Уважаемые читатели, сегодня, Первого мая 2009 года я начинаю публиковать свою первую книгу «Убийцы» в её оригинальной трактовке. Для тех, кто уже прочитал её второе, переработанное состояние, я всё-таки советую хотя бы мельком просмотреть и этот её вариант. Вы обязательно найдёте в нём что-то новенькое для себя. Тем более, что я, так старался тогда, в апреле 2000 года, ведь я впервые за свои деньги издавался и моя встреча как автора с читателем, тоесть с вами, для меня была очень важна. Ну вот, опять написал не то, что хотел сначала. Пробую ещё разок. Уважаемые читатели, сегодня, Первого мая 2009 года исполняется ровно девять лет со дня выхода в свет моей первой книги «Убийцы». Именно в этот день 2000 года я её впервые стал распространять на Мончегорском городском рынке. Книга была выпущена типографией «Магнек» г. Апатиты нелегально, выполняя волю нового президента России Путина в первые его сто дней правления страной. На страницах этой книги вы увидите то, что я уже тогда предсказывал угрозу моей жизни. И подписанный Путиным в 2001 году антиконституционный УПК, с помощью которого он упрятал меня в психиатрический стационар как автора этой книги, и покушение на меня 08.02.09. вставшее в этот ряд, и угрозы упрятать меня по сфабрикованным уг. делам от прокурора г. Мончегорска Лобаса, и угроза убийством от начальника ФСБ г. Мончегорска, и избиения членов моей многодетной и многострадальной семьи как самими сотрудниками правоохранительных органов, так и их наёмниками - всё это еще, по-видимому, пока ещё неполный список злоключений в России выпавших на мою долю. Если я скажу вам то, что когда на Мончегорском рынке предприниматели читали мою книгу, то они просто и открыто ржали во всю глотку, то я этим вообще ничего не скажу. А вот моя учительница по физике, прочитав мою книгу, прямо сказала, что по этому сюжету нужно писать сценарий и создавать художественный фильм. То, что надо мною в буквальном смысле сегодня смеются все кому не лень, именно потому, что Путин показал вам всем, что с такими как я он умеет расправляться и уничтожать нас в психушках, и то, что вы все считаете по-прежнему, что в России бороться с существующей СИСТЕМОЙ бесполезно, что это удел умалишённых – вот хотя бы это и можно считать результатом прожитой мною жизни. Я писал и буду продолжать писать только ради того, чтобы закрепить в своих произведениях то настроение и те порывы ваших и моей душ. Я писал, и буду продолжать писать ради торжества добра и справедливости. Даже в своих стихах я обнаруживаю качественное их улучшение и всё большую поэтичность по сравнению с моими первыми потугами в этом не простом деле. И меня несказанно радует ваш интерес к ним. Думаю что и этот просканированный вариант «Убийцы» доставит вам больше положительных эмоций, нежели отрицательных. Кто-то из вас будут ржать как лошадь, а кто-то возможно и поступит наоборот. Вы главное не судите меня строго, я ничего не буду изменять в своих речевых оборотах. Вы будете читать книгу в оригинале. И знайте то, что весь её тираж был уничтожен моей женой по указанию администрации психиатрического стационара в обмен на моё освобождение из застенков Путинизма. Выйдя на свободу, я с трудом сумел разыскать вот этот единственный экземпляр книги и вот теперь я его демонстрирую вам. Кто уже внимательно прочитал мои предыдущие книги, тот уже знает то, что в последствии типография «Магнек» стала отрицать вообще факт напечатания у них этой моей книги. Правоохранительные органы России пытались меня обязать без помещения в психиатрический стационар уничтожить своими руками весь тираж этой книги, тоесть я должен был своими руками уничтожить все деньги, которые вложил в её издание, а это огромные деньги по тем временам для меня и моей семьи. Вы вправе со мною не согласиться, но я думаю, что если бы я выпустил свою книгу ста днями ранее, то её выпуск небыл бы таки печальным. Именно с приходом во власть России Путина всё в стране перевернулось в одночасье с ног на голову. Сам нелегальный выпуск я расцениваю именно как введение Путиным запрещённой Конституцией России цензуры. Ну а то, что и средства массовой информации и работа правоохранительных органов в одночасье тоже видоизменились и стали ещё боле антинародными, то это всё я испытал на своей шкуре и спорить со мною на эту тему я вам не советую. Путин уничтожил даже ТВ-6, а оставшееся ТВ-21 использовал для распространения порочащей моё имя информации. Если при Ельцине я не испытывал никакого противостояния с существующей властью в стране, то с приходом к власти мистера Путина я это противостояние ощутил в полный рост, и практически сразу же. Результатом моего противостояния с Путинизмом стали распад моей многодетной семьи, и отречение от меня моих детей, и признание самими правоохранительными и судебными органами России существование в России фашистского строя под названием Путинизм. И даже был доказан принцип двойного наказания за одно и тоже противоправное деяние. А сколько ещё будет раскрыто и потом изучено? Впереди рассмотрение моей жалобы в Страсбургском Суде. Конечно, я не надеюсь, на справедливое рассмотрение её там именно потому как считаю, что Россия как сильная держава не нужна абсолютно никому в мире. Поэтому и сам Ельцин, и та демократия, пришедшая к нам в наше общество небыли нужны вообще никому, возможно и нам самим потому, что мы не сумели ею воспользоваться и сохранить её. А Ельцин, просто и нагло, откровенно и цинично предал всех нас, отдав добровольно власть в руки ставленников от НКВД, душегубов и народных кровопийц. Я всегда напоминаю всем, что это отречение Ельцина от власти произошло сразу же после подрывов жилых домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске. Только я, своею судьбою могу угрозы в мой адрес, и эти теракты, и антиконституционные деяния Путина как президента, представлять как единое целое и антинародное явление, называемое в простонародии «СИСТЕМА». И если я в одиночку ничего с ней поделать не могу в силу явного неравенства сил, то я очень надеюсь на то, что мой внук меня хотя бы не будет проклинать за то, что я ему оставлю разворованную и униженную Родину после себя. Своей вины в обнищании как материальном, так и духовном когда-то Великого народа я не вижу и поэтому дышу ровно. Однако, я написал опять не то, что хотел. Попробую снова. С праздником дорогие товарищи! «Да здравствует Первое Мая – день солидарности всех трудящихся»! «Пролетарии всех стан объединяйтесь»! «Народ и партия ЕДИНЫ»! «Партия - наш рулевой»! «Мы рождены, что б сказку сделать былью». «Кто не работает, тот ест».
ОТ АВТОРА
Многим в годы Советской власти казалось, что человек, обливший и поджёгший себя бензином на Красной площади в Москве, считается человеком с отклонениями в умственном развитии, в общем, псих. Но в годы демократических преоб¬разований массовые голодовки и самоубийства на той же Крас¬ной площади лишь только доказывают, что Россияне знают, на что идут, и где находятся их враги. Даже одним выбором места самоубий¬ства или проведения голодовки каждый подчёркивает мысль о том, кто виновен в доведении их до отчаянного поступка. Как правило, за много лет до этого рокового шага все мы, надеясь на гарантии российского государства, пишем жалобы и заявления во всевозможные инстанции. Убедившись в пол¬ном безразличии к нашей судьбе чиновников на всех уровнях, мы вынуждены выбирать одно из двух: либо сдаться, и сми¬рится со своим униженным положением в обществе, то есть отказаться от восстановления нарушенных прав в результате устроенного на тебя преследования за критику, и утопить свою боль в алкоголе. Или покинуть свою Родину и искать себе при¬станище где-то за рубежом. Или как я, не желая терпеть унижения и произвол властей, принял решение покончить жизнь самоубийством. Место совершения акта самосожжения я выбрал не случайно, именно КПСС и её вожди более во мне не вызывали ни какого чувства гордости, патриотизма к своей Родине СССР. Потеряв веру в своё будущее, в государство, меня воспитавшее именно в духе безоговорочного уважения к КПСС, я понял, что я в государстве российском никому не нужен, и особенно самому государству. Я возненавидел КПСС, и даже весь Советский народ за то, что они со мною сделали, и не нашёл другово решения, как покончить жизнь самоубий¬ством там, где мои враги более всего себя проявляют, и яв¬ственно показать, кто виновен в доведении меня до самоубий¬ства. Лучшего места, чем Красная площадь и Мавзолей в России для осуществления этой цели нет. В первой книге я постараюсь воссоздать атмосферу тех лет, события имевшие место, приобщу документы, подтверж¬дающие справедливость моих выводов. А вам, уважаемый чи¬татель, судить, имел я право на отчаянный поступок или нет, и мог ли я перестать себя считать человеком и искать утеше¬ние в алкоголе. Но как бы строго меня не осудил уважаемый читатель, я никогда не буду судить прав или виноват человек, наложив¬ший на себя руки. Такие решения рождаются в муках и не являются признаком слабоумия. Псих скорее убьёт другово, нежели себя. Конечно, с точки зрения Христианства самоубий¬ство большой грех, но как тогда относиться к Харакири у Японцев. Или вековые устои и культура других народов в России только из-за того, что мы христиане поддаются сомне¬нию, и почему в таком случае мы христиане не вправе отда¬вать свою жизнь за веру в себя. Просто гордо умереть, не отдав государству свои честь и достоинство, ведь оно именно этого добивалось от меня многие годы. Настоящей книгой я, как автор преследую цель предо¬ставить всему миру доказательства преступлений, совершён¬ных в отношении меня работниками прокуратуры России и СССР. Самое главное чтобы они поняли то, что теперь любое их злодеяние я предам гласности через мои книги. Книга "Убийцы" задумана в ответ на незаконный отказ Генеральной прокуратуры России рассмотреть моё заявление о возбуждении уголовного дела за доведение меня до само¬убийства. И надеюсь, что доказательств я в книге предостав¬лю достаточно, к сожалению далеко не все. В следующих моих книгах будут описаны новые преступ¬ления Генеральной прокуратуры России, как преступного сообщества, в ответ на мои заявления о новых известных мне уголовных преступлениях в Генеральной прокуратуре. И чем больше в отношении меня будет совершено уголовных пре¬ступлений, тем больше я напишу книг. В последствии все книги будут объединены в одну большую книгу и увидят свет в виде полного собрания моих мемуаров. А пока я буду изда¬ваться маленькими книжками на каждую конкретную тему из моей биографии.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В 1977 году вернувшись из армии, я вступил во вла¬дение частной собственностью. Дом, построенный моим отцом по адресу Боровая 28 в г. Мончегорске в результате дарения стал принадлежать мне. С работой тоже повезло, поскольку попал в очень хороший коллектив УМР треста Кольстрой. В этом коллективе меня и сегодня принимают как своего, не смотря на то, что я уже там не работаю более двадцати лет. Да и коллектив из- за перестройки сократился в десятки раз и пе-реживает самые худшие времена. И хочется только заметить, что это был и есть коллектив достойных представителей рабо¬чего класса и состоял из постоянных жителей г. Мончегорска, и, несмотря на то, что в этот коллектив постоянно внедряли "химиков", условно освобождённых моральный дух в коллек¬тиве был крепкий, и "химики" ничем не выделялись из обшей среды рабочих. И я искренне жалею, что в результате аги¬тации бросил этот коллектив и перешёл на работу в очень плохую организацию - Мончегорский ГОВД. И хотя моя работа не была связана с пьяницами и уголовниками, я со всей откровенностью заявляю, что нравилась мне, но я подвергся такой обработке внутри коллектива, что понял и пожалел об уходе из УМР. Однако в должности Младшего инспектора связи я продержался в ГОВД г. Мончегорска почти четыре года. За это время я откровенно разругался с замполитом ГОВД Емельяненко А.Г, который проводил в ГОВД политику` насилия и унижения, и воспитывал в сотрудниках ГОВД цинизм и отвращение к КПСС. Достаточно привести один пример. Емельяненко решил пополнить ряды КПСС одним из недо¬стойных работников ГОВД. На комсомольском собрании я вы¬ступил против и рассказал все, что знаю о кандидате Емель¬яненко. Так вот Емельяненко потребовал проголосовать всех за удаление меня с комсомольского собрания, как наносящего вред КПСС. И все единогласно проголосовали за. И я под смех всего ГОВД вынужден был покинуть помещение. Я толь¬ко подчеркну, что голосовали единогласно, поскольку и впредь против меня всегда голосовали единогласно. Ну а по совести, или из-за страха быть подвергнутым преследованию замполи¬том решать вам, уважаемый читатель. Ну, а поскольку я рассказал на комсомольском собрании правду про кандидата в члены КПСС, то рано или поздно всё стало на свои места. Кандидата после единогласного решения комсомольского собрания, не посчитавшегося с моим мнением и со смехом, воспринявшим глумление замполита Емельяненко над правдой и надо мной, просто исключили из партии и уволили из рядов ГОВД. Тем самым замполит ГОВД нанёс моральный вред всему коллективу ГОВД, поскольку все по¬няли, что он всегда "прав", поскольку он наделён властью и от него зависит будущее каждого сотрудника ГОВД. Ну а какое будущее могло быть у меня, воспитанного в духе безо¬говорочной веры в светлое будущее и КПСС? И так наглядно продемонстрировавшего всем, что замполит просто тупое су¬щество, нагло проталкивающее в ГОВД чуждые идеи самому Ленину и партии проталкивая в КПСС недостойных только за то, что сотрудник, работающий в качестве личного шофёра начальника ГОВД должен быть коммунистом. Ладно, я встал на пути этого недостойного человека, а скольких в КПСС про¬толкнули замполиты по всей стране. Именно они и побросали партбилеты первыми, как только почуяли, что КПСС пошла на дно. Лично мне жаль тех, настоящих коммунистов, которые в результате такой, поддержки кадрами, в кавычках, подвер¬глись критике за всё содеянное КПСС и вынуждены были терпеть унижения раскрепощённого народа и стойко перено¬сить обидные упрёки в том, что это они во всём виноваты. И честь и хвала тем, кто до сих пор не сдался и считает, что не напрасно состоял в рядах КПСС и всё что сделал он сделал, будучи твердо уверенным, в том, что ему-то лично никакой выгоды от этого не было. И давайте ещё более подчеркнём своё пренебрежение к тем, кто в один миг изменили свои убеж¬дения и побросали партбилеты. Разве это были коммунисты? Именно таких и проталкивал в КПСС в ГОВД Мончегорска замполит Емельяненко. А я помешал ему, и тем самым навлёк на себя его гнев. В результате, когда мне пришлось обратить¬ся к нему за помощью, он просто, как, и положено плохому замполиту отказался выполнить свой долг перед родиной, а напротив, сделал все для того, чтобы дальнейшее моё пребы¬вание в рядах сотрудников ГОВД стало невозможным. Например, он трижды собирал Товарищеский суд и судил меня за всякую мелочь. Однажды узнав, что я нарвал хулигану, мешавшему в больнице тяжелобольным во время тихого часа, уши, Емельяненко незамедлительно принял от родителей хулигана заявление и раздул дело против меня, как на врага народа, опозорившего честь милиционера. Но я то был всего лишь такой же больной, как и этот хулиган, Вадим Барышев. Причём вся семья этого хулигана и должна была быть наказана за угрозы в мой адрес и нецензурную брань в больнице в присутствии несовершеннолетних детей. А Вадим вырос и стал настоящим бандитом. Однажды, желая свести со мною счёты за нарванные уши в детстве, он напал на меня и учинил драку, за что был судим. Представляю, какой он сейчас. А ведь дай ему тогда родители нагоняй, небось, и вырос бы другой человек. Другой пример самый больной для меня и самый важный, поскольку имеет самое прямое отношение к замыслу моей книги "Убийцы". Емельяненко прекрасно зная, что у меня очень остро стоит вопрос с жильем, даже не удовлетворил мою просьбу поставить меня в очередь на получение благо¬устроенного жилья. В 1980 году я устроился на работу в ГОВД, а в 1981 году я женился и привёз молодую жену из далёкой Башкирии в собственный дом. Через год у нас родилась первая дочь, и именно это обстоятельство, наша малышка, уже зимой 1981 - 1982г. побудило нас к обращению в Мончегорский исполком с просьбой срочно выделить нашей семье квартиру. Посколь¬ку ребёнок постоянно болеет простудными заболеваниями, а мы не в силах ничего сделать, поскольку дом пришёл в негод¬ное для проживания состояние в результате проведённых строительных работ вблизи нашего дома. А именно, при строительстве ПТУ№5 в Мончегорске было проложено вок¬руг нашего дома в глубокие траншеи высоковольтный кабель и водопроводные трубы. А проложили их как раз по тому самому месту, где у нас проходили водосбросные канавы для стока грунтовых вод. А после строителей вместо канав оста¬лись только отвалы бросовой земли, которые ещё и запрудили болото. Подземные воды ещё в 1980 году, выйдя наружу, зимой сковали дом сплошным ледяным панцирем, а во время сильного мороза просто разорвали дом на части. И с каждым годом в моем доме становилось жить всё опаснее и опаснее. Потолок прогнулся и готов был рухнуть в любой момент. Черный пол рухнул и мы, практически, зимой находясь в доме, ходили по льду. А много ли надо маленькому ребенку, пол¬зающему по полу, а затем и вставшему на ножки. Сам я ходил в валенках и в майке и печь вторую стал протапливать, и водяное отопление восстановил, сделанное отцом ещё лет пятнадцать тому назад и заброшенное, как ненужное. Дом ведь был очень тёплым до его разрушения. Ну а какую нам оказали помощь в Мончегорском ис¬полкоме? Да никакую, предложили решать жилищные вопро¬сы по месту работы. А мне Емельяненко даже отказал в по¬становке в очередь на получение благоустроенного жилья. Жену, правда, в городской больнице поставили в очередь на жилье, но зам. пред. Исполкома Пушилин сделал все для того, чтобы она получила жильё в самую последнюю очередь и только по общему списку, несмотря на то, что она была поставлена в список первоочередников уже, как многодетная мать. Но это я забежал вперёд, и к Пушилину, как к ярко выраженному бездарному коммунисту, я ещё вернусь. А в 1983г. я был вынужден написать рапорт об увольнении меня из ГОВД по семейным обстоятельствам. Здоровье моего ребёнка, уже подорванное бездарной администрацией г. Мон¬чегорска, заслуживало того, чтобы сменить место работы, перейти на К-т "Североникель", и там встав на очередь, полу¬чить квартиру для своей семьи. Тогда это была единственная реальная возможность улучшить наше жильё Несмотря на то, что во время моей работы в ГОВД в должности младшего инспектора связи ко мне никаких пре¬тензий со стороны руководства не было, замполит позаботил¬ся, чтобы меня уволили не по семейным обстоятельствам, А В СВЯЗИ С НЕПОЛНЫМ СЛУЖЕБНЫМ СООТВЕТСТВИ¬ЕМ. И это после того, как Мурманское Управление внутрен¬них дел предлагало Мончегорскому ГОВД поощрить меня, как лучшего специалиста в области, среди младших инспекто¬ров связи. Начальник узла связи УВД Ларионов С.М. прямо сказал мне, что замполит Емельяненко воспротивился моему поощрению, так как у него на меня есть компромат и, по его мнению, поощрение меня невозможно. Т.Е. замполиту всегда было наплевать на деловые качества сотрудников ГОВД, глав¬ное чтобы они были ему преданны. И если я, все равно уже доведённый им же увольняюсь из органов, то он не отказался утешить себя ещё и тем, что уволил меня с плохой формули-ровкой. Хотя в трудовой книжке нет ничего предосудительного. Там записано всего лишь, что я работал три года и десять месяцев в ГОВД. Но зато этот "нехороший человек" прислал на уже моё новое рабочее место в ЦЭН-2 К-та "Североникель" характеристику на меня с самыми" любезными" отзывами о нашей совместной работе в ГОВД. Похоже, что я сейчас в отместку Емельяненко критикую его деятельность? Такой цели я не ставил, я сказан уже выше, что воссоздаю ту атмосферу, которая существовала вокруг моей персоны в те не так уж и далёкие времена. Вспоминая свою работу в милиции, я с уважением вспоминаю названного выше Ларионова Сергея Михайловича, который, будучи моим непосредственным начальником, всегда приходил мне на помощь и отбивал меня от нападок Емелья-ненко. Я не забыл, как он после моего увольнения пытался помочь мне изменить и формулировку о неполном служебном соответствии, ведь он-то знал, как никто другой, что связь в Мончегорском ГОВД работает, и работает не плохо. И ни разу УВД не обращалось с вопросом об отстранении меня от дол¬жности в связи с моим неполным служебным соответствием. А тот компромат, собранный замполитом, никак не мог иметь отношение к моим служебным делам. Я надеюсь, что не сильно напряг уважаемого читателя, и он уже понял, что замполит- это главный коммунист в ГОВД, поставленный государством на эту должность, чтобы душить свободомыслие среди сотрудников и уничтожать каждого, кто посмеет воспротивиться произволу от имени КПСС. Каждый из сотрудников ГОВД г. Мончегорска и тогда и сегодня в 2000 году являет собой безропотное существо, способное на гадости и подлости ради своего пребывания в милиции, а несогласные с таким положением дел в Мончегорском ГОВД уничтожаются (не задерживаются). Поверьте мне на слово, что в следующих книгах я напишу такое про сотрудников Мончегорского ГОВД, что у вас волосы встанут дыбом. А пока вернёмся к моему отнюдь не добровольному уходу из милиции. Я повторюсь, заявляя, что работа в должности млад¬шего инспектора связи мне нравилась. И только вставший особо остро жилищный вопрос вынудил меня подать рапорт об увольнении. Опережая ход событий, хочется подчеркнуть, что если бы в ГОВД разрешили мою проблему с жильём, то ни о каком акте самосожжения и мыслей ни у кого не было бы. Значит, первым виновным в доведении меня до самоубийства является замполит Мончегорского ГОВД Емельяненко А.Г., который, будучи на службе у государства не позаботился о вос¬становлении нарушенного права на жильё своего сотрудника, а напротив, сделал всё для моего увольнения из ГОВД. И затем также грубо вмешался в вопрос о предоставлении мне жилья уже на другом моём рабочем месте, прислав на рабочее собра¬ние характеристику на меня для единогласного голосования по резолюции "врагу народа Крашенинникову А.Ю в СССР жилья вообще не выделять". Вы уже поняли из этой фразы, что и на " Североникеле " я жилья не получил. А как всё это произошло, давайте посмотрим в главе второй.
20:51 05.12.2011
ГЛАВА ВТОРАЯ
Устроиться работать на комбинат " Североникель" почему-то мне, коренному жителю г. Мончегорска, оказалось невозможным. Пришлось искать блат. И помог устроиться никто иной, как секретарь парткома Румянцев. Он был в хороших отношениях с моим отцом, много лет они работали вместе. Но почему у меня возникли такие сложности с устрой¬ством на работу в систему комбината? Со всей страны пона¬ехало в Мончегорск сотни людей по Оргнабору, как будто в Мончегорске не хватало своих рабочих рук. И каждому при¬ехавшему по Оргнабору комбинат обязался в течение двух лет предоставить благоустроенную квартиру. А мне, как корен¬ному жителю, пришлось трудиться в системе комбината на¬много дольше. И уже многодетной семьёй испытать все ужасы от воздействия на нас циничного руководства комбината, но так и не получить положенную по закону квартиру. Иногда удивляюсь, откуда такие люди как Пушилин берутся? А ге-неральный директор комбината Ермаков, со своими преступ¬ными связями в Москве, это вообще что-то такое, что невоз¬можно пером описать. Одним словом Мафия. И вот о пре¬ступлениях, совершённых в отношении меня группой лиц, воз-главляемой Ермаковым, я и поведаю сейчас тебе, уважаемый читатель. С июля 1983 года я работал на комбинате. Профес¬сию выбрал не самую лёгкую, но главное сдельно оплачива¬емую. Два с половиной года я приносил домой зарплату, значительно превышающую зарплату в милиции, и это было плюсом после увольнения из ГОВД. У нас родилась вторая дочь. Жена по-прежнему ходила на приёмы в исполком и горком КПСС. И каждый раз на свой вопрос, когда нашей семье предоставят благоустроенную квартиру взамен пришедшего в негодность дома, получала ответ: " Ваш муж теперь рабо¬тает на комбинате. Там много строится жилья. Ждите. У исполкома квартир нет, и помочь ничем не можем". Аналогич¬ные ответы давались и первым секретарём горкома КПСС Матыцыным. Стойко перенося все тяготы и лишения, ни за что ни про что обрушившиеся на нас, благодаря нерадивости со¬ветских чиновников, не пожелавших помочь многострадальной семье, мы прожили ещё несколько лет в аварийном доме. При¬чины, разрушившие дом я уже назвал выше. Это строитель¬ство ПТУ№5 и заболачивание земельного участка под моим домом. Я хорошо помню, что председатель горисполкома Карташов прислал к нам домой, чтобы на месте изучить вопрос, своего представителя- начальника горкомхоза Золотухина и тот, по-видимому, всё как есть, доложил Карташову. Мне трудно что-то другое предположить, а хочется сказать, оценивая события тех лет, что с меня Карташовым просто вымогалась взятка. Иначе, как можно объяснить нежелание чиновника по¬мочь многодетной семье уберечься от стихии, которая могла отнять у всех нас жизни, ведь дом мог рухнуть в любую минуту. То, что он присылал Золотухина, только подтвержда¬ет мои предположения о том, что он, зная о нашем бедствен¬ном положении, верил, что сломит меня и, что за спасение здоровья своих дочерей и самой жизни я приду к нему и принесу взятку. Только прекрасно зная об истинных причинах разрушения дома, и зная, на какие муки обрекает нас своим бездействием, Карташов, именно, вымогал с меня взятку. Вот только прокурор, получив от меня заявление о вымогательстве взятки, сообщил мне, что вопрос о взятковымогательстве является ДИСКУССИОННЫМ. В 1985г. у нас родилась уже третья дочь. А всего мы планировали иметь четырёх детей. Однако, столкнувшись с Мафией во главе с Ермаковым, нам уже приходилось думать не о четвёртом ребёнке, а о спасении и выживании уже име¬ющихся детей. Собрав все справки, я подал документы в цех. Ком о постановке меня в очередь в список первоочередников, как многодетного. А в декабре 1985г. я сам отправил жену в горком КПСС на приём к Матыцыну. У меня были совершенно спра¬ведливые сомнения на счёт законности в распределении квар¬тир на комбинате " Североникель", и поэтому послал жену навести справку о положении дел в очереди в ЦЭН-2. И вот теперь я приступаю к описанию кражи квартиры у моей семьи на комбинате " Североникель". Побывав, уже далеко не в первый раз, на приёме в горкоме КПСС, моя жена вернулась домой с очень радостной новостью для нас. Первый секретарь горкома лично навёл справку на комбинате и убедился, что наша очередь на жильё №1 и даже узнал, что квартира цеху выделена. Он заверил мою жену в том, что эта квартира будет распределена в порядке очереди и достанется нам. В заведённой карточке на посещение моей жены он записал: " Обеспечить многодетную семью Крашенинниковых благоустроенным жильём в первом квартале 1986 г." Данная карточка для исполнения была пе¬редана инструкторам горкома Митрофанову и Путинскому. Даже не хочется, а надо заметить, что если бы эти два недо¬стойных кадра горкома позаботились о соблюдении законно¬сти в распределении квартиры, в отношении которой уже на¬ведена справка лично первым секретарём горкома КПСС, то и ни какого акта самосожжения не было бы. Значит, эти двое тоже виновны в доведении меня до самоубийства и имеют самое прямое отношение к названию данной книги. Но возвращаемся к моменту несказанной радости. Наконец-то мы дождались спасительной квартиры, и частые простудные заболевания наших детей более не будут нас трав¬мировать. Наконец-то наши девочки смогут поправить своё загубленное государством здоровье. Наше ожидание кварти¬ры длилось ровно до конца марта 1986г. И когда нам стало уже невтерпёж, мы снова пошли в горком КПСС. И эти двое инструкторов Пугинский и Митрофанов, как понесли на нас всякие ругательства, и так нас, и этак стали унижать и оскор¬блять, ходим, мол, тут, мешаем им работать, нищету наплоди¬ли и требуем от них квартиру, которую мы ещё не заслужили. Ну и я не стал более терпеть произвол местных властей. Я написал жалобу в ЦК КПСС о недостойном поведении работ¬ников горкома и об обмане в распределении жилья. Мою жа¬лобу я сдал лично на приёме в ЦК КПСС, а рассмотреть её было поручено Мурманскому обкому КПСС. Прямо на комбинат " Североникель" в профком, возглавляемый самым плохим человеком в Мурманской области Борисом Мисни¬ком, меня пригласили на встречу с инструктором обкома. Молодой, симпатичный человек стал меня убеждать в том, что первый секретарь горкома Матыцын совершил ошибку и за это будет наказан. Горком КПСС не имеет права распределять жильё. А самое главное заключается в том, что этот молодой человек стал уверять меня в том, что моя очередь на квар¬тиру ещё и не подошла вовсе. Он убеждал меня в том, что проверил списки, и нарушений в распределении квартир не обнаружил. Но я прекрасно понимал, что Мисник или обма¬нул инструктора обкома или дал ему взятку, чтобы тот врал мне про якобы законное распределение квартиры в ЦЭН-2. Поэтому я повторно обратился в ЦК КПСС с жалобой уже на инструктора обкома, который, по моему мнению, про¬верку моей жалобы провёл плохо. И что вы думаете? Жалобу на самого себя приехал разбирать всё тот же са¬мый молодой симпатичный человек. Меня вновь пригласили в какой-то кабинет и вновь стали утверждать, что моя оче¬редь на квартиру ещё не подходила, и что Матыцын за обман моей семьи будет наказан. А на мои доводы, что у меня трое детей, становящиеся инвалидами с детства по причине разру¬шения дома, инструктор только сказал: " Скоро будет война и вы, проживая в частном доме, ещё будете радоваться, что живёте в своём доме. Т.К. и печь натопить можно и пишу приготовить, а всего этого не будет в каменных домах. На этот бред я написал уже третью жалобу в ЦК КПСС, всё ещё надеясь, что в СССР человек действительно чего-то стоит в глазах государства, и что справедливость все-таки восторжествует рано или поздно. Итак, весь 1986г. у меня прошёл в переписке с ЦК КПСС. Ну а как восприняли на моей работе руководители цеха мои настойчивые попытки добиться за¬конного распределения украденной у меня квартиры? То, что они взятками заткнули рот инструктору обкома, у меня не вызывало сомнения. Вступив с ним в преступный сговор, они решили организовать на меня преследование за критику. Каж¬дый рабочий день начинался для меня теперь с нанесения обид и оскорблений. Мастер Ермаков И.Г. несправедливо наказал меня за якобы допущенное нарушение техники безопасности. Начальник цеха Демидов откровенно перед рабочими окле¬ветал меня и дал всем понять, что так будет с каждым, кто будет противиться произволу на комбинате. В общем, всё, как и в ГОВД повторилось. Продемонстрировав принцип, что все¬гда прав тот, у кого больше прав, в ЦЭН-2, руководство ком¬бината " Североникель" заявило о себе, как о мафии. Оно полностью подтвердило и доказало мне, да и всем, что в России человек не имеет никаких прав и должен, как раб повиновать¬ся администрации, которая, как в сказке будет получать всё, что ни пожелает для своего благополучия. А простым людям, как обглоданные кости собаке, будут доставаться остатки со стола мафии. За правду меня стали выживать и из этого коллектива, так и не дав мне квартиру. Разве можно не назвать указанных выше граждан виновными в доведении меня до самоубийства? Заканчивая эту главу, хочется дополнить список организаций, куда мы с женой ещё обращались в 1986-87гт. с вопросом о разрешении наших трудностей, возникших в связи с незакон¬ным распределением жилья на комбинате " Североникель": ЦК профсоюза цветной металлургии, ЦК профсоюза ме¬таллургии, Комитет Советских женщин, Центральное телеви¬дение. Прокуратура г. Мончегорска, Президиум Верховного совета РСФСР, газету "Мончегорский рабочий", Обком проф¬союза Мурманской области и другие правозащитные орга¬низации. Но все наши заявления для рассмотрения всегда на¬правлялись на комбинат " Североникель", а там в свою оче¬редь вместо восстановления нарушенных наших прав, только усиливали преследование за критику. И как это происходило, я расскажу дорогому читателю в следующей главе.
