> политические репрессии при сталине - это преследование по политическим мотивам >
Силовая смена элит...
00:56 20.11.2020
Думаю многие знают, что период репрессий под названием "Большой террор" начался в 1937 году. Тогда начальником УНКВД НСО был Сергей Наумович Мировнов
Родился в Киеве в семье мелкого торговца. Еврей. Окончил Киевское коммерческое училище (1913), затем учился в Киевском коммерческом институте. Одновременно давал частные уроки. Принимал участие в Первой мировой войне.
1915—1918 гг. — служба в русской армии, прапорщик (1916), поручик (февраль 1917) 1918—1920 гг. — служба в РККА. 1920—1921 гг. — уполномоченный, начальник активного отделения Особого отдела 1-й Конной армии (с 1921 — Северо-Кавказского военного округа). 1921 г. — начальник иностранного отдела полпредства ВЧК по Юго-Востоку России. 1921—1922 гг. — заместитель председателя Черноморской губернской ЧК, заместитель начальника Особого отдела Чёрного и Азовского морей. 1922 г. — начальник Горского областного отдела ГПУ. 1922—1925 гг. — начальник Восточного отдела полпредства ГПУ (с 1923 — ОГПУ) по Северо-Кавказскому краю. с мая 1925 г. — член РКП(б). 1925 г. — начальник Чечено-Грозненского областного отдела ОГПУ. 1925—1928 гг. — начальник Владикавказского окружного отдела ОГПУ. 1928—1931 гг. — начальник Кубанского окружного отдела ОГПУ. 1931—1933 гг. — заместитель полномочного представителя ОГПУ по Казахстану, и одновременно в 1931—1932 гг. — начальник Секретно-оперативного управления полпредства ОГПУ по Казахстану. 28 сентября 1933—10 июля 1934 гг. — начальник Днепропетровского областного отдела ОГПУ. 15 июля 1934—28 ноября 1936 гг. — начальник Управления НКВД Днепропетровской области. 28 декабря 1936—15 августа 1937 гг. — начальник Управления НКВД по Западно-Сибирскому краю. С 14.03.1937 г. — комиссар государственной безопасности 3-го ранга. Этот период отмечен вхождением в состав особой тройки, созданной по приказу НКВД СССР от 30.07.1937 № 00447[1], и активным участием в сталинских репрессиях[2]. 19 августа 1937—3 мая 1938 гг. — Полномочный представитель СССР в Монголии. 1938—1939 гг. — заведующий II Восточным отделом НКИД СССР.
Депутат Верховного Совета РСФСР 1-го созыва.
Работа в НКИД его не спасла. Был арестован в 1939-ом и расстрелян в 1940 году.
Я зачем его вспоминаю... затем, что бы стало понятным, что руководители УНКВД не действовали самостоятельно. Ведь у них было свое начальство. Так вот, товарищ Миронов давал показания, в том числе и по поводу начала этого Большого террора. Но сначала о директивах
"12 июля 1937 г. в адрес начальников областных НКВД (по списку) были направлены шифртелеграммы № 299 и .№ 300 идентичного содержания, с единственным дополнением во втором из них: «Пятое, Вам надлежит прибыть [на] совещание [к] 16 июля, имея на руках план операции и все материалы учета». (ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 147. Л. 351)."
Сама директива
"Адреса по списку2*
В дополнение директивы наркома № 266.
Первое — операцию по репрессированию бывших кулаков и уголовников не начинать, повторяю не начинать. О дне начала операции и порядке ее проведения последует особое распоряжение наркома.
Второе — имеющееся до начала операции время использовать на: проработку уже выявленных кулаков и уголовников; уточнение и углубление собранных на них компрометирующих материалов; довыявление бывших кулаков и уголовников еще не взятых на учет и на уточнение учета.
Третье — выявленных в процессе этой работы наиболее озлобленных активных кулаков и социально-опасных уголовников арестовывать, проводить следствие, но дела на тройках не рассматривать, приговоров не выносить и не приводить их в исполнение до особых указаний наркома.
Четвертое — ввиду особой политической важности операции нарком на 16 июля созывает специальное совещание59, на котором будут обсуждены: планы проведения операции, собранные материалы учета по каждой категории, отдельно кулаков и уголовников, и техника проведения операции. Совещание будет проведено в две очереди.
Пятое — Вам надлежит прибыть на совещание к 16 июля, имея на руках план операции и все материалы учета.
"Стенограмма этого совещания не сохранилась, а может быть, и не велась, но имеются свидетельства отдельных его участников, выявленные в Центральном архиве ФСБ России в следственных делах на наркома Н.И.Ежова и его заместителя М.П.Фриновского. Речь идет о показаниях С.Н.Миронова (начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю), А.И.Успенского (нарком внутренних дел УССР), и Н.В.Кондакова (нарком внутренних дел Армянской ССР) и др. На основании этих свидетельств вырисовывается следующая картина июльского совещания 1937 г. Его проведение осуществляли Ежов и Фриновский. Первый говорил о политической значимости мероприятия, второй — давал практические установки. Позднее об этом сообщал С.Н.Миронов: «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие ее прорабатывал с каждым начальником управления «оперативный лимит» (см.: ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-15301. Т. 7. Л. 33), то есть количество лиц, подлежавших репрессии в том или ином регионе СССР. Начальники НКВД— УНКВД республик, краев и областей докладывали о результатах оперативно-следственной работы, оперируя конкретными фактами и цифрами. Некоторые высказали сомнение в правдоподобности наличия такого большого количества «врагов народа». С.Н.Миронов в заявлении на имя Л.П.Берия писал: «... в процессе доклада Ежову в июле я ему заявил, что столь массовые широкие операции по районному и городскому активу... рискованны, так как наряду с действительными членами контрреволюционной организации, они очень неубедительно показывают на причастность ряда лиц. Ежов мне на это ответил: «А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберетесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил». При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно «с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия» (см.: ЦА ФСБ РФ. Арх. .№ Н-15301. Т. 7. Л. 35 — 36)."
Выделю
Ежов мне на это ответил: «А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберетесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил». При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно «с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия»
Далее
"Как видно из заявления С.Н.Миронова, Ежов высказал угрозы в адрес тех начальников УНКВД, которые, как он выражался, «проявляют оперативную инертность, у которых нет никакого разворота дел, несмотря на то, что многие областные и краевые управления уже взяли полный разбег по вскрытию контрреволюционных формирований внутри партии и вне ее» (ЦА ФСБ РФ. Арх. Н-15301. Т. 7. Л. 33). О ежовских установках на июльском совещании говорил в мае 1939 г. и бывший нарком внутренних дел Армении Н.В.Кондаков со ссылкой на своего бывшего начальника по Ярославскому управлению НКВД А. М. Ершова « Ежов допустил такое выражение «Если во время этой операции и будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом совсем нет. Поэтому особо стесняться в арестах не следует» (ЦА ФСБ РФ. Ф 3ос. Оп. 6. Д. 4. Л. 207)
Выделю
"« Ежов допустил такое выражение «Если во время этой операции и будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом совсем нет. Поэтому особо стесняться в арестах не следует»
Далее
"На совещании наряду с «сомневающимися», в числе которых были начальники Омского, Красноярского, Средне-Волжского и других управлений, присутствовало немало ретивых исполнителей «Начальники управлений, — вспоминал А. И. Успенский, — стараясь перещеголять друг друга, докладывали о гигантских цифрах арестованных. Выступление Ежова на этом совещании сводилось к директиве «Бей, громи без разбора». Ежов прямо заявил, — продолжал он, — что в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно». (ЦА ФСБ РФ. Ф. 3ос. Оп. 6. Д. 3 Л. 110). "
Выделю
«Бей, громи без разбора». Ежов прямо заявил, — продолжал он, — что в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно»
Далее просто выделю
Сомневающемуся в необходимости расширения репрессий А И Успенскому на его вопрос, как быть с арестованными 70- и 80 летними стариками, Ежов отвечал «Если держится на ногах — стреляй». (ЦА ФСБ РФ. Ф. 3ос Оп. 6. Д. 3. Л. 410).
Упомянутые: Успенский-нарком Украинской ССР расстрелян в 1939-ом Кандаков -нарком внутренних дел Армении, расстрелян в 1940 году Ершов- начальник Ярославского УНКВД, расстрелян в 1940 году
> zaedik245 (zaedik245) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Ты не знаешь что такое бандитизм ? Различать не в состоянии ?
>Я хочу узнать - а в состоянии ли ты (лично ты, zaedik245) их различить? > Посадили человека за саботаж (сыпал гипс в муку) - а он, отсидев, РАССКАЗЫВАЕТ, что "посадили за рассказанный за ужином анекдот"... по "делу№" - бандит, по мемуарам - "невинная жертва репрессий". > Как отличить?
Суть напомни мне зачем сыпать гитс а муку и как это можно практически сделать ? Ты когда нибудь был на хлебзаводе . Поэтому глупости доходящие до идиотизма писать все же не стоит. Суть бандитизм имеет четкое определение - это (совершённые организованной группой разбой, вымогательство, различные виды насильственных действий. Если ты не понимаешь разницы . То это или проблемы образования или болезнь .Судя пассажу про гипс в муку вероятно второе .
06:40 20.11.2020
Forester (Forester) писал (а) в ответ на :
> 2004fly2004 (2004fly2004) писал (а) в ответ на сообщение:
>> политические репрессии при сталине - это преследование по политическим мотивам >>
>Силовая смена элит...
...какие нафиг элиты? я про обычных людей
08:17 20.11.2020
Репресии начались.
11:58 20.11.2020
Итак товарищ Мировнов, получив ценные указания от товарищей Ежова и Фриновского, отправился на место работы в Новосибирскую область. Мог ли он игнорировать указания вышестоящего начальства? Нет, однозначно. Я не буду трогать того, кто дал руководящие указания товарищу Ежову, что бы не пере возбуждать сталинистов. Документов хватает. Но я хочу показать, как работали советские чекисты на местах. А то, ныне, у сталинистов все репрессированные, как один, и на самом деле "враги народа."
Документов будет много. Но начну с того самого письма товарища Еговора, товарищу Сталину. (вот уж наивный дурачок, написавший себе еще на пять лет дополнительно)
"Письмо бывшего чекиста, заключенного Усть-Вымского ИТЛ П. А. Егорова И. В. Сталину с просьбой о помиловании
20 декабря 1938 г.
ЦК ВКП(б), город Москва товарищу И.В.Сталину
от быв. чекиста, заключенного в Усть-Вымском ИТЛ сроком на 5 лет
по ст. 193-17 п. «а» УК РСФСР — ЕГОРОВА Павла Андриановича.
Неоценимы заслуги органов УГБ НКВД в деле разгрома и физического уничтожения врагов народа Бухарина, Рыкова и их слоднижников троцкистско-японо-германских агентов.
В целом эти заслуги принадлежат Вам и партии, под руководством которых органы УКГБ успешно начали и завершили эту сложную операцию, показав всему миру, не имеющему претендента* в истории человечества, чудовищную предательскую деятельность троцкистско-бухаринских наймитов.
Работа органов УГБ за 1937—1938 гг. заслужено вызывала восхищение и любовь всего прогрессивного человечества к карающему оршну диктатуры пролетариата. Эта любовь закреплялась в сознании трудящихся партией и пашей прессой.
Наряду с этими боевыми делами, навеки вошедшими в историю человечества, в ряде мест органы УГБ, предав забвению Баши неоднократные указания о любви и бережном отношении к человеку, встали на путь создания искусственных дел, по которым наряду с враждебно действующим элементом арестовывались люди, беззаветно преданные Вам и партии, люди из социально-близкой среды, никогда не думавшие о каких-бы то ни было вражеских действиях против Родины — сюда попадали честные служащие, ремесленники и просто обыватели, интересы которых замыкались рамками своих семейств.
