БОЧКА МЁДА В БЛОКАДНОМ ЛЕНИНГРАДЕ, или Кто не любит Великую Победу

rus-reporter 42851

4 133 10:03 20.12.2017

Рейтинг темы: +3

rus-reporter 42851
42851

Сообщений: 91

20 декабря 1941 года началась еще одна попытка деблокировать Ленинград. Перед войсками 55-й армии, перешедшими в этот день в наступление, поставлена нелегкая задача — отбить у врага Красный Бор и Ульяновку, а затем продолжать двигаться навстречу войскам, наступающим с востока.

БОЧКА МЁДА В БЛОКАДНОМ ЛЕНИНГРАДЕ,
или Кто не любит Великую Победу
20 декабря 1941 года началась еще одна попытка деблокировать Ленинград. Перед войсками 55-й армии, перешедшими в этот день в наступление, поставлена нелегкая задача — отбить у врага Красный Бор и Ульяновку, а затем продолжать двигаться навстречу войскам, наступающим с востока.

Существует реальная угроза народной памяти о Победе русского народа над немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941−1945 годов. Потому что внимание государства к ветеранам войны сводится к редким кампаниям, привязанным к отдельным датам.
Известно, кто стремится вытравить из нашей памяти Победу великого народа над фашистской Германией, кто не любит этот всенародный праздник. Здесь я даже не имею в виду глобальных западных диктаторов, а хочу сказать об их идейных подручных «местного разлива». А это в настоящее время, украинские неофашисты, разные отпрыски людей известных социальных категорий:
лесных украинских и прибалтийских «братьев», вылезавших из своих «схронов», чтобы стрелять в спины советским воинам и уничтожать народных активистов; членов крымско-татарских карательных отрядов; тысяч уголовников, чьи грехи были столь тяжки, что им нельзя было даже доверить место в штрафном батальоне; предателей-полицаев, наподобие известного Фомичёва, выбивавших подставки из-под ног русских патриотов на немецких виселицах; отдельных интернированных лиц, в своё время удобно приспособившихся в Германии в качестве приживалов в семьях Gutsbesitzer и Industriellen и возвращённых на родину против их воли; тех, кто всегда смотрел, как и известная Дунька у русского класcика, только на Запад, и кого называли диссидентами.
Это у них никто не был убит немецкими национал-фашистами, пришедшими в 1941 году с огнём и мечом завоевать Советский Союз и поработить наш народ. Это у них в День Победы в душе закипает злоба, когда они вспоминают судьбу какого-то предка из перечисленного выше ряда, а, тем более, — справедливое возмездие за их предательство. Это у них не кровоточит семейная рана от гибели самых родных людей, павших на войне при защите Родины, тогда как почти каждая семья не обошлась без уведомлений о смерти родственников.
В нашей семье тоже не обошлось без «похоронки». Это был мой дядя Василий Андреевич, 1906 года рождения. Уже через три месяца после нападения Германии на Советский Союз с фронта пришло извещение: «Пропал без вести». Такая формулировка — «пропал без вести» — была как приговор: такой семье не полагалось никакого пособия за гибель кормильца, поскольку, по существовавшему мнению, пропавший без вести мог оказаться предателем или попасть в плен. И за всю жизнь вся семья моего дяди так и не получила от государства ни копейки, оставив это бренное житие с обидой на несправедливость.
Но несколько лет назад в Интернете был выложен Центральный Военный архив Минобороны СССР с базой данных о Великой Отечественной войне. И встроенная поисковая система легко нашла мне имя моего дяди: как сообщает ЦАМО, «житель деревни Либижево красноармеец-стрелок … Василий Андреевич, 1906 г. р.» не пропал без вести, а был «убит» в бою с гитлеровцами «27 сентября 1941 года». Такая вот произошла типичная по тем временам ошибка…