20:52 05.12.2011
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
С самого начала моей трудовой деятельности на ком¬бинате " Североникель", я зарекомендовал себя, как очень хорошего рабочего. Об этом могут свидетельствовать посто¬янные премии, в том числе и от начальника цеха, за выполне¬ние особо важного задания. Думаю, что и среди рабочих у меня, кроме одного, бывшего ЗЭКА, не полюбившего меня за то, что я работал в милиции, врагов не было. Все неприят¬ности начались у меня сразу же после первого рассмотрения моей жалобы в ЦК КПСС инструктором обкома. И это совпа¬дение по времени сейчас даёт мне право утверждать, что без этого самого инструктора, без его на то разрешения такой наглой, не прикрытой ничем компании уничтожения человека, посмевшего написать на руководство города жалобу в ЦК КПСС, просто не могло быть. Первое, что сделали начальник цеха Панин и парторг цеха Пушилин - организовали собрание бригады, где я рабо¬тал на тот момент. Собранию представили нескольких ораторов, которые в один голос стали утверждать, что я самый плохой рабочий в бригаде, и со мной более никто не хочет работать. Собрание проголосовало единогласно за то, чтобы просить руководство цеха убрать меня из бригады. На этом собрании лично присутствовали Панин и Пушилин. На следующий день я уже работал не как рабочий ударник, а как разнорабочий, ходил по цеху с метлой. Конеч¬но, я потерял в зарплате и был унижен этой наглой ложью продажных рабочих. Я воочию убедился, что меня выживают из цеха, а увольнение несёт за собой и потерю права на по¬лучение квартиры, уже украденной у меня этими же Паниным и Пушилиным. Я понимал, что ради собственного благополу¬чия, эти двое не посчитаются с тем, что у меня погибают три малюсенькие дочери по их вине. Поэтому я написал повтор¬ную жалобу в ЦК КПСС. Прошло немного времени и, после второго приезда в Мончегорск инструктора обкома, на меня уже в открытую стал нападать мастер Ермаков И.Г.(ныне по милости Мончегорцев заседает в Областной думе) и сменив¬ший Панина на должности начальника цеха, Демидов К.А. Эти двое, уже лично в открытую оклеветали меня перед собранием рабочих, уже другой бригады, куда меня выпихну¬ли из первой. Всем рабочим наглядно продемонстрировали, как будут уничтожены руководством цеха те, кто посмеет жаловаться на них, расхитителей народного достояния. А по-скольку это уже была новая бригада, то и в ней после кле¬веты, обрушенной на меня Ермаковым и Демидовым, со мно¬гими рабочими отношения не складывались. Сменный мастер Сергеев М.Д., по указанию этой парочки, стал давать мне задания на смену, которые я без нарушения техники безопас¬ности выполнить не мог. В ответ на мои отказы выполнять работу, которая может повлечь гибель людей Сергеев нагло улыбался, а вся бригада ежедневно, простаивая более часа по причине отсутствия стропальщика на катодной площадке, выла от ненависти на меня. Тут у Ермакова и Сергеева расчёт был на то, что я, как очкарик плохо зацеплю в ванной зацеп ка¬тодного никеля, промывающегося в воде, имеющей темпера¬туру 80 градусов и сильно парящей. И тогда пятитонный зацеп развалится, и задавит под собой находящихся внизу рабочих. Если бы они этого дождались, то квартиру в тюрьме мне государство предоставило бы в одночасье и без всякой очереди. А за то, что я отказывался выполнять работу, свя¬занную с нарушением техники безопасности, поскольку мне приходилось снимать очки, для того чтобы подцепить много¬тонный зацеп никеля, Ермаков и Сергеев, а вместе с ними Саламов - подвергали меня атаке всей бригады, которая счи¬тала, что ради зарабатывания денег я должен выполнять лю¬бую работу. Становясь слепым без очков, как и в запотевших очках, я не мог надёжно подвести цепи под зацеп никеля, и поэтому во время перемещения зацепа по цеху он мог разва¬литься. Такие случаи уже были. А я не желал подвергать риску жизни людей. Однако, несмотря на постоянные мои отказы выполнять эту работу, мастер Сергеев постоянно поручал эту работу именно мне, тем самым, саботируя работу всей бригады, выполняя указание Саламова и Ермакова по натравливанию на меня ра¬бочих новой бригады. Может кто-то не знает, так я поясню, что целый час простоя бригады, работающей на сделке - это потеря в заработной плате. А за деньги коллектив в ЦЭН-2 готов был любому горло перегрызть. Все наёмники на ком¬бинат приехали в мой родной город именно ради денег, и меня, своего товарища, рабочие продали и бросили под ноги Па¬нину и Пушилину. Ну а как оклеветали меня Демидов и Ермаков? Эта ис¬тория уже наглядно продемонстрирует уважаемому читателю преступную связь Ермакова с продажными судьями г. Мон¬чегорска. Если Вы, прочитав повествование этого события, имевшего место в далёком 1986г., поймёте, что в действиях Демидова и Ермакова не было боязни перед законом и нака¬зании за содеянное, то вы сами убедитесь в том, что Ермаков и Демидов, состоя в сговоре с судьями и прокурорами, являются представителями преступного сообщества. Подчёрки¬ваю, что это не я, а Вы сами скажете. Однажды, работая в звене электролизников водных растворов, я выполнял работу по чистке ванны для электролиза никеля. Кто-то знает, а кто-то и нет, поэтому опишу, как устроена ванна, и как её разбирают во время очистки. Сначала выгружают спец. краном весь полученный электролизный никель. Затем выгружают остатки анодного никеля. В ванной длиной около восьми метров и шириной около метра остаются плавать пустые диафрагмы (мешки из материала «куралон», на-тянутые на каркас, в которых и происходит загрузка и наращивание катодного никеля). Их размеры примерно метр в ширину и по высоте чуть более метра, а толщиной сантимет¬ров 15 . Так вот, все диафрагмы, плавающие в горячем раство¬ре электролита, теперь необходимо из ванны вынуть, а затем сливают электролит и оставшийся на дне шлам вычерпывают лопатой в специальные бачки. В чистую ванну загружают ди-афрагмы, основы для катодного никеля и аноды. Затем зали¬вают раствор и ванна готова к включению в цепь. У каждого звена рабочих на обслуживании находится определённое коли¬чество ванн. Все ванны выстроены в один ряд и их обслужи¬вает специальный кран. Проезжая над ванной, кран спроекти¬рован так, чтобы высота между ним и ванной была минималь¬ной, достаточной лишь для безопасного продвижения. Поэто¬му даже если поставить ведро на ванну, то оно по всей веро-ятности будет сбито краном во время движения. Чистка ванны занимает целую рабочую смену, и поэтому к её разборке при¬ступают в любом звене всегда в первую очередь. Как правило, эта работа даётся одному рабочему, иногда выполняется и всем звеном. В тот роковой день я выгрузил ванну и отдал кран своему звену для продолжения работы. Надо было выгрузить готовый никель из четырёх ванн, заменить ломики, штанги, поменять аноды (сделать подсад). За смену кран постоянно пе¬редвигается по ряду ванн из одного конца в другой конец не менее пяти шести раз. Если ванна, которую сегодня чистит звено, находится посредине обслуживаемых ванн, то приходит¬ся прекращать работу и ждать пока кран не пройдёт над той ванной, которую надо чистить. Теперь представьте, если на ванну, которая встала сегодня на чистку, я стану вынимать диафрагмы и ставить их нижним углом кверху, чтобы с неё стекал раствор электролита. Диафрагмы, стоя на углах, будут возвышаться над поверхностью ванны и не дадут возможности передвигаться спец. крану. Работа всего звена будет затрудне¬на, выполнение сменного задания будет сорвано. Поэтому все электролизники вынимают диафрагмы из ванны и ставят их в проход между ними. С мокрых диафрагм стекает на пол ра¬створ и, собираясь в лужицы, стекает на так называемую ну¬левую отметку в подвал. Капая вниз, он, по мнению мастера Ермакова, мог нанести травму рабочим, если бы они стояли в это время внизу. Особо подчёркиваю, что именно у меня Ермаков посчитал это, как пролив раствора на нулевую отмет¬ку, а у всех рабочих он это считал нормальной работой, и ни о каком нарушении техники безопасности он не заикался. Короче говоря, Ермаков просто подкараулил меня, когда я стал вынимать диафрагмы, и отдал распоряжение о наказа¬нии меня, как нарушителя техники безопасности, именно за до¬пущенный, по его мнению, пролив раствора на нулевую отмет¬ку. Ну а мне всё это так понятное и противное не понравилось, и я отправился прямиком в профком комбината "Североникель", а затем в партком комбината. Рассказал о том, как Ер¬маков издевается надо мною по указанию Пушилина и Пани-на. Но поскольку начальником цеха был уже другой человек, Демидов К.А., то мне предложили вернуться в цех в кабинет Демидова и там решить конфликтную ситуацию, возникшую с Ермаковым И.Г., сыном генерального директора комбината "Североникель". Я нарочно именно сейчас это родство под¬черкиваю, поскольку ту ложь Демидова, которую он на меня вылил, я могу сравнить только с карьеризмом, беспринципностью и даже продажностью, и т.д. Так вот Демидов, выс¬лушав меня и Ермакова, заявил, что Ермаков совершенно прав, поскольку я нарушил порядок разборки ванны. "Диафрагмы, сказал Демидов, - все рабочие в цехе вынимают и ставят над ванной углом кверху. Таким образом, дают стечь всему раствору до последней капли в ванну, и только после этого снимают диафрагмы и ставят их в проход". Т.Е., так как я описал уже выше. А на мои утверждения о том, что это не правда и он, как начальник цеха прекрасно знает об этом, Демидов ответил, что это я вру, а он хорошо знает, что все рабочие работают именно так, как он сказал. А чтобы я более не сомневался в этом, он приказал прямо при мне Ермакову, завтра отдельным распоряжением обязать всех рабочих выни¬мать диафрагмы именно так, как он утверждает. Ермаков ис¬полнил указание Демидова, и вся моя бригада, (я подчёркиваю именно только моя бригада), на следующий день плевалась и матюгалась в мой адрес. Из-за меня у всей бригады, у всех звеньев возникли сложности в работе. Вот так, уже в который раз на меня натравили рабочих. Может кто-то хочет узнать, как спустя пятнадцать лет работают электролизники в настоящее время с диафрагма¬ми? Кто более сообразительный уже догадался. Потому, что дружно послав подальше Демидова и Ермакова, наша бригада всего один день повиновалась этому дурацкому распоряже¬нию, и уже на следующий день работа шла, как и до моего конфликта с Ермаковым. Однако Ермаков своего добился. Во-первых, он натравил на меня рабочих. Во-вторых, показал всем в очередной раз, что так будут уничтожены все, кто не согла¬сен с произволом, творящемся в цехе и на комбинате. В тре¬тьих, он все равно наказал меня за нарушение Т.Б., и я потерял в заработной плате. И вот теперь можно пояснить, почему я назвал продажными наших судей. Потому, что, подав исковое заявление о снятии несправедливо наложенного наказания, за якобы допущенное мною нарушение Т.Б., я не только не снял с себя наказание, а напротив, стал с этого момента на¬рушителем трудовой дисциплины, которому также можно не выделять жилья, если захотеть. В результате судебной тяжбы я убедился, что ради Ермаковых суд будет лгать, подтасовы¬вать и фальсифицировать документы. Давайте посмотрим, как это было. Конечно, нормальному человеку будет противно такое обращение начальника цеха, тем более что речь шла уже об откровенной, наглой компании выживания меня из цеха, и значит о потере последней надежды на получение положенной по закону квартиры. Такая ситуация может характеризовать¬ся, как вымогательство взятки. Понимая, что в отношении меня совершено преступление, я решил обратиться, в проку¬ратуру г. Мончегорска, а чтобы более убедительно выгля¬дело моё заявление, я собрал подписи некоторых рабочих, не побоявшихся подписаться под заявлением, в котором было написано: "Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем, что адми¬нистрация цеха относится к рабочему Крашенинникову пред¬взято". Некоторые прямо говорили о том, что надо добиться, наказания всех этих бандитов, и чем строже, тем лучше. Все понимали, что работают в ЦЭН 2 не за совесть, а из-за страха. В любой момент любого рабочего администрация могла наказать практически ни за что, и мой пример, и моё желание бороться за свои права, - некоторые рабочие поддержали. Это Федяев Владимир, Данилов Сергей, Сорокин Александр, Дианова и Мурзина и ещё несколько подписей. Остальные из-за страха быть наказанными только за то, что поставили свои подписи, отказались подписать это заявление. Вот вам и до¬казательство страха рабочих перед администрацией цеха. Однако подписей было достаточно, и я с заявлением отправился прямо в прокуратуру г. Мончегорска. Меня принял помощник прокурора Сорокин. Он прочитал мою жа¬лобу и заявление, подписанное рабочими, и посоветовал мне подавать в суд заявление о снятии с себя административного наказания, наложенного Ермаковым. Ну, раз мне в прокура¬туре так посоветовали, то я так и сделал. Моё исковое заявление было принято судьёй Сорокиной, - женой этого прокурора. Начались слушания в суде по моему иску. В суд вызывали в качестве ответчика адвоката комбината, и непременно являлся сам Ермаков. В суде он по-прежнему доказывал, что я допустил пролив раствора на нулевую отметку, а инструкция запрещает проливать ра¬створ на нулевую отметку, так как там могут находиться люди, и поскольку раствор электролита содержит в себе кислоту и имеет высокую температуру, то при попадании в глаза чело¬веку возможно нанесение травмы. Я же доказывал суду, что Ермаков относится ко мне предвзято, наказал меня умышленно и несправедливо. Причём и начальник цеха, идя на поводу у сына генерального директора комбината разбирая данный кон¬фликт, нагло меня оклеветал. Я ссылался и на заявление, под¬писанное рабочими и приобщённое к делу. Тогда Сорокина заявила мне, что я должен рабочих, подписавших данное заяв¬ление, привести в суд в качестве своих свидетелей, и это мой последний шанс. Володя Федяев и Сергей Данилов пришли в суд и дали показания. Сорокина их спрашивала, как они рабо¬тают с диафрагмами. Убедившись, что их работа нисколько не отличается от проделанной мною, и то, что Демидов отдал рас-поряжение задним числом, прежде наказав меня, она решила пригласить консультанта по делу из параллельного точно та¬кого же цеха. Мастер ЦЭН-1 Шустиков пришёл в суд и дал показания, что действительно, даже одна капля раствора может нанести травму человеку. Он также подтвердил и то, что после выемки диафрагм из ванны с них стекает раствор на пол, а затем, просачиваясь сквозь щели в полу, капает на нулевую отметку. Он также подтвердил своими показаниями, что Деми¬дов оклеветал меня, назвав нарушителем Т.Б. Никто и никогда диафрагмы над ванной не ставил, поскольку это сделает не¬возможным движение крана над ней. Если бы суд, наш самый гуманный в мире суд, был не подкуплен Ермаковыми, я имею в виду генерального директора и его сына, то при таких об¬стоятельствах, когда против администрации цеха свидетельству¬ют рабочие и консультант, приглашённый Сорокиной, суд при¬нял бы решение и снял бы с меня наложенное Ермаковым на-казание. Сама цель любого наказания несёт что-то наподобие перевоспитания, улучшения каких-то моментов в отношениях рабочих к своим обязанностям. А какой положительный мо¬мент можно выделить из наложенного на меня наказания Ер-маковым? Ничего кроме бунта среди рабочих он не добился. И ни какие его и демидовские инструкции, как бездарные и глупые, просто не прижились. Однако, наш самый гуманный суд в мире, подкупленный Ермаковыми, поступил следующим образом. Во-первых, судья Шайдулин, завершая начатое Со¬рокиной рассмотрение дела, в протоколе допроса консультанта Шустикова, полностью уничтожил часть его показаний о том, что раствор у каждого рабочего, разбирающего ванну, неиз¬бежно стекает на нулевую отметку. Зато, ссылаясь на оставшу¬юся часть его показаний, судья отказал мне в удовлетворении моего иска. А Ермаков, времени, не теряя даром, подкупил несколько рабочих из тех, кто подписывал заявление, и те, в свою очередь уже самостоятельно обратились в суд с просьбой считать их подписи не действительными. Они уверяли суд в том, что когда подписывали данное заявление, не были в курсе дела. Получив такое письмо из цеха, судья не стал считаться с показаниями Федяева и Данилова. Не правда ли, смелое ре¬шение приняли рабочие ЦЭН 2. Самостоятельно, уже в тайне от меня, с целью именно навредить мне и для того, чтобы в цехе процветала мафия, они отправили это позорное письмо в го-родской суд. Откуда такая смелость? Можно только предпо¬ложить, что Ермаков их запугал, или заплатил. Не удовлетворённый решением Мончегорского суда, я подал жалобу в Областной суд, надеясь на справедливое раз¬решение вопроса. Но и в областном суде сидят судьи, чьими руками уже не одна человеческая жизнь загублена на благо мафии и ради взяток. Мне также отказали в удовлетворении иска. А в Мончегорской прокуратуре по моей жалобе повтор¬но допросили консультанта по делу Шустикова. Он подтвердил, что давал в суде показания в отношении неминуемого стекания раствора с вынутых диафрагм на нулевую отметку. Но прокуратура, имея неопровержимое доказательство ис¬кажения судьёй протокола допроса консультанта в зале суда, внести протест на решение суда отказалась. А почему? Навер¬ное, все сами догадались. А если нет, то поймёте попозже, когда ещё немного почитаете о моих злоключениях и безна¬дёжных попытках восстановить свои нарушенные права в Рос¬сии. А насчёт моих постоянных отказов выполнять работу, связанную с нарушением техники безопасности, следует до¬полнить, что лично Саламов, как начальник над Ермаковым и сменным мастером Сергеевым, пришёл на пятиминутку к нам в бригаду и сделал сообщение. Он сказал, что по всему ком¬бинату участились случаи получения рабочими травм. Поэто¬му руководство комбината издало постановление о том, чтобы рабочие трезво оценивали свои возможности и во всех случа¬ях, когда порученная работа ими в полном объёме без риска получить травму самому или покалечить других выполнена быть не может, говорить об этом мастеру и не выполнять эту работу. Вся бригада была шокирована потому, что я уже полгода пытаюсь противостоять именно этому произволу на комбинате, когда мастер, по указанию начальника, заставляет выполнять рабочего задание, которое без нарушения техники безопасности выполнено быть не может и связанно с риском для жизни многих людей. И, когда мастер Сергеев после толь¬ко что озвученного распоряжения по комбинату, вновь назна¬чил меня стропальщиком на катодную площадку, все поняли, что данное распоряжение не касается моих взаимоотношений с администрацией цеха, и каждый мною застропалённый в про-мывочной ванне зацеп никеля, по-прежнему будет угрозой для жизни людей. Этим Сергеев ещё раз подчеркнул, всё, что касается на комбинате всех, не касается рабочего Крашенинни¬кова. Рабочие были запуганы явным произволом, творимым администрацией цеха по отношению ко мне. Именно они, ра¬бочие, как класс несознательных и бессовестных, самовлюб¬лённых и жадных до денег, довольных жизнью той, которую им навязал Ермаков, стали оружием в руках Пушилина, ре-шившего уничтожить меня в ответ на мои жалобы в ЦК КПСС. Чтобы подчеркнуть весь цинизм в действиях мастера Серге¬ева Михаила Дмитриевича, хочется вспомнить пришедшего ему на замену мастера Крюкова СМ. В отличие от Сергеева, он не стал меня назначать на катодную площадку, а находил в бригаде иную работу. А на словах он мне лично сказал, что ему указания Ермакова до лампочки, и что он сам будет су¬дить о рабочих своей бригады. А ещё более цинично вели себя сами рабочие. Когда, простояв около часа в бездействии из-за моего отказа работать на катодной площадке, к выполнению этой работы мастер Сергеев назначал другого рабочего нашей бригады - Овчинникова Володю. И он с большим энтузиазмом кидался на работу. Не смотря на то, что ему приходилось снимать очки во время работы, его никто не наказывал за нарушение техники безопасности. Все остальные видели это и возмущались, вот мол, человек тоже в очках, а ведь работает же. Крашенинников значит просто сачок. Между прочим, раз¬валы зацепов случаются и у нормальных стропальщиков, не носящих очки. Так что можно смело утверждать, что адми¬нистрация цеха желала более частых развалов зацепов никеля, и более высокого травматизма в цехе. А виновным всегда признают рабочего. Если бы Овчинников отказался выпол¬нять работу, порученную Сергеевым, и тем самым проявил солидарность со мною и здравым смыслом, то его точно также "сожрали" бы. Ни о какой сознательности и добросовестном отношении к труду я в его поведении не вижу. Вот так Ермаков, действуя по указанию парторга Пу¬шилина и профкома комбината, возглавляемого Мисником, ко¬торые ублажили, по-видимому, взятками инструктора обкома и вступивших с ним в преступный сговор, сделал меня нару-шителем техники безопасности. Мало того, трудовой коллек¬тив электролизного отделения был настолько шокирован безобразием, устроенным Ермаковым и его командой, что уже через несколько месяцев все рабочие единогласно проголосо-вали на очередном собрании за резолюцию, предложенную всё теми же Мисником и Ермаковым. Собрание приняло ре¬шение: "Рабочему Крашенинникову, как врагу Советской власти, квартиру вообще никогда не выделять". Таким вот образом, Ермаков и Мисник решили продемонстрировать всему миру, что рабочий класс в России - это быдло, и ни¬когда не был, и не будет способен защищать свои интересы. Напротив, уверенно подкупая судей и прокуроров, насаждая произвол, они смогли довести рабочих до самого главного, сделали их своими рабами. И рабы по команде Ермакова дружно поднимали бездумно свои руки кверху, лишь бы Ермаков видел, что все подняли, иначе это чудовище уничтожит несог¬ласных с резолюцией. Таким образом, заполучив решение собрания рабочих, официально объявив меня " Врагом наро¬да", администрация комбината решила для себя проблему. Вопрос о предоставлении моей, и так уже полуживой семье в замен разрушенного комбинатом дома был, по их мнению, решён. Однако впоследствии, это антиконституционное реше¬ние собрания было отменено, в связи с ожидаемым приездом в Мончегорск Горбачёва. Для пущей убедительности и для того, чтобы рабочие голосовали и не сомневались в том, что я действительно Враг народа, им на собрании было зачитано обращение замполита Мончегорского ГОВД, где он очень скверно отзывался о моей работе в ГОВД. Фамилию зампо¬лита я вам напомню, Емельяненко. Ему- то какой резон через четыре года, после моего устроенного им же увольнения из ГОВД, пудрить мозги рабочим в новом моём трудовом кол-лективе? Ответ на этот вопрос может быть только один: "Кто-то стоял за всем этим выше и руководил уничтожением меня сверху. Этим человеком однозначно был Карташов, председа¬тель Мончегорского горисполкома. Он, прекрасно зная, что моя семья по вине комбината лишилась своего дома, просто вымогал с самого первого нашего обращения к нему, ещё во время моей работы в ГОВД ВЗЯТКУ, за предоставление нам благоустроенной квартиры взамен разрушенного дома. (Если не ошибаюсь, характеристику с прежнего места работы, новая администрация по КЗОТУ имеет право затребовать только с моего лично согласия). Администрация города и комбината во главе с Ермако¬вым Г.П., предложили мне сжечь свой дом, и после этого мне обещали выделить квартиру. Не трёхкомнатную, положенную по закону, а только двухкомнатную с целью якобы благород¬ной - спасение здоровья моих детей. Если я не сожгу свой дом, то никакой квартиры я не получу, и мои дети уже не по их вине будут умирать, а по моей. Причем было указано на то, что других предложений не будет. А я очень надеялся на то, что увижу Горбачёва на своём рабочем месте в цехе и подам ему жалобу, в которой напишу обо всех гадостях, которые инструктор обкома устроил мне, проводя проверки моих заявлений в ЦК КПСС. Я верил, что Горбачёва просто никто не информирует о действительном положении в Мончегорске, и ему нужно открыть глаза. Собственно говоря, он за этим в Мончегорск и ехал. Разве это не так? Но давайте остановимся и перенесём описание событий, предшествовавших приезду Горбачёва, и сам день 30 сентября 1987г., и последующие события в следующую главу.
