Концепция о необходимости жесткой, опирающейся на репрессии форсированной индустриализации (правда, эти слова сказаны о диктатуре Сталина, но вполне приложимы и к феномену проведенной им „индустриализации“)
Что стояло за индустриализацией (а также проводимой одновременно с ней коллективизацией и связанной с ними кампанией террора)?
Помимо решения собственно задачи по увеличению производства промышленной продукции и усиления обороноспособности страны эти процессы преследовали и политические цели.

Сталин и его соратники, несмотря на риторику «государства рабочих и крестьян», считали крестьянство в целом враждебным большевистскому государству классом.
И этот класс не хотел сдавать государству зерно по навязанным последним ценам; желал развивать свои хозяйства, иметь в собственности скот, машины; крестьянство в конце концов желало досыта есть.

В это же время рабочие — социальная опора диктатуры большевиков — нуждалась в продовольствии, которое они не производили; государству же производимая крестьянами продукция требовалась для получения валюты на внешних рынках.
Поэтому коллективизация и проводимая за ее счет индустриализация (деньги на последнюю получали, выкачивая хлеб из крестьянских и коллективных хозяйств) решали политическую задачу — усиление базы поддержки большевиков за счет крестьян, которым необходимо было «сломить хребет», подавить волю к сопротивлению.

Крестьянские протесты, которые в отдельные месяцы и в ряде районов принимали характер восстаний, не смогли заставить большевиков пересмотреть эту политику, наоборот, террор начала 30-х гг., увенчавшийся голодом 32−33 гг. и затем завершенный «кулацкой операцией» 37−38 гг. окончательно подчинили российское крестьянство диктатуре ВКП (б).

Не последнюю роль сыграли действительные или мнимые страхи Сталина, который панически боялся сценария «внешняя интервенция + внутренний переворот».
Всё это, вкупе с неудовлетворительным состоянием Красной армии и отечественной военной промышленности приводило большевистскую верхушку к мысли о необходимости скорейшей индустриализации, а также актам террора — расцвета эта кровавая паранойя достигнет уже во второй половине 30-х, но и в период начала индустриализации ОГПУ состряпало несколько крупных дел о «вредительстве» в оборонной промышленности и вооруженных силах.

Итак, помимо очевидной необходимости в преодолении застоя в промышленности (которая кое-как оправилась после Гражданской войны, но и близко не восстановилась в том объеме, который существовал во время Первой мировой войны), ее развития за проведением индустриализации стояли как политические причины, так и параноидальные ожидания и настроения большевистской верхушки.

Но какую цену заплатила Россия за эти страхи?

Для Сталина, воспользуемся выкладками О.В. Хлевнюка, в течение всего времени его нахождения у власти, была характерна политика, укладывающаяся в цикл:
постановка цели — предельная радикализация методов ее достижения — достижение отрицательных результатов — откат к более умеренным мерам — кампания по борьбе с «перегибами».

Вот лишь некоторые примеры того, насколько Сталин был готов радикализовать политику индустриализации:

политика выкачивания продовольственного сырья из крестьянства для получения валюты, шедшей на закупку машин и оборудования для строившихся заводов (в условиях падения цен на продовольствие, кстати говоря) привела к тяжелейшему в истории России голоду (смерти от 3 до 5 млн человек),

депортации сотен тысяч крестьян в отдаленные необжитые районы страны;

желание Сталина перейти на «прямой социалистический продуктообмен» и ликвидацию товарно-денежных отношений привели к полной дезорганизации финансов, в результате чего сам Сталин уже после 33-го года стал сторонником сохранения денежного обращения;

крайне неэффективное расходование средств, строительство заводов зачастую при отсутствии планов приводило к тому, что год от года росла доля незавершенного строительства в промышленности — это означало, что стройки забрасывались или растягивались во времени, давали продукцию значительно позже запланировано, т. е. полученные с таким трудом деньги не работали, не давали отдачи;

экстремально завышенные планы, не опиравшиеся на какие-либо трезвые расчеты (для их выполнения не существовало предпосылок), не выполнялись, при этом всегда находились «стрелочники», «виноватые» в «срыве» плановых заданий (хотя у некоторых советских руководителей постепенно открывались глаза на то, как все это работает — судьба Г. Орджоникидзе, ставшего наркомом тяжелого машиностроения и довольно быстро изменившего свои взгляды с радикальных на довольно умеренные, в этом смысле показательна);

репрессии против специалистов и руководителей предприятий приводили к существенному ухудшению как качества продукции, так и трудовой дисциплины (рабочие отказывались подчиняться начальству, потому что «они же все равно враги», а сами руководители просто боялись брать на себя ответственность за что-либо).

Итог же сталинской индустриализации подвела война.
К 1941 году СССР имел самый крупный в мире танковый парк, крупнейшие в мире ВВС и многое другое «самое» и «уникальное».

Так вот, вся эта груда железа, оплаченная кровью миллионов крестьян и потом сотен тысяч лагерников, сгинула в котлах первых месяцев войны.
Эвакуация промышленности, происходившая в полном хаосе, позволила начать производство вооружений на эвакуированных предприятиях не раньше зимы 41−42 года, а в полную меру они заработали еще позже — к тому времени германский вермахт уже был остановлен под Москвой (он попросту не имел резервов для взятия Москвы).

Получается, что люди гибли от голода, страдали от побоев на допросах, хлебали лагерную баланду ради того, чтобы эти танки и самолеты были брошены отступающими советскими войсками.