На III съезде РСДРП, проходившем в 1905 в Лондоне , Льву Троцкому (будущему организатору Красной Армии и одному из организаторов Октябрьской революции в России 1917 года) было поручено разработать новую теорию отношений полов в случае победы большевиков. Другой организатор Октябрьской революции 1917 года в России Владимир Ленин еще в 1904 году написал, что «раскрепощение духа чувственности, энергии, направленной не на псевдосемейные ценности, поможет выплеснуть этот сгусток на дело победы социализма».
Немецкий психолог В.Райх в своей работе «Сексуальная революция» (1934 г., первое издание) приводит отрывок из переписки Троцкого и Ленина (1911 г.), посвящённой этой теме. Троцкий написал Ленину: «Несомненно, сексуальное угнетение есть главное средство порабощения человека. Пока существует такое угнетение, не может быть и речи о настоящей свободе. Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила. Надо подробнее говорить об этом рабочим…» Ленин отвечал ему: «…И не только семья. Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты… Нам есть чему поучиться у суфражисток: даже запрет на однополую любовь должен быть снят».
Вскоре после знаменитых декретов Ленина «О мире» и «О земле», которыми ознаменовалась Великая Октябрьская Социалистическая революция 1917 года, вышли декреты Ленина «Об отмене брака» и «Об отмене наказания за гомосексуализм» (последний – в составе декрета «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния»). Они были подписаны Лениным 19 декабря 1917 года.
В частности, оба декрета предоставляли женщине «полное материальное, а равно и сексуальное самоопределение», вносили «право женщины на свободный выбор имени, места жительства». По этим декретам «сексуальный союз» (второе название – «брачный союз») можно было как легко заключить, так и легко расторгнуть.
Знаменитые в царской России гомосексуальные балы продолжали закатываться и при наступлении советской власти. Знаменитый врач-психиатр Бехтерев, который делал попытки лечить гомосексуалистов, приводил в 1921 году слова одного из своих пациентов, красного матроса: «Вечеринка была на квартире милиционера, командира сводного отряда. Участвовало 95 человек. Мы собирались обычно 2 раза в месяц». Другой, красноармеец Б., описывал гомосексуальную свадьбу, переросшую в оргию: «Когда я пришёл с Х., из комнаты в коридор вышли «молодые» – невестой был одет С., женихом был Ш. Сзади шли многие, одетые в женские платья. Благословляли их хлебом. Потом многие целовались и танцевали».
Другой красный матрос пояснял Бехтереву: «Во время вечеринок устраивалась «летучая почта», и я получал записки следующего содержания: «Вы мне нравитесь», или «Желаю с вами познакомиться». Как уже говорилось выше, особенно сильно ########ией были поражены петроградские матросы. В записках Бехтерева постоянно встречаются его пациенты – «командир миноносца», «военмор с Камы» и т.д.
Революция 1917 года посчитала гомосексуалистов «угнетённой царизмом прослойкой», и то, что в прежние десятилетия существовало де-факто и почти не преследовалось полицией (от оргий до свадеб), новая власть сделала де-юре. Хили в книге ссылается на множество судебных процессов, шедших с 1935 (год начала активного уголовного преследования гомосексуалистов) по 1941 год. И во множестве случаев подсудимые описывают, как жили в гомосексуальных браках. Вот один из типичных рассказов: «Летом 1924 года желания мои сбылись. Я встретил человека, который отвечал абсолютно всем моим запросам. Мы полюбили друг друга и стали жить вместе».
Но в наибольшей степени советская власть раскрепостила лесбиянок.
Сталин, будущий руководитель и строитель СССР, прекрасно понимал, КТО наряду с социалистической революцией в России совершил одновременно и сексуальную революцию — ########ы Он так же понимал, что ########ы опасны не сами по себе. Они опасны, прежде всего, своей организованностью и взаимной поддержкой. ########ы – это то меньшинство, которое, благодаря своей сплочённости, хочет установить власть и диктатуру над большинством. Именно поэтому Сталин приложил немалые усилия, чтобы вернуть уголовное наказание за мужеложство (гомосексуализм) и постараться выкорчевать это явление из социалистического общества.Однако ему мешало влиятельное гомосексуальное лобби в рядах ВКП(б)
Помог ,Сталину вернуть уголовную ответственность за гомосексуальные отношения,только случай. В 1933 году в Москве и Ленинграде органами ОГПУ было раскрыто "объединение ########овquot которое занималось контрреволюционной деятельностью.
История знает немало примеров, когда люди объединялись в тайные союзы, чтобы, скрытно пользуясь взаимным покровительством и поддержкой, проложить себе путь к источникам богатства и власти. Одним из таких примеров является масонство.