20:53 05.12.2011
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Вот и добрались мы с вами, уважаемый читатель, до самого трагичного воспоминания в моей жизни. Конечно, были в последствии и незаконные аресты и повторные избиения в милиции, но ТО, ЧТО СДЕЛАЛИ ВЛАСТИ МОНЧЕГОРС¬КА ПОД ПРИКРЫТИЕМ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РОССИИ, ИЛИ РСФСР ТОГДА - ЭТО ВЕРШИНА ЦИ¬НИЗМА В ОТНОШЕНИЯХ ПРОСТЫХ ГРАЖДАН И ГО¬СУДАРСТВА. Вся та обработка в милиции и на комбинате " Североникель" не прошла для меня даром. Особенно, когда я соприкоснулся с прокуратурой и судом г. Мончегорска и понял, что в этой стране даже в эпоху перестройки я, как гражданин ничего не значу. Государство, во главе которого стоят мошен¬ники и взяточники, называющие себя коммунистами, у меня более не могло вызывать чувство гордости за свою Родину. Наоборот, я возненавидел всех и всё, а коммунисты для меня стали просто врагами, с которыми я стал бороться, как мог. Это не я объявил войну КПСС, а коммунисты, лишив меня всех гражданских прав, вынудили меня изменить своё миро¬воззрение. Я превратиться из человека, верившего в КПСС, как в действительно могущественную партию, ведущую на¬род к верной цели Коммунизму, в человека убеждённого в том, что КПСС ничто иное, как организованная группа людей, целью своего пребывания в КПСС каждый из членов кото¬рой считал в первую очередь личное обогащение. Самое сквер¬ное в поведении членов КПСС заключается в том, что никто из них не вступился за меня. Все коммунисты тоже люди и тоже боялись Ермаковых. Уже летом 1987г. я расклеил в г. Мурманске листовки с содержанием " КПСС - антинародная организация. Коммунисты воруют квартиры у простых граж¬дан. Организовывают преследования за критику". Поскольку в то время никто более так открыто не выступал против КПСС, то можете себе представить, как я был перевоспитан всего за год, описанный в предыдущей главе. Сделав ещё тогда совер¬шенно справедливые выводы в отношении КПСС и вообще коммунистов, я знал, что за такие листовки меня могут УБИТЬ или в тюрьме сгноить. Однако я совершил этот поступок. Разве кто-то ска¬жет сегодня, что это поступок сумасшедшего? Напротив, это я сегодня обвиняю и тебя, уважаемый читатель, если тебе уже не двадцать: "Это вы все молчали и покорно мирились со своим рабским существованием". Почему почти все коммуни¬сты побросали партбилеты и стали открещиваться от КПСС, только после её распада, после предания гласности грязных дел КПСС? Даже сегодня, прекрасно зная, что вся страна погрязла в коррупции, никто из граждан особенно не пережи¬вает насчёт будущего, всех волнует один вопрос: " Как бы в это неспокойное время не попасть в разряд безработных и прокормить семью?". О работе, как таковой, никто не думает, лишь бы она была. А как же мне тогда приходилось тяжело, благодаря равнодушию рабочего класса и рядовых коммуни¬стов, на глазах которых разыгрывалась эта драма. Шайка бан¬дитов во главе с Ермаковым Г.П. ничего не стоила бы, если бы не их преступная связь с прокуратурой и судом. Самое страшное в том, что эту преступную связь породили в Крем¬ле. Если вспомнить этот уже описанный год 1986, в свете борьбы за власть в городе Мончегорске, то придётся расска¬зать уважаемому читателю о том, что на самого генерального директора Ермакова Г.П. было возбуждено уголовное дело за махинации с финансами и драгметаллами. Лично первый сек¬ретарь горкома Матыцын позаботился о том, чтобы на Ер¬макова было возбуждено уголовное дело. У Ермакова даже проводили обыск на квартире. Но достаточно только было слетать ему в Москву, и в моём родном городе "слетели" со своих должностей и Матыцын, и начальник ГОВД Бычайкин, - очень хороший руководитель ГОВД, и тогдашний проку¬рор. Я его фамилии не знаю, поскольку ни разу к нему ещё не обращался. А вот кого на место этих троих в городе назна¬чили? Кстати сказать, уголовное дело Москва сразу же зак¬рыла. "Крыша" освободила Ермакова от уголовного пресле¬дования, слегка наказав его за допущенные нарушения выго¬вором по партийной линии. Думаю, что этим выговором Ер¬маков показал всем самое плохое в нашем государстве. Лю¬бого работягу, укравшего гвоздь в России, и сегодня сажают на годы за решётку, а кто ворует миллионами, тем всё сходит с рук. А назначили на освободившиеся должности самых вер¬ных Ермакову людей. Которые, учитывая опыт своих предше¬ственников, уже ни в коей мере даже и не собирались пере¬чить Ермакову, ставшему в 1987г. безраздельным властели¬ном города, и подчинил себе всех. Не согласных он просто уничтожал. Вот поэтому, все, что произошло в моём родном городе 30 сентября 1987г. произошло именно в МОЁМ ГО¬РОДЕ, а не где-то еще. А может, я этого просто не знаю. Откуда-то ведь взялся сценарий, и снят художественный фильм "Са¬нитарная зона", второе название фильма quot####ьquot вот в такое время я открыто выступил против КПСС, безраздельно правящей в Великой стране и насаждающей на горе простому народу, диктаторов вроде Ермакова, для борьбы с инакомыслием и поддержании коммунистической, бе-столковой идеологии. КПСС считала, что коммунистам поло¬жено всё, а простым рабочим, да ещё и недовольным, вешали ярлык " Враг народа" и лишали всех прав. И так, возвращаясь после небольшого экскурса в по¬литическое прошлое нашего города, я продолжу рассказ о моих злоключениях. Я уже сказал выше, что мне перед приездом Горбачё¬ва в Мончегорск предложили сжечь свой дом. Я отказался его сжечь и тогда горком КПСС во главе с Карташовым "наехал" на мою жену. Ей стали говорить, что я не думаю о здоровье наших детей, что они скоро умрут и виноват в этом буду я, поскольку ради собственных амбиций не пожалел своих детей. Её вынудили написать расписку, в которой она обязу¬ется сжечь мой дом. Слава Богу, что не вместе со мною. Ей даже дали ключи от квартиры. Но ордер сказали, дадут толь¬ко после выполнения написанной расписки. К тому времени нас даже развели, у меня с женой вновь произошёл разрыв в отношениях. Она переехала жить в квартиру, а я остался жить в своём доме. Но мы оба понимали, что никакого права на эту квартиру за нами нет, и когда уедет Горбачёв, нас выгонят на улицу. Частые нападки руководства цеха и озве¬ревших рабочих истощали мою нервную систему, и я прихо¬дил домой с работы взвинченный. Не раз устраивал в своей семье ссору с женой, срывая злобу на ней и на детях. Мы оба это понимали и решили подать заявление в суд на развод. Мы рассуждали так. Суд наш, Советский, самый гуманный в мире, семья в СССР- это ячейка общества, а суд, прежде чем развести должен сделать всё для того, чтобы семья сохрани¬лась, то есть восстановить нарушенные государством наши права на жильё. Да я бы тогда плевать хотел на комбинат и его рабочий класс, получив квартиру, уволился бы незамедли¬тельно. Ушёл бы в УМР обратно, например. Однако судья затянул по времени процесс и стал де¬лать запросы, например в ГОРОНО о том, могу ли я вообще воспитывать своих детей. В суд пришёл ответ из ГОРОНО, где говорилось о том, что меня следует лишить как "Врага народа" и человека, выступающего открыто против КПСС, родительских прав. Опять эта бездарная и тупая коммунисти¬ческая идеология. Из простого развода надо мною был уст¬роен политический процесс. Естественно, что наш брак рас¬торгли и никакой квартиры взамен разрушенного дома и ук¬раденной квартиры не дали. Правда, судья указал почему-то, что квартира моей семье выделена. О какой квартире идёт речь ни я, ни жена не знаем и сегодня. Если допустить, что речь идёт о квартире, в которую переехала жена, то я все равно оставался в родном городе без крыши над головой. А ведь именно я, как хозяин дома, в первую очередь и должен претендовать на получение квартиры и обязательного ордера на право вселения в неё. Милый друг, судья Авксентьев, как Вы цинично обошлись с нами. Ведь мы до сих пор, хотя и поругиваемся с женой по причине все тогоже, организованного и продолжающегося по сей день преследования меня властя¬ми России, живем совместно, и никто из нас не пытался со¬здать новую семью. Вы не просто совершили судебную ошиб¬ку, Вы подорвали устои общества и разрушили в угоду Ер¬макову ячейку государства. Ну а как администрация города и комбината "Североникель" готовилась к приезду в Мончегорск Первого секре¬таря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва? Тогдашний председатель горисполкома Хайдов расширил центральную улицу в городе проспект Металлургов и положил на ней новый асфальт. Комбинат, чтобы меньше дымить полностью остано¬вился. Об убытках для всей страны и для города можно толь¬ко догадываться. Лично я был свидетелем и участвовал в своём цехе в авантюре, устроенной руководством комбината. Эта авантюра заключалась в том, что в новом цехе, за открытие которого руководство комбината получили ордена и медали, было полно нерабочего оборудования, например тех же ванн. Представьте себе картину. Перед глазами Горбачёва откро¬ется электролизное отделение, где почти треть ванн, предназ¬наченных для наращивания никеля, стоит пустыми. Естествен¬ный вопрос у руководителя государства будет звучать при¬мерно так: "Почему простаивает оборудование цеха, и почему цех не работает на полную мощность". Поэтому всех рабочих электролизного отделения заставили за неделю до прибытия Горбачёва в Мончегорск делать следующую работу: Если помните, как я описал выше порядок чистки ван¬ны, то вспомните об анодах. Аноды - это сырьё для получения электролизного никеля. Цеха, выдающие аноды, не могли за одну неделю увеличить их выпуск на 200% и поэтому, чтобы пустые ванны не зияли чёрными дырами на фоне работающих, руководство комбината заставило рабочих загружать аноды в неисправные ванны. Затем в эти ванны загружались основы, но раствор не заливался. Глядя на всё оборудование отделе¬ния с катодной площадки, создавалось впечатление, что всё в цехе отлично работает и администрация вовсе не бездарная и глупая, а напротив, просто замечательная. Ну а как вам объяснить потери государства в результате такой подтасовочки на комбинате. Ведь каждая ванна, остановленная из-за того, что аноды были загружены в неисправную, переставала произво¬дить конечный продукт - катодный никель. Простояв неделю, она не дала государству около вось¬ми тонн никеля, а таких ванн было не менее четырёх за смену, шестнадцать ванн останавливалось за сутки. Всего я думаю, было остановлено около сорока ванн. Полная остановка цеха, в день приезда Горбачева, нанесла также ущерб государству, который можно было восполнить для выполнения плана, только нарушая технологию электролиза никеля. Например, повысив ток на ваннах, увеличится ежедневный нарост катодного нике¬ля, а на качество, которое в таком режиме становится хуже, администрации комбината было плевать. Главное, на уровне провести встречу Горбачёва. Что интересно, ни один рабочий, неся потерю в заработной плате, не попытался воспрепятство¬вать этому произволу. Ведь каждая остановленная ванна в звене, не дающая эти восемь тонн никеля, снижала общий по-казатель труда всего звена за месяц. А мы работали на сдель¬ной оплате труда. Поэтому весь труд звена до 25 сентября администрацией, как бы уничтожался, и о высокой заработной плате в сентябре 1987г. думать не приходилось. А работу, по загрузке неисправных ванн и последовавшей после визита Горбачёва их выгрузке, вообще никто оплачивать не собирал¬ся. Разве не рабы, эти самые передовые люди, -рабочие комби¬ната "Североникель"? Следует заметить, что я, все-таки сде¬лал попытку предать гласности это безобразие. Числа 28 сентября, наш цех посетил проверяющий обстановку коррес¬пондент газеты "Правда". Я подошёл к нему и рассказал сна¬чала о своих проблемах с квартирой, которую у меня украла администрация комбината "Североникель". Мой разговор с корреспондентом проходил в присутствии председателя испол¬кома Хайдова В.В. Конечно он, как главный инженер ЦЭН-2 до назначения на пост пред. Исполкома, прекрасно знал обо всех моих жалобах в ЦК КПСС, и об устроенном на меня пре¬следовании за критику. Поэтому серьёзного разговора не по¬лучилось. Корреспондент газеты "Правда" назвал меня сумас¬шедшим и удалился к группе сопровождения, в которую входили все руководители комбината "Североникель". Через несколько минут я подумал, что будет неплохо, если сумас¬шедший подойдёт к корреспонденту центральной газеты ещё разок и поведает о том, как в настоящее время в цехе, пущен¬ном этим же Хайдовым, будучи главным инженером, идёт работа по сокрытию неисправного оборудования. И я подошёл ещё раз к группе из примерно десяти человек сопровож¬дения журналиста, предложил ему посмотреть на мою работу сегодня и дать ей оценку на страницах центральной газеты. Я рассказал ему, что мы делаем сегодня в цехе. В ответ, он по¬вернулся ко мне спиной и молча удалился из цеха, уводя за собой гордо шагающих руководителей города и комбината. В дальнейшем моё поведение в этот день расценивается Генеральной прокуратурой РСФСР, как грубое приставание к корреспонденту. Вот вам перестройка и гласность, и все воз¬можности рабочего руководить производством. Ничего мы, рабочие, как не значили в России, так и не значим. И по сей день об нас вытирают ноги такие, как Ермаковы и Хайдовы. забегая вперёд, хочется сказать, что за образцово-показатель¬ный приём Горбачёва в Мончегорске, генерального директора Ермакова перевели на работу в Министерство металлургии в Москву. Прокурора г. Мончегорска, организовавшего в го¬роде террор в день приезда Горбачёва, перевели за "выдаю¬щиеся" заслуги работать в прокуратуру Мурманской облас¬ти, а начальника милиции перевели работать в областной центр Мурманск. Т.Е. вся команда Ермакова вместе с ним получила повышение по службе, а почему? Просто надо платить всем, кто держал руки на горле у простых граждан Мончегорска во время визита Горбачёва. Повышение по службе и было платой за учинённый в Мончегорске ТЕРРОР, накануне и в день приезда Горбачёва, 30 сентября 1987г. Здесь однозначно мы видим существование воровского закона в России при назначении на более ввысоке должности коррумпированных чиновников «Все должны быть в замазке».
20:54 05.12.2011
ГЛАВА ПЯТАЯ
В других городах, которые посещал Горбачёв, возмож¬но у жителей и был праздник, но только в Мончегорске ещё задолго до приезда Первого секретаря ЦК КПСС, многим пришлось столкнуться с различными препонами, искусствен¬но создаваемыми руководством города и комбината. О каком празднике может идти речь, если Крюков всей бригаде на пятиминутке, перед сменой говорит: "Делайте что хотите, а 30 сентября, чтобы никого на рабочем месте не было". Он гово¬рил ещё о том, что все попытки подойти к Горбачёву все равно будут пресечены его охраной, а цех будет остановлен. Поэто¬му в нас администрация комбината в этот день не нуждалась. МЫ НЕ ВЫЗЫВАЛИ ДОВЕРИЯ. У меня же были планы, к Горбачёву ПОДОЙТИ и передать ему своё письмо прямо в руки. Мне очень хотелось, чтобы он, узнав о проделках Ермаковых, навёл законность и порядок в моей судьбе, а заодно и во всём городе. Зная о моём "Настойчивом приставании к корреспонденту", меня 28 сен¬тября пригласили в кабинет Генерального директора комбина¬та "Североникель", к самому Ермакову Г.П. В кабинете были: исполнявший обязанности начальника моего цеха Ломоносов, заместитель генерального директора Максимов, председатель профкома Мисник и конечно сам Ермаков. Он меня спросил только одно, чем я недоволен. Я рассказал ему, как у меня в цехе украли квартиру ещё в 1985г, что инструктор обкома подкуплен администрацией комбината, и об этом известно здесь присутствующим. Я рассказал, каким пакостям со стороны его сына я подвергаюсь на своём рабочем месте. Помню хорошо, как я уходил из кабинета со словами: " Посмотрим, что скажет обо всём этом Горбачёв". Ни о каком разрешении моих про¬блем и мыслей у Ермакова не было. Убедившись в том, что я действительно сильно огорчён на власть и на государство, пред¬ставителем которого на комбинате является именно он, Ерма-ков отдал распоряжение об изоляции меня из города в день 30 сентября. Не только на комбинате составлялись "Чёрные спис¬ки", в которые включали недовольных местной властью лю¬дей. Город готовился к встрече «почётного» гостя, и среди жителей администрация искала людей, способных поведать Горбачёву о нарушениях в городе законов, экологии, демократии и т.д. Все, кто попали в "чёрный список " под различными предлогами, по указанию администрации, из города удалялись. Лично я 28 числа получил повестку, прибыть на сборный пункт для переподготовки в армию. Буквально полгода назад меня вы¬зывали в военкомат и, узнав, что у меня трое детей - оставили меня дома. А здесь, почему такая спешка? 28 сентября в 21 час мне вручает повестку работник военкомата в форме май¬ора вооружённых сил СССР. В ней говорится, что я, к 9 часам утра 29 числа уже должен был явиться на сборный пункт. И зная, что в этот день точно такие же повестки по-лучили ещё некоторые граждане, жители г. Мончегорска, мож¬но с уверенностью заявлять, что Советская армия встала на защиту интересов мафии, и грубо нарушила интересы тру¬дового народа. И это, позорное пятно на всю Российскую армию! Впрочем, если учитывать историческую справку в той части, что Красная армия создавалась вожаком больше¬виков В.И. Лениным на деньги, полученные из Германии, имен¬но для того, чтобы противостоять Белому движению и подав¬лять внутреннее сопротивление в России произволу комму¬нистов. То именно в день 30 сентября 1987г. Советская армия в точности подтвердила, что является достойным приемни¬ком, и свято хранит наследие большевистского лидера, а именно, выполняет задачу унижения своего народа и уничтожения, несогласных с властями. Если это не так, пусть объяснят ру¬ководители нашей армии, почему майор разносил повестки поздно вечером, и уже утром нас не должно было быть в городе? Почему не послали повестки по почте? Почему за последующие годы вплоть до сего дня меня более не вызы¬вают в военкомат? Откуда эта острая потребность во мне у Российской армии, именно за сутки до приезда Горбачёва в Мончегорск? Я не знаю, но предполагаю, что военком наде¬ялся получить повышение по службе, как прокурор и на¬чальник милиции. Повестку мне вручили в своём доме по адресу Боро¬вая 28, а на повестке был написан адрес Кондрикова 18. Это адрес квартиры, куда переехала жить с детьми жена. Я же продолжал жить в своём собственном доме. Спрашивается, кто и когда без моего ведома, сообщил в военкомат адрес моей жены, предполагая, что в этой квартире живём мы все вме¬сте? Если найти ответ на этот вопрос, то найдётся и соста-витель "Чёрного списка" жителей города Мончегорска. Спра¬ведливо подозревать городской комитет коммунистической партии Советского союза. Данное утверждение подтвержда¬ется всеми строками дальнейшего моего повествования. Ник¬то так нагло в России не нарушал права граждан, не будучи уверенным, в полной безнаказанности. Именно КПСС давала возможность определённой части населения именующих себя коммунистами уничтожать физически инакомыслящих. Трав¬ля одного человека определённой группой населения в Рос¬сии - один из приёмов КПСС в насаждении коммунистической идеологии. После разгула реакции, в годы культа личности и массовых расстрелов, коммунисты перешли к более изощ¬рённым формам уничтожения человеческого облика каждого Россиянина. Страдал от травли рабочими в своём трудовом коллективе я, страдала моя семья в силу моей нервозности. А как думает уважаемый читатель, страдал ли, изменяя сво¬ему товарищу, предавая его, рабочий, идя на поводу у банды Ермаковых? Я уверен в том, что моя страна сейчас пережи¬вает самые худшие времена именно потому, что воспитание населения в духе неуважения к государству и Конституции государства, которое является Родиной для них, и есть глав¬ная задача таких руководителей, как Ермаков. Никто из рос¬сиян не уважает сам себя именно, как россиянина. Я уверен в том, что ещё долгие годы плоды деятельности таких банд как Ермаковская, будут напоминать о себе. Оценивая результат проделан¬ной со мною работы бандой Ермаковых и критическое состо¬яние нашего общества сегодня, хочется подчеркнуть, что в 1987г. после визита Горбачёва я все-таки потерял работу. Став единственным в СССР безработным, меня никто из населения страны тогда не поддержал. Даже родственники меня осуж¬дали за антикоммунистические взгляды. Родители прямо в лицо заявили, что им стало стыдно из-за меня приезжать в Мончегорск, где прошла вся их трудовая деятельность, а парторг комбината "Североникель" Румянцев заявил: «Ты опозорил своего отца». Пусть простит меня мой отец, он действительно больше никогда не был удостоен чести лицезреть свой портрет на доске почёта комбината "Североникель". Так вот сегодня, когда такими, как Ермаковы проходимцами, сделаны безра¬ботными миллионы россиян, я по логике должен испытывать удовлетворение и наслаждаться тем, что в стране продолжа¬ется кем-то осознанное уничтожение собственного народа, что теперь пришла очередь других. НЕТ! Я страдаю вместе со всеми гражданами России. Только мои страдания в настоящее время выражаются в постоянных, незаконных, возбуждённых на меня прокуратурой уголовных дел. Постоянные аресты меня и нападения бандитов, подговариваемых бандой Ерма¬кова. Я по-прежнему борюсь с организованной преступной группировкой и пытаюсь её разоблачить. Сама книга моя и служит этой цели. А Россияне, как и положено несознатель¬ному народу, даже во время проводимой мною бессрочной голодовки в Мончегорске в 1998г., только смеялись надо мною. А на восьмые сутки меня, уже ослабшего, десять бан¬дитов вообще решили убить. И только то, что я ранил одного из бандитов отвёрткой в висок, спасло мне жизнь. Россияне, если лично вам плохо жить, то хотя бы не мешайте тем, кто продолжает бороться с коррумпированными чиновниками за свои нарушенные права. Ведь моя победа в борьбе за свои права, вернёт и вам многое, хотя бы просто веру, что не все так плохо в нашей стране, может не всё ещё потеряно. Почему россияне в такое трудное время продолжают глумиться над теми, кто желает жить по существующим законам на своей Родине? Ответ прост, вас так воспитало само государство, и вы не будете сострадать тем, кто просит вас о помощи в за¬щите нарушенных законных прав. Потому, что каждый из вас знает наверняка, что это же государство вас уничтожит за поддержку гражданина, решившего отстоять свои права. В России и по сей день, продолжается воспитание народных масс по принципу: "Человек человеку Волк". Ч.Ч.В.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Дверь в квартиру отрылась сразу, как будто жена стояла за ней и ожидала моего прихода. Мне нужно забрать военный билет, - сказал я, - завтра меня коммунисты города сдают в Советскую армию на пере¬подготовку. Я знаю,- сказала Света, - ко мне только что приходил военный и хотел вручить тебе повестку. Я сказала, что ты живёшь не с нами, а у себя дома. Покопавшись в ящичке с документами. Света принес¬ла в прихожую военный билет и спросила: - Что же теперь будет? - Скорее всего, меня в армии убьют,- ответил я. - Слишком нагло Ермаков действует, не боится никаких последствий. Если он сумел договориться с представителями армии о сдаче меня, то никто не помешал им же договориться об уничтожении меня физическом, чтобы в последствии к моей проблеме ни¬когда не возвращаться. Армия имеет возможность списывать нас, граждан страны Советов, как "пушечное мясо". Ежегод¬но, три процента от всего количества солдат в вооружённых силах погибают по тем или иным причинам. Я почти уверен, что моё место в этом году в Советской армии именно в этих трёх процентах. И конечно руководители армии помнят о том, что я на втором году своей срочной службы открыто, воспро¬тивился "дедовщине", и полковник Сокол, как командир на¬шей части, учинит за это надо мною расправу. Армия в России нужна для того, чтобы держать население страны в страхе и повиновении властям. Думаю, что интересы Ермакова и армии сегодня, как никогда совпадают, им не нужен свидетель их пре¬ступной деятельности. Значит, меня просто уберут. - Я тебя никуда не отпущу, - сказала Света. - Тогда меня посадят. Я не имею права не являться завтра по повестке, закон на стороне банды Ермакова. - Притворись больным,- не унималась жена. - Я здоров как никогда, - ответил я. - Давай выпей слабительных таблеток, и завтра иди к врачу с жалобами на боли в животе. - Разве это можно? - Можно или нельзя время покажет. Я не хочу, чтобы у моих детей не стало папы. Раздевайся, ты никуда больше из этой квартиры не уйдёшь. Я разделся и прошёл в квартиру. Дети уже спали, и только их дружное посапывание во сне слышалось в темноте комнаты, ставшей теперь им спальней и детской одновременно. Хотелось страстно обнять каждую дочурку и помять в своих объятьях. ###еловав каждую и жадно вдохнув сладкий запах моих малюток, я вышел в большую комнату. Света уже раз¬ложила на столе содержимое семейной аптечки и искала для меня таблетки. Их оказалось не так уж и мало. Поэтому я предложил выпить половину и посмотреть, что со мной про¬изойдёт. Мы так и сделали. К часу ночи никаких симптомов расстройства моего желудка не наблюдалось. Тогда я принял решение выпить все оставшиеся таблетки. Спать легли на диван в зале, и с нескрываемой любовью друг к другу обнялись и ###еловались прозвеневший будильник, разбудив нас, не только пре¬рвал наш сон, но и вернул в этот страшный коммунистический мир. С болью в сердце я понимал, что надо идти на сборный пункт в эту ненавистную Красную армию - Как ты себя чувствуешь? - спросила Света. - У меня ничего не болит, - ответил я. - Ну и что, всё равно иди к врачу и говори, что болит живот. Пускай назначат обследование. Я понимал, что из этого, возможно, ничего не получится, но всё-таки подчинился жене. Уже через полчаса я был в поликлинике комбината "Североникель" и ждал приёма цеховым терапевтом. Мне было стыдно. Я впервые симулировал перед врачом. Не знаю что, таблетки или именно моё душевное состояние, потерявшее равновесие после вручения повестки в армию, подействовали на градусник, выданный медсестрой во время приёма, кото¬рый показал у меня слабую температуру 37,1. Это придало мне некоторую уверенность, и я врал врачу про сильные боли в животе (и голова заболела сразу). Терапевт отвёл меня в другой кабинет к заведующей терапевтическим отделением. И именно она уже занималась мною весь день. Меня заставили сдать всевозможные анализы. Пока шло обследование, шло и время. Я уже не только в Красную армию не попадал к 9 часам утра, но и на смену с 12 часов также не вышел, в силу затянувшегося обследования. Поэтому мне после проведённо¬го обследования был выдан больничный лист, в котором указывался диагноз: Хронический колит. Кстати говоря, этот диагноз совершенно верен. У меня действительно есть хрони¬ческий колит. Несколько лет назад меня даже госпитализиро¬вали с диагнозом Аппендицит, но, проведя обследование в стационаре, врачи поставили диагноз колит, и резать меня не стали. Получив больничный, я думал, что все проблемы решены, а Ермаков остался в дураках. Но я ошибался ровно на столько, насколько никто себе даже представить не может. Город готовился предстать перед глазами Первого секретаря ЦК КПСС и таких, как я была установка убрать из города любой ценой. Откуда эта установка поступила в ГОВД г. Мончегорска? Почему начальник милиции Куликов утром 30 сен¬тября послал группу захвата в квартиру, к моей жене? Поче¬му опять не по адресу Боровая 28(Я по этому адресу про¬писан. И этот дом моя собственность), а именно в квартиру, к моей жене? Опять вопрос. Найдя ответ, найдём того, кто давал наводки в Военкомат кого забирать в армию и куда нести повестки, и кто давал начальнику ГОВД приказ, куда посылать группу захвата для похищения человека. Можно также узнать, кто организовал в Мончегорске акт терроризма и бандитизма. На карту руководство города и комбината по¬ставило всё своё могущество для того, чтобы после приёма Горбачёва всем получить повышение по службе. Карьеризм достойный осуждения - вот что это такое. Руководители горо¬да, правоохранительных органов, военкомата, комбината "Североникель" вступили в преступный сговор и произвели ко дню приезда Горбачёва в Мончегорск (так хорошо нам сегод¬ня знакомую по Чечне) зачистку города. Повторяюсь, на кар¬ту было поставлено их политическое будущее. Если обо всех безобразиях, которые имели место в Мончегорске мы, жители города смогли бы поведать Горбачёву, то в идеальном случае в отношении многих из руководителей города и комбината должны были быть возбуждены уголовные дела. А это не входило в планы бандитов. Поэтому я напрасно думал, что с Советской армией я уже больше не встречусь в ближайшие дни. Но прежде, чем начать повествование событий дальше, я поведаю читателю о том, что вечером 29 сентября, опять же на квартиру к моей жене, пришла из городской больницы врач инфекционист Дёмина Мария Петровна. Она сказала мне, что её послало руководство отделения больницы по поводу моего обращения сегодня в поликлинику комбината. Мы с ней по¬говорили на кухне за чашкой чая. Я сообщил ей, что чув¬ствую себя хорошо, и что сомнений в диагнозе, поставленном врачами поликлиники комбината, у меня нет. Она же просила меня подумать над предложением городской больницы, лечь в стационар на обследование для точного диагностирования моего сегодняшнего недомогания. Мы договорились, что в случае повторения моего недомогания я непременно обращусь в городскую больницу, где мне будет немедленно оказана медицинская помощь, вплоть до госпитализации. Я подчёрки¬ваю, что всё это было решено мирным путём и за чашкой чая. Вопрос: "Почему сегодня Генеральная прокуратура России утверждает, что утром 30 сентября 1987г. в Мончегорский ГОВД поступил на меня донос из городской больницы, в ко¬тором говорилось о том, что я, будучи больным дизентерией отказываюсь от госпитализации? И почему уже 31 сентября этим же долбаным врачам из городской больницы г. Монче¬горска было наплевать на "больного дизентерией"? Мне ответ давно известен. Чтобы оправдать то, что сделали со мною 30 сентября сотрудники Мончегорской милиции, Ген. прокурату¬ра задним числом заставила написать всех, кого только сочла возможным, на меня доносы в Мончегорский ГОВД. Забегая вперёд, я сообщаю уважаемому читателю и то, что вместе с доносом на меня из больницы по утверждению Генеральной прокуратуры России, утром 30 сентября поступил донос и из ГОРОНО г. Мончегорска, в котором говорилось о моих негативных взглядах и высказываниях в адрес Совет¬ского руководства города и всей страны. Наступившее утро 30 сентября 1987г. не предвещало мне ничего хорошего. Я понимал, что получив из военкомата информацию о моей неявке на сборный пункт в армию, власти города и руководство комбината неминуемо подвергнут меня новому притеснению или насилию, с целью недопущения меня сегодня на рабочее место. Я знал точно, что сегодня именно те самые мои враги, укравшие у меня квартиру и оплатившие взятками инструктору обкома его клевету, приведут на моё рабочее место самого Горбачёва. На душе было скверно от предчувствия чего-то ужасного и непредсказуемого. Я проводил жену и девочек, она ушла на работу и увела детей в садик. Сам же сел за стол, на котором уже лежали приготовленные авторучка и чистый лист бумаги. Мысли на¬ползали одна на другую. С чего начать заявление Горбачёву? Рассказать надо и о нарушении прав моей семьи на жильё в СССР, и об устроенном преследовании за критику, и о вче¬рашнем незаконном призыве в армию, и о скрытых админи¬страцией недостатков в новом цехе возникших в результате безалаберного руководства цехом. О многом. Что я там написал, это теперь на совести руководителей государства России. Если захотят, то найдут в архивах КПСС это моё заявление и опуб¬ликуют его в любое время. Я же копию себе не оставил. Да и Вы, уважаемый читатель, наверно поверите мне, что я на¬писал в том самом заявлении только то, что написано и в этой книге, только в сто раз короче. Примерно в девять часов утра в квартиру позвонили. Я понимал, что добрые люди к нам в это время не пожалуют, и довольно основательно заволновался, а не будут ли выши¬бать дверь, ведь за мною уже пришли. Именно ко мне и именно за мною, я это понимал настолько явственно, что на какое-то мгновение потерял даже способность шевелить руками и но¬гами. Нет, дверь я им добровольно, ни при каких обстоятель¬ствах не открою. Пусть там хоть сам прокурор города. Возьму нож и зарежу его как бешеную собаку во время проникно¬вения в квартиру, в которой меня и быть не должно, ведь я здесь всего лишь в гостях, а не прописан и не проживаю здесь. Звонок ещё несколько раз брякнул, вызывая во мне каждый раз чуть ли не остановку сердца, и затих. Я продол¬жил писать начатое заявление, а про себя думал: " Если бан¬диты, посланные бандой Ермакова, ищут меня и если это звонили они, то теперь, наверное, ушли к моему дому на Боровой, где я живу". Однако уже скоро я понял, что глубоко ошибался на этот счёт. В 11 часов я все-таки вынужден был открыть дверь, потому что пора было идти на работу, на встречу с Горбачёвым и своей нелёгкой судьбой. На лестничной площадке возле лифта околачивался какой-то толстый Армянин. Я не придал этому никакого значения. "Скорее к машине, скорее преодолеть первые препоны, поставленные на моём пути бандой Ермаковых", - билась единственная мысль в моей голове. Я прекрасно понимал, что и в цехе уже всё готово для того, чтобы меня, самого туда явившегося, прямо тёпленько¬го повязать и даже убить только за то, что я вопреки всем препонам всё-таки явился на рабочее место. Я отчётливо понимал, что иду на огромный риск, являясь сегодня на своё рабочее место. Я впервые в жизни осознал, что государство Россия - это не то государство, где в почёте доблестный труд и граждане на работу должны ходить как на праздник. На¬против, я понимал как никогда, что РСФСР - это государство, в котором человек становится объектом для уничтожения толь¬ко за то, что не будучи уволенным, он явился на работу. По-тому, что ему это приказала администрация. Потому, что ты раб, и должен бездумно подчиниться и ползать в ногах у этого же начальства и лизать им ноги для того, чтобы они все-таки выделили жильё взамен разрушенного ими же моего дома, и прекратили устроенное ими преследование за критику. Встречать же Горбачёва можно только им и именно тем рабочим-жополизам, которых для этой цели специально отобрали власти города. Кстати говоря, и сегод¬ня Россия является самым ярким примером на этот счёт. Именно Генеральная прокуратура по сей день уже в 2000 году продолжает подогревать здесь в Мончегорске пре¬следование меня за критику. И я с полной уверенностью заявляю, что в Ген. Прокуратуре России существует заговор должностных лиц, целью которого является нарушение прав рядовых граждан в угоду власть имущему классу. Никто там, в Генеральной прокуратуре России нас, простых граждан, даже за людей не считает. Поэтому я легко могу прогнозиро¬вать дальнейшее ухудшение политической и экономической си¬туации в стране. (Написав это в 2000 году, я даже не подозревал о том, что президент Путин уготовил мне в новом УПК такое страшное и коварное новшество, как признание меня сумасшедшим и уничтожение в связи с этим в психиатрическом стационаре). В России не работает Конституция, не работает Уголовный кодекс. Генеральная прокуратура и суды коррумпи¬рованы, милиция шестерит перед руководителями городов и окончательно добивает нас уже по мету жительства. Опасно в настоящее время не только по городу прогуляться даже днём, но и в милицию зайти, чтобы подать заявление далеко не безопасно. Я это знаю не понаслышке, и всё это испытал на своей шкуре. И обо всём этом напишу ещё впереди, в своих новых книгах. За эти долгие пятнадцать лет моего противостояния государству Россия, решившему меня унизить и лишить элементарных человеческих прав, было всего столько, что можно писать и писать, было бы только желание. А же¬лание и возможности у меня теперь есть. Я уже не та птичка, которая имея желание, но, не имея возможностей, опалила себе крылышки и упала на дно самого глубокого ущелья. Да, я предвижу новые препоны на пути моих книг, но готов продолжать свою борьбу за восстановление нарушен¬ных прав, и готов поведать всему миру о своей жизни. Пусть судит весь мир и меня, и руководителей этой бездарной стра¬ны, неспособной на протяжении стольких лет найти своё, по праву достойное место, среди Великих держав.