17 ентября 1939 года, когда Красная армия от Полоцка, Минска, Каменца-Подольского двинулась в сторону Вильнюса, Бреста, Львова, является датой, по поводу которой на противоположных берегах Западного Буга уже восьмой десяток лет имеются абсолютно несовместимые оценки.

По правую сторону — это день воссоединения народов и территорий сразу трех республик. Современным литовцам вряд ли возможно представить Литву без Вильнюса, украинцам — Украину без Львова и Ровно, а белорусам — представить Белоруссию без Бреста и Гродно и вообразить, что граница с Польшей проходит в полусотне километров от их столицы. А вот по левую сторону — тот поход ассоциируется с коварным ударом, нанесенным «в плечи Польше», уже сражающейся с гитлеровской Германией.

Попытки напомнить, что к тому времени поляки уже не знали, где находится главнокомандующий их вооруженными силами, а также президент и правительство (поэтому была предпринята попытка создать еще одно), что вермахт подошел не только к Варшаве, но и к Бресту, Львову, — как правило, не воспринимаются.

О воссоединении трех народов — за Бугом слышать тоже не желают. Зато расхожим стало суждение, что «удар в плечи» был нанесен по согласованию с немецким фюрером, поскольку за неделю до начала Второй мировой войны был заключен договор о ненападении между СССР и Германией. Он трактуется как «союз Гитлера и Сталина», хотя такой же пакт с третьим рейхом имела и Польша, и подписала она его самой первой в Европе — еще в январе 1934 года.

Более того, утверждает Станислав Журек, именно на базе советско-германского договора «начался четвертый раздел Польши». На последней сентенции следует задержаться особо, так как здесь, если речь идет об истории взаимоотношений поляков с русскими, белорусами, литовцами, украинцами, — зарыта «большая собака», и ее «эксгумация» даст возможность многое уточнить, в том числе и касательно того, кто, кому и когда наносил удары в спину, ссылаясь на те самые разделы.

После наполеоновских войн в истории польских земель, большая часть которых была включена в состав Царства Польского под эгидой российской короны, начался новый этап, длившийся сто лет.

Начало того Царства Польского не может не удивлять. Оно получило конституцию, которой не было в России. Его армия была составлена из соединений, участвовавших в походе на Москву во главе с Наполеоном.

Императорским наместником с повышением до генерала инфантерии стал Юзеф Зайончек, потерявший ногу в боях на Березине. За сто лет население Царства увеличилось более чем в три раза, но поляки на новую политику русских царей ответили восстаниями 1830 и 1863 годов.

В. Соловьев подчеркивал, что «русское управление доставило Польше, по свидетельству даже иностранных писателей, такое социально-экономическое благосостояние, какого она не могла достигнуть ни под прусским, ни под австрийским владычеством».

В ответ — восстание за восстанием. Главный вывод Соловьева полон горечи: «внешнего примирения с Польшей у нас быть не может ни на социальной, ни на государственной почве».

Категоричным на сей счет был и помощник императорского наместника в Царстве Польском варшавский граф Александр Велёпольский. Во время того же восстания он в сердцах сказал, что «для поляков еще можно кое-что сделать, с поляками — никогда». Впрочем, утверждают, что приведенные слова принадлежат не ему. Возможно, Велёпольский огласил вывод, к которому пришел сам наместник — великий князь Константин Николаевич, но от этого суть формулировки не меняется.

Вопрос о польской независимости встал во время той мировой войны, и она была обещана тремя императорами. Однако в ходе нее все три монархии рухнули, и к реализации была принята формула американского президента Вудро Вильсона: государство поляков должно быть воссоздано на территориях, на которых «преобладание польского населения было бы бесспорным». Восточная линия такой бесспорности вскоре была названа линией Керзона, которая, в основном совпала с рубежами бывшего польского королевства и нынешними границами между Беларусью, Литвой, Украиной и Польшей, но на некоторых участках проходила еще западнее.

