«Дело врачей». История создания, документы из советских архивов.
Pashutka
74 1467 14:26 18.11.2021
«Дело врачей» вошло в историю как одна из многочисленных провокаций диктаторского режима Сталина, который сам инспирировал это «дело», использовав в качестве повода для начала его фабрикации письмо старшего следователя следственной части МГБ СССР по особо важным делам подполковника Рюмина.
В этом письме, переданном Сталину 2 июля 1951 года Маленковым, содержались обвинения против министра государственной безопасности Абакумова.
Одно из них заключалось в том, что Абакумов якобы запретил Рюмину расследовать террористическую деятельность профессора-терапевта Этингера, арестованного 18 ноября 1950 г., хотя тот «признался», что, будучи консультантом Лечебно-санитарного управления Кремля, в 1945 г. «вредительским лечением» способствовал смерти секретаря ЦК ВКП (б) А.С. Щербакова.
14:32 18.11.2021
Рюмин утверждал, что Абакумов распорядился содержать подследственного в заведомо опасных для здоровья условиях, чем умышленно довел его до смерти и тем самым «заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства».
4 июля Рюмин был вызван к Сталину, в кабинете которого в присутствии Молотова, Маленкова, Берии, Булганина состоялось нечто вроде его очной ставки с Абакумовым.
Тем же днем оформляется решение о создании комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии и заведующего Отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК Игнатьева, а также об отстранении Абакумова от обязанностей министра.
11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова Политбюро принимает постановление «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня в виде закрытого письма направляется руководству региональных органов партии и госбезопасности.
Нет сомнений в том, что никто помимо Сталина не мог указать в этом постановлении на
"безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства".
Подтверждением тому могут служить показания Игнатьева, данные сразу же после смерти Сталина, когда тот заявил, что при назначении его на должность министра государственной безопасности (вместо арестованного Абакумова) вождь потребовал принятия
"решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой он давно убежден"
.
14:47 18.11.2021
Pashutka (Pashutka) писал (а) в ответ на :
> «вредительским лечением»
Что лично вы понимаете под этим термином. И есть ли примеры подобного в современном мире?
16:08 18.11.2021
лично я и сейчас считаю морды врачей плохими это слишком мягко написано
16:12 18.11.2021
Pashutka (Pashutka) писал (а) в ответ на :
> «Дело врачей» вошло в историю
Истоки «Дело врачей» относятся к 1948 году, когда врач Лидия Тимашук на основании электрокардиограммы диагностировала у Жданова инфаркт миокарда, однако руководство Лечебно-санитарного управления — Лечсануправ Кремля заставило её написать другой диагноз и назначило Жданову лечение, противопоказанное при инфаркте, приведшее к смерти пациента
17:00 18.11.2021
Теперь Рюмину, назначенному заместителем министра госбезопасности и начальником следственной части по особо важным делам, а также получившему регулярный доступ к Сталину, необходимо было представить доказательства злонамеренных козней кремлевских врачей против их высокопоставленных пациентов. Для этого в МГБ была создана специальная группа, которая начала проверку всего медицинского персонала, когда-либо работавшего в Лечсанупре Кремля.
Одновременно начался пересмотр ранее возбужденных уголовных дел, в том числе и на врача С.Е. Карпай, которую 16 июля арестовали как еврейскую националистку. На допросах Карпай решительно отрицала инкриминировавшееся ей заведомо неправильное диагностирование заболеваний и тем самым отодвинула на более поздний срок аресты других врачей.
Сталин постоянно подстегивал новое руководство МГБ. Зимой 1952 г. он сказал Игнатьеву, что если тот «не вскроет террористов, американских агентов среди врачей, он будет там, где Абакумов». После столь явной угрозы машина следствия заработала на всю мощь.
Чтобы придать версии лечебного вредительства более или менее обоснованный с медицинской точки зрения характер, МГБ для составления положенных в таких случаях экспертных заключений привлекло группу медиков, в большинстве своем негласно сотрудничавших с органами. Одним из таких экспертов оказалась кардиолог Кремлевской больницы Л.Ф. Тимашук, которую Хрущев позднее, уже на ХХ съезде КПСС, обвинил чуть ли не в инициировании «дела врачей»4.
После того как в конце сентября 1952 г. Игнатьев представил Сталину справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и так далее, где со всей определенностью утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова, начались аресты главных участников мифического «врачебного заговора».
Под стражу были взяты доктора Г.И. Майоров и А.Н. Федоров, а также профессор А.А. Бусалов, который руководил Лечсанупром Кремля до 1947 г.
В октябре на Лубянку забрали профессора П.И. Егорова, за полтора месяца до этого смещенного с поста начальника Лечсанупра. Арестовали и его жену, которую с помощью угроз заставили оговорить мужа.
В ноябре там оказались профессора В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко, М.С. Вовси, Б.Б. Коган, а в декабре — профессора А.М. Гринштейн, А.И. Фельдман, Я.С. Темкин. Тем не менее Сталин был недоволен результатами следствия. Рюмину так и не удалось представить доказательства того, как Абакумов и якобы бывшие с ним заодно «еврейские националисты» в аппарате МГБ содействовали «еврейскому заговору».
В итоге Рюмин 14 ноября 1952 г. без объяснения причин был отправлен рядовым сотрудником в Министерство госконтроля СССР.
17:17 18.11.2021
A6789 (A6789) писал (а) в ответ на :
> Истоки «Дело врачей» относятся к 1948 году, когда врач Лидия Тимашук на основании электрокардиограммы диагностировала у Жданова инфаркт миокарда
Совершенно верно. Поэтому выкладываю первый архивный документ.
