Махачкала, Россия. Когда я бродил в 2008 году по Кавказу – по горам на юге Дагестана, ко мне относились с невероятной добротой. В этой русской республике по горам разбросаны сотни деревень, каменные дома которых цепляются за склоны, где жизнь поддерживают малыми средствами: пасут овец или выращивают зерно на скудных клочках земли. Каждую ночь, в течение трёх недель, любой незнакомый человек готов был предложить мне еду и место для сна в своём доме. Никто никогда не просил ничего взамен.
Но, как заявил президент России Дмитрий Медведев в своём резком выступлении здесь два года назад, у щедрости Дагестана есть и другая сторона. Говоря о двигателях терроризма в этой республике и на остальной территории Северного Кавказа, Медведев назвал «чудовищные масштабы коррупции» в качестве одной из главных причин. Дагестан является не только самой приветливой из проблемных республик Северного Кавказа, но также самой смертоносной. И коррупция, на что и указал Медведев, является сердцевиной насилия, которое разрушает это замкнутое, основанное на традициях общество.
Изоляция Дагестана сохранила обычаи гостеприимства и чести, которые являются общими для всех его 32 коренных этнических групп. Тем не менее, Дагестан также закрыт от влияния внешних властей, что сделало его уязвимым перед религиозным фундаментализмом. Республика имеет глубокие исламские традиции в регионе (арабские завоеватели вторглись в эти земли в седьмом веке нашей эры), и когда религиозные эмиссары из стран Ближнего Востока ринулись сюда после распада Советского Союза в 1991 году, они нашли благодатную почву для вербовки новых сторонников.
Консервативные салафиты, пришедшие в Дагестан, вступили в конфронтацию с суфийской ветвью «tariqats» (духовный чин), которая доминировала здесь в религиозной жизни до большевиков. В следующие два десятилетия всё большее число местных жителей становилось салафитами – по-русски их уничижительно называют «Vakhkhabity» (ваххабиты) – и некоторые из них присоединились к исламистским повстанцам, пришедшим из Чечни.
Дагестан уже дорого заплатил за своё участие. На сайте «Кавказский узел» пишут, что в 2010 году в республике погибли от рук повстанцев 378 человек, 307 ранено (по сравнению с Ингушетией – 134 погибших и 192 раненых, а в Чечне – 127 и 123). В Махачкале боевики – ведущие операции из безопасных домов или горных баз – обстреливают или взрывают автомобили полиции и должностных лиц. Люди хладнокровно приближаются к столбам дыма, чтобы поглазеть или снять выжженные руины на свои мобильные телефоны.
Эта террористическая война против русских была усилена благодаря неуклюжей религиозной политике властей, из-за преследования российскими спецслужбами подозреваемых и членов их семей, из-за экономических провалов, которые поддерживают высокую безработицу, и – как сказал Медведев – из-за удушающей коррупции.
Влияние коррупции удваивается. Во-первых, растёт социальное недовольство, так как расширяется разрыв между богатыми и бедными. А во-вторых, она питает глубоко криминализированных исламистских партизан, которые используют вымогательство и рэкет, чтобы поддерживать свою борьбу.
Эти причины конфликта в Дагестане не являются уникальными. За последний месяц я путешествовал по пяти российским республикам на Северном Кавказе и постоянно сталкивался с этим отвратительным явлением. «Это совершенно укоренилось, – сказал Мухадин, 40-летний продавец из Нальчика, столицы Кабардино-Балкарии, который попросил не называть его фамилию. – Кто-то получает должность в министерстве, и он тащит целый клан с собой, даже тупиц. Не поможет ни талант, ни правосудие. Образованный парень, который может работать в 10 раз лучше, вылетает в трубу – он остаётся без работы».
Коррупция является, мягко говоря, неточным словом. Чаще всего это означает просто хищение средств. Государственные чиновники воруют государственные деньги, которые могли бы помочь семьям выбраться из убогой нищеты, на которые можно было бы построить школы или спасать жизни людей в больницах.
Но, кроме этого, коррупция – это кража прав, это украденное правосудие. На прошлой неделе в одном из кафе в Махачкале я встретил Залину Аюбову, её мать Мадину, и их адвоката, Сапият Магомедову.
Залина – 13-летняя школьница. Она и её мать живут в городе Хасавюрт, находящемся примерно в часе езды от столицы на запад, который известен тем, что там чеченские боевики и генералы российской армии подписали мирное соглашение в конце первой чеченской войны в 1996 году.