«Все что может Россия - это угрожать ядерной атакой западным странам и глумиться над своим народом. И именно сам народ выбирает себе депутатов, которым наплевать на проблемы избирателей, и точно такого же народ выберет себе президента. Да и выбирать ведь не из кого. Ни один здравомыслящий человек в России просто не может находиться у власти. Сколько Ель¬цин "базарил" насчёт борьбы с коррупцией? А на поверку выходит, что коррупция и бандитизм в правоохранительных органах только ещё изощрённей стали, и жить всем нам стало от этого ещё хуже. Никто всерьёз с коррупцией в России не борется, а напротив, её подкармливают. Точно также как в Чечне. Несколько лет вскармливали бандитов и затем устро¬или Гражданскую войну. Нарушения прав человека терпе¬лись до определённого времени, пока не понадобились кому-то баллы для достижения политических целей. Сегодня, когда цели на половину достигнуты надо выдумать что-то новое. Так и с коррупцией, поговорят-поговорят с месячиш¬ко и на пару лет забудут. А когда придёт время вновь кому-то на политической арене зарабатывать политические баллы, не только в Чечне начнут новую войну, но и о коррупции вспомнят опять на месячишко, не более. И самое ужасное зак¬лючается в том, что если бы не было Чеченской проблемы. Российское руководство обязательно само сотворило бы где-нибудь новую проблему, в другом регионе России, чтобы было на чём зарабатывать политические очки. Во всём мире поли¬тики зарабатывают себе популярность на достижениях в улуч¬шении жизни народа, в России же политики, все без исключе¬ния, жаждут ненасытно нашей крови. А в случае чего, они нас непокорных и в тюрьмах по сей день гноят, и похищают, и убивают. Таким откровенным произволом власти добиваются второй цели. Запугивают население России и вдалбливают в разум каждому гражданину мысль: " Не мешайте власть имущим безобразничать в стране. Иначе с вами поступят точно так же, как и с вашим соседом". Глупо, но мы с вами по-прежнему живём в ГУЛАГЕ. Вся страна - это большой ла¬герь, и мы в нём ЗАКЛЮЧЁННЫЕ. В моём родном городе Мончегорске в настоящее время, как никогда отчётливо просматривается действие Гене¬ральной прокуратуры России, направленное на организацию банд, подобных Ермаковской. Судьи творят в городе произ¬вол, осуждают своими приговорами заранее невиновных. Милиция и прокуратура города, совершая подлог докумен¬тов в уголовных делах, также привлекают к уголовной ответ¬ственности заранее невиновных. Роль Ген. Прокуратуры, как раз и заключается сегодня в том, чтобы насаждать в городе недовольство населения местными "порядками", навязанными бандитами. Сегодня ни одно заявление о преступлении, совер¬шённом правоохранительными органами в Мончегорске, Ген. Прокуратура должным образом не рассмотрела. Поэтому ми-лиция, прекрасно зная, что находится, сегодня под "Крышей Генеральной прокуратуры", творит в городе откровенный ТЕРРОР. Сегодня Москве наплевать на нас, мончегорцев. Завтра же, когда возможно кто-то захочет покончить с безза-конием, царящим в Мончегорске, может что-то и изменится в моём городе в лучшую сторону. Но послезавтра - опять в городе будет насаждаться циничный бандитизм и мафия, и в отношении простых граждан будет осуществляться террор под покровительством Генеральной прокуратуры России. Давайте подумаем вместе, почему в Чечне Россия так долго терпела отсутствие конституционных норм? Там не работала прокуратура, суды, милиция. Эту территорию со¬держали на наши с вами деньги и, в конце концов, когда кому-то понадобилось выкачать из созданной искусственно (наде¬юсь, что с этим словом все согласны) ситуации политические баллы, для завоевания власти в стране, сразу вспомнили о нарушенных правах жителей Чечни. Вот только, не имея нео-провержимых доказательств, приходится умалчивать в части обвинения властей России, о причастности их к организации террористических актов в Москве, Буйнакске и Волгодонске. Ведь нужен хороший прыжок вначале, чтобы все поняли, что в России есть сильная власть и есть сильные личности, спо¬собные "защитить" нас с вами от террористов. (Думаю, что теперь, в 2009г. у меня как раз есть доказательства тому, что жилые дома взрывались именно нашими российскими спец.службами). А я утверждаю, что таких личностей в России нет, и в моём родном городе Мончегорске, государство Россия, насаждает терроризм и беззаконие. И когда кому-то вновь понадобится заработать политические баллы в стране, для прихода к власти, мой город может стать таким, как Чечня, полигоном для бурной деятельности, "для наведения право¬порядка". От одной мысли, что в России таких территорий огромное количество, где повсеместно нарушаются права граждан, становится жутковато. Поэтому у наших с вами кандидатов в депутаты и президенты, всегда есть, что обе¬щать. Всем нам хочется жить в конституционном простран¬стве и по существующим законам. А что мы делаем, сами избиратели, для того, чтобы хотя бы наши дети или внуки жили лучше, чем мы? Да ничего. Мы, Россияне, оставляем своему следующему поколению не только разворованную величайшую страну в мире, но и в духовной жизни наших детей не будет покоя. Они будут либо ещё более усердно лизать ноги коррумпированным чиновникам, прокурорам и судьям, либо будут спиваться и становиться наркоманами, в резуль¬тате полного непонимания цели - для чего же они живут в этой богом забытой стране. Либо, доведённые до отчаяния сотворят новую революцию. (О необходимости которой я уже твёрдо заявляю именно сегодня в 2009 г.) Но к власти в России всегда будут при¬ходить бандиты. В России это уже национальная традиция. Даже наведя порядок, восстановив нарушенные права граж¬дан в моём родном городе Мончегорске, и завоевав доверие граждан, будучи популярным в народе, этот человек всегда будет зависеть от Москвы, и всегда будет делать только то, что ему позволило его руководство. Т.Е. завоевали полити¬ческие баллы, например в моём же Мончегорске, и получили голоса избирателей на выборах. Но после выборов всё встанет на свои места. О Мончегорске все забудут, и мафия начнёт вновь завоёвывать власть в городе, и нашим депутатам будет глубоко наплевать на наши с вами беды. Я скажу больше. Если в России действительно суще¬ствует такая система очагового наведения конституционного порядка для достижения политических целей, то, оценивая се¬годня невмешательство в грубейшие нарушения прав граж¬дан Генеральной прокуратурой России, напрашивается следу¬ющий вывод: в России приходят к власти по-прежнему даже не те, кто по указанию высших чиновников наводит где-то правопорядок, а напротив, в России к власти приходят те, кто именно больше всего и нарушает права граждан и конститу¬ционное пространство. И народ голосует за таких кандидатов, прекрасно зная, что они уже наворовались в годы Советской власти, и в те же годы доказали всему миру своё полное безразличие к законам государства и Конституции. Попробуй его, Ермакова, не выбери сегодня депута¬том, так он вообще сделает так, что мы все ноги протянем. Это главный бандит в нашем городе и у него есть преступные связи в Москве. И именно в Генеральной прокуратуре, и с самим президентом. Как же не понять простых избирателей, которые голосовали за Ермакова? А сколько таких кандидатов и депутатов по всей стране? Весь город знает, что Ермаковы организовали в Мон-чегорске 30 сентября 87 года терроризм ради собственного продвижения в политической карьере и то, что именно Ермаков И.Г., ставший теперь депутатом, виновен в первую очередь в доведении меня до самосожжения на Красной пло-щади. Да, всё это наши горожане знают. Знают они и то, что я не нашёл поддержки в своих справедливых требованиях к Генеральной прокуратуре России - возбудить уголовное дело за доведение меня до самосожжения на Красной площади. Люди не верят, что вообще возможно привлечь к ответственности бандитов Ермаковых, поэтому боятся их безграничной власти, и всё, что они пожелают, народ, молча, позволяет. Попробуй жители города отказать Ермакову в мандате депутата. Тогда комбинат, уже и так доведённый "ими" до полуживого состо¬яния, как градообразующее предприятие, вообще можно зап¬росто остановить, обанкротить, продать и т.д. Жизнь каждого мончегорца действительно зависит от Ермаковых. И это не шутка, а чистая правда. Вот только почему им захотелось "по¬иметь" нас ещё и в ранге народного депутата? Да потому, что времена изменяются. Всё больше становится недовольных бе¬зобразиями на местах граждан, и государство указало Ерма¬ковым: "А ну давайте, для сохранения своего влияния в ре¬гионе, и для дальнейшего устрашения жителей, становитесь пока не поздно депутатами". Теперь я, как человек с нарушен¬ными конституционными правами самим же Ермаковым, не могу обратиться в Думу со своими проблемами. Ермаков никогда не будет помогать рядовым гражданам в борьбе за их нару¬шенные права. Будут, конечно, несколько человек для того, чтобы пустить пыль в глаза избирателям: "Вот мол, какой я депутат хороший, организовал сбор средств на лечение како¬го-нибудь ребёнка". Или что-то в этом духе. Но никогда Ермаков не будет помогать мне как депутат, добиваться возбуждения уголовного дела за доведение меня до самосожжения!!! Не для того он становился депутатом. На¬против, только для защиты бандитов от положенного по зако¬ну наказания, он и стал народным избранником. Так что спа¬сибо вам, дорогие земляки, за оказанную мне помощь в ка¬вычках. Пока вы так бездумно будете выбирать своих депу¬татов и президентов, я никогда не буду иметь закреплённых в Конституции своих прав, и закон никогда не будет служить мне защитой. Впрочем, вы сами понимаете, что и вас эта проблема рано или поздно коснётся. (Ещё не совсем, но по-моему уже коснулась. Город весь разворован, а комбинат уже наполовину остановлен.)
20:55 05.12.2011
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
И так, 30 сентября 1987 г. Уже с 9 часов утра в городе Мончегорске Мурманской области началось осуществление террористического акта под руководством Генеральной про¬куратуры РСФСР. Тот самый Армянин у лифта, по-видимому, и звонил ко мне в квартиру в районе 9 часов утра, а затем остался для визуального контроля за квартирой. И в случае моего появления он, как член группы захвата, должен был реагировать соответственно его заданию. Так всё и выш¬ло. Я, выйдя из подъезда дома, быстренько сел в машину и даже завёл двигатель. Но выехать со стоянки я не смог, дви¬жение моей машине загородил автомобиль "Волга" такси. Из "Волги" вышел мой участковый Фидькович и подошёл ко мне. Я продолжал сидеть в своей машине. Фидькович спросил меня: - Далеко ли ты собрался? - На работу, - ответил я. - Сегодня на работу ты не поедешь, - сказал он мне. Тогда я сказал, что пойду пешком. Всё равно их машина загораживает выезд для моей, а Армянин уже дожидается команды ФАС, стоя на крыльце. Поэтому я вышел из машины и закрыл её на ключ. Со словами - счастливо ос¬таваться - я повернулся в сторону остановки автобуса и сде¬лал шаг в этом направлении. Фидькович и армяшка, набросились на меня сзади одновременно и стали заталкивать на заднее сиденье "Волги", дверь которой услужливо открыл шофёр такси. Я закричал, что было силы: "Помогите!" Озверевшие менты стали меня душить. А я стал вырываться и кричать ещё громче: "Убивают!". У соседнего подъезда стояли люди, примерно человек шесть. Все мужчины и, по-видимому, это были строители, готовящие этот подъезд к сдаче после завер¬шения строительства. Все они дружно прибежали ко мне на помощь и отбили меня у поганых ментов. Но до чего дурён русский человек? Стоявший всё это время рядом водитель такси заорал на освободивших меня мужиков, и с воплями: "Это милиция", набросился на меня и врезал мне ногой по голове. Опешившие мужики не успели опомниться, как меня уже трое (два поганых мента и их сообщник) затолкали вниз головой на заднее сиденье такси. И в таком положении меня спешно доставили к зданию Мончегорского ГОВД. Таксист выбежал на минутку из машины, доложил ру¬ководству ГОВД, что задание выполнено, и Враг народа, Крашенинников Андрей Юрьевич доставлен в ГОВД. Группа захвата ждёт мол, дальнейших распоряжений. Естественно он поведал обо всех тонкостях "похищения века". Поэтому, через несколько минут дежурный по ГОВД майор Шумаров вынес из здания милиции верёвку и подал её в машину. Он приказал связать меня. В это время, как на параде, мимо нашей "Волги" протопали "Добросовестные труженики Мончегорска", при¬званные в этот день охранять правопорядок в городе совме¬стно с милицией. И я, прекрасно понимая, что третьей попыт¬ки призвать людей на помощь у меня уже может не быть, вновь заорал во всю мочь: "Помогите!" И воспользовавшись временным отсутствием водителя на своём месте, растолкав поганых ментов, ногами упёрся в клаксон на руле, и "Волга" залилась сумасшедшим воплем, призывая к себе внимание. Водитель пинал своими грязными ногами мои ноги, сбивая их с руля. А менты душили меня и, в конце концов, трое справились с одним. Сразу же начали меня скручивать верёв¬ками. Головой я лежал вновь на полу заднего сиденья, а мои руки менты старательно выворачивали в суставах. Водитель такси регулярно наносил удары кулаками по моей голове! Он орудовал уже со своего сиденья. Когда меня вот таким обра¬зом скрутили, то буквально через минуту по приказу этого же самого дежурного Шумарова, меня перетащили в машину ""Скорой помощи", по-видимому, вызванную им специаль¬но для меня. Он понимал, что моя смерть вполне возможна сегодня, в его дежурство от рук поганых ментов, поэтому подстраховался бригадой ""Скорой помощи". И именно се¬годня, я на страницах своей книги выражаю своё презрение врачам ""Скорой помощи" г. Мончегорска, которые не только не помогли мне спасти моё здоровье, а напротив, раз¬решили милиции продолжить издевательства надо мною и повергли меня на новые физические муки. На глазах "Доблестных тружеников Мончегорска" меня уже с кляпом во рту и вывернутыми руками из "Волги" перетащили в машину "Скорой помощи". Если эти два напав¬ших мента были переодеты в штатскую одежду, то в машину "Скорой помощи", прекрасно помня, что двоим со мною не справиться, Шумаров подсадил ещё одного мента в форме. Водителя такси я больше не встречал. Однако, что¬бы полностью описать портрет "Истинного патриота России", я закончу рассказ о нём. По утверждению Генеральной про¬куратуры России уже в 2000 году явствует то, что это я напал на водителя такси во время доставления меня в здание ГОВД по двум доносам, поступившим на меня в 9 часов утра в ГОВД из ГОРОНО и городской больницы, о которых я уже писал выше. Значит под такими показаниями стоит под¬пись этого водителя. Можно ли его уважать сограждане за это? И спросите себя, а как вы лично действовали бы, если оказались на его месте. Я уверен, что подавляющее большин¬ство отказалось бы вообще уже тогда помогать милиции из¬деваться над человеком. Но в тоже время и очень многие с удовольствием пособничали бы ментам - ведь это на благо Родины. Вся коммунистическая идеология и строилась на ус¬трашении граждан и поисках Врагов народа. И, конечно же, их уничтожении. Поэтому я, на своей шкуре убедившись, опять же заявляю, что Горбачёв нисколько не лучше Берии и Сталина. В его правление русские люди мучили русского чело¬века, ради чего? Они теперь и сами не скажут. Но был приказ от начальника милиции, и его исправно выполняли сотрудни¬ки ГОВД. Им помогали тупые и безмозглые врачи, армия, простые граждане. У всех вместо желания разобраться в про¬исходящем было только одно - выполнить все указания мили¬ции. Иначе за пособничество Врагу народа их ждёт точно такая же жизнь, наглядно которую им демонстрировала в этот день Мончегорская милиция. В машине "Скорой помощи" меня уже не били, в этом не было необходимости. Обученные мучить граждан менты профессионально вывернули мне руки ещё в такси и, связав их у меня за спиной, отказались развязать их и в "Скорой". Я просил бригаду "Скорой о помощи, я говорил, что мне очень больно. Но врачи, нагло улыбаясь, отказывали мне в помощи. Помню хорошо, как та врач, которая находи¬лась непосредственно в салоне, а не в кабине (возможно, это была медсестра) заявила мне, что меня освободят только через тридцать минут. За это время ткани, в которые сейчас не поступает кровь в результате наложенных на меня верёвок и вывернутых рук в суставах не отомрут. Они для того здесь и находятся, чтобы не пропустить этот срок. Она действитель¬но засекла время и ровно через 30 минут меня развязали. ЭТИ ТРИДЦАТЬ МИНУТ - о Боже, какой цинизм среди медиков, какие муки я перенёс в эти злополучные полчаса. (А сколько я настрадался в психиатрическом стационаре из-за их продажности властям после публикации этой книги?) Если бы мне предложили тогда одним выстрелом в голову покончить с моими муками, я не задумываясь, согласился бы. Всё равно справедливости в этом государстве не найти, так зачем такие муки выносить. Я понимал, что могу скончаться буквально в любую минуту. Острая боль в плечах вызвала у меня обильное потовыделение. Пот стекал прямо на лежав¬шие передо мною носилки. Поскольку они сделаны из непро¬мокаемого материала, капельки образовали там за эти полчаса большую лужу. Боль была настолько мучительна, что в момент моего освобождения от верёвок мне уже было не пошевелить ни одной рукой, а сознание моё начало теряться. Голова силь¬но кружилась, меня тошнило. Теперь-то я знаю, у меня по¬высилось артериальное давление. Впервые в жизни у меня было повышение давления. Теперь у меня давление повыша¬ется часто, как следствие пережитого мною устроенного бан-дитами покушения на моё здоровье и саму жизнь. Вот такой, полуживой, не способный пошевелить ни рукой, ни ногой я находился в машине ""Скорой помощи". Шумаров не тратил эти полчаса даром, и почти сразу за моим освобождением от верёвок в машину ""Скорой залезли двое военных. Одного я знал, он мне вручал повестку 28 сентября дома на Боровой. А второй сам представился, как Военком города. Он сразу "наехал" на меня и стал угрожать мне возбуждением уголовного дела за моё дезертирство, за от¬каз явиться на сборы и неявку по повестке. Всё перемолол мне, угрожая немедленно передать меня прокурору из рук в руки. Я же, внимательно выслушав его, едва сдерживаясь от усмешки, прошептал ему: "Я согласен идти в Красную армию прямо сейчас, и даже очень этого хочу, потому что меня се¬годня убивают в Мончегорском ГОВД и, по-видимому, имен¬но из-за вас, раз уж вам так очень хочется меня забрать в армию. Но только учтите, что мою задницу придётся выти¬рать Вам самому лично, поскольку я неспособен, у меня не шевелятся руки. А прокурору передавайте большой привет. Пожалуйста, достаньте у меня из кармана больничный лист, может там вы найдёте справедливую оценку вашему тупоу¬мию". Военком достал мой больничный, прочитал, и ни слова не говоря, удалился из машины "Скорой", вместе со своим прихлебалой. Примерно полчаса нас более никто не беспокоил. Жуткие боли, возникшие после развязывания рук, тоже затих¬ли. В машину залезла неизвестная мне женщина и пред¬ставилась врачом - психиатром. Её фамилия Смекалова. Она стала спрашивать меня, что и как произошло, почему я в таком состоянии. Я ей всё рассказал, как было, а менты сидели рядом и ничего не оспаривали. Смекалова выписала направление для госпитализации меня в областной психиатрический диспансер. Вот это фокус. Смекалова одна из тех людей, кто может кри¬вить душой. Разве можно таким людям вообще работать врачами, да ещё психиатрами. Если уж меня столь очевидную жертву произвола поганых ментов, она решила упрятать в психушку, то, сколько ещё заказных направлений в психушку она выписала, и сколько ещё людей по её вине, возможно по сей день, томится или загублено в психушке. А Генеральная прокуратура России по - прежнему уже в 2000 году продол¬жает скрывать совершённое Смекаловой преступление. По утверждению лично моему, вам всем должно быть ясно, что мафия не может уничтожать своих, причастных к преступной деятельности лиц. Наоборот, их необходимо защищать. Они ещё могут пригодиться, и каждый новый гражданин, проявив¬ший себя как циник и жополиз, всегда будет мафией поощ¬ряться и продвигаться по служебной лестнице. Именно таким образом в России осуществляется подбор кадров на руково¬дящие должности. Врач психиатр-это важная птица. Весь го¬род может быть дураками, а если врач продажный, то на поверку будет выходить, что горожане все здоровы, или всё с точностью до наоборот. Как бы то ни было, а в г.Апатиты, где находится психиатрический диспансер, меня доставили на всё той же "Скорой помощи", и под конвоем всё тех же трёх ментов. Меня ввели в приёмное отделение псих. диспансера и оставили один на один с врачом, ведущим приём поступающих боль¬ных. Он меня выслушал и прочитал моё заявление на имя Горбачёва, написанное мною утром. Я сказал ему, что именно на то, чтобы лишить меня возможности встретиться с Горбачевым и на-правлена сегодняшняя акция продажных ментов. Врач к мо¬ему несказанному удовлетворению оказался прямой противо¬положностью Смекаловой, и меня в психушку не принял. Он счёл вполне нормальным, что человека в годы Перестройки прямо на улице избивают менты, и врач города, пытаясь скрыть следы побоев, решила упрятать меня по приказу прокурора в психушку. Не вызвало у него и содержание моего письма к Горбачеву каких-либо сомнений в моей полной вменяемости. И за это ему большое спасибо. Вот только генеральная про¬куратура, однако, уже в 2000 году утверждает: "Обоснован¬ность действий врача Смекаловой подтверждена заключением медицинской комиссии". Вот это да! Эти сволочи-прокуроры делают с нами всё что захотят! Я ни о какой медицинской комис¬сии и знать не знаю и слухом не ведаю. А у них значит, есть на меня результаты какой-то комиссии. Пусть генеральный прокурор, если он не последний паскуда в этой конторе, опуб¬ликует заключение этой комиссии. После беседы со мною врач минуту потратил на то, чтобы вернуть липовые бумаги сопровождающим меня ментам. Их удивление было нарисовано на лицах, и Фидькович, не скрывая своего раздражения, заявил: "Странно, а мне сказали, что всё уже обговорено заранее". Примерно в два часа дня мы уже вернулись в Монче¬горск, и машина "Скорой помощи" вновь встала у стен ГОВД. Фидькович сбегал в дежурку и доложил о провале операции "Псих" дежурному по ГОВД Шумарову. Через несколько минут меня буквально на руках (потому, что я не мог сам идти) перенесли в здание ГОВД и закрыли в комнате ППС. Здесь же расположились и оба мои "телохранителя". Они включили телевизор, и дальнейшее моё пребывание в здании ГОВД до 21 часа уже протекало совершенно однооб¬разно. Я не мог смотреть телевизор, так как всё плыло перед газами. Я изо всех сил старался не терять душевного равнове¬сия и не терять сознание, а такие моменты периодически по¬вторялись, когда холодели виски и усиливалось головокруже¬ние. Единственное, хочется рассказать читателю о том, что в ГОВД мне удалось увидеть в стеклянную дверь замполита Емельяненко. И на мой вопрос -"чем он сейчас занимается", - я узнал, что он дежурный по ГОВД от руководства отдела. Все сразу встало на свои места. Емельяненко руководил всеми действиями, которые были осуществлены в отношении меня. Если помните, именно он вынудил меня покинуть работу в Мон¬чегорском ГОВД и именно он, спустя три года пытался раз¬рушить уже на новом моём рабочем месте мои отношения в новом трудовом коллективе. И вот теперь, защищая Панина, Ермакова, Пушилина, Мисника и других от разоблачения их преступной деятельности, не в последнюю очередь заботился и о себе лично. Именно потому, что в Мончегорском ГОВД по сей день работают и руководят отделом люди, воспитанные Емельяненко ( Попеску, Наумов и другие), в Мончегорском ГОВД нормальные люди не задерживаются. А ненормальные фабрикуют уголовные дела на заранее невиновных, и новое поколение сотрудников Мончегорского ГОВД отличается цинизмом в ещё более изощрённой форме. Фамилии таких мен¬тов назвать? Пожалуйста: Котко, Малеус, Коновалов, Шашков. О преступлениях, совершённых этими ментами в отноше¬нии меня, я буду писать в следующей книге. А пока усердно загружаю постоянными заявлениями по этому поводу Гене¬ральную прокуратуру. Только имея их отказы в рассмотре¬нии моих заявлений, можно с уверенностью заявлять, что имен¬но Генеральная прокуратура руководит преступным сообще¬ством в наших правоохранительных органах. (И тот, кто назначает генерального прокурора России, тоесть сам президент). Примерно в 21 час в ГОВД стали сходиться со¬трудники милиции. Я понял, что Горбачёв из города уехал, и оцепление в городе снято. Поскольку комнату патрульно-постовой службы занимал я с персональной охраной, то все столпились в фойе возле дежурного. Совершенно неожиданно в комнату вошёл начальник ГОВД Куликов. Мои "телохрани¬тели" молча ретировались, и мы с Куликовым остались наедине. Я спросил его: - Могу ли я считать себя теперь свободным? - Да, - ответил Куликов, - только задержись ещё на минуту. После непродолжительной паузы он, собравшись с мыслями, продолжил: - Андрей, я ничего этого не хотел. Я только отдал приказ доставить тебя сюда в эту комнату, чтобы ты весь день смот¬рел телевизор. Государство - это аппарат насилия. Я понял его буквально так, что государство - это аппарат беззакония и преступлений. И вновь спросил его: - Могу ли я считать теперь себя свободным? - Теперь да, - выдавил из себя Куликов. И я, с трудом держась на ногах, вышел из здания милиции. Ноги не слушались меня, и голова закружилась от резкого изменения положения, ведь я весь день просидел за столом в комнате. И высокое давление, тошнота вынудили меня сделать вывод, что самостоятельно я до дома не доберусь. Я отошёл всего двадцать метров, и на углу общежития спустил¬ся по лестнице в подвал к какому-то сторожу, и попросил его вызвать мне "Скорую помощь". Здесь уже не было никакого криминала, и я с лёгкостью поведаю вам о том, что прибыв¬шая бригада ""Скорой помощи" измерила у меня давление, сделала укол, но домой самостоятельно не отпустила, а доста¬вила прямо в квартиру к жене. Хоть за это им спасибо. Жена встретила взволнованно и окружила меня своей заботой. Уложила на диван в комнате, предварительно засте¬лив его уже на ночь. В 22 часа в дверь позвонили и в квар¬тиру вошли зам. начальника цеха Розов, и председатель цех¬кома Дятчина. Именно она незаконно разбазаривала в цехе квартиры. Они заявили мне, что пришли проведать меня и узнать, почему я не вышел сегодня на работу? При моей попытке сесть, они дружно запротестовали: "Тебе плохо, ради Бога лежи". В общем, и были они недолго, и говорить нам было не о чем. Они только указали мне, что завтра я должен явиться на работу, как ни в чём небывало. Откуда у этих бессовестных людей такая забота о рабочем? Где это видано, чтобы руководители цеха, после первого же дня невыхода про¬стого работяги, да еще в столь позднее время, наведывались к нему домой? Я уверен, что они припёрлись ко мне, чтобы проверить, где я нахожусь и в каком состоянии. И их приказ завтра явиться на рабочее место связан именно с тем, что Горбачёв не покинул ещё Мурманскую область, а только уехал из Мончегорска, А я могу в ответ на сорванную мою встре¬чу с Горбачёвым попытаться прорваться на встречу с ним в Мурманске или в другом месте. Из разговора с женой я понял, что и её на её рабочем месте милиция и прокуратура закрыли на весь день, чтобы быть уверенными в том, что она не пойдёт на улицы города бросаться под колёса автомашины, везущей Первого секрета¬ря ЦК КПСС. Ей просто устроили проверку на весь день и даже задержали после работы. Уколы, сделанные "Скорой" завершили своё дело и я, чувствуя, как по всему телу разливается тепло, а боль отпус¬кает моё истерзанное тело, вскоре заснул крепким сном.