Но само масонство было лишь частным случаем тайной ########ической организации, а остальные организации ########ов как правило, не имели и не имеют ни организационного оформления, ни формального лидера, ни программных документов, но они всегда действуют по принципу: свой помогает своему, и всячески мешает чужим. Когда человек ущербен, то ему очень хочется эту свою ущербность перевести в некое достоинство. При этом страдая от сознания собственной неполноценности, он пользуется любой возможностью мстить нормальным людям за их нормальность.
Когда в начале сентября 1933 года органы ОГПУ организовали в нескольких городах первые облавы на лиц, подозреваемых в занятиях ########ией, то оказалось, что ########ы смогли создать целую сеть законспирированных организаций в Москве и Ленинграде. 15 сентября Генрих Ягода сообщил Сталину, что арестованные дают признательные показания. Все они занимались созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований ########ов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки. Именно такие сообщества может использовать любая иностранная разведка. Но это ещё не самое страшное – самое опасное это формирование из таких сообществ групп влияния.
Одним из первых раскаявшихся был видный дипломат того времени, один из соратников Чичерина, заведующий протокольной частью Наркомата иностранных дел и, одновременно, заведующий подотделом скандинавских стран Дмитрий Тимофеевич Флоринский. В ходе следствия он подал заявление в коллегию ОГПУ, в котором признался в работе платным немецким шпионом, будучи завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме. На первом этапе борьбы с заговорщиками было задержано не менее 130 человек, и большинство остальных арестованных по делу ########ов были отнюдь не простыми заводскими рабочими – среди столичных гомосексуалистов было немало журналистов, писателей и артистов. На докладной записке Ягоды, посвящённой раскрытию тайных ########ических организаций, Сталин собственноручно поставил резолюцию: «Надо примерно наказать мерзавцев, а в законодательство ввести соответствующее руководящее постановление». Такое постановление появилось 17 декабря 1933 года, а в марте 1934 года в УК РСФСР появилась соответствующая статья под номером 121. Одновременно с этим в советской прессе была развёрнута общественно-политическая кампания против гомосексуализма. Так, Горький на первых полосах газет «Правда» и «Известия» 23 мая 1934 года называет гомосексуализм «социально преступным и наказуемым» и говорит, что «уже сложилась саркастическая поговорка: "Уничтожьте гомосексуализм – фашизм исчезнет!"».
Вскоре после принятия закона против мужеложства И.В. Сталину доложили, какую реакцию этот закон может вызвать у левых Западной Европы. В письме, написанном в мае 1934 года, Гарри О. Уайт (Whyte, Harry О.), британский коммунист, постоянно проживавший в Москве и работавший в редакции газеты «Moscow Daily News», попросил И.В. Сталина прокомментировать принятие нового закона. (Попутно корреспондент вождя подробно описал попытки узнать местонахождение своего любовника, русского мужчины, арестованного между декабрем 1933-го и мартом 1934 года во время облавы спецслужб на московских гомосексуалов.) Основательно осветив марксистские взгляды на гомосексуальность, Г. Уайт дал понять, что новый закон создаст определённые проблемы и привлечёт внимание общественности, что, возможно, скажется на тоне публичных выступлений сталинистов о законе против мужеложства.
Пространное послание Г. Уайта начиналось вопросом к И.В. Сталину: «Может ли гомосексуалист считаться человеком, достойным состоять членом Коммунистической партии?»
Журналист изложил марксистские аргументы против полного запрета мужеложства, который, как он утверждал, порождал ни на чём не основанные противоречия в советском обществе, «требовал [для безобидного меньшинства] "уравниловки" в области половой жизни», к тому же игнорировал научный аспект проблемы. Новый закон отвергал положения предыдущего советского закона (ленинско-троцкистского), защищавшего половую свободу личности и половую неприкосновенность.
Социальное положение гомосексуалов Г. Уайт уподобил положению других слоев общества, страдавших от дискриминации, — женщин, «цветных рас» и «нацменов». Адресат И.В. Сталина провел тонкую разграничительную линию между личной жизнью коммуниста (к этой, приватной, сфере относятся и половые пристрастия последнего) и случаями, когда гомосексуальность в буржуазном обществе становилась достоянием общественности и перетекала в политическую плоскость.
