Древних русичей мучили различные недуги: \"корчи\" и \"корчения\" (тик, хорея), \"прикорчения\" (антилозы и контрактуры), \"трясновения\", \"падучая немощь\" (эпилепсия), \"кичание долу\" (дрожательный паралич), \"бешенство\", \"исступление ума\" (различные формы психозов), \"каркыня\" (рак), \"прокажение\" (проказа), \"дно\" (все виды внутренних заболеваний, конкретнее - желчекаменная и почечная колики), \"сухотная\" (чахотка), \"трясьце\" (малярия), \"вдуша\" (астма), \"усовь\" (плеврит), \"огневица\" (тиф), \"воспа\" (натуральная и ветряная оспа, корь, скарлатина), \"водный труд\" (водянка), \"камчюга\" (артриты, подагра, каменная болезнь), \"свербежь\" (чесотка)... Летописи изобилуют четкими клиническими описаниями болезней, поражавших князей. Так, Владимир Святославич Святой страдал \"очима\" (заболеванием глаз). Святослав Ярославич Черниговский в 1076 году умер от злокачественной опухоли на шее - лимфосаркомы или лимфогранулемы. Всеслав Полоцкий имел врожденную мозговую грыжу, из-за чего всю жизнь носил повязку-бандаж. Владимир Василькович Волынский в 1288 году после страшных мучений скончался от злокачественного образования на подбородке. Согласно летописи, \"нача еому гнити исподная оуоустна первого лета мало, на другое и на третье болма нача гнити. И еще же емоу не вельми болноу, но ходяшь и ездяшеть на коне... Исходящоу же четвертомоу летоу, и наставши зиме, и нача болми немочи, и опада емоу все мясо с бороды и зоуби исподнии выгниша вси и челюсть бородная перегни\". В возносимых Богу молитвах князь стонал: \"... не могоу терпети\". \"Леже потомь вонъ не вылазя, но болми нача изнемогати, и опада емоу мясо все с бороды и кость бородная перегнила бяшет и быс видити гортань. И не вокоуша по семь недель ничегоже развее одиное воды и то же по скоудоу\"(1). В 1092 году на русские земли обрушилась первая в их истории эпидемия. Тогда за три месяца от Филиппова дня до мясопуста было продано 7 тысяч гробов. Мор 1230-1232 годов на Смоленской земле унес 32 тысячи жизней. Однако средневековые люди не понимали истинных причин немощей и объясняли их происками дьявола. Они представляли болезни в образе злых сил, посланных демонами, чтобы наказать грешников. Во время мора 1092 года в Полоцке в полночь слышались стоны, и горожанам чудилось, что \"рыщуть беси по оулици\" и поражают того, кто \"вылезаще из хоромины\". Затем бесы стали являться днем верхом на лошадях, но самих их не видели, лишь замечали копыта коней. По волости поползли слухи, \"яко навье (души умерших предков. - И. М) бьють Полочаны\". Бытовало мнение о внезапно появлявшихся болезнях-женщинах. Холеру представляли в виде старухи со злобным лицом. В легких, свободно развевавшихся по ветру одеждах налетали от семи до двенадцати дев-лихорадок: трясея; приносящая внутренний жар огнея; знобея; давящая на ребра, лишающая аппетита и вызывающая рвоту гнетея; причиняющая хрипоту и харканье грудея; ломящая голову и закладывающая уши глухея; ломея; пускающая по телу отеки пухнея; желтея; корчея; не позволяющая больному сомкнуть глаза глядея и, наконец, старейшая сестра мертвящая невея(2). За помощью обращались к народным врачевателям - ведунам, знахарям, зелейникам. Народные приемы лечения, с одной стороны, предполагали веру в заговоры, \"наузы\" (узлы и амулеты), жертвенные и очистительные обряды, с другой - основывались на применении лекарственных средств, рукодействии, назначении банных процедур. Заговоры - языческие обращения к злыдням с требованьями оставить больного и скрыться в глубинах мироздания - возникли в глубокой древности. Передаваемые из уст в уста, из поколения в поколение некоторые из них сохранили первоначальный смысл. Серединой XIV века датируется заговор против плеврита, очевидно, использовавшийся и в более ранние времена: \"Есть море золото, на золоте море золото древо, на золоте древе золоты птицы - носы и ногти железные, дерут - волочат от раба божия (усови) на мхи - на болота. Есть море золото, на золоте море бел камень, на беле камени сидит красная девица с палицею железною, тепет, обороняет, отлучает от раба божия усови на мхи - на болота. Есть море золото, на золоте море золот корабль, на золоте корабле едет святый Николай, отворяет морскую глубину, поднимает железные врата, а залучает от раба божия усови аду в челюсти\". Значение этого поэтического заклятия раскрыто известным исследователем фольклора А. Афанасьевым, который объяснял: \"Злой дух болезни прогоняется во мхи-болота и в ад. Море - поэтическое название неба; эпитет \"золотой\", данный этому морю, означает: светлый, озаренный лучами солнца. Дерево и корабль - метафоры тучи, бел камень - метафора солнца. На дереве - туче сидят золотые птицы с железными когтями и клювами, т.е. молнии, острыми стрелами которых и разится нечистая сила болезни; подобно тому на солнцевом камне восседает красная девица Зоря, богиня весенних гроз и плодородия, и гонит демона железною палицею; а на корабле облаке плывет Николай угодник, заменяющий собой Перуна: он отворяет морскую глубину (= дождевые тучи) и низвергает демона в челюсти ада. Итак, изгнание болезни совершается при содействии громовника; как обновитель природы, победоносный враг зимы-смерти и творец весенней жизни, он исцеляет и все недуги\". Другие заговоры со временем настолько исказились, что представляли собой набор непонятных фраз. Однако произносимая шепотом, неоднократно повторявшаяся магическая формула заклинания оказывала сильное гипнотическое впечатление на пациента, вселяла в него надежду на выздоровление(3). Древние русичи искренне верили в спасительную силу амулетов - заговоренных оберегов. Их носили на шее, груди, пальцах и запястьях рук, у сердца, привешивали к поясу, который тоже считался защитным средством. Изготавливали обереги из различных материалов: меди, бронзы, драгоценных металлов, кости, камня, дерева в форме ложечек - символов сытости и благосостояния; ключиков - знаков богатства и сохранности; гребешков, предохранявших от болезней и паразитов; уточек и коньков, обеспечивавших благополучие семьи; челюстей, клыков и когтей хищников, отпугивавших зло; миниатюрных ножей и топориков, уничтожавших бесов. Особым видом амулетов, \"излечивавших\" различные болезни, были \"змеевики\" - нагрудные литые медальоны с надписями и изображениями двенадцатиголовых змей, давших название изделию. Они стоили дорого, так как делались индивидуально. Но древнерусские больные не жалели денег на них. В целях защиты от внезапно налетавших злыдней русичи предусмотрительно покрывали солнечными и громовыми \"добрыми\" знаками жилище, на вершине кровли вырезали конскую голову, а у дверей вешали подкову. Орнаментировались все проемы, через которые могла проникнуть нечисть: ворота, окна, застрехи, щипец крыши, мебель, особенно колыбель, опечек и утварь внутри дома. Те же знаки-обереги вышивали на одежде, прежде всего, у горловины, на плечах, приполке, по подолу и низу рукавов. Весь богато декорированный костюм древнерусской женщины, сверкавший и звеневший от многочисленных украшений, символизировал, что она и ее семья в состоянии противостоять козням дьявола(4). Простуду, радикулит, остеохондроз лечили в бане, здесь же рожали детей. Народные врачеватели собирали и предписывали употреблять лекарственные растения. Из натуральных продуктов использовали печеный лук, мед, квашеное тесто, сырую печень трески, желчь животных, сало, молоко и кисломолочные напитки, вино, пиво. Лекарства давали в виде соков, микстур, мазей, примочек и пластырей. Некоторые растения наделялись волшебными свойствами. В ночь на Ивана Купалу искали цветы папоротника, которые якобы приносили богатство и мудрость. Существовало поверье, что прострел (сон-трава) охраняет дом от злых духов, а разрыв-трава позволяет узникам ломать оковы, а ворам - отпирать замки. Привораживать любимых зелейники советовали при помощи растений кукоос, одолен и обратим(5). Знахари, способные изгнать болезнь, пользовались большим уважением в народе. В \"Изборнике Святослава\" 1073 года сказано: \"Егда бо ти детищь болить, то ты чародеиць иштеши\"(6). Христианская церковь вела ожесточенную борьбу с народными врачевателями. Уже в церковном Уставе князя Владимира \"ведьство\" и \"зелейничьство\" названы среди самых тяжелых преступлений. Статья 37 Устава Ярослава (первая половина XI века) предписывает: \"Аще жена будеть чародеиница или наузница, или волъява или зелеиниця, или мужь, доличив, казнити ю, а не лишиться, митрополиту 6 гривен\". Ефремовская кормчая XI века и Устюжская кормчая XIII века приравнивают волхва, обавника и наузницу в преднамеренно совершающим преступление отравителям и требуют: \"отравник моучим боудеть... \" и умрет. Но, несмотря на жесточайшие санкции, кудесники не прекращали своей деятельности. В первой половине XII века, согласно Уставу князя Всеволода, церковному суду подлежали \"потворы, и чародеяния, вълхвование, ведъство, зелейницьтво\". Священнослужители одобряли больных, обращавшихся к монастырским и княжеским отечественным и приезжим врачам, практика которых контролировалась церковью. Уже Устав князя Владимира (конец X века) упоминает \"лечица\", подчиненного церковному суду. Монахи, как умели, помогали больным полезными советами и целительными зельями, однако представления братии о причинах немощей и методах их лечения немногим отличались от \"медицинских\" взглядов язычников-наузников. Церковь объясняла болезни божьим наказанием за прежние прегрешения и требовала не лечить их, а терпеть. В анонимном \"Словесвятого Иоанна Златоуста о лечащихся в болезни волхованием и наоузами\" сказано: \"Если ты впадешь в лютый недуг, и многие приидут к тебе, понуждая обратиться: одни - к чародеям, другие к волхвам, то ты (не ходи, а) на