Документ №170
Протокол очной ставки В.Н. Виноградова и С.Е. Карпай
18.02.1953
Очная ставка начата в 23 часа После взаимного опознания арестованные ВИНОГРАДОВ и КАРПАЙ заявили, что знают друг друга с 1942 года по совместной работе в Лечсанупре.
ВОПРОС КАРПАЙ. Какие отношения у вас были с ВИНОГРАДОВЫМ?
ОТВЕТ. Мои отношения с ВИНОГРАДОВЫМ Владимиром Никитичем нормальные, личных счетов между нами не было.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Правильно говорит КАРПАЙ?
ОТВЕТ. Софья Ефимовна КАРПАЙ верно говорит, что личных счетов между нами не было. Я скажу больше — КАРПАЙ вместе с врачами ЕГОРОВЫМ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВЫМ являлась моей сообщницей по вредительскому лечению А.А.ЖДАНОВА.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Скажите, в чем конкретно состоит вина КАРПАЙ в преступном лечении товарища ЖДАНОВА А.А.?
ОТВЕТ. В конце июля и начале августа 1948 года КАРПАЙ неоднократно снимала у больного ЖДАНОВА А.А. электрокардиограммы, которые указывали на наличие у ЖДАНОВА явлений свежего инфаркта миокарда. Это подтверждалось также клинической картиной заболевания. Несмотря на наличие этих данных, КАРПАЙ в своих заключениях по электрокардиограммам ни разу не указала на имевшийся у больного ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Почему?
ОТВЕТ. Вначале КАРПАЙ высказывалась за возможность наличия у А.А. ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, однако, когда я, а вслед за мной ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ заявили, что инфаркта, мол, нет, КАРПАЙ беспрекословно присоединилась к нам и тем самым дала нам возможность продолжать вредительское лечение А.А.ЖДАНОВА, приведшее к преждевременной смерти больного.
ВОПРОС КАРПАЙ. Показания ВИНОГРАДОВА подтверждаете?
ОТВЕТ. Нет, не подтверждаю. Электрокардиограмма, снятая мною у больного ЖДАНОВА 25 июля 1948 года, указывала на внутрижелудочковую блокаду. На вопрос есть ли здесь инфаркт, я ответила, что хотя нет типичных признаков свежего инфаркта миокарда, но исключить его нельзя. Клиника, я считаю, тоже не была абсолютно типичной для свежего инфаркта, однако, как я помню, консилиум решил вести больного как инфарктного.
31 июля 1948 года я опять снимала электрокардиограмму у А.А.ЖДАНОВА, на которой были те же признаки, что и на предыдущих.
7 августа 1948 г. я вновь сняла электрокардиограмму у А.А. ЖДАНОВА. Эта электрокардиограмма отличалась от предыдущих, внутрижелудочковая блокада исчезла. Возник вопрос есть свежий инфаркт или нет. Я сказала, что признаков свежего инфаркта миокарда нет, что у больного А.А. ЖДАНОВА имеется кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, а также прогрессирующий, стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов и ишемия миокарда. Кроме того, я сказала, что на основании всей картины можно думать о наличии у больного мелких очагов некроза. Такое заключение мною было дано устно 7 августа 1948 года в Валдае.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Давала КАРПАЙ такое заключение?
ОТВЕТ. Насколько мне помнится, вслед за нами КАРПАЙ действительно говорила, что у А.А. ЖДАНОВА имеется стенозирующий атеросклероз и этим стенозирущим атеросклерозом она стала объяснять те изменения, которые имеются на электрокардиограммах. Чтобы КАРПАЙ заявляла об очагах некроза, я не помню. Главное здесь в том, что и электрокардиограммы и клиника, которая КАРПАЙ также была известна, ясно указывали на то, что у больного А.А. ЖДАНОВА был свежий инфаркт миокарда.
Однако КАРПАЙ такого заключения не дала. Приступ кардиальной астмы, наблюдавшийся у А.А. ЖДАНОВА 23 июля 1948 года, никак нельзя было объяснить какими-то мелкими точечными очагами некроза, о которых сейчас говорит КАРПАЙ, это был настоящий классический приступ инфаркта миокарда.
ВОПРОС КАРПАЙ. Вы и теперь будете отрицать, что вместе с ВИНОГРАДОВЫМ и другими сообщниками умышленно скрыли образовавшийся у товарища ЖДАНОВА А.А. свежий инфаркт миокарда?
ОТВЕТ. Участие в преступном лечении А.А. ЖДАНОВА я отрицаю. По электрокардиограммам инфаркта я не находила. Я не оспариваю клиники, но я хочу сказать, что я наблюдала приступы сердечной астмы у больных без образования свежего инфаркта миокарда.
После консилиума от 7 августа 1948 года я договорилась с МАЙОРОВЫМ взять электрокардиографии в Москву для консультации с НЕЗЛИНЫМ. После консультации я написала заключение, в котором указала, что у больного А.А. ЖДАНОВА имеется коронарокардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность с ишемией миокарда и что можно думать о наличии множественных, точечных очагов некроза, что внутрижелудочковую блокаду можно объяснить ухудшением функционального состояния миокарда. Это заключение 8 августа 1948 года я отнесла в секретариат Лечсанупра и передала кому-то из сотрудников, кому именно сейчас не помню, с просьбой отправить его в Валдай доктору МАЙОРОВУ.
После 7 августа у больного A.A. ЖДAHOBA электрокардиограмм я больше не снимала. Примерно в середине сентября 1948 года, возвратившись из отпуска, в «Соснах» я встретила ВИНОГРАДОВА, который рассказал мне, что после моего отъезда из Валдая А.А. ЖДАНОВ чувствовал себя вначале удовлетворительно. Затем 28 августа 1948 года у А.А. ЖДАНОВА опять повторился приступ сердечной астмы, что приехала доктор ТИМАШУК, сняла электрокардиограмму и заявила, что она не согласна с диагнозом, который поставила КАРПАЙ, так как находит у больного свежий инфаркт миокарда.