20:56 05.12.2011
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Зазвеневший будильник оповестил нас о начале нового дня. Жена стала собирать детей в садик, а я при по¬пытке встать с дивана рухнул обратно, как подкошенный. Голова кружилась, рук я не чувствовал совсем и только с большим трудом мог пошевелить ими. Я понимал, что ни о какой работе сегодня не может быть и речи. Посоветовав¬шись с женой, решил, что лучше всего будет, если я всё-таки сам доберусь до поликлиники комбината и там обследуюсь у цехового терапевта. Я надеялся, что там получу квалифици¬рованную медицинскую помощь. Мне помогли одеться, и вместе с семьёй я вышел из квартиры. Мой "Запорожец" стоял на том же месте, где я оставил его вчера во время захвата меня погаными ментами. Даже дверь машины я не смог открыть самостоятельно, мне помогла жена. Мы с ней договорились: если я, попробовав проехать по двору, убежусь в том, что управ¬лять машиной не в состоянии, то они проводят меня до оста¬новки автобуса. Ехать автобусом, да ещё в такое время, когда весь город спешит на работу, значит ехать стоя и в давке, а на это у меня точно не было сил. Ждать же вызванного врача на дом, тоже не рационально: мне плохо и я могу даже уме¬реть, прямо сейчас. Прокатившись на машине вокруг двора, я вновь переговорил с женой. Несмотря на её уговоры не ехать на машине, я, всё-таки считая это единственным решением про¬блемы - немедленного доставления моего истерзанного тела к врачам, попрощался с семьёй и уехал по дамбе на комбинат. Инвалиды ездят на своих машинах, а чем я хуже? Потихонечку и по дороге, где нет почти ни какого движения, я без при¬ключений добрался до центральной площади комбината "Североникель" и, оставив на стоянке возле ЦЗЛ свою машину, направился в поликлинику, находящуюся на другой стороне этой же площади. Тот же самый врач, который меня осматривал всего лишь два дня назад, вновь принимал меня и, описав все си¬няки и ссадины на моём теле, сделал предварительный диаг¬ноз: "Ссадины в области лба справа, левой голени в средней трети. Ушибы в области правого угла нижней челюсти, правого плечевого сустава, плеча в средней трети, обоих предплечий в нижней трети связанные с давлением мягких тканей. Нейро-дияторная дистония по гипертоническому типу, связанная с нервно-психическими волнениями. Сотрясение головного моз¬га? Направлен на очное В.К. для определения трудоспособно¬сти больного в связи с конфликтом с работниками ОВД, для решения этого вопроса коллегиально с заведующей терапев-тическим отделением Колесниковой Н.И., невропатологом Бе¬резиной и травматологом Дмитриевой". Особо хочется под¬черкнуть слово больной, потому что эта Колесникова уже через год будет давать показания в суде и утверждать, что я был абсолютно здоров и не нуждался в освобождении от работы. Она сделала это для того, чтобы скрыть преступле¬ние, совершённое в отношении меня погаными ментами Мон¬чегорского ГОВД. Вопрос: "За что мне уважать наших продажных мончегорских медиков"? Но вернёмся обратно в по¬ликлинику. Я расскажу, как эта же Колесникова и глав, врач поликлиники, именно вступили, в преступный сговор с бан¬дой Ермакова. Терапевт Зубов, как написал, так и сделал. Меня, как и два дня назад вновь осматривала зав. терапевтическим от¬делением Колесникова. Она только и сделала, что прочитала написанное Зубовым, замерила моё давление и выписала на-правление в процедурный кабинет. Она назначила мне уколы для снятия артериального давления. Но медсестра из проце¬дурного кабинета убежала опять к Колесниковой, чтобы убе¬диться в правильности выписанного направления. Ей показа¬лось странным, что мне выписаны такие опасные для здоро¬вья уколы. Я помню, как она говорила: "Он же заснёт прямо у меня в кабинете". Колесникова же подтвердила своё реше¬ние заколоть меня наркотиками, чтобы вырубить на весь день, пока они - наши долбаные врачи, решат, куда меня девать с такими следами побоев, полученных от нашей "доблестной ми¬лиции". (Сегодня, 15.05.09. в Грозном были убиты два милиционера, и конца этим убийствам не будет до тех пор, пока в милиции не будет… да чего уж там – в стране не будет наведён конституционный правопорядок). Если врач Зубов начал меня осматривать в 8 часов 15 минут, то во сколько я проснулся в коридоре возле кабинета Колесниковой, я уже не могу вам сказать даже сегодня. И вы поймёте почему. Меня разбудил Зубов: " Сейчас приедет машина "Скорой помощи", и Вас увезут в городскую боль¬ницу лечить давление". Я очень плохо соображал, всё плыло перед глазами. Я не мог даже разглядеть лица окруживших меня в коридоре врачей. Знаю наверняка только то, что глав, врач поликлиники, некто Петреян, был здесь и уверял меня в ответ на мои возражения, что на своей машине я просто не имею права в таком состоянии ехать. Что меня именно поэто¬му и увезут сейчас на "Скорой", поскольку я не в состоянии даже на ногах стоять уверенно, а не то, чтобы управлять ма¬шиной. Я чувствовал подвох в действиях продавшихся банде Ермакова врачей. Поэтому решил не доверять уже известной мне, как кровавой организации "Скорой помощи" города Мон¬чегорска. Я сказал, что буду ждать на улице приезда "Скорой" и вышел из поликлиники. Я не увидел предполагаемого "хво¬ста" и, решив, что пора садиться в машину и бежать к другим врачам, в эту же городскую больницу, направился в сторону стоянки. В это время я видел, как к поликлинике подкатила машина "Скорой помощи", но мне уже было наплевать на неё, и я завёл свой "Запорожец". Проехав довольно прилично, я увидел едущую мне навстречу машину ГАИ. Ничего не объясняя, она разверну¬лась сразу же после нашего разъезда и погналась за мной. Этот факт говорит о том, что врачи поликлиники сообщили в милицию о моих действиях и, чтобы предотвратить мои попытки уехать в Мурманск, где в это время находился Гор¬бачёв, милиция выслала мне навстречу очередную группу зах-вата. Значит врачи "секли" за мной из окон поликлиники и сделали очередной донос на меня поганым мончегорским ме¬нтам. По требованию ГАИ, я остановился и предъявил до¬кументы. Мы стояли долго. Мент уходил к себе в машину и по рации решал вопрос, как со мною поступить дальше. "Ско¬рой помощи" обратно с комбината долго не было видно, и прекрасно зная, куда меня надо доставить, гаишник согласил¬ся конвоировать меня на своей машине до городской больни¬цы. Документы он мне не вернул, а оставил у себя до при¬бытия на территорию больничного городка. Возле больницы он все равно мне документы не отдал. Мы просто ждали при¬бытия "Скорой", которая должна была теперь привез¬ти направление и другие бумаги для госпитализации меня в городскую больницу. И вот она, родная "Скорая", вся сверкая белизной и красным крестиком на всех сторонах машины, влетела на стоянку возле приёмного отделения. Из машины вышла женщина в белом и приказала гаишнику вести меня за ней. Меня повели почему-то в другую сторону от приёмного по¬коя, и я возмутился:
- Куда Вы меня ведёте? - Куда надо, туда и ведем, - последовал ответ. Меня завели в инфекционное отделение больницы, и сопровождающие передали документы, выписанные в поли¬клинике комбината "Североникель" глав, врачу городской больницы, для госпитализации меня в инфекционное отделе¬ние. Что можно лечить в инфекционном отделении? Дизенте¬рию, Гепатит и просто жидкий стул. Причём тут обещанное мне лечение повышенного артериального давления? Да при¬том, что врачи города, продолжая выслуживаться перед бан¬дой Ермакова, решили убить меня, отказав в оказании меди¬цинской помощи (вспомните подчёркнутое слово) - боль¬ному, и не просто больному, а получившему увечия вчера от рук представителей государства, и опять же, Врагу народа. Всем нам русским всегда нужен враг, чтобы уничтожать его. Только тогда в России, когда сами россияне убивают себе подобных, и наступает сплочение нации. Тогда убивали меня, сегодня завершают братоубийственную войну в Чечне. Я презираю россиян за тот произвол, который царит в этом государстве уже многие десятки лет, и за их нежелание изме¬нить всё в лучшую сторону. Гаишник отдал мне мои документы и вместе с брига¬дой "Скорой помощи" ушёл. Мы остались с врачом одни в инфекционном отделении. Я сказал: - Мне незачем ложиться в инфекционное отделение боль¬ницы. У меня нет инфекционных заболеваний. Глав. врач ответил: - В направлении сказано, что у Вас 29 числа были боли в животе, поэтому мы не можем Вас положить немедленно в терапевтическое отделение. Сначала Вас обследуем в на¬шем инфекционном отделении. - В таком случае я отказываюсь от госпитализации вообще. Я не доверяю Вам и уверен, что никакой медицинской помощи от Вас не получу. Напротив, скрывая следы преступления, совершенного в отношении меня вчера мончегорскими право-охранительными органами, Вы будете только ещё больше, по их же указанию мучить меня, и не исключён тот вариант, когда местной мафии все-таки удастся через свои связи в Москве упрятать меня в психушку. А инфекционное отделе¬ние и так закрытое. И я расцениваю это именно так, как на¬правление в тюрьму, вместо обещанной врачами поликлини¬ки комбината госпитализации в больницу для лечения моего повышенного давления. Поэтому я повторяю, что ложиться в ваше отделение отказываюсь. (В психушку они, эти уроды врачи меня всё таки упрятали после подписания путинным нового УПК, развязавшего им руки, кровавые по локоть). С такими словами я вышел из инфекционного отделе¬ния, будучи готовым к смертельной схватке с гаишником. А вдруг он стоит ещё за дверью и караулит меня? Но к счастью его уже и след простыл, я без помех вновь добрался до своего "Запорожца" и незамедлительно скрылся на нём с территории боль¬ницы. Теперь давайте вновь заглянем в мою амбулаторную карту. Врач Зубов пишет 29 числа, когда обследовал меня с жалобами на боли в животе: - В связи с тем, что больной утверждает, что он работать не может, направляется к заведующей терапевтическим отде¬лением Колесниковой Н.И. для определения трудоспособнос¬ти. После проведенного обследования меня сама Колес¬никова пишет: - Диагноз: М.К.Б. кишечный коллит. Дальше пишет опять Зубов: - В связи с выявляемой патологией больного и рекомен¬дацией зав. Т.О. Колесниковой Н.И. выписан больничный лист № 012088 диагноз: Мочекаменная болезнь. К труду 30.09.87 Вопрос: "Как врачи поликлиники комбината могли после проведённых обследований выписать меня на работу, и после моего обращения через два дня и полным отсутствием жалоб на боли именно в животе, обманув меня, и заколов наркоти¬ками, выписать направление для госпитализации в инфекцион¬ное отделение"? И какой бесстыжей надо быть ещё и в суд прийти, и заявить там, что я 1 октября после всего содеянного ими же врачами города, был ещё и здоров, и трудоспособен. Спасибо врачу Зубову, он никак себя в этой истории не за¬пятнал. И расценивая сегодня именно, как материал для моей книги, его действия по направлению меня именно к заведую¬щей Т.О.Колесниковой, могу только поблагодарить его за столь богатый, теперь имеющийся у меня материал, по кото¬рому легко восстановить и события, и нравы врачей того вре¬мени. (Которые стали сегодня в 2009г. ещё круче в смысле издевательств и убийств своих же сограждан). Ну а нравы наших судей в то время, ничем не отли¬чались от их нравов в настоящее время. Этот же случай 1 октября обрёл второе значение, когда на комбинате меня на¬казали за прогулы без уважительной причины и за 30 сентяб¬ря, и 1 октября. Оба дня надо мною издевались врачи города, и на оба дня у меня нет по их вине оправдательных докумен¬тов. А когда я подал в суд заявление о снятии с меня нака¬зания, наложенного администрацией комбината (бандой Ерма¬кова), то приглашённый мною, как свидетель, врач Зубов дал показания и заявил, что я действительно был болен и нуждал¬ся в больничном листе. Судью же, рассматривавшую этот мой иск (её фамилия Борисова), не устроили такие показания, и она прервала судебное заседание. На вновь назначенное засе¬дание явилась никто иной, как сама Колесникова, и заявила (я уже написал выше), что я был абсолютно здоров. Поэтому, не видя сегодня в амбулаторной карте записи о моём обсле-довании (какое принято Колесниковой решение), следует зая¬вить, что госпитализация меня именно в инфекционное отде¬ление городской больницы носила ярко выраженный уголов¬ный характер. Врачи города действовали заодно с бандой Ер¬макова. (И решение суда от 12.12.08. явственно доказывает то, что в современной России с каждым новым днём всё сильнее укрепляется фашистский режим). Теперь к месту надо заметить, что в моей амбула¬торной карте отчётливо просматривается и нежелание самих руководителей поликлиники, во главе с глав. врачом, увеко¬вечить своё преступное решение, принятое ими после прове¬дённого коллегиального обследования моего истерзанного ментами полуживого тела. Запись в этот день заканчивается словами: - В известность поставлен глав. врач Петреян В.П. и зам. глав, врача по В.Т. Э. Талаш С.И. Можно спросить у названных персон: "А почему вы, принимая решения по мне на самом высоком уровне среди мед. персонала, не сделали запись в амбулаторной карте о принятом вами решении?" А нужно ли вообще ждать от них ответ? Нам что и так не ясно? Колесникова только шестерёнка в механизме, называемом в народе СИСТЕМА. А чем выше дол¬жность у руководителя, нарушающего права рядовых граж¬дан, тем ближе он к руководителю преступного сообщества. Поэтому более всего я не доволен, конечно же, руководите¬лями поликлиники комбината, продавшимися банде Ермакова. Мне лично не ясно, почему уже сегодня в 2000 году, врач по образованию, заведующая городской поликлиникой и ныне директор "Фонда медицинского страхования", некто государыня Чириковская, по указанию городской прокурату¬ры г. Мончегорска отказывает мне в выдаче медицинского полиса. Мы с женой уже три раза обращались в нашу про¬куратуру именно по вопросу вымогательства с нас взятки Чириковской за выдачу положенного по закону медицинского полиса. На последнее наше заявление прокурору Мериновскому мы вообще не получили ответа. Он же сам сказал нам во время приёма, что поставил на нашем заявлении свою резолюцию: "Оставить без рассмотрения". Так зачем нам нужен прокурор проходимец, который ещё более циник, чем его предшественники. Я только для того этот факт упомянул в настоящем месте данной книги, далеко забегая вперёд, чтобы подчеркнуть преступную связь медиков Мончегорска с пра-воохранительными органами. За время незаконного отказа нам в выдаче медицинского полиса, мы с женой как минимум оба перенесли без обращения к врачам страшнейшее заболевание Энцефалит. Мало того, мы оба обращались к нашим доблес¬тным врачам с симптомами Энцефалита, но нас даже не обследовали. И только в самой тяжёлой стадии, когда моя жена уже умирала, её забрали на "Скорой помощи" и отвезли во всё тоже кровожадное инфекционное отделение городской боль¬ницы. Я же встал на ноги сам и, окрепнув немного, пришёл навестить жену в больнице. Я стал свидетелем наглого обра¬щения с моей женой лечащим врачом. Её кормили гормональ¬ными таблетками «Преднизолон». Я возмутился потому, что мы совсем недавно и с большим трудом оправились от этого лекарства, уже назначенного врачами ранее по диагнозу: «Красная системная волчанка». Лечащий врач, желая "добра" своей пациентке, запретила мне вообще навещать тяжело боль¬ную жену. За все это ей Бог-судья, и я его именно об этом прошу. Мне удалось тогда выкрасть из лап врачихи свою жену. Но её похитили у меня прямо из дома, воспользовав¬шись моим отсутствием. Всё моё обвинение сводится к тому, что врачи медленно, но уверенно доводили мою жену до смерти. Именно я, придя к ней и видя её увядшие глаза, заставил её пить таблетки, принесённые мною из дома вместо тех, которые ей давали в больнице и, заставляя её есть хоть по ложечке, пить хоть по капельке, вытащил её с «того света». Видя, что моя жена с каждым днём после моих визитов стала выкарабкиваться из могилы, лечащий врач запретила навещать мне мою жену в больнице. А зачем врачи сделали ей пункцию спинного мозга? Ведь я был против. Мне хочется сравнивать наших Мончегор¬ских врачей только с бандитами. (ФАШИСТАМИ) Конечно не всех, поймите меня правильно.
20:56 05.12.2011
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мой старенький "Запорожец" находился всегда в исправном состоянии. На нём, как и в настоящее время на любой из моих двух машин, можно прямо после заправки топливом отправляться в кругосветное путешествие. Именно мысль "срочно покинуть город втайне от милиции, пока меня вновь не затолкали насильно в инфекционное отделение или в психушку", навела на принятие мною решения ехать в Мос¬кву на своём автомобиле. И там доложить в ЦК КПСС о том беззаконии, которое учинили в Мончегорске бандиты по ука¬занию Ермакова. Такое решение мною было принято не пото¬му, что я уже много раз ездил по дороге на автомашине в Москву, напротив, я ни разу не ездил на машине дальше своей области. Те, кто ездили в отпуск на своих машинах, могут представить на какие трудности я обрекал себя в октябре ме¬сяце, путешествуя в одиночестве на "горбатом" запорожце. Я уже не говорю о том, что на первом же посту ГАИ в г. Кан¬далакше меня могли вновь скрутить и отправить в психушку. (Как я часто про психушку писал тогда. Явно предчувствовал, что с приходом к власти Путина именно там и окажусь). Но тогда я другово решения найти не мог, а нужно было сроч¬но что-то делать. Находясь под действием наркотиков, я не мог ясно себе представлять последствия принятого решения и здраво мыслить. Одна мысль, что за мною могут организо¬вать погоню, гнала меня в неизвестность - прочь от моего родного города, ставшего для меня самым опасным местом для пребывания в эти дни визита Горбачёва в Мурманскую область. Заехав домой и забрав все имеющиеся в наличии деньги, я заглянул на работу к жене и, попрощавшись с нею, выехал из города в направлении Москвы. Постоянно всматриваясь в зеркало заднего вида - нет ли за мною погони, я гнал свой ЗАЗ по асфальтированному шоссе и выжимал из него все 28 лошадиных сил. Примерно через двадцать минут быстрой езды (около 90км в час) я вдруг почувствовал себя очень плохо. Именно плохо, потому что я стал засыпать прямо за рулём. Всё как в известной всем ко¬медии. Дальнейшее моё продвижение стало сплошной мукой. И какой бы я ни был пьяный от наркотиков, я принял самое верное в то время решение. Я понимал, что выехал из города и уже недосягаем для местной милиции и Ермакова. Поэтому, трезво оценив сложившуюся ситуацию и свои возможности, я принял решение свернуть с трассы в город «Полярные Зори». Там я решил оставить в каком-нибудь глухом закоулке свою машину (чтобы её не сразу нашли менты) и продолжить своё движение в Москву на поезде. Я именно так всё и сделал. С большим трудом я закончил свой путь на машине. Руки не повиновались мне, а голова буквально падала с плеч, вол¬шебный сон овладевал мною, и я не в силах был бороться с ним. По-видимому, мне, ещё спящему, в поликлинике вко¬лоли очередную порцию наркотиков, и именно они оказывали в настоящее время на меня воздействие. Поезд на Москву идёт только ночью, а значит нужно где-то скоротать время. В моем состоянии, когда я мог зас¬нуть буквально прямо на ногах, бродить по городу было вовсе не безопасно. Я обратил внимание, что на пешеходном переходе чуть было не попал под машину. Мне посчастливи¬лось найти недалеко кинотеатр, и очередной сеанс, на который я взял себе билет, был самым "интересным и желанным" за всю мою жизнь. Как только я буквально рухнул в кресло зрительного зала, меня мгновенно охватил глубокий сон. Меня разбудили зрители, выходящие из зала после просмотра фильма. На улице было уже темно, и я направился в сторону железнодорожного вокзала. К моему удовлетворе¬нию я без труда купил билет на поезд и оставшиеся несколько часов до прихода поезда безмятежно проспал на сиденьях в зале ожидания. После объявления о прибытии моего поезда я отправился, превозмогая сон, на платформу. Поезд и посад¬ка в него не были чем-то необыкновенным. И ехал я в ком¬пании хорошо мне знакомых людей. Вот только тот факт, что я проспал до обеда следующего дня, хочется отметить для того, чтобы вы поняли, на сколько сильное воздействие ока¬зал введённый в меня врачами-убийцами наркотик. Теперь вернусь к нашим доблестным врачам и спро¬шу их: "Почему Вы, глав, врачи городской больницы и по¬ликлиники комбината "Североникель", не сделали записи в амбулаторной карте о назначении мне наркотических средств? Ведь по утверждению Колесниковой в зале суда, я был со¬вершенно здоров и не нуждался даже в освобождении от ра¬боты". Оценивая равнодушно моё заявление о нежелании ло¬житься в инфекционное отделение городской больницы, глав. врач был уверен, что всего через несколько минут я свалюсь с ног в результате воздействия на меня введённого наркотика. Значит, он уже был по телефону оповещён о том, что мне вкололи, и в каком состоянии я поступлю к нему на "Скорой помощи". Поэтому справедливо подозревать его в причаст¬ности к преступному сговору врачей г. Мончегорска. Обо всей этой ситуации, наверно, только врач Зубов может по¬мочь найти истину. Если он подтвердит (если конечно знает), что мне действительно делали уколы по указанию Колесни¬ковой, то всё, что я написал выше - чистая правда. Надеяться на то, что в Мончегорске возможно расследование данного преступления - значит, надеяться на чудо. Однако Генераль-ная прокуратура России, словно желая продолжения и уси¬ления издевательств надо мною, продолжает игнорировать мои заявления. И верхом цинизма является принятое ими на основе приказа Генерального прокурора России решение, о прекращении со мной переписки. Им не нравится, что я обвиняю их в организации уголовных преступлений и сокры¬тии уже совершённых. Они считают это оскорбительной формой заявления, когда содержание заявления гражданина указывает на вопиющие нарушения закона самими прокуро¬рами и судьями. В России не должно быть преступников среди прокуроров и судей. И их нет потому, что заявления граждан на эту тему в прокуратуре не рассматриваются. (Отказ правоохранительных органов страны рассматривать заявления граждан на преступные деяния своих собственных сотрудников - является признаком фашизма). Не рассматриваются заявления граждан о нарушении Конституции и в ФСБ г. Мончегорска. Грош - цена нашему премьеру и президенту Путину, за его липовые уверения на всю страну о том, что ФСБ, выполняя задачу №2 в настоящее время, должна осуществлять контроль за соблюдением Кон¬ституции. Разве кто-то из нас может уверенно заявить, что преступление, похожее на описанное мною, больше никогда не повторится? Скорее напротив. Президенты, один сменяя дру¬гого на столь важном посту, только на словах проводят поли¬тику борьбы с коррупцией и бандитизмом. Заявляя сегодня о том, что Россия - развинченный механизм, Путин набивает себе цену, как кандидат на пост президента. Мы все знаем, насколько этот механизм развинчен, только никто не видит и не знает, когда и кто этот механизм вновь заставит работать, не допуская сбоев и без брака. Когда в этой стране будет исполняться Конституция и Уголовный кодекс? Когда простой россиянин сможет обратиться в прокуратуру или суд с жа¬лобой, о нарушенных его правах крупным чиновником на месте, хоть самим президентом? В настоящее время я имею ответы от Мэра города Мончегорска Ильина и от председателя городского собрания. В них говорится, что в городе нет никакой возможности на¬ладить защиту моих попранных прав. Как же это всё цинично и глупо, Только благодаря бездарному руководству горо¬дом, сегодня, благодаря их отказу мне в помощи, я, регулярно обращаясь в Генеральную прокуратуру, убедился, и теперь делаю заявления в адрес Ген. Прокуратуры о том, что именно она, наша родимая правоохранительная система, и развинчена в настоящее время более всего. И ни о каких гайках, которые якобы раскрутились, Путину даже неведомо. Здесь мы все имеем просто организованное преступное сообщество, во гла¬ве с Генеральным прокурором и его заместителями. Генераль¬ная прокуратура – это не тот орган в настоящее время, куда следует обращаться в надежде восстановления конституцион¬ных прав. Вы скорее найдёте справедливое решение своего вопроса, именно дав взятку на месте, в своём городе тому чиновнику, который нарушил ваши права. Обращения же в Генеральную прокуратуру займут у вас годы, но вы так и не дождётесь разрешения вашего вопроса. Напротив, каждое ваше заявление, пересланное Ген. прокуратурой на место, то есть тому чиновнику на кого вы жалуетесь, только обозлит его, и вы попадёте неминуемо под устроенное им преследование за критику. Хотя это только материал для моей следующей книги, я не могу не привести примера. На мои жалобы в Генераль¬ную прокуратуру именно по вопросу незаконного, избиения меня ментами в день приезда Горбачёва в Мончегорск и не-правомерных действиях врачей, именно прокурор города и даже прокурор Мурманской области стали меня ежегодно незаконно привлекать к уголовной ответственности. В Мур¬манской области, в настоящее время, я самый опасный уголов¬ный преступник. Даже я не смогу сейчас доподлинно сказать, сколько на меня было возбуждено уголовных дел. Однако за последний 1999г. я знаю, что два, И по каждому из них, про¬курор г. Мончегорска совершал подлог документов в сфаб-рикованном на меня уголовном деле. Все вы видели передачу "Мы" Владимира Познера, где я рассказал всему миру о во¬пиющем и безнаказанном нарушении Конституции и Уголовно¬го кодекса прокурором города Ганичевой и продажной судьёй Сороки¬ной. Они, после добровольной выдачи мною холодного оружия, на меня же возбудили уголовное дело и вынесли обвинитель¬ный приговор. В настоящее время я до сих пор не оправдан. Поэтому, учитывая опыт моей тяжёлой судьбы, я прошу вас: "Граждане, не вздумайте сдавать холодное оружие в милицию или прокуратуру, вас посадят". Именно это и утверждает Генеральная прокуратура уже в 2000 году, отказываясь оп¬равдать меня и реабилитировать от гнусного приговора, ко¬торый и возник только благодаря самой Генеральной проку¬ратуре России. Она игнорирует по сей день мои жалобы на нарушения моих прав и по-прежнему пересылает их в проку¬ратуру г. Мончегорска, где на меня, с целью затыкания рта, будут сфабрикованы новые уголовные дела, а ген. прокура¬тура будет продолжать издеваться надо мною, пересылая тем, кто совершил в отношении меня уголовные преступления, мои новые и новые жалобы. Однако вернёмся к моему путешествию в Москву на поезде. В Петрозаводске мне стало вновь плохо, и я обра¬тился за помощью в мед. пункт на вокзале. А может это было в Медвежьегорске, я теперь уже точно и не помню. Мне заме¬ряли давление, и оно было очень высокое. Даже не помню, что мне делали: укол или давали таблетки, но что-то давали. Как бы то ни было, а в Москву я приехал и направился прямо в ЦК КПСС доложить о результатах проделанной ими работы по моим жалобам, которые они переправили все без исклю¬чения тем, на кого я жаловался, то есть в Обком КПСС. По¬мните инструктора - взяточника? И чем отличается работа ген. прокуратуры с жалобами граждан от работы, проделываемой с жалобами граждан в те, теперь уже далёкие времена, ЦК КПСС? А значит, завравшись и проворовавшись, ген. проку¬ратура точно также рано или поздно учинит акт терроризма. Подумайте сами, почему у нас в России постоянно идёт от¬стрел граждан? Значит, они уже кого-то достали, и возможно сотрудников ген. прокуратуры. Я тоже осознаю, что написав и опубликовав эту и последующие мои книги, становлюсь объектом для уничтожения именно Генеральной прокурату-рой России. Такова реальность, и ни какие подвинчивания от¬крученных гаек по-путински не приведут к возвращению России в конституционное пространство. (Ага, как я был прав тогда в 2000 году, написав эти строки. Меня и в психушке покалечили, и вот теперь гвоздодёром по голове «погладили». И всё только за то, что я именно по их понятиям самый плохой человек в российском обществе, мешающий народному кумиру Путину по-прежнему дурачить народ, ради его же собственного обнищания»). По моему глубокому убеждению, необходим перево¬рот, если хотите Путч, Революция. (Надо же, и об этом мною уже сказано было тогда в 2000 году). Лично я более всего при¬емлю приход к власти военных и введение в стране чрезвы¬чайного положения. Массовые, показательные суды над узур¬паторами власти и нарушителями Конституции, и публичные казни особо опасных преступников - может быть это остановит произвол в правоохранительных органах. Я только хочу заме¬тить, что говоря так, я не призываю к действию. Это мои убеждения, и я готов за них пострадать, в случае если власти сочтут, что я в своей книге призываю к свержению Конститу¬ционного строя. Напротив, я только хочу возвращения к Кон-ституционному строю, из которого вывели Россию президент Путин и его компания. (В настоящее время я немного по другому представляю возможность реорганизации нашего общества. Без кровопролития вообще). Я может быть так и не говорил бы про президента, если бы многие годы не потратил в пустую, на мои многочис¬ленные обращения к гаранту нашей Конституции. То, как ведётся приём граждан в Приёмной президента России, сле¬дует описывать в каком-нибудь сатирическом журнале. Ниче¬го, кроме дублирования и очередной пересылки наших заяв¬лений, эта приёмная не делает. Если я пишу в заявлении, что Генеральная прокуратура поступает так-то и так-то, и я с этим не согласен, то от имени президента мои жалобы пересылаются именно в Генеральную прокуратуру, а от туда, в очередной раз, они пересылаются в Мурманскую область, и затем в мой родной город Мончегорск. А о том, что происходит на месте, я уже написал выше - на меня усиливается нажим правоохра¬нительных органов. (В виде возбуждения и фабрикования очередного уг. дела) Забегая опять вперёд, должен заявить, что милиция и прокуратура Мончегорска уже дважды пытались меня убить только в период 1998-1999г. Когда я вынужден был после орга¬низованного на меня покушения прекратить бессрочную го¬лодовку, проводимую в знак протеста произволу правоохра¬нительных органов России. И в 1999г. меня уже убивали про¬фессионально, прямо у подъезда моего дома, предварительно вытащив из машины. И тем более осознанно я иду на этот шаг - написание и опубликование данной книги. Я чувствую, что скоро всё разрешится. Милиция и прокуратура Мончегорс¬ка, под покровительством Генеральной прокуратуры и пре¬зидента России Путина, учиняют полный произвол в своих действиях. Я предчувствую страшный конец, но не боюсь его, мне нечего терять. (Кроме самой жизни и здоровья, которого лишился благодаря путинскому антиконституционному УПК). Мои дети теперь уже большие, им всем уже выдали паспорта. Старшая дочь уже вышла замуж. Жить хочется, и жить хочется достойно. Не так, как мне навязывает Генераль¬ная прокуратура России. Не хочется терять своё человечес¬кое лицо. И мои дети, прекрасно ориентируются в настоящей жизни в России, им не надо рассказывать сказки о былой славе России, чтобы они гордились и уважали нынешних предста¬вителей власти, как продолжателей этой славной истории. Напротив, я научил их думать и давать оценку всему, проис¬ходящему вокруг них, только самим. (Поэтому они, после репрессий со стороны Путина - отреклись от меня). Мы с дочкой дружно улыбнулись, когда после уже на¬писанного текста в моей книге, услышали речь Путина об этих самых, развинченных гайках. Что-то до начала предвыборной компании он не задумывался, не высказывался на эту тему. Поэтому следует сделать вывод: "Путин, как и все политики, знает всё о проблемах нашего государства. Мало того, он знает, кто их создал. Но именно как политик, он, став президентом, не будет бороться с этим недугом. Всё, обещанное им во время предвыборной компании, будет им забыто. Уж лучше бы он вообще ничего про развинченные гайки в аппарате государ¬ства российского не говорил.