Бога уповай и терпи: эти страдания приносят тебе венец и избавление от мук вечных. Лежа в болезни, следует благодарить Бога. Поэтому мы и христианами зовемся, чтобы повиноваться Христу и не ходить к врагам божиим волхвам. Волхвы и чародеи - то враги божии; лучше нам умереть, чем пойти к врагам божиим. Какая польза целить тело, а душу губить? Или какое приобретение - здесь принять малое утешение, а там (на том свете - И. М) быть посланными с бесами в вечный огонь? \" Взявшись за исцеление больного, монахи руководствовались учением Тертуллиана (II-III вв) и блаженного Августина (IV-V вв) о лечении культовыми средствами: молитвами, \"святой\" водой, приложениями к \"чудотворным\" иконам и мощам святых. Примеры подобных процедур содержит Киево-Печерский Патерик. Основатель монастыря Антоний \"больныа исцеляша отъ своеа яди\", но внушал им, что причина их выздоровления - молитва. Его ученик Агапит и пресвитер Дамиан поступали аналогичным образом. Зная секрет сильнодействующего препарата, Агапит излечивал даже обреченных на смерь, но подчеркивал, что \"здравъ бываше больный молитвою его\". Дамиан \"специализировался\" на детских недугах. Он применял различные масла, но внимание верующих акцентировал на одновременно возносимых обращениях к Богу. В особо тяжелых случаях братия Киево-Печерского монастыря применяла своеобразную \"штосс-терапию\". После смерти князя-чернеца Святополка-Святоши монахи объявили его \"исцелителем\" от всех недугов. На тяжелобольных надевали его власяницу. По особому распоряжению игумена, знатных русичей возлагали на гроб святого Феодосия. Эти меры, как утверждали иноки, способствовали немедленному выздоровлению пациентов(7). Были в древнерусском обществе и образованные светские врачи. В XI веке в Киеве практиковал Петр Суринян, \"арменинъ родомъ и верою, хитръ бе врачеванию\". Он умел поставить диагноз по внешнему виду и пульсу больного. С успехом пользовала больных Евпраксия Мстиславна внучка Владимира Мономаха, известная в народе под именем Добродеи. В 1122 году она вышла замуж за византийского императора Алексея Комнина и стала императрицей Зоей. Ну чужбине Зоя-Добродея продолжала овладевать медицинскими знаниями: читала Гиппократа, Ибн-Сина и др. Теоретические и практические сведения она изложила в руководстве по врачеванию \"Алимма\" (\"Мази\"), которое сегодня хранится во Флорентийской библиотеке Лоренцо Медичи. Знатоком античной медицинской литературы была жившая в XIII веке черниговская княжна Ефросинья: ей \"бо ведущи книги Асклиповы и Галиновы\"(8). Обращаясь к врачам, древние русичи не проводили четкого различия между язычниками-кудесниками, \"профессиональными\" и монастырскими лекарями. Главное, что требовалось от врача - и об этом писал Владимир Мономах в \"Поручении детям\" - это умение распознать и вылечить болезнь(9). Древнерусские \"лечцы\" учились \"волшебству\" врачевания долгие годы, запоминая народные советы, читая отечественную и переводную литературу. В сочинениях митрополита Илариона, новгородского епископа Луки Жидяты, летописца Нестора, Кирилла Туровского, Владимира Мономаха, Даниила Заточника содержались данные о симптомах болезней, суждения о врачевании: о кровопускании, прижигании, очистке ран и проч. Специальные сведения можно было почерпнуть из \"Изборника Святослава\" 1073 и 1076 годов. Основу его составили греческие книги, переведенные в X веке на болгарский язык, а затем переписанные и дополненные древнерусскими книжниками. Здесь есть записи об астрологии, лекарственной ботанике, минералогии, гигиенические советы, рекомендации о диетах, медицинские сведения. В \"Изборнике\" указаны названия и даны описания наиболее распространенных на Руси болезней, особенно психических, предпринята попытка уяснить их причины, поставлен вопрос о целях и задачах врачевания.
21:39 19.07.2010
Если вы о славянщине, то ею Киевская Русь похвастаться не могла. В противном случае это всё родноверие.
21:40 19.07.2010
Гигиена
Важное значение для поддержания здоровья имели качественная пища, личная гигиена и противоэпидемические мероприятия. Древние русичи употребляли в пищу богатые витаминами и белками экологически чистые продукты. В рационе преобладали мучные и крупяные блюда из ржи, пшеницы, ячменя, овса, проса: хлеб, называвшийся \"жито\", и каши. Кашами, впрочем, называли не только крупяные изделия, но вообще все блюда из измельченных продуктов. Немаловажное место в питании русичей занимали продукты, собранные в лесу: грибы, ягоды, орехи. В меньшей степени в домонгольской Руси употребляли мясную и молочную пищу. В значительных количествах добывали богатую фосфором рыбу: севрюгу, осетра, лосося, стерлядь, щуку, леща. Мясо и рыбу варили, жарили, солили, коптили и вялили. Кроме отечественных продуктов в пищу шли заморские деликатесы - овощи, фрукты, оливковое масло, вино, горчица. К примеру, в Гнездовском могильнике около Смоленска обнаружена византийская амфора X века, в которой привезли горчичный порошок, о чем свидетельствует надпись на сосуде: \"гороухща\"(12). Древнейшей культурно-бытовой традицией русского народа была забота о гигиене тела и чистоте белья. Утром обязательно умывались и чистили зубы. Перед едой и после работы мыли руки, еженедельно посещали баню. В одной из новгородских берестяных грамот начала XII века в описи женского имущества, возможно, приданного, упомянуто \"шьсть гоубиць\" - небольших банных или туалетных губок. С XI века на Руси было известно мыло, как местного производства, так и привозное, немецкое и французское(13). Различными способами русичи пытались препятствовать распространению эпидемий. Арабский путешественник Ибн-Фадлан (921-922 гг.) так описывал обычаи славян: \"Если кто-либо из них заболел, то они разобьют для него палатку в стороне от себя, оставят его в ней, положат вместе с ним некоторое количество хлеба и воды и не приближаются к нему и не говорят с ним... если он выздоровеет и встанет, то возвратиться к ним, а если он умрет, то они его сожгут\". На необходимость изоляции заразных больных указывалось также в \"Изборнике Святослава\" 1073 и 1076 годов. По окончании боя обязательно обходили ратное поле, собирали трупы, которые захоранивали. Византийский историк X века Лев Диакон сообщает, что после одного из сражений Святослава с византийцами у Доростола, \"когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы (русичи - И. М) вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин\". В некоторых случаях защитные меры являлись стихийной реакцией на быстро распространявшийся мор. В 1092 году, заметив, что \"аще кто вылезаще ис хоромины... абье оуязвенъ бяше невидмо от бесовъ и с того оумираху\", напуганные люди \"не смеяху излазити ис хоромъ\". Готовя умерших к процедуре захоронения, предполагавшей большое скопление народа, трупы обмывали, обрабатывали антисептическими средствами, заворачивали в саван, узкие полосы холста или бересту. Очистительную функцию имел погребальный костер язычников(14). Несмотря на то, что древние русичи не могли научно объяснить причины болезней, а потому целью врачевания считали изгнание из организма злых духов, знания, приобретенные в практической медицинской деятельности, помогали им бороться с недугами и наслаждаться жизнью.
21:45 19.07.2010
Обычаи славян
Развлечением знати были охота и пиры, на которых решались многие государственные дела. Всенародно и пышно праздновались победы в походах, где рекой текло заморское вино и свой родной \"мед\", слуги разносили огромные блюда с мясом и дичью. На эти пиры съезжались посадники и старейшины со всех городов и бесчисленное множество народа. Князь с боярами и дружиной пировал \"на сенях\" (на высокой галерее дворца), а на дворе ставились столы для народа. Столы для знати были уставлены богатой посудой. Летописец Нестор сообщает, что из-за посуды у князя и дружинников даже возникали разногласия: последние требовали вместо деревянных ложек серебряные. Более простыми были общинные пиры (братчины). На пирах обязательно выступали гусляры. Гусляры услаждали слух именитых гостей, пели им \"славу\", большие чаши, рога с вином ходили по кругу. Одновременно происходила раздача пищи, мелких денег от имени хозяина неимущим. Любимыми забавами богатых людей были соколиная, ястребиная, псовая охота. Для простого люда устраивались скачки, турниры, различные игрища. Неотъемлемой частью древнерусского быта, особенно на Севере, впрочем, как и в поздние времена, являлась баня. В княжеско-боярской среде в три года мальчика сажали на коня, затем отдавали его на попечение и выучку пестуну (от \"пестовать\" - воспитывать). В 12 лет молодых князей вместе с видными боярами-советниками отправляли на уп-равление волостями и городами. С XI в. в богатых семьях стали учить грамоте мальчиков и девочек. Сестра Владимира Мономаха Янка, основательница женского монастыря в Киеве, создала в нем школу для обучения девочек. На берегах Днепра шумел веселый киевский торг, где, кажется, продавались изделия и продукты не только со всей Руси, но и со всего тогдашнего света, включая Индию и Багдад. Своя жизнь, полная трудов, тревог, текла в скромных, русских селах и деревнях, в рубленых избах, в полуземлянках с печками-каменками в углу. Там люди упорно боролись за существование, распахивали новые земли, разводили скот, бортничали, охотились, оборонялись от \"лихих\" людей, а на юге - от кочевников, вновь и вновь отстраивали сожженные врагами жилища. Причем, нередко пахари выходили в поле вооруженные рогатинами, дубинами, луком и стрелами, чтобы отбиться от половецкого дозора. Долгими зимними вечерами при свете лучин женщины пряли. Мужчины пили хмельные напитки, мед, вспоминали минувшие дни, слагали и пели песни, слушали сказителей и сказительниц былин.