Далее ВИНОГРАДОВ сказал мне, что доктор ТИМАШУК направила в МГБ заявление, в котором обвиняла нас в преступном лечении А.А. ЖДАНОВА. В связи с заявлением ТИМАШУК, сказал далее ВИНОГРАДОВ, им был созван консилиум в составе ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА в кабинете ЕГОРОВА, где была зачтена история болезни и даны электрокардиограммы.
Я спросила Владимира Никитича — вы читали мое подробное заключение? Он ответил — читал. На вопрос ВИНОГРАДОВА, кому я показывала электрокардиограмму, я ответила — НЕЗЛИНУ. Я поинтересовалась, какое было заключение консилиума, на что ВИНОГРАДОВ ответил, что в принципе такое же, каким было мое. На мой вопрос, был ли обнаружен свежий инфаркт на вскрытии, ВИНОГРАДОВ ответил отрицательно.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Вы знакомились с заключением, о котором говорит КАРПАЙ?
ОТВЕТ. Нет, такого заключения я не видел. Действительно в «Соснах» КАРПАЙ я рассказал о всех перипетиях, произошедших в связи с решительным и правильным заявлением доктора ТИМАШУК о наличии у А.А. ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, но повторяю, что заключение КАРПАЙ, в котором бы шла речь об очагах некроза, я не видел.
ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ. Не говорили ли вам ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ о том, что ими было получено заключение, о котором говорит КАРПАЙ?
ОТВЕТ. Нет, не говорили.
ЗАЯВЛЕНИЕ ВИНОГРАДОВА. Я не знаю, почему у Софьи Ефимовны во всех ответах какая-то двойственность: то она думает об инфаркте, то о точечных очагах, то о мелких некрозах. И, если разрешите мне, как человеку, который проработал с Софьей Ефимовной много лет, всегда относился к ней хорошо, то я бы позволил себе дать ей совет: Софья Ефимовна, нужно сознаться. Нужно сказать прямо — свежий инфаркт миокарда у А.А.ЖДАНОВА был.
ЗАЯВЛЕНИЕ КАРПАЙ. У меня никакой двойственности нет. Я и сейчас говорю, что в первые дни, когда не было динамики электрокардиограмм, отрицать свежий инфаркт миокарда нельзя было, но в то же время типических признаков наличия его не имелось.
ВОПРОС ОБОИМ АРЕСТОВАННЫМ. Вопросы друг к другу имеете?
ВИНОГРАДОВ. К Софье Ефимовне КАРПАЙ вопросов у меня нет.
КАРПАЙ. Владимир Никитич, при встрече в «Соснах» вы спрашивали у меня, кому я показывала заключение?
ОТВЕТ ВИНОГРАДОВА. КАРПАЙ сказала, что она электрокардиограмму А.А. ЖДАНОВА консультировала с профессором НЕЗЛИНЫМ, но это не было связано с каким-то ее заключением.
КАРПАЙ. Скажите, Владимир Никитич, вы умышленно скрыли свежий инфаркт миокарда у А.А.ЖДАНОВА?
ОТВЕТ ВИНОГРАДОВА. Да, я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ с умыслом скрыли образовавшийся у больного А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда, а вы согласились с нами и фактически стали нашей сообщницей. Я знаю вас, Софья Ефимовна как опытного электрокардиографиста и к тому же опытного клинициста, поэтому вы на основании всего комплекса могли и должны были диагностировать у А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.
Очная ставка окончена в 01 час. 00 мин.
Протокол очной ставки нами прочитан, показания с наших слов записаны верно.
ВИНОГРАДОВ
КАРПАЙ
Очную ставку провели:
Ст. следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР, майор госбезопасности МЕРКУЛОВ Следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР, капитан госбезопасности ЕЛИСЕЕВ Следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР, капитан госбезопасности СМЕЛОВ
Стенографировала Конопленко, тетр[адь] 497.
17:37 18.11.2021
При параноидальной шизофрении поведение больного характеризуется враждебностью и агрессивностью, подозрительностью, напряжённостью, нетерпимостью, раздражительностью. Чаще проявляется бредом преследования, величия, отношения, воздействия, иногда другими бредовыми идеями. Больные бредом преследования стремятся обнаружить своих врагов. Идеи воздействия при этом могут меняться с вредоносных на «доброжелательные», происходит повышение фона настроения. Впоследствии возникает бред величия фантастического и абсурдного содержания (больной, к примеру, может верить, что на него возложена особая миссия, что он влияет на судьбы всех людей).
17:37 18.11.2021
Дело рассыпалось в первые дни после смерти Сталина. Лаврентий Берия с самого начала отрицательно относился к этой авантюре — и не замедлил свести на нет старания следователей. Это неудивительно. «Дело врачей» косвенно было направлено именно против Берии. Американские советологи прямо утверждали, что Сталин затевает новую чистку, чтобы убрать энергичного конкурента-соплеменника, — и в этом мнении есть резон.
Шпион, выйди вон: за что расстреляли Лаврентия Берию Был ли всесильный министр внутренних дел советским генералом Пиночетом? 4 апреля 1953 года в центральных газетах было опубликовано сообщение МВД: «Министерство внутренних дел СССР провело тщательную проверку всех материалов предварительного следствия и других данных по делу врачей, обвинявшихся во вредительстве, шпионаже и террористических действиях в отношении активных деятелей Советского государства. В результате проверки установлено, что привлеченные по этому делу профессор Вовси М.С., профессор Виноградов В.Н., профессор Коган М.Б., профессор Коган Б.Б., профессор Егоров П.И., профессор Фельдман А.И., профессор Этингер Я.Г., профессор Василенко В.Х., профессор Гринштейн А.М., профессор Зеленин В.Ф., профессор Преображенский Б.С., профессор Попова Н.А., профессор Закусов В.В., профессор Шерешевский И.А., врач Майоров Г.И. были арестованы бывшим Министерством государственной безопасности СССР неправильно, без каких-либо законных оснований». Говорилось и о том, что признательные показания следствие добывало незаконными методами. Подполковник МГБ Михаил Рюмин, разрабатывавший дело с особой ретивостью, был уволен из органов и сам оказался под следствием. Несчастных профессоров выпустили. Скандальное дело, которое только заваривалось, навсегда перешло в область пересудов и домыслов.
