В конце октября 1941 года в Иваново — знаменитом «городе невест» и крупнейшем центре текстильной промышленности СССР. Осенью 1941 года, после эвакуации управления Наркомата текстильной промышленности из Москвы в Иваново, этот город и вовсе стал «текстильной столицей страны». А вот с женихами стало совсем худо: мужчины в городе остались (как становится очевидно из тех документов, что будут приведены ниже) только среди начальства, простых мужиков почти поголовно забрали в армию
Pазумеется, об этом событии не сообщалось в газетах. Предельно скупые в те страшные дни октября 41-го года сводки Совинформбюро монотонно и глухо сообщали о «напряженных боях на Можайском, Малоярославецком и Калининском направлениях». Ничего не писалось про «ивановский бунт» и в последующие шесть десятилетий. Да и сегодня, после того как бывший архив ЦК КПСС (ныне РГАСПИ, фонд 17, опись 88, дело 45) раскрыл одну из своих тайн, мы не можем достоверно сказать — насколько уникальными (или, напротив, типичными) были эти события.
В начале сентября (документ не позволяет установить точную дату) инструктор Козлов и ответорганизатор оргинструкторского отдела ЦК ВКП (б) Сидоров направили в Москву докладную записку «О положении на текстильных предприятиях Ивановской области». Положение было весьма тревожным, проще говоря — предзабастовочным:
«…В последнее время имели место волынки отдельных групп рабочих, самовольно бросавших работу до окончания рабочего дня. Такие факты имели место на трех фабриках Вичугского района… на двух фабриках Фурмановского района… и на некоторых других предприятиях Ивановской области (многоточиями мы заменили названия крупных фабрик с числом работающих от 7 до 12 тысяч человек. — М С.). Рабочие высказывают резкое недовольство, а иногда и антисоветские настроения. Обычные разговоры на фабриках, передаваемые друг другу о том, что на той или иной фабрике забастовали и им увеличили норму хлеба до килограмма. На собрании рабочих фабрики им. Ногина работница Кулакова заявила: «Гитлер хлеб-то ведь не силой взял, ему мы сами давали, а сейчас нам не дают, ему, что ли, берегут?» Работница Лобова высказала следующее: «Ходим голодные, работать нет мочи. Начальство получает в закрытом магазине, им жить можно». Пом. мастера Соболев и мастер Киселев (это единственные две мужские фамилии, все остальные «волынщики» — женщины) заявили: «Если нас возьмут в армию, мы покажем коммунистам, как нас морить голодом». Работница прядильной фабрики комбината «Большевик» заявила коммунистке Агаповой: «Сохрани Бог от победы советской власти, а вас, коммунистов, всех перевешают» .
Констатируя факты столь «нездоровых настроений», а также и некоторые причины, такие настроения порождающие («в столовых непролазная грязь, в большинстве столовых нет бачков и кружек… качество обедов крайне низкое, меню в большинстве состоит из пустых щей (вода с капустой без лука, без всякой приправы) и ячневой каши, сваренной на воде без всяких жиров»), Козлов и Сидоров ограничились следующими предложениями:
«…Ввести в обкоме и горкоме секретарей по снабжению… заменить слабых секретарей парторганизаций… руководство агитколлективами поручить ответственным работникам обкома и горкома… направить в помощь обкому партии группу квалифицированных лекторов и докладчиков…»
Успела ли «группа квалифицированных лекторов» прибыть в Иваново, успели ли они объяснить голодным ткачихам, почему в рабочей столовой «непролазная грязь, а начальство получает в закрытом магазине» — неизвестно. Зато доподлинно известно другое: 2 октября немецкие войска начали крупномасштабное наступление, через неделю более 60 советских дивизий были окружены в двух гигантских котлах у Вязьмы и Брянска, еще через неделю последние очаги организованного сопротивления окруженных были подавлены, 16 октября в Москве началась массовая паника, грабежи магазинов и беспорядочное бегство населения на восток по всем доступным дорогам. Одним словом — началось все то, что предшествовало падению Смоленска, Пскова, Орла… Казалось, еще немного — и в этом трагическом списке появится и город Москва. В ситуации, когда прорыв немцев к Волге, Ярославлю и Нижнему Новгороду представлялся вполне реальным, было принято решение об эвакуации предприятий Иваново. И вот тут-то начался бунт.