Польский историк Владислав Побуг-Малиновский в «Новейшей истории Польши» пишет, что Пилсудский именно войну считал единственным способом решения территориального вопроса на востоке. Она могла начаться и раньше, но потребовалось время, чтобы создать «соответствующие задачам вооруженные силы». У Пилсудского «не было сомнений в том, что переговоры с Москвой не могуть быть дорогой поиска ответов в деле восточных земель и даже будущего Польши вообще». Для него «единственным эффективным аргументом могла быть только сила», он считал необходимым «не только задержать красный наезд, но и отодвинуть его как можно дальше на восток», притом сделать это планировал «не только для того, чтобы защитить строящееся здание польского государства, но и для того, чтобы обеспечить Польше действенное участие в определении судьбы земель, являющихся предпольем Речи Посполитой на востоке — на просторах от Балтики до Черного моря».

Уже 16 ноября 1918 года Пилсудский уведомил все страны о создании независимой Польши. Все, кроме России.

Сигналом к тому, что новая власть в Варшаве не собирается разговаривать с новой властью в Петрограде, стал и расстрел миссии Русского Красного креста 2 января 1919 года, которую не спасло даже то, что ее возглавлял поляк Бронислав Веселовский.

В связи с революцией в Германии немецкие войска уже возвращались домой, покидаемые ими территории занимали советские части. В Минск они вошли 10 декабря 1918 года, в Гродно — 28 января, но еще 30 декабря 1918 года Варшава заявила Москве, что наступление Красной армии в Литве и Белоруссии является агрессивным актом в отношении Польши, поэтому «польское правительство будет готовиться к защите территорий, заселенных польской нацией». Москва ответила, что ее войска нигде не вступили на территорию, которая могла быть «рассматриваема как принадлежащая Польской Республике».

Боевые действия в войне, называемой теперь в Варшаве польско-большевистской, начались 14 февраля 1919 года. Части Пилсудского внезапно атаковали красный гарнизон в Березе-Картузской, которая находится в ста километрах восточнее Бреста. В этот же день начались боестолкновения у западнобелорусского местечка Мосты в шестидесяти километрах восточнее Гродно. Некоторые польские авторы утверждают, что началом той войны стали стычки во время занятия Красной армией города Вильно 5 января 1919 года, но в любом случае «казус белли» сработал не на польской территории, а на землях, которые никогда легитимной частью Польши не были. При этом заслуживают упоминания еще два весьма важных момента.

Первый состоит в том, что согласие на развязывание той войны дала Германия, войска которой еще не ушли со значительной части белорусских территорий. Именно командующий 10-й немецкой армией генерал Фалькенгайн 5 февраля 1919 года подписал договор с новыми властями в Варшаве, по которому польские формирования получили возможность продвижения по территориям, контролируемым рейхсвером, то есть право на «польский марш против большевиков». К 15 марта они продвинулась на двести километров к Барановичам и Лунинцу, 9 августа заняли Минск, Борисов и вскоре вышли к Днепру около Речицы, приблизились к Полоцку и Западной Двине. Были оккупированы почти все белорусские земли и все литовские. Красная армия, основные силы которой были заняты борьбой с Деникиным, отступала все дальше на восток. Для нее польское наступление было ударом в спину. Годом позже последовала польская оккупация Киева.

О доминировавших в Польше настроениях красноречиво говорилось в датированном 11 апреля 1919 года донесении американского представителя при миссии Антанты в Варшаве генерал-майора Дж. Кернана президенту США В. Вильсону: «Хотя в Польше во всех сообщениях и разговорах постоянно идет речь об агрессии большевиков, я не мог заметить ничего подобного. Напротив,. стычки на восточных границах Польши свидетельствовали скорее об агрессивных действиях поляков и об их намерении как можно скорее занять русские земли и продвинуться насколько можно дальше… Этот военный дух является для будущего Польши большей опасностью, чем большевизм…». Немецкий дипломат Герберт фон Дирксен, возглавлявший тогда германскую миссию в Польше, написал в мемуарах, что нападение на восточных соседей было абсолютно немотивированным.

В резких выражениях отзывался о «польском империализме» британский премьер Ллойд Джордж. Лорд Керзон тоже советовал Польше «удерживать свои притязания в разумных пределах, не стремясь поглотить народности, не имеющие с Польшей племенного родства и могущие быть лишь источником ее слабости и распада».

Тем временем, разбив Врангеля, Красная армия сконцентрировала свои силы против Польши. Полякам пришлось уходить до самой Варшавы, и оказалось, что «отступающие из Беларуси под напором войск Тухачевского польские части никто не провожал с сожалением», констатировал через годы польский ученый Богдан Скарадзиньский в своей книжке «Белорусы, литовцы, украинцы», изданной в Белостоке в 1990 году. Вслед легионерам звучали не только проклятия, но и выстрелы.