19:39 18.11.2021
Из записки С.Д. Игнатьева И.В. Сталину о следственном деле С.Е. Карпай
02.04.1952
Совершенно секретно
Товарищу СТАЛИНУ
Докладываю Вам, что МГБ СССР закончены следствием следующие дела
[…]
4. Следственное дело на КАРПАЙ Софью Ефимовну, бывшего врача Центральной поликлиники Министерства здравоохранения, 1903 года рождения, еврейку, бывшего члена ВКП(б).
Обвиняется в проведении террористической деятельности. С 1930 года поддерживала связь с особо опасным государственным преступником ЭТИНГЕРОМ Я.Г., знала об отдельных его вражеских проявлениях.
Проведенной по делу медицинской экспертизой установлено, что КАРПАЙ были неправильно расшифрованы электрокардиограммы А.А. Жданова, и у него не был обнаружен инфаркт миокарда, в результате чего режим лечения А.А. Жданова был нарушен.
Установлено также, что в 1941 году КАРПАЙ, являясь лечащим врачом М.И. Калинина, выписала ему увеличенную в 10 раз, по сравнению с положенной, дозу стрихнина, которая не была выдана больному лишь благодаря вмешательству работников аптеки.
КАРПАЙ, отрицая наличие в ее действиях террористического умысла, заявляет, что рецепт с увеличенной дозой стрихнина она выписала М.И. Калинину по ошибке, а выводы медицинской экспертизы по электрокардиограмме А.А. Жданова считает неправильными.
Продолжать следствие по делу КАРПАЙ не было возможности из-за ее тяжелого болезненного состояния. Дело КАРПАЙ целесообразно направить на рассмотрение Особого совещания при МГБ СССР и осудить КАРПАЙ на 10 лет тюремного заключения.
С. ИГНАТЬЕВ
На документе помета: «Отпечатано 5 экз. Разослано: товарищам Маленкову, Берия, секретариату МГБ СССР, секретариату следчасти по особо важным делам. Исполнитель т. Коняхин».
20:05 18.11.2021
Я прошу обратить внимание на фразу Игнатьева о ее (доктора Карпай) " тяжелого болезненного состояния".
Это чистая правда, единственная женщина в "деле врачей" проявила невиданную стойкость на допросах. Допросы были "конвейерными" то есть продолжались круглые сутки. Применялись самые зверские пытки из набора МГБ. Но Карпай выдержала всё и ни по единому эпизоду, своей вины не признала.
Эта стойкость стоила ей потерей здоровья, она превратилась в полного инвалида и умерла в своей постели (спасибо советской власти) в 1955 году, её не исполнилось даже 52 лет.
Я думаю излишне говорить, что все обвинения против неё, в марте 1953 после смерти Сталина, были полностью сняты и она была признана потерпевшей от гебешного произвола.
06:47 19.11.2021
Документ №7
Протокол допроса В.Н. Виноградова 17.11.1952
ВИНОГРАДОВ В.H., 1882 года рождения, уроженец гор. Ельца, Орловской области, беспартийный, бывший директор терапевтической клиники 1-го Московского Медицинского института и профессор-консультант Лечсанупра Кремля.
Допрос начат в 12 часов.
ВОПРОС: В течение двух недель вы уклоняетесь от прямых ответов, хитрите, передергиваете факты, одним словом, не хотите сказать правду о совершенных вами преступлениях и назвать своих сообщников. Не злоупотребляйте терпением следствия!
ОТВЕТ: На те вопросы, которые мне задаются, я стараюсь отвечать как можно полнее.
ВОПРОС: Но не говорите правду.
ОТВЕТ: Я показываю то, что знаю.
ВОПРОС: Вы признаете, что умертвили товарища Жданова А.А.1
ОТВЕТ: Я признаю, что по моей вине жизнь А.А. Жданова была сокращена. При лечении я допустил ошибку в диагностике, приведшую к тяжелым последствиям, а затем к его смерти. Злого умысла в моих действиях не было.
ВОПРОС: Будем изобличать вас. Для начала сошлемся на некоторые обстоятельства умерщвления товарища Жданова А.А. Перед направлением товарища Жданова А.А. в 1948 году в Валдай вы выполнили по отношению к больному хотя бы элементарные требования медицины?
ОТВЕТ: Нет. До направления А.А. Жданова в Валдай я и имевшие отношение к его лечению ЕГОРОВ и МАЙОРОВ не обеспечили за больным нужного ухода, хотя они, так же как и я видели, что болезнь его прогрессировала. Перед отъездом А.А. Жданова из Москвы в Валдай в июле 1948 года мы не произвели всестороннего врачебного обследования больного, которое позволило бы еще тогда более точно определить характер его заболевания и назначить нужное лечение. В период нахождения А.А. Жданова в Валдае мною, ЕГОРОВЫМ, МАЙОРОВЫМ совместно с ВАСИЛЕНКО также не соблюдались элементарные медицинские правила, больной не подвергался надлежащим обследованиям, несмотря на то, что в Валдае имелись все возможности произвести лабораторное, электрокардиографическое и рентгеновское исследования.
ВОПРОС: Почему же вы так преступно относились к больному товарищу Жданову А.А.?