Г. Уайт обратился в своём письме и к взглядам Карла Маркса (1818—1883) и Ф. Энгельса в свете политического аспекта гомосексуальности, а также одобрил линию Коминтерна в отношении приписанных М. ван дер Люббе контактов с гомосексуалами. Журналист бичевал лицемерие фашистских политиканов, разгромивших Институт сексологии М. Хиршфельда, напомнил И.В. Сталину о его критике с трибуны XVII съезда ВКП(б) (26 января — 10 февраля 1934 года) «уравниловки» в жалованье, условиях жизни и «в области потребностей и личного быта» как «достойной какой-нибудь первобытной секты аскетов», но не достойной марксиста. Обращение к теме уравниловки имело, по мнению журналиста, прямое отношение к вопросу о гомосексуальности, поскольку новый закон вынуждал биологически отличающееся меньшинство подвергнуться «уравниловке в области половой жизни».
«Анализируя характер преследования гомосексуалистов, — писал англичанин (он не скрывал, что сам является таковым), — надо иметь в виду, что они бывают двух родов: во-первых, такие, которые являются таковыми с самого рождения; во-вторых, которые знали нормальную половую жизнь, но впоследствии стали гомосексуалистами, толкаемые иногда порочностью, а иногда и экономическими соображениями. В отношении второй группы вопрос решается сравнительно просто. Люди, становящиеся гомосексуалистами в силу своей развращенности, обычно принадлежат к буржуазии, отдельные представители которой становятся на этот путь после того, как они пресытились всеми видами наслаждений и извращений, доступных в пределах половых сношений с женщинами».
Таких, по мнению Гарри Уайта, стоит подвергать уголовному преследованию. Правда, как он сам утверждает, это бесполезно, ибо буржуа всегда способны откупиться. Уайт был не против того, чтобы применялся закон и против тех, «кто становится на этот путь по экономическим соображениям». «В результате материальной нужды, — объяснял Уайт, — эти люди вынуждены временно обратиться к такому способу удовлетворения своих половых потребностей, поскольку отсутствие средств лишает их возможности жениться или даже хотя бы обратиться к проституткам». В отношении «врожденных гомосексуалистов» член Компартии Великобритании высказал следующие соображения: «Исследования показали, что гомосексуалисты этого типа существуют примерно в равной пропорции среди всех классов общества. Можно считать также установленным, что, с небольшими отклонениями, гомосексуалисты составляют около 2% населения любой страны. Если принять эту пропорцию, то выйдет, что в СССР около 2 млн. гомосексуалистов. Не говоря уже о том, что среди них имеются наверняка и такие, которые оказывают помощь социалистическому строительству, но неужели возможно подвергнуть заключению такое большое количество людей!».
Сталин внимательно прочёл это письмо и начертал на нём своё мнение: «В архив. Идиот и дегенерат. И. Сталин». Через несколько недель Гарри Уайт был выдворен за пределы СССР. Источник.
По уголовной статье "гомосексуализм" в СССР в период с 1934 по 1980 годы ежегодно осуждались и отправлялись в тюрьмы и лагеря около тысячи ########ов. В конце 1980-х число таких приговоров стало уменьшаться. По данным Министерства юстиции РФ, в 1989 г. по статье 121 в России были приговорены 538, в 1990 – 497, в 1991 – 462, в первом полугодии 1992 г. – 227 человек. Всего же с 7 марта 1934 по 1992 год было осуждено свыше 60 тысяч ########ов. После этого статья, сохранявшаяся в уголовном кодексе, перестала работать, а 3 июня 1993 года она была исключена из уголовного кодекса.
В 1996 году был принят новый Уголовный Кодекс, не запрещающий ########ию в России.
Справка: на сегодняшний день из 192 стран-членов ООН 85 имеют противо########ические законы, а в восьми странах мужеложство карается смертной казнью. Даже в самой Америке, в 24 штатах и округе Колумбия до сих пор существуют законы, аналогичные статье 121 УК РСФСР.
17:43 01.05.2015
17:44 01.05.2015
Комсомол и «Эрос революции»
Ольга ГРЕЙГЪ Специально для «Аналитической газеты «Секретные исследования»
После Октябрьского переворота 1917 года по всей России появлялись и множились кружки «Долой стыд!», «Долой невинность!», «Долой брак!», «Долой семью!». На заре своего появления многие комсомольские ячейки видели свою основную задачу не в подготовке кадров для строительства светлого будущего (такой задачи партия еще не поставила перед молодыми), а в раскрепощении молодежи, развале старого мещанского быта и уничтожении православных оков нравственности времён «проклятого царизма».
