Современники об И. В. Сталине. Часть 2-я Леонид Масловский
В честь 70-ти летия Победы и Дня рождения И. В. Сталина - спасителя России
По сравнению с Западом Россия всегда была прекрасной страной с прекрасными людьми, а Советская Россия была страной счастья.
Либералы никогда выше сплетен не поднимались. Они сами сочиняют мифы о Сталине, а потом сами на них ссылаются. Сегодня и в России им живётся хорошо, а на Западе русофобия и антисоветизм являются необходимым условием богатой жизни.
У России всегда было много внешних врагов, но не меньше было и врагов внутренних, в большинстве случаев финансировавшихся Западом. О враждебности России либералов писал ещё Ф. М. Достоевский в своих дневниках и устами одного из героев своих великих произведений.
Не меньшими недоброжелателями России являются ограниченные люди, которые особенно легко поддаются влиянию либералов и вместе с ними начинают клеветать на свою родину.
Антисталинизм, антисоветизм и русофобия всегда идут рядом. Они похожи друг на друга, как братья-близнецы.
С 1904 года война Запада против России не прекращается ни на один день, и верным союзником Запада в этой войне являются живущие в России русофобы и антисоветчики всех мастей. Это они продолжают распространять мифы о Сталине, сталинских репрессиях и прочих ужасах советской власти. Распространяемые ими сведения совершенно не соответствуют действительности того времени.
Правду о личности И. В. Сталина нам оставили те, кто непосредственно с ним работал не покладая рук на благо нашей Родины-России, которая в то время называлась Советским Союзом и по обжитой территории и численности населения вдвое превышала территорию и количество населения сегодняшней России.
Мы прочитали свидетельства государственных людей Д. Ф. Устинова, П. А. Ермолина, А. М. Василевского, А. А. Громыко, К. К. Рокоссовского, Шарля де Голя, У. Черчилля, в первой части статьи.
Продолжим и дальше рассмотрение свидетельств людей, непосредственно работавших со Сталиным.
В интервью Екатерине Глушик приёмный сын И. В. Сталина А. Ф. Сергеев рассказал: "После того, как мы посмотрели с Василием (сыном Сталина - Л. М.) пьесу "Дни Турбиных", Сталин нас спрашивает:- "Что вы там видели?". (Это было в 1935 году, во МХАТЕ. Кстати, Сталин частенько посылал нас с Василием в театр.) Я сказал, что не понял: там война, но красных нет, одни белые, но почему-то они воюют, а с кем - не знаю. Сталин говорит: "А знаешь почему? Ведь красные и белые - это только самые крайности. А между красными и белыми большая полоса от почти красного до почти белого. Так вот, люди, которые там воюют, одни очень белые, другие чуть-чуть розоватые, но не красные. А сойтись друг с другом они не могут, поэтому и воюют. Никогда не думай, что можно разделить людей на чисто красных и чисто белых. Это только руководители, наиболее грамотные, сознательные люди. А масса идёт за теми или другими и часто путается и идёт не туда, куда нужно идти…
Когда у Сталина было настроение неважное, он ставил пластинку с песней "На сопках Маньчжурии" со старыми словами:
Белеют кресты далёких героев прекрасных, И прошлого тени кружатся вокруг, Твердят нам о жертвах напрасных.
Обе песни о "Варяге" любил. Когда слушал слова:
Миру всему передайте, чайки, печальную весть: В битве врагу не сдалися, пали за русскую честь.
нам с Василием говорил: "Вот так-то, ребята…
Вы будете военными. А какой предмет для военного самый главный?" Мы наперебой отвечали: математика, физика, физкультура. Он нам: "Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на письме, и устно. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в памяти уже будет подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе подскажет".
Кстати, комиссар артиллерийского управления Георгий Савченко написал, что Сталин в день просматривал около 500 страниц книг. А. Ф. Артёмов подтверждает информацию Г. Савченко и продолжает: «Даже в 1934 году, когда Сталину 55 лет исполнялось, не было особых приготовлений, не чувствовалось организованного праздника… Много смеялись, пели, немного плясали. Там для пляски места не было, чтобы разойтись… Был, как всегда, Будённый. Он играл на гармошке или баяне. Жданов играл на рояле. После того как он стал приезжать, на даче поставили маленький кабинетный рояль красного дерева. Он и сейчас там стоит. Пели песни и кавказские, но главным образом пели наши народные, русские песни - "Коробейники", "На Муромской дороге", песню ямщика. Танцевали тоже кавказские и русские народные танцы. Кстати, говорят, что "Сулико" была любимой песней Сталина. А вот "Сулико" я там ни разу не слышал…
Сталин блестяще знал историю… Нам с Василием были даны задания. Каждому выдана книга - учебник истории Илловайского и Бельярминова, нужно было прочитать и ответить на вопросы, выполнять задания… И когда Сталин нам эти книги дал, мы их положили на терраску, где с Василием и жили. А терраска открытая. Убежали на соседнюю дачу играть в волейбол. Возвращаемся и издалека видим, что этот наш взгорочек, на котором находится дача, усеян белыми пятнами, по нему ходит Сталин, нагибается, подбирает что-то. Мы поняли: что-то случилось. Подбегаем, видим, что Сталин собирает листы. Оказывается, налетел ветер, его порывом учебник (а это был тот, что достался мне) разметало, и вот Сталин собирал разлетевшиеся листы.