«Ивановский обком ВКП (б) в дополнение к сообщениям по телефону считает необходимым более подробно информировать ЦК ВКП (б) о фактах антисоветских выступлений. Беспорядки имели место в г. Иваново на Меланжевом комбинате, на фабриках им. Дзержинского, им. Балашова и в известной степени на фабрике «Красная Звезда», а также в г. Приволжске на Яковлевском льнокомбинате.
Наиболее характерными являются события на Меланжевом комбинате. Никакой разъяснительной работы среди рабочих по вопросам эвакуации проведено не было. В результате 18 октября рабочие, придя в 6 часов утра на работу, увидели в цехах часть разобранного оборудования… Начался шум и выкрики: «Оборудование увезут, а нас оставят без работы. Не дадим разбирать и увозить оборудование»… Чтобы избежать дальнейшей неорганизованности и беспорядка, было объявлено о созыве собрания рабочих. Собрание началось в 14 часов. На него прибыли секретарь горкома т. Таратынов, секретарь обкома т. Лукоянов, секретарь Кировского райкома т. Веселов, директор комбината т. Частухин (стоит обратить внимание на то, что здесь и далее все начальники — мужчины, крепившие оборону в глубоком тылу). Станкообходчица, член партии Бутенева взяла слово и в своем выступлении заявила: «Уж если вы жалеете станки, так надо сначала вывезти семьи. Вывозить оборудование не дадим». Группа активных участников беспорядков начала разбивать ящики с оборудованием топорами и молотками.
Утром 19 октября события на комбинате начали принимать более острый характер. Около 9 часов утра та же группа ткачих снова начала разбивать ящики с оборудованием. Попытки противодействия, предпринятые руководителями комбината, ни к чему не привели. Многие работницы стали бросать работу. Примерно 150 человек ворвались в кабинет заведующего прядильной фабрикой Растригина, который от них убежал и спрятался в сортировке под брезентом. Сбежал домой и заведующий ткацкой фабрикой Николаев, испугавшийся угроз убить его за грубость с рабочими.
На комбинат прибыли секретари обкома т т. Пальцев, Капранов, Энодин, Лукоянов, начальник облуправления НКВД т. Блинов. На дворе комбината собралось более 1000 рабочих, главным образом женщины. Выступивший здесь секретарь обкома т. Пальцев сообщил о прекращении демонтажа оборудования и отдал распоряжение приступить к сборке уже разобранных станков (!!!). Многие из присутствующих встретили это заявление одобрительно… Часть рабочих приступила к работе в ночную смену, а 20 октября заработал весь комбинат.
Начало демонтажа оборудования было использовано для провоцирования беспорядков на фабрике им. Дзержинского и на Дмитриевской мануфактуре им. Балашова… 19 октября секретарь партбюро фабрики им. Дзержинского Филиппов стал разъяснять работницам, зачем проводится эвакуация оборудования, но одна из работниц крикнула: «Пусть оборудование останется на месте, а если и придет Гитлер, мы у него будем работать» . Тогда Филиппов заявил: «Мы Гитлеру ничего не оставим, уничтожим своими руками, взорвем фабрику».Это заявление было немедленно подхвачено провокаторами. Начались крики и суматоха. Группа невыявленных лиц стала вооружаться бабинами и деталями от машин и бросилась избивать Филиппова и секретаря партцехбюро Грабочкину… Подстрекаемые провокаторами ткачихи выставляли такие требования: «Не поедем на трудовой фронт! Прибавьте к обеду 100 граммов хлеба! Дайте бесплатно мануфактуры!» Партийный актив, работники райкома и горкома ВКП (б) разъясняли работницам неправильность распускаемых провокаторами слухов. В ответ на это из толпы раздавались выкрики: «Не слушайте их, они сами ничего не знают, они обманывают нас уже 23 года. Сами эвакуировали свои семьи, а нас посылают на трудовой фронт».