СТЫД, КАК КЛАССОВЫЙ ПРЕДРАССУДОК
Младокомсомольцы вместо того, чтобы заняться пропагандой коммунизма, с животной радостью спешили пропагандировать свободную любовь. Причем не иначе, как на собственных примерах. Юными пролетариями, готовыми отвергнуть стыд, как классовый предрассудок, таинство отношений между мужчиной и женщиной отвергается; романтика и девственность — «страшное наследие темного мира», «царства эксплуатации человека человеком». Оттого отношения полов рассматривались ныне лишь в контексте революционной целесообразности. «Дно» общества, описанное самым страстным и самым наглым агитатором революции Максимом Горьким, вылезло наружу, обуянное горячечным беспределом и кровавыми оргиями. Жители городских трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уголовные элементы, преступники всех мастей, — стали гегемоном революции. Получив из рук красных паханов, управлявших страной, власть среднего и низшего звена, это «дно» строило «новую» жизнь по невиданным доселе понятиям. Самое тонкое чувство, на которое только способно «дно» — пошлая эротика, самая страстная любовь — грубый инстинкт спаривания. Но они лишь повторяли то, что стало нормой в клане красных правителей. А правители и их карательные органы жили по принципу свободной любви, не заботясь о том, чтобы скрывать это от народа. Но среди системы ценностей большинства населения бывшей Российской Империи половая распущенность никогда не была в почете; новая революционная мораль скорее даже вызывала отвращение. И тогда были запущены другие способы развращения народа. В дело вступил комсомол — «кузница коммунистических кадров». Вскоре в большевистской стране сексуальные преступления стали нормой поведения в среде рабочей молодежи; молодые пролетарии цинично демонстрировали отрицание всякой морали через надругательство и насилие над другими членами общества и в особенности, девушками и женщинами. Что поддерживалось секретарями комсомола, рьяно проповедующими полную свободу в отношениях полов. К примеру, в Киеве один из комсомольских секретарей укома на частых собраниях убеждал молодежь в «революционности свободной любви». То же происходило по всем городам и весям страны, докатываясь до дальних деревень, и уже не только на городских площадях и вокзалах, но и на деревенских сходках выступали заезжие молодые ораторы, пропагандируя прелести новой жизни и свободы половых отношений. Уже бродили в обществе слухи о «национализации» всех женщин в пользу передового пролетариата, идейного носителя идей коммунизма.
«ЖЕНЩИНА — НЕ ЧЕЛОВЕК!»
Ничего удивительного, что изнасилование в 20-30-е годы ХХ века стало нормой поведения членов советского государства. К примеру, в 1926 году только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. — 726; в 1928 г. — 849. В других судах больших городов та же тенденция. У процесса изнасилования в среде советской молодежи даже появилось свое наименование: «чубаровщина». Возникло оно по названию Чубаровского переулка на Лиговке в Ленинграде, где в 1926 году приехавшую работать на завод 20-летнюю крестьянку Любу Белякову насиловала целая банда молодых представителей рабочего класса, — около 40 (!) комсомольцев, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. (Уже в наше время, в 2006 г. об этом случае упоминала газета «АиФ».) Состоятся суд, в ходе которого установили, что обвиняемые и свидетели разделяют общественное мнение, озвученное рупором комсомола «Комсомольской правдой»: «Женщина — не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина — девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» (18 декабря 1926 г.). «Самым скверным является то обстоятельство, — отмечает далее газета, — что этот ужасный случай не представляет собой в нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он — всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие». Ничего необычного в зверском насилии, свершаемом на глазах прохожих, не увидел комсомолец, случайно ставший очевидцем преступления. Во время дачи показаний на суде он… не мог понять вопроса прокурора, почему же он никого не позвал на помощь. Один из шайки насильников и вовсе утверждал, что изнасилования как такового и не было, разве что акт совершался без согласия женщины… — Женщина — не человек, — твердили на суде обвиняемые, — все комсомольцы настроены точно так же, и живут таким же образом, как мы. «Чубаровское» дело получило такой широкий общественный резонанс, что грозило срывом планов индустриализации страны; поэтому вместо обычных 5 лет, которых давали за подобные «игры», шестеро из насильников были приговорены к расстрелу, остальные получили длительные сроки отсидки. На страницы советской печати попало и другое преступление, не менее чудовищное. И эти зверские преступления заставляли власти искать пути решения ею же порожденной проблемы. В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек. Суд по данному делу стал показательным; да и то только потому, что одна бедняжка скончалась от телесных повреждений, а у другой потерпевшей отец оказался видным партийным деятелем. В ходе следствия выяснилось, что один из преступников Федор Соловцов — комсомольский активист, уже давно славился сексуальными победами. Низкорослый парень с изъеденным оспой лицом имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая их к сожительству. Если девушки отказывались содействовать «внедрению революционной пролетарской морали», он тут же находил рычаги воздействия: то обещал исключить из комсомола, то угрожал лишением места в общежитии, то собирался распространить гнусную молву о ее непролетарском происхождении и т.п. И, между прочим, исполнял свои обещания. Ну а в некоторых случаях комсомольский активист просто дарил объекту похоти пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок. Подобное стало нормой поведения в советском обществе; комсомольские и партийные вожди всегда видели в женщинах лишь сексуальный объект. Так было до конца ХХ века; и в сегодняшнем постсоветском обществе изувеченное внутреннее «я» Женщины не может оправиться от увечья, нанесенного ей коммунистической моралью. Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, разлезающегося на части.