ОТВЕТ: Могу сказать только, что я виновен полностью.
ВОПРОС: Пойдем дальше. Вы знали, что электрокардиограммы, снятые у товарища Жданова А.А., указывали на наличие у него инфаркта миокарда.
ОТВЕТ: Знал.
ВОПРОС: Вы отвергли эти данные?
ОТВЕТ: Да, отверг.
ВОПРОС: Почему?
ОТВЕТ: 25 июля 1948 года электрокардиограммы, снятые врачом КАРПАЙ, не были типичными для инфаркта миокарда, в связи с чем я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВ и КАРПАЙ после обсуждения между собой приняли решение инфаркт миокарда не диагностировать. Не буду скрывать, что главная вина за это ложится на меня, так как в определении характера болезни А.А. Жданова мне принадлежало решающее слово.
ВОПРОС: Врач ТИМАШУК, снимавшая у товарища Жданова А.А. электрокардиограммы после КАРПАЙ, сигнализировала вам, что у больного инфаркт миокарда и вы своим лечением наносите ему непоправимый вред?
ОТВЕТ: Такой сигнал был.
ВОПРОС: Как вы поступили?
ОТВЕТ: Мы не послушали ТИМАШУК.
ВОПРОС: Больше того, вы постарались ее дискредитировать.
ОТВЕТ: Признаю. Я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ 28 августа 1948 года, накануне второго сердечного приступа, случившегося у больного А.А. Жданова, в ответ на заявление ТИМАШУК, что лечение А.А. Жданова ведется неправильно, коллективно обвинили ее в невежестве и снова отвергли диагноз инфаркта миокарда. Тогда же мы настояли на том, чтобы ТИМАШУК не писала об инфаркте в заключении по электрокардиограмме. После смерти А.А. Жданова мы 6 сентября 1948 года устроили специальное совещание, на котором, опираясь на данные вскрытия тела А.А. Жданова, сделали все, чтобы дискредитировать ТИМАШУК и доказать, что она была не права.
ВОПРОС: В клиническом диагнозе 20 августа 1948 года вы записали:
«Принимая во внимание клиническую картину и данные повторных электрокардиографических исследований, необходимо признать наличие... миомалятических очагов».
Нет логики. Вы отвергали инфаркты миокарда и в то же время в завуалированной форме признали их, коль указали на очаги миомаляции.
ОТВЕТ: Мне сказать в оправдание нечего. Эти факты изобличают неопровержимо . Но, тем не менее, я все-таки настаиваю, что лично в моих действиях нет злого умысла.
Было так. 25 июля, недооценив электрокардиографические данные, я совершил медицинскую ошибку. 28 августа, когда вторично электрокардиограммы, снятые врачом ТИМАШУК, подтвердили, что у А.А. Жданова инфаркт миокарда, а 29 августа с больным случился второй сердечный приступ, я понял, что моя ошибка привела к неправильному лечению А.А. Жданова и грозит больному трагическими последствиями. Начиная с этого момента я стал делать все для того, чтобы скрыть свою ошибку, выгородить себя и принимавших участие в лечении А.А. Жданова ЕГОРОВА, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВА и КАРПАЙ, для которых не было секретом, что мы все виновны в преждевременной смерти А.А. Жданова.
ВОПРОС: Значит, пока вы признаете, что преступный умысел появился в ваших действиях после того, как врач ТИМАШУК изобличила вас в неправильном лечении товарища Жданова А.А.
ОТВЕТ: Да. Я признаю, что начиная с 28 августа все наши действия проводились с умыслом и были рассчитаны на то, чтобы скрыть, что по нашей вине жизнь А.А. Жданова была сокращена. Именно с этой целью в клиническом диагнозе, составленном мною, ВАСИЛЕНКО, ЕГОРОВЫМ и МАЙОРОВЫМ, была записана двусмысленная формулировка о миомалятических очагах, затем по инициативе ЕГОРОВА было созвано совещание, на котором мы пытались совместными усилиями дискредитировать врача ТИМАШУК. ЕГОРОВЫМ, вместе с тем, были приняты меры к тому, чтобы инфаркты миокарда не были обнаружены после вскрытия тела покойного А.А. Жданова.
ВОПРОС: Вами лично что еще предпринималось?
ОТВЕТ: 31 августа 1948 года, стремясь выбить из рук врача ТИМАШУК ее основной козырь — электрокардиографические данные, я провел заочный консилиум с участием профессоров ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА, которые дали нужное мне заключение.
ВОПРОС: Когда они вошли в сговор с вами?
ОТВЕТ: Прямо я ЗЕЛЕНИНУ, ЭТИНГЕРУ и НЕЗЛИНУ ничего не говорил, но провел этот консилиум так, что им было понятно, какое заключение я хотел бы получить от них.
ЗЕЛЕНИНА я знаю десятки лет, это профессор старой дореволюционной школы, твердо соблюдавший правило: «не делай зла другому», и я был уверен, что если он поймет мое затруднительное положение, то всегда подаст руку помощи. Так оно и случилось. ЗЕЛЕНИН дал расплывчатое заключение, которое впоследствии позволило мне говорить, что консилиум не нашел у больного А.А. Жданова инфаркта миокарда.
ЭТИНГЕР тоже близкий мне человек, мои отношения с ним позволяли мне надеяться, что он не подведет меня, а НЕЗЛИН его ученик, всегда следовавший за своим учителем.
Короче говоря, все трое — ЗЕЛЕНИН, ЭТИНГЕР и НЕЗЛИН, после того, как в начале консилиума я многозначительно заявил им, что по моему мнению у больного инфаркта нет, присоединились к моей точке зрения.
ВОПРОС: К вашим отношениям с ЗЕЛЕНИНЫМ, ЭТИНГЕРОМ и НЕЗЛИНЫМ мы еще вернемся, а сейчас скажите, разве до того, как врач ТИМАШУК установила у товарища Жданова А.А. инфаркт миокарда, не хватало клинических данных для того, чтобы сделать такой же вывод раньше?