Беспорядки в г. Приволжске были вызваны решением мобилизовать 4000 человек для сооружения оборонительного пояса в районе г. Иваново. На фабриках льнокомбината безо всякой разъяснительной работы стали составлять списки мобилизованных, включая в них подростков 16 лет, стариков и многодетных матерей, чем было вызвано недовольство рабочих… Утром 20 октября группа работниц Рогачевской фабрики бросила работу и вышла на фабричный двор. Руководители фабрики растерялись, секретарь партбюро Васильев убежал от работниц со двора в прядильный отдел… Группа в 200 — 300 человек пошла по улицам города на Яковлевскую и Васильевскую фабрики, чтобы вывести на улицу и рабочих этих предприятий. В толпе раздавались выкрики: «Не пойдем на трудовой фронт!», а группа провокаторов и враждебных личностей выбросила даже лозунг: «Долой советскую власть, да здравствует батюшка Гитлер!»
Причины бунта. Русские женщины устали они от 10-часового рабочего дня, от постоянного вранья сытых начальников, от изматывающего, неизбывного страха за ушедших на фронт мужей, от плача голодных и раздетых детей. Но даже и в своей «смелости отчаянья» не пошли ивановские работницы дальше требования «100 граммов хлеба к обеду» и гарантированного права каждый день, в 6 часов утра (это если повезет и в ночную смену не поставят) приходить в грохочущий, пыльный цех ткацкой фабрики.
Чем всё кончилось. Пошумели бабоньки, сорвали свое зло на попавшем под горячую руку секретаре партбюро т. Филиппове — и разошлись. Но не всем дали так просто разойтись по домам. Вылезла власть из-под «брезента в сортировке», оправилась от первого испуга и взялась за свое привычное дело: «Областным управлением НКВД предпринимаются соответствующие меры к изоляции антисоветских элементов… Военный трибунал уже рассмотрел дела группы активных участников беспорядков на Меланжевом комбинате и осудил С., Е., С., Г., Я. на 10 лет лишения свободы каждую с поражением в правах на 5 лет, а Д. приговорил к высшей мере наказания — расстрелу. Органами суда и прокуратуры усилено также преследование за распространение провокационных слухов…»
Ну и последнее. Вы, конечно, спросите — что же сделали с секретарем обкома товарищем Пальцевым, который сорвал выполнение постановления ГКО об эвакуации фабрики? Ничего с ним не сделали, более того — именно он, товарищ Пальцев, и пишет весь вышеприведенный доклад в ЦК ВКП (б). И это понятно и где-то даже правильно. Не станки ведь были нужны ответственным товарищам, а покорность работниц, к этим станкам прилагающихся. Каковую покорность тов. Пальцев и обеспечил, ловко сбив волну бунта обещанием прекратить демонтаж оборудования…
Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!
> В конце октября 1941 года в Иваново — знаменитом «городе невест» и крупнейшем центре текстильной промышленности СССР. Осенью 1941 года, после эвакуации управления Наркомата текстильной промышленности из Москвы в Иваново, этот город и вовсе стал «текстильной столицей страны». А вот с женихами стало совсем худо: мужчины в городе остались (как становится очевидно из тех документов, что будут приведены ниже) только среди начальства, простых мужиков почти поголовно забрали в армию > > > Разумеется, об этом событии не сообщалось в газетах. Предельно скупые в те страшные дни октября 41-го года сводки Совинформбюро монотонно и глухо сообщали о «напряженных боях на Можайском, Малоярославецком и Калининском направлениях». Ничего не писалось про «ивановский бунт» и в последующие шесть десятилетий. Да и сегодня, после того как бывший архив ЦК КПСС (ныне РГАСПИ, фонд 17, опись 88, дело 45) раскрыл одну из своих тайн, мы не можем достоверно сказать — насколько уникальными (или, напротив, типичными) были эти события. > > В начале сентября (документ не позволяет установить точную дату) инструктор Козлов и ответорганизатор оргинструкторского отдела ЦК ВКП (б) Сидоров направили в Москву докладную записку «О положении на текстильных предприятиях Ивановской области». Положение было весьма тревожным, проще говоря — предзабастовочным: > > "…В последнее время имели место волынки отдельных групп рабочих, самовольно бросавших работу до окончания рабочего дня. Такие факты имели место на трех фабриках Вичугского района… на двух фабриках Фурмановского района… и на некоторых других предприятиях Ивановской области (многоточиями мы заменили названия крупных фабрик с числом работающих от 7 до 12 тысяч человек. — М С.). Рабочие высказывают резкое недовольство, а иногда и антисоветские настроения. Обычные разговоры на фабриках, передаваемые друг другу о том, что на той или иной фабрике забастовали и им увеличили норму хлеба до килограмма. На собрании рабочих фабрики им. Ногина работница Кулакова заявила: «Гитлер хлеб-то ведь не силой взял, ему мы сами давали, а сейчас нам не дают, ему, что ли, берегут?» Работница Лобова высказала следующее: «Ходим голодные, работать нет мочи. Начальство получает в закрытом магазине, им жить можно». Пом. мастера Соболев и мастер Киселев (это единственные две мужские фамилии, все остальные «волынщики» — женщины) заявили: «Если нас возьмут в армию, мы покажем коммунистам, как нас морить голодом». Работница прядильной фабрики комбината «Большевик» заявила коммунистке Агаповой: «Сохрани Бог от победы советской власти, а вас, коммунистов, всех перевешают». > > Констатируя факты столь «нездоровых настроений», а также и некоторые причины, такие настроения порождающие («в столовых непролазная грязь, в большинстве столовых нет бачков и кружек… качество обедов крайне низкое, меню в большинстве состоит из пустых щей (вода с капустой без лука, без всякой приправы) и ячневой каши, сваренной на воде без всяких жиров»), Козлов и Сидоров ограничились следующими предложениями: > > "…Ввести в обкоме и горкоме секретарей по снабжению… заменить слабых секретарей парторганизаций… руководство агитколлективами поручить ответственным работникам обкома и горкома… направить в помощь обкому партии группу квалифицированных лекторов и докладчиков…" > > Успела ли «группа квалифицированных лекторов» прибыть в Иваново, успели ли они объяснить голодным ткачихам, почему в рабочей столовой «непролазная грязь, а начальство получает в закрытом магазине» — неизвестно. Зато доподлинно известно другое: 2 октября немецкие войска начали крупномасштабное наступление, через неделю более 60 советских дивизий были окружены в двух гигантских котлах у Вязьмы и Брянска, еще через неделю последние очаги организованного сопротивления окруженных были подавлены, 16 октября в Москве началась массовая паника, грабежи магазинов и беспорядочное бегство населения на восток по всем доступным дорогам. Одним словом — началось все то, что предшествовало падению Минска, Смоленска, Пскова, Орла, Харькова… Казалось, еще немного — и в этом трагическом списке появится и город Москва. В ситуации, когда прорыв немцев к Волге, Ярославлю и Нижнему Новгороду представлялся вполне реальным, было принято решение об эвакуации предприятий Иваново. И вот тут-то начался бунт. > > "Ивановский обком ВКП (б) в дополнение к сообщениям по телефону считает необходимым более подробно информировать ЦК ВКП (б) о фактах антисоветских выступлений. Беспорядки имели место в г. Иваново на Меланжевом комбинате, на фабриках им. Дзержинского, им. Балашова и в известной степени на фабрике «Красная Звезда», а также в г. Приволжске на Яковлевском льнокомбинате. > > Наиболее характерными являются события на Меланжевом комбинате. Никакой разъяснительной работы среди рабочих по вопросам эвакуации проведено не было. В результате 18 октября рабочие, придя в 6 часов утра на работу, увидели в цехах часть разобранного оборудования… Начался шум и выкрики: «Оборудование увезут, а нас оставят без работы. Не дадим разбирать и увозить оборудование»… Чтобы избежать дальнейшей неорганизованности и беспорядка, было объявлено о созыве собрания рабочих. Собрание началось в 14 часов. На него прибыли секретарь горкома т. Таратынов, секретарь обкома т. Лукоянов, секретарь Кировского райкома т. Веселов, директор