Увидев нас, Сталин сказал пару серьёзных слов в мой адрес… Потом очень спокойно объяснил, что в этой книге описаны тысячи лет истории, что она делалась потом и буквально кровью сотен людей, которые собирали факты, записывали, другими способами передавали, переписывали, хранили эти сведения. А потом учёные историки десятки лет перерабатывали эти сведения, чтобы дать нам представление об истории человечества. А ты?! Велел нам взять шило, нитки, клей и привести книгу в порядок… Работу мы выполнили аккуратно и с большим усердием. Показали починенную книгу Сталину, он сказал: "Вы хорошо сделали. Теперь, вы знаете, как надо обращаться с книгами"… По ходу разговора Сталин объяснял многие вещи так просто и ясно, что запоминалось на всю жизнь».
О Н. С. Хрущёве А. Ф. Сергеев сказал следующее: "Он (П. К. Пономаренко - Л. М.) рассказывал о непорядочности, мстительности, злобности Хрущёва, об очень большом вреде, который Хрущёв нанёс партии, Советскому Союзу, делу социализма и всему коммунистическому и рабочему движению в мире".
А. Ф. Сергеев рассказал о том, что А. С. Сванидзе принёс на день рождения семилетней дочери Сталина Светланы заграничные немецкие подарки, в том числе кукол, отец Светланы (Сталин) возмутился и сказал: "Что ты привёз?! Зачем это? Надо свои игрушки производить и покупать, на чужих игрушках не надо воспитывать детей". Велел ему забрать эти игрушки и уходить.
Разумный патриотизм Сталина проявлялся во всём. Когда во время войны был выпущен удачный отечественный легковой автомобиль "ЗИС-110", Сталин сел в него и уже постоянно в нём ездил. Как говорил Сергеев, "Сталин всегда пользовался вещами отечественного производства, а импортными только в том случае, если у нас это не производили".
Телохранитель И. В. Сталина А. Рыбин в своих воспоминаниях написал: «Особенно ему (Сталину – Л. М.) нравилась русская пляска, которую мастерски, с различными коленцами, исполнял Макшеев»…
Однажды партию Игоря исполнял молодой грузин. Характерные особенности его лица, бурный темперамент и явный акцент противоречили облику смелого, доброго князя Игоря. Пригласив Самосуда Сталин кивнул на сцену:
- Кто это такой?
- Очень перспективный солист, недавно окончивший Тбилисскую консерваторию! – гордо признался главный дирижёр.
- Князь-то русский. Значит, и облик его должен быть русским, - ещё раз напомнил Сталин, внимательно следивший за тем, чтобы сценические образы всегда соответствовали исторической правде.
А судьбу новичка решили просто:
- Пускай он поёт в Тбилиси…
В нравственном отношении вождь был чист, как никто другой… Противник неравных браков, он часто высмеивал маршала Кулика, который женился на восемнадцатилетней подруге своей дочери. Завидев его, Сталин подмигивал: «Смотрите, жених ковыляет… Как бы не шлёпнулся на ровном месте»…
А. Рыбин пишет, что когда Сталин узнал о присвоении ему звания Героя Советского Союза, то сказал: «Подхалимы придворные! Такая высокая награда должна вручаться только воинам, проявившим героизм на поле боя! Я же в атаку с винтовкой наперевес не ходил и героизма не проявлял!».
Действительно, Сталин при жизни ни разу не надел Золотой Звезды Героя Советского Союза. Нет ни одной фотографии Сталина с двумя звёздами. Только на портретах художники изображали Сталина с двумя звёздами героя и другими наградами. А вот Звезду Героя Социалистического Труда Сталин носил как вполне заслуженную награду.