«ЭРОТИСТЫ» И «СТРАДАЛЬЦЫ ОТ НЕТЕРПЁЖКИ»
На суде над молодыми насильниками, проходившем в Ленинграде, было озвучено, что в комсомольской ячейке ФЗУ открыто существовало «бюро свободной любви». И часто мероприятия революционной молодежи заканчивались разнузданными оргиями, когда парочки совокуплялись на глазах друг у друга. А в тот момент на пляже, — объяснили насильники, — они «страдали от нетерпежки». Рассвирепели же и били гражданок за то, что те проявили «буржуазную несознательность», отказав им по-хорошему. Комсомольцы насиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты прямо на пляже. Оргия продолжалась несколько часов. Совершив насилие, они жестоко избили жертвы. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. На крики несчастных наконец прибежал наряд милиции. Солонцов уверенно заявил прибывшим: — Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! Это их надо арестовывать, а не нас! Вину подсудимые так и не признали; комсомольский вожак на суде не раз подчеркивал, что видит в своих действиях «здоровую сексуальную революционную мораль». Но так как суд по делу об изнасиловании был превращен в показательный процесс, преступников сурово наказали: Соловцова расстреляли, его подельников посадили на длительные сроки заключения. Характерным для того времени явился резонанс, вызванный этим делом. Тогда как многие писали в партийные органы и газеты гневные письма, требуя смертной казни для насильников, другие поддерживали преступников, примеряя их опыт на себя. Анонимный автор, обращаясь в редакцию газеты «Правда», писал: «Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!» Подобное понимание роли женщины в «новом советском обществе» было навязано большинству молодых людей; в среде молодых рабочих разврат и насилие на долгие годы стали нормой поведения. «Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии», — это цитата из письма студентки, опубликованного в «Правде» (7 мая 1925 г.). «Эрос революции» тогда широко воспевался в обществе революционными поэтами-бунтарями – Маяковским и другими. Новые пролетарские писатели и деятели пролетарского искусства вели дискуссии о теории «крылатого» и «бескрылого» Эроса. Полная раскрепощенность нравов вызвала брожение не только в головах, но и в штанах, что привело к возникновению разных течений и теорий, посвященных семейно-половым вопросам. Самой заметной стала «теория Эроса», имевшая как бы два направления. И хотя между направлениями существовали отличия, однако главная задача «эротистов» заключалась в том, чтоб уверить общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо избавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следовало полностью обнажить человеческое тело в живописи, на сцене и в кино. «Стыдливость, — это искажение всего нормального и здорового, с ней надо вести борьбу»; «любви нет, а есть лишь «голое размножение», физиологическое явление природы», — таковы основные принципы «эротистов». Советская литература с новым вдохновением, соответствующим времени, создавала образ женщины, приветствующей измены своего партнера (мужа), и которая сама была обязана удовлетворять сексуальный инстинкт мужчины (комсомольца и коммуниста).
«НУЖНЫ ХОЗЯЙКИ, А НЕ ПАРТИЙНЫЕ ШЛЮХИ!»