комбината т. Частухин (стоит обратить внимание на то, что здесь и далее все начальники — мужчины, крепившие оборону в глубоком тылу). Станкообходчица, член партии Бутенева взяла слово и в своем выступлении заявила: «Уж если вы жалеете станки, так надо сначала вывезти семьи. Вывозить оборудование не дадим». Группа активных участников беспорядков начала разбивать ящики с оборудованием топорами и молотками. > > Утром 19 октября события на комбинате начали принимать более острый характер. Около 9 часов утра та же группа ткачих снова начала разбивать ящики с оборудованием. Попытки противодействия, предпринятые руководителями комбината, ни к чему не привели. Многие работницы стали бросать работу. Примерно 150 человек ворвались в кабинет заведующего прядильной фабрикой Растригина, который от них убежал и спрятался в сортировке под брезентом. Сбежал домой и заведующий ткацкой фабрикой Николаев, испугавшийся угроз убить его за грубость с рабочими. > > На комбинат прибыли секретари обкома т т. Пальцев, Капранов, Энодин, Лукоянов, начальник облуправления НКВД т. Блинов. На дворе комбината собралось более 1000 рабочих, главным образом женщины. Выступивший здесь секретарь обкома т. Пальцев сообщил о прекращении демонтажа оборудования и отдал распоряжение приступить к сборке уже разобранных станков (!!!). Многие из присутствующих встретили это заявление одобрительно… Часть рабочих приступила к работе в ночную смену, а 20 октября заработал весь комбинат. > > Начало демонтажа оборудования было использовано для провоцирования беспорядков на фабрике им. Дзержинского и на Дмитриевской мануфактуре им. Балашова… 19 октября секретарь партбюро фабрики им. Дзержинского Филиппов стал разъяснять работницам, зачем проводится эвакуация оборудования, но одна из работниц крикнула: «Пусть оборудование останется на месте, а если и придет Гитлер, мы у него будем работать». Тогда Филиппов заявил: «Мы Гитлеру ничего не оставим, уничтожим своими руками, взорвем фабрику». Это заявление было немедленно подхвачено провокаторами. Начались крики и суматоха. Группа невыявленных лиц стала вооружаться бабинами и деталями от машин и бросилась избивать Филиппова и секретаря партцехбюро Грабочкину… Подстрекаемые провокаторами ткачихи выставляли такие требования: «Не поедем на трудовой фронт! Прибавьте к обеду 100 граммов хлеба! Дайте бесплатно мануфактуры!» Партийный актив, работники райкома и горкома ВКП (б) разъясняли работницам неправильность распускаемых провокаторами слухов. В ответ на это из толпы раздавались выкрики: «Не слушайте их, они сами ничего не знают, они обманывают нас уже 23 года. Сами эвакуировали свои семьи, а нас посылают на трудовой фронт». > > Беспорядки в г. Приволжске были вызваны решением мобилизовать 4000 человек для сооружения оборонительного пояса в районе г. Иваново. На фабриках льнокомбината безо всякой разъяснительной работы стали составлять списки мобилизованных, включая в них подростков 16 лет, стариков и многодетных матерей, чем было вызвано недовольство рабочих… Утром 20 октября группа работниц Рогачевской фабрики бросила работу и вышла на фабричный двор. Руководители фабрики растерялись, секретарь партбюро Васильев убежал от работниц со двора в прядильный отдел… Группа в 200 — 300 человек пошла по улицам города на Яковлевскую и Васильевскую фабрики, чтобы вывести на улицу и рабочих этих предприятий. В толпе раздавались выкрики: «Не пойдем на трудовой фронт!», а группа провокаторов и враждебных личностей выбросила даже лозунг: «Долой советскую власть, да здравствует батюшка Гитлер!» > > Чем всё кончилось. > Женщины устали они от 10-часового рабочего дня, от постоянного вранья святых начальников, от изматывающего, неизбывного страха за ушедших на фронт мужей, от плача голодных и раздетых детей. Но даже и в своей «смелости отчаянья» не пошли ивановские работницы дальше требования «100 граммов хлеба к обеду» и гарантированного права каждый день, в 6 часов утра (это если повезет и в ночную смену не поставят) приходить в грохочущий, пыльный цех ткацкой фабрики. Пошумели бабоньки, сорвали свое зло на попавшем под горячую руку секретаре партбюро т. Филиппове — и разошлись. > > Но не всем дали так просто разойтись по домам. Вылезла власть из-под «брезента в сортировке», оправилась от первого испуга и взялась за свое привычное дело: >
