вы больше боитесь меня, иначе Вы не пришли бы на встречу со мной в обычной гражданской одежде»[97]. По мнению главного специалиста государственного архива РФ, д.и.н. Олега Хлевнюка у Сталина были определенные проблемы с психикой именно на почве необъятной власти. [98]
[править] ПараноидальностьНакануне своей внезапной смерти в 1927 году, В. М. Бехтерев, в присутствии своего помощника С. С. Мнухина, охарактеризовал только что обследованного им Сталина как параноика[99]. В 1937 году Д. Д. Плетнёв поставил Сталину диагноз мании величия и мании преследования[100]. В 1965 году обследовавший Сталина терапевт А. Л. Мясников написал в своих воспоминаниях, что атеросклероз мозговых артерий в последние годы жизни Сталина мог быть причиной его жестокости и подозрительности, боязни врагов, крайнего упрямства и утраты адекватности в оценке людей и событий[101]. В 1988 году А. Е. Личко высказал мнение, что у Сталина была паранойяльная психопатология[100]. С другой стороны, психиатр Марк Рыбальский считает, что параноидной шизофрении у Сталина не было[102]. Президент Всемирной федерации неврологов В. Хачински также ставит под сомнение наличие тяжёлого психического заболевания у Сталина в ранние годы его жизни и полагает, что у него было параноидное расстройство личности[9]. По мнению Хачински, лишь в послевоенные годы состояние Сталина стало заметно прогрессировать в сторону паранойи.
[править] Мания преследованияНаучный сотрудник Оксфордского университета Алекс Де Йонг цитирует отчет Министерства иностранных дел Великобритании, где говорится, что Сталин так боялся покушения, что его врач «должен был осмотреть ряд людей, которые все были так похожи на Генерального секретаря, что он не знал, кто из них был Сталин»[103].
Хрущев в своей речи на XX съезде партии в 1956 году описывает то, что согласно Ранкур-Лаферьеру, является очевидными параноидальными симптомами[104]:
Сталин был очень недоверчивым человеком; он был болезненно подозрителен; мы знаем это по работе с ним. Он мог посмотреть на кого-нибудь и сказать: «почему ты сегодня не смотришь прямо?» или «почему ты сегодня отворачиваешься и избегаешь смотреть мне в глаза?»
Такая болезненная подозрительность создала в нём общее недоверие и к выдающимся партийцам, которых он знал годами. Всюду и везде он видел «врагов», «лицемеров» и «шпионов[105].
Вследствие необычайной подозрительности Сталина, у него даже появилась нелепая и смехотворная мысль, что Ворошилов был английским агентом. (Смех в зале.) Да, да, — английским агентом. В доме Ворошилова была даже сделана специальная установка, позволяющая подслушивать, что там говорилось[106].
Нейрохирург и историк Берт Эдвард Парк приводит несколько примеров, которые по его мнению подтверждают, что после войны у Сталина крайне усилилась подозрительность[107]. В одном разговоре с Жуковым, Сталин признался, что боится собственной тени. Во время ужина с членами Политбюро, он неожиданно обвинил молчавшего Жданова в том, что того якобы ничего не волнует. Он жаловался о генеральном секретаре ЦК Польской рабочей партии Владиславе Гомулке, что тот всё время смотрит прямо в глаза и записывает каждое его слово. В 1951 году он сказал в присутствии Микояна и Хрущёва, что никому не доверяет, даже самому себе.
[править] АнтисемитизмСм. также: Антисемитизм в СССР Исследователи личности Сталина, в частности профессор Принстонского университета Роберт Такер и профессор Калифорнийского университета Даниель Ранкур-Лаферьер считают, что паранойя Сталина ярко проявлялась в его антисемитизме[108]. Ранкур-Лаферьер отмечает в этой связи послевоенную кампанию против „безродных космополитов“, когда евреев вычищали из сферы государственного управления и других организаций, массовые аресты и расстрелы деятелей еврейской культуры и ликвидацию еврейских школ, театров и газет. Особое внимание обращается на так называемое „Дело врачей“, в ходе которого группа медиков, главным образом евреев, была обвинена в убийстве или попытке убийства высокопоставленных советских работников. В ходе этого антиеврейского процесса процесса Сталин, по словам Хрущёва, обвинил членов Политбюро в недостатке суровости: „Вы слепцы, котята, что же будет без меня — погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов“[109]. Статью про «врачей-убийц» Сталин правил лично.[98]
[править] Массовые репрессииОсновная статья: Сталинские репрессии Массовые репрессии были одним из самых ярких публичных проявлений того, что Сталин постоянно ощущал себя кем-то преследуемым[110].
Процессы 30-х годов служили не только политическим символом логической обоснованности Большой Чистки, но в то же время были психологическим символом попытки логически оправдать параноидальную тенденцию самого Сталина»[111].