Многие тысячи таких людей, вместе с активно действующим врагом, оказались расстреляны или заключены в исправительно-трудовые лагеря.
Я сам быв. чекист с 1922 года по день ареста 25 января 1938 гола, на протяжении 16 лет проработал в органах ЧК—ОГПУ НКВД на территории Сибири. В операции по ликвидации вражеских элементов в 1937 году я принимал активное участие на территориях Новосибирской области и Алтайского края, работая последнее время начальником особого [отдела! УГБ НКВД 78-й стрелковой] д[ивизии] в г. Томске — имел звание ст. лейтенанта госбезопасности.
Первое указание о подготовке массовой операции мы получили по НКВД СССР в июле месяце 1937 года. Эта директива обязывала нам составить списки на весь контрреволюционный элемент из социально-чуждой среды и весь уголовный рецидив, представляющий из себя социальную опасность для общества.
Вслед за этим был дан сигнал о начале операции и организации судебных троек при УНКВД для рассмотрения всех этих дел. Таким образом, основной удар по контрреволюционным и уголовным элементам, проходящим по нашим учетам и разработкам, был нанесен в августе месяце 1937 года.
Последующий смысл всех директивных установок руководства Управления НКВД, даваемых на совещаниях и при докладах, сводился к необходимости весь оперативный контингент, проходящий по учетам и разработкам, свести в разные по названиям, но единые по своим целям контрреволюционные организации, связанные с иноразведками враждебных нам стран и белоэмигрантовскими центрами за границей.
Оперсостав органов, восприняв эти установки как прямую физическую ликвидацию всей контрреволюции, в том числе и пассивной, деятельно следуя этим директивам, приступил к их реализации с полным сознанием исторической необходимости очистить нашу страну от этого контингента.
Исходным началом для разрешения этой задачи должны были явиться штабы руководства этих организаций, для чего в разные места были выброшены опергруппы с задачами «найти» эти штабы.
В Нарымский округ был с опергруппой командирован врид нач. 4-го отдела УНКВД ст. лейтенант госбезопасности ПОПОВ, который по прибытии в Нарым в разных местах закопал оружие различных систем, а затем, арестовав группу быв. бел [ого] офицерства во главе с б. полковником Михайловым, путем намеренной и следственной обработки взял от них показаний о существовании в Сибири Российского обшевоинского союза (РОВС). Арестованные «показали» на скрытые у организации оружейные склады, которые при участии понятых от советских и общественных организаций и были «обнаружены».
Арестованный «центр» организации дал развернутые показания о якобы существующей организации с наличием большого количества участников.
С аналогичной задачей в районе Кузбасса был командирован начальник 3-го отдела УНКВД НСО мл. лейтенант госбезопасности ГОЛУБЧИК, который успешно провел такую же операцию по Кузбассу.
В Томске, по примеру Нарыма и Кузбасса, РОВС был вскрыт бригадой УНКВД и местным аппаратом горотдела, причем здесь «штаб» был создан из нашей агентуры из числа б[елого] офицерства СИТНИКОВА и других, которым было разъяснено, что от них нужны такие показания для Родины и они временно арестовываются для камерной разработки тех людей, которые будут арестовываться по этой «организации». Впоследствии все они были расстреляны.
По Бийскому и Алтайскому кустам аппаратом 3-го отдела УНКВД была «успешно» развита операция контрреволюционной повстанческой, японской, шпионской организации, руководимой б[ывшим] командующим партизанскими силами Алтая Третьяком. Эта операция поглотила всех лидеров партизанского движения в период реакции Колчака в Сибири и очень большое количество красных партизан.
Арестованные контрреволюционные одиночки, разрозненные группы и целые организации, находящиеся в нашей разработке, стали сводиться в целые организации с большими филиалами.
Примерно до конца сентября или начала октября месяца 1937 г. операция носила исключительно характер разгрома всех контрреволюционных кадров и не касалась широких слоев населения. С сентября месяца 1937 года в массовом количестве стали поступать категорические требования — усиление операции. Шифротелеграммами приказывалось подвергнуть массовым арестам всех перебежчиков, поляков, латышей, иранцев, лиц, прибывших с КВЖД («харбинцев») и др.
УНКВД НСО стало спускать периферии «контрольные» цифры на аресты, называвшиеся «минимум», так как давать результаты ниже их запрещалось.
Например, Томск получал неоднократно такие контрольные цифры на 1500, 2000, 3000 и т.д. [Возникло! «соревнование» — кто больше арестует.
В помощь кадровому составу органов для проведения всей этой колоссальной, до сих пор невиданной, операции была привлечена масса работников милиции, средних и старших командиров внутренней и пограничной охраны НКВД, комсомольцы, зав. спецсекторами различных учреждений, быв. чекисты и т.д.
В конце сентября месяца или начале октября месяца, когда были реализованы все наши учеты, операция с бешеной силой обрушалась на ни в чем неповинных людей, никогда не участвовавших в каких-либо антисоветских и контрразведывательных делах и не скомпрометированных связями.
Для многих нас смысл дальнейшей операции не только не понятен, но и страшен, но остановить ее бешеный шквал только мог ЦК ВКП(б) и Вы.
При желании некоторых чекистов спасти невинных людей [это] приводило лишь только к их арестам и гибели. Увеличились самоубийства среди чекистов.
В Томске в этот период основную работу по камерной обработке вел некий Пушнин — фигура, на которой следует подробно остановиться.
ПУШНИН в 1935 году в Томске и его районе создал контрреволюционную повстанческую организацию «Партию народных героев». Он вовлек в нее большое количество контрреволюционно настроенного элемента, причем всех участников организации он обязывал подписками, давал им клички и т.д. В выработанной им программе и уставе «Партия народных героев», являющейся копией программы БРП, во главе стояло уничтожение коммунистов, роспуск колхозов и т.п. В начале 1936 года Пушнин решил перейти на нелегальное положение, для чего он инсценировал свою смерть, снявшись в гробу. Эти фотокарточки были распространены среди родных, знакомых Пушнина и участников созданной им организации. При аресте Пушнина у него были обнаружены подписки и анкеты участников организации, план восстания и свержения советской власти в Томске и Сибири. Пушнин в 1936 году Военным трибуналом был приговорен к расстрелу, который был заменен 10 годами ИТЛ.
«Помощь» Пушнина была колоссальной. Несмотря на то, что все камеры были переполнены арестованными, в камерах на 6 чел. сидело по 30—40 человек, а всего но Томску и его району было арестовано ... человек**. В комнатах следователей редко можно было застать арестованных на допросах. Делаюсь так, руководители следственных ipynn разбивали арестованных на группы от 5 до 10 человек, причем в своем большинстве эти люди друг друга до ареста не знати и давати их отдельным следователям, которые, получив от Пушнина заявление о готовности арестованных подписать все то, что им предложит следствие, вызывали их к себе, заполняли анкетные данные протоколов допросов, отбирали списки на знакомых и отправляли обратно для того, чтобы вызвать второй раз и подписать трафаретный протокол о «принадлежности» арестованного к РОВС или др. аналогичной организации, причем эти 5—10 человек, ранее друг друга не знавшие, оказывались по протоколам давно знавшими и друг друга завербовавшими в ту или иную контрреволюционную организацию, а все или почти все знакомые этих арестованных также оказывались участниками организации.
В Новосибирске наряду с аналогичной обработкой арестованных применялись и др. методы «воздействия». Например, в 3-м отделе УНКВД под руководством его начальника, мл. лейтенанта госбезопасности Иванова, были введены в действие толстые большие старинные альбомы с массивными переплетами, железные линейки и т.д., причем все эти предметы имели названия: «первой степени», «второй степени», «третьей степени». Этими предметами жестоко избивали арестованных. Широко практиковалась «выстойка» арестованных на ногах по несколько суток, зачастую привязывали их к несгораемым шкафам и дверям, чтобы не падали до тех пор, пока не подпишут протокола и не напишут собственноручного заявления о принадлежности к организации. Работающий в отделе некий Малозовский, проводивший следствие по немцам, латышам и литовцам, записывал в протокол то, что было «нужно» для следствия, а зачитывая арестованным из своей головы, что они являются преданными людьми родины, любят советскую власть, что они арестованы неверно и просят их освободить. Конец этих «протоколов» Малозовский заканчивал лозунгами «да здравствует советская власть, да здравствует т. Сталин».
Заставляли подписывать чистые листы бумаги, а затем писались протоколы, подделывались подписи под протоколами и т.д.
Большинство всех этих арестованных расстреляны.
В погоне за поляками, латышами и др., подпадавшими под массовые аресты нацменьшинствами, применялись различные методы, просматривались списки сотрудников по учреждениям, прописные листы в адресных столах и т.п., причем зачастую арестовывались люди, которые имели несчастье носить польские, литовские и подобные им фамилии, но иногда ничего общего не имевшие с той или иной национальностью. Такие люди по протоколам оказывались участниками монархических повстанческих организаций, правда, из Новосибирска поступило устное распоряжение в таких случаях в повестках дня тройки не указывать национальность. В прошлом продавец или кустарь превращались в крупных торговцев и владельцев, бухгалтера — в царских чиновников, провокаторов и т.д.
В Алтайском крае дела через тройку проходили без нужного оформления. Методы следствия там были еще более ужасными.
Неимоверная по размерам была проведена операция по ж.д. транспорту. Начальник 6-го отдела, капитан госбезопасности Невский (из дворян, быв. офицер) хвалился, что он показаниями «вышел» на одною из членов ЦК.
Вообще стиль работы части «чекистов» свелся к стремлению «сваливать» крупных людей. Фабрикуя показания и принуждая подписывать их арестованных, многие «чекисты» включали в эти показания ответственных партийных и советских работников. Это считалось большой заслугой и такие люди быстро «росли» и выдвигались на работе.
Я мог бы привести уйму таких фактов, но ограничусь только двумя подтверждающими эту преступную практику прошлого:
1. В германском консульстве работал в качестве одного из ответственных сотрудников, «являвшийся нашим агентом Спортсменом». Работая долгое время в КРО ОГПУ Сибири, я хотя с ним связан по работе не был, но знал, что он большим доверием не пользовался по установлению консульских связей. В 1937 году его решили арестовать и взять официальные показания на консульские связи по Сибири. Арестованный Спортсмен первоначально допрашивался нач. отделения особого отдела мл. лейтенантом госбезопасности Парфеновым, а затем по настоянию нач. 4-го отдела УНКВД ПОПОВА был передан суду. ПОПОВ в протокол допроса Спортсмена включил для «агентов гестапо» ряд ответственных работников. В частности, оказались агентами германской разведки весь оперсостав УГБ, в разнос время руководивший Спортсменом как нашим агентом — Подольский, Черно-Иванов и др. и ряд работников крайкома и крайисполкома.
Спортсмен, очевидно, охотно все это подписал, т.к. он лично ничего не терял, а его хозяева-фашисты выигрывали. Спортсмен был выдворен из пределов СССР, а все лица, которые были включены в его показания, арестованы и, очевидно, расстреляны. Необходимо заметить, что жена ПОПОВА была лично знакома со Спортсменом и, когда последний допрашивался Парфеновым, Попов просил его «по-товарищески» не губить его. Получив себе Спортсмена, Попов, конечно, свою жену не включил. История Попова со Спортсменом очень темна и, пожалуй, не будет удивительно, если действительная агентура немцев осталась после такого «следствия» жива и здорова.