Война, называемая советско-польской, длилась более двух лет и закончилась подписанием Рижского мира в марте 1921 года. По ее итогам белорусы потеряли половину своих территорий, литовцы — столицу Вильно, украинцы — одно из государств, которое называлось Западно-Украинской Народной Республикой, и еще несколько областей.

Кто знает, шла бы теперь война в Донбассе, если бы львовяне, волыняне построили свою, отдельную страну. Лига Наций два года не признавала тот договор, мотивируя свое решение именно тем, что он стал результатом польской агрессии.

Поход Красной армии, начатый 17 сентября 1939 года, вновь прикрепил к национальным квартирам земли, города и села, оказавшиеся по разные стороны границы по договору, подписанному в Риге. Как с неудовольствием констатировал упомянутый в начале статьи Станислав Журек, к востоку от Буга врагов у поляков тогда оказалось несколько, так как кроме войск Советов ими были и украинцы, и белорусы, и литовцы, и евреи. Во многих местах вновь зазвучали не только проклятия, произошли и самосуды. Они стали одной из оценок национальной политики, которая реализовывалась в довоенной Польше. А Уинстон Черчилль, возглавивший к тому времени британское правительство, в беседе с польским послом выразился с предельной ясностью: у вас забрали то, что вам и не должно принадлежать. Эти слова надо бы помнить тем, кто бросает тень на 17 сентября.

После поражения Германии в войне в ноябре 1918 года, когда Польша как независимое государство была восстановлена, встал вопрос о её новых границах. Хотя польские политики и расходились во взглядах на то, какой именно статус должны иметь восточные территории бывшей Речи Посполитой в составе нового государства, они единогласно выступали за их возврат под польский контроль. Советское правительство, напротив, предполагало установить контроль над всей территорией бывшей Российской империи, сделав её (как официально заявлялось) плацдармом мировой революции.

С советской стороны первоначальной целью было установление контроля над западными губерниями бывшей Российской империи (Украиной и Белоруссией) и их советизация. С течением войны целью стала и советизация Польши. Советское руководство считало войну против Польши частью борьбы против всей существовавшей на тот момент Версальской международной системы.

В. И. Ленин: Разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних международных отношений. Если бы Польша стала советской, Версальский мир был бы разрушен и вся международная система, которая завоёвана победами над Германией, рушилась бы.
Л. Д. Троцкий: У Ленина сложился твёрдый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть.

Ленин впоследствии отмечал, что наступление на Варшаву создало ситуацию, при которой «и по отношению к Германии мы прощупали международное положение». И это «прощупывание» показало: а) «приближение наших войск к границам Восточной Пруссии привело к тому, что Германия вся „закипела“»; б) «без гражданской войны советскую власть в Германии не получишь»; в) «в международном отношении другой силы для Германии, кроме как Советская Россия, нет».

"Судьба Польши решилась 23 августа в Москве, когда был подписан пакт Молотова-Риббентропа.

За «спокойную уверенность на Востоке» (выражение Вячеслава Молотова) и поставки сырья и хлеба Берлин признал «зоной советских интересов» половину Польши, Эстонию, Латвию (Литву Сталин впоследствии выменяет у Гитлера на часть причитавшейся СССР польской территории), Финляндию и Бессарабию.

Мнением перечисленных стран, а также других мировых игроков не поинтересовались".

от Балтики до Черного мор я

В. И. Ленин: Разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних международных отношений. Если бы Польша стала советской, Версальский мир был бы разрушен и вся международная система, которая завоёвана победами над Германией, рушилась бы.
Л. Д. Троцкий: У Ленина сложился твёрдый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть.

"Судьба Польши решилась 23 августа в Москве, когда был подписан пакт Молотова-Риббентропа.

За „спокойную уверенность на Востоке“ (выражение Вячеслава Молотова) и поставки сырья и хлеба Берлин признал „зоной советских интересов“ половину Польши, Эстонию, Латвию (Литву Сталин впоследствии выменяет у Гитлера на часть причитавшейся СССР польской территории), Финляндию и Бессарабию.

Мнением перечисленных стран, а также других мировых игроков не поинтересовались».