И. В. Сталин уделял большое внимание, как разработке, так и выбору для серийного производства новых типов оружия. Выдающийся советский конструктор артиллерийского вооружения В. Г. Грабин, в частности, пишет: "Хрущёв сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если бы послушали Тухачевского, то их бы не было. Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро…
Сталин (на смотре - Л. М.) продолжал знакомиться с данными, написанными на дощечке, а затем обратился ко мне и стал задавать вопросы. Его интересовала дальность стрельбы, действие всех типов снарядов по цели, бронепробиваемость, подвижность, вес пушки, численность орудийного расчёта, справится ли расчёт с пушкой на огневой позицли и многое другое. Я отвечал коротко и, как мне казалось, ясно. Долго длилась наша беседа, под конец Сталин сказал:
- Красивая пушка, в неё можно влюбиться. Хорошо, что она и мощная и лёгкая".
Далее Грабин продолжает: "Когда закончилась стрельба из последнего орудия, Сталин произнёс "всё" и отошёл от амбразуры. Выйдя из блиндажа, он продолжал, как бы думая вслух:
- Орудия хорошие, но их надо иметь больше, иметь много уже сегодня, а некоторые вопросы у нас ещё не решены. Надо быстрее решать, и не ошибиться бы при этом. Хорошо, что появились у нас свои кадры, правда ещё молодые, но они уже есть. Их надо растить. И появились заводы, способные изготовить любую пушку, но надо, чтобы они умели не одну только пушку изготовить, а много...
Мы с Махановым шли рядом с ним, я справа, а он слева, но ни я, ни он не промолвили ни слова - было ясно, что Сталин не с нами ведёт этот разговор...
Сталин обнял нас обоих за талии, и мы пошли по направлению к нашим пушкам. Через несколько шагов Сталин остановился, естественно, остановились и мы.
Обращаясь к Маханову (конструктор артиллерийского вооружения), он сказал:
- Товарищ Маханов, покритикуйте пушки Грабина.
Вот этого ни один из нас не ожидал. Подумав, Маханов сказал:
- О пушках Грабина ничего плохого не могу сказать.
Не ожидал я такого ответа, даже удивился. Тогда Сталин обратился ко мне:
- Товарищ Грабин, покритикуйте пушку Маханова.
Собравшись с мыслями, я сказал, что универсальная пушка имеет три органических недостатка. Перечислил их и заключил:
- Каждый из этих недостатков приводит к тому, что пушка без коренных переделок является непригодной для службы в армии.
Сказав это, я умолк. Молчали и Сталин с Махановым. Я не знал, как они отнесутся к моим словам, и испытывал некоторую душевную напряжённость, но не жалел, что сказал. "Если бы меня не спросили, я не сказал бы ничего, - рассуждал я мысленно, - ну а раз спросили..."
Помолчав немного, Сталин сказал:
- А теперь покритикуйте свои пушки.
Такого я уже совершенно не ожидал. Но ждал или не ждал - неважно. Умел критиковать чужую пушку, сумей покритиковать и свои... От своей самокритики я даже вспотел и изрядно покраснел.
Сталин сказал:
- Хорошо вы покритиковали свои пушки. Это похвально. Хорошо, что, создав пушки, вы видите, что они могут быть улучшены. Это значит, что ваш коллектив будет прогрессировать… Я правильно понял вас, что в ней нет ничего заграничного?
- Да, товарищ Сталин, она создана нашим КБ по своей схеме, изготовлена из отечественных материалов и на отечественном оборудовании.
- Это замечательно, - сказал Сталин...".
Пушку Грабина испытали, запустили в серийное производство и уже в 1936 году пушка с заводским индексом Ф-22 была принята на вооружение с названием 76-мм дивизионная пушка образца 1936 года.
Эта пушка оказалась самой лучшей в 1941 году, а её модификации были лучшими среди пушек аналогичного калибра всех воевавших стран. И. В. Сталин сказал В. Г. Грабину 1 января 1942 года: "Ваша пушка спасла Россию".
На тему, как "ковалось оружие победы" интересны и воспоминания конструктора танков B. C. Емельянова. Он вспоминает, что никто не мог ответить Сталину на поставленный вопрос о тактико-техническом преимуществе новой башни танка. Говорили о чём угодно, о технологических преимуществах при производстве, но не отвечали на поставленный вопрос. Сталин нервничал и тут вмешался и попытался ответить на вопрос B. C. Емельянов: "Я вынул из папки карточки с результатом обстрела и подошёл к Сталину.
- У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места - сварные швы. Новая - монолит, она равнопрочна. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путём обстрела.
Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал:
- Это соображение серьёзное.
Он отошёл в другой конец комнаты.
- Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь?
Поднялся конструктор.
- Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.
- Незначительно - это не инженерный термин. Вы считали?
- Нет, не считал.
- А почему? Ведь это военная техника.
Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка.
Конструктор, встав, тихо сказал: "Незначительно".
- Что вы твердите всё время "незначительно" да "незначительно", скажите, вы расчёты делали? "Нет", - тихо ответил конструктор.
- А почему?
Конструктор молчал.
Сталин положил на стол листок с проектом решения и сказал:
- Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами на Политбюро не выходили. Для подготовки нового проекта выделить комиссию…"
На следующий день новый проект был представлен, изготовление новых башен продолжалось».
«В апреле 1939 года авиационного конструктора, руководителя КБ А. С. Яковлева вызвали в Центральный Комитет партии. Выйдя из зала, где шло совещание, Сталин усадил авиаконструктора и стал задавать вопросы… Яковлев был поражён осведомлённостью Сталина: Генеральный секретарь ЦК вёл беседу как специалист. Особенно налегал он на вооружение самолётов:
- Почему англичане на истребителе "Спитфайр" ставят не пушки, а пулемёты?
- У них нет авиапушек, - отвечал Яковлев.
- Верно, верно. - Сталин был доволен, что его сведения подтвердились. - Но мало иметь пушку, надо и двигатель приспособить под установку пушки...
- У англичан нет и такого двигателя.
- А вы знаете авиационный двигатель Климова? На него можно установить авиационную пушку Шпитального.
Яковлев ответил, что знаком с работой Климова. Тогда Сталин спросил:
- Не возьмётесь ли вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?..
Такие же беседы члены правительства имели и с другими работниками авиастроения. Вскоре в Кремле собрали ветеранов самолётостроения и молодых конструкторов. В кабинете Сталина собрались члены Политбюро. Каждого принимали в отдельности. Дошёл черёд до Яковлева...
- Какое вооружение будет у истребителя? - поинтересовался Сталин.
- Пушка калибра двадцать миллиметров и два скорострельных пулемёта...
- Машину надо сделать к новому, сороковому году. Сможете?
- Американцы новый истребитель делают за два года.
- Американцы! А вы покажите, что может молодой русский инженер. Покажите - чашка чая за мной. - Сталин уже смеялся.
Конструкторам, проектировавшим новые самолёты, создали все условия для работы, оказывали любую помощь, в том числе и материальную. Сталин вмешивался сам, если возникала малейшая заминка".
Сегодня нам рассказывают, что конструкторов посадили в тюрьму, и они работали, сидя в тюрьме. Нам говорят неправду.
Фактически был период времени, когда по данным служб безопасности СССР жизни авиаконструкторов угрожала опасность от лиц, заброшенных в страну иностранными спецслужбами.
Для сохранения жизни авиаконструкторов их собрали в одном здании и обеспечили надёжной, усиленной охраной. Так надёжно защитить каждого конструктора в отдельности во время работы, по пути на работу и домой не представлялось возможным. Этот продуманный шаг, сохранивший жизнь всем ведущим конструкторам СССР, оболгали и извратили.
Даже маршал Советского Союза Г. К. Жуков, у которого заметно стремление иногда переложить свою вину на других, оценивал действия И. В. Сталина до войны положительно: "Думается мне, что дело обороны страны в своих основных, главных чертах и направлениях велось правильно. На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось всё или почти всё, что было возможно. Что же касается периода с 1939 до середины 1941 года, то в это время народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшие всех сил и средств…
О первой встрече со Сталиным со времени начала войны рассказывает в своих воспоминаниях Главный маршал авиации (дальней бомбардировочной, то есть стратегической авиации, подчинявшейся непосредственно Сталину) А. Е. Голованов: «3 июля, на двенадцатый день войны, я неожиданно получил распоряжение немедленно прибыть в Москву.
Центральный аэродром, на котором сел наш самолёт, был замаскирован под поле, где женщины убирают урожай.
Через некоторое время я оказался в Кремле, в уже знакомом кабинете. Народу было много, но я мало кого знал. Вид у всех был подавленный. Многие из присутствующих были небриты, их лица, воспалённые глаза говорили о том, что они уже давно не высыпаются. Оглядевшись, кроме уже знакомых мне лиц, узнал, по портретам, Н. А. Вознесенского. С удивлением увидел, что В. М. Молотов одет в полувоенную форму защитного цвета, которая ему совсем не шла.
Среди присутствующих резко выделялся Сталин: тот же спокойный вид, та же трубка, те же неторопливые движения, которые запомнились ещё с первых моих посещений Кремля до войны, та же одежда.