2. В начале операции, в августе месяце 1937 года, я в Юргинских военных лагерях арестовал 4—5 человек переменников 234-го [полка], расположенного на зимних квартирах в г. Барнауле. Арестованные происходили из кулаков, а часть были рецидивистами, имеющими по несколько судимостей. До ареста эти арестованные между собою связаны не были и проходили по нашим материалам как одиночки. В связи с необходимостью оформления дел эти арестованные были направлены в Барнаул — я дал указание в полк оперуполномоченному по оформлению дела выслать в Особдив. Попов приказал от этих арестованных забрать показания, что они якобы являются участниками контрреволюционной повстанческой организации, существовавшей в полку и руководимой рядом командиров.
В результате, таким образом добытых показаний свыше 20 чел. командиров были обвинены в принадлежности к организации, из которых в начале января 1938 года 13 чел. были Поповым арестованы, и ожидалась санкция на арест других. Большинство этих командиров были преданными людьми и никакими компрометирующими материалами мы на них не располагали.
В фабрикацию таких дел был втянут не только весь без исключения кадровый состав УГБ, но и все привлеченные на операцию люди, среди которых зачастую попадались политически неблагонадежные люди, разлагавшие размеры проводимых НКВД операций, характер допросов и отношение к арестованным. Так, например, в Томске все тот же Овчинников привлек из разных учреждений несколько машинисток, из которых две оказались нами арестованными и осужденными еще до этой операции, за контрреволюционную деятельность лиц. Эти машинистки выполняли совершенно] секретную работу. Овчинников привлек к работе некоего Чаговца, родственника попа, и тесно связался с ним. Об этих лицах на партсобраниях дважды ставился вопрос, но они продолжали работать до тех пор, пока Новосибирск не предложил их выгнать.
Из всего этого видно, что зачастую перегибы в арестах и возведение чудовищных преступлений на людей, не совершавших эти преступления, сопровождались политической слепотой ряда руководящих работников органов.
Я считаю это не случайным, т.к. последний год выдвинул на руководящую работу людей политически сомнительных из социально-чуждой среды и карьеристов. Чтобы не быть голословным, подтверждаю это следующими фактами:
1. Начальник УНКВД Алтайского края ПОПОВ (б. нач. 4-го отдела УНКВД ЗСК) привезен в Сибирь б. ПП ОГПУ ЗСК Алексеевым, б. членом ЦК левых эсеров, с которым Попов был в самых лучших отношениях. Попов прекрасный следственник, он провел ряд крупных дел, в частности, он провел следствие на МУРАВЬЕВА, ЛИВШИЦА и др. По натуре он ярко выраженный карьерист, и поэтому подчиняет все. О нем в чекистской среде принято говорить, что ради карьеры он готов шагать через трупы своих товарищей. О нем ходят целые анекдоты, например, всем известно, что при представлении его к награде в 1937 году он устроил целую сцену начальнику управления Миронову, требуя представить его не к ордену Красной Звезды, как это хотели сделать, а к ордену Ленина. В результате он получил орден Ленина. В партийно-массовой работе Попов никогда никакого участия не принимал. При наличии низкой партийности и большого карьеризма он способен на все.
2. Начальник 3-го отдела УНКВД Алтайского края лейтенант госбезопасности Лазарев пользуется большим покровительством ПОПОВА. В прошлом Лазарев в Иркутском университете активно участвовал в троцкистской оппозиции, о чем он скрыл от парторганизации и, когда его принадлежность к троцкизму была установлена, парторганизации запретили разбирать этот вопрос. Лазарев является таким же карьеристом, как и Попов. Он и раньше был склонен к созданию фиктивных дел. Поповым он представлен был к ряду наград. За 1937 год Лазарев получил орден Красной Звезды и знак Почетного работника ВЧК-ОГПУ-НКВД.
3. Нач. 6-го отдела УНКВД НСО капитан госбезопасности Невский из дворян, б. офицер, награжден орденом Красной Звезды.
4. Нач. 4-го отдела УНКВД НСО, лейтенант госбезопасности Постаногов родственно связан с кулачеством и сам, кажется, из кулаков, карьерист. Награжден орденом Знак Почета. Вдохновлял создание фиктивных дел, например, на совещании оперсостава в Нарыме он дал установку посадить больше 50% всей парторганизации округа.
5. Начальник 5-го отдела УНКВД НСО, лейтенант госбезопасности МЕЛЕХИН из кулаков.
6. Нач, 9-го отдела УНКВД НСО — лейтенант госбезопасности БАТАЛИН — сын попа, морально разложившийся, о его моральном разложении и болтливости дала показания б. работница крайкома ВКП(б) ГОБА.
7. Нач. Томского ГО НКВД, капитан госбезопасности ОВЧИННИКОВ в период работы в Прокопьевске (Кузбасс), в момент посещения т. Молотовым Кузбасса посадил за руль его машины террориста, участника Сибирского террористического центра, б. иноподанного Ариольда, который не произвел тер- ракта над т. Молотовым из-за простой случайности. Овчинников был связан с участником этого же центра ШЕСТОВЫМ и др. Деятельность ОВЧИННИКОВА в Томске мною подробно освещена выше, нужно только добавить, что он за последнюю операцию присвоил много различных вещей расстрелянных и арестованных.
8. Б. оперуполномоченный 00 СИБВО мл. лейтенант тосбезопасности ЕГОРОВ В.Т. (ныне нач. 5-го отд[ела| УНКВД Красноярского края), морально разложившийся тип. Ранее был одним из самых плохих работников, от которого вес обыкновенно отказывались. За эту операцию он «проявил» себя и был награжден орденом Красной Звезды и назначен нач. 5-то отд[ела] УНКВД Красноярского края.
9. Оперуполномоченный 5-го отд[ела] УНКВД НСО ГИНКИН в прошлом лентяй, склочник и есенинец, в период этой операции «выдвинулся» и назначен начальником 5-го отдела УНКВД НСО. Стал считаться лучшим чекистом. Говорят, что он происходит из дворян.
10. Оперуполномоченный 5-го отдела УНКВД НСО АЛПАТОВ, сын крупного бийского купца, тоже «выдвинулся» и назначен нач. отделения 5-го отдела УНКВД.
11. Б. зам. нач. УНКВД НСО майор госбезопасности МАЛЬЦЕВ (ныне нач. УНКВД) в 1930 году, будучи нач. Томского окротдела ОГПУ, допустил создание большого провокационного дела «Русь», по которому было арестовано свыше 200 человек. За создание фиктивного дела и ряда др. преступлений нач. КРО окротдела Грушецкий был расстрелян, а Мальцев снят. С 1930 года по 1937 г. Мальцев работал где-то на Северном Кавказе. В 1937 году он прибыл вновь в Сибирь в качестве пом. нач. УНКВД, вскоре он был назначен зам. начальника УНКВД НСО.
МАЛЬЦЕВ являлся вдохновителем всех фиктивных дел в Новосибирской области. В даваемых им в 1937 году установках он в первую очередь преследовал цель «больше арестовывать», а кого именно, это было для него неважно.
Садизмом и грубым цинизмом дышали все его «оперативные указания конца 1937 года. В начале декабря месяца 1937 года мы получили указание, что судебная тройка заканчивает свою работу 10 декабря, после чего она ликвидируется. Неожиданно, числа 10 декабря в Томск приехал Мальцев и на созванном совещании оперсостава выступил буквально с такими «указаниями»: «Партия и правительство продлило срок работы троек до 1 января 1938 года. За два-три дня, что оставались до выборов в Верховный Совет, вы должны провести подготовку к операции, а 13 декабря после выборов в Верховный Совет начать «заготовку». Даю Вам 3 дня на «заготовку» (это значит на арест людей), а затем Вы должны «нажать» и быстро закончить дела. «Колоть» это «добиваться» сознания у арестованных, не обязательно, давайте в дела «нерас- колотых» два показания «расколотых» и все будет в порядке. Возрастным составом арестованных я Вас не ограничиваю, давайте стариков. Нам нужно «нажать», т.к. наши уральские соседи нас сильно «поджимают» (нужно понимать, идут по операциям впереди НСО). По РОВС вы должны дать до I января 1938 года не менее 100 чел., по полякам, латышам и др. не менее 600 чел., но в общей сложности я уверен, что Вы за эти дни «догоните» до 2000 чел. Каждый ведущий следствие должен заканчивать не менее 7—10 дел в день — это немного, так как у нас шофера в Сталинске и Новосибирске «дают» по 12— 15 дел в день. Хорошо работающим после совещания я «подброшу» денег, а ) вообще без награды они не останутся. Учтите, что ряд горотделов — Кемеровский, Прокопьевский и Сталинский вас могут опередить. Они взяли на себя самообя.зательство выше, чем я вам сейчас предложил».
Сразу же после торжественных выборов в Верховный Совет СССР 12 декабря 1937 года г. Томск был в невиданной силе потрясен новыми арестами.
Мальцев грубо нарушал положение о работе судебных троек. Как правило, он единолично заседал и «разбирал» дела. Первое время иногда бывал представитель крайкома ВКП(б), но когда там всех арестовали, никто уже из крайкома не присутствовал, также первое время участвовал в работе тройки облпро- курор Барков, но когда его тоже арестовали, то никто уже из прокуратуры в работе тройки участия не принимал.
Мальцев награжден орденом Красной Звезды.
Вот такова краткая характеристика некоторых работников органов, руководивших операцией. Эти характеристики далеко не исчерпывают всего того, что эти люди делали в период операций, а результаты ее были потрясающие.
По ряду войсковых частей с районами комплектования Томска и его района «засоренность» (военнослужащие, близкие родственники которых подвергались аресту) достигла колоссальных размеров, например, по отдельному] саперному батальону 78-й с[трелковой] д[ивизии] засоренность на 1 января 1938 г. выразилась в 78%, по Отдельной] т(анковой) б[ригаде] и др. частям засоренность колебалась в пределах 40%. Это по официальным [сведениям] командования, плюс к этому нужно иметь в виду некоторый процент военнослужащих, скрывших аресты своих родственников или еще не знавших о них. Были и такие, которые, не пережив позора ареста родственников, например, руководитель военной кафедры одного из томских вузов Лебедев застрелился, оставив записку, что он не хочет жить с ярлыком сына врага народа. Таких случаев было много.
Остановиться в операции при работе троек было невозможно. Пришедшие в органы люди, карьеристы и люди без элементарных человеческих чувств любви к преданным людям родины писали протоколы допросов с возведением чудовищных обвинений с называнием в протоколах уймы таких же ни в чем неповинных людей. Обманутые авторитетом УГБ, под влиянием моральных и физических пыток, арестованные подписывали свои смертные приговоры. Вихрь операции увлек за собой весь оперсостав органов, все писали протоколы с одной только разницей — одни делали верно, выбирая исключительно контрреволюционный элемент, а другие без разбора били не только всех, но били преднамеренно по коммунистам и преданным людям страны.
Всякие попытки не только поднять голос и сказать «остановись», но даже за посылку писем б. наркому ЕЖОВУ с сообщением о преступной практике приводили к уничтожению таких чекистов.