20:57 05.12.2011
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Прибыв в Москву, я отправился на поиски посоль¬ства США. Я надеялся на помощь зарубежной страны и на защиту от уголовных преступников, действующих от имени государства Российского и покушающихся на мою жизнь. Я хотел предать мировой огласке всё, что произошло со мною накануне и в день приезда Горбачёва в Мончегорск. Я взял такси и попросил водителя доставить меня к посольству США. Необходимо только дополнить, что я по-прежнему был болен и ощущал постоянную слабость и головокружение. Но мне было значительно легче. Возле Американского посольства я вышел из такси и сразу подошёл к охранявшим вход в здание работникам ми¬лиции. На моё обращение к ним я получил разъяснение и отправился к старшему их наряда, в вагончик, припаркован¬ный сбоку от здания посольства. Майор милиции (точно знаю, что кавказской национальности), выслушал меня, куда-то по¬звонил и предложил проехать с ним на стоявшей рядом "Вол¬ге", как он сказал к его руководству за разрешением для посещения посольства США. Я, не чувствуя подвоха, уселся в услужливо открытую переднюю дверь "Волги", и мы помчались на всех парах прямо в районный отдел милиции. У здания РОВД меня культурно высадили из машины и провели в Дежурную часть. Майор сказал что-то дежурному по РОВД и обратился ко мне: - Сейчас приедет наше руководство, и с Вами побеседуют. Вам придётся подождать. Мы с ним попрощались, и он уехал к месту своего дежурства. Дежурный же по РОВД приказал своему помощ¬нику закрыть меня в камеру для задержанных. Поневоле подумаешь: " Велика Россия, а менты везде одни и те же". Ещё больше я удивился, когда меня вывели из камеры и представили "Руководству милиции". Руководить милицией прибыла бригада из ближайшей психиатрической больницы. Да, в нашем государстве человек, желающий обратиться в посольство США за помощью, и ища защиты от произвола властей государства российского, автоматически, в то время считался психически ненормальным человеком. Конечно, если считать, что в действиях милиции именно в то время и именно по существующим тогда инструкциям, когда государство СССР прекрасно понимая свою уязвимость именно в обращениях граждан России в посольства других стран, с просьбой пре¬доставления политического убежища, не было особого крими¬нала в их обращении со мною. И даже больше того скажу, что если бы я тогда оказался на их месте, то точно так же "куль¬турно" передал бы гражданина, пытавшегося пройти в по¬сольство США бригаде из психиатрической больницы. Важно чтобы вы, уважаемые читатели, усвоили тот факт, что мне и в Москве пришлось столкнуться с врачами психиатрами. А Смекалова, выписывая в Мончегорске ложное на меня на¬правление в психиатрическую больницу, скорее всего, была предупреждена, что я направляюсь на встречу с Горбачёвым, и я ей об этом говорил во время нашего собеседования. Значит, в то время, психами считались люди, пытавшиеся об¬ратиться в посольство США для защиты своих попранных государством СССР прав, и также, психами считались граж¬дане, пытавшиеся, несмотря на препоны, поставленные госу-дарством, обратиться к главе самого государства СССР. Я, как человек, в те дни совершенно официально существовал в государстве СССР, как психически ненормальный человек. Ещё бы, вспомните какой настрой у всех вас был, как вы слепо верили и повиновались подлым коммунистам и как вы каждого, кто выступал против КПСС, считали не только врагом государства, но и своим личным врагом. Это горькая правда. И её никуда не выкинешь из нашей биографии и Великой истории государства российского. И так, я предстал перед "руководством московской милиции". Амбалы в белых халатах и с верёвкой наготове увели меня в какую-то, только им хорошо известную комнату, и приступили к моему допросу. Они посмотрели мой паспорт, прочитали письмо, с которым я шёл 30 сентября на встречу с Горбачёвым, выслушали мой рассказ обо всём что случи¬лось, и, в общем, прониклись ко мне симпатией. На прощание они мне сказали, что если я повторю попытку обращения в посольство США, меня однозначно в следующий раз они вы¬нуждены будут забрать в психиатрическую больницу. Такая вот была у меня с ними трогательная сцена расставания. Де¬журному по РОВД ребята в белых халатах доложили, что со мною всё в порядке. Тот вернул мне документы и опять же предупредил, что в случае повторного доставления к нему, я уже просто так от сюда не выйду. Оказавшись на улице, я с нескрываемым наслаждением вентилировал свои лёгкие от затхлого мерзкого воздуха, которого наглотался сидя в каме¬ре. Был выходной день, и этот фактор сыграл для меня роковую роль. Пришлось позаботиться о проживании в го¬стинице, ожидая понедельника. Но и с гостиницей повезло, кажется "Восток" или "Заря" в районе ВДНХ. Дежурная, выслушав меня, выделила мне место, и я с наслаждением вновь рухнул спать в свою койку в четырёхместном номере. Вече¬ром мне вновь стало плохо, и я обратился в мед. пункт при гостинице. Оказанная мне там помощь дежурившим врачом должна была быть записана в журнал обращений граждан. Следовательно, любой, кто захочет, может это проверить. Лишь бы эти документы ещё были в сохранности. Я ведь не знаю, сколько их на самом деле сохраняют и какова судьба именно этого журнала. Но, найдя этот журнал и сделанную запись о моём болезненном состоянии, можно было бы обвинить Ко¬лесникову в даче ложных показаний в суде. В понедельник, задолго до начала работы приёмной ЦК КПСС, я уже находился возле закрытых дверей и занял очередь. Следует отметить, что людей собиралось на приём в ЦК КПСС очень много. Одураченные коммунистической идеологией люди, слепо веря в «светлое будущее», валом шли в приёмную правящей партии. Глубоко заблуждаясь на счёт правильности своего обращения, именно в центр коррупции всего государства, и наивно веря в улучшение их жизни в результате помощи из Москвы - они на месте, конечно же, ничего не получали, кроме новых проблем. И ехали повторно в Москву, с повтор¬ным визитом и так далее, и точно так же как я, стояли теперь в очереди с заявлениями в эту приёмную, уже далеко не в первый раз. Многих я уже знал в лицо по предыдущим моим визитам. Я уже тогда ни на что не надеялся. Я понимал, что есть необходимость моего обращения в ЦК КПСС именно сегодня и именно сюда, откуда расползается всё зло по моей Родине - России. Пусть эти гады, сосущие мою кровь, при¬нимают меня сегодня и получают от меня очередную жалобу, пусть они не усомнятся во мне и не подумают, что сломили меня. Пусть приедет в Мончегорск инструктор Обкома и получит очередную взятку от руководства комбината "Североникель". Пусть эти гады оставят свои следы в моей биогра¬фии. Я не мог сидеть и ничего не делать. И в то же время я ещё надеялся и на справедливый исход, после моего очередного обращения. Такой вопиющий прецедент, связанный с актом терроризма (похищение челове¬ка) после получения взяток, не мог, по моему мнению, остать¬ся без внимания руководства Коммунистической партии СССР. А значит, была реальная надежда на внимание со стороны правящей партии к моей судьбе. Но как оказалось в послед¬ствии, я был прав только в одном: мою жалобу приезжал рас¬сматривать в очередной раз всё тот же инструктор обкома КПСС, и опять, получив в очередной раз взятку, даже не встретившись со мною (переговорив с женой), молча укатил в областной центр - Мурманск. Никакого письменного ответа, как и на предыдущие мои заявления в ЦК КПСС, рассмотрен¬ные им, я не получил. Бесполезность обращений в приёмную ЦК КПСС доказана на деле, и с полной уверенность, и зная о том, что говорю, я заявляю сегодня и о полнейшей беспо¬лезности наших обращений в приёмную президента России. (Эта фраза мною вписана именно в 2000 году). Я там уже побывал, для коллекции своих обращений, изрядно. И как видите ничего кроме новых, ещё более изощрённых форм издевательств над собой, в ответ не получил. 9Это уж точно). Я уже писал выше, что все мои обращения из Приёмной президента пере¬сланы для рассмотрения на место, и здесь, в Мончегорске, на меня ещё более сильно нажимают в ответ правоохранительные органы, незаконно возбуждая уголовные дела и организуя нападения киллеров на меня и членов моей семьи. (Как и 08.02.09 с гвоздодёром, мать твою). Значит, пра¬воохранительные органы города Мончегорска служат прези¬денту России в качестве палача и уничтожают по его указам неудобного жалобщика. Меня преследуют за критику. Об этом преступлении я буду рассказывать на страницах своей второй книги, с обязательным сохранением последовательно¬сти всех событий. В данной книге я лишь повествую о том, как государство довело меня до самосожжения, то есть описываю события и нравы людей, имевшие место до 4 марта 1989 года. Так вот, возвращаясь к моему обращению в ЦК КПСС в тот понедельник. Я был принят. Моё заявление и письмо на имя Горбачева, с которым я шёл на работу 30 сен¬тября 1987г., были сданы на приёме инструктору ЦК КПСС. Мне также рекомендовали немедленно обратиться в Генераль¬ную прокуратуру с заявлением, по факту расследования моего похищения и избиения в Мончегорском ГОВД. Я впервые побывал на приёме в Генеральной прокуратуре и сдал там своё заявление, в котором описал события 30 сентяб¬ря 1987 года. Ответ, положенный мне по закону, я вообще не получил. Прокурор города Мончегорска Бойцов, ныне судья Мурманского Областного суда, (Недавно подохший как сУка сутулая), организовавший весь этот произвол по указанию КПСС, руководствуясь статьёй 6 Кон¬ституции СССР, сообщил мне уже на повторную жалобу через пару месяцев, что ответ он мне на первую жалобу давал. В присутствии моего депутата Кузнецова, прямо в своём каби¬нете, он написал мне новый ответ на моё первое заявление по факту терроризма в СССР и на второе заявление, поступив¬шее ему вновь из Генеральной прокуратуры РСФСР, в кото¬ром говорилось: "В действиях сотрудников Мончегорского ГОВД нарушений соц. законности нет." Это дословный его ответ на мои два заявления, переданные в Генеральной про¬куратуру и так бездарно пересланные для рассмотрения тому, кто и организовал в городе Мончегорске акт терроризма. Другово ответа и быть не могло от человека, организовавше¬го такое тяжкое преступление. (А теперь меня очередной прокурор Мончегорска Лобас убивает по заказу президента). Вообще, о личности Бойцова, я сейчас умышленно рас¬пинаться не буду, ему уготована участь разоблачения именно как варвара, жополиза и бездарного советника юстиции, по¬строившего свою карьеру на костях трудового народа, в следующей моей книге, где я буду описывать преступление, совершённое в отношении меня лично прокурором Мурманской области Клочковым и его шестёрками Бойцовым, уже как сотрудником прокуратуры Мурманской области, и прокуро¬рами городов Мончегорска Большаковым, и г. Оленегорска Минаевым. А закончить этот абзац хочется, именно подчерк¬нув бездарность Бойцова, как рядового юриста, впрочем, благодаря которой, его карьера сразу после этого, резко взлетела вверх, и он был переведён на работу помощником прокурора Мурманской области Клочкова, где и продолжил свои уголовные преступления, занимая уже более высокий пост в системе правоохранительных органов. Ведь меня в ми¬лиции продержали не три часа, как положено по закону, а целых десять часов. И по закону в таком случае мне должно было быть предъявлено обвинение в совершении уголовного преступления. В противном случае, по закону, после трёх часов задержания меня просто обязаны были отпустить, поскольку никакого обвинения мне, ни по какому уголовному преступ¬лению, предъявлено не было. Так гласит закон. А Бойцов, как организатор преступной деятельности правоохранительных органов города Мончегорска, не мог иначе поступить, как скрыть преступление, совершённое Мончегорской милицией. Я лично его обвиняю в том, что он, состоя в преступном сговоре с бандой Ермакова, дал своё добро на незаконные уго¬ловные действия милиции в отношении меня. Поэтому, никто из бандитов, зверски избивших меня во время похищения, не боялся и не боится по сей день положенного по закону нака¬зания. (Немного тяжеловато написано). Самое ужасное заключается в том, что и в настоящее время, уже сама Генеральная прокуратура России скрывает от расследования это преступление. Вывод напрашивается сам собой: нас с вами, уважаемые сограждане, ждут новые похи-щения и незаконные аресты. Генеральная прокуратура России не раскрывает эти преступления потому, что в России таких преступлений НЕТ, И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! Таким способом прокуроры защищают авторитет нашей страны на мировой арене. А на самом деле, в России полностью развязаны руки у преступников, для расправ с неугодными людьми, вступив¬шими в неравную схватку с такими бандитами, как отец и сын Ермаковы. Тем ужаснее сегодня наша с вами жизнь, и мы становимся очевидцами всё новых и новых страшнейших пре¬ступлений, убийств киллерами неугодных политиков и бизнес¬менов, похищений людей и террористических актов. Однако ни одно из крупных заказных убийств не раскрыто до сих пор, и это наводит на мысль: да ведь раскрытием занимаются люди, погрязшие в коррупции, это работники Генеральной проку¬ратуры России, они заодно с бандитами. Разве будут они раскрывать пре¬ступления ради иной цели, чем получение очередной взятки от действительных виновников убийств и похищений? Итак, прокурор города Мончегорска рассмотрел мои две жалобы, поданные в Генеральную прокуратуру РСФСР, по факту организованного акта терроризма в Мончегорске в день приезда Горбачёва, и дал мне ответ о том, что в действиях милиции нарушения Соц. законности нет. На следующую мою жалобу в Генеральную прокуратуру я получил ответ уже от прокурора Мурманской области Клочкова. Он в своём ответе мне сообщал: "Содержание Вас в Мончегорском ГОВД более трёх часов признано незаконным, и в связи с этим, начальник милиции строго предупреждён". Оценивая эти два ответа из прокуратуры Мончегорска и прокуратуры Мурманской области, очевидно буквально следующее: оба прокурора, желая скрыть тяжелейшее уголовное преступление, совершённое в их регионе, пытаясь скрыть его от расследования, прикрыва¬ются своей полной юридической безграмотностью и профес¬сиональной непригодностью. То, что в милиции никого не име¬ют права задерживать более трёх часов по закону, и наруше¬ние этой нормы, является нарушением Соц. законности, не мог не знать прокурор города Мончегорска Бойцов. Это знает каждый простой милиционер, и должен знать каждый гражда¬нин, если он желает выжить в этой стране - России. Выходит, что прокурор города этого простого закона не знал? Конечно знал! Но, выслуживаясь перед руководством Генеральной прокуратуры и скрывая совершённое уголовное преступле¬ние правоохранительными органами, он умышленно «забывает» об этом законе, об этой НОРМЕ обращения с задержанными гражданами в милиции. Может спросить следует у Емельяненко, дежурившего в ГОВД от руководства: "Чем Вы дума¬ли, когда незаконно содержали меня полуживого и истерзан¬ного под арестом, в день приезда Горбачёва? Или Вы тоже полуграмотный выскочка, и подлизывая задницы своим руко¬водителям, продвинулись по служебной лестнице до руково-дящего поста, и теперь, будучи профессионально непригод¬ным и бездарным, случайно нарушили закон, вовремя не ос¬вободив меня из-под ареста? А по закону, всё задержание граждан после истечения трёх часов называется арестом, не правда ли? За что Вы, Емельяненко, меня арестовали в тот день?" Вот на этот вопрос и не желает ответить по сей день Генеральная прокуратура России. И мотивы всё те же. Карь¬еристы и взяточники, жополизы и бандиты стремятся закре¬питься на своих должностях в Генеральной прокуратуре и построить свою карьеру не на раскрытии уголовных пре¬ступлений, а совершенно напротив - скрывая их от расследо¬вания. Конечно, я веду речь о крупных заказных преступле-ниях, которые в случае раскрытия выведут на свет Божий таких преступников, таких политиков, о которых нам положе¬но знать только хорошее. Мало того, раскрытие таких пре¬ступлений, как описанное мною, несёт и вполне реальную угрозу жизни того следователя, который не пожелает мирить¬ся с произволом и попытается раскрыть это преступление. Это реальное положение дел в нашей правоохранительной си¬стеме. (Нда, а ведь я оказался прав именно потому, что в 2002 году я обратился с явкой с повинной в прокуратуру г.Великие Луки, и у меня прокурор отказался её принимать. Испугался потому, что я хотел убить прокурора Мончегорска). Каждому из нас это и так известно, я просто в этом уверен. Но приходится писать об этом в своей книге, а вдруг кто-то не согласен, или ещё хуже того, не знает об этом и, желая вступиться за свои нарушенные права, как я когда-то, расшибёт себе лоб о поставленную государством стену лжи и террора, на изнурительном пути к истине. Я на своём горьком опыте знаю совершенно точно, что каждое обраще¬ние в Генеральную прокуратуру рядового гражданина, о на-рушенных его правах каким-нибудь чиновником, станет для него же в дальнейшем ещё большим препоном на пути к до¬стижению желаемой цели. Вот если бы мы давали все, именно все, взятки чиновникам, и они не нарушали бы более наших прав, тогда и не было бы необходимости обращаться в про¬куратуру или милицию с заявлениями о нарушенных наших правах. И каждое поданное нами заявление в Генеральную прокуратуру или милицию тоже лучше оплатить взяткой, иначе по нему никто проводить положенной по закону про¬верки не будет. Начальник милиции и прокурор тоже чинов¬ники, и тоже вымогатели взяток. И пересланное ваше заявле¬ние из правоохранительных органов тому, на кого вы жалу¬етесь (чиновнику, нарушившему ваши права), даёт ему право поступить с вами ещё более гнусно, подчёркивая своё превос¬ходство над вами, ещё более унизить вас, продолжая нару¬шать ваши попранные права, ради получения взятки. Так что ответ прокурора Мурманской области я оцениваю именно в этом духе. Только учитываю, что здесь мне никакие взятки не помогут. Речь идёт о сокрытии пре¬ступления в государстве Россия, которого просто не должно быть, потому, что это позор всего нашего государства. Мы на словах боремся с международным терроризмом и для сохра¬нения своего имиджа власть, во главе с президентом, тщатель¬но маскирует нарушения прав человека внутри России. Я не без основания полагаю, что моя жизнь находится в опасности, потому что я продолжаю настаивать на восстановлении своих нарушенных прав и наказании бандитов, нарушивших мои права и сломавших мою жизнь. И теперь предаю огласке факты страшнейшего преступления, совершённого государством Россия в отношении своего гражданина. И о физическом моём устранении уже принято решение на самом высоком уровне. Иначе я не могу объяснить имевшие место уже три попытки убить меня только за последние два года. (Как им не повезло со мною 08.02.09. Мне и гвоздодёр удалось из рук убийцы вырвать из его поганых российских ручек). Причём, на меня нападают специально обученные в ФСБ и милиции простые люди. Меня бьют бутылками по голове во время проводимой бессрочной голодовки, ломают позвоночник, придравшись ко мне прямо у подъезда своего дома сотрудники охраны, изби¬вают пришедших ко мне на помощь несовершеннолетних де¬тей. И милиция этих преступников освобождает от положен¬ного по закону наказания, путём подлога документов в уго¬ловных делах, и вообще уничтожая документы в делах, скры¬вая преступления от раскрытия. Значит, милиции это кто-то приказал сделать? Кто, если не прокурор? Но об этом чуть позже, в конце книги. Иначе мои мысли, так бурно прорыва¬ющиеся на страницы этой книги, запутают читателя во времени. Давайте вернёмся в год 1987, на тот самый момент, когда я вернулся домой после визита в Москву. Опустошённый, потерявший веру в людей, гонимый отовсюду на своей Родине, я, будучи ещё в болезненном со¬стоянии, возвратился из Москвы домой и на следующий день вышел на работу. Меня встретили далеко не радушно. Для всех рабочих, одураченных коммунистической идеологией, я теперь был просто прогульщик. По убеждению буквально всех тогда граждан СССР, я должен был, несмотря на откро¬венный терроризм, творимый государством в отношении меня, выходить на работу и своим трудом продолжать преумно¬жать богатства страны, погрязшей ещё в годы существования государства СССР не только в коррупции, но и в откровен¬ной уголовной деятельности, направленной на уничтожение своего населения, путём осуществления актов терроризма и бандитизма. Вот поэтому я до сих пор и имею ответы из Ге¬неральной прокуратуры России, в которых говорится, что никогда меня никто не похищал и до самосожжения на Красной площади не доводил. Эта контора отказывается не только вос¬становить мои попранные права - она откровенно скрывает от расследования совершённые в отношении меня уголовные преступления, чтобы не дать возможности впервые обвинить руководство страны в попустительстве в столь жутких преступлениях и непосредственном их участии в них. (Ага, они ещё и антиконституционные статьи в УПК на подпись Путина подсунули для борьбы со мною). Так зачем нам нужна такая прокуратура? И разве не в этом суть сей проблемы, связанной с борьбой против коррупции? Ведь пока президент не заставит работать надлежащим образом развра-щённую своей безграничной властью Генеральную прокуратуру России, у нас всегда будет процветать коррупция и глумление одних россиян над правами других. (А Путин сказал, что никому не позволит вмешиваться в работу генеральной прокуратуры России). Весь вопрос и заключается в том, чей ты отпрыск? Сколько у тебя деньжат? Кто за тобой стоит? Генеральная прокуратура постоянно ог¬лядывается на властьимущих, разве мы этого не видим! Зна¬чит, Президент России, проявляя своё безразличие к пробле¬ме плохой работы Ген. Прокуратуры, является главным ви¬новником в процветании коррупции в стране. (И это не требует никакого доказательства именно потому, что он является по Конституции гарантом наших прав). Но я вышел на работу тогда, и вновь стал подвергаться постоянным унижениям. За мои невыходы на работу, в дни моего бегства из Мончегорска, спасаясь от террорис¬тического акта, организованного самими же руководителями комбината "Североникель", руководство комбината с нескры¬ваемым удовольствием вынесло распоряжение о лишении меня премий за квартал, за год, и теперь уже законно лишило права на получение положенной мне по закону квартиры. Рабочие смеялись надо мною и приветствовали такое решение админи-страции. 9Эти дебилы смеялись и тогда, когда читали эти строки). Они понимали, что меня администрация комбината стирает в порошок, и по их мнению, так и должно было быть, потому что я откровенно, крайне отрицательно высказывался в адрес КПСС и самой идеи Коммунизма. На их глазах госу¬дарство наглядно демонстрировало свою мощь. Слова Ленина, " Революция только тогда чего-нибудь стоит, если она способ¬на защищаться" были воспринимаемы одураченными рабочи-ми как молитва, как хлеб. И уничтожение на их глазах госу¬дарством человека, позволившего себе не согласиться с про¬изволом властей в этом государстве, всеми ими приветствова¬лось. По-моему, они тогда, эти Советские рабочие, являлись просто животными, не способными самостоятельно думать. Впрочем, мы и сегодня ни черта не думаем, поэтому и живём как индейцы во времена колонизаций. Нас до сих пор исполь¬зуют в своих корыстных целях власть-имущие сограждане, возглавляющие СИСТЕМУ насилия человека над человеком, по¬строенную в этом государстве ещё коммунистами. И никто бороться с этой системой не будет, поскольку СИСТЕМА не при¬емлет насилия над собой. Она уничтожит всех и каждого, пожелавшего уничтожить её и перестроить наше с вами обще¬ство. Зато возглавить эту СИСТЕМУ хотят многие, и ни о какой борьбе с системой и коррупцией не может быть и речи. Я был один на один в этой неравной борьбе с госу¬дарством, официально указавшему мне на "своё место". Что я мог сделать после такого неприкрытого произвола? Бандиты правили моей Родиной. Как впрочем, и сегодня правят ею те же самые люди, только денег у них стало ещё больше и власти у них стало тоже больше. Мисник стал депутатом Гос. думы, Ермаков депутатом Областной думы. Папаша Ермаков кру¬тится в финансовых кругах. (А президент выдвигает своих людей на должность губернатора). Распоряжение руководства комбината о наказании меня за прогулы, то есть за те дни, когда я находился не по своей воле в Москве, скрываясь от террористов в форме советских милиционеров, нанятых бандой Ермакова в своё услужение, я пытался отменить и оспорил в суде. Но как я уже писал выше, судья Борисова, выслушав показания врача Зубова, который дал показания в той части, что у меня было повышен¬ное давление и я нуждался на тот момент в больничном листе, вызвала в суд продажного врача Колесникову, которая сама же заколола меня наркотиками до полусмерти, если помните. И та, послушная банде Ермакова, заявила суду, что я был абсолютно здоров и в освобождении от работы не нуждался. Вот теперь, спустя почти пятнадцать лет, подумайте сами своими головами, кто приказал судье Борисовой вызвать другово сви¬детеля и не соглашаться с показаниями заявленного мною сви¬детеля, врача Зубова? Разве возможно сказать сегодня, что судья Борисова была беспристрастна ко мне, рассматривая моё исковое заявление? Разве, получив два совершенно различных показания врачей, не стоило ей вызвать третьего и нейтраль¬ного, независимого специалиста? Её устроили показания вра¬ча, купленного бандой Ермакова, и ей не нужны были пока¬зания сведущих специалистов о моей трудоспособности! А по¬чему? Пусть каждый решит для себя этот вопрос сам. Я ведь для этого и пишу свою книгу, чтобы вы научились побольше думать о себе и своей жизни, и почаще задумывались над тем, а что будет завтра со всеми нами, если вы будете продолжать своё паразитическое существование, и не станете задумывать¬ся над своим будущим, и не будете стараться изменить всё то, что вам не нравится, в лучшую сторону. Что вы оставите после себя своим детям? Показания Колесниковой послужили судье Борисо¬вой поводом для отказа в удовлетворении моего иска. Я по¬терял всякую надежду на получение положенного по закону взамен разрушенного моего дома жилья, я потерял веру в государство. К тому же я получил уже ответ из прокуратуры Мончегорска, что в действиях сотрудников Мончегорского ГОВД, беспощадно избивавших меня 30 сентября 1987года, нет состава преступления. Всё говорило мне о том, что в этом государстве я практически ноль, и со мною просто государ¬ство не считается. Меня уничтожают наглядно на глазах у всех, чтобы все поняли, что так будет со всеми, кто осмелится критиковать действия коммунистов, даже если они действи¬тельно замешаны в воровстве. Если есть "мохнатая" лапа в Москве, то и законы государства будут служить уже не за¬конопослушному гражданину, а банде, наподобие, созданной Генеральным директором комбината "Североникель" - Ермако¬вым Г.П. Я не смог более терпеть унижения и оскорбления. И, потеряв всякую надежду получить хотя бы положенную по закону квартиру, я перестал выходить на работу, предупре¬див заранее администрацию, что отказываюсь выходить на работу до тех пор, пока моей семье не будет предоставлена положенная по закону квартира. Тем более, ещё и украденная у моей семьи квартира бандой Ермакова в 1985 году, то есть целых два года назад, и это преступление тоже по-прежнему прокуратурой незаконно удерживалась от законного распределения. Я всё время находился у себя дома, поэтому все делегации рабочих, которые почему-то стали приходить ко мне домой и требовать моего возвращения на рабочее место, я принял, и все свои требования доходчиво растолковал им. Мне было понятно, что администрация комбината и сама банда Ермакова, были озадачены таким мои решением: отказ выхо¬дить на работу и предъявление моих ультимативных требо¬ваний. Мне было понятно, что меня хотят вернуть в озверев¬ший коллектив рабочего класса, чтобы с помощью одурачен¬ных рабочих продолжать издеваться и чинить расправу надо мною на глазах довольных Советских граждан, уже доподлин¬но знавшего тогда, и несущего в массы всю правду о ворах, с партийными билетами Коммунистов в кармане. (Я и сейчас пытаюсь продолжать служить этой благородной цели, только раскрывая сущность созданной Путиным партии «Единая Россия» взамен ушедшей в небытие КПСС). Чтобы умалить моё существование, в областной газете "Полярная правда" в статье, посвященной моей персоне, ав¬тор написала: "Представителей трудового коллектива Андрей Юрьевич принимал лёжа в постели". Конечно, это была ложь, высказанная продажными рабочими. Ещё более вам всем будет стыдно за рабочий класс России, когда я опишу судебное заседание по моему иску о восстановлении на работе, после последовавшего за забастов¬кой моего увольнения с комбината "Североникель".