Во время начавшихся в середине 20-х годов судебных делах по случаям изнасилования выяснилось множество нелицеприятных фактов. Оказывается, в среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечёрки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Подобные мероприятия обычно проводились в помещении комитета комсомола, — фабричного ли, заводского и т.д. — куда молодежь была обязана приходить на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. После чего комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок. Все знали, что секретарь комсомольской ячейки мог, при желании, покуситься сразу на нескольких понравившихся девушек. «Пробы» проходили то по очереди, то массово, без всякого стеснения перед товарищами. Вместе с тем выявились случаи самоубийства среди комсомолок, однако обвинить в этом комсомольских работников и членов комячеек не смогли (не захотели). Особое любопытство представляет труд Ивана Солоневича «Тяжкий вопрос о науке»; в котором известный русский публицист, ставший эмигрантом, описывает события тех лет, исходя из своего личного журналистского опыта. Иван Солоневич (1891—1953) является автором книг «Россия в концлагере», «Народная Монархия», «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя». Обратимся к свидетельству Ивана Лукьяновича. «Осенью, кажется, 1932 года я в качестве репортера попал на Сормовский завод — старый гигант индустрии около Нижнего Новгорода. Репортерское ремесло в СССР — унылое и стандартизированное ремесло. Человек обязан писать о том, что приказано. А если того, чему приказано быть, в природе не существует, обязан выдумать. То, что существует в реальности, никакую редакцию не интересует, и интересовать не имеет права. Жизнь обязана укладываться в схему генеральной линии. Я с блокнотом и фотоаппаратом скучно бродил по гигантской территории Сормовского завода, пока в его парадных воротах не наткнулся на целую серию «черных досок» — «досок позора», на которые наносят имена всякого отдельного элемента веселой социалистической стройки. Не «преступного», а только «отсталого»— для преступного есть и другие места. На досках красовалось около ста имен. На доски я взглянул только случайно: кому интересны имена опоздавших на работу, не выполнивших нормы, удравших от общественной нагрузки? Но случайный взгляд обнаружил целое «общественное явление»… Почти в одной и той же редакции, одна за другой, шли записи такого содержания: «Комсомолец Иван Иванов женился, старается возможно больше заработать, бросил общественную работу, исключен из комсомола как мещанский элемент». Иногда редакция записи говорила чуть-чуть иначе: «Комсомолец Иванов “повышает квалификацию”, но для заработка, а не для социализма». Словом — на досках было около сотни комсомольцев, из-за женитьбы ушедших из комсомола. Я направился в комсомольский комитет: в чем тут дело? В комсомольском комитете мне ответили раздраженно и туманно: черт их знает, что с ребятами делается: у попа женятся, пойдите в женотдел, это по ихнему ведомству, женотдел прямо на стенку лезет... Я пошел в женотдел… Меня как «представителя московской прессы» обступила дюжина комсомольских и партийных активисток. Часть из них относилась к типу партийной самки, который был увековечен соответствующим скульптурным произведением во Дворце труда. Другую я отнес к числу заблудших душ — не вполне невинных жертв социалистического общественного темперамента. Всем им хотелось излить свои наболевшие души. Они и излили: одни жалобно, другие озлобленно. Фактическую сторону дела обе части рисовали, впрочем, одинаково. Фактическая сторона дела заключалась в том, что заводская молодежь ни с того ни с сего вдруг начала жениться. Это бы еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что на комсомолках жениться не хотел никто. Им-де, ребятам, нужны жены, а не «орательницы» — в русском языке есть глагол «орать», имеющий случайно лингвистическое родство с термином «оратор». Им нужны хозяйки дома, а не партийные шлюхи — последнее существительное в разных редакциях передавалось по-разному. Они, ребята, вообще хотят иметь семью. Как у людей. Без развода и всяких таких вещей. И поэтому женятся не в загсе (отдел записи актов гражданского состояния), а у попа: так все-таки вернее. Потом они хотят побольше заработать, учатся, посещают курсы, «повышают квалификацию», но на собрания не ходят, и социалистическая стройка их не интересует никак. В соответствии с советской идеологией, фразеологией и прочими вещами женские души из сормовского женотдела выражались витиевато и казенно. Слушатель, не убеленный достаточным советским опытом, мог бы и в самом деле предположить, что интересы социалистической стройки стоят у женотдела на самом первом месте. Но, во-первых, партийный комитет никакой угрозы интересам этой стройки не отметил и, во-вторых, сквозь казенные ламентации о планах, собраниях, мещанстве и прочем нет-нет да и прорывались свои собственные, неказенные слова. «А нашим-то девкам — куда деваться, вот так век в комсомолках и ходить?» «Они сволочи, от комсомолок носы воротят, словно мы какие зачумленные». «Им такую подавай, чтобы борщ умела варить, а что она политически безграмотна, так им что?» «В мещанство ударились; чтоб его жену никто и тиснуть не смел»... Несколько позже председательница женотдела, тип застарелой орлеанской девственницы, говорила мне полуконфиденциальным тоном: «Комсомолки наши ревмя ревут, почитай, ни одна замуж не вышла, конечно, несознательность, а все-таки обидно им... Эти сто, что на черных досках, — это только показательные, только для примеру, у нас весь молодняк такой же. Совсем по старому режиму пошли. Попа мы арестовали — не помогает: в Нижний жениться ездиют. Вы об этом, товарищ Солоневич, уж обязательно напишите...» Я обещал «написать» — писать обо всем этом нельзя было, конечно, ни слова. На своих спортивных площадках я поговорил с ребятами. Ребята усмехались и зубоскалили: просчитались наши орательницы, кому они нужны! «Я, товарищ Солоневич, скажу вам прямо: я на бабе женюсь, а не на партии... Вот тут один наш дурак на комсомолке женился: дома грязь, пуговицу пришить некому, жену щупают кому не лень, ежели дети пойдут, так это еще не сказано, чьи они». Словом, разговоры носили ярко выраженный мелкобуржуазный характер. И я понял: социалистическая игра в России проиграна. В семейном вопросе коммунизм сдал свои позиции первым: с вот этакими комсомольцами справиться было нельзя. Да и солдаты были нужны: без семьи — какие солдаты. Так, несколько позже, коммунизм отступил и на церковном фронте: отступил гибко и умно, не отдавая своих основных позиций и используя религию для вооруженной защиты безбожия. Но прорыв на семейном фронте был первым решающим прорывом: комсомолец попер жениться, комсомолец стал строить семью — и тут уж все остальное, быстро или медленно — это другой вопрос, пойдет истинно старорежимными путями: семья, забота, собственность — словом, «старый режим»...».