-Ну, как у вас дела? – спросил Сталин, здороваясь.
Я кратко доложил обстановку и что за это время сделал полк.
-Вот, что, - сказал Сталин… Займитесь разведкой. Это будет ваша главная задача».
О встрече с Павловым А. Е. Голованов написал: «Павлов поздоровался со мной, спросил, почему так долго не приезжал в Минск, поинтересовался, что мне нужно, и сказал, что давно уже дал распоряжение, чтобы нас всем обеспечивали, так как его об этом просил Сталин. Только я начал отвечать на его вопросы, как он, перебив меня, внёс предложение подчинить полк непосредственно ему. Я доложил, что таких вопросов не решаю.
-А мы сейчас позвоним товарищу Сталину. – Он снял трубку и заказал Москву.
Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задаёт встречные вопросы.
-Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я ещё раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин… А как насчёт Голованова? Ясно.
Он положил трубку.
-Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредотачивают войска на нашей границе.
Я выжидательно молчал.
-Не хочет хозяин подчинить вас мне. Своих, говорит, дел у вас много. А зря. На этом мы и расстались…
Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждение из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остаётся тайной. Может быть, детально проведённый анализ оставшихся документов прольёт свет на этот вопрос…».
Вот как Голованов описывает свою первую встречу со Сталиным, во время которой решался вопрос о создании Дальней бомбардировочной авиации.
«Здравствуйте, - сказал Сталин, подходя ко мне и протягивая руку.
- Мы видим, что вы действительно настоящий лётчик, раз прилетели в такую погоду. Мы вот здесь, - он обвёл присутствующих рукой, - ознакомились с вашей запиской, навели о вас справки, что вы за человек. Предложение ваше считаем заслуживающим внимания, а вас считаем подходящим человеком для его выполнения.
Я молчал. Эта совершенно неожиданная встреча всего лишь через несколько считанных дней после того, как я написал записку, ошеломила меня. Конечно, я знал, что на всякое обращение должен быть какой-то ответ, но такой быстрой реакции, да ещё лично самого адресата, даже представить не мог. Впоследствии оказалось, что такому стилю работы следовали все руководящие товарищи.
- Ну, что вы скажете?
Сказать мне было нечего. Я совершенно не был готов не только для разговора на эту тему со Сталиным, но довольно смутно представлял себе и саму организацию дела. Что нужно делать, я, конечно, знал, а вот как всё организовать, абсолютно не представлял себе.
Сталин не торопясь, зашагал по ковру. Возвращаясь назад и поравнявшись со мной, он остановился и спокойно сказал:
- У нас нет, товарищ Голованов, соединений в сто или сто пятьдесят самолётов. У нас есть эскадрильи, полки, дивизии, корпуса, армии. Это называется на военном языке организацией войск. И никакой другой организации придумывать, кажется, не следует.
Говорил Сталин негромко, но чётко и ясно, помолчав, опять зашагал по кабинету, о чём-то думая. Я огляделся и увидел за столом ряд известных мне по портретам лиц, среди которых были Молотов, Микоян, Берия, маршал Советского Союза Тимошенко, которого я знал по Финской кампании как военачальника, успешно завершившего боевые действия и ставшего после этого наркомом обороны. Были здесь также маршалы Будённый, Кулик и ещё несколько человек, которых я не знал. Видимо, шло обсуждение каких-то военных вопросов. Маршал Тимошенко был в мундире. Не дождавшись от меня ответа, Сталин, обращаясь к присутствующим, спросил:
- Ну, как будем решать вопрос?
Не помню точно, кто именно из присутствующих предложил организовать армию, другой товарищ внёс предложение начинать дело с корпуса. Сталин внимательно слушал и продолжал ходить. Наконец, подойдя ко мне, он спросил:
- Вы гордый человек?
Не поняв смысла вопроса, я ответил, что в обиду себя не дам. Это были первые слова, которые я в конце концов произнёс.
- Я не об этом вас спрашиваю, - улыбнулся Сталин.
- Армия или корпус, - сказал он, обращаясь к присутствующим, - задавят человека портянками и всякими видами обеспечения и снабжения, а нам нужны люди, организованные в части и соединения, способные летать в любых условиях. И сразу армию или корпус не создашь. Видимо, было бы целесообразнее начинать с малого, например, с полка, но не отдавать его на откуп в состав округа или дивизии. Его нужно непосредственно подчинить центру, внимательно следить за его деятельностью и помогать ему.