ОТВЕТ: Клиника болезни А.А. Жданова и, в частности, электрокардиограммы, которые снимала в конце июля КАРПАЙ, давали основание говорить уже в то время о наличии у больного А.А. Жданова инфаркта миокарда. Тем моя вина и усугубляется, что в руках у меня было достаточно данных, чтобы предотвратить неправильное лечение А.А. Жданова.
Хочу только повторить, что в основе этого преступления, его первоисточником явилась медицинская ошибка, которую я допустил как консультант, руководивший лечением А.А. Жданова.
ВОПРОС: Будем изобличать вас дальше. Вы уже признались, что по вашей вине не только жизнь товарища. Жданова А.А., но и жизнь товарища Щербакова А.С. была сокращена. Так это?
ОТВЕТ: Да, я это признал. При наличии у больного А.С. Щербакова тяжелого заболевания — обширного инфаркта миокарда, осложненного аневризмой сердца, я и привлекавшиеся к его лечению ЭТИНГЕР и ЛАНГ были обязаны создать для него длительный постельный режим. Мы же этот режим до конца не выдержали: в последний период жизни А.С. Щербакова мы разрешили ему излишние движения, которые пагубно отразились на здоровье больного.
Особенно на этом настаивал ЛАНГ, который как-то даже заявил больному А.С. Щербакову: «Если бы Вы были у меня в клинике, я бы Вас уже выписал». Это создало у больного А.С. Щербакова ложное впечатление о том, что он может разрешить себе большую нагрузку, чем позволяло состояние его здоровья.
Если к этому прибавить еще тот факт, что больной А.С. Щербаков 8 и 9 мая 1945 года совершил две длительные поездки на автомашине, и дежурившие при нем врачи РЫЖИКОВ и КАДЖАРДУЗОВ не воспрепятствовали этому, то станет очевидным, что по вине нас, врачей, жизнь А.С. Щербакова была сокращена.
ВОПРОС: Еще чьи жизни были сокращены при вашем участии?
ОТВЕТ: Других фактов не было.
ВОПРОС: Были, и мы допросим вас об этом, а сейчас подведем итог тому, что вы уже признали. Вместе со своими сообщниками вы умертвили товарища Жданова А.А. и товарища Щербакова А.С., неужели вы не понимаете, что вы изобличены, что вам так или иначе придется сказать, чьи задания вы выполняли, кто ваши хозяева, где корни тех преступлений, которые вы совершили.
ОТВЕТ: Хозяев у меня не было. Умышленно ни А.А. Жданова, ни А.С. Щербакова я не убивал. На это не влияло даже то, что у меня, как я показывал, были антисоветские настроения и связи с враждебными советской власти лицами.
ВОПРОС: С кем?
ОТВЕТ: В период учебы в Московском университете я примыкал к эсерам, принимал участие в их собраниях и разделял их политическую программу. Связи с эсерами, однокурсниками по университету ДОЛБНЕЙ (умер в 1947 году) и ТАРАСЕНКОВЫМ (умер) сделали меня убежденным сторонником буржуазно-демократического строя. Не прошло для меня бесследно и мое долголетнее участие в так называемом Пироговском обществе врачей, где я всецело поддерживал реакционную линию, проводившуюся кадетско-эсеровским большинством этой организации.
В общем, связь с эсерами и участие в Пироговском обществе врачей подготовили меня таким образом, что Октябрьскую революцию я встретил враждебно. В первый период установления советской власти я был против конфискации помещичьих земель, считая, что их надо было сохранить как «очаг культурного земледелия».
Позже я враждебно отнесся к политике индустриализации страны, полагая, что такая аграрная страна, как Россия, не может выдержать столь быстрых темпов. В силу своих эсеровских взглядов я был против ликвидации кулачества и коллективизации сельского хозяйства.
ВОПРОС: Кто разделял ваши вражеские взгляды?
ОТВЕТ: В те годы моими единомышленниками являлись эсеры ДОЛБНЯ, в последний период своей жизни профессор-психиатр, и ВИХЕРТ, который одно время был моим научным руководителем, умер в 1928 году.
Кроме того, я поддерживал связь с ПЛЕТНЕВЫМ, осужденным за террористическую деятельность, и разделял его вражеские убеждения о «несовершенстве советского строя». Связь с ПЛЕТНЕВЫМ у меня прекратилась приблизительно в 1925 году, мы разошлись с ним, так как я не смог перенести его оскорбительное отношение ко мне как к специалисту.
Последние годы я имел связь с ЭТИНГЕРОМ и ныне умершим ПЕВЗНЕРОМ — бывшим директором клиники Института питания, часто вел с ними антисоветские беседы, разделяя их вражеские убеждения.
ВОПРОС: Какие именно?
ОТВЕТ: С ПЕВЗНЕРОМ мы сходились на том, что в СССР право на бесплатное лечение фактически не осуществляется, павловское учение искусственно переносится в такие области медицины, к которым оно якобы не имеет отношения, что в СССР нельзя, мол, издать достаточное количество научных произведений из-за слабости полиграфической базы, что наука в СССР процветает только на словах, на деле же она на каждом шагу встречает всевозможные препятствия.
С ЭТИНГЕРОМ меня сближало общее недовольство внешней политикой Советского Союза. Как ЭТИНГЕР, так и я считали, что советское правительство занимает по отношению к США и Англии неправильную политику: вместо сближения с ними и налаживания торговли создает конфликты, мешающие развитию научных и иных связей. Я и ЭТИНГЕР стояли на той точке зрения, что наука, в частности медицина, на Западе развита более высоко, нежели в СССР.
