Масштабы Сопротивления в Западной Европе сильно преувеличены в идеологических целях послевоенной реабилитации народов. В движении Сопротивления во Франции за пять лет отдали жизнь 20 тысяч (из 40 миллионов) французов. Однако за тот же период времении от 40 до 50 тысяч (то в 2 – 2,5 раза больше) французов погибли, воюя на стороне Германии против стран антигитлеровской коалиции.
Во Франции за время войны немцы расстреляли 29 600 французских заложников. Но с другой стороны, только во время высадки союзных войск в Нормандии, во время плановых бомбардировок союзников, погибло более сорока тысяч французских мирных жителей.
«В отношении обеих Украинских православных церквей в Генерал-губернаторстве – православной и униатской – со стороны правительства генерал-губернатора занята доброжелательная позиция…Православные церкви в Генерал-губернаторстве о ограниченном объеме и без признания официальных обязательств получают государственные дотации».
Сегодня польское сопротивление героизируется. И конечно же честь и хвала, тем, кто не щадил своей жизни в борьбе с общим врагом, но преувеличивать размах битвы тоже не стоит. В ходе польского сопротивления погибли 33 тысячи (из 35 миллионов) человек, югославы между тем потеряли около 300 тысяч (из примерно 16 миллионов человек населения страны), албанское сопротивление – 29 тысяч человек (из 1 миллиона населения). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе с германской властью в Польше в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, чем в Албании. (12)
В 1933-1945 годах на территориях, находившихся под нацистским контролем, жило около 3 миллионов евреев, что, к слову сказать, дает возможность современным исследователям оспаривать официальную цифру жертв среди евреев – 6 миллионов человек.
Убивали не только евреев. В воспоминаниях министра иностранных дел союзной немцам Словакии о львовской резне говорилось: «Группы украинских националистов врывались в квартиры 36 ученых с мировым именем: педагогов, ректоров, геологов, хирургов, между ними профессора математики, бывшего председателя польского правительства Казимира Бартеля, писателя и академика Бой-Желенского. Их привели в свой штаб, где зверски мучили, а ночью вывезли за город в Вулецкий парк, заставили себе вырыть общую могилу, а затем их расстреляли». И там же: «Местному фотографу носили проявлять фотопленки, на которых было запечатлено позирование возле убитых, застреленных, повешенных и замученных». Откровенно говоря, я не слышал, чтобы кто-нибудь из преступников, устроивших львовский погром, покаялся, а современная украинская историческая наука его замалчивает из-за слишком явного участия в нем формирований украинских националистов.
Многие деятели правосланого мира охотно сотрудничали с нацистским режимом и приветствовали начало его антикоммунистического крестового похода. Например, архимандрит Иоанн (Шаховской), впоследствии епископ Сан-Францискский, 29 июня 1941 года в газете «Новое Слово» (№ 227/356) приветствовал нападение Германии на СССР: «Кровь, начавшаяся проливаться на Русских полях с 22 Июня 1941 года, есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч Русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России. Одно это уже исполняет сердце радостью… Промысел избавляет Русских людей от новой гражданской войны, призывая иноземную силу исполнить свое предначертание… Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей Германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, не зазорно».
00:36 10.11.2010
РПЦ ПОДДЕРЖАЛА ГИТЛЕРА
Церковь на оккупированной Украине
Гитлеровское нападение на СССР жители Украины, в массе своей, приветствовали с не меньшим энтузиазмом, чем жители Прибалтики. Почти не было семей, не пострадавших от красного террора, и немцев многие воспринимали как освободителей. О периоде перед приходом немцев одна киевлянка вспоминает так: «Что касается передач советского радио о зверствах немцев, то эти передачи расценивались как пропаганда и не принимались всерьез. Трагично было то, что некоторые наши друзья, евреи по национальности, также не верили известиям о преследованиях и убийствах евреев и отказывались эвакуироваться на восток.