В качестве зам. нач. Особого отдела СИБВО работал капитан госбезопасности г. КОЛОМИЙЦ. Старый чекист с высокой партийностью он был беспощаден к врагам. Являясь также врагом провокационных дел, он с момента приезда в НСО вел глухую, но неравную борьбу с фальсификаторами. В ноябре месяце 1937 года в Новосибирске в 233-м с[трелковом] п(олку), входящем в обслуживаемую мною дивизию, аппаратом 00 СИБВО были арестованы 7 красноармейцев-немцев лишь только за то, что они немцы. Эти немцы были «сведены» в контрреволюционно-шпионско-диверсионную повстанческую фашистскую организацию. КОЛОМИЙЦ восстал против этого и потребовал от б. нач. УНКВД ГОРБАЧА передопроса обвиняемых с вызовом на следствие меня. Одновременно КОЛОМИЙЦ позвонил по телефону мне в Томск и предложил выехать для ведения этого дела. Через некоторое время я по телефону от пом. нач. 00 СИБВО МЕЛЕХИНА получил указание в Новосибирск не выезжать.
КОЛОМИЙЦ о ряде таких дел и об этом, в частности, написал письмо быв. наркому ЕЖОВУ, а тем временем ГОРБАЧ передал дело на красноар- мейцев-немцев 3-му отделу УНКВД, которое и доложило его на тройке, по решению ее все они были расстреляны. Ответ из Москвы тоже не воздействовал, т. Коломийц был уволен в запас и сразу же арестован. На «активном допросе», продолжавшемся 54 суток, из него выбивали показания о принадлежности к правотроцкистскому заговору. Из Красноярска по особому заказу Новосибирска были высланы протоколы допросов участников правотроцкистской организации, «изобличающие» Коломийца в принадлежности к последней, причем протоколы были отобраны от таких людей, которых Коломийц вовсе не знал.
После допроса Коломийц был посажен в ту же камеру, где сидел и я. До ареста это был цветущий человек. Когда же его привели в камеру, это был старик с седой бородой, с разбитым ухом и изувеченным носом. Вся его шея была в струпьях (при допросе шею терли воротником), все его ноги были в кровоподтеках, от долгого стояния и прилива крови в ноги кожа полопалась, запястья рук были покрыты ссадинами от наручников.
Несмотря на пережитые физические мучения и перспективу незаслуженной, преждевременной, ненужной партии и родине смерти, т. Коломийц не падал духом. У него была колоссальная надежда на скорый коней произвола. Как часто вспоминал он Ваше имя. Он до конца был предан Вам и партии и пережитые пытки не могли поколебать его веру в дело партии. Он часто по ночам будил меня, и, указывая пальцем на левую сторону лба и затылок, жаловался, что он чувствует в этом месте боль, он даже чувствовал, где должна пройти пуля при расстреле. Его, наверно, нет сейчас в живых, но те, кто «допрашивал» его, должны сказать — враг ли Коломийц.
Арестованный начальник Нарымского окротдела НКВД ст. лейтенант госбезопасности МАРТОН был известен как чекист, проведший ряд крупных дел. Он был обвинен в принадлежности к какой-то чуть ли не РОВС-кой организации. На двенадцатые сутки голодного допроса он упал и был направлен на искусственное питание в тюремную больницу, где врач применил искусственное питание через нос, порвав все носовые связки. На 45 сутки допроса МАРТОН подписал показания о «принадлежности» к организации.
Арестованный пом. начальника того окротдела НКВД ст. лейтенант госбезопасности СУРОВ был обвинен в принадлежности к военно-троцкистскому заговору. На 13 сутки допроса в наручниках, с применением физического воздействия СУРОВ подписал протокол о том, что он в 1915 или 1916 г.г. являлся агентом сыскной полиции под кличкой «Малыш» (ему тогда фактически было 14 лет) и что он, будучи «недоволен существующим строем», на протяжении всего периода существования советской власти и 18-летней работы в органах «маскировался», что привело его к вступлению в организацию.
Десятки старых чекистов были арестованы и расстреляны как «враги народа». Нач 6-го отдела УНКВД НСО, капитан госбепасности Невский (о ком я писал выше) арестовал всех поляков и латышей, не позабыв даже и белорусов, старых работников органов, например, лейтенанта госбезопасности Мушинского, Балицкого, Кальвана и др., которые были обвинены в принадлежности к различным шпионским организациям.
Б. начальник 3-го отдела Сиблага ст. лейтенант госбезопасности ДАННИГЕР был обвинен в активной шпионской связи с ученым секретарем наркома тяжелой промышленности Шаровым, который был знаком с ДАННИГЕРОМ в 1932 г. Сам же Шаров, арестованный в Москве, показал, что он начал шпионскую работу в пользу немцев в 1934 г., т.е. по истечении двух лет после последней встречи с ДАНЦИГЕРОМ.
ДАННИГЕР осужден Военным трибуналом к 10 годам ИТЛ с 3-мя годами поражения в правах.
Создалось положение, когда имена старых чекистов стали нарицательными и большой стаж чуть ли не являлся инкриминалом для ареста и обвинения.
Из-за прохвоста, выродка человечества Ягоды и кучки таких же предателей, засевших в Наркомате внутренних дел и на местах, были взяты под политическое сомнение все старые чекисты, многие из которых за свою беззаветную, преданную работу поплатились жизнями и долголетним заключением в лагеря.
В конце 1937 года и начале 1938 года в руководящих указаниях центрального аппарата НКВД творилась полная неразбериха и отсутствовал здравый смысл. Директивы требовали ареста людей за такие дела, которые являлись правильными, и арест таких людей был прямой установкой на уничтожение преданных кадров. Например, одной из директив 5-го отдела центра давалась установка обследовать все оружейные склады войсковых частей и в тех, где будет обнаружено, что пулеметные ленты и пулеметы «Максим» находятся в «НЗ» [и] не будут набиты патронами, виновных арестовать и через них вскрывать диверсионные организации, тогда как на самом деле, согласно существующего положения, да и здравый смысл говорит обратное, что нужно было арестовывать тех «специалистов», которые допустили бы набивку лент патронами в мирное время, так как патроны, давая окись, вывели бы из строя брезентовые ленты, а хранение избитых лент в закрытых коробках ускорило бы их порчу. Таких абсурдных указаний было много.
Эта операция объективно привела меня в исправительно-трудовой лагерь. 29 октября 1937 года был арестован мой брат ЕГОРОВ Николай, работавший на протяжении ряда лет директором Абайского совхоза в Ойротии. Брат мой был коммунистом, хотя я с 1922 года встречался с ним редко, но я его знал как преданного члена партии. Он не мог быть врагом. При редких встречах с ним, когда он приезжал в Новосибирск, я его всегда видел веселым, кипучим и деятельным. Он все время проводил в хлопотах, то он в крайкоме партии, то на опытных исследовательских пунктах со своими предложениями в области скотоводства.
Работал в трудных горных условиях, о нем говорили, что его совхоз никогда не испытывал недостатка кормов.
Он сам [переходил] через горные перевалы, по малопроходимым тропам перебрасывал корма, вел их заготовку на месте и т.д. Совхоз не знал массового падежа скота, что так характерно для совхоза Ойротии. Будучи прекрасным семьянином, он безумно любил свою дочь и с нетерпением ожидая прибавления к семейству, но через 10 дней после появления на свет второго ребенка он, не успев пережить долгожданную радость, был навеки оторван от своей семьи. Он был уничтожен как «враг народа». В декабре месяце 1937 года я получил из Алтайского края, очевидно от одного из своих бывших товарищей, анонимное письмо о том, что мой брат подвергается допросу третьей степени и из него выколачивают показания о... моем участии в какой-то организации и что инициатором этого допроса является некий Буторин, которого я знал еще по работе в Омском окротделе ОГПУ. Вы можете понять весь ужас моего положения. Я чувствовал себя на положении живого трупа. При получении известия об аресте брата я немедленно поставил в известность парторганизацию и нач. УНКВД, но парторганизация и руководство УНКВД замкнулись и никак не реагировали на мое заявление. Партком даже не вынес решения принять к сведению мое заявление, а б. нач. УНКВД ГОРБАЧ на мой рапорт только ответил, что «если будет установлена твоя связь с братом, то пойдешь за ним», а на последнее мое полученное мною анонимное письмо он мне по телефону заявил: «Работай, как работал, дальнейшее покажет».
С одной стороны, массовое уничтожение невинных людей, с другой — перспектива быть тоже арестованным и расстрелянным по неведомому мне делу с объявлением врагом народа, приводило меня к выводу о невозможности дальнейшего своего существования, но подвести итог своей жизни я не мог, т.к. было третье обстоятельство: семья — жена и двое дочерей. Самоуничтожение привело бы к большому горю семью и немедленному ее разгрому, а так как я утопающий надеялся на прекращение массовой операции. Несмотря на весь ужас своего положения, я продолжал работать. Я как и все, писал тоже протоколы, но я выбивал исключительно контрреволюцию, ни в одном моем протоколе вы не найдете человека, который бы не имел за собою какого-нибудь контрреволюционного или антисоветского багажа. На моей совести нет ни одного убийства честных, преданных людей — я был врагом таких дел.
Мне стало казаться, что мои товарищи по работе избегают меня, я непроизвольно стал чувствовать, что я для них стал чужим человеком, я в их глазах видел какое-то сострадание ко мне. О своем невыразимом горе, всех своих переживаний и думах я не могу никому говорить, боясь, что меня могут понять как человека, вербующего сочувствующих и ищущего жалость. Дома я также все переживал молча, не желая расстраивать жены...
11ередать на бумаге свои переживания невозможно, но под влиянием их я совершил преступление перед органами, которое и привело меня к лишению всех прав и заключению в лагерь.
У командира 78-й с[трелковой] д[ивизии] подполковника Пленкина, на основании шифртелеграммы, нами были арестованы жена и ее брат, как прибывшие с КВЖД. Они, как и многие им подобные, подписали показания (следствие вел мой помощник мл. лейтенант госбезопасности Воистинов), оба они были расстреляны. Самого Пленкина я знал на протяжении 4-х лет как преданного коммуниста и хорошего командира. Пленкин происходил из крестьян-бедняков, из рядовых красноармейцев-добровольцев начала гражданской войны, не получив никакого специального военного образования, путем самоподготовки вырос в полноценного командира РККА. В июле месяце 1937 года он из нач. штабдив. был выдвинут командиром дивизии. Компрометирующими материалами мы располагали только на 19-летнего брата жены, подозревая его в принадлежности к японской разведке, но никаких конкретных данных о его деятельности мы не имели. Сам Пленкин, будучи воспитан на принципах высокой бдительности, никогда не только не выносил из служебного помещения никаких секретных бумаг, но даже никого по служебным делам не принимал дома. В этом легко может убедиться из агентурного дела «Западня» на семью Пленкина.
Зная честность Пленкина и его преданность, я никогда его ни в чем не подозревал. Это был идеальный коммунист-командир, и он пользовался заслуженной любовью всех военнослужащих дивизии.
Я не буду подробно писать Вам, как случилось, что я совершил преступление. Это могут доложить Вам по следственному делу и моему письму наркому внутренних дел т. Берии. Кратко мое преступление выразилось в том, что я 12 декабря 1937 года при участии Пленкина и неких Авдреевой и Лихтман орган
00:07 21.11.2020
В 1939 году, когда курс Партии, точнее Вождя, сделал очередной резкий поворот в сторону сворачивания масштабов репрессий (сами политические репрессии и присущие им методы дознания, не отменяли еще долго) чекисты не всегда понимали, за что их начинали подвергать репрессиям. Ведь они честно и добросовестно выполняли свои обязанности и приказы вышестоящего начальства. Пример. Письмо длинное, но показывающее, что же на самом деле творилось в НСО во времена Большого террора.