См. также: Дело Промпартии, Шахтинское дело, Дело Трудовой крестьянской партии, Кремлёвское дело, Первый Московский процесс, Второй Московский процесс и Третий Московский процесс По оценками Такера, мир Большой Чистки и связанных с ней процессов, заполненный множеством замаскированных врагов, плетущих заговор с целью уничтожения сталинского режима и самого Сталина, был образным миром самого Сталина[111]. Под сталинским руководством НКВД с помощью Вышинского и других подтверждал реальность этого мира и заставлял его проявляться ещё более конкретно и убедительно, используя для этого аресты большого числа советских граждан, вынуждая их сознаваться, что они были замаскированными врагами, и выставляя их на показательные процессы, в которых бывшие ведущие оппозиционеры и другие люди публично объявляли себя виновными в измене. Соответственно, мы можем рассматривать процессы как приводной механизм, передающий вовне работу чего-то похожего на параноидальную маниакальную систему, составляющими которой являются центральная тема (великий заговор) и злобная псевдообщность («Блок правых и троцкистов»). В этом отношении стенограмма процесса является документом из истории человеческой психопатологии[111][112].
[править] СоциопатияПсихоаналитик Джордж Морейтис описывает внутренний мир Сталина как «регрессивные восприятия примитивного индивида, потерявшего связь с интеллектуальным и эмоциональным чувством реальности обыкновенного человека»[5].
[править] КритикаСпециалисты Университета Фри-Стейт Ф. Ретиф и А. Весселс полагают, что несмотря на то, что Сталину был свойствен нарциссизм, элементы садизма и выраженные черты параноидной психопатии, он не был сумасшедшим[17]. Он быстро схватывал реальность и был способен манипулировать другими обладающими властью людьми. Такие качества исключают шизофрению. Кроме того, авторы утверждают, что нет каких-либо доказательств о наличии у Сталина галлюцинаций, которые могли бы служить основанием для постановки диагноза психоза.
Д. Джоравски считает, что Д. Ранкур-Лаферьер недостаточно обосновывает свои выводы историческим материалом и игнорирует источники, которые противоречат его теории[113]. Например, Светлана Аллилуева пишет, что отец Сталина бил только свою жену, а Иосифа била мать. Кроме того, она опровергает слухи о том, что Сталин бил своих детей. По мнению Джоравски, Сталин был прагматичным центристом, и для историков предствляет больший интерес анализ коллективной ментальности, которую Сталину удалось мобилизовать и использовать.
С. Дэвис и Дж. Харрис критикуют психоисторический подход к биографии Сталина в целом, как чрезмерно гипотетический, хотя работы Такера более исторически обоснованы, чем психоаналитическое толкование Ранкур-Лаферьера[114].
Р. Вессон также находит психоисторический подход неубедительным[115]. Ему кажется натянутым объяснение поступков Сталина комплексом неполноценности, а не свойственной ему жестокостью и тщеславием. Вессон обращает внимание на, что преданные матери и жестокие отцы были распространённым явлением в Грузии XIX века, однако судьба Сталина разительно отличается от судеб большинства его соотечественников.
В. С. Лельчук полагает, что о развитии личности Сталина лучше всего говорят его поступки[116]. Анализ психики Сталина представляет собой ценность, если благодаря нему можно объяснить, зачем Сталин примкнул к большевикам, как ему удалось победить в борьбе за единовластие, почему он принимал те или иные решения и т. д. Лельчук считает, что психоисторический подход Р. Такера в конечном итоге привёл его к ошибочному выводу, что Сталин видел в Ленине образец для подражания, тогда как Лельчук утверждает, что Сталин неоднократно отходил от ленинского учения задолго до консолидации своей власти. По мнению Лельчука, Сталин был прежде всего первоклассным аппаратчиком, который для достижения личных целей использовал политические спецслужбы.
Т. Раковска-Хармстоун также усматривает внутренее противоречие в том, что согласно Такеру, Сталин разрушил ленинское наследие вопреки своей идентификации с Лениным[117]. Она ставит вопрос, нельзя ли объяснить поведение Сталина особенностями российской культуры с её самодержавным прошлым. На взгляд Раковска-Хармстоун, психобиографии Сталина недостаточно для понимания сталинского периода, и её необходимо как минимум дополнить психобиографией Ленина.
Р. Дэвис считает, что для проверки утверждений, которые психобиографы делают о Сталине, необходимо провести аналогичный анализ для других лиц из его окружения и объяснить, почему одни проиграли Сталину в борьбе, а другие вошли в его команду[118]. Дэвис полагает, что экономические, социальные и политические обстоятельства часто играли более значимую роль по сравнению с душевными переживаниями и прихотями Сталина и что многие его решения были вынужденными. На основе работ Такера Дэвис делает вывод, что своим параноидным поведением Сталин был обязан не только бессознательным мотивам, но и объективной враждебности со стороны других партийных деятелей[119].