Что же касается советских партизан, то, действуя по директивам Москвы, они представляли серьезную опасность для духовенства, рискнувшего возрождать религиозную жизнь на местах без согласия советской власти. Действия советских партизан носили особенно аморальный характер. Свои диверсии они организовывали так, чтобы подозрение немцев пало на гражданское население чтобы тем самым вызвать репрессии. При этом большевики не брезгали и доносами в гестапо. Как указывает Самарин: «Излюбленный метод большевицкого агента, работавшего в Гестапо или Абвере, это провокационный донос на человека, которого большевикам нужно было убрать. При этом, не ограничивались одним доносом: в Гестапо или Абвер передавались и «обличающие материалы», которые подполью не стоило большого труда создавать. Человек обвинялся в том, что он связан с подпольем, и уничтожался».95 Против духовенства большевики довольно часто применяли такую тактику. Как утверждает исследователь: «Большинство арестованных немцами священников стали жертвой провокационной деятельности все того же подполья. Известны случаи, когда пастыри-антибольшевики, обличавшие в своих проповедях большевизм, пользовавшиеся любовью и уважением населения, гибли в Гестапо от руки большевицкой агентуры»
В отличие от автокефальной, священноначалие автономной Церкви демонстрировало полную аполитичность и абсолютную лояльность к немецким властям, и уж тем более - не поддерживало никаких связей с партизанским движением. Случаи сотрудничества духовенства с партизанами были чрезвычайно редким исключением. Принимая все это во внимание, рейхскомиссар Кох нашел автономную Церковь более заслуживающей доверия, чем автокефальную.
Южные области РСФСР стали красноречивым примером того, во что превращалась оккупация, когда оккупанты строили свои отношения с населением не на расовой теории Розенберга, а на принципах человечности. Тем более, что значительная часть населения Дона, Кубани и Ставрополья не склонна была рассматривать немецкий режим как оккупационный.
Два десятилетия жизни под властью Советов оставили в народной памяти неизгладимый след, благодаря которому чужеземное нашествие воспринималось как долгожданное освобождение, а советская власть - как чужеземное иго.
Изощренные зверства коммунистического режима на Юге России в 20-30-х годах ХХ столетия еще ждут своего непредвзятого исследователя. В стране, в которой все знают о судьбе Хатыни, никто ничего не знает об аналогичной судьбе станицы Калиновской, дотла сожженной советскими карателями.108 Также никто не знает, что задолго до трагедии варшавского гетто аналогичная судьба постигла станицу Полтавская, которая после «наказания» ее населения частями НКВД была стерта с лица земли, а место, на котором она стояла, было перепахано, чтобы ничто не напоминало о ее существовании.1
Не следует исключать также искреннюю благодарность истерзанного атеистическими преследованиями православного духовенства Вермахту и нацистской власти, которые прекратили эти преследования и которые, по крайней мере, на тот период времени, рассматривались как сила менее враждебная, нежели советская государственная система»
Подобные настроения не были секретом и для 60-летнего генерал-лейтенанта фон Клейста, которому особенности прифронтовой жизни (без гауляйтеров и берлинских чиновников) позволили издать приказ по своей 1-й танковой армии, с напоминанием солдатам о том, что они находятся на не на оккупированной территории, а на земле союзника.113 Приказ этот вылился не только в гуманное обращение солдат Вермахта с гражданским населением, но и в активное содействие восстановлению и открытию православных храмов.
В Ростове-на-Дону, где до войны действовала лишь одна церковь, немцы открыли 7 храмов. Ежедневно в храмах служилось по две литургии. В Новочеркасске были открыты все храмы, какие только можно открыть. Один из очевидцев был поражен тем, что большинство интеллигенции в Новочеркасске, включая и тех, кого он считал атеистами, вернулось в церковь.114 В одной только Ростовской области было открыто 243 храма. Епископу Таганрогскому Иосифу удалось даже вернуть себе прежний архиерейский дом.115 Со стороны немцев никакого вмешательства в церковные дела не наблюдалось. Мало того, осенью 1942 г. всерьез разрабатывались планы проведения Поместного Собора Русской Православной Церкви в Ростове-на-Дону или Ставрополе, с целью избрания Патриархом митр. Берлинского Серафима (Ладе).116
В своих воспоминаниях «Падение Ростова» Н. Туров описал немецкого генерала, присутствовавшего в храме на литургии и пораженного глубиною веры молящегося народа. Генерал был расстроен, и глаза его были влажны. Он спросил у переводчика: «Неужели русские после такой ужасной революции сохранили Бога в своей душе? Откуда такая глубокая религиозность?».119
(на смену старых методов пришли новые), и даже не в без малого 10 тыс. храмов, которые были открыты под немецкой оккупацией (большую часть из них большевики впоследствии снова закрыли)...
Вторая мировая война стала причиной подлинного религиозного возрождения на оккупированных немцами территориях. И дело здесь не в немцах (которые пришли и ушли), а в том, что благодаря этой оккупации, миллионы людей смогли снова присоединиться к Церкви Христовой. Несмотря на почти 25-летнее господство атеизма, Россия преобразилась. Изучение этого процесса побуждает к серьезным размышлениям относительно места этой войны в русской истории, да и вообще в истории человечества