«Письмо помощника начальника 3-го отдела УНКВД по Новосибирской области В.Д. Качуровского первому секретарю обкома ВКП (б) Г. А. Боркову о проведении массовых операций в Новосибирской области «Смятение чувств», которое охватило за последнее время большинство оперативных работников Новосибирского управления НКВД, заслуживает того, чтобы этим вопросом заняться буквально лабораторным исследовательским путем и возбудить импульс жизни в этом большом и в основном морально-политически здоровом аппарате. Состояние сегодняшнего дня, если оно будет продолжаться в таком виде и дальше, неизбежно приведет к застою в работе и непригодности аппарата по-новому, более совершенными методами направлять удар на врага. Чтобы правдиво и по существу нарисовать, чем мы сегодня живем, и сделать выводы читающему это письмо, я вынужден быть несколько многословным. Я также вынужден оговориться (не в порядке перестраховки), что некоторые излагаемые мною обстоятельства могут иметь и другое освещение. Поскольку вопрос решать будет сила и значимость фактов и документов и правильный политический анализ по ним, то я своим письмом передаю на рассмотрение только те вопросы, какие мне известны, и в том виде, как я их понимаю, исходя из личных выводов, и тех явлений, среди которых я нахожусь. Последние два месяца (примерно), в оперативных отделах среди работников идет обсуждение примерно таких тем: «Что надо понимать под искривлением политики в следствии», «Почему было допущено искривление», «Является ли искривление общим или частным явлением», «Понимал ли основной оперативный состав, что он в своей работе допускал искривления и почему этот вопрос не был поднят своевременно». В последнее время вошла в основу обсуждения новая тема: «Кого бьют?», «За что бьют?», «Что вообще происходит, что надо ждать?». Такую подборку «тем» можно, на первый взгляд, назвать тенденциозной и даже паникерской, но это только на первый взгляд, ибо от сравнительно внимательного изучения происходящих событий, подлинность явлений можно установить в самый короткий срок, стоит только спуститься в гущу этих явлений. Насколько бурно нарастают «настроения» можно судить по последнему общему политсобранию работников УГБ, где стихийно встал вопрос о политическом недоверии парткому. Выступавшие на этом собрании товарищи руководствовались больше личными соображениями, хотя и делалась кое-какая попытка к объективности. В результате существо вопроса вскрылось не на собрании, а после него и это произошло потому, что говорили (выступали) товарищи, практически стоявшие в стороне от событий последних лет, а товарищи, вынесшие тяжесть этих лет на собственных плечах, молчали, как и молчал я сам. Мне кажется, что с этого «красноречивого» молчания нужно начать. Как известно, массовые операции по разгрому контрреволюционного элемента начались с первых дней августа 1937 года. Перед началом операции, 25/VII-37 г., в клубе им. Дзержинского состоялось совещание всех начальников РО и ГО НКВД, а также оперативного состава Управления. На этом совещании словами МИРОНОВА было сказано: «Особым решением ЦК ВКП (б) органы НКВД должны разгромить основные гнезда контрреволюции». Это сообщение вызвало шумное одобрение всех присутствовавших, ибо в этом была острая необходимость, т. к. наши органы ничего существенного до этого не сделали из-за вражеского руководства ЯГОДЫ и его приспешников. Переходя на практический язык, МИРОНОВ заявил: «Вы должны, как только приедете на места (я в это время работал начальником Киселевского горотдела НКВД), приступить к массовому аресту следующих контингентов: бывших белых офицеров, карателей, харбинцев (по этому вопросу была особая директива), сектантов, уголовников, бывших бандитов, кулаков <nobr>и т. п.</nobr> <nobr>Т. е.</nobr> практически весь контингент, который обычно находился в [агентурной] разработке наших органов. (О право-троцкистах были особые указания. О них скажу ниже.) Предложено было следствие вести в направлении вскрытия центров связи и руководства. К этому очень коротко было сказано, что Управлением уже вскрыт центр широко разветвленной организации РОВС, куда входит большое количество указанного выше контингента. Это указание, как его я понимаю сейчас, когда имеешь рассматривать явления в их прошлом и под определенным углом зрения, было той самой дорожкой, которая привела к ошибкам, перегибам, а в некоторых случаях и провокациям. В то время я лично не уловил этой тонкой особенности. Ее, как видимо, не уловила и основная масса оперативного состава, иначе были бы какие-либо разговоры между собой, как это обычно бывает, когда речь идет о чем-либо новом в работе, а таких разговоров не было. На этом совещании было сказано о том, что органам НКВД представлены чрезвычайные полномочия. Никаких ограничений арестов по упомянутому контингенту, при максимальной упрощенности следствия. В какой судебной инстанции будут рассматриваться дела, — тогда об этом сказано не было, и о существовании тройки я лично узнал после того, как вернулся в Прокопьевск, после рассмотрения первых дел. Первые дни следствия по массовым операциям развивались весьма разнообразно и преимущественно вокруг агентурных материалов. «Центры» возникали очень плохо и неуверенные. Вскоре приехал представитель Управления НКВД ГОЛУБЧИК с бригадой раб[отни]ков. Этот ГОЛУБЧИК в то время считался одним из «талантливейших» работников и организаторов. Представитель, просмотрев несколько наших дел (я со своим аппаратом входил в Прокопьевский, а затем в Сталинский куст), собрал совещание и заявил, что у нас работа идет самотеком, нет целеустремленности и вообще пахнет кустарщиной. С такой постановкой вопроса нельзя было согласиться. Мы, среднее оперативное звено раб[отни]ков, понимали, что существование повстанческих кулацких групп без централизованной связи и руководства немыслимо. ГОЛУБЧИК на этом совещании заявил, что в городе Сталинске уже найден кузбасский центр, кажется, во главе с бывшим князем ГАГАРИНЫМ и что в остальных городах и районах Кузбасса существуют уже оформившиеся отряды из бывших белых офицеров и кулаков. При этом он дал для ознакомления привезенный с собой один из протоколов участника организации РОВС в Сталинске. Еще раз была поставлена задача добиться организационных связей между арестованными. Дня через 2−3 было оглашено показание одного из бывших белых офицеров Кап[п]елевской армии (фамилию не помню), в котором было указано, что в городах Прокопьевске, Киселевске и других существуют отряды из кулаков, преимущественно спецпереселенцев, и указал нескольких бывших белых офицеров, стоявших во главе этих отрядов. Правдоподобность такого показания не вызывала никакого сомнения, т. к. указанные в протоколе офицеры действительно были и годами разрабатывались как повстанцы. Лично я допросил нескольких бывших белых офицеров и большинство из них в течение суточного допроса не только подтвердили эти данные, но и развили их и уточнили ряд деталей. Оказалось несколько офицеров, которые отрицали свою причастность к организации, не отказываясь, однако, от того, что повстанческие настроения имели место, но они якобы понимали, что из этого ничего не выйдет, и на организационный путь не становились. Лично я, да и остальные работники считали, что это ни что иное, как попытка скрыть свои контрреволюционные связи. На этих офицеров нажали тем, что допрашивали в течение нескольких суток (максимально 3−4 суток). Дело прошлое, но я заявляю, что кроме продолжительных допросов и выстойки, непревышавшей в большинстве случаев 10−15 часов, других форм воздействия не применялось. По крайней мере, я этого не видел и даже не слышал. В дальнейшем дело по РОВС приняло планомерный — системный хар[акте]р. На этом деле некоторое следователи, как говорят, «набили себе руку» до того, что заканчивали допросы на 5−6 ч[елов]ек в сутки. Контроль рук[оводител]ей следственных групп (я также руководил следственной группой) заключался в том, чтобы проверять проходящий через следствие контингент, <nobr>т. е.</nobr> чтобы не допустить и особо рассмотреть материалы на социально-близких людей, которые, несомненно, в массовой операции при чрезвычайно упрощенных формах следствия могли быть задеты. Лично в моей практике я принимал к этому все меры и освободил целый ряд лиц, социальное лицо которых было недостаточно ясным или по молодости. Проводимую мною линию в следствии за время пребывания в Кузбассе, могут лучше сказать товарищи, с которыми я работал. Это товарищи БАРАНОВ, БОРОДИН, ЧЕРЕПАНОВ, ЖУКОВ и ряд других, все они работают в наших органах. В результате создавшейся обстановки, при которой каждый следователь самостоятельно решал вопрос об ответственности своего подследственного, нужна была личная уверенность и правильное политическое обоснование правоты или неправоты твоей же собственной работы. Я утверждаю, что тогда и сейчас существовало и существует общее единое мнение всего оперативного состава, что удар по к [онтр]-рев[олю]ции в основном нанесен правильно и по существу. Раньше, а сейчас в большей степени, смущает вопрос о форме. Правильно или неправильно упрощалось следствие, недостаточно критично относились к показаниям арестованных, заставляли признаваться там, где обвиняемый не хотел сам добровольно признаваться. Я остаюсь того мнения, что в основном и форма себя оправдала. Эсеровско-монархический заговор существовал исторически и практически. Существуют зарубежные центры РОВС, БРП и ряд других организаций еще и до сего времени. Америки этим утверждением я не открываю, но напомнить об этом хочу потому, что в кулуарах среди некоторой части работников это забывается, и они находят возможным огульно обвинять всех и вся и потирать руки, что вот мы стояли в сторонке, операциями не занимались, кое-что подметили, а сейчас поговорим. В этой же среде есть и такие, которые свою роль оправдывают такой примерно формулой: «Тогда мы считали все правильным, а сейчас считаем все прошлое неправильным, а сами так делали потому, что другие тоже так делали, но пусть лучше за все отвечают другие, а наше дело маленькое». Ниже под этими формулами я укажу и живых людей. Операция по РОВС и кулакам, по моему мнению, имели меньшее число ошибок и извращений потому, что шел сравнительно чистый контингент. Но эта операция характерна тем, что по своей исключительной упрощенности у многих следователей создано ложное представление о допустимости упрощенной формы вообще по всем делам, в том числе по так называемым линейным и право-троцкистским (в некоторой части). Операции по польской линии начались примерно в сентябре 1937 года. Вскоре за этим начались операции по латышской линии и харбинцам. Лично мне пришлось немного поработать по харбинцам уже в Управлении после перевода из Кузбасса. Чем характерны эти операции, и какие видимые ошибки и извращенности они имели. По этим операциям были специальные телеграммы за подписью т. ФРИНОВСКОГО о том, чтобы арестовать такие-то категории и вести следствие в направлении вскрытия их шпионско-диверсионной деятельности. Эти телеграммы указывали на производство арестов по этим признакам также в органах НКВД и по армии. В телеграмме по полякам особо указывалось на слабую борьбу с польским шпионажем в Западной Сибири, где сконцентрировано огромное количество перебежчиков. Аресты этих контингентов приняли очень большой размах. Примерно до декабря 1937 г. на аресты были использованы имевшиеся агентурные и другие компрометирующие данные. После декабря новые аресты происходили преимущественно за счет т[ак] называемых] выходов, <nobr>т. е.</nobr> показаний арестованных. По немцам и харбинцам ошибок было меньше. Что же касается поляков, латышей и эстонцев, то здесь, как говорят в ряде случаев, «дров наломали» крепко. Большая беда заключается в том, что ошибки, а кое-где уголовные извращения, допущенные в этих операциях, становятся известными только в последнее время, когда эти вопросы стали подыматься. Надо сказать, что ошибки, а кое-где вольные или невольные извращения допускались честными и нечестными работниками. Разница здесь в том, что первые допускали ошибки в силу сложившихся обстоятельств, будучи уверенными, что так и надо, а вторые — карьеристы, шкурники и перестраховщики в определенных вражеских целях. Если принять во вним[ание], что по линейным операциям число ошибок (главным образом, по форме допросов и оформлений материалов) к числу следователей (особенно к началу 1938 года) будет относиться не менее как 75−80% всего следовательского состава, то будет понятно почему многие сейчас испытывают тревогу и недоумение. И почему к оценке людей надо относиться с особой осторожностью, изучая каждое явление отдельно и в то же время в совокупности со временем и обстановкой. Сейчас понятно, что б[ывшее] руководство Управления в лице: МИРОНОВА, ПОПОВА, ГОРБАЧА, МАЛЬЦЕВА и других извратили директиву партии и как враги и авантюристы, пользуясь положением почти неограниченной власти, ибо ЦК партии, конечно, не мог сразу распознать вражескую работу, чтобы ее тут же пресечь. Они творили свое темное дело, обманули сотни людей, ныне оказавшихся на положении не внушающих доверия. Это горькая правда сегодняшнего дня. Она тем более горька и обидна, что мы — я, весь основной состав, работали не покладая рук, с чувством гордости и понимания того, что на нас была возложена великая историческая миссия расчистить путь к коммунизму от шпионского, право-троцкистского мусора. В эти дни, когда вся мысль направлена к оценке прошлых событий, к самоанализу, когда мучительно хочется понять самого себя, окружающие явления, когда сам о себе не можешь сказать, где ты прав и где не прав, нужно спокойное, деловитое рассмотрение всех вопросов. Пока что этого нет. Хозяином положения является разгоряченный мозг и взвинченные нервы.