Я с удивлением и радостью слушал, что говорит Сталин. Он высказал и предложил то лучшее, до чего я сам, может быть, не додумался бы, а если бы и додумался, то едва ли высказал, потому что это были действительно особые условия, претендовать на которые я бы никогда не посмел.
Поглядев на меня, Сталин опять улыбнулся: мой явно радостный вид, который я не мог скрыть, говорил сам за себя.
- В этом полку нужно сосредоточить хорошие кадры и примерно через полгода развернуть его в дивизию, а через год – в корпус, через два – в армию. Ну а вы как, согласны с этим? – подходя ко мне, спросил Сталин.
- Полностью, товарищ Сталин!
- Ну, вот вы и заговорили. – Он опять улыбнулся.
- Кончайте ваше вольное казачество, бросайте ваши полёты, займитесь организацией, дайте нам ваши предложения, и побыстрее. Мы вас скоро вызовем. До свидания.
Ушёл я от Сталина как во сне. Всё решилось так быстро и так просто. Выйдя из здания и оглядевшись, я увидел прямо перед собой историческую Кремлёвскую стену. Не сразу сориентировался, пришлось спросить, где Спасские ворота. Пошёл домой пешком. На Красной площади услышал бой кремлёвских курантов на Спасской башне. Пробило восемь. Прошло три часа с момента прилёта в Москву. Всего три часа, а какой поворот в жизни!».
Голованов описал и вторую довоенную встречу со Сталиным.
«Через день меня вызвали в Кремль.
- Ну, что надумали? – спросил Сталин, подходя и здороваясь.
Я кратко изложил свои мысли, сказав, что полк нужно формировать из лётчиков Гражданского воздушного флота, хорошо владеющих элементами слепого полёта, так как срок шесть месяцев весьма мал, а удлинять его, как я понял, не следует.
- Эта мысль неплохая, - заметил Сталин. – Ну а кто же, по-вашему, будет заниматься прокладкой маршрута, бомбометанием, связью?
Я понял, что веду разговор с человеком, который прекрасно разбирается в лётных делах и знает, что к чему.
- Ну, хорошо, - продолжал Сталин, - лётчик, конечно, основа – главное лицо в экипаже, но ведь один он летать на дальние цели не может! Значит, ему нужны помощники. Есть у вас в Аэрофлоте штурманы? Нет! Есть у вас стрелки-радисты? Тоже нет. Ну, что вы скажете?
Было очевидно, что вопрос о формировании полка мной до конца не продуман. Увлёкшись одной, как мне думалось, главной стороной организации полка, совсем забыл о других, не менее важных.
Простота обращения Сталина ещё к концу первой встречи с ним сняла у меня внутреннее напряжение. И сейчас тон его разговора не был тоном наставника, который знает больше тебя. Он как бы вслух высказывал свои мысли и советовался со мной.
- Верно, товарищ Сталин, - ответил я. – Я об этом как-то не подумал. А что, если штурманов и радистов взять из ВВС, а лётчиков – из ГВФ? Неплохо будет?
- А если командиров эскадрилий и штаб укомплектовать военными товарищами, будет ещё лучше, - улыбаясь, добавил Сталин. – Да и заместителя вам нужно взять военного. Вам нужно вплотную заниматься главным, основным, для чего мы всё это затеваем. Остальными делами пусть занимаются ваши помощники.
Слушая Сталина, я понял, что он высказывает мысли, возникшие у него не только что, а значительно раньше нашего разговора.
- Ну вот и хорошо! Сейчас мы попросим товарищей из ВВС и ГВФ, посоветуемся с ними и решим этот вопрос…».
О Сталине А. Е. Голованов написал: «На мой взгляд, характерной чертой Сталина была его поразительная требовательность к себе и другим. Радуясь тому или иному успеху, назавтра он рассматривал этот успех уже как нечто само собой разумеющееся, а послезавтра «виновника» успеха спрашивал, что тот думает делать дальше. Таким образом, почивать на лаврах любому, даже весьма авторитетному товарищу не удавалось.
Сталин, воздав должное человеку, который совершил что-то важное, подталкивал его сделать дальнейшие шаги. Эта характерная черта не позволяла людям самоуспокаиваться и топтаться на месте. Каждый также знал, что ответит сполна, несмотря ни на какие заслуги, если он мог что-либо сделать, но не сделал. Всяческие отговорки, которые у нас, к сожалению, всегда находятся, для Сталина не имели никакого значения.
Если же человек в чём-то ошибся, но пришёл и сам сказал прямо обо всём, как бы тяжелы не были последствия ошибки, никогда за этим не следовало наказание. Но горе было тому, кто брался что-то сделать и не делал, а пускался во всякого рода объяснения. Такой человек сразу лишался своего поста. Болтунов Сталин не терпел. Не раз слышал я от него, что человек, который не держит своего слова, не имеет лица. О таких людях он говорил с презрением.