Однажды утром в сентябре прошлого года Залина шла домой после поездки в больницу к врачу, когда её остановил на улице бывший одноклассник Шамиль. Угрожая причинить ей боль, если она будет сопротивляться, 14-летний Шамиль и двое его друзей постарше, якобы, отвели Залину в заброшенный дом возле местной тюрьмы. Там, потом – в гостинице, потом – в строящемся доме, молодые люди платили Шамилю за право насиловать Залину. Шамиль сказал, что с одних брал по 200 рублей (7 долларов), с других – 150 рублей.
Через три дня один из насильников, старший брат Шамиля Хасим, позвонил матери Залины, Мадине, и согласился рассказать ей, где находится Залина, если она встретится с ним и никому не расскажет.
После мучительных раздумий Мадина, которая отчаянно разыскивала дочь, решила обратиться в милицию. Они с милиционером отправились в условленное место, и Хасим был немедленно арестован. Он признался в изнасиловании Залины, которую Мадина нашла лежащей без сознания на листе картона в недостроенном доме. С момента похищения, ей не давали ни есть, ни пить.
Казалось, дело раскрыто. Залина провела несколько дней с мучителями. Она хорошо знала Шамиля и четырёх молодых мужчин, которые насиловали её, не пытаясь скрыть свою личность. Один из них признался. Врач подтвердил, что Залина неоднократно подвергалась насилию.
Трое из предполагаемых насильников были арестованы и обвинены, Шамиль был освобождён под залог как несовершеннолетний. Однако расследование быстро застопорились. Родственники обвиняемых пришли к Мадине, предлагая ей 600 000 рублей (21 000 долларов) или квартиру в Махачкале в обмен на отказ от претензий. «Когда я отказалась, – сказала она, – они сказали: "Ты не думай, мы знаем, куда отнести наши деньги"».
Вскоре начали происходить странные вещи. Четвёртый насильник не был задержан, и неясно, был ли вообще выдан ордер на его арест. Мадина слышала, что он свободно посещает свою родню в окрестных деревнях близ Хасавюрта.
Между тем, экспертиза таинственным образом не нашла соответствия между следами на одежде Залины и ДНК предполагаемых нападавших. В то же время, родственники мужчин оспорили заявление, что Залина посещала врача в то утро, когда она была похищена (видимо, в попытке предположить, что она добровольно отдавалась мужчинам). Медицинские записи, свидетельствующие, что она была у врача, без вести пропали из клиники. Эти записи обнаружились в доме у отца Шамиля и Хасима, сотрудника дорожной милиции.
«Очевидно, предпринимались решительные меры, чтобы сорвать расследование с помощью денег или связей в правоохранительных органах», – сказала мне во время нашей встречи в кафе Сапият, юрист Мадины.
(Сапият лично знакома с дагестанским правосудием. В июне прошлого года она попала в больницу после того, как её избили сотрудники полиции в Хасавюрте. Расследование нападения не дало никаких результатов. Фактически пришлось проводить параллельное расследование после того, как несколько офицеров заявили, что Сапият, чей рост составляет 5 футов (152 см – прим. пер.), а вес – 92 фунта (около 42 кг – прим. пер.), сама напала на них. В то время Сапият представляла интересы женщины, которая несколько лет страдала от вымогательства со стороны местного милиционера.)
Мужчины, которые похитили и насиловали Залину Аюбову, уже могли бы быть на свободе, если бы не усилия двух журналистов в Махачкале: Заура Газиева, главного редактора газеты «Свободная Республика», и Наримана Гаджиева, бывшего ведущего местного телеканала, который сейчас работает на радио.
Заур, который когда-то был активистом-правозащитником, узнал об истории Залины через свои каналы и написал об этом большую статью 11 февраля. «В Дагестане очень много таких случаев, когда жертву запугивают, от неё откупаются, когда человека просто убивают и закапывают, скрывая все следы», – писал он. Нариман затем продублировал статью своего друга в своём популярном блоге.
«Отклик был невероятным, – рассказал мне Нариман, весёлый, коренастый человек с пистолетом за поясом, когда я посетил его офис. Статью в тот же день прочитали 53 000 человек, что сделало её одной из самых обсуждаемых тем в российском Интернете. – Это ударило по нервам, потому что каждый может представить себе, что это происходит с их сестрой или дочерью».
«Тот факт, что недобросовестные чиновники оказались соучастниками в попытке помешать следствию, стал резонансным, – добавил Нариман. – Именно этот случай, презрительное отношение к человеческой жизни, это и может заставить молодых людей взять в руки оружие и присоединиться к боевикам».
Через неделю шумиха побудила президента Дагестана Магомедсалама Магомедова взять расследование под личный контроль. «Как дагестанец, мусульманин и отец троих детей, я глубоко возмущён тем, что произошло, – сказал он. – Попытки помочь виновным в этом чудовищном преступлении лицам уйти от ответственности будут жёстко пресечены».
