Практически в каждом партизанском отряде в годы Великой Отечественной войны были люди, которым было всего от 20 до 30 лет, но они уже были седые, как лунь. Некоторые - просто белоснежные. Знаете, почему? — они побывали в немецком плену и хлебнули европейской культуры.
Той самой, которая активно возрождается с момента развала СССР, когда страх перед русскими почти исчез
Эти люди выглядели примерно так:
/Н. Олялин в роли побывавшего в немецком плену/
Им удалось бежать от «нового порядка» и этой «культуры», некоторые из них пробрались через линию фронта, а часть набрела на партизан. Эти люди напоминали каких-то чудовищных молодых старцев. По большей части они молчали, выглядели угрюмо, ходили постоянно с оружием наготове и шли без раздумий на любое задание, которое им поручалось. В плен они больше не сдавались — попав в безвыходное положение, они ожесточённо дрались до последнего патрона, последнюю пулю или гранату приберегая для себя
П.П. Вершигора, отрывок из книги «Люди с чистой совестью»:
«Осенью 1942 года в районе Шепетовки в лагерях военнопленных с их обычным режимом голода, пыток и истязаний появились „вербовщики“. Они выстраивали полуживых пленных и объявляли им запись в „добровольное казачество“. Изъявившим согласие сразу увеличивался паек, выдавалось по 600 граммов хлеба, обмундирование. Фашисты иногда достигали своей цели. Адская их система постепенно уничтожала человека, истощая организм голодом, убивала человеческое достоинство.
Некоторые из пленных были неспособны сохранить в этих условиях моральную чистоту, стойкость и чувство долга. За несколько месяцев пребывания в лагере у них оставались только физические потребности.
Но все же многие шли на вербовку умышленно, надеясь при первой же возможности воспользоваться облегчением режима и бежать, другие, сделав первый шаг, катились по пути предательства до полной и подлой измены.
Надежда вернуться к своим, хотя бы тяжелой ценой искупления, становилась все призрачней. Те же, кто вступал на этот путь для того, чтобы бежать из лагеря, часто осуществляли свой план, бежали к партизанам, многие из них кровью врага смывали свой позор. Были и яростно ненавидевшие Советскую власть - они становились закваской этих формирований изменников Родины.»
Второй отрывок:
«…Ковпак, вскоре получивший две полковые пушки, которые доставили ему самолетом с Большой земли, назначил командиром артиллерии майора Анисимова; Бакрадзе первое время был командиром орудия.
/На фото: Давид Бакрадзе и П.П. Вершигора, май 1944 г./
Он ходил большими медленными шагами, и комиссар Руднев с восхищением смотрел на его широкие плечи, высокую грудную клетку и хлопал его по плечу. - Ну как, Давид, познакомился с немцами? - Да, — отвечал Бакрадзе, — знакомство наше на всю жизнь отмечено, — и раскрывал рот, показывая челюсть, из которой с одной стороны были выбиты все зубы. — Стулом меня немец ударил по зубам. - За что же? — спросил Руднев. - Сам не знаю, плохо понимаю я по-ихнему… Людей, бежавших из плена, хлебнувших фашистской „культуры“, охотно брали партизаны, потому что человек, побывавший в немецком плену, ВТОРОЙ РАЗ ЖИВЫМ В ПЛЕН НИКОГДА НЕ СДАВАЛСЯ. Люди бились до последнего патрона и до последнего вздоха.»
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
А вот этот отрывок прочитать советую вдвойне: потому что таких событий на оккупированной немцами территории были ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ, и многие из этих тысяч были ещё страшнее
«И вот прошло всего полгода. А вокруг - только развалины да высокий крест торчит среди пустырей… Вдоль улицы скачет всадник. Это — Володя Лапин. Он с разгону осадил коня. - Узнаешь? — спросил я. Перед нами было пепелище дома нашей хозяйки. - А то как же?.. Все сожгли, ничего не оставили… Народ почти весь перебили… Все семейство. - Ты откуда знаешь? - Да тут за болотом, на лесном квартале, землянки есть. Бабы с детишками. Дарьиных — одна немая Гашка осталась. Во-он она бежит.
По улице, запыхавшись, бежало какое-то странное, взлохмаченное существо. В изодранной одежде, без платка. Волосы на голове сбились колтуном, провалились глаза. Я с трудом узнал Гашку — глухонемую дочь тетки Дарьи. Она бросилась ко мне. Лошадь шарахнулась в сторону.
Словно боясь, что мы ускачем, немая, схватив стремя, костлявыми руками обнимает мои ноги и прижимается щекой к колену. Что-то курлычет на непонятном своем языке. Топая ногами и словно приставив к животу невидимый автомат, Гашка проводит им несколько раз впереди себя, щелкая зубами. Затем, вытянув вперед правую руку, воет…
- Фашисты… — объясняет это страшное кривляние Володя. Немая, подняв лохматую голову, смотрит, понимают ли ее. Затем отпускает стремя и бежит к развалинам хаты.
Перед нами оживает картина расправы.
Вот выбегает из дверей мать. Каратели автоматной очередью сваливают ее прямо на пороге. Молчание. И снова клокотание непонятных звуков в горле Гашки. Старшая сестра Арина тоже упала, сраженная немецкой пулей. К телу матери прижимается ребенок… Из сеней показывается красавица Софина…
Я вспомнил: немая очень любила свою младшую сестру, вспомнил, как изображала Гашка сестрину красоту: проведет, бывало, пальцами по бровям, медленно, с удовольствием, закроет глаза, расскажет без слов, какие чудесные у сестры очи, показывая то на них, то на небо; вот, лукаво улыбаясь, кокетливым жестом обрисует губы, поцелует кончики своих пальцев и беззвучно засмеется, пытаясь произнести имя сестры. - И-ин-на… — получалось у нее.
Очевидно, в этом обездоленном человеке жило какое-то инстинктивное влечение к красоте. Гашка восторженно любила Софину. Как весело, дружно было в этой белорусской хате в те далекие декабрьские вечера…
И сейчас на лице этого одичавшего лесного существа на миг проступили черты доброй немой, влюбленной в красавицу сестру. Я узнаю в жесте Гашки, которым она поправляет отсутствующий на шее платок, гордую Софину. И вдруг с диким, звериным воплем Гаша повторяет фашистский жест, и мы с ужасом понимаем, что и любимую сестру тоже сразила очередь фашистского автомата.
Губы Гашки, хватая воздух, тщетно силятся сказать еще что-то. - И-ин-а… Ин-на… И-и-и-на-а… — всхлипывает девушка и падает в истерике на землю.
Мы с Лапиным помогаем ей прийти в себя. Потом медленно едем по улице к лесу. А между нашими конями бредет безъязыкое существо и все лепечет, лепечет, без слов жалуется на свое горе. Но чем же, чем можем мы помочь ей?..»
> Надо ещё вспомнить про татаро-монголов и русских, хлебнувших азиатской культуры. quoted1
Вам-то что может быть известно из азиатской культуры и монголах, мистер гринго? Канал Дискавери? Разве что метил-оранж, которым вы Вьетнам поливали, да кучи вьетнамских трупов от ваших «рэмбов» … Или голливудские монголы с тонким носом с горбинкой, или монголы в виде африканского негра в шлеме