Как я понимаю суть имевших место извращений.
Руководство Управления и отделов гналось за количеством, а не за качеством следственной работы. Они узаконили упрощенчество до уродливости, форсируя только количество и сроки. На целый ряд ответственных участков работы привлекались люди с сомнительным прошлым и настоящим. В сознание аппарата под предлогом особого периода внедрялось чувство пренебрежения к требованиям УК, УПК, <nobr>т. е.</nobr> революционной законности. Особенному извращению подверглась ст. 138 УПК. Прокурорский надзор частью забивался в «кусты», а частью своей беспечностью, легкомыслием, а кое-где и с вражескими целями поощрял нарушение революционной законности, приговаривая: «гони, ребята, пока воля ваша». Директивы центра, особенно по линейным операциям, не были достаточно четкими, ограничивающими. Они скорее были похожи наводкой на цель, а в свом содержании давали возможность расширительного их толкования. В течение длительного врем[ени], примерно до апреля 1938 г., отсутствовал всякий контроль за работой следователей, а с апреля было лишь несколько попыток такого контроля. В п[артийных] организациях за этот период никогда не. подымался вопрос об ошибках следователей, за исключением прямых фактов, так называемой] «липы», с подделкой подписей и случаев мародерства. «Колунство» было символом оперативных качеств работника. Были просто «колуны» и «смертельные колуны». Это такие следователи, от которых, как говорили, сам черт не уйдет без признания.
Критика деятельности и работы на оперативных совещаниях или даже партийных собраниях, где бы и когда-либо раздался голос в правильности или неправильности следствия, хотя быпо отдельным моментам — вообще не существовала. Вот примерно те элементы, которые я лично познаю, особенно сейчас, когда их анализируешь. Было бы грубейшей ошибкой считать или утверждать, что указанные мною явления лежали в основе всей следственной работы. Но в отношении линейных контингентов они сказывались довольно основательно. Приведу несколько примеров в подтверждение сказанного.[…]
Цифры и темпы.
В сентябре-октябре 1937 года я работал начальником] Киселевского горотделения НКВД. По схеме Управления я входил в подчинение Сталинского сектора НКВД, начальником которого был в то вр[емя] ныне замнач. Управления т. РОВИНСКИЙ. В этот период шли операции гл[авным] образом по кулакам и РОВС. В процессе работы т. РОВИНСКИЙ вызывал к себе на короткое совещание начальников РО и ГО, входящих в его сектор. На этих совещаниях, продолжавшихся не более 11/г-2 часов ни одного разу не ставился вопрос о ходе следствия с т[очки] зр[ения] соблюдения рев[олюционной] законности, а выдвигались требования: в эту пятидневку вы даете столько-то по кулакам и столько-то по РОВС. Когда заявляешь, что цифра большая, аппарат не сумеет подготовиться и отработать материалы, то обычно услышишь: «Вы с ума сошли, с меня требуют столько-то, а вы даете единицы. Дайте официальное заявление, что у вас в районе кулаков и офицеров больше нет, а потом мы проверим и поговорим». Конечно, после такого вразумительного разговора едешь на место и соответственно накачиваешь аппарат. Во вр[емя] этих совещаний узнаешь, что лимит по такой-то категории убавился, а по такой-то прибавился. В Управлении б[орь]ба за быстроту оформления следственных материалов была основным требованием к каждому следователю. Никто не вникал в качество этих материалов. Работая в Управлении, можно годами не знать, что собой представляют работники даже одного отдела. Ясность в личности возникает тогда, когда о ч[елове]ке поднят к[ем]-либо вопрос. В аппарате 3 отдела, где концентрировались все материалы следствия по немецкому, польскому, латышскому и японскому шпионажу, руководство этими линиями работ было возложено на таких раб[отни]ков: немецкая линия — МОЛОЗОВСКИЙ, служил в белой армии Колчака, уволен из органов; ПАРФЕНОВ — уволен за сокрытие соцпроисхождения; Польская линия — Кон[н]ов И., в прошлом имел политич[еск]ие ошибки, фаворит ГОРБАЧА, уволен из органов, известный виртуоз в следствии. Его помощник — ШЕСТОВИЦКИЙ, в прошлом, говорят, выступал с троцкистскими речами (якобы по заданию райкома, для меня этот вопрос не ясен), сам поляк, уволен из органов по компрометирующим материалам. Латышско-эстонская линия руководилась эстонцем ЭДЕНБЕРГОМ, о виртуозности которого сейчас ходят целые легенды. По япон-[ско]му шпионажу следствие разворачивал имевший родственные связи с японским шпионом Рабиновичем, сам предатель и мародер БЕЙМАН, расстрелянный по приговору Военного Трибунала. Следствие по китайцам вел китаец КАРСКИЙ, уволен из органов. В Москве дела докладывал уволенный из органов поляк ГАЕВСКИЙ. Секретарем тройки был подхалим и колчаковец КОЛЧИН. Даже беглый взгляд на эту картину дает представление о степени сомнительности людей, решавших по своему положению большие вопросы. Но об этом ни новые, ни молодые работники ничего не знали или имели очень смутное представление по слухам. До начала увольнения казалось, что все люди хорошие и на своих местах. К этим операциям, <nobr>т. е.</nobr> линейным, я прямого отношения не имел, потому что у меня была другая обл[асть] работы (внутренняя к[онтр]-р[еволюция]), но занимал я в отделе, особенно с лета 1938 года, не последнее место. До этого вр[емени] у МАЛЬЦЕВА, КРАВЧИНСКОГО, КОННОВА и др[угих] находился под подозрением (возможно, это подозрение имеется и сейчас, но я его сейчас не ощущаю, а тогда оно было гласным), по «биологическим» и политическим признакам. Коротко, заключающихся в том, что я родился и вырос без отца (сапожника, в последствии фельдшер), бросившего семью, когда мне было 4 года. Жил и воспитывался в подвалах и панских кухнях с матерью-кухаркой, имеющей в этой области свыше 20-летний стаж. И случилось на грех, в поисках сестры встретился в 1923 году с отцом, с которым тогда же впервые познакомились. Пьяница, дочь давно прогнал, и она жила по доброй милости у людей. Всему поселку (Карчат) была известна эта довольно оригинальная встреча. Три дня пребывания под одной крышей в состоянии драки и ругани за сестру и передачи дела в суд за издевательство над сестрой легли на мою репутацию с 1937 года тяжелым бременем подозрения в социальной принадлежности потому, что этот отец, как говорят, в 1920 или 21 году, помимо службы в больнице, делал колбасу. Я же его застал на положении человека без определенных занятий, так как за пьянство его со службы уволили. Какое я имею отношение и моя мать к этому, по существу чужому для нас ч[елове]ку и его колбасной истории на протяжении почти 18 лет до встречи с ним и вот уже 15 лет после встречи (в 1923 г. он исчез и, вероятно, где-нибудь умер, так как ему тогда было 64 года), некоторых шибко бдительных людей не интересует, для них достаточно того, что фамилия одинаковая. В политическом отношении заподозрен: скрытым поляком и, следователь] но, возможным польским шпионом, так [как] фамилия кончается на «ский». Глупо и дико, но это так. Кон[н]ов такую мысль высказывал неоднократно. В 1937 г. арестовали и осудили зятя, как уч[астни]ка правотроц[кисте]кой орг[аниза]ции. С 1927 г. я с ним никакой, в том числе и бытовой связи, за исключением встречи в течение нескольких часов в 1931 и 1934 году, не имел. Многие тов[ари]щи знают, что у нас с ним никогда ничего общего не было из-за сестры, которой пришлось быть вечно битой, сначала у отца, а потом у хорошего мужа. Независимо от этого я порвал всякую связь с сестрой. Хотя некоторые находят это перестраховкой. Возможно. Связывал или обязывал меня этот «паспорт» к подхалимству, угодничеству перед начальством, а тем паче к исполнению к[аких]-либо щепетильных заданий? Нет. За чистоту своего имени (о котором стал вопрос впервые в 1937 г.) я боролся и буду бороться, потому что в этих вопросах я перед п[артией] чист. О моей практической работе пусть скажут те, кто работает со мной, и учились у меня. Однако должен сказать, что в операции по кулакам и РОВС я ничем не отличался от всех остальных раб[отни]ков и допускал тоже упрощенство и действовал теми же методами, заботясь только, чтобы удары шли в цель, <nobr>т. е.</nobr> на белогвардейцев, кулаков и им подобных. […] Кажется, в апреле-мае 1938 г. мне было поручено наблюдение за ходом операции-следствия по линейным делам Новосибирского сектора. Следствие по этим делам велось в особом корпусе (тюрьма № 1). За 3−4 посещения тюрьмы я обратил внимание, что некоторые раб[отни]ки распоясались до того, что не желали считаться ни с какими доводами арестованных, даже там, где эти доводы были совершенно очевидны, и невиновность арестованного была ясна. Я сейчас не вспомню фамилии следователей, а тем более арестованных. Но о том, как я отнесся к этому вопросу, можно видеть из рапорта на имя начальника] Управления, где я настаивал привлечь изобличенных мною следователей к ответственности, а арестованных освободить. После этого последовал приказ, где были наложены взыскания, а нач[альник] Мошковско-го РО НКВД отдан под суд. За несколько посещений из тюрьмы я освободил не менее 40 чел. из поляков, латышей, эстонцев и др[угих], которые фактически или ими не были, или к Польше и Латвии имели отношение через своих давно умерших дедушек и бабушек. В это вр[емя] работало много товарищей из районов и Управления. Пусть они скажут, как я относился к подобного рода делам и какие давал установки. Имели место случаи, когда от меня прятали сомнительные дела (раб[отни]к Мошковского РО, фамилию не помню), а между собой заявляли, что КАЧУРОВСКИЙ с «подозрительными настроениями» и не мешало бы проверить не поляк ли он сам. Тут уж опять роль сыграло «ский», ставшее для меня самого ненавистным. Будучи до крайности взвинченным подозрительностью к себе, я до слез доводил свою мать, выпытывая у нее корни фамилии, которую я и сейчас ненавижу. Но в роду и племени, говорят, ни со стороны отца, ни со стороны матери поляков не было. Два слова о прокурорском надзоре. Этого надзора практически вообще не существовало. Санкции на арест давались по спискам на 100−200 чел. без предварительного рассмотрения материалов. Почему так делалось, для меня до сего вр[емени] не понятно. […] Директивы центра. Лучше всего, если вы сами с ними познакомитесь. Особое вним[ание] обратите на телеграммы по полякам, латышам и харбинцам. Я слышал, как и многие другие, что замнаркома ФРИНОВСКИЙ дал установку перед началом второй операции (весна 1938 г.), что «если где-либо произойдет случай диверсии и в р[айо]не этого случая окажется линейник, <nobr>т. е.</nobr> поляк, латыш <nobr>и т. д.</nobr>, то раб[отни]к, обслуживающий объект, будет нести уголовную ответ[ственно]сть вместе с диверсантом». Прямым следствием этой установки было значительное ухудшение состава арестованных и качества следствия. Рассказывают, что весной [1938 г.] на совещании начальников] отделов и отделений Управления зам. НКВД СССР Л.