В феврале-марте 1918 года на советское руководство посыпались проблемы одна тяжелее другой. С одной стороны, германские войска в считаные недели оккупировали Латвию, Эстонию, значительную часть Украины и даже взяли Псков. С другой — было совершено неудачное покушение на Ленина и раскрыты еще два заговора. Оставаться в Петрограде стало небезопасно. Но куда переезжать? Управляющий делами Совнаркома (СНК) Владимир Бонч-Бруевич предложил — в Москву. Ленин согласился, но выдвинул условие: в Москву предварительно не сообщать, переезд организовать внезапно.





Переезд Советов

Фактически политика уничтожения опасных для большевиков групп началась еще до взятия ими власти. В соответствии с ленинскими указаниями (основанными еще на опыте 1905 года) первостепенное внимание закономерно уделялось физическому и моральному уничтожению офицерства: «Не пассивность должны проповедовать мы, не простое „ожидание“ того, когда „перейдет“ войско — нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц». В результате большевистской агитации на фронте было убито несколько сот офицеров и не меньше покончило самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800). Офицеры стали главным объектом красного террора и сразу после октябрьского переворота. Зимой 1917−1918 и весной 1918 г. множество их погибло по пути с распавшегося фронта в поездах и на железнодорожных станциях, где практиковалась настоящая «охота» за ними: такие расправы происходили тогда ежедневно. На то же время приходится массовое истребление офицеров в ряде местностей: Севастополе — 128 чел. 16−17 декабря 1917 и более 800 23−24 января 1918, других городах Крыма — около 1 000 в январе 1918, Одессе — более 400 в январе 1918, Киеве — до 3,5 тыс. в конце января 1918, на Дону — более 500 в феврале — марте 1918 и т. д.
Специфика политики большевиков 1917—1922 гг. состояла в установке, согласно которой люди подлежали уничтожению по самому факту принадлежности к определенным социальным слоям, кроме тех их представителей, кто «докажет делом» преданность советской власти. Именно эта черта, которая (с тех пор, как об этом стало можно говорить) всячески затушевывалась представителями советско-коммунистической пропаганды и их последователями, которые стремились «растворить» эти специфические социальные устремления большевиков в общей массе «жестокостей» Гражданской войны и, смешивая совершенно разные вещи, любили рассуждать о «красном и белом терроре».

Историк Сергей Волков:... "Генетическому фонду России был нанесен чудовищный, не восполненный до сего времени, урон"

"В огороде бузина, в Киеве дядька"