И наоборот, хозяева своего слова пользовались его уважением. Он заботился о них, заботился об их семьях, хотя никогда об этом не говорил и этого не подчёркивал. Он мог работать круглые сутки и требовал работы от других. Кто выдерживал, тот работал. Кто не выдерживал – уходил.
Работоспособность Сталина во время войны была феноменальная, а ведь он уже был немолодым человеком, ему было за шестьдесят. Память у него была редкостная, познания в любой области, с которой он соприкасался, удивительны.
Я, лётчик, во время войны считал себя вполне грамотным человеком во всём, что касалось авиации, и должен сказать, что, разговаривая со Сталиным по специальным авиационным вопросам, каждый раз видел перед собой собеседника, который хорошо разбирался в них, не хуже меня.
Такое же чувство испытывали и другие товарищи, с которыми приходилось беседовать на эту тему, - артиллеристы, танкисты, работники промышленности, конструкторы. Так, например, Н. Н. Воронов, впоследствии Главный маршал артиллерии, являлся к Сталину с записной книжкой, в которую были занесены все основные данные о количестве частей и соединений, типах артиллерийских систем, снарядов и т. д. Докладывая, он предварительно заглядывал в эту книжку, однако не раз бывали случаи, когда Верховный Главнокомандующий, зная все эти данные на память, поправлял его, и Николаю Николаевичу приходилось извиняться.
Однажды Г. К. Жуков, будучи командующим Западным фронтом, приехал с докладом в Ставку. Были разложены карты, начался доклад. Сталин, как правило, никогда не прерывал говорящего, давал ему возможность высказаться. Потом выслушивал мнения или замечания присутствующих. Обычно в это время он всегда неторопливо ходил и курил трубку. Сталин внимательно рассматривал карты, а по окончании доклада Жукова указал пальцем место на карте и спросил:
- А это что такое?!
Георгий Константинович нагнулся над картой и, слегка покраснев, ответил:
- Офицер, наносивший обстановку, неточно нанёс здесь линию обороны. Она проходит тут, - и показал точное расположение переднего края (на карте линия обороны, нанесённая, видимо, в спешке, частично проходила по болоту).
- Желательно, чтобы сюда приезжали с точными данными, - заметил Сталин.
Для каждого из нас это был предметный урок. Вот и повоюй тут «по глобусу»!..
Я (продолжает А. Е. Голованов – Л. М.) видел Сталина и общался с ним не один день и не один год и должен сказать, что всё в его поведении было естественно. Иной раз я спорил с ним, доказывая своё, а спустя некоторое время, пусть через год, через два, убеждался: да, он тогда был прав, а не я. Сталин давал мне возможность самому убедиться в ошибочности моих заключений, и я бы сказал, что такой метод педагогики был весьма эффективен.
Как-то сгоряча я сказал ему:
- Что вы от меня хотите? Я простой лётчик.
- А я простой бакинский пропагандист, - ответил он. И добавил: - Это вы только со мной можете так разговаривать. Больше вы ни с кем так не поговорите.
Тогда я не обратил внимания на это добавление к реплике и оценил её по достоинству гораздо позже.
Слово Верхового Главнокомандующего было нерушимо. Обсудив с ним тот или иной вопрос, вы смело выполняли порученное дело. Никому и в голову не могло прийти, что ему потом скажут: мол, ты не так понял. А решались, как известно, вопросы огромной важности. Словесно же, то есть в устной форме, отдавались распоряжения о боевых вылетах, объектах бомбометания, боевых порядках и т. д., которые потом оформлялись боевыми приказами. И я не помню случая, чтобы кто-то что-то перепутал или выполнил не так, как нужно. Ответственность за поручаемое дело была столь высока, что чёткость и точность исполнения были обеспечены.
Я видел точность Сталина даже в мелочах. Если вы поставили передним ним те или иные вопросы, и он сказал, что подумает и позвонит вам, можете не сомневаться: пройдёт час, день, неделя, но звонок последует, и вы получите ответ. Конечно, не обязательно положительный…
Бумаги он читал с карандашом в руках, исправляя орфографические ошибки, ставил знаки препинания, а бумаги «особо выдающиеся» отправлял назад, автору. Мы каждый день представляли в Ставку боевые донесения о нашей деятельности и, прежде чем подписывать их, по несколько раз читали, а словарь Ушакова был у нас настольной книгой.