Н. БЕЛЬСКИЙ дал установку вести дела упрощенным порядком и бить арестованного, если он отказывается давать показания. Я на это совещание допущен не был по причине неясности в моей физиономии, о чем мне заявил сам МАЛЬЦЕВ, когда я ему высказал свою обиду на созданную вокруг меня атмосферу недоверия. […] О контроле я уже говорил. […] Морально-политическое состояние п[артийной] организации целиком отражало «дух времени». На партийных] собраниях групп и всего партколлектива поддерживалось и развивалось всякое предложение, исходившее от руководства. Никакой критики за ошибки или даже извращения никто не подымал и никто ее не слышал. Характерен случай с неким МАКСИМОВЫМ, б[ывшим] раб[от-ни]ком 3 отдела. За ним партийная] организация установила ряд проступков, в том числе и выражения сомнения о правдивости чьих-то показаний. На общем собрании в клубе Дзержинского, где разбиралось его дело, и когда он стал приводить свои доводы относительно сомнений, его буквально засвистали, и он, не докончив речь, ушел с собрания. Я не знаю и до сего вр[емени] правильные или неправильные были сомнения МАКСИМОВА, так как этот вопрос не расследовался. Но настроения собрания к этому вопросу было более чем красноречивым. В нескольких случаев на общих партийных] собраниях делали сообщение о поездке в М[оскву] ГОРБАЧ и МАЛЬЦЕВ. Что они говорили? Они говорили, что Н[ово]сибирская область по результатам разгрома [врагов] стоит на одном из передовых мест, что т. Ежов одобрил работу Управления и это нас обязывает взять еще более крутые темпы в следствии, что успех этот есть рез[уль]тат беззаветной преданности передовых чекистов-орлов, что за ними надо тянуться отстающим, а сомневающихся, паникеров, убрать из нашей среды и найти им подобающее место. Как реагировало собрание на эти выступления? Шумными аплодисментами и овациями. Настроение доходило до экстаза. Сам я в эти минуты переживал настроения подъема и упадка. Воодушевленный общим настроением, мне хотелось быть в шеренге передовых, быть таким же орлом, но сознание того, что проклятое «ский», чужой отец и зять как коршуны-стервятники преследуют меня и не дают быть полноценным человеком в то вр[емя] как всем своим существом я был и есть преданный своей партии. Все это приводило меня в состояние уныния и упадка. Сколько ночей я провел в слезах и истерических припадках, знает об этом только семья. Но я опять о себе, ведь это же похоже на перестраховку. Я хотел не так писать, надо было о себе отдельно. Пишу, надо скорее кончать, но мысль путается. Больно, тов. Борков! Безумно больно не за себя, а за все происходящее. Люди не знают, что происходит, к чему таинственность, зачем продолжается эта опасная тенденциозность, которая уже показала свои рез[ульта]ты. Партком в вопросах следствия своего лица не имел, возможно, потому, что в его состав вошли почти все начальники отделов, а секретари, прежде т. ТРЫНДИН, ныне начальник Прокопьевского ГО Н[КВ]Д, и ныне ШАМАРИН сами непосредственно занимались следствием.
начит, одно из двух: или они всю, в том числе свою работу, объективно и партийно [считают] правильной, или состояли в заговоре с МАЛЬЦЕВЫМ, ГОРБАЧЕМ и др. Приведу один пример. У меня были тов[ари]щеские взаимоотношения с б[ывшим] секретарем парткома т. ТРЫНДИНЫМ. Как-то я зашел к нему, и мы разговорились относительно того, что ряд следователей начинают увлекаться «колкой», и это может привести к плохим рез[ульта]там, т. к. может попасть лицо и невиновное в предъявляемом ему обвинении. ТРЫНДИН согласился с этим мнением и растолковал мне его в таком виде: «Упрощенный порядок следствия ведется во всех органах, протокол является] основным док[умен]том. Вопрос об отве[тственно]сти лежит на каждом следователе, а где он прав или не прав, узнать трудно. Поднять же вопрос, чтобы установить контроль — это значит выразить сомнение или недоверие, а за такие настроения сам знаешь, куда можно пойти и коим должны быть большие основания. Так что можно говорить и на ходу исправлять только отдельные случаи. В этот период на следствии работало около 50−60 курсантов из Московской школы, почти все члены п[артии]. Не будучи никогда ранее следователями, они в течение нескольких месяцев работали такими же темпами и формами, как и постоянный состав. Никогда не было слышно, чтобы где-либо поставили вопрос о неправильном ведении следствия. Это значит, что вся работа следствия считалась законной. Я считаю, что ее и сейчас нельзя считать незаконной по тому периоду. Какова была форма следствия? Перебежчик, харбинец, поляк, латыш, связанный с заграницей, допрашивался по шпионажу, не хотел признаваться -заставляли. Офицер, каратель, кулак, поп — значит, имел отношение к повстанческим формированиям, тоже требовали признания. Ошибки в этом деле могли возникать по форме организационных связей, но что это именно за ошибки и кого именно они касаются — сейчас сказать очень трудно и может быть установлено только специальным расследованием по каждому возникшему вопросу. Что происходит сейчас? По некоторым выступлениям на общем п[артийном] собрании можно было понять, — а оно так многими и понято, — что оперативные работники вообще не заслуживают доверия, что перегибы были не в отдельных случаях, а сплошь и рядом. Один из выступавших даже заявил: «МАЛЬЦЕВ и ГОРБАЧ проводили вражескую работу, а сидящие здесь (на собрании) враги им помогали». В том, что ГОРБАЧ и МАЛЬЦЕВ и ряд других действит[ель]но проводили вражескую работу — это верно и никто не оспаривает. Наоборот, можно от оперативных работников получить немало данных о том, как они искривили политическую линию в массовой операции. Но называть врагами вообще всех — это преступление. После собрания и до сего вр[емени] только и слышно: Кто виноват? В чем виноват? Расспрашивают др[уг] друга: как ты вел следствие? Что ты допускал? Рассказывают о своих делах и никто никакого толку добиться не может, всем кажется все правильным и в то же вр[емя] неправильным, в зависимости от настроения. Некоторые сейчас так рассуждают: «У тебя остались еще арестованные?». Скажешь: «Да, есть» — Ну, твое дело хуже, все равно они сейчас отказываются, а им подчас склонны верить больше, чем нам. В этом есть большая доля правды. Есть и такие разговоры, можно сослаться прямо на лиц. Это — ЗАЙЦЕВ, начальник] 2 отдела и ИВАНОВ, б[ывший] особ[о] уполномоченный]. Рассказывают, что они в приемной начальника] управления (я лично не слышал) заявляли: «Хорошо, что мы к этим операциям прямого отношения не имели, а теперь бы пришлось оправдываться…». Как сейчас выясняется, сам ИВАНОВ по своим весьма немногочисленным делам извращал больше всех. И именно сам извращал, а не ошибался. На собрании всплыл вопрос о том, что некоторые лица по заказам начальства брали вымышленные показания на сотрудников и вообще людей, непричастных к тем преступлениям, которые им приписываются. В этом вопросе, мне кажется, есть единодушное мнение вытащить этих людей с их начальниками, показать народу и посадить, чтобы сами давали показания для чего они это делали. Помогали врагам отвести удар и перебить честных людей -это ясно. Пусть они за это ответят и пусть это будет уроком к повышению политической сознательности и бдит[ельно]сти. Но надо учесть, что здесь возможны случаи клеветы, перестраховки и все, что угодно. Один из выступавших, т. АЛПАТОВ, заявил, что его заставляли брать показания на одного из сотрудников отдела, хотя вины за ним он не знал. И арестованные по этому поводу говорить ничего не могли, так как знакомы они были, но ничего к[онтр]-революционного] в содержании этого знакомства не было. Такие факты необх[оди] мо расследовать и привлекать к уголовной ответ[ственно]сти, давшего такое указание, и мне кажется, нельзя никак оставить в стороне также исполнителя. Почему он до сего вр[емени] молчал, почему он согласился? Это же не заблуждение, а прямая провокация. У нас сейчас принял хронический хар[акте]р повсеместный отказ арестованных от своих показаний. Все это знают, все видят и никто ничего не делает. Прошло дело — ладно. Не прошло — пусть отдувается тот раб[отни]к, который сидел над этим делом. Арестованные пошли на разного рода провокации, клевету и все, что угодно, фактически разнуздались до невозможности. Вызываешь на допрос, а он с тобой не хочет вообще разговаривать, а не только по показаниям. Все надеются на освобождение. С таким положением мириться невозможно. Надо каким то образом проверить все дела и поставить точку над i. Не виновен — освободить, а виновен — так создать соответствующие условия. Нельзя же ставить оперработника в прямую зависимость не от степени виновности арестованного, а от его поведения. Такое положение продолжает иметь место, особенно по делам о шпионаже, где кроме личного признания, в ряде случаев документов, подтверждающих вину, не найдешь. Многие работники охвачены чувством неуверенности не в виновности арестованного, а в способах доказательств этой виновности и склонны при затруднении идти на уступки. Последнее вр[емя] пачками стали поступать заявления о пересмотре дел и почти, как правило, во многих заявлениях или, как их называют, «телегах», обвиняют следователей в принуждении к показаниям. Это стало уже модным явлением, и если обобщить эти факты, то получается, что в нашей тюрьме вообще виновных нет. Это обстоят[ельст]во не в меньшей степени нервирует раб[отни]ков. Предатели, шкурники в нашей среде были и, вероятно, есть, но их — единицы-десятки, а из-за них чувство нервозности и неуверенности в себе охватило большинство раб[отни] ков. Очень часто приходится слышать: — Почему я в этот период не заболел? Или: — Работал бы себе каким-нибудь секретарем, а то теперь жди с какого угла ударят Короче говоря, существует много явлений и фактов, которые свидетельствуют о неблагополучном положении в моральном состоянии раб[отни]ков. Я, например, не считаю возможным выступление на общем партийном] собрании с такого рода фактами, потому что мне бы заявили, что я сею панику и деморализую аппарат и, пожалуй, получил бы отпор от тех, кто за час до выступления подтверждал и развивал эти факты. Такие явления у нас есть. Эти описываемые мною настроения все же существуют, охватывают значительное число людей и уже дают свои отрицательные результаты. Работа идет не так, как это нужно. Многие действуют чисто механически, без души. Для самозабвения потянулись к водке, к обсуждению всяких и всяческих вопросов. Сам я нахожусь в водовороте этих явлений и считаю, что так дальше продолжаться не может. Надо разобраться и положить конец. Вскрыть, в чем виновны все и в чем — отдельные личности, и положить как
00:17 21.11.2020
какую-то грань. Какую форму вы изберете — это все равно, но надо скорей. Ходячая формула о том, что все старые раб[отни]ки «лепачи» и им нельзя доверить, по-моему, в корне неправильна и сеет дезорганизацию. Я располагаю фактами, что со стороны пом[ощника] начальника] управления тов. МЕДВЕДЕВА имеет место именно такой подход к вопросу. Я хочу обратить вним[ание], что при разборе любого явления вы встретитесь с таким положением, что сегодня ч[еловек] говорит одно, а завтра, поразмыслив над выгодами и невыгодами сказанного, будет отказываться и говорить другое. Поэтому очень часто можно сделать ошибочное представление о фактах. В нашем отделе осталось три старых раб[отни]ка, все они занимают руководящее положение, в этом числе я, — не только начальник] отделения, но и парторг. Получается интересная картина: в отделе были перегибы, извращения ит. д., а на «Шипке все спокойно». В других отделах помаленьку вытаскивают отдельных фигурок, говорят их возможно скоро посадят, потому что, как видно, преступления за ними есть и довольно значительные. Встает вопрос: нет ли круговой поруки, ведь 3 отдел занимал в массовой операции не последнее, а ведущее место? Не зажата ли критика? На этот вопрос сразу ответить трудно потому, что наша работа имеет свои особенности. Не всякий мог знать, что делается в соседней комнате. Поэтому ряд обстоятельств возникает сейчас, когда все эти вопросы встали на обсуждение, и то далеко не полностью потому, что многих раб[отни]ков в отделе не осталось. Но даже по тем отдельным фактам, которые становятся известными сейчас, ясно, что в 3 отделе извращений было много. Касаются они гл[авным] обр[азом] руководящего состава. Я их не буду перечислять, надеясь, что я буду вызван для переговоров, где и расскажу, что мне известно. Кто из руководящих раб[отни]ков отдела будет персонально виновен и в чем именно, покажет будущее, но уже сейчас надо оставшихся развести. Потому что я не верю начальнику] отдела, он не верит мне. Третий раб[отни]к — в таком же положении. А внешне поддерживаем вид будто ничего не случилось. Расписался я много, а толку, наверно, мало. Рез[уль]тат нервной взвинченности. Я прошу с моим письмом или отдельными его частями, по вашему усмотрению, ознакомить начальника] Управления тов. КУДРЯВЦЕВА, так как дублированием письма я займу много времени.