«КАЖДАЯ КОМСОМОЛКА ОБЯЗАНА ОТДАТЬСЯ…»
Но до начала 30-х годов, до времени, когда члены комсомола, досыта натешившись с доступными комсомолками, решили брать в жены обычных девчат, прошло не десятилетие, а — целая эпоха циничного разврата. Закрепленного, между прочим, в первом Уставе этой организации! Как известно, 29 октября 1918 года в Москве прошёл первый съезд так называемых союзов рабочей и крестьянской молодёжи, на котором было принято решение о создании Российского Коммунистического Союза Молодёжи (РКСМ). Официальная история последующих лет деятельности комсомола выглядит так: — В июле 1924 РКСМ было присвоено имя В.И. Ленина, РКСМ стал Российским Ленинским коммунистическим союзом молодёжи (РЛКСМ). В связи с образованием Союза ССР в 1922 г. комсомол в марте 1926 был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ). — Согласно Уставу ВЛКСМ в комсомол принимаются юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. В 1918 г. в членах этой организации числилось 22.000 человек; в 1920 — 400.000; в 1933 — 4,5 млн. человек; в 1941 — 10.400.000 человек; в 1971 —свыше 28 млн. молодых людей всех наций и народностей СССР. За 50 лет в комсомоле прошло политическую школу более 100 млн. советских людей. — Главной задачей ВЛКСМ является помогать партии воспитывать юношей и девушек: 1) на великих идеях марксизма-ленинизма (понимай правильно: марксизм-ленинизм осуществился на деле через обучение революционеров и деклассированных элементов, международных отщепенцев и преступников из разных стран в единых международных школах и центрах терроризма на деньги заинтересованных структур, чтобы затем вооруженным путем изменить существующий политический строй в России и других странах); 2) на героических традициях революционной борьбы (понимай правильно: эти традиции зиждутся на развязывании гражданской войны и массовых убийствах; за время революции, Гражданской войны и до конца 30-х годов ХХ в. погибло более 60 млн. только русского населения бывшей Российской Империи); 3) на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции (понимай правильно: самоотверженным может быть труд только у тех, кто поставлен в нечеловеческие рамки существования, кто находится в колхозах и совхозах, работает за трудодни и, не имея паспорта, не может изменить условия труда и жизни; кто в массовом порядке отправлен «на исправительные работы» в советский ГУЛАГ; кто вынужден выдавать «на гора» во имя спасения положения на бездарно проигранных советскими полководцами полях сражений во время Второй мировой…); 4) вырабатывать и укреплять у молодёжи классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд строителей коммунизма (понимай правильно: классовый подход — это искаженное понимание событий во всех областях человеческой жизни, подаваемое через призму ненависти к «мировой оплётке империализма», к мифическим эксплуататорам и буржуям; что касается «высокообразованных», то советская система обучения по всем (!) параметрам проигрывала разносторонней системе образования, как начального, так и высшего, времён царской Империи). Рассказывая о своих славных подвигах и повседневных делах, комсомольские и партийные вожаки навсегда забыли о том, КАК на самом деле вовлекалась молодежь в свои ряды борцов за светлое будущее. В то время, когда в редких комсомольских рядах насчитывалось не более 20.000 человек на необъятную страну, был принят 1-й Устав РКСМ, где имелся пункт следующего содержания: «Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой». Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями — председателями, генеральными секретарями ЦК комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 — коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899—1937); с 1919 по апрель 1922 — коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902—1937); с 1922 по июль 1924 — коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897—1939); с 1924 по май 1928 — коммунист Николай Павлович Чаплин (1902—1938); с 1928 и по апрель 1929 — коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903—1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903—1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15-и лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни. Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» — комсомол — вписал самую черную страницу в свою славную биографию.