Практика умилостивления духов и богов жертвоприношением и поклонением привела к созданию довольно сложного религиозного культа. Отметим, что для дохристианской религии древних славян характерным являлось преобладание практики-магии и культа над мифологией. Эта практика имела богатое оформление и подробно разработанный, освященный ритуал. Мифология же была относительно отрывочной и бессистемной. Совершенно очевидно, что народные праздники, игравшие весьма заметную роль в жизни древнеславянских народов, не могли оказаться в стороне от формирования магических и религиозных обрядов. С развитием религиозного культа в первую очередь народные праздники все больше и больше наполнялись религиозным содержанием, а обряды принимали религиозный характер. Главную роль в земледельческой религии славян играли обряды и праздники, связанные с различными периодами сельскохозяйственного производства. По своему характеру эти обряды носили преимущественно магический характер и составляли целостный календарный цикл. Цикл этих обрядов и праздников начинался зимой, в то ее время, когда дни становятся заметно длиннее, когда \"солнце поворачивает на лето\". По верованиям земледельческих религий, это был момент рождения бога солнца. С этим периодом связывалось множество обрядов и праздников. Среди них были святки, праздники коляды с заключительным моментом этого цикла - масленицей, содержавшей такие обряды, как зазывание, или призывание весны, проводы зимы (сожжение ее соломенного чучела) и т. д. Цель зимних праздников и обрядов заключалась в стремлении земледельцев обеспечить себе благоприятный хозяйственный год. Поэтому в хату к праздничному столу зазывали мороз, чтобы угостить его и таким образом обезопасить себя от прихода его весной, когда, он может приморозить молодые побеги посевов. Приглашались также \"ржа\" (ржавчина) и \"бель\", портящие колос. Будущий урожай символизировался на празднике выставленным в переднем, \"красном\", челу снопом. Хозяин и хозяйка, садясь за праздничный стол, перекликались между собой, делая вид, что не видят друг друга, и приговаривали: \"Чтобы так же не видеть друг друга осенью за стогами и возами хлеба, грудами овощей\". В праздничных обрядовых песнях содержались заклинания, якобы обеспечивавшие хороший урожай и большой приплод скота: Главным обрядовым кушаньем праздников этого цикла была кутья, род каши из вареных зерен,- растительное блюдо, появившееся тогда, когда люди еще не умели размалывать зерна и печь хлеб. Главным блюдом масленицы были блины. Они, несомненно более позднего происхождения и своим румяным желто-красным цветом и круглой формой символизируют \"нарождающееся\" весной солнце. Со встречей весны и проводами зимы были связаны многие другие очистительные обряды. Основаны они были на вере, что за темную, холодную зиму собралось множество разной нечисти, которую следовало обезвредить и изгнать из жилища и с полей. Для этого славяне мыли свои хаты и мылись сами. Собирали во дворе весь мусор и сжигали его на костре. Костер устраивали как можно более дымным и смрадным. Все это якобы отгоняло нечисть. Считалось, что магической силой отгонять злых духов обладала и верба - дерево, первым распускавшее весной почки. Глава дома запасался ветками вербы и стегал ими всех домочадцев, приговаривая: \"Здоровье - в хате, хвороба - в лес!\" Очистив таким образом себя, дом и двор, люди шли на поля и посыпали их золой от очистительных костров. По углам поля расставляли ветки вербы. Считалось, что после выполнения всех этих обрядов нечистая сила изгнана и можно спокойно приступать к весенним работам. Чтобы не навлечь пи себя гнев весны и полнее использовать ее милости, старались, прежде всего накормить весну. Поэтому в некоторых местностях, как только снег начинал таять, женщины клали на проталинах куски пирога или хлеба, приговаривая: «Вот тебе, весна-матушка». Приход весны знаменуется общим оживлением природы, прилетом птиц. В связи с этим возник и сохранился до наших дней обычай выпускать весной из теста фигурки птиц - жаворонков, аистов. Это несомненный пережиток тех далеких времен, когда «весну» в виде птицы ловили и приносили в жертву, т. е. попросту съедали, веря, что лучшее средство воспользоваться благодетельными силами весны - это съесть ее. С приходом весны люди получали возможность расстаться с темной и смрадной курной избой, выйти на свежий воздух и вздохнуть полной грудью, понежиться в теплых лучах солнца. Человек переживал радостное, приподнятое настроение. Не случайно весна всегда была периодом праздников. Одним из таких весенних праздников на Руси был праздник «красная горка», получивший свое название от «красной» весны, от «красных», т. е. красивых горок, холмов, возвышенностей, первыми покрывавшихся травой под лучами яркого весеннего солнца. На этих горках собственно, и отмечался праздник; играли в народные игры, пели песни, плясали, водили хороводы. «Красная горка» - это также пора заключения брачных союзов. По твердо укоренившемуся в среде крестьянства обычаю свадьбу можно было сыграть или ранней весной, на «красную горку», или осенью, после окончания полевых работ. Весна все больше вступала в свои права.
21:53 19.07.2010
Обычаи
Обычай оставлять в колыбели младенца какой-либо перевязанный его пуповиной предмет домашнего обихода долго еще потом бытовал на Руси, символизируя призвание новорожденного добра молодца — топорище, либо красной девицы — веретено. Издревле повелось у нас и родительское стремление сызмальства наделить свое чадо силой богатырской и красой ненаглядной.
Крещение младенца торжественно сопровождалось наречением его именем того православного святого, всецерковное воспоминание праведных деяний которого осуществлялось в этот день ежегодно. Накануне родителям полагалось избрать своему ребенку крестного отца и крестную мать, которым предстояло впоследствии пестовать духовную жизнь их крестника вплоть до его совершеннолетия.
Обряд крещения считался основным жизненно важным обрядом Древней Руси. Некрещеный человек по тогдашним суровым узаконениям не имел даже права на погребение. Ребенка, умершего некрещеным, запрещалось хоронить на кладбище. Поэтому совершать крещение стремились как можно раньше.
Обряд этот состоял в том, что крестные с крещаемым вставали с зажженными свечами у купели и исповедовали свою веру, читая вместо крещаемого младенца православный символ веры, отказываясь от дьявола и всех дел его и обещая исполнять заповеди божий. Затем священник освящал воду, в которую потом погружал или которую лил на крещаемого, говоря: «Крещается раб Божий (называлось имя младенца) во имя Отца — Аминь; и Сына —\"Аминь; и Святого Духа — Аминь». Троекратное повторение греческого слова аминь, как и всегда по завершении любой христианской молитвы, означало и на этот раз, что таинство крещения совершается истинно, верно и да будет так.
По возвращении крестных отца и матери с крестником или крестницей из церковного храма домой принято было устраивать крестинный обед. На деревне для этого прежде всего приглашались в избу все малолетние мальчики и девочки. Их усаживали на лавку у печки и давали им по горсти крутой бабиной каши, чтобы те впредь не обижали бы своего нового сверстника и не сажали бы его в крапиву до той поры, пока он не вступит из младенческого своего возраста в отроческий и не наденет впервые штаны.
Детвора должна была, получив кашу, быстро выбежать на улицу и съесть эту «бабину» кашу именно на улице. Взрослые же угощались кашей за домашним столом. При этом крестный отец брал немного каши и добавлял в нее сверх меры соль, перец, поливал кашу квасом, делал ее совершенно несъедобной, а затем подавал эту кашу отцу новокрещеного, приговаривая, что пусть-ка он поест да узнает, сладко ли было его жене рожать.
Разумеется, на таком крестинном обеде не забывали и про младенца, пили за его здоровье медовый квас и высказывали родителям пожелание «вспоить, вскормить и на коня посадить» их мальчика или «вспоить, вскормить, а нам бы до свадебки дожить» их девочки. Нередко звучали за столом и былинные песнопения о том, как некогда набирался с возрастом богатырской силы некий добрый молодец:
У него в три ряда русы кудри завиваются. В первый ряд завивались чистым серебром, Во второй ряд завивались красным золотом, В третий ряд завивались скатным жемчугом. Князья и бояре дивувались доброму молодцу, И гости торговые завидовали: Не заря ли тебя, молодец, спородила? Не светел ли тебя месяц вспоил, вскормил? Отвечал добрый молодец: — Что на свет меня родила родна матушка, Вспоил, вскормил родный батюшка...