Член ВКП (б), начальник отделения 3-го Отдела — Качуровский
(Качуровский Владимир Дмитриевич) Подпись. Реклама
00:21 21.11.2020
Вот доблестный путь в органах товарища Качуровского
02:27 21.11.2020
Следующий документ. Этому чекисту повезло. Сиганул с 4-го этажа и, хоть поломался, но попал в больничку на не к своим коллегам на допросы. Он, кстати, не единственный, кто прыгал из окон этого этажа местного управления НКВД. Был еще один "парашютист"- прокурор Новосибиска. Но пока про первого.
03:53 21.11.2020
страшная правда, но России через это надо пройти
04:40 21.11.2020
Stes Sava (45451) писал (а) в ответ на :
> страшная правда, но России через это надо пройти
Тема о репрессиях, а не о политике в современности. Если не понимаешь разницы, буду сносить все твои сообщения в этой ветке.
06:40 22.11.2020
Начну публиковать следующий документ. В 1941 году "взяли в оборот" Льва Афанасьевича Маслова- младшего лейтенанта госбезопасности. Член ВКП(б) c 1928.
В органах ВЧК−ОГПУ−НКВД с 1927.
И вот он начинает давать показания
"ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1941 года июня 15 дня. Я допросил в качестве свидетеля
МАСЛОВА Льва Афанасьевича,
1905 г. р., русского, гр-на СССР,
преподавателя по с/дисцип. Новоси-
бирской МКШ НКВД СССР,
члена ВКП(б) с 1928 г.
Даю настоящую подписку следственным органам в том, что я обязываюсь показывать все мне известное по делу и ничего от следствия не скрывать.
Об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, согласно ст. ст. 92 и 95 УК РСФСР мне объявлено, в чем и расписываюсь. МАСЛОВ.
По существу заданных мне следствием вопросов показываю:
В 1937-39 гг. я работал врид. пом. нач. I отделения 3 отдела УГБ УНКВД по НСО и работал в разных отделениях этого же отдела на следствии по делам быв. белых офицеров, кулаков, харбинцев и др., а также непосредственно в своем отделении — по иностранно-поданным немцам. Прежде чем перейти к изложению как протекало следствие по делам врагов народа, считаю необходимым осветить вопрос как производились операции (арестов быв. белых офицеров и др.).
В 3 отделе УГБ УНКВД по НСО сначала массовых арестов быв.белых офицеров в 1937 году не был положен в основу этой операции основной большевистский принцип — контроль, как в смысле проверки материалов, по которым производились аресты, так и ведения самого следствия, в результате чего самым грубейшим образом нарушалась революционная законность. Это можно иллюстрировать целым рядом фактов, как то: аресты быв. белых офицеров производились с начала операции по делам-формулярам, материалы в которых в большинстве своем относились к периоду 1926-30 гг. Кулаки же арестовывались по агентурным материалам, заявлениям граждан и, безусловно, без предварительной проверки, что неизбежно вело к аресту середняков, хотя я конкретных случаев не знаю.
Но если поверить заявлению быв. нач. 3 отдела УГБ УНКВД по НСО ИВАНОВА на общем партсобрании коллектива УГБ по НСО, кажется в марте 1939 года (когда разбирался вопрос о ПАСТАНОГОВЕ и др.), заявившего,что на строительстве Дома Культуры и Науки, все работавшие на черновых работах,были сотрудниками УНКВД окружены и арестованы, то станет ясным, что под маркой кулаков арестовывались или могли арестовываться середняки, а может быть и просто рабочие. О такой«операции» рассказанной ИВАНОВЫМ на партсобрании я впервые от него услышал и не знал о ней до партсобрания. Эти операции (аресты), начиная с лета 1937 года и в продолжении почти всего 1938 г., проходили в неимоверной суете и спешке,без предварительной установки, по адресному столу и квартирам.К операции (арестам и обыскам) привлекалась большая масса людей:работники пожарной охраны, милиции, АХО УНКВД, УПО войск НКВД и др.
Помню, летом в 1937 году в кабинете быв. нач. 3 отделаУГБ ГОЛУБЧИКА, где были его пом. нач. отдела ИВАНОВ и все сотрудники, [мы] получали ордера на аресты быв. белых офицеров и др. категорий лиц. Мне было дано 3 или 4 ордера на разных лиц, которых я должен был арестовать за ночь. Практически осуществить это было невозможно: во-первых, адреса были не точны, во-вторых, некоторые пять лет тому назад как выбыли из Новосибирска или же находились в командировках. (продолжение следует)
08:47 22.11.2020
Стрельцов СС (280400153079) писал (а) в ответ на :
> > Все как всегда. Мне глубоко плевать, на то, что кто-то будет говорить о фальшивках. Мне глубоко плевать на то, что кто-то попытается устроить здесь политический "междусобойчик" > Все, что не относиться напрямую к теме репрессий в Сибири в вышеуказанный период времени, будет мной сносится безжалостно.
Когда просматриваю подобные темы, то не знаю – плакать или смеяться над малообразованностью (мягко говоря!!!) в них участвующих. Ну, ладно – лень камрадам заниматься этим серьёзно (или опять же – ума не хватает), то бишь – читать документы или серьёзную документалистику, где таковые документы приведены с карандашом в руках, анализировать и делать выводы самостоятельно. Куда проще скопипастить статейку какого-нибудь блогера с церковно-приходским образованием, отвечающую мировоззрению автора и с вумным видом пафосно посокрушаться о «невинно убиенных сталинским режимом», возмущаясь масштабами этих жертв. Я отнюдь не намерен оспаривать приводимые нашими правдолюбами-антисталинистами приводимые ими цифры: во-первых, это бесполезно (их не переубедить!), а во-вторых, им для этого явно не хватает базисных знаний. Но элементарная ЖИТЕЙСКАЯ логика, по-моему, должна всё же быть даже в самой пустой голове, иначе собеседнику прямая дорогам в ближайшую дурку. Вот к ней, к этой самой логике, и предлагаю обратиться! Итак… Из состязания брехунов-антисталинистов. В обличительном раже сочинители антисталинских страшилок словно соревнуются, кто соврёт сильней, наперебой называя астрономические цифры погибших от рук «кровавого тирана». На их фоне диссидент Рой Медведев, ограничившийся «скромной» цифрой в 40 миллионов, смотрится какой-то белой вороной, образцом умеренности и добросовестности. И в самом деле, несолидно. Брехун Солженицын повышает до 60 миллионов. Другой диссидент, сын репрессированного революционера-троцкиста А. В. Антонов-Овсеенко, без тени смущения называет цифру в 80 миллионов. Профессиональные «реабилитаторы» во главе с бывшим членом Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлевым ведут речь уже про 100 миллионов. Однако и это ещё не предел. Абсолютный рекорд поставил Борис Немцов, возвестивший 7 ноября 2003 года в программе «Свобода слова» на телеканале НТВ про 150 миллионов человек, потерянных российским государством после 1917 года. На кого рассчитаны эти фантастически-нелепые цифры, охотно тиражируемые российскими и зарубежными средствами массовой информации? На тех, кто разучился думать самостоятельно, кто привык некритически принимать на веру любую чушь, лишь бы она отвечала его убеждениям. Я предлагаю остановиться на цифре в 38-39 миллионов человек испытавших на себе «сталинские репрессии», озвученные Международной правозащитной организацией «Мемориал» и оценить именно эти «миллионы»! Не знаю, откуда Мемориал взял эти «миллионы», но зато прекрасно знаю, что по подсчётам авторского коллектива под руководством Г.Ф.Кривошеева, изучавшего этот вопрос по архивным документам, общее количество мобилизованных в РККА в 1941-1945 годах составило 34 476 700 человек. То бишь, эта цифра даже меньше цифры репрессированных «сталинским режимом». А теперь, перестаньте плевать в монитор, один хрен до меня не долетит, возьмите в руки карандаш и вспомните своих близких и дальних родственников, участвовавших в Великой Отечественной войне – ведь вы не Иваны-непомнящие. Я лично, например, вспомнил порядка 20 человек со своей стороны и стороны супруги. А теперь так же вспомните близких и дальних родственников, репрессированных «кровавым режимом». Я припомнил только ОДНОГО – брата бабушки супруги, воевавшего у атамана Семёнова в Забайкалье и ударно за это потрудившегося на стройках Комсомольска-на-Амуре. Не сомневаюсь, что такой же результат будет и других, кто отнесётся к делу непредвзято. ВЫВОДЫ САМИ СДЕЛАЕТЕ, ДИВАННЫЕ ИСТОРИКИ ИЛИ ПОМОЧЬ? Так что, если у кого-то вдруг зачешется открыть тему о «страшных сталинских репрессиях», вспомните этот маленький тест – вдруг пропадёт охота…
09:18 22.11.2020
Первый сталинист подтянулся. Тут все как всегда. Много " воды" и мало конкретики. Ничего страшного. Мало есть тех из них, кто последователен. Поэтому сегодня работа, а завтра продлжение темы.
Петрозаводск, Ленинград, Калинин, Минск, Смоленск, Киев, Ростов-на-Дону, Нальчик, Грозный, Махачкала, Тбилиси, Ереван, Баку, Архангельск, Ярославль, Иваново, Горький, Саранск, Чебоксары, Воронеж, Сталинград, Пятигорск, Саратов, Куйбышев, Казань, Оренбург, Уфа, Киров, Свердловск, Челябинск, Омск, Новосибирск, Сыктывкар, Ижевск, Йошкар-Ола, Симферополь, Курск."