В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ РЕВОЛЮЦИИ
Сразу же после создания РКСМ, для знакомства с новой организацией в столицу были посланы инициаторы с мест. По их возвращении во всех школах, на заводах и фабриках городов проходят митинги по созданию комсомольских ячеек. Губкомы, проводя в жизнь политику новой организации, вовсю выдавали постановления о том, что каждый комсомолец или рабфаковец имеет право реализовать свое половое влечение, а комсомолка или рабфаковка должна его удовлетворить по первому же требованию, — в противном случае она лишалась звания комсомолки и пролетарской студентки. Но в адрес комсомольских вожаков стали поступать жалобы от сексуально озабоченных товарищей, которым девочки-комсомолки не пожелали отдаться. Нарушительниц правил комсомольской этики и новой коммунистической морали осуждали и карали на шумных комсомольских собраниях. Однако многие комсомолки приводили в ответ слова большевички Александры Коллонтай: «Женщина теперь сама сможет выбирать себе мужчину», и парировали, что если мужчины будут принуждать их к соитию, то они выйдут их комсомола. Однако смелых, готовых дать отпор было не так уж и много. «Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, — подводила итог (между прочим, и своего личного весомого вклада в дело морального и психофизиологического разложения общества) известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.) — 1.Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» (рабочий факультет) имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению. 2.Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…» В результате, когда все без исключения комсомольцы и коммунисты были уверены, что у них есть права на удовлетворение мужской физиологической потребности, в Стране Советов назрела новая проблема: что делать с детьми, рожденными от свального блуда свободной любви. Дети крылатого Эроса, которых матери не могли прокормить, пополняли детские дома, становились беспризорниками. Зачатые в жутких условиях, — не в процессе любви, а в процессе бездушия и насилия, — никогда не знавшие материнского тепла, они росли и вливались в ряды преступного мира. «Брачный бойкот комсомолок, а также и комсомольских форм сексуальной жизни был, конечно, симптомом огромного национального значения. Может быть — самым решающим симптомом существования нации. Здоровый, нормальный, общечеловеческий инстинкт с отвращением отбросил всё сексуальное экспериментаторство и вернулся к традиции», — подметил публицист И. Солоневич. Но то, что по сердцу человеку нормальному, было как кость в горле большевику. «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи», — гневно возмущался Троцкий в 30-е годы, осознавая, что даже давнее убийство царской семьи становилось отчасти бессмысленным, потому как конечная цель в деле уничтожения семьи, как ячейки общества, не достигнута. Ведь на семье держится все — и нравственность, и государство. Утешает только то, что наше поколение появилось на свет уже после экспериментаторства. Но сколькие из поколения наших бабушек и дедушек рождены в этом чудовищном эксперименте, в этом публичном доме революции?
19:16 02.05.2015
Какое то извращение. Какой то звон слышал автор и нифига не понял. Эта "информация" ничем не подтверждается и не надо никаких "ссылок". Зато расскажу реальное. Моя бабушка рассказывала, что ей говорила ее мама (моя прабабка). Какие же вы счастливые, что будете жить при Советской власти. Вы можете развестись и уйти от нелюбимого мужа. Ведь как было в русской деревне. Такого понятия, как развод, не существовало в принципе. В церкви венчались - значит все, навеки. И родители отдавали дочерей замуж в другую семью, в другую деревню по сговору, практически насильно. А условия жизни в деревне, в нелюбимой семье более чем жесткие.
19:29 02.05.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> и мужеложество.
Курбатова надо подождать,он спец в этих вопросах..:
19:34 02.05.2015
Капительман (Капительман) писал(а) в ответ на :
> Курбатова надо подождать,он спец в этих вопросах..:
Действительно, один Заперенос - это не то...
21:33 02.05.2015
А сейчас то сколько мужеловцев стало
21:48 03.05.2015
zaperenos (zaperenos) писал(а) в ответ на :
> КАЖДАЯ КОМСОМОЛКА ОБЯЗАНА ОТДАТЬСЯ…»
Причём здесь мужеложство? Вы с Курбатовым хотя-бы читайте свои копипасты!
Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями — председателями, генеральными секретарями ЦК комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 — коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899—1937); с 1919 по апрель 1922 — коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902—1937); с 1922 по июль 1924 — коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897—1939); с 1924 по май 1928 — коммунист Николай Павлович Чаплин (1902—1938); с 1928 и по апрель 1929 — коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903—1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903—1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15-и лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни. Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» — комсомол — вписал самую черную страницу в свою славную биографию. 