Вместе с Василием в эти же несколько дней, как свидетельствуют списки убитых, в боях полегли сотни его земляков из соседних деревень Выползово, Губцево, Берково, Карабасиха, Яблоново, Матренино, Хмельничное, из сёл Катунки, Сицкое и из других в Чкаловском районе Горьковской области. Все они были крепкими хозяйственными мастеровыми мужиками: кержаками по характеру и старообрядцами по вере, чтившими не Никона, а своего протопопа Аввакума; а родом происходили из мест, о которых П.И.Мельников-Печерский в середине XIX века в своём романе «В лесах» сказал так: «Там Русь сысстари на чистоте стоит, — какова была при прадедах, такова хранится до наших дней…» Призваны они были Чкаловским райвоенкоматом. (Старое название города — Василёва Слобода, ведущее к сыну Юрия Долгорукого — Василию Юрьевичу; потом стало село Василёво и, наконец, город Чкаловск на Волге в Горьковской области, ныне — Нижегородской).
У них есть, конечно, фамилии, которые, к сожалению, здесь невозможно перечислить. Безвестными остаются у них только могилы, уравнявшие их в вере со всеми павшими православными красноармейцами…
И когда многие тысячи защитников Родины оставались лежать в безвестных могилах, иные блинохваты попадали в число героев (и, скорее всего, они тоже не были искренни 9 Мая). Вот один пример.
Я работал в одной городской газете в центре России на Волге, редактор которой был увешан не только юбилейными, но и боевыми наградами как офицер, как защитник блокадного Ленинграда. А тогда в редакциях бытовала традиция коллективно отмечать праздники, «скидываясь по рублю» (что сейчас, на новоязе, называется «фуршет»?). И был канун Дня Победы. Мы выпустили праздничный завтрашний номер, хлопоты остались позади, и все сели за стол отметить наступающий праздник.
И вдруг в конце застолья, когда речь зашла о каких-то малоизвестных случаях времён Великой Отечественной войны, захмелевший номенклатурный работник горкома КПСС, сиречь наш редактор, обронил: «А вы знаете, меня ведь в Ленинграде-то спасла от смерти бочка мёда…» И осёкся… Но никто из нас, словно сговорившись, не стал расспрашивать его о подробностях и не произнёс ни слова. Но каждый, вероятно, подумал: «Сколько сот или даже тысяч блокадных голодных детей, приевших всех крыс, собак и кошек, могла бы спасти та бочка мёда! Но возле неё в каком-то закутке сидел этот дядя в офицерских погонах и, поднимая крышку бочки, опускал туда свою ложку…»
И не один он такой «переживал» ту жестокую блокаду. Ленинградский школьник Юра Рябинкин сделал в своём блокадном дневнике такую запись: «…но самое обидное для меня, что я здесь живу в голоде, холоде, среди блох, а рядом комната, где жизнь совсем иная — всегда хлеб, каша, мясо, конфеты, тепло. Яркая эстонская керосиновая лампа, комфорт…»
Тоже не верится, что обитатели описанной комнаты дожидались НАШЕЙ Победы…
Вот и этот редактор во время войны был интендантом какого-то ранга (по старой терминологии — ЧУПОСНАБАРМ, т. е. «Чрезвычайный уполномоченный по снабжению Красной Армии»). Он, конечно, не правило из военной жизни, а исключение. Тем не менее, не о таких ли пел Владимир Высоцкий: «У тети Зины кофточка с драконами да змеями, — То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, трофейная Германия: Пришла страна Лимония — сплошная чемодания»?
Сейчас этого интенданта-редактора уже нет в живых, поэтому я и снял с себя обет молчания.
Но вернусь к числу недоброжелателей нашей Победы. Думаю, что сюда же относятся и потомки определённой части репрессированных в сталинские времена людей, таивших из-за этого свою неприязнь к своей родине в целом, а также нынешние бандо-олигархи, «братаны», готовые при первой же опасности для своих капиталов «слинять за бугор», и нынешние «оранжевые правые», которые на публике не отрицают значение Великой Победы, но выдают свою идейную суть, предпочитая употреблять понятие «Вторая мировая», а не «Великая Отечественная».
И, по мере того, как уходят из жизни последние защитники Отчизны в Великой Отечественной войне, всё настырнее будут пытаться извратить историческую правду, принизить значение Великой Победы нынешние подельники западных фальсификаторов, как это делается, например, неонацистами нынешнего, ещё остающегося, осколка Украины. Поэтому очень вовремя в России поставили заслон фальсификациям о Великой Отечественной войне, — чтобы поганое к чистому не пристало.

Если Вам было интересно это прочитать - поделитесь пожалуйста в соцсетях!

Ссылка

~~Нарушение~~

Цитировать