20:58 05.12.2011
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Если вам, уважаемый читатель, напомнить о том, как надо мною издевался сменный мастер Сергеев, заставляя меня по приказу Генерального директора комбината "Североникель" Ермакова Г.П. и его сына Ермакова И.Г., выполнять работу, связанную с нарушением техники безопасности на глазах у всего трудового коллектива, то придётся напомнить и о том, что столь наглое поведение руководства комбината вызвало тогда бурный протест в среде рабочих, работавших со мною в одной бригаде. Многие из них тогда подписали написанное мною обращение в суд и прокуратуру Мончегорска о том, что администрация цеха относится ко мне предвзято. Напомню вам и то, что трое из них: Дианова, Мурзина и Сорокин уже тогда, во время разбирательства в суде, по моему поданному заяв¬лению, под давлением семейства Ермаковых, прислали в суд своё заявление с отказом от своих подписей. И это, и то, что рассматривавший дело судья Шайдуллин умышленно исказил показания допрошенного в суде консультанта Шустикова, указывает на факт подкупа Ермаковыми данного судьи и этих троих продажных рабочих. Подкупленный судья, по заявлению отказников и ис¬каженным показаниям консультанта, вынес своё решение и отказал мне в удовлетворении иска. Моё поражение закрепил затем и областной суд, а это уже не шутка. Все, работавшие со мною люди, понимали, что я столкнулся с главарями бан¬дитов во всей Мурманской области, и что у них в услужении находится государственная Судебная власть. Затем публичное похищение меня, ничем не прикрытое, в день приезда Горба¬чёва, и рабочие отвернулись от меня, понимая, что я не смогу победить в этой неравной борьбе за свои попранные бандой Ермаковых права. Многие боялись поддержать меня из бояз¬ни попасть в немилость членов организованного преступного сообщества во главе с Ермаковыми. А некоторые рабочие были подкуплены Ермаковым ещё на первом судебном разбиратель¬стве, когда рабочие прислали свои отказы от собранных мною подписей. Я напомню читателям, что рабочих действительно не¬сколько раз собирали на собрания для того, чтобы рассмот¬реть моё «антиобщественное поведение», которое заключалось в постоянной моей критике коммунистов, как воров народного достояния, и естественно обвинял их в постоянной лжи и коррупции. И все эти, и другие мероприятия возымели своё действие. В суд, для рассмотрения моего искового заявления о восстановлении меня на работе, уже сами рабочие собрались на своё собрание, и решили прислать своего представителя для поддержки уже не меня, как пострадавшего от рук бан¬дитов их товарища, а напротив, они решили всеми силами, и опять же единогласно, поддержать банду Ермакова. Это пору¬чение трудового коллектива выполнила в суде Любовь Морхова. Она заявила, что вся бригада просит суд не восстанав¬ливать меня на работе, и узаконить моё увольнение. Судья спросила её: - Почему так решил коллектив? На что Морхова заявила суду: - Крашенинников постоянно пишет во все инстанции свои заявления, и нас постоянно собирают на собрания во время работы. Мы работаем на сдельной оплате труда. Получается, что из-за Крашенинникова мы не выполняем в полном объёме свою работу, и значит, недополучаем своих денег во время зарплаты. Причём, всем следует напомнить, а тем, кто не знает, просто сказать, что в эти 1987-89 годы некто небезызвестный всем Горбачёв М.С. постоянно внедрял дурацкие новшества во всё в руководимом им государстве СССР. Благодаря его идеям в сознании рабочих было вытеснено чувство товарище¬ства, чувство «локтя» и взаимопомощи. По его наущению и ко¬нечно с подачи банды Ермакова, рабочие просто предали меня, своего товарища, и бросили под ноги этим мерзавцам. Как быстро Ермаковы взяли на своё вооружение идею Горбачёва. Просто диву даёшься, какой цинизм и невежество прёт от этих Ермаковых, и как могли это не распознать целые трудовые коллективы? Разве об этом говорил Горбачёв, когда давал свободу рабочим самим решать кадровые проблемы внутри своего трудового коллектива? Помните, как это было тогда модно - сокращать лишних людей в бригадах. Если тру¬довой коллектив решал, что вместо пяти рабочих в их звене или бригаде достаточно троих, то ради проклятых денег, которые после сокращения тех двоих, кому не повезло, теперь получали те, кто проявили свою сознательность в кавычках - на улицу выбрасывались эти двое рабочих. Разве этими нов¬шествами Горбачёв не разобщал народ, и не разрушал сло¬жившиеся годами трудовые коллективы? Разве это можно се¬годня назвать иначе, чем началом массовой безработицы в России? (И экономической разрухи с его же нововведениями связанными с реструктуризацией алкогольной промышленности государства). Защищая свои интересы в суде, я пригласил для дачи показаний двоих рабочих из моей бригады. Это Федяев Вла¬димир и Данилов Сергей. Я надеялся услышать от них в суде правду - о предвзятом ко мне отношении администрации цеха. А произошло всё наоборот. Единогласно проголосовав на своём собрании по вопросу о моём увольнении, эти двое рабочих просто решили предать меня, и тем самым показать всему миру настоящую, а не сказочную, описанную в Советской литературе, рабочую солидарность (конечно в кавычках). Но я уверен, что такая ситуация, такое предательство, именно и является характерной чертой поведения рабочих в России. "Моя хата с краю и я ничего не знаю". Вы посмотрите, что получается. Примерно год назад, когда я стал собирать под¬писи рабочих под заявлением в суд, в котором говорилось о том, что администрация цеха относится ко мне предвзято, все рабочие боялись поставить свою подпись. Никто не хотел вы-деляться и рисковать своим благополучием ради меня. Одна¬ко именно Федяев и Данилов согласились поставить свои подписи первыми, и только, когда я стал показывать заявление с их подписями остальным рабочим, все, кто пожелали, поста¬вили свои подписи. Многим я даже не предлагал вовсе: под¬писей собралось достаточно. И именно Федяев и Данилов пришли теперь на то заседание суда и дали свои показания, которыми разоблачали администрацию цеха, относящуюся ко мне пред¬взято. Тогда-то их судья Сорокина и припугнула, заявив, что их тоже надо наказывать. Но показания были даны, и судья была вынуждена вызывать консультанта по делу, о чём я уже писал выше, и показания консультанта были искажены, в чём удостоверилась прокуратура Мончегорска, повторно допро¬сив его и не пожелав вынести протест на сфабрикованное, за взятку от Ермакова, судьёй решение. Но куда делась эта прямота и честность, сравнимые с геройством у этих рабочих в следующем суде, по вопросу о моём восста¬новлении на работе? Я напомню, что одураченные рабочие сначала на собрании единогласно проголосовали за резолю¬цию, в которой говорилось о том, что врагу Советской власти Крашенинникову - квартиру вообще не выделять. А после моего увольнения они вновь собрались и решили, вновь единогласно, не восстанавливать меня на работе. Ну а что значит, остаться без положенной по закону квартиры и жить в сарае в условиях Крайнего севера с только что появившимися на свет дочерьми? А как, оставшись без работы отцу многодетной семьи, кормить своих детишек? Разве об этом думали тогда рабочие Морхова, Федяев и Данилов. Все они думали только о себе, и боялись мести, в случае своего не согласия с выступающими ораторами на собраниях, от семейства Ермаковых и их подручных бандитов: Пушилина, Панина и Хайдова. (В последствии ещё и возглавившие мэрию Мончегорска). А может быть, им всем и была заранее обещана эта перспектива в случае несогласия? Кто из вас, уважаемые читатели, скажет сегодня о них, что рабочие вери¬ли в правосудие или вообще в правоохранительные органы России? (А кто из вас сегодня в них верит, в 2009 г.?)Разве не очевидно, что они, просто потеряв веру именно в продаж¬ных Мончегорских судей, и продажных работников Монче¬горской прокуратуры, и осознавая действительно опасную возможность уничтожения их бандой Ермакова вслед за мною, за своё несогласие с ними, предали меня, и тем самым доказали всему миру, что никакого рабочего единства, и никакой рабо¬чей солидарности в России нет, и не было. Само государство, его структуры власти - несут в массы смуту и ненависть к правящим олигархам. Оба моих свидетеля стали в один голос повторять всё то же самое, что говорила до них Морхова. Они также зая¬вили суду, что не желают более со мною работать в одном трудовом коллективе потому, что из-за меня их постоянно собирают на собрания, и им это мешает нормально трудиться и выполнять сменное задание. Одно только это свидетельствует о том, что все они заучили кем-то им продиктованные показания ещё в цехе. И не трудно догадаться, по чьему это было сделано указанию. Но никто из них не сказал суду, что я работал чем-то хуже других рабочих нашей бригады. Вот и получается, что я, проживая в аварийном доме долгих восемь лет, после его разрушения комбинатом "Североникель", и не получая поло¬женную по закону квартиру, ещё и целых восемь лет трудил¬ся на благо государства. А за то, что постоянно напоминал этому подлому государству о том, что у меня украли квар¬тиру, оно же всячески издевалось надо мною и руками подон¬ков Ермаковых пыталось уничтожить меня вообще физически. Разве не потерял я тогда веру в людей? Я уже не говорю о государстве, вырастившем меня, обучившем грамо¬те и т.п., и всё только для того, чтобы затем меня уничтожать на глазах всех остальных членов безумного общества, дабы никто не осмеливался в дальнейшем не соглашаться с произ¬волом и бандитизмом в этой стране. Откуда это разительное противоречие действительной правды жизни и красивой сказ¬ки, которую нам преподавали о нашей стране в школе? По¬чему в нашем государстве по-прежнему слышны высказыва¬ния о том, что мы живем в Великой стране? Чем она наша Россия велика? Да только своими размерами и безудержной коррупцией. А если кто-то начинает говорить, что у нашей страны великая история, то хочется сказать в ответ примерно так: Та история, которую нам преподавали, может быть и великая, да вот навряд ли наши потомки назовут великими те дела, которые сегодня творим мы, продолжая губить лучшее, что было создано многовековой историей нашего государства. Иначе как варварами, они нас с вами называть не будут. Не скажут нам спасибо наши дети и внуки за то, что молча смотрели, как такие, подобные Ермаковым, год за годом занимали всё более высокие посты в руководстве страной. Разве это не повод для того, чтобы пересмотреть свои взгляды на нашу российскую действительность. Подумайте все, почему сразу после организованного бандой Ермакова террористи¬ческого акта в Мончегорске, в день визита Горбачёва, всех "шишек" города, виновных в услужливом повиновении особо опасным преступникам Ермаковым, именно за преданность Горбачёву и Ермаковым, которую они продемонстрировали в день проведения акта терроризма, незамедлительно перевели работать на более высокие должности и, причём в областной центр - город Мурманск. Так, Первый секретарь горкома КПСС Карташов, за проявленные преданность к семейке Ермаковых и ненависть к идеям настоящего Коммунизма и народу России, был пере¬ведён работать в Мурманский Обл. Исполком. И оттуда, уже с более высоких вершин государственной власти, теперь на¬водил беззаконие и беспорядки по указанию Ермаковых, уже на территории всей Мурманской области. Ну например: разве я мог рассчитывать на помощь в наведении порядка в Мон¬чегорске, после моих обращений в Мурманский Обл. Испол¬ком? Конечно, нет. Как и многие другие, честные мои земляки, попавшие в Чёрный список. Именно для продолжения этого Чёрного списка и продолжения нарушения прав, попавших в него граждан - Карташова перевели работать на более высо¬кую должность руководителя Советской власти в Мурманс¬кой области. И слава Богу, что он вскорости умер. В отличие от прокурора города Мончегорска Бойцова - он не успел мне нагадить в моей жизни на своём новом рабочем месте. Бойцов же, за проявленную бездарность и безграмотность, признав действия милиции по организации террористического акта в рамках существующего Советского законодательства, был переведён работать в Мурманскую областную прокурату¬ру. И на своём новом рабочем месте, вместе с прокурором Мурманской области Клочковым, Бойцов сфабриковал на меня уголовное дело и пытался незаконно упрятать за решётку в 1991 году. По этому уголовному делу меня арестовывали и я, получив массу ответов от Бойцова, опять же бездарных и тупых, пытался покончить жизнь самоубийством, находясь в камере под аре¬стом. Только на следующий день после акта самоубийства в ИВС города Оленегорска, я очнулся в городской больнице. Жизнь мне спасли врачи Оленегорска. Наложивший в штаны прокурор города Минаев, и конечно Бойцов тоже, спешно пере¬правили меня в бессознательном состоянии в больницу, и в настоящее время отрицают (как впрочем, это же самое делает и Генеральная прокуратура России, действующая заодно с бандитами), что я пытался покончить жизнь самоубийством в результате незаконного ареста по сфабрикованному на меня ими уголовному делу. Но факты говорят обратное, и я, на страницах своей книги просто должен назвать этих троих прокуроров, даже четверых: Бойцова и Минаева, Клочкова, как прокурора Мурманской области и Большакова, как нового про¬курора г.Мончегорска - УБИЙЦАМИ, А дело, которое они сфабриковали в отношении меня, давно уже закрыто, по при¬чине отсутствия состава преступления в моих действиях. Этим я в очередной раз доказал, что прокуроры сеют в массы про¬извол и страх перед мафией, которой по силам не только по¬хищать людей, но даже незаконно упрятывать за решётку не согласных с таким положением дел. (И бить гвоздодёром по голове). За доведение меня до уже второй попытки самоубий¬ства, Бойцова перевели работать ещё выше. В настоящее вре¬мя этот УБИЙЦА работает в Мурманском Областном суде. На чьей стороне он там выступает? Разве он будет восстанав¬ливать чьи-то нарушенные права иначе, чем только по указа¬нию своих хозяев Ермаковых и других бандитов, кому он верно служит все эти годы? Этому бездарю далеко наплевать на су¬ществующие законы, и никто не вправе от него ждать пони¬мания и разрешения своих проблем. У него в голове только одно: нагадить ещё больше, чтобы его вновь заметили и перевели на более высокую должность, для уничтожения прав человека в России. А то, что критерием отбора чиновников в Ген. Прокуратуре России для повышения по службе служит именно умение выслуживаться и подлизывать задницы своим руководителям и хозяевам, я знаю точно, я готов отстаивать своё мнение даже в суде. Пусть Бойцов, если пожелает, отмо¬ется от выдвинутых против него обвинений. (Ага, я и попытался этот суд сам учинить написав генеральному прокурору России Устинову, что убью прокурора г. Мончегорска, и Путин упрятал меня в психушку, чтобы никакого судебного процесса с моим участием, разоблачающем СИСТЕМУ не было ни при каких обстоятельствах. И гвоздодёром по голове погладили тоже ради достижения этой цели именно потому, что в путинском УПК уже нет тех статей на основании которых меня признавали сумасшедшим. Без меня теперь опять, как и прежде, ни одно заседание суда проходить не будет). Я докажу тогда ещё более наглядно преступную связь самой Генеральной про-куратуры России к его преступным действиям. А кто у нас назначает Генерального прокурора России? Правильно, Президент России. А тогда, Президент СССР Горбачёв, после своего визита в Мончегорск перевёл работать папашу Ермакова За-местителем министра цветной металлургии. И это я расцени¬ваю тоже, как надлежащую оценку откровенно преступной деятельности бандита - Ермакова старшего. Значит, сам прези¬дент продвигал по служебной лестнице всех этих подонков? (Ага, и ликвидировал тех, кто возбуждал уг. дела на этих отморозков и отбросы нашего общества). Разве Мончегорцы забыли, что накануне визита Горбачёва в Мончегорск, что всего за два года до этого, на пахана Ерма¬кова, совершенно законно, было возбуждено уголовное дело. Его обвиняли не в чём-нибудь, а в воровстве народных денег и незаконном обогащении. И чем это дело закончилось? Дос¬таточно было Ермакову слетать в Москву и там переговорить с верхушкой Советской власти в СССР, и, возбужденное уго¬ловное дело было закрыто. А прокурор, осмелившийся под¬нять руку на тирана, был незамедлительно снят со своей дол¬жности. Слетел со своей должности и начальник милиции, рис¬кнувший проводить обыски на квартире бандита. А первого секретаря горкома КПСС Матыцына, за проявленное непони¬мание политического вопроса (ведь сажать собрались не кого-нибудь, а Генерального директора крупнейшего комбината), сняли с занимаемой должности. Разве эти события, произошедшие в моём родном городе в 1985 году, и описанные выше события 1998года не указывают на тот факт, что наши законы в первую очередь попираются именно руководителями государства. Если есть к кому обратиться в правительстве России, то пожалуйста - вам гарантирована полная безнаказанность ваших преступных дей¬ствий. И напротив, если вам некуда обращаться кроме как в суд или милицию, то те, к кому вы обратились, будут всячески выслуживаться перед вашими оппонентами, ведь они имеют какие-то связи в более высоких правящих кругах коррумпи¬рованной власти в России. В противном случае, их просто по¬снимают с должностей, а на их место, как это произошло в Мончегорске в 1985 году, придут ещё более наглые и пре¬зренные жополизы, как Бойцов. Ни о каком наведении пра¬вопорядка в стране не может идти и речи до тех пор, пока каждый сотрудник правоохранительных органов не будет не¬сти положенного по закону наказания за совершённые пре¬ступления, даже если прёступление совершалось по приказу руководства страной: Законом должно быть на деле защищено право сотрудников правоохранительных органов, отказаться от выполнения приказа руководства, связанного с нарушени¬ем действующего законодательства. Тогда, глядишь, можно было бы и спросить с Фидьковича: "Почему ты тайно похищал меня в день приезда Горбачёва? Разве ты не понимал, что это преступление?" И о многих готовящихся и уже совершённых преступлениях нам было бы известно, а чиновники прижали бы свои хвосты. Итак, суд не удовлетворил моё заявление, и я офи¬циально, теперь уже по закону, был переведён в ранг Совет¬ского безработного. Причём всем вам понятно и то, что в случае моего повторного трудоустройства в городе Монче¬горске, я вновь бы попадал под антиконституционное влияние династии Ермаковых и организованного ими преступного со¬общества. Панин, Хайдов и Пушилин, за проявленное к се¬мейству Ермаковых и их преступлениям свою лояльность были назначены руководить Советской властью в городе. Они заняли места Председателя Городского Исполкома и замести¬теля. Поэтому я отчётливо представлял себе безысходность моего рабского положения в то время. Я потерял работу, какой же я кормилец после этого для своих детей? Но не всё потеряно - думал я тогда. В надежде доказать свою правоту, и борясь за своё право на достойную жизнь в этой дурацкой стране, я подал в суд на Советскую власть и предъявил требование о возмещении стоимости моего разру-шенного властью дома. За предоставление квартиры, взамен которого, и вымогалась с меня взятка представителями этой проклятой власти. Я понимал, что выиграв дело, смогу при¬нести тем самым сколько-нибудь денег в семью. Это сами понимаете, было крайне важно, и самое смешное само то, что и сейчас, спустя уже более двенадцати лет, я пишу эту книгу и совершенно очевидно, что надеюсь тоже хоть что-то зара¬ботать. (Ага, Путин её с нарушением ГОСТа приказал выпустить, тоесть нелегально и запретить её распространение). Значит, сама Мафия вынудила меня, лишив работы на производстве, найти новый, доселе неведомый мне труд, за который вполне возможно и даже реально получать денежки, для своего существования. (Все денежки пропали из-за Путина, мать твою). То есть, со мною у Ермаковых ничего не получилось. Скорее наоборот, они добились обрат¬ного результата. И поделом им. А разве кто-то из читателей моей книги не захочет, чтобы за всё содеянное Ермаковыми, им не воздалось бы по всей строгости существующего закона? Да, я подготовился, собрал нужные документы в кучу (мне даже не надо было собирать документы, так как они давно мною были собраны для доказательства в различных Совет¬ских инстанциях своих прав на жильё), и подал упомянутое выше исковое заявление в суд о взыскании стоимости разрушенного Советской властью моего частного дома. Судья Борисова рассматривая мой иск, убедилась, что всё, о чём я говорю в своём заявле¬нии, чистая правда, и, не утруждая себя спорами с прокуро¬ром города Большаковым, который запретил выделять моей семье квартиру до тех пор, пока моя жена согласно данной ею расписке в горкоме КПСС не сожжёт, принадлежащий мне дом - вынесла решение об удовлетворении моего иска. А почему, как вы думаете, она пошла на этот шаг? Ведь по логике вещей она, как участник организованного Ермаковыми преступного сообщества должна была в силу своего государственного положения продолжать лишать меня средств к существова¬нию, чтобы сломить меня и добиться получения взятки. Ответ очень прост. Меня обнадёжили, я почувствовал, что чего-то могу добиться в этом ужасном мире. А на самом деле мне готовился новый удар в спину прокурором города Больша¬ковым, отличным приемников и достойным продолжателем жополизных дел, прокурора Бойцова, и идей Горбачёва. (И Путина тоже). Этот иуда опротестовал совершенно справедливое ре¬шение судьи Борисовой в Мурманский областной суд, и его протест был удовлетворён. Справедливое решение суда было отменено. А как вы думаете? Вот, прошло уже более двенад¬цати лет со дня рассмотрения этого моего иска, а деньги я по данному иску получил или нет? И вы совершенно правы - не получил. А вместо денег меня взяли под арест в 1991 году и гноили в камерах СИЗО города Апатиты, где и довёл меня Бойцов повторно до самоубийства, о котором я уже написал выше. (Помните незаконное возбуждение уг. дела прокуро¬ром Мурманской области Клочковым?). О деньгах - мне таким вот методом пытаются внушить мысль - я должен забыть. В настоящее время завравшиеся прокуроры и судьи, пожалуй и не найдут крайнего, кто же первый лишил меня этих, поло¬женных по закону денег. А как вы думаете, уважаемые чита¬тели, судья Борисова знала или нет о том, что её решение будет опротестовано прокурором, и я всё равно этих денег не увижу? Я знаю это точно, знала. И за это на меня по заявлению Борисовой этим же Большаковым возбуждалось уголовное дело. Я совершенно справедливо обвинял и Борисову и Большакова в принадлежности к преступному сообществу банды Ермаковых, и по моему заявлению даже проводилась проверка прокуратурой Мурманской области, о результатах которой меня вообще не поставили в известность. А МНЕ ЭТОЙ БУМАЖКИ СЕГОДНЯ ОЧЕНЬ НЕ ХВАТАЕТ для подкрепления своих выводов о коррупции в прокуратуре, суде и милиции, Мурманской области в частности. Я же ведь не просто так вот пишу, и в случае, допустим, пожелания любого бандита из банды Ермакова, я готов встретиться с ним, или со всеми разом в суде. (Ага, сумасшедшим признали, чтобы в суде меня небыло). Разумеется, не в Мурманской области, где все судьи проданы и притом им самим же, и где они властвуют и гадят всем нам, простым гражданам, в нашей жизни. Я готов документально подтвердить всё, о чём до сих пор шла речь. И мне не надо собирать для своей защиты какие-то документы. Они у меня теперь и на бумаге есть и на дис¬кетах, в моих статьях и заявлениях. Я практически только тем и занимаюсь в настоящее время, что на базе собранных доку¬ментов описываю те события, о которых и рассказываю вам. Так что мне ничего не угрожает. Напротив, я с удовольствием приглашу всех вас, своих земляков, в зал суда и публично буду доказывать своё право на написание этого шедевра. И самое главное, мне разрешает это делать закон. (только из психушки меня выпустили после того, как моя жена уничтожила всю мою переписку с этими уродами). Сначала её принуждали сжечь мой дом, чтобы скрыть следы своих преступлений, а потом, при Путине и всю переписку со мною по этому и другим вопросам принудили её сжечь. И весь тираж этой книги в 8000 экземпляров тоже был ею предан огню, как в фашистской Германии. Мои права по-прежнему нарушаются уже и в 2000 году. Меня вновь незаконно, уже новый прокурор, прорабо¬тавший всего полгода в Мончегорске, и прекрасно зная ис¬тинное положение дел с бандой Ермакова (потому, что я при¬ходил к нему на приём специально рассказать о себе и своих отношениях с этой бандой), незаконно возбудил на меня уго¬ловное дело, нарушив при этом Конституцию страны. А Мончегорский ГОВД скрывает от раскрытия и это преступ¬ление. А разве просто надоесть мне всё это не могло, посто¬янно находиться в подвешенном состоянии - посадят эти "Коз¬лы" по вновь сфабрикованному уг. делу или нет? Разве не пора всё это прекращать? Разве не для именно этого случая закон предусматривает самозащиту моих попранных прав? Поэтому я и хочу, чтобы Мериновский, новый прокурор, вставший на путь произвола уже в 2000 году, и несущий хаос в систему правоохранительных органов, убирался из моего города прочь, ВОН - ТУДА, ОТКУДА ПРИШЁЛ. Я, конеч¬но, его ещё оттяну в суде за незаконное привлечение меня к уголовной ответственности, и ещё в этом году! Но, возвращаясь к событиям, доведшим меня до само¬сожжения на Красной площади, придётся продолжать поли¬вать из всех стволов опять же милицию, суд, КГБ, и т.д. Все события перекликаются и похожи одно на другое, как будто всё было только вчера. После того, как я выиграл в кавычках, свой первый иск по уничтоженному государством моему частному дому, я подал второй иск о выплате мне всей остаточной стоимости дома, поскольку первый затрагивал только выплату утрачен-ной стоимости, ввиду преждевременного старения дома и до¬ведение его до аварийного состояния. Затем был и третий иск о выплате мне денег за сгнивший сарай, сгнивший гараж, за сгнивший забор. И за всё это мне, как и положено удалось получить деньги с ответчика, коим по решению суда был признан комбинат "Североникель". В общем, я своего добился почти полностью, мною не получены деньги только по моему перво¬му иску, и за эти деньги я ещё повоюю с бандой Ермакова и администрацией комбината "Североникель". Я сдеру с них эти деньги, и в гораздо более крупном размере за то, что все эти двенадцать лет они пользуются моими деньгами на совершен¬но незаконных основаниях. Возможно, за нанесение мне материального ущерба, связанного с опротестованием справедливого решения, вызо¬вется ответить прокуратура Мончегорска? Пожалуйста, я не против. Деньги не пахнут, а все жители города должны знать, что прокуратура в нашем городе дохлая, и насквозь прогнив¬шая, антинародная. С них не грех и взыскать за содеянное зло.