> "Областным управлением НКВД предпринимаются соответствующие меры к изоляции антисоветских элементов… Военный трибунал уже рассмотрел дела группы активных участников беспорядков на Меланжевом комбинате и осудил С., Е., С., Г., Я. на 10 лет лишения свободы каждую с поражением в правах на 5 лет, а Д. приговорил к высшей мере наказания — расстрелу. Органами суда и прокуратуры усилено также преследование за распространение провокационных слухов…" > > Ну и последнее. Вы, конечно, спросите — что же сделали с секретарем обкома товарищем Пальцевым, который сорвал выполнение постановления ГКО об эвакуации фабрики? Ничего с ним не сделали, более того — именно он, товарищ Пальцев, и пишет весь вышеприведенный доклад в ЦК ВКП (б). И это понятно и где-то даже правильно. Не станки ведь были нужны ответственным товарищам, а покорность работниц, к этим станкам прилагающихся. Каковую покорность тов. Пальцев и обеспечил, ловко сбив волну бунта обещанием прекратить демонтаж оборудования… quoted1
Моя мама пошла работать на фабрику в 15 лет ткачихой в 1954 году в городе Орехово-Зуево, хбк им. Николаевой. Вспоминала часто — ела в столовой пустые щи и нахваливала (с голодухи), ничего, кроме капусты в них не плавало. Смеялась часто потом над собой. Но тогда… Проработала она на ней всю жизнь, и когда умерла в 1997 году, от фабрики уже ничего почти не осталось (от всего комбината — 2 фабрики кое-как дышали, но, как, и их уже нет), я едва застал оставшихся рабочих, которых, мне повезло, позвал похоронить её. Нет, не за помощью — деньги у меня были, но я знал, как дороги были ей люди, с которыми она работала. Ведь все праздники, свадьбы, проводы на пенсию, похороны — все всегда вместе… О бунте тоже какие-то слухи ходили по фабрике даже тогда, как я пошел работать туда в 1978 году.
Но самое жестокое подавление бунта было в Казахстане уже после войны !
Кенгир-1954
«…и автоматчики, и танкисты получили водку перед тем. Какие б ни были спецвойска, а все же давить безоружных спящих легче в пьяном виде…» Солженицын А.И., Сорок дней Кенгира // Архипелаг ГУЛАГ. Т. 3, Ч. 5.
Свободолюбивые и непокорные украинцы не боялись умереть за свободу ! Самое кровавое восстание в советском концлагере... (((
42 дня в СССР (с 16 мая по 26 июня 1954 года) была территория, которая не признавала советской власти.
42 дня свободы в Кенгирском концлагере (Казахстан)
Зимой 1953 г. охрана трижды самовольно открывала огонь по заключённым и убила несколько человек. Чтобы сдержать повстанческий дух, зарождавшийся среди политических заключённых, 22 апреля 1954 г. из Новосибирского исправительно-трудового лагеря и из лагерей Колымы прибыл этап с 494 уголовниками, которых поместили в третье лагерное отделение, где находились заключённые, осуждённые за контрреволюционную деятельность. Уголовники должны были помочь лагерной администрации расправляться с политическими заключёнными.
На Пасху в 1954 году, 15 мая, колонну женщин вели с ночной смены на кирпичном заводе в зону. Навстречу им шла на работу мужской. Они поздоровались: «Христос воскрес!», Девушки ответили: «Воистину воскрес!» В женской и в мужской зоне были преимущественно украинцы. Конвоир Калимулин полоснул автоматной очередью по мужской колонне — 13 заключенных были убиты сразу, пятеро из 33 раненых умерли потом в больнице. Весть об этом облетела весь концлагерь и стала началом масштабного восстания.
16 мая 1954 в Кенгире было объявлена забастовка. На работу не вышел никто. Восставшие не только бастовали, взяв лагерь под свой контроль и требуя от администрации соблюдения их прав и наказания виновных в незаконных расстрелах, но и смогли воспользоваться свободой. Восставшие требовали встречи с членом Президиума ЦК КПСС.
