aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
> aska (aska) писал (а) в ответ на сообщение:
>> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение: >> нет))) я с гавнолюдьми не то что фейерверки не запускаю. на одном гектаре не присяду. quoted2
>немного ли одной гектары «удобрять», вот и я говорю, жадность quoted1
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
> любой фейк по сути мало вероятен, а этот на 100% логичен. quoted1
ага))) я бы на месте родственников этого рибковского засудила всех тех, кто опорочил его имя.
Рибковский в 1940-м становится секретарем горкома в новоотвоеванном у финнов Выборге, входившем тогда в состав Карело-Финской ССР. Однако отступал он с войсками, отходившими под давлением финнов не в Петрозаводск, а в Ленинград, и оказался в блокаде, в начале которой едва выжил на положении умирающего от голода иждивенца. «Я неделями не только не ел, но не видел хлеба» (20.11.1941). Кое-как он питается… конфетами (25.11.1941).
Многие ленинградцы, пережившие блокаду, отмечали, что конфеты были доступней хлеба, и протянуть удавалось только на них. Именно поэтому спекуляции вокруг пирожных выдают некомпетентность спекулянтов: достать сладкое было проще, чем обычный хлеб.
Жизнь Рибковского спасает то, что с 5 декабря 1941-го его взяли на работу в отдел кадров Ленинградского горкома. Теперь у него есть небольшая, но твердая зарплата, а главное — качественное питание в столовой Смольного. Вот как он описывает свое питание 9 декабря 1941-го: «На первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой. Вечером для тех, кто работает, бесплатно бутерброд с сыром, белая булочка и пара стаканов сладкого чая». При этом он отмечает, что талоны в столовой вырезают только на хлеб и мясо, так что по карточкам «можно будет выкупить в магазинах крупу, масло и другое, что полагается, и подкармливаться малость дома».
Однако и на таком прикорме Николай Андреевич смотрит на себя в ужасе — за время иждивенчества он превратился в ходячий скелет: «Даже сомнение взяло: мое ли это тело или мне его кто-то подменил? Ноги и кисти рук, точно у ребенка… живот провалился. Ребра чуть не наружу вылезли» (13.12.1941). И он, и другие горкомовцы хоть и не умирают с голода, но постоянно болеют желудочными расстройствами. «Почти половина работников горкома и обкома сидит на диете. Некоторые в больнице», — записывает он 26 февраля 1942 года. И сам он уже меньше чем через неделю попадет в тот самый «стационар», где и сделает запись, которую теперь приводят как свидетельство роскошеств номенклатуры.
Он называет это «семидневным домом отдыха». Погуляв по морозу, надышавшись хвоей в лесу, в котором когда-то охотился Сергей Киров, Рибковский разваливается в кресле и начинает описывать свое «разнообразное и вкусное» питание. Однако вот, что настораживает в этой картине пиршества: преувеличенная художественность одних частей описания «баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса…» и сухая деловитая точность других, столь часто встречающаяся в блокадных дневниках: «300 граммов белого и столько же черного хлеба на день, 30 граммов сливочного масла…».
Вы можете с точностью высчитать, сколько хлеба и масла съедаете в день, не прибегая к измерительным приборам? Вот эта блокадная точность в вычислениях вызывает доверие, а картина разнообразных пиршеств — нет. Совершенно невозможно представить это все на столах санатория военных лет для низовых партработников, да еще и одновременно. К тому же Рибковский добавляет: «Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак между завтраком и обедом: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая» (5.03.1942). Только что столы ломились от ветчины, баранины, леща, икры, балыка, и тут же, в следующем абзаце, повествователь пишет как о своей привилегии о булочке с чаем! Здесь какой-то подвох…
Секрет этого подвоха раскрывается буквально десятком строк ниже в той же записи. «Перед отъездом в стационар в библиотеке Смольного встретил своего приятеля — писателя Евгения Федорова. Он подсказал мне прочесть его роман „Демидовы“. Так вот за него и взялся с вниманием и пристрастием». С Федоровым Рибковский переписывался и после войны — в РГАЛИ сохранились семь его писем писателю за 1947−1949 годы.
Заглядываем в «Демидовых» и обнаруживаем буквально дословно описания «пиршеств» Рибковского. «На площадях порасставлены возы, на них живность — куры, индейки, в бадьях свежая и соленая рыба, мешки с зерном и с крупой, свиные и бараньи туши… Хозяин и гость после хлопотливого дня ели с аппетитом курники, свинину, лапшу, пироги. Дьяк запивал еду крепким вином, но не хмелел». «На столе — немудрая еда: щи с бараниной, пирог с говядиной. Кузнец подошел к горке, вытащил даренный царем серебряный ковш и налил виноградного вина». Все тут — даже «виноградное вино».