Мадина надеется, что внимание президента не даст тем, кто напал на её дочь, уйти от уголовного преследования. «Сволочи должны получить то, что они заслуживают», – сказала она.
Но более широкая проблема, кажется, будет продолжать существовать. Жители Махачкалы часто говорили мне, как ежедневные взятки парализуют уровень жизни.
«Плати, чтобы поступить в университет, плати, чтобы оставаться в нём, каждый платит, чтобы получить работу, за исключением тех случаев, когда есть родственные связи, – сказал 30-летний Расул, который пять лет отучился в полицейской академии в Санкт-Петербурге, но не смог купить себе должность, когда вернулся домой. – Некоторые люди просто совершенно бессильны и выброшены из жизни. В конце концов, им не остаётся ничего другого, как взять оружие и уйти в горы».
В другом месте, бизнесмен, который занимается финансируемым государством образованием, объяснил, как приписывают сотни студентов-призраков, чтобы чиновники могли получать дополнительные платежи за обучение. Дагестанское отделение Российской Академии наук расположено в обшарпанном доме. Сотрудник указал на стройку на другом берегу водоёма, по его словам, когда-то этот участок принадлежал академии. «Но “chinovnik” продал его под строительство, – сказал он мне. – Просто так, деньги пошли прямо ему в карман».
Такая практика, конечно, широко распространена по всей России. Согласно прошлогодним оценкам Кремля, по меньшей мере, 35 млрд. долларов в год страна теряет на фальсификациях государственных тендеров. В одном нашумевшем деле в мае прошлого года российский предприниматель сообщил, что при строительстве он заплатил 4 млн. долларов в виде откатов государственным чиновникам, чтобы получить контракт на строительство элитного жилого комплекса для зимней Олимпиады 2014 года на берегу Чёрного моря в курортном городе Сочи.
Тем не менее, аналитики считают, что клановый характер общества в республиках Северного Кавказа усугубляет коррупцию. И даже тогда, когда речь идёт не о нарушениях закона, руководители и должностные лица мало делают, чтобы избавиться от бесстыдной расточительности.
Два года назад Медведев попросил региональных лидеров декларировать свои доходы и имущество. Рамзан Кадыров, глава Чечни, который владеет позолоченным пистолетом, несколькими скаковыми лошадьми и коллекцией дорогих спортивных автомобилей (он приобрёл «Ferrari Testarossa» в 2006 году), объявил, что владеет квартирой площадью 36 квадратных метров и автомобилем «Лада-Жигули», это рабочая лошадка – седан советской эпохи.
В этом месяце Абдусамад Гамидов, министр финансов Дагестана, объявил о закупке автомобиля «Audi A8L», который стоит 290 000 долларов. (Многие дагестанцы, которых я встречал, зарабатывают около 6000 рублей, или 200 долларов в месяц, им надо работать 120 лет, чтобы столько заплатить). Министр быстро отказался от идеи, когда лидер антикоррупционной кампании в России, Алексей Навальный, поместил объявление в своём блоге, заявив, что «во всём мире президенты пользуются» более скромными транспортными средствами.
И это наводит на размышление о корне проблемы: Дагестан, как и большинство северокавказских республик, в значительной степени субсидируется – не менее 65 процентов своего бюджета получает из Москвы.
Однажды вечером к концу моего пребывания в Махачкале я пошёл к Зауру Газиеву. «На протяжении многих лет Кремль посылает нам огромные транши федеральных денег, – сказал он. – И в обмен на лояльность местных элит много наличных разрешено считать "пропавшими без вести"».
Это, как сказал Заур, банкротство правящего режима. «Это вина не только дагестанцев, – сказал он. – Многие чемоданы [денег] оседают в Москве. Как говорится, рыба гниёт с головы».
Том Парфитт — член лондонского Королевского географического общества и бывший сотрудник Международного центра поддержки учёных Вудро Вильсона. Его поездка поддерживается Пулитцеровским центром освещения кризисов.
22:27 29.03.2011
Сообщение проходит проверку модератором.
Artem_01 писал(а) в ответ на :
> Эта террористическая война против русских была усилена благодаря неуклюжей религиозной политике властей, из-за преследования российскими спецслужбами подозреваемых и членов их семей, из-за экономических провалов, которые поддерживают высокую безработицу, и – как сказал Медведев – из-за удушающей коррупции.
Пожар он будет тушить бензином, в этом я не сомневаюсь. На словах одно, в душе - другое, как у людей "иудаистского мировоззрения и огромного опыта".