И хотя, как вспоминала политрепрессированная Р. Тамарина, «Для уголовников, которые считали себя большими патриотами, политзаключенные были „фашистами“, и начальство охотно натравливало их на политических. Это была сознательная политика ГУЛАГа, чтобы создать повод для жестокой расправы с политическими», — после разговора с повстанцами «бытовые» отказались помогать лагерной администрации расправляться с политзаключенными.
25 июня у Кенгирского лагеря было сосредоточено пять танков Т-34, самолеты, три пожарные машины с брандспойтами, 98 служебных собак с проводниками и две дивизии военизированной охраны количеством 16000 человек.
26-го июня, на рассвете в четвёртый часов снайперы уничтожили всех часовых на баррикадах. В атаку пошли автоматчики. В окна бараков солдаты стреляли зажигательными пулями, горели нары, дымили матрасы, а солдаты в бараках добивали раненых.
Заключенные с помощью камней, битого кирпича, самодельных пик и штырей отбили наступление. Чтобы подавить восстание, Москва впервые вынуждена была применить против заключенных танки.
«Тридцатьчетверки» не только во дворе, но и в бараках, давили людей, порой буксируя среди тел. Группа девушек (украински и прибалтийки) взялись за руки и перегородили дорогу танкам, надеясь, что те остановятся. Танк не остановился, а человеческие внутренности еще долго болтались на окровавленных гусеницах.
С самолета обстреливал заключенных пулеметчик. В течение четырех часов оборонялись заключенные. Псов натравили на раненых. Ни один рук не поднял.
Кровь повсюду — в бараках, на дорожках, в цветниках, трупы сворачивали бульдозером.
«Солдаты сгоняют недобитых за зону. Затем в зону заезжают грузовые машины, и солдаты как попало бросают в кузова мертвых, а еще недобитых прокалывают штыками и везут в уже заранее выкопанные глубокие ямы. И все это — на наших глазах, с презрением глядя на нас. И вдруг — дождь, ливень, редко бывает в этих краях. Само небо заплакал над этими несчастными, над этой страшной трагедией. Лужи крови, даже проливной дождь не смог их смыть, еще долго зелеными пятнами напоминали о тех, кто здесь, на этом клочке чужой земли, кончил свою жизнь…»
В восстании приняли участие около 8000 заключенных, большинство из них — осужденные по политическим статьям украинцы (также россияне, прибалты, евреи и другие); всего в Степном лагере было украинцев 46% - 9596 человек, среди которых было много бывших членов ОУН и бойцов УПА, и прибалтийских «лесных братьев». Было убито около 1000 заключенных (из них 560 девушек). Почти 2000 получили ранения.
Позже всех участников Кенгирского восстания, оставшиеся в живых, заставили дать подписку о неразглашении информации об этих событиях.
В 1956-м очевидец Кенгира врач Ференц Варкони попал на Запад и первым рассказал миру о восстании.
Жил был пес (38911) писал (а) в ответ на сообщение:
> Вспоминала часто — ела в столовой пустые щи и нахваливала (с голодухи), ничего, кроме капусты в них не плавало. Смеялась часто потом над собой. quoted1
Мой отец рассказывал, как воровал колоски на колхозном поле, а бабушка перетирала незрелые зерна и варила из них мучнистую похлебку на всю семью. Говорил — вкусно было.
тот самый Еремин (42118) писал (а) в ответ на сообщение:
> Жил был пес (38911) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Вспоминала часто — ела в столовой пустые щи и нахваливала (с голодухи), ничего, кроме капусты в них не плавало. Смеялась часто потом над собой. quoted2
> > Мой отец рассказывал, как воровал колоски на колхозном поле, а бабушка перетирала незрелые зерна и варила из них мучнистую похлебку на всю семью. Говорил — вкусно было. quoted1
Семья моей бабушки по матери имела 10 детей. И держала скотину — корову, свиней, птицу. Но когда немец стал подходить к Москве — она всю скотину зарезала, и как хранить мясо негде было — раздала многим, в том числе работникам НКВД, которые жили в комнате по соседству. Потом, они её подкармливали от своих пайков. А повар (тоже сосед), я его помню, работавший в заводской столовой, часто приносил ей что-либо.