20:59 05.12.2011
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Что такое потерять право на труд в стране СССР? Многие из вас помнят, что, потеряв право на труд, я вместе с увольнением с комбината потерял и все свои полярные над¬бавки, которые заработал ещё задолго до моего прихода на комбинат. Теперь же, остро стоящий вопрос о работе и воз¬можности прокормить свою многодетную семью заставлял меня думать ещё пока не о самоубийстве, а о том, что от Ермаковых нужно сбежать. Я наивно верил, что такие бандиты существу¬ют только в нашем городе. Поэтому летом 1988 года я со своей, теперь уже бывшей женой и с двумя детьми отправи¬лись в очень опасное и полное приключений путешествие на юг России, на своём стареньком, "Горбатом" "Запорожце". Мы всю зиму собирали вырезки из журналов, в которых го¬ворилось о том, что в такой-то колхоз требуются работники, где некоторые условия, такие как жильё, тоже предлагались. Это был выход для нас всех, в том числе и для бандитов Ермаковых. Представьте себе, что я в настоящее время тру¬дился бы в сельском хозяйстве. Вряд ли бы у меня было свободное время на написание моей книги - это раз, и второе, на что необходимо обратить внимание, что и написать о том, что сейчас будет написано, я бы уже никогда не смог. Как в прочем и о многом другом, если бы Ермаковы прекратили свою преступную деятельность, направленную против меня, и не довели меня до самосожжения на Красной площади, и не продолжали бы в настоящее время, уже в 2000 году, принуж¬дать прокуратуру России незаконно нарушать мои конститу-ционные права. Итак, мы уехали из Мончегорска, а перед отъездом я обратился в милицию с заявлением о выдаче мне заграничного паспорта, с целью иметь возможность ещё и попробовать сбе¬жать от Ермаковщины, царящей в СССР, в какую-нибудь страну на запад. Для этой цели мне понадобилось побеспокоить своих родителей, живущих в городе Тихвин. Я им послал письмо-телеграмму, в которой просил выслать своё согласие на мой выезд из страны Совдепии, прямо на стол начальника ГОВД. А теперь смотрите, что из всего этого получилось. Начальник милиции, ещё тот, который организовал похищение меня в день приезда Горбачёва, послал моей тёще письмо, в котором ставил её в известность о том, что я подал заявление в ГОВД о предоставлении мне возможности бежать из страны на запад, убил свою жену и скрылся в неизвестном направ¬лении. Представляете, какая была паника в Уфе среди род¬ственников моей жены! Я уже потом, когда вернулся в Мон¬чегорск, пришёл к этому мерзавцу в кабинет со своей женой и спросил: "Почему Вы объявили Всесоюзный розыск меня как убийцы своей жены? Вот ведь она, рядом со мною?" - После вашего отъезда из Мончегорска в реке был найден труп женщины, который я предположил, следует счи¬тать трупом твоей жены. - Ответил мне Куликов. - Как же Вы могли, не опознав тело, объявлять меня во Всесоюзный розыск? - спросил я. - Вас недавно развёл Советский суд, ваша жена настаивала в суде, что вы избиваете её потому, что она не желает вам помогать в антисоветских выходках. Сопоставив всё это, и то, что вы подали заявление на выезд в США, я и решил, что вы могли убить свою жену и скрыться от расследования, - заявил Куликов. - А когда был опознан труп найденной вами женщины? -спросил я. - Через несколько дней, - ответил начальник милиции. - Разве Вам после опознания не пришло в голову, что на¬значенный Всесоюзный розыск необходимо прекратить? - Я отказываюсь с Вами разговаривать! - заявил мне Ку¬ликов. Весь этот разговор я записал на плёнку принесённого со мною тайно магнитофона, и в достоверности написанного можете не сомневаться. Кто из вас оправдает действия Куликова? Кто скажет, что он не нарушил закон, отдав меня во Всесоюзный розыск как убийцы? Кто сомневается в том, что всё лето 1988 года всех моих родных на территории всего СССР поганые менты ежедневно таскали в ментовку и пугали, что в случае моего появления, они обязаны сообщить обо мне в милицию, и об уголовной ответственности в случае не сообщения о моём визите? Им всем сообщалось также, что я являюсь Американ¬ским шпионом или что-нибудь в этом духе. О каком отдыхе или поселении на новом месте жительства нам было тогда думать? Вся страна по ложному, сфабрикованному на меня доносу Куликова разыскивала меня, как особо опасного реци¬дивиста. Только в Самаре, моя тётушка, Рябинина Зоя Васи¬льевна, проживающая по адресу ул. Гагарина дом 110, увидев меня на пороге своей квартиры, незамедлительно закрыла у меня перед носом дверь и в ужасе запричитала: "Андрюшечка, милый, я тебя не видела и никому не скажу, что ты был у меня, только больше не стучи в мою дверь". - Тётя Зоя, что случилось? - спросил я. - Ко мне каждый день приходит участковый милиционер, и всё время спрашивает, не приезжал ли ты? - А что он спрашивает, почему я ему нужен? - Он говорит, что ты убил свою жену и скрываешься. - Но это не правда, я стою у тебя за дверью вместе со своей женой Светой, и ты это прекрасно знаешь. Тебя мили¬ция обманывает. - Тогда почему ты в Америку сбежал? - Да никуда я ещё не сбежал, а только оформляю докумен¬ты в милиции для того, чтобы выехать в США в поисках работы. Очевидно, тебя специально запугивают местные мены по указанию Президента СССР Горбачёва, чтобы не допус¬тить моего выезда с территории СССР в США, и лишить меня возможности рассказать про Горбачёва всему миру, как он осуществляет визиты в города моей Родины. Рассказать, как меня похищали, пряча от него самого, когда он был у нас в городе. - А я что могу сделать? Мне говорят одно, а ты говоришь другое - кому верить? - Ну ладно, раз боишься, то мы не настаиваем на твоём гостеприимстве. Вот только завтра куплю новую резину для машины, и мы уедем дальше из этого города. - Ну, если вам только отдохнуть с дороги, то, пожалуй, я вас пущу. Дверь приоткрылась, тётка, ещё не веря своим глазам, что перед ней стоит живая моя жена и я собственной персоной, да ещё со спящими на руках двумя крошечными дочурками, впустила нас в квартиру. Надо ли говорить, что не о таком приёме мы мечтали в Самаре? Может быть уместно сейчас сказать, что менты в Вологодской области довели своими визитами летом 1988 года мою мать до пред. инфарктного состояния. Надо ли сейчас говорить о том, что моего брата в Мончегорске допрашивали (с его слов) ночью, выпытывая адреса наших родственников на всей территории СССР? Неужели я должен вновь и вновь сам говорить, и ты, прочитав мою книгу, не соображаешь до сих пор, что всё это было очередной компанией травли меня и членов моей семьи. Ермаковщина распустила свои щупальца на всю страну, вели-чайшую в мире, и стала давить на меня теперь через моих родственников. Ведь уволив меня с комбината, более они не могли давить мне на мозги с помощью продажных рабочих. Зато теперь, до смерти запугав моих родных и даже родите¬лей, Ермаковы были уверены, что сломят моё сопротивление и вынудят меня сдаться и заплатить взятку за предоставление мне положенной по закону квартиры. И что не маловажно, я должен перестать писать жалобы в правоохранительные орга¬ны обо всём, что было содеяно в отношении меня незаконно этим преступным сообществом, в том числе и о незаконном распределении квартир в цехе, и о краже моей квартиры, и о нарушении моей очереди №1 на квартиру. Бандиты даже прислали мне анонимку с угрозой физической расправы, в случае если я не сдамся на милость власти, правящей в стране. И это так. Именно власть, и, наверное, сам Горбачёв, были заинтересованы теперь в физическом устранении меня, как оче-видца преступления, особо циничного и тяжкого. Мало того, я почти на сто процентов уверен, что организовав Всесоюзный розыск меня, как убийцы своей жены, с которой я, впрочем, живу в мире и согласии и по ныне, (До 2006 г.) - власти страны Советов пытались опорочить меня в глазах моих родных и вызвать у них полное отвращение к моей персоне, как к Врагу народа. Это же очевидно, что меня искали для того, чтобы в случае действительного нашего пе¬реезда в другой регион страны, передать правоохранитель¬ным органам, уже тамошним, из рук в руки, именно как Врага народа и обеспечить мне продолжение травли уже на новом месте жительства. Ермаковы не хотели, чтобы я уезжал из Мончегорска и распространял правдиво истинное положе¬ние дел с коррупцией в стране Советов. Ими делалось всё для того, чтобы я не смог найти себе покоя и на новом месте, и тем самым вынудить меня вернуться в Мончегорск - к месту моей каторги. А кто меня ссылал в эту каторгу? Почему Горбачёв и банда Ермакова организовали эту каторгу для меня в моём родном городе? Хорошие вопросы, не правда ли? А пока я намекну ещё об одном факте, наверняка, сыгравшем роковую роль в это лето 1988 года в моей судьбе. Уже на следующий день, после нашего приезда в Самару, тётка вновь указала нам на дверь, заявив: "Прова¬ливайте отселе, пока мой участковый вновь не заявился!" Мне стало не по себе, и я с женой отправился к ближайшей теле¬фонной будке и позвонил в милицию, в надежде получить информацию. Я представился и поведал обо всём, что мне рассказала моя тётка, дежурному по ГОВД. Тот проверил свою информацию на предмет моего розыска и заявил: " У милиции города Самары к Вам нет никаких вопросов, можете быть свободны". Как прикажете это понимать? А всё очень просто. Меня разыскивали не по линии МВД, а разыскивало КГБ. И не просто разыскивало, а именно готовило новый акт терроризма и бандитизма, направленный на моё похищение и фактическое уничтожение меня. Вы уже все забыли, так придётся вам напомнить, что летом 1988 года в страну Совдепию приехал со своим визитом президент США Рейган. Вот этого и опасались правящие круги страны Совде¬пии. Они понимали реальность моего желания встретиться с Рейганом, и поведать ему о нарушении прав человека в этой мерзкой стране, куда он приехал. Вот и решайте сами, насколько вероятно то, что лично Горбачёв распорядился о розыске, таких, как я, граждан в этой стране с нарушенными властями правами, чтобы вычис¬лить нас и изолировать от контакта с президентом США. А меня в первую очередь. Я ведь исчез из города, подав нака¬нуне заявление о предоставлении мне возможности покинуть страну, именно в связи с моими намерениями переехать жить именно в США. Представьте себе картину, если Рейган узнал бы прав¬ду о визите Горбачёва в Мончегорск? А если это станет из¬вестно всему миру? Без скандала это не могло бы обойтись. Поэтому справедливо будет назвать Горбачёва главным ви¬новником всей преступной деятельности банды Ермакова. Если он сам на отдавал распоряжения на травлю граждан СССР, чьи права грубо нарушались в этой стране, и не желающих с этим мириться, то следует спросить с него за то, что он распустил аппарат государства настолько, что чиновники уже не подчинялись ему, как главе государства, и творили в стра¬не руководимой им - откровенный произвол. Который в по¬следствии вылился в самую трагичную страницу нашей с вами истории - развал величайшего государства и разворовывание бандитами всего народного достояния. Кто скажет сегодня, что в случае моего появления вблизи Москвы летом 1988 года, меня оповещённые бандой Ермакова менты не похитили бы вновь, с целью недопущения в столицу, куда прибыл президент США? Разве это не похоже на антиконституционные действия, на разгул реакции. Разве это красноречиво не подтверждает преступную связь Ерма¬ковых с правительством страны и возможно с самим президен¬том? Ведь такие вещи можно творить, только имея соответ¬ствующее прикрытие своих незаконных действий. Выражаясь жаргонно - Крышу. Давайте вспомним, что Ермаков, чтобы снять с должностей прокурора, начальника милиции и Пер¬вого секретаря горкома КПСС города Мончегорска, летал в Москву, и без ведома ЦК КПСС это изменение, кадровые перестановки, не могли пройти без ведома правительства СССР, и самого Президента Горбачёва. Да и после визита в Мончегорск, Горбачёв перевёл Ермакова работать в Мос¬кву не для того ли, чтобы теперь уже из столицы предложить ему осуществлять свои бандитские замыслы. Не потому ли на меня и была объявлена охота летом 1988 года? Ермаков боял¬ся своего разоблачения и боялся потерять достигнутых высот в своей карьере. Как бы то ни было, а мы с вами убедились в том, что в то время вся страна, вопреки заявлениям Президента Гор¬бачёва, являлась концентрационным лагерем для всех нас. И никуда из этой Зоны простому, свободомыслящему гражданину, не деться. И самое страшное это то, что в настоящее время этот произвол властей в России, именно как преемственнице власти и структур государства СССР продолжается, в России нарушаются все права и свободы граждан. И прошу вас за-метить, что никто в России в настоящее время не занимается наведением порядка в вопросе о защите граждан от произвола мафии. Напротив, Генеральная прокуратура России выступа¬ет сегодня откровенно на стороне банд формирований. (А сейчас в 2009г. это стало вообще нормой государственного управления). И я верю в то, что наступит тот час, когда я смогу на весь мир изобличающе заявить обо всех мне известных преступлениях, со¬вершённых Генеральной прокуратурой России. Я напомню вам, уважаемый читатель, что само написание данного шедев¬ра и связано с нежеланием Генеральной прокуратуры возбу¬дить уголовное дело, за доведение меня до самосожжения на Красной площади - все эти долгие двенадцать лет. Я, зная закон и явственно представляя, что прокуратура нарушает мои права, защищаю свои права путём опубликования этой книги и компромата, описанного в ней. Пусть у Президента болит голова за те структуры государства, которые вышли из кон¬ституционного поля России. Не пора ли как в Чечне, навести конституционный порядок, и поставить всех прокуроров к стенке? Как бы то ни было, но на дорогах, по которым мы проезжали летом 1988 года, нас никто не задерживал, и ника¬ких проблем у нас в передвижении не возникало. Следует только заметить, что целый месяц, как раз, в который и про¬исходило незаконное натравливание на меня моих родных, мы с женой и детьми жили в глухой деревушке Калужской об¬ласти. Живого милиционера ни разу в глаза не видели. Нас не могли найти, и поэтому менты зверствовали и нагнетали страх на моих родственников. Мой брат вынужден был выехать к родителям, чтобы поддержать свалившуюся в постель мать. Именно после этого розыска моя мама заявила мне, что ей стало стыдно из-за меня приезжать в Мончегорск. А в насто¬ящее время я храню чистосердечное признание отца, где он пишет: "Было у нас два сына, а теперь остался один". В том же 1988 году осенью, когда я приехал к родителям в Тихвин и попросил их сделать всё-таки мне у нотариуса разрешение на выезд в США, в ответ они меня вытолкали из квартиры прямо в ночь, на пустынные улицы города, со словами, что у них больше нет такого сына. И в настоящее время они по-прежнему не желают со мною, как и в прежние годы роднить¬ся. Практически я потерял родителей. Мало того, мои дети у этих людей тоже не вызывают никакой симпатии. Для них, трое моих дочерей, их внучек, просто не существуют. Кто из вас скажет, что это нормальное поведение дедушки и бабушки. Кто ответит на вопрос, почему они себя так ведут? (Ну теперь-то мои дети явно на стороне моих родителей и не желая быть убитыми по тайному указанию президентов России Путина и Медведева просто отреклись от меня как и мои родители). Скажу более того, они нас ещё и обокрали. В тяжё¬лые годы перестройки брат постоянно просил меня простить родителей, и помочь им ввиду их тяжёлого материального по¬ложения. (Пенсионеры тогда умирали с голоду по всей стране). Я пошёл им на встречу, и в 1992 году посетил их со всем семейством. Купил отцу две пары сапог, еды заложил в холодильник и т.д. Ну, а летом, они, уже не стесняясь, просили меня купить им дачу. Причём, у них уже была дача, а продавать они её не хотели и просили вторую. Я настоял на продаже их дачи, так как не мог потянуть такие издержки. Но после покупки им новой дачи, в которую я вложил целое со-стояние (все имеющиеся у моей семьи деньги), мой родной брат обвиняет меня в установлении над родителями преступ¬ного контроля и в том, что я заставляю их работать на новой даче ради моего обогащения. Родители на мой протест и просьбу поставить братца на место в своей гнусной клевете - ответили мне отказом. Дачу они продают, и деньги, затрачен¬ные мною на приобретение этой, более дорогой дачи, возвра¬щать мне никто из них не собирается. Вот и спрашивается, разве у кого-то из вас есть такие родители? Конечно, можно сказать, что они просто пожилые люди, но я в этом утешения не нахожу. Я уверен, что если моему отцу или моей матери дать винтовку в руки и приказать стрелять в меня, то они, не задумываясь, сделают это. Я Враг народа, и они знают, что с таким гадом как я, надо и нужно делать. Ну что же, спасибо партии родной за ласку и заботу. («Единой России» тем более). Может не стоило сейчас говорить о своих родите¬лях? Но, не сказав о них ни слова, как я смогу поведать Вам, читателю, о причинах, повергших меня в крайность и довед¬ших до самосожжения. Именно на этом настаивает Генеральная прокуратура России, чтобы я, как можно подробнее описал преступление, совершённое в отношении меня. Некто Катырина, просто настаивает на этом. В противном случае мне отка¬зывается Генеральной прокуратурой в возбуждении уголов¬ного дела за доведение меня до самоубийства. Вернёмся немного назад, в лето 1988 года, когда из Самары нас выдворила моя тётушка, одураченная ментами и президентом СССР - гарантом наших рабских прав в Стране Дураков. Мы с женой незамедлительно направились в Уфу к тёще, хотя туда в то время даже и не собирались. Нам было ясно, что её в первую очередь мучают менты, как мать уби¬енной мною дочери. Каково было её удивление, когда из окна своей квартиры она вдруг увидела въезжающий в её двор наш "Запорожец". Сколько нескрываемой радости и слёз было про¬лито. Для неё этот кошмар, устроенный Советской властью и Горбачёвым, был закончен. Я вернул ей дочь, которую по сообщениям милиции, состряпанных специально для неё, я убил с целью - избавиться от препятствия в своих намерениях по¬кинуть страну и выехать в США. В то время, моя жена могла не дать своего согласия на мой выезд, и я не мог бы по су¬ществующим тогда законам покинуть свою, ставшую мне про¬тивной, Родину. И опять же, за всё время нашего визита в Уфу, нам никто не угрожал и не таскал по «уголовкам». Поэтому, я прин¬ципиально выбираю версию о том, что меня разыскивали, с целью очередного похищения и убийства, в случае если я пойду на встречу в Рейганом как самую реальную, потому что к моменту нашего выезда из деревни в Калужской области визит Рейгана в СССР был завершён, а равно и организованное не¬законно преследование меня в качестве убийцы потеряло свою актуальность, предназначение. Главное, милиция и КГБ убе¬дились, что меня нет в Москве, и это их вполне устроило. (И родственников заодно на меня натравили). Как мы живём? Люди?!!! Как над нами издеваются правящие монархи. Нам нельзя пожаловаться ни к президенту страны СССР на преступников, порождённых самой страной. (Да вами же самими). И в тоже время нельзя пожаловаться на преступников и главе США? А за попытку пройти в посольство США, вообще в психушку отравляли. Разве это не то самое настоящее раб¬ство? Разве сегодня, в 2000 году, кто-то скажет всем нам, что мы живём иначе? Напротив, Генеральная прокуратура России настолько распустилась в своей неприкрытой антигосудар-ственной деятельности, что я уверен в ухудшении ситуации ещё на многие годы вперёд. Никто в этой Богом забытой стране не беспокоится о наведении конституционного порядка и со¬блюдении закона. И война в Чечне, по моему мнению, есть самое прямое этому доказательство. (А уж подписанный Путиным в 2001 году антиконституционный УПК…)
21:00 05.12.2011
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
После нашего возвращения в Мончегорск, мы с женой сходили на приём, описанный выше, к начальнику ГОВД Куликову, по вопросу незаконного объявления меня во Всесо¬юзный розыск. Затем я, пытаясь ослабить незаконный произ¬вол в отношении моих родителей, уведомил власти в своих намерениях отречься от своих родителей. Тем самым я наде¬ялся, что их после такого моего заявления оставят в покое. Однако всё получилось совершенно наоборот. Родителям не¬медленно сообщили моё решение и этим ещё больше подлили масла в полыхающий в их душах совершенно не нужный мне пожар - ненависти ко мне и моим детям. Затем прошли описанные выше суды, и протест про¬курора Большакова на совершенно справедливое решение, которое я до сих пор не могу, ввиду организованной преступ¬ной деятельности Генеральной прокуратуры России, матери¬ализовать, ведь по решению суда мне положена выплата денег. А где они? Почти сразу, а может ещё раньше, там, на юге мне и пришла в голову мысль о самосожжении на Красной площади. Я не хотел больше так жить. Я понимал, что меня всё равно уничтожат, а заодно могут уничтожить и мою семью. Какой же я был защитник или кормилец для своих крошечных дочурок, если я не имел права на труд в этой стране и постоянно под¬вергался риску быть пойманным и избитым до полусмерти или убитым на совершенно законных основаниях. О моих намерениях подвергнуть себя самосожжению знали все "шишки" города ещё за полгода до самого акта. Например, депутату Верховного Совета Долгому, я сообщил в заявлении о своих планах. В КГБ на меня донёс адвокат комбината "Североникель", так как я в заявлении в суд указал на свои планы о самосожжении на Красной площади. Думаете, меня кто-то пытался остановить? Напротив! Поэтому сразу, как только я выиграл суд, по возмещению остаточной стоимо¬сти дома, и, понимая, что больше я ничего своим детям после себя оставить не смогу, я и поехал в Москву с целью осуще¬ствить самосожжение. Причём я поехал вместе с женой. Я боялся, что меня убьют коммунисты ещё на пути в Москву, и поэтому попросил жену мужественно проводить меня в последний путь. На Красной площади мы дождались смены караула. Я отправил жену в толпу людей, собравшихся возле Мавзолея смотреть ритуал, а сам отошёл на некоторое расстояние и приготовился к смерти. У меня была приготовлена заранее трёхлитровая банка с бензином и обыкновенная новогодняя хлопушка с высыпанным конфетти. Банка была в балониевой сумке, и мне оставалось только поставить её на землю и под¬жечь хлопушкой, чтобы затем, по моему плану вылить горя¬щий бензин на себя. Я поэтому и отошёл чуть-чуть в сторону от людей, чтобы более никто не пострадал. Но конечно мне нужны были свидетели моего самосожжения, и я не хотел ста¬новиться безымянным самоубийцей. Ради чего тогда всё это? Я не желал мириться с произволом властей, но и ещё больше желал показать, что мои враги именно здесь в Москве, именно здесь в Кремле. А почему, и что со мною произошло, я напи¬сал листовки, которые выкинул в толпу людей, ставших рас¬ходиться после окончания ритуала смены караула у Мавзолея. Затем я успел поджечь банку с бензином и, получив сильней¬ший удар ногой в спину, отлетел метров на пять от места про¬исшествия. Вся Красная площадь озарилась ярким пламенем. Чекисты, охранявшие Красную площадь, не только меня зава¬лили на землю, но и также ногами зачем-то разбили горящую банку с бензином. Меня стали на глазах очарованных таким зрелищем свидетелей заталкивать в машину милиции, а води¬тель тушил из огнетушителя пожар на Красной площади. И поскольку в толпе находилась моя жена, то она прибежала ко мне и стала кричать, что она со мною. Её тоже усадили в машину милиции, и нас привезли в отделение РОВД. Туда же примча¬лась бригада из психушки. Мне прямо предложили проехать с ними для госпитализации в психиатрическую больницу. Они утверждали, что после попытки самоубийства всех граждан необходимо обследовать в стационаре в течение трёх дней. Мне даже предложили написать расписку о моём добровольном со¬гласии на такое вот обследование. И я дал такую подписку. Меня волновало только то, что у моей жены никого нет в Москве, и ей негде остановиться. Я просил начальника мили¬ции позаботиться о ней и обеспечить её гостиницей. Однако, как оказалось в последствии, про неё все забыли. Но только благодаря моей жене и её самоотверженности и мужеству, я уже на следующий день был отпущен из психушки на свободу. Сами понимаете, как я мог в одиночку убедить об¬следовавшего меня на следующее утро врача в том, что моя жизнь ровным счётом ничего не стоит в этой погрязшей в коррупции стране. Как я мог в одиночку доказать ему, что на меня идёт охота правящих кругов страны Советов, что меня убивали, и могут убить в любой момент. Что я реально представляю опасность для всех моих родственников и тем более для своих собственных детей. Почему в таком случае я не имею права покончить жизнь самоубийством, и облегчить задачу бандитам? Именно моя жена сообщила врачу всё то же самое, что говорил ему и я, а это уже признак нашего здра¬вомыслия. Двое людей, говорящих одно и тоже, не могут быть сумасшедшими. Поэтому мне повезло, и вместо трёх суток, я не пробыл в сумасшедшем доме и одних. Уже когда меня пришли забирать из палаты для моего освобождения, у меня вдруг поднялась очень высокая температура. У меня ничего не бо¬лело, но температура была очень высока, и по моей просьбе мне сделали укол, после которого я ещё целый час отлёживал¬ся в кровати. По-видимому, в моём организме от перенесён-ного потрясения, связанного с самосожжением, произошёл надрыв. Я был очень сильно ослаблен в связи со своим ду¬шевным состоянием. (Сегодня результаты того психиатрического освидетельствования врачами-палачами России пересмотрены и…признаны ошибочными). А каково было моей жене? Её вынудили всю ночь бол¬таться по Москве, а утром предстать перед врачом психиатром. Разве её согласие на мой отчаянный поступок не подтвер¬ждает сегодня то, что другого пути у меня не было тогда. Разве не подтверждает справедливость сказанного сам факт досрочного освобождения меня из психушки? Врачи поверили нам и убедились, что мы оба действуем в полном соответствии с теми обстоятельствами, в которые нас поставила страна Со-вдепия. Я ИМЕЛ ПРАВО ПОКОНЧИТЬ ЖИЗНЬ САМО¬УБИЙСТВОМ! А становиться алкоголиком и находить себе утешение в зелёном змее, я не собирался. (А сдаваться на милость президента и его компании я не собираюсь и сегодня в 2009 г.) Чтобы ещё более утвердить вас в том, что о моих планах на самосожжение знали в КГБ и Президент страны, я сообщаю, что именно накануне праздника 23 февраля я и наметил осу¬ществление акта самосожжения. Но поскольку я 22 февраля, по причине прерванного акта охранявшими площадь чекистами, я не был умерщвлён, то по приезде домой, буквально через несколько дней, я получил сразу два ответа из прокуратуры Мурманской области, от прокурора области Клочкова, и из прокуратуры Мончегор¬ска от прокурора Большакова. В обоих ответах говорилось о том, что я не имею в этой стране никаких прав. Оба ответа были написаны после 22 февраля. Как вы думаете, знали они в силу своего высокого положения о предпринятой мною попытке самосожжения? Я уверен, что знали. Поэтому меня это подхлестнуло в очередной раз и я, бросив жену, лежав¬шую в больнице с больным ребёнком, полный решимости на¬правился вновь в Москву. Я более не пытался бросать лис¬товки, а бензин сначала вылил на себя, а затем только поджёг его. Вот так меня довели до самосожжения вторично, уже 4 марта 1989 года. Сильный ветер рвал полыхающее на мне пламя. Всё, теперь я сделал это. И опять меня сбили с ног, и спасибо тому менту, который стал сбивать с меня пламя. Он своей плащ-накидкой потушил на мне огонь и спас мне этим самым жизнь. Я даже хотел его официально поблагодарить за это в послед¬ствии, но когда познакомился с ним в другой раз, я понял, что это в конец испорченный властью человек. Он просто не спо¬собен понимать ничего в этой жизни. И хотя он и спас мне жизнь, он не понимает самого главного, что он по-прежнему служит в милиции ради того, чтобы портить жизнь рядовым гражданам России. Давайте спросим сами у себя, а с 22 февраля до 4 марта сколько дней? Целых десять дней. Разве Горбачёву не доложили о попытке самосожжения, разве КГБ хотело этот факт скрыть? Почему меня никто не допрашивал из право¬охранительных органов по поводу моего акта самоубийства? Почему пришли эти два дурацких ответа? Сопоставив всё это в единую, продолжающуюся уже долгие годы схему уничто¬жения меня в этом государстве, я официально заявляю: "Имен¬но прокуроры и получили указание из Москвы в очередной раз нанести мне удар по моему самолюбию, и в очередной раз унизив меня, либо сломить волю к сопротивлению, либо тол¬кнуть на новый акт самоубийства. Что и произошло в пол¬ном соответствии с их заранее составленным планом. Мне помогали высшие круги властей страны Совдепии расстаться со своими мыслями о свободе и правопорядке в этой стране, они мне помогли расстаться с жизнью. В противном случае придётся заявить, что у нас ни черта не работали даже в со¬ветские времена ни милиция, ни КГБ по поддержанию в стране общественного порядка и борьбы с инакомыслящими. Я, как бывший сотрудник МВД, заявляю, что каж¬дый сотрудник, пусть самый начинающий в милиции знает, что его задачей и задачей всей системы правоохранительных органов, является недопущение совершения преступлений. Всегда легче предотвратить преступление, чем его затем рас¬крывать. И в моём конкретном случае совершенно очевидно, что никакого желания у правоохранительных органов разби¬раться со мною, и проблемами, доведшими меня до самоубий¬ства, даже сегодня в 2000 году, нет. (А в 2009?). Напротив, Генеральная прокуратура России за то, что я постоянно пишу заявления, с требованием возбудить уголовное дело за доведение меня до самосожжения, в ответ только незаконно возбуждает на меня уголовные деля. Меня по-прежнему государство пре¬следует за критику. Только за два последних года меня дваж¬ды пытались убить. (А в 2009 гвоздодёром?). Причём, киллеры избили и мою дочь. Менты зверски избили мою жену прямо в милиции при её попытке подать заявление об избиении дочери. Милиция совершает подлоги документов в уголовных делах и уничтожает улики преступлений. (А в 2009 г. вообще даже не вызывает на опросы потерпевших от терактов, чтобы не дай Бог запротоколировать приметы киллера). Откуда всё это сегодня в 2000 году? Разве это на продолжение Ермаковщины, разве это не продолжение террора, и как нам себя называть в таком случае? Разве мы не зэки, и не живём на зоне, в которой нам уготована участь быть рабами, пушечным мясом, подстилка¬ми в ногах у таких как Ермаковы. Вот я и расскажу на страницах следующих моих книг, как надо мною после акта самосожжения продолжает изде¬ваться государство, в облике Генеральной прокуратуры России и Президента России. К вам же, уважаемые читатели, у меня большая просьба: не сочтите за труд, напишите мне свои соображения о моей первой книге. Я буду рад получать любые письма. И со своей стороны обязуюсь опубликовать в следующей книге одно самое понравившееся мне письмо с критикой, и второе, самое понравившееся мне хвалебное письмо. Адрес самый обычный: Мончегорск, главпочтамт, до востребования Кра¬шенинникову Андрею Юрьевичу. На домашний адрес присылать нельзя, потому что в настоящее время прокурор города Мериновский поощря¬ет деятельность моих соседей по подъезду - семьи Титаренко, в загаживании нашего подъезда, и почтовые ящики ими ис¬порчены. Таким образом, и здесь на меня идёт давление в настоящее время Генеральной прокуратурой, по месту моего постоянного проживания. Эти же Титаренко совершенно без¬наказанно, благодаря прокурору Мериновскому, калечат мою машину. Но обо всём этом я расскажу позднее, в следующих книгах. Которые выйдут в свет не тогда, когда я захочу, а именно только тогда, когда этого пожелаете вы. Я не смогу за свои деньги печатать свои книги, если их вы покупать не будете. Только вернув денежки, затраченные на первую кни¬гу, я смогу опубликовать вторую, которая у меня уже почти готова. Вот на этом я и закончу пока своё повествование.
Всё, что написано в этой книге, может в последствии и обязательно будет изменено, и дополнено официальными доку¬ментами, иллюстрациями и т.д. Я расцениваю эту книгу только как пробу пера и не более того. Если хотите, я просто плюю в лицо прокуратуры, всей правоохранительной системы Рос¬сии, находящейся в услужении у бандитов. И мне интересно узнать их реакцию. Вам, наверное, тоже интересно это узнать. Ну что же подождём...? Ермаковы, я даю вам шесть месяцев со дня опублико¬вания этого шедевра, для доказательства в суде своей непри¬частности к уголовным преступлениям, описанным в этой книге. В противном случае, в последующих книгах я по-прежнему буду применять термин ЕРМАКОВЩИНА.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вот я и показал вам оригинальный текст книги «Убийцы». Получилось с небольшими комментариями. Никакого удовольствия я от прочтения её не получил, напротив я сильно устал. Вспоминать то, да ещё и многое другое не сказанное в книге мне нелегко. Но, чтобы покончить с этим делом, хочется напоследок уверить всех вас в том, что ничего в лучшую сторону в России за эти все годы правления Путина и Медведева в моей судьбе не изменилось, а напротив, эти звери в открытую угрожая убийством всей моей семье принудили жену уйти от меня, а детей отречься от меня. И осуществили они задуманное с помощью прокуроров и уже врачей-палачей, действовавших по антиконституционному путинскому УПК. В связи с этим всех вас я поздравляю с построением Путинизма на территории современной России, как особо изощрённой формы фашизма. И подтверждением этому служат и античеловеческое решение Мончегорского суда от 12.12.08., и последующее покушение на меня 08.02.09. И никто в мире по-прежнему, и вообще, наверное, никогда, не будет наводить в России правовой порядок ради торжества действующей Конституции. Я уверяю всех вас в том, что взрывы жилых домов в Москве, Волгодонске и Буйнакске вместе с мирно отдыхающими нашими согражданами были террористической акцией проведённой спец.службами России ради свержения Ельцина, как народно избранного предводителя, и возвращения к власти воров и бандитов, давно, ещё в годы Советской власти сгруппировавшихся в министерствах и ведомствах государства российского путём подбора кадров по принципу воровского закона «Все должны быть в замазке». Деятельность наших новых президентов и служит именно доказательством всему этому. И депутаты наши, и губернаторы, и сам мистер Путин приняли антиконституционный УПК сразу же, как только Ельцин отдал им власть. А теперь, после отмены, как антиконституционных целого ряда статей из этого УПК, президент Медведев ломает голову над тем, как опять одурачить всех нас с вами придумывая новые порядки и нововведения в наше уголовно процессуальное производство. А куда мы с вами денем врачей, продавших свои души этим чертям? Куда мы денем целую армию прокуроров и ментов уже неспособных в этой жизни в буквальном смысле ни на что хорошее? Куда мы сможем пойти с этим, таким жалким и ужасным по своей сути вырожденным и извращённым народом? Как оценить и не ошибиться с ситуацией уничтожения в этом обществе человека человеком? Как не переоценить факт разрушения этим обществом самой его ячейки, семьи? И ведь все в буквальном смысле ропщут на власть, а сами по-прежнему ходят на выборы и отдают свои голоса за одних и тех же воров. А меня после официального признания врачами России сумасшедшим весь народ возненавидел ещё больше и продолжает смеяться мне прямо в лицо. И ведь все прямо так и говорят: «Мало тебе досталось. Разве можно против государственной власти идти?» Тоесть, против той власти, которую вы сами и избрали для себя. В таком случае я действительно выступаю против вас всех. К моему великому сожалению.
«Ошибаетесь почтеннейшие. Эта точка зрения не общечеловеческая, а общехолопская. Раб, сознающий своё рабское положение и борющийся против него, есть революционер. Раб, не сознающий своего рабства и прозябающий в молчаливой, бессознательной и бессловесной рабской жизни, есть просто раб. Раб, у которого слюнки текут, когда он самодовольно описывает прелести рабской жизни и восторгается добрым и хорошим господином есть холоп, хам. Вот вы именно такие хамы господа...Душонка у вас насквозь хамская, а вся ваша образованность, культурность и просвещенность есть только разновидность квалифицированной проституции...Вместо того чтобы учить народ правильному понятию Конституции, - вы, демократы, сводите в своих писаниях Конституцию к севрюжине с хреном...Для контрреволюционного помещика Конституция есть именно севрюжина с хреном, есть вид наибольшего усовершенствования приёмов ограбления и подчинения мужика и всей народной массы...» В.И. Ленин
21:03 05.12.2011
Вот эту книгу журналисты России выпустили нелегально, а меня, её автора отдали на растерзание чекистам, а те уже отдали меня в лапы врачам-палачам. Журналист России это предатель, иуда, палач...
21:29 05.12.2011
КГ/АМ
00:35 06.12.2011
За книгу опять два минуса. А почему всегда только два, товарищи евреи?