У многих пишущих людей, особенно с невыработанным стилем, возникает зависимость от прочитанного. По стилю романа «Как закалялась сталь» писателя-коммуниста Николая Островского можно определить, какого автора ему читали в тот день, когда он надиктовал тот или иной отрывок: Гоголя, Толстого или Чехова. Ту же шутку литература сыграла и с Рибковским. Он стал описывать меню партийного санатория образами из «Демидовых», думая прославить тем самым советскую власть («Да. Такой отдых в условиях фронта, длительной блокады возможен только у большевиков, лишь при Советской власти»), а вместо этого подложил ей индюшку.
Судя по тому, что он вообще попал в стационар, и по тому, что был назначен дополнительный завтрак, Рибковский так и не оправился от декабрьского истощения. Можно себе представить, в каком он был состоянии, как мутилось его воображение, раззадориваемое описаниями пиршеств царских времен. И простим ему невинную литературную игру — в конечном счете он оставил достаточно точных указаний, чтобы мы поняли, как он питался на самом деле: бесконечно лучше умирающих горожан, которым пары бутербродов никто не выделял, но без всяких излишеств.
У нас нет никаких оснований считать, что Рибковский был сам зажравшимся аппаратчиком или свидетелем пира во время голода. Это был добрый, любящий семью маленький человек. 1 февраля 1942 года он рассказывает, как, «опаздывая на пленум», помог женщине подвезти гроб — протащил целый квартал. 22 октября, через полгода после своих мнимых лукулловых пиров, он пишет о сыне: «Я ему скопил пару плиточек шоколада послать в первой посылочке». И тут же жалеет: «Одного, пожалуй, не достанем — это костюмчика для Сереженьки. Был ордер, но не было костюмчика на Сережу. Так ордер и пропал… Конечно, можно быстро купить „по блату“ через знакомых, но это не в моем духе, неприятно даже слышать, когда говорят: вот достал то-то, устроил по блату… Нехорошо, нечестно». В 1944 году он не может себе позволить в театре лишний бутерброд.
Иными словами, никаким участником номенклатурных пиршеств Рибковский не был и о них не свидетельствовал. Его военная жизнь была скудной, на грани голода (другое дело, что у большинства иждивенцев она была за этой гранью), его обычное питание было в столовой Смольного, по карточкам. Единственная ставшая одиозной запись, совершенно вырванная пропагандистами из контекста всего его дневника, с очевидностью представляет собой литературную стилизацию на грани бреда, в которой роскошества противоречат суровой прозе лишней пары бутербродов.
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
> что вы тут ерепенитесь, признайте лучше, что одна половина вашего коммунистического общества шиковала и мородёрствовала, а другая изнемогала и умирала, кто в квартирах, кто в окопах quoted1
>>> aska (aska) писал (а) в ответ на сообщение: >>>> Пример осажденного и голодающего Ленинграда опрокидывает доводы тех иностранных авторов, которые утверждают, что под влиянием непреодолимого чувства голода люди теряют моральные устои и человек предстает хищным животным. Это чувство руководило советскими людьми в их борьбе с иноземными захватчиками, в борьбе с голодом и другими лишениями. >>>
>>> Вася (29876) (Вася970) писал (а) в ответ на сообщение:
>>>> Начнется празднование с парада на Дворцовой площади. Там же будет представлен мультимедийный проект «Салют над Ленинградом».
>>> грех спекулировать на трагедии незащищённых слоёв общества, ведь именно они погибают при подобных обстоятельствах, пора бы уже вам не отмечать пышными и помпезными мероприятиями горе людей познавших лишения и смерть, эту трагедию и так знают во всём мире, она постоянная боль у нормальных людей, а обличать тех кто ряхи свои наедал не делясь с умирающими, начиная с номенклатуры, которая эту власть внушила несчастным и заканчивая простыми, но состоятельными обывателями, выявлять и обличать, выявлять и обличать, этим вы и отдадите долг несчастным погибшим соотечественникам quoted3
>это вы кощунствуете на трагедии, вам бы перед юбилеем самим > поголодать с недельку хотя бы, чтобы на собственной шкуре почувствовать ужас, а потом свечи зажечь и молиться за брошенных на произвол судьбы людей, а не салютами смешить мир quoted1
когератор (когератор) писал (а) в ответ на сообщение:
> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
>> что вы тут ерепенитесь, признайте лучше, что одна половина вашего коммунистического общества шиковала и мородёрствовала, а другая изнемогала и умирала, кто в квартирах, кто в окопах quoted2
aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
> когератор (когератор) писал (а) в ответ на сообщение:
>> aleksandr kyncevich 23798 (23798) писал (а) в ответ на сообщение:
>>> что вы тут ерепенитесь, признайте лучше, что одна половина вашего коммунистического общества шиковала и мородёрствовала, а другая изнемогала и умирала, кто в квартирах, кто в окопах quoted3