Владимир Викторович Колесов, автор интереснейшего исследования «Мир человека в слове Древней Руси», указывает, что некогда существовала у нас семичленная, поименованная всякий раз особым словом градация периодов жизни человека, и каждый такой период равен был семи годам. Так в «Изборнике 1073 года», который переписан был тогда в Киеве с восточноболгарского оригинала, эти семь верст человеческой жизни обозначались следующими словами: младенец, отрочате, отрочище, юноша, средовечный муж, старец, седой старый при гробе. Восьмым периодом жизни считалась жизнь вечная — воскресение из мертвых и блаженство, которое пребудет неизменным.
21:55 19.07.2010
Обрядники
Обрядник волхва
Влх. Велеслав.
Во славу Всебожья Родова — жрецамродноверческим заповедано сие:
1. Быть разборчивым в мыслях, речах и делах; бытьумеренным во входящем и исходящем: в еде и слове; ясно видеть то, что есть вдействительности, и уметь соизмерять свои желания с потребностями.
2. Справно (с-Правью)совершать обряды (священнодействия) по Искону Русскому.
3. Быть бесстрастным, но не до бесчувствия; бытьбесстрашным, но не до безумия.
4. Уметь необходимое и полезное совершать уместно исвоевременно — в нужном месте и в нужное время.
5. Уметь действовать целеустремлённо, не теряя приэтом способности трезво оценивать собственные силы.
6. Обладать должной внутренней чистотой, достаточнойдля того, чтобы личная воля не шла в разрез со Священной Волей Рода, аспособствовала Её проявлению и сама являлась Её проводником.
7. Уметь передавать людям Вышнее через постижимое, открывая своё Сердце дляБожеского Непостижимого.
8. Уметь читать ЗнакиРодных Богов, не обманываясь внешними обличиями тех, через кого (и через что)они передаются.
9. Уметь во всём сущем зреть Дух Рода, постигая Его в Сердце своём как истинное АЗ ЕСМЬ, вовсяком деле подвигаясь Силою Его.
10. Уметь, следуя Родовому Долгу, и малое творить,исполнившись Духом Вышнего,превосходя в Сердце своём кажущуюся пропасть между Великим и малым, Внутренними внешним, Божеским и человечьим, Всебожьем и Всемирьем, что в Единстве Родовомвоедино слиты.
11. Уметь личным примером наставлять взыскующихмудрости искренне и просто — поИскону Русскому — почитать Родных Богов и предков, жить по совести и в ладу сПриродой, любить и защищать Землю-Матушку и сородичей своих.
12. Помнить твёрдо: все ЗАПОВЕДИ сии будут тщетны,покуда сам человек Сердце своё Вещее ЛЮБОВЬЮ Вышней не исполнит да настежьнаружу — в Богомирье[1] — нераспахнёт. А кто не чувствует в себе должной силы, кто Богами к сему непризван, и чьё Сердце молчит, тот — да не жречествует всуе!
Тако было, тако есть, тако будет!
От Кола и до Кола!
Истинно, вовек!
Слава Роду!
21:58 19.07.2010
Собрать воедино ? .. А зачем ? Целесообразно ли это ?
21:58 19.07.2010
Обычаи
Род и человек.
Скажи мне, какого ты рода, и я скажу, кто ты.
У нас семья - это отец, мать, один-два ребёнка. Самое большее, есть ещё дедушка с бабушкой и дядя с тётей, да и те живут, как правило, где-нибудь в другом месте. Если же в семье трое детей, она считается многодетной. В древности, во-первых, все поколения семьи жили обыкновенно под одной крышей, да ещё где-нибудь неподалёку находилось семейное кладбище, так что в жизни семьи незримо принимали участие и давно умершие предки. Во-вторых, детей рождалось гораздо больше, чем теперь. Ещё в XIX веке, в условиях единобрачия, десять и более детей было обычным явлением. А у язычников, не забудем, богатому и состоятельному мужчине не считалось зазорным приводить в свой дом столько жён, сколько он мог прокормить... Представьте себе такой дом. в котором живут четверо-пятеро братьев с жёнами, детьми, родителями, бабушками, дедушками, дядями, тётями, двоюродными, троюродными... Целое общежитие, и все - родственники! Учёные-этнографы, изучающие жизнь самых разных народов, так и называют подобный родственный коллектив: БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ.
Каждый человек, живший в большой семье, ощущал себя в первую очередь не ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ со своими собственными запросами и возможностями, как мы теперь. Он рассматривал себя главным образом как ЧЛЕНА РОДА. Он казался себе частичкой единого тела, единой души. Любой славянин мог назвать своих предков на несколько столетий назад и подробно рассказать о каждом из них, включая двоюродного племянника троюродного брата шурина своего прапрадеда. С предками были связаны многочисленные праздники, многие из которых уцелели до наших дней (Радуница, родительский день). Предки - чуры, щуры - хранили своих потомков, предостерегали их, являясь им в образе птиц (помните знаменитое \"чур меня?\").
Знакомясь и называя себя, всегда добавляли: сын такого-то, внук и правнук такого-то. Без этого имя было не имя: люди сочли бы, что человек, не назвавший отца и деда, что-то скрывает. Зато уж, услышав, какого ты рода, люди сразу понимали, как себя с тобой вести. Каждый род имел вполне определенную РЕПУТАЦИЮ. В одном люди исстари славились честностью и благородством, в другом встречались мошенники и задиры: значит, повстречав представителя подобного рода, следовало держать ухо востро. Человек знал, что при первом знакомстве его будут оценивать так, как того заслуживает его род. С другой стороны, он и сам чувствовал ответственность за всю большую семью. За одного набедокурившего отвечал весь род.
В ту эпоху повседневная одежда каждого человека представляла собой его полный \"паспорт\". Точно так, как по мундиру военного видно: какое звание имеет, каких наград удостоен, где воевал и так далее. В древности одежда каждого человека содержала огромное количество деталей, очень много говоривших о её обладателе: из какого он племени, какого рода, и массу других деталей. Глядя на одежду, сразу можно было определить, кто это такой и откуда, а значит, и как себя с ним вести. В древности точно такие же порядки существовали и у нас на Руси. До сих пор в русском языке сохранилась пословица: \"По одежке встречают, провожают по уму\". Только не все теперь знают, из каких отдалённых времён явилась эта народная мудрость. Обычно считается, что \"по одёжке\" видно, богат ли человек и со вкусом ли одевается. На самом деле всё гораздо серьёзней: впервые повстречав человека, \"по одёжке\" определяли его род и решали, как себя с ним вести.
В таком роду никогда не бывало ни всеми позабытых детей, ни брошенных стариков. Когда у кого-то случалась беда, родня - даже самая дальняя, которую мы назвали бы \"седьмая вода на киселе\" - готова была прийти на выручку. Отстроить сгоревший дом, поделиться имуществом и богатством, помочь отбиться от врагов, заступиться за обиженного. В древней Скандинавии случалось даже так, что суд решал спорное дело в пользу того, кто приводил с собой больше родни. И даже не потому, что родня эта являлась на суд с оружием... Мой род - моя крепость!
Зато любой ситуации человек должен был действовать так, как будет лучше для его рода. А свои личные интересы соблюдать только потом. Такое общество, в котором безраздельно властвует РОД, учёные называют ТРАДИЦИОННЫМ. Если познакомиться с основами древней традиции, окажется, что она совершенно четко нацелена на выживание рода. Никакого \"индивидуализма\" традиционное общество не признаёт. И, поскольку человечество не вымерло, значит, подобное положение большую часть людей худо-бедно устраивало.
Традиционное общество с некоторой натяжкой можно уподобить муравейнику. Природе всё равно, погибнет или будет жить данный конкретный муравей: лишь бы уцелел муравейник. Вот и человеческое общество на определённых этапах своего развития заботится не столько об индивидуальной судьбе отдельного человека, сколько о выживании общества в целом. То есть - рода.
Что из этого получалось?
Род, полностью определявший жизнь каждого из своих членов, временами диктовал им свою непреклонную волю в самых деликатных вопросах. Например, если два рода, жившие по соседству, решали объединить свои усилия, вместе отправляться на охоту или в море за рыбой, или отбиваться от врагов, - самым естественным казалось скрепить союз родственными отношениями. Если в одном роду был взрослый парень, а в другом - девушка, родственники могли попросту приказать им жениться. И всё! Никакие отговорки не принимались. Подумаешь там, \"любит - не любит\". Какие мелочи, если речь идет о благополучии рода! Стерпится - слюбится...
ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
Жили люди, звались – «славяне». Менялись их взгляды на мир, менялась и их мифология. Была она изначально языческой. Но сам термин «язычество» весьма расплывчат. Он означает – «народная вера» («народ» – одно из значений древнеславянского слова «язык»). Язычество было мировосприятием древних людей, оно охватывало всю сферу духовной культуры, материальной, охотничьей и собирательной, т.к. эта культура была пронизана убежденностью людей в постоянном присутствии и участии сверхъестественных сил во всех делах людских. В церковной христианской среде первоначально термин «язычество» означал все дохристианские и нехристианские верования – и шаманство сибирских охотников, и славянские земледельческие обряды, и мифологию древней Греции. Эти взгляды и представления изменились за века. Сейчас судить о славянской мифологии трудно, так как христианство постаралось искоренить все древние верова-ния, обряды и обычаи. Свое влияние оказало и просто время. Например, в русской деревянной избе прежде содержалось множество магических символов, оберегавших дом и его обитателей от вторжения зла, но уже в 19 веке они стали, фактически, просто украшени-ем, и древние символы начали перемежать красивой, но бессмысленной резьбой. А ведь изначальные верования славянского язычества основывались на реальном видении и чувствовании законов окружающего мира. Так что для нас – современных горожан до мозга кос-тей – и поучиться у предков не грех. Итак.
КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС ДРЕВНИХ СЛАВЯН
Дом, всегда являвшийся защитой, убежищем, в поверьях противопоставлялся всему остальному, чужому. Он был первой заботой любого мужика, решившегося выделиться из прежней семьи. Место под постройку выбирали очень тщательно, от этого зависело, бу-дет ли в доме удача, счастье и достаток. Плохим считалось место, где раньше стояла баня, был похоронен самоубийца, где горел дом и т.д. На приглянувшемся месте ставили на ночь под открытым небом воду в каком-либо сосуде. Если к утру она сохраняла чистоту и прозрачность, то это считали хорошим знаком. Начиная работу, молились на восход солнца и выпивали поставленную хозяином «за-ручную». В передний, «святой» угол клали три вещи: деньги (монету) – «для богатства», ладан – «для святости», овечью шерсть – «для тепла». Сверху под крышей ставился резной гребень с вытесанными фигурками, например, петуха. Как вещая птица, он очень почитал-ся древними славянами. Считалось, что петух пробуждает к жизни солнце, возвращает на землю свет и тепло. В обличье петуха славя-не олицетворяли небесный огонь. Он оберегал дом от пожара и удара молнии. Переезд в новый дом совершали ночью, в полнолунье. Он сопровождался различными обрядами. Хозяева обычно несли с собой петуха, кошку, икону и хлеб–соль; нередко – горшок каши, угли из старой печи, мусор из прежнего дома и т.д. Мусор в верованиях и магии древних славян – атрибут дома, вместилище душ предков. Его переносили при переселении, надеясь, что вместе с ним в новый дом перейдет дух – охранитель дома, удача, богатство и благополучие. Использовали мусор в гаданиях и в различных магических це-лях, например, окуривали дымом горящего мусора от сглаза.
ДИЗАЙН ИНТЕРЬЕРА ОТ ИВАНА
Одним из сакральных центров дома была печь. В печи готовили пищу, на ней спали, в некоторых местах ее использовали в каче-стве бани; преимущественно с ней была связана народная медицина. Печь символизировала женщину, рождающее женское лоно. Она была главным оберегом семьи внутри дома. У печи давались клятвы, у печного столба заключали договор; в печурке прятали молоч-ные зубы детей и пуповины новорожденных; в подпечье обитал покровитель дома – домовой. Предметом особого почитания был и стол. При продаже дома стол обязательно передавали новому владельцу. Его двигали обыч-но только при совершении некоторых обрядов, например, свадьбы или похорон. Тогда проводили ритуальный обход стола, либо обно-сили вокруг него новорожденного. Стол являлся и начальной, и конечной точкой любого пути. Его целовали перед дальней дорогой и по возвращении домой. Часть дома, наделяемая многими символическими функциями – окно. Его часто применяли как «нетрадиционный выход из до-ма», чтобы обмануть нечистых духов, болезнь и т.д. Например, если в доме умирали дети, то новорожденного передавали через окно, чтобы он остался жить. Окна нередко воспринимались и как путь для чего-то святого, чистого. Через окна не разрешалось плевать, выливать помои, выбрасывать мусор, так как под ними, по поверью, стоит Ангел Господень.
ПРИШЛА БЕДА – ОТВОРЯЙ ВОРОТА?
Если дом был защитой, убежищем, то ворота являлись символом границы между своим, освоенным пространством и чужим, внешним миром. Они считались опасным местом, где обитает всякая нечистая сила. На ворота вешали образа, а утром, выйдя из дома, молились сначала на церковь, потом на солнышко, а затем на ворота и на все четыре стороны. К ним нередко прикрепляли венчальную свечу, втыкали в них зубья бороны или вешали косу для защиты от нечистых духов, затыкали в щели ворот колючие растения как обе-рег от ведьм. В воротах с древних времен совершались различные магические действия. В них традиционно ранней весной разжигали костры, которые очищали пространство ворот, а с ним и все пространство двора.
А ПРАЗДНОВАЛИ ЛИ СЛАВЯНЕ НОВЫЙ ГОД?
Так, как празднуем мы сейчас – однозначно нет. Даже 1 января, как дата Нового Года, введена на Руси только Петром I. У древ-них же славян в декабре-студене были следующие праздники: 22-24 Велесовы дни; 21-31 Коляды; 31 День Деда-Мороза и Велесов день. Коляда - это бог пиршеств и мира, и одновременно один из главных языческих праздников года, который отмечается в морозные дни зимнего солнцестояния - Хорса Зимнего. Разжигаются живые костры, ряженые ходят по домам, танцуют и поют особые песни – колядки. Люди радуются и верят, что долгому зимнему царствованию осталась всего половина из отведенного срока. Угасание и тле-ние достигает, наконец, своего предела, и отныне приход новой жизни уже не за горами. А упомянутый Велес (Волос) – это бог богат-ства, торговли и скота (скотий бог), а также бог мудрости; покровитель волхвов, пастухов, торговцев, поэтов. Фигура Деда Мороза окутана тайной. Существует мнение, что среди родственников Деда Мороза значится восточнославянский дух холода Трескун, он же Студенец, Мороз. Переплетение христианских и языческих традиций породило причудливый мир Святок, которые были одновременно и церковным праздником, и «погаными», «нечистыми» днями. Пожалуй, из всех ранее существовавших святочных запретов крепче всего забыт запрет на работу во время праздника, особенно после наступления темноты. Это время, свободное от суеты повседневных дел, именовалось «святыми вечерами», правда, называли их и «страшными», поскольку их заполняли магические обряды и гадания. Такая «магическая» насыщенность вечеров связана с убежде-ниями наших предков. На праздники приходится момент зимнего солнцестояния, т.е. открыты границы между новым и старым годом, следовательно, это наиболее подходящее время для того, чтобы заглянуть в будущее.
11:26 20.07.2010
Атас! писал(а) в ответ на :
> Собрать воедино ? .. А зачем ? Целесообразно ли это ?
А почему не целесообразно? Вот обсуждать Сколково отчего-то считается целесообразно, хотя что-то изменить никто из нас не сможет. А это история, это часть той культуры без которой любой народ превращается в быдло. И это не целесообразно? Почему? Калмыкам, татарам, чукчам, любой нации в России вспоминать свои корни и традиции целесообразно, и только русским это лишне. Почему? Чеченскому подростку уметь стрелять из автомата, метать гранату, знать горные тропы целесообразно, и только русским урок НВП вреден, потому что правозащитники усмотрели в этом признаки тоталитаризма. Почему, чёрт возьми для русских нецелесообразно всё это?
11:31 20.07.2010
Что такое «Русская Правда»?
В старину слово «правда» имело не только привычное современное значение, но и еще одно: закон, устав. Поэтому сборник своих древнейших законов русские люди называли «Русской Правдой».
Этот документ существовал во многих копиях, или списках. Первый экземпляр до нас не дошел, а вот самый древний из найденных списков составлен в Новгороде в 1280 году.
«Русская Правда» существует краткая и пространная. Краткая «Русская Правда» возникла раньше, в нее входили законы, установленные еще в XI веке, при Великом князе киевском Ярославе Мудром и его сыновьях. Пространная «Русская Правда» была написана на основе краткой, но с дополнением законов XII века.
«Русская Правда» служила руководством как для княжеских (светских), так и для церковных судов. Ее законы охраняли княжескую земельную собственность и защищали администрацию княжеских имений. Статьи «Русской Правды» посвящены таким вопросам, как купля-продажа, займы, заклады, права наследования, опека и т.д.
«Правда» отменила древний варварский обычай кровной мести и установила наказание по суду за обиду и убийство. Ответственность за многие преступления предусматривала и денежные штрафы. Наряду с этим вводились и более суровые меры, например, «разграбление» - то есть конфискация имущества обвиняемого и изгнание его с семьей или обращение в холопы. Такое наказание полагалось за убийство во время «разбоя», за конокрадство, поджог жилого дома и гумна. Большое значение имели показания «послухов» - свидетелей. «По языку», то есть по словесным показаниям, отыскивали преступников, например, «татя» - вора.
Современные слова «уголовный», «уголовник» пошли со времен «Русской Правды», которая убийцу называла «головни-ком», а убитого - «головой».
Нормы «Русской Правды» действовали до конца XV века. В 1497 году появился новый сборник законов - Судебник Ивана III.
