Съ этикъ письмомъ я обращаюсь къ вамъ, господа большевики, моимъ вчерашнимъ тюремщикамъ.
Раньше, до васъ, я знавалъ много другихъ тюремщиковъ, но никому изъ нихъ я никогда не писалъ ни закрытыхъ, ни открытыхъ писемъ. Прежніе мои тюремщики были явными врагами соціализма и свободы, и держали меня годы въ тюрьме именно за то, что я боролся съ ними за соціализмъ и свободу.
Вы для меня — особенные тюремщики.
Вы хорошо знаете, что я — старый, убежденный вашъ врагъ, и съ своей точки зренія вы, быть можетъ, поступили очень практично, когда въ тотъ самый день, 25 октября 1917 г., когда вамъ удалось захватить власть
поступили очень практично, когда въ тотъ самый день, вашъ врагъ, и съ своей точки зренія вы, быть можетъ, въ Петрограде, вы арестовали меня первымъ и держали въ тюрьме все время, пока могли.
Теперь, вырвавшись изъ вашей тюрьмы, я, заграницей, на свободе, буду продолжать мою борьбу съ вами, какую я раньше велъ долгіе годы здесь же, въ эмиграціи, съ правительствомъ Николая II и его жандармами.
Обращаясь къ вамъ, я менее всего имею ввиду васъ лично.
Съ вами у насъ не можетъ быть никакихъ разговоровъ. Для насъ вы — не случайные преступники, а преступники сознательные, преступники, которымъ нетъ имени! Вы — изменники родины! Вы — ея предатели!

Еще вчера многіе изъ васъ были деятельными членами въ соціалистическихъ партіяхъ и говорили отъ имени соціализма. Вы, впрочемъ, даже и сегодня осмеливаетесь говорить отъ имени соціализма. Но для насъ вы — больше не соціалисты. Теперь вы для насъ — только наши тюремщики, наши жандармы, наши цензора, наши убійцы!
Полюбуйтесь на то, что теперь делается на нашей родине, благодаря вамъ, повсюду покрытой трупами и повсюду облитой кровью!.. И вы поймете, съ какимъ проклятіемъ мы произносимъ ваши имена!
Правду о васъ мои читатели отъ меня слышатъ не въ первый разъ. Эту правду о васъ многіе изъ нихъ слышали отъ меня уже давно по разнымъ поводамъ. Но эта правда, къ сожаленію, не могла до сихъ поръ войти въ
общее сознаніе.
Для подавляющаго большинства обвиненія, предъявленныя мной вамъ, казались невероятными, почти невозможными и въ лучшемъ случае не доказанными.
О васъ все хотели думать лучше, чемъ вы были на самомъ деле. Многимъ казалось, что все то, что годъ тому назадъ о васъ говорилъ я, и что многихъ тогда приводило въ такую ярость, не верно и было продиктовано мне лишь политической борьбой съ вами. Когда годъ тому назадъ я съ протестомъ, съ негодованіемъ писалъ о первыхъ вашихъ шагахъ въ Россіи,
— немцы только что тогда прислали васъ изъ Германіи въ Россію въ запломбированныхъ вагонахъ, — я зналъ, что я правъ. Но откровенно признаюсь, мне и въ голову не приходило, что. на самомъ деле вы безъ всякаго сравненія были еще более преступны, чемъ это я тогда писалъ о васъ. Я очень жалею, что тогда не писалъ о васъ еще более резко.