Должен сказать, что эти вражеские настроения возникли у меня в известной мере под влиянием ЭТИНГЕРА, который, как это было известно среди ученых Москвы, являлся ярым приверженцем США.
ВОПРОС: И вместе с этим ЭТИНГЕРОМ вы сократили жизнь товарища Щербакова А.С., а затем так же сообща заметали следы умерщвления товарища Жданова А.А. Как видите, злой умысел в ваших действиях сам выплывает наружу, хотя вы и пытаетесь его тщательно скрыть.
ОТВЕТ: Я не отрицаю, что мои антисоветские убеждения, связь с ЭТИНГЕРОМ и другими враждебными советской власти лицами, которых я уже назвал, сказывались на моем отношении к лечению руководителей партии и советского правительства.
Я не проявлял заботы об их здоровье, и меня этот вопрос не волновал. Я жил своим миром и своими интересами: коллекционировал ценные картины, скупал бриллианты, имел страсть к деньгам.
ВОПРОС: Особенно к долларам и фунтам стерлингов?
ОТВЕТ: Такой страсти у меня не было.
ВОПРОС: Но были связи с теми, кто мог платить ими.
ОТВЕТ: Я никому не продавался. Верно, я несколько раз выезжал за границу — в Германию, Австрию и Францию. Встречался там с рядом ученых: в Германии работал в клиниках БЕРГМАНА, ШОТМЮЛЛЕРА, ВАНДЕРРЕЙСТА; в Австрии знакомился с лабораториями НООРДЕНА, ЭПИНГЕРА и ЯГИЧА; во Франции я посещал клиники КАРНО, ЛЯБЕ, ЛОБРИ и РАТРИ. Все эти лица были известны в ученом мире как видные специалисты. Мои отношения с ними не выходили за рамки общения, обусловленного взаимными интересами к науке. Связей преступного характера у меня ни с кем из иностранцев не было.
ЗАЯВЛЕНИЕ СЛЕДСТВИЯ
Мы имеем поручение руководства передать вам, что за совершенные вами преступления вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда идут корни ваших преступлений, на кого вы ориентировались, кто ваши хозяева и сообщники. Нам также поручено передать вам, что, если вы пожелаете раскаяться до конца, вы можете изложить свои показания в письме на имя вождя, который обещает сохранить вам жизнь в случае откровенного признания вами всех ваших преступлений и полного разоблачения своих сообщников. Всему миру известно, что наш вождь всегда выполняет свои обещания.
ВОПРОС: Что же вы молчите?
ОТВЕТ: Я нахожусь в трагическом положении, мне нечего сказать. Иностранцам я не служил, меня никто не направлял, и сам я никого в преступления не втягивал.
Вводится арестованный МАЙОРОВ Г.И.
ВОПРОС МАЙОРОВУ: Кто направлял вас, вместе с кем вы совершали злодеяния, о которых показали на следствии?
OTBEТ: Меня в преступления втянул профессор ВИНОГРАДОВ.
ВОПРОС ЕМУ ЖЕ: А кому служил ВИНОГРАДОВ?
ОТВЕТ: Безусловно, американцам.
Арестованный МАЙОРОВ Г.И. уводится.
ВОПРОС: Как видите, ваши же сообщники изобличают вас как преступника, находившегося на службе у иностранных государств.
ОТВЕТ: МАЙОРОВ прав только в одном: я действительно втянул его в преступление, когда стал скрывать всевозможными путями свою ошибку в лечении больного А.А. Жданова. Но МАЙОРОВ клевещет на меня, заявляя, что я работал на американцев. Он, скорее, мог назвать меня немецким шпионом, так как я симпатизировал немцам, в науке был приверженцем немецкой школы, ездил в Германию, где ученые, с которыми мне приходилось встречаться, хорошо меня принимали.
ВОПРОС: Следствие не ограничивает вас, оно требует лишь, чтобы вы говорили правду — кому служили и во имя чего.
ОТВЕТ: Шпионом я не был.
ВОПРОС: Предоставляем вам возможность подумать — выход у вас один: правдивые показания о корнях ваших преступлений, сообщниках и хозяевах.
Допрос окончен в 23 час. 30 мин.
Протокол записан с моих слов верно, мной прочитан.
ВИНОГРАДОВ
ДОПРОСИЛИ:
Зам[еститель] начальника следчасти по особо важным делам МГБ СССР полковник госбезопасности СОКОЛОВ
Старший следователь следчасти по особо важным делам МГБ СССР майор госбезопасности МЕРКУЛОВ
Копия верна
Оперуполномоченный следчасти по особо важным делам МГБ СССР майор госбезопасности СТРАХОЛЮБОВ
ЦА ФСБ РФ. Архивная коллекция. Копия, заверенная печатью МГБ СССР.
06:54 19.11.2021
Буквально несколько слов об академике Виноградове.
Виноградов Владимир Николаевич (1882−1964). Врач-терапевт, заслуженный деятель науки РСФСР (1940). Академик АМН СССР (1944). Родился в Москве, окончил медицинский факультет Московского университета. В 1929—1942 гг. — заведующий кафедрой терапии 2-го Московского мединститута, с 1943 г. до конца своих дней возглавлял кафедру факультетской терапии 1-го Московского мединститута им. Сеченова, одновременно — главный терапевт Лечебно-санитарного управления Кремля.
В 1964 году, во время траурной церемонии на Новодевичьем кладбище, Почётный караул нес все награды академика Виноградова. Среди них:
-Георгиевский крест 4-й степени -заслуженный деятель науки РСФСР (1940) -медаль «Серп и Молот» Героя Социалистического Труда (1957) -пять орденов Ленина -орден Трудового Красного Знамени
Академик Виноградов был награждён Государственной премией СССР (1969, посмертно) — за эффективную диагностику и организацию лечения больных инфарктом миокарда. .