11:43 20.07.2010
Русская кухня
Древнерусская кухня, развивавшаяся с IX—X вв. и достигшая наибольшего расцвета в XV—XVI вв., хотя становление ее и охватывает огромный исторический период, характеризуется общими чертами, во многом сохранившимися и доныне. В начале этого периода появился русский хлеб из кислого (дрожжевого) ржаного теста — этот некоронованный король на нашем столе, без него и теперь немыслимо русское меню, — а также возникли все другие важнейшие виды русских хлебных и мучных изделий: известные нам сайки, баранки, сочни, пышки, блины, оладьи, пироги и т. п. Эти изделия готовились исключительно на основе кислого теста — столь характерного для русской кухни на протяжении всего ее исторического развития. Пристрастие к кислому, квасному нашло отражение и в сознании русских настоящих киселей — овсяного, типичного и ржаного, появившихся задолго до современных, преимущественно ягодных кислей. Большое место в меню занимали и разнообразные кашицы и каши, считавшиеся первоначально обрядовой, торжественной пищей. Вся эта хлебная, мучная пища разнообразилась чаще всего рыбой, грибами, лесными ягодами, овощами, мясом. К тому же времени относится появление классических русских напитков — всевозможных медов, квасов, сбитней. Уже в ранний период развития русской кухни обозначилось резкое разделение русского стола на постный (растительно-рыбно-грибной) и скоромный (молочно-яично-мясной), что оказало огромное влияние на ее дальнейшее развитие вплоть до конца XIX в. Искусственное создание грани между скоромным и постным столом, изолирование одних продуктов от других, недопущение их смешения в конечном счете привело к созданию лишь некоторых оригинальных блюд, а все меню в целом пострадало — оно стало однообразнее, упрощеннее. Можно сказать, что больше повезло постному столу: поскольку большинство дней в году — от 192 до 216 в разные годы — считались постными (причем эти посты соблюдались весьма строго), было естественным стремление расширить ассортимент постного стола. Отсюда обилие в русской кухне грибных и рыбных блюд, склонность к использованию различного растительного сырья — зерна (каши), овощей, лесных ягод и трав (крапивы, сныти, лебеды и др.). Причем такие известные с X в. овощи. как капуста, репа, редька, горох, огурцы, приготовляли и ели — будь то сырые, соленые, пареные, вареные или печеные — отдельно одно от другого. Поэтому, например, салаты и винегреты никогда не были свойственны русской кухне и появились в России уже в XIX т. как заимствование с Запада. Но и их первоначально делали преимущественно с одним овощем, давая соответствующее название салату — салат огуречный, салат свекольный, картофельный и т. п.. Каждый вид грибов — грузди, рыжики, опята, белые, сморчки, печерицы (шампиньоны) и т. д. — солили или варили совершенно отдельно, что, кстати, практикуется и поныне. То же можно сказать и о рыбе, которую употребляли в отварном, вяленом, соленом, запеченном и реже в жареном мне.. В литературе встречаем мы сочные, «вкусные» названия рыбных блюд: сиговина, тайменина, щучина, палтусина, сомовина, лососина, осетрина, севрюжина, белужина и другие. И уха могла быть и окуневой, и ершовой, и налимьей, и стерляжьей и т. п. Таким образом, количество блюд по названиям было огромно, но все они по содержанию немногим отличались одно от другого. Вкусовое разнообразие достигалось, во-первых различием тепловой и холодной обработки, а также применением различных масел, преимущественно растительных (конопляного, орехового, макового, оливкового и значительно позднее — подсолнечного), во-вторых, употреблением пряностей. Из последних чаще всего использовался чеснок, хрен, укроп, причем в весьма больших количествах, а также петрушка, анис, кориандр, лавровый лист, черный перец и гвоздика появившиеся на Руси уже в X—XI вв. , в XV — начале XVI вв., их дополнили имбирем, кардамоном, корицей, аиром и шафраном. В начальный период развития русской кухни складывается и склонность к употреблению жидких горячих блюд, получивших тогда общее название «хлёбова». Наибольшее распространение приобретают такие виды хлёбова, как щи, похлёбки, основанные на растительном сырье, а также различные затирухи, заварихи, болтушки, саломаты и другие разновидности мучных супов. Что касается мяса и молока, то эти продукты употребляли сравнительно редко, причем их обработка их не отличалась сложностью. Мясо, как правило, варили в щах или кашицах, молоко пили сырое, томленое или скисшее. Из молочных продуктов делали творог и сметану, а производство сливок и масла долгое время оставалось почти неизвестным, по крайней мере до ЖУ—XVI вв. эти продукты появлялись редко, нерегулярно. Следующим этапом в развитии русской кухни является период с середины XVI в. и до конца XVII в. В это время продолжается не только дальнейшая разработка вариантов постного и скоромного стола, но и особенно резко обозначаются различия между кухнями различных классов и сословий. Кухня простого народа начинает с этого времени все более упрощаться, кухня боярства, дворянства и особенно знати становится все более изысканной. Она собирает, объединяет и обобщает опыт предшествую-i столетий в области русской кулинарии, создает на основе его новые, более сложные варианты старых блюд, а также впервые заимствует и открыто вводит в русскую кухню ряд иностранных блюд и кулинарных приемов, преимущественно восточного происхождения. Особое внимание обращает на себя скоромный праздничный стол того времени. Наряду с привычными уже с солониной и вареным мясом почетное место на столе знати занимают верченое (т. е. приготовленное на вертелах) и жареное мясо, домашняя птица и дичь. Виды обработки мяса все более дифференцируются. Так, говядина идет главным образом для приготовления солонины и для отваривания (убоина разварная); из свинины делают ветчину для длительного хранения либо употребляют ее как свежину или молочную поросятину в обжаренном и тушеном виде, причем в России ценится только мясная, постная свинина; наконец, баранину, домашнюю птицу и дичь используют в основном для жаркого и только отчасти (баранину) для тушения.
В XVII в. окончательно складываются все основные типы русских супов, при этом появляются неизвестные в средневековой Руси кальи, похмелки, солянки, рассольники.
Обогащается и постный стол знати. Видное место на нем начинают занимать балык, черная икра, которую ели не только просольной, но и вареной в уксусе или маковом молоке.
На кулинарию XVII в. сильное влияние оказывает восточная и в первую очередь татарская кухня, что связано с присоединением во второй половине XVI в. к Русскому государству Астраханского и Казанского ханств, Башкирии и Сибири. Именно в этот период в русскую кухню попадают блюда из пресного теста (лапша, пельменя), такие продукты, как изюм, урюк, смоква (инжир), а также лимоны и чай, употребление которых с этих пор становится в России традиционным. Тем самым, существенно пополняется и сладкий стол. Рядом с пряниками, известными на Руси еще до принятия христианства, можно было увидеть разнообразные коврижки, сладкие пироги, леденцы, цукаты, многочисленные варенья, причем не только из ягод, но и из некоторых овощей (морковь с медом и имбирем, редька в патоке). Во второй половине XVII в. в Россию начали привозить тростниковый сахар*, из которого вместе с пряностями варили леденцы и заедки, сласти, лакомства, фрукты и т. д. Но все эти сладкие блюда были в основном привилегией знати. В меню патриаршего обеда за 1671 г. уже указаны сахар, леденцы.
Для боярского стола характерным становится чрезвычайное обилие блюд — до 50, а за царским столом их число вырастает до 150—200.
Первый рафинадный завод был основан купцом Вестовым в Москве, в начале XVIII в. Ему был дозволен привоз тростникового сырья беспошлинно. Сахарные заводы на базе свекольного сырья были созданы лишь в конце XVIII — начале XIX вв. (Первый завод — в селе Алябьеве, Тульской губернии).
Огромны и размеры этих блюд, для которых обычно выбираются самые крупные лебеди, гуси, индейки, самые большие осетры или белуги — порой они так велики, что их поднимают три-четыре человека. Одновременно появляется стремление к украшательству блюд. Из пищевых продуктов сооружаются дворцы, фантастические животные гигантских размеров. Придворные обеды превращаются в помпезный, пышный ритуал, продолжающийся 6—8 ч подряд — с двух часов дня до десяти вечера, — и включают в себя почти десяток перемен, каждая из которых состоит из целой серии (иногда по два десятка) одноименных блюд, например из десятка сортов жареной дичи или соленой рыбы, из десятка видов блинов или пирогов. Порядок подачи блюд за богатым праздничным столом, состоящий из 6—8 перемен, .окончательно сложился во второй половине XVIII в. Однако в каждую перемену стали подавать одно блюдо. Этот порядок сохранялся до 60—70-х годов XIX в.:
4) тельное (отварная или обжаренная горячая рыба);
5) пироги (несладкие), кулебяка;
6) каша (иногда подавали со щами);
7) пирожное (сладкие пироги, пирожки);
8) заедки.
Таким образом, в XVII в. русская кухня была уже чрезвычайно разнообразна по ассортименту блюд (речь идет, конечно, о кухне господствующих классов). В то же время поварское искусство в смысле умения комбинировать продукты, выявлять их вкус стояло еще на весьма невысоком уровне. Достаточно сказать, что по-прежнему не допускалось смешивание продуктов, их измельчение, перемалывание, дробление. Более всего это относилось к мясному столу. Поэтому русская кухня в противоположность французской и немецкой в течение длительного времени не знала и не желала воспринимать различные фарши, рулеты, паштеты и котлеты. Старинной русской кухне оказались чужды` и всевозможные запеканки и пудинги. Стремление к приготовлению блюда из целого крупного куска, а в идеале из целого животного или растения сохранялось вплоть до •XVIII в. Исключением, казалось, были начинки в пирогах, в целых животных и птице, и в их частях — сычуге, сальнике. Однако в большинстве случаев это были, так сказать, готовые начинки, измельченные самой природой, — зерне (каши), ягоды, грибы (их тоже не разрезали). Рыбу для начинки только пластовали, но не измельчали. И лишь значительно позднее — в конце XVIII в. и особенно в XIX в. — уже под влиянием западноевропейской кухни некоторые начинки стали измельчать специально.