Даже в самое тяжёлое время войны Сталин любил во всём порядок и требовал его от других…
Сталин по поводу таких (письменных постановлений, решений, приказов) документов говорил: «Думай день, мало – неделю, мало – месяц, мало – год. Но, подумав и издав, не вздумай отменять»…
К людям, которые работали с ним, Сталин был очень внимателен, он считался с тем, что на войне может быть всякое… Оба раза брал его (И. С. Конева – Л. М.) под защиту, видя, что на войне иногда складывается такая обстановка, когда один человек, будь он даже семи пядей во лбу, лично сделать ничего не может. Надо сказать, что Иван Степанович Конев показал себя удивительно храбрым человеком. Так, командуя Калининским фронтом и получив донесение, что одна из рот оставила свои позиции и отошла, он поехал туда, лично руководил боем и восстановил прежнее положение. Правда, я был свидетелем, как Верховный ругал его за такие поступки, выговаривая ему, что не дело командующего фронтом лично заниматься вопросами, которые должны решать в лучшем случае командиры полков. Но храбрых людей Сталин очень уважал и ценил…
От Сталина надо было ждать звонка в любое время суток. Звонил, как правило, он сам или его помощник А. Н. Поскрёбышев. Этот поистине удивительный человек был всецело предан Сталину и всегда находился с ним, ехал ли Сталин отдыхать или работал. Поскрёбышев был единственным, который знал всю подноготную любого вопроса. Сталин привык к нему и, не стесняясь, высказывал при нём свои мысли по любому вопросу и любому человеку, зная, что дальше Поскрёбышева ничего не пойдёт. И действительно, Александр Николаевич был очень простым и общительным человеком, но в то же время в делах был нем как рыба. Спустя годы много положил Хрущёв изворотливости и всяких приёмов, дабы выведать у Поскрёбышева всё о Сталине. Как говорят, и кнутом, и пряником… Но ответ всегда был один: «Вы были членом Политбюро, а я был лишь членом ЦК. Откуда мне знать больше вас? Я в заседании Политбюро участия не принимал, а, как вы знаете, все вопросы решались там». Вот и всё. Так и умер Александр Николаевич, унеся с собой в могилу то, что знал…
Если Сталин звонил сам, то обычно он здоровался, справлялся о делах и, если нужно было, чтобы вы лично к нему явились, никогда не говорил: «Вы мне нужны, приезжайте», - или что-нибудь в этом роде. Он всегда спрашивал: «Можете вы ко мне приехать?» - и, получив утвердительный ответ, говорил: «Пожалуйста, приезжайте»…
Сталин не раз замечал, что решать дела душой и сердцем можно дома, со знакомыми, - так сказать, дела домашнего обихода, частные. При решении же государственных вопросов полагаться на свою душу и сердце нельзя, они могут подвести. Здесь должен действовать только здравый смысл, разум и строгий расчёт».
И. С. Конев рассказывал: «Сталин заявил: «Хотите присвоить Сталину генералиссимуса. Зачем это нужно товарищу Сталину? Сталину это не нужно. Товарищ Сталин и без этого имеет авторитет. Это вам нужны звания для авторитета. Товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета. Подумаешь, нашли звание для товарища Сталина – генералиссимус. Чан Кайши – генералиссимус, Франко – генералиссимус. Нечего сказать, хорошая компания для товарища Сталина. Вы маршалы, и я маршал, вы что, меня хотите выставить из маршалов? В какие-то генералиссимусы? Что это за звание? Переведите мне…»
Зам. Верховного Главнокомандующего, командующий фронтом маршал Г. К. Жуков писал: «И. В. Сталин внёс большой личный вклад в дело завоевания победы над фашистской Германией и её союзниками. Авторитет его был чрезвычайно велик, и поэтому назначение Сталина Верховным Главнокомандующим было воспринято народом и войсками с воодушевлением…
Стиль работы (Сталина – Л. М.), как правило, был деловой, без нервозности, своё мнение могли высказать все. Верховный ко всем обращался одинаково – строго и официально. Он умел вн
21:15 31.12.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> наведи курсор в основном списке тем,на название этой темы,первые мысли и проявятся...Остальное стер Еееолег .Типично коммунистическая тактика -все стирать.
Иногда, а точнее очень часто комунисты гОнят такую абракадабру, что "воленс-неволенс" тоже приходится стирать.
22:26 31.12.2015
Telemine (telemine) писал(а) в ответ на :
> О-о-о-о, все три дурака в сборе!
Что знал Сталин и ничего не делал,вместе с Телемине и ЕееееОлегом