09:45 19.11.2021
Возможно, с подачи Берии, новым начальником следственной части по особо важным делам и руководителем следствия по «делу врачей» стал первый заместитель министра госбезопасности С.А. Гоглидзе. Сталин уполномочил Гоглидзе от имени «инстанции» передать следователям по особо важным делам, что в МГБ «нельзя работать в белых перчатках, оставаясь чистенькими». Одновременно он распорядился ознакомить арестованных врачей с официальным заявлением следствия, содержавшим обещание сохранения жизни в обмен на полное признание «всех преступлений».
Однако эта уловка, взятая из арсенала методов «большого террора», особого эффекта не имела. Не поддался на этот коварный прием и профессор Виноградов, протоколы допросов которого составили основу данной публикации. За это к нему применили «острые» методы допроса. Оказавшись на грани жизни исмерти, Виноградов уступил истязателям и подписал подготовленное ими «признание» в «шпионско-террористической деятельности».
Выкристаллизовалась следующая схема «заговора».
Виноградова еще в конце 1936 г. завербовал брат Б.Б. Когана «английский шпион» М.Б. Коган, который с 1934 г. работал в Лечсанупре как профессор-консультант. Утверждалось, что это «давнишний агент Интеллидженс сервис», выходец из «мелкобуржуазной» социалистической рабочей партии, был хорошо знаком с С.М. Михоэлсом, И.С. Фефером, Б.А. Шимелиовичем и другими руководителями Еврейского антифашистского комитета, лечил семью В.М. Молотова, являлся с 1944 г. личным врачом его жены, П.С. Жемчужиной.
После нескольких допросов с пристрастием Виноградов «сознался», что М.Б. Коган вплоть до своей смерти в ноябре 1951 г. требовал сообщать ему о состоянии здоровья и положении дел в семьях Сталина и других руководителей. В последующие месяцы, согласно той же схеме следствия, функции «куратора» Виноградова по «секретному приказу из Лондона» были переданы директору клиники лечебного питания профессору М.И. Певзнеру. Тот, оказывается, выехав в начале 1930-х гг. в Карлсбад, попал в шпионские сети, которые искусно расставил его родственник, некий Мендель Берлин, выходец из России, получивший британское подданство.
Вскоре, согласно сценарию, в клинику к Певзнеру для непосредственного контроля над ним и как связника с резидентом английской разведки в Москве «внедряют» брата Менделя Берлина — советского гражданина, профессора медицины Л.Б. Берлина. И вот этот последний, встретившись в декабре 1945 г. с сыном своего лондонского брата Исайей Берлиным, приехавшим в Москву в качестве второго секретаря посольства Великобритании, налаживает через него регулярную отправку секретной информации за границу.
Начинает функционировать канал шпионской связи, обслуживающий следующую агентурную сеть: В.Н. Виноградов — М.Б. Берлин — М.И. Певзнер — Л.Б. Берлин. В 1951 г. в связи со смертью Когана Виноградов стал контактировать непосредственно с Певзнером. Это было-де тем более удобно, так как последний входил в состав редколлегии возглавлявшегося Виноградовым журнала «Терапевтический архив».
11:29 19.11.2021
Чтобы подкрепить эту версию «фактами», 10 декабря 1952 г. в Москву из тайшетского лагеря возвратили Л.Б. Берлина, осужденного ранее как еврейского националиста.
14 декабря следователи К.А. Соколов и И.Ф. Пантелеев, обвинив его в сокрытии шпионской деятельности, заявили, что применят меры физического воздействия, если он не сознается в передаче полученных от Виноградова сведений своему племяннику Исайе в английское посольство.
Тем не менее Берлин отказался возводить напраслину на себя и Виноградова. Для более основательной «обработки» его перевели в Лефортовскую тюрьму, где он предпринял несколько попыток самоубийства. После этого Берлина стали круглосуточно содержать в наручниках. В конце концов его удалось сломать, он «признался» в сотрудничестве с британской разведкой начиная с момента «вербовки» в 1936 г. и до ареста в 1952 г.
Помимо Виноградова, Берлина, Когана и Певзнера к агентуре английской разведки следствием были «приписаны» П.И. Егоров, Василенко, Бусалов и В.Ф. Зеленин. Последний, арестованный 25 января 1953 г., оказался даже двойным агентом, так как показал, что с 1925 г. и до начала Второй мировой войны верой и правдой служил германской разведке и получал шпионские задания через «еврейского националиста» профессора М.С. Вовси.
Когда столь абсурдное обвинение в шпионаже в пользу гитлеровской Германии следователь предъявил самому Вовси, тот с горечью заметил:
«Вы сделали меня агентом двух разведок, не приписывайте хотя бы германскую — мой отец и семья брата были замучены фашистами в Двинске».
На что последовал ответ:
«Не спекулируйте кровью своих близких».
Поскольку Вовси приходился двоюродным братом Михоэлса, следователи, окрестив его « предводителем сионистов, окопавшихся в советской медицине », инкриминировали ему связь с американской разведкой через родственника, трагически погибшего в начале 1948 г.
Начиная с 21 ноября, когда силы оставили профессора, он стал не читая, механически подписывать составленные следователями протоколы, в которых бездоказательно проводилась идея о руководящей и направляющей роли разведывательной службы США и международных сионистских организаций в формировании «заговора кремлевских врачей».
Именно от этих «заокеанских хозяев» он, главный терапевт Министерства вооруженных сил СССР (был им до 1949 г.), лечивший Ф.И. Толбухина, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.М. Василевского, Г.И. Левченко, Я.Н. Федоренко и других советских военачальников, получил якобы задание вывести из строя командный состав Советской Армии. По воле следователей в ближайшие сообщники к Вовси попали профессора Б.Б. Коган и Я.С. Темкин.