Следующий этап в развитии русской кухни наступает на рубеже XVII и XVIII вв. и длится немногим более чем столетие — до первого десятилетия XIX в. В это время происходит радикальное размежевание кухни господствующих классов и кухни простого народа. Если в XVII в. кухня господствующих классов все еще сохраняла национальный характер и ее отличие от народной кухни выражалось лишь в том, что по качеству, обилию и ассортименту продуктов и блюд она резко превосходила народную кухню, то в XVIII в. кухня господствующих классов постепенно стала утрачивать русский национальный характер.
Начиная с петровских времен русская знать и остальное дворянство заимствуют и вводят у себя западноевропейские кулинарные традиции. Богатые вельможи, посещавшие Западную Европу, привозят с собой иностранных поваров. Вначале это были большей частью голландские и немецкие, особенно саксонские и австрийские, затем шведские и преимущественно французские. С середины XVIII в. иностранные повара выписывались настолько регулярно, что скоро они почти полностью вытеснили кухарок я крепостных поваров у высшего дворянства. Одним из новых обычаев, появившихся в это время, следует считать употребление закусок как самостоятельного блюда. Пришедшее с Запада и дотоле неизвестные на русском столе немецкие бутерброды, французские и голландские сыры были совмещены со старинным» русскими блюдами — холодной солониной. студнем, ветчиной, бужениной, а также с икрой, балыком и другой просольной красной рыбой в единую подачу или даже в особый прием овощи — завтрак. Появились и новые алкогольные напитки — ратафии и ерофеичи. С 70-х годов XVIII в., когда стал приобретать все большее значение чай, в высших кругах общества m пределы обеда выделились сладкие пират пирожки и сласти, которые были объединоши с чаем в отдельную подачу и приурочены к 5 часам вечера. Только в первой половине XIX в., после Отечественной войны 1812 г., в связи с общим подъемом патриотизма в стране и борьбой славянофильских кругов с иностранным влиянием у передовых представителей дворянства г возрождаться интерес к национальной кухне. Однако когда в 1816 г. тульский помещик В. А. Левшин попытался составить русскую поваренную книгу, он вынужден был констатировать, что «сведения о русских блюдах почти совсем истребились» и поэтому «нельзя уже теперь представить полного описания русской поварни и должно удовольствоваться только тем, что еще можно собрать оставшегося в памяти; ибо история русской поварни никогда не была предана описанию»*. В результате собранные В. А. Левшиным по памяти описания блюд русской кухни не только не были точны по своей рецептуре, но и по своему ассортименту далеко не отражали всего удивительного богатства блюд русского стола.
Кухня господствующих классов и на протяжении первой половины XIX в. продолжала развиваться изолированно от народной, под залетным влиянием французской кухни. Но сам характер этого влияния существенно изменился. В отличие от XVIII в., когда происходило прямое заимствование иностранных блюд, вроде котлет, сосисок, омлетов, муссов, компотов и т. п., и вытеснение исконно русских, в первое половине ХГХ в. обозначился иной процесс — обработка русского кулинарного наследства, а во второй половине ХГХ в. начинается даже восстановление русского национального меню, правда, опять же с французскими коррективами. В России в этот период работает целый ряд французских поваров, радикально реформирующих русскую кухню господствующих классов. Первым французским поваром, оставившим след в реформе русской кухни, был Мари-Антуан Карем — один из первых и немногих поваров-исследователей, поваров-ученых. До приезда в Россию по приглашению князя П. И. Багратиона, Карем был поваром английского принца-регента (будущего короля Георга IV), герцога Вюртембергского, Ротшильда, Талейрана. Он живо интересовался кухнями различных народов. За время короткого пребывания в России Карем детально ознакомился с русской кухней, оценил ее достоинства и наметил пути для освобождения ее от наносного.
Преемники Карема в России продолжили начатую им реформу. Эта реформа коснулась, во-первых, порядка подачи блюд к столу. Принятая в XVIII в. «французская» система подачи, когда все блюда выставлялись на стол одновременно, была заменена старинным русским способом подачи, когда одно блюдо сменяло другое. Вместе с тем количество перемен было сокращено до 4—5 и была введена такая последовательность в сервировке обеда, при которой тяжелые блюда чередовались с легкими и возбуждающими аппетит. Кроме того, на стол уже не подавали приготовленные в целом виде мясо или птицу, перед подачей на стол их стали разрезать на порции. При такой системе украшательство блюд как самоцель потеряло всякий смысл. Реформаторы выступали также за замену блюд из толченых и протертых продуктов, занявших большое место в кухне господствующих классов в XVIII — начале XIX вв., блюдами из натуральных, более свойственных русской кухне продуктов. Так появились всевозможные отбивные (бараньи и свиные) из целого куска мяса с косточкой, натуральные бифштексы, клопсы, лангеты, антрекоты, эскалопы. Одновременно старания кулинаров были направлены на то, чтобы ликвидировать тяжеловесность и неудобоваримость некоторых блюд. Так, в рецептах щей они отбросили делающую их невкусными мучную подболтку, сохранявшуюся лишь в силу традиции, а не здравого смысла, стали широко употреблять в гарнирах картофель, появившийся в России в 70-х годах XVIII в. Для русских пирогов они предложили использовать вместо ржаного кислого нежное слоеное тесто из пшеничной муки. Они же ввели безопарный способ приготовления теста на прессованных дрожжах, которыми мы пользуемся ныне, благодаря чему кислое тесто, на подготовку которого прежде требовалось 10—12 ч, стало поспевать за 2 ч. Обратили французские кулинары внимание и на закуски, ставшие одной из специфических особенностей русского стола. Если в XVIII в. преобладала немецкая форма подачи закусок — бутербродами, то в ХГХ в стали сервировать закуски на специальном столе, каждый вид на особом блюде, красиво оформляя их, и таким образом настолько расширили их ассортимент, выбрав в число закусок целый ряд старинных русских не только мясных и рыбных, но и грибных и овощных квашеных блюд, что их изобилие и разнообразие отныне не переставало быть постоянным предметом удивления иностранцев. Наконец, французская школа ввела комбинирование продуктов (винегреты, салаты, гарниры) и точные дозировки в рецептах блюд, не принятые ранее в русской кухне, и ознакомила русскую кухню с неизвестными ей видами западноевропейской кухонной техники.
В конце XIX в. на смену русской печи и специально приспособленных к ее тепловому режиму горшков и чугунков пришла плита с ее духовкой, кастрюлями, сотейниками и т. п. Вместо сита и решета начали использовать дуршлаги, шумовки, мясорубки и т. п.
Немаловажным вкладом французских кулинаров в развитие русской кухни было и то, что они подготовили целую плеяду блестящих русских поваров. Их учениками были Михаил и Герасим Степановы, Г. Добровольский, В. Бестужев, И. Радецкий, П. Григорьев, И. Антонов, 3. Еремеев, Н. Ходеев, П. Викентьев и другие, поддерживавшие и распространявшие лучшие традиции русской кухни на протяжении всего XIX в. Из них Г. Степанов и И. Радецкий явились не только выдающимися практиками, но и оставили после себя обширные руководства по русской кулинарии. Параллельно с этим процессом обновления кухни господствующих классов, осуществлявшимся, так сказать, «сверху» и сосредоточенным в дворянских клубах и ресторанах Петербурга и Москвы, шел и другой процесс — собирания, восстановления и разработки забытых старинных русских рецептов, стихийно протекавший в провинции, в помещичьих усадьбах вплоть до 70-х годов XIX в. Источником для этого собирания являлась народная кухня, в развитии которой принимало участие огромное число безымянных и безвестных, но талантливых крепостных поваров. К последней трети XIX в. русская кухня господствующих классов благодаря неповторимому ассортименту блюд, их изысканному и тонкому вкусу стала занимать наряду с французской кухней одно из ведущих мест в Европе. При этом необходимо подчеркнуть, что, несмотря на все изменения, привнесения и иностранные влияния ее основные характерные черты сохранились и остались ей присущими до настоящего времени, так как они стойко удерживались в народной кухне. Эти главные черты русской кухни и русского национального стола можно определить следующим образом: обилие яств, разнообразие закусочного стола, любовь к употреблению хлеба, блинов, пирогов, каш, своеобразие первых жидких холодных и горячих блюд, разнообразие рыбного и грибного стола, широкое применение солений из овощей и грибов, изобилие праздничного и сладкого стола с его вареньями, печеньями, пряниками, куличами и т. д.
О некоторых особенностях русской кухни следует сказать подробнее.
Еще в конце XVIII в. русский историк И. Болтин отметил характерные особенности русского стола, в том числе не только зажиточного. В сельской местности было принято четыре поры еды, а летом в рабочую пору — пять: завтрак, или перехватка, полдник, ранее обеда, или ровно в полдень, обед, ужин и паужин. Эти выти, принятые в Центральной и Северной России, сохранялись и в Южной, но с иными названиями. Там в 6—7 ч утра снедали, в 11—12 обедали, в 14—15 полдничали, в 18—19 подвечеркивали, а в 22— 23 вечеряли.
С развитием капитализма рабочий люд в городах стал есть вначале три, а затем лишь два раза в день: завтракали с рассветом, обедали или ужинали, пришедши домой. На работе же только1 полдничали, т. е. закусывали холодной едой. Постепенно обедом стала называться любая полная еда, полный стол с горячим варевом, иногда независимо от времени суток.
Большую роль за русским столом играл хлеб. За щами или другим первым жидким блюдом в деревне обычно съедали от полкило до килограмма черного ржаного хлеба. Белый хлеб, пшеничный, фактически не был распространен в России до начала XX в. Его ели изредка и в основном зажиточные слои населения в городах, а в народе на него смотрели как на еду праздничную. Поэтому белый хлеб, называем ьй в ряде районов страны булкой*, выпекали не в пекарнях, как черный, а в особых булочных и подслащивали слегка. Местными разновидностями белого хлеба были московские сайки и калачи, смоленские крендели, валдайские баранки и т. п. Черный хлеб различался не по месту изготовления, а лишь по роду выпечки и сорту муки — пеклеванный, заварной, подовый, обдирный и т. п.
С XX в. вошли в обиход и другие мучные изделия из белой, пшеничной, муки, ранее не свойственные русской кухне, — вермишель, макароны, в то время как употребление пирогов, блинов и каш сократилось. В связи с распространением в быту белого хлеба чаепитие с ним стало порой заменять завтрак, ужин.
* «Булка» — от французского слова boule, чте значит «круглый как шар». Первоначально белый хлеб выпекали только французские и немецкие пекари — булочники.
Неизменное значение в русской кухне сохранном первые жидкие блюда, называемые с конца ХХ в. супами. Супы всегда играли главенствующую роль на русском столе.
Недаром ложка была главным столовым прибором. Она появилась у нас ранее вилки почти на 400 лет. «Вилкою что удой, а ложкою, что неводом». — гласила народная пословица.
Ассортимент национальных русских супов — щей, затирух, похлебок, ухи, рассольников, солянок, ботвиней, окрошек, тюрь — продолжал пополняться в XVIII—XX вв. различными видами западноевропейских супов вроде бульонов, супов-пюре, различных заправочных супов с мясом и крупами, которые хорошо приживались благодаря любви русского народа к горячему жидкому вареву.
Точно так же получили место на современном русском столе и многие супы народов нашей страны, например украинские борщи и кулеш, белорусские свекольники и супы с клецками. Многие супы, особенно овощные и овоще-крупяные, были получены с разжиженных кашиц-заспиц (т. е. кашиц с овощной засыпкой) либо представляют собой поды ресторанной кухни. Однако не они, несмотря на свое разнообразие, а старые, исконно супы вроде щей и ухи определяют до сих пор своеобразие русского стола.
В меньшей степени, чем супы, сохранили первоначальное значение на русском столе рыбные блюда. Некоторые классические русские рыбные блюда вроде тельного вышли из употребления. Между тем они вкусны, просты по приготовлению. Их вполне можно готовить из морской рыбы, которую, кстати говоря, использовали в русской кухне еще в старину, особенно в Северной России, на русском Поморье.
Жители этих бесхлебных в те времена районов издавна привычны были к треске, палтусу, пикше, мойве, наваге. «Безрыбье — хуже бесхлебья», — гласила тогда поговорка поморов.
Известны в русской кухне рыба паровая, вареная, тельная, т. е. изготовленная особым образом из одного филе, без костей, жареная, чиненая (наполненная начинкой из каши или грибов), тушеная, заливная, печеная в чешуе, запеченная на сковородке в сметане, просольная (соленая), вяленая и сушеная (сущик). В Печорском и Пермском краю рыбу, кроме того, квасили (кислая рыба), а в Западной Сибири ели строганину — мороженую сырую рыбу. Нераспространенным был лишь способ копчения рыбы, который получил развитие в основном только за последние 70— NJ лет, т. е. с начала XX в.
Характерным для старинной русской кухни было широкое применение пряностей в довольно большом ассортименте. Однако снижение роли рыбных, грибных блюд и блюд из дичи, а также введение в меню ряда блюд немецкой кухни сказалось на сокращении доли пряностей, используемых в русской кухне.
Кроме того, многие пряности из-за дороговизны, так же как и уксус и соль, еще с XVII в. в народе стали употреблять не в процессе приготовления пищи, а ставить на стол и использовать уже во время еды в зависимости от желания каждого. Этот обычай дал повод впоследствии утверждать, что русская кухня якобы не употребляла пряностей. При этом ссылались на известное сочинение Г. Котошихина о России в XVII в., где он писал: «Ествы же обычай готовить без приправ, без перцу и инбирю, малосольны и безуксусны». Между тем далее тот же Г. Котошихин разъяснял: «А как начнут ести и в которой естве мало уксусу и соли и перцу, и в те ествы прибавляют на столе»*. С тех далеких времен остался обычай ставить во время еды на столе соль в солонке, перец в перечнице, горчицу и уксус в отдельных баночках. Вследствие этого в народной кухне так и не выработались навыки приготовления пищи с пряностями, в то время как в кухне господствующих классов пряности продолжали употреблять в процессе приготовления пищи. А ведь пряности и приправы русская кухня знала еще во времена своего становления, их умело сочетали с рыбой, грибами, дичью, пирогами, супами, пряниками, пасхами и куличами, причем употребляли осторожно, но тем не менее постоянно и непременно. И этого обстоятельства нельзя забывать и упускать из виду, говоря об особенностях русской кухни.
Наконец, в заключение необходимо остановиться на некоторых технологических процессах, свойственных русской кухне.
На большом отрезке развития русской национальной кухни процесс приготовления пищи сводился к варке или к выпеканию продуктов в русской печи, причем эти операции велись обязательно раздельно. То, что было предназначено для варки, отваривали с начала и до конца, то, что было предназначено для печения, только пекли. Таким образом, народная русская кухня не знала, что такое комбинированная или даже разная, совмещенная или двойная тепловая обработка. Тепловая обработка пищи заключалась в нагреве теплом русской печи, Сильном или слабом, трех степеней — «до хлебов», «после хлебов», «на вольном духу», — но всегда бесконтактном с огнем и либо с постоянной держащейся на одном уровне температурой, либо с падающей, убывающей температурой, когда печь постепенно остывала, но никогда не с возрастающей температурой, как при наплитном приготовлении.
Оттого и кушанья получались всегда даже не отваренными, а скорее томлеными или полутомлеными-полутушеными, отчего приобретали совершенно особый вкус. Недаром многие блюда старинной русской кухни не производят должного впечатления, когда их готовят в иных температурных условиях.
Означает ли это, что надо восстанавливать русскую печь, чтобы получить в современных условиях настоящие блюда русской кухни? Отнюдь нет. Вместо этого достаточно имитировать создаваемый ею тепловой режим падающей температуры. Такая имитация в современных условиях возможна.
Однако не следует забывать, что русская печь оказала на русскую кухню не только положительное, но в известной степени и отрицательное влияние — она не стимулировала выработку рациональных технологических приемов.
Введение наплитного приготовления привело к необходимости заимствования ряда новых технологических приемов и вместе с ними блюд западноевропейской кухни, а также к реформе блюд старинной русской кухни, их рафинированию и развитию, приспособлению к новой технологии. Это направление оказалось плодотворным. Оно помогло спасти от забвения множество блюд русской кухни.
Говоря о русской кухне, мы до сих пор подчеркивали ее особенности и характерные черты, рассматривали историю ее развития и ее содержание в целом. Между тем следует иметь в виду и ярко выраженные региональные различия в ней, объясняемые главным образом разнообразием природных зон и связанным с этим несходством растительных и животных продуктов, разным влиянием соседних народов, а также пестротой социальной структуры населения в прошлом. Вот почему сильно отличаются кухни москвичей и поморов, казаков Дона и сибиряков. В то время как на Севере едят оленину, свежую и соленую морскую рыбу, ржаные пироги, дежни с творогом и много грибов, на Дону жарят и тушат степную дичь, едят много фруктов и овощей, пьют виноградное вино и приготовляют пироги с курятиной. Если пища поморов имеет сходство со скандинавской, финской, карельской и лопарской (саамской), то на кухню казаков Дона заметное влияние оказали турецкая, ногайская кухни, а русское население на Урале или в Сибири следует татарским и удмуртским кулинарным традициям.
Региональные особенности иного плана издавна были присущи также кухням старых русских областей Центральной России. Особенности эти обусловлены еще средневековым соперничеством между Новгородом и Псковом, Тверью и Москвой, Владимиром и Ярославлем, Калугой и Смоленском, Рязанью и Нижним Новгородом. Причем они проявлялись в области кухни не в крупных несходствах, вроде различий в технологии приготовления или в наличии в каждой области своих блюд, как это было, например, в Сибири и на Урале, а в различиях как раз между одними и теми же блюдами, в различиях часто даже несущественных, но тем не менее довольно стойких. Ярким примером этого служат хотя бы такие распространенные русские блюда, как уха, блины, пироги, каши и пряники: их делали по всей Европейской России, но в каждой области имелись свои излюбленные виды этих блюд, свои мелкие различия в их рецептуре, свой внешний вид, свои приемы подачи к столу и т. п.
Этой, если можно так сказать, «малой региональности» мы обязаны возникновением, развитием и существованием до сих пор, например, разных видов пряников — тульских, вяземских, воронежских, городецких, московских и т. д.
Региональные различия, как большие, так и малые, естественно, еще более обогащали русскую кухню, разнообразили ее. И в то же время все они не меняли ее основного характера, ибо в каждом конкретном случае обращают на себя внимание отмеченные выше общие черты, которые в совокупности отличают национальную русскую кухню на всем протяжении России от Балтики до Тихого океана.
