На слова «пора валить» патриот орёт «КОГО?!!!», а нормальный человек спрашивает «куда?».
По данным кремля, за границей проживает 35млн граждан России, имеющих избирательное право.
Доводы за и против миграции? Лично я не вижу никаких предпосылок к улучшению жизни россиян, но вижу массу предпосылок для ухудшения жизни россиян. В России люди — это новая нефть, из них российский госбюджет выкачивает свои доходы. Работать никто не собирается, даже колёса для вагонов закупаются за рубежом сотнями миллионов штук. Понимаете? Болванку обточить россияне не могут.
19:10 16.02.2019
manut123 (manut123) писал (а) в ответ на :
> Понимаете? Болванку обточить россияне не могут.
Но двигатели РД-180 при этом покупают.
19:25 16.02.2019
vikt (38012) писал (а) в ответ на :
> manut123 (manut123) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Понимаете? Болванку обточить россияне не могут.
>Но двигатели РД-180 при этом покупают.
Капля в Море, жалкие, штучные остатки былого величия СССР.
>>> manut123 (manut123) писал (а) в ответ на сообщение:
>>>> Понимаете? Болванку обточить россияне не могут. >>> Но двигатели РД-180 при этом покупают.
>> >> Капля в Море, жалкие, штучные остатки былого величия СССР.
> И не говори, последних ежей доедаем, что дальше будем делать не знаю.
Я тебе скажу — будете и дальше терять позиции по всем статьям, поскольку все оне почивалы на западном капитале и связях. Даже нынешняя вертикаль российской власти имеет родственников во вражьих странах, странах, которые проплачивают русское братоубийство. За своё предательство земли русской заплатите по полной, за отрезанную от России Украину заплатите особо.
19:48 16.02.2019
vikt (38012) писал (а) в ответ на :
> manut123 (manut123) писал (а) в ответ на сообщение:
>> Понимаете? Болванку обточить россияне не могут.
>Но двигатели РД-180 при этом покупают.
Двигатели РД-180 американцы делают для себя — у себя дома. А украинцы обтачивают болванки, делают колёса и вам продают. Сами вы ничего не можете, даже болванки обточить не можете.Пабидитили.
19:53 16.02.2019
manut123 (manut123) писал (а) в ответ на :
> А украинцы обтачивают болванки, делают колёса и вам продают. Сами вы ничего не можете, даже болванки обточить не можете.
А представляешь, на этих любовно обточенных украинцами болванках да по крымскому мосту сбрую в Тавриду повезут оккупанты проклятые.
19:55 16.02.2019
vikt (38012) писал (а) в ответ на :
> А представляешь, на этих любовно обточенных украинцами болванках да по крымскому мосту сбрую в Тавриду повезут оккупанты проклятые.
Сперва рельсы у украинцев купите. Не засоряй тему.
20:22 16.02.2019
ну так что вы ждёте, никто вам билет не купит, сами, всё сами. я помню 20 лет назад, те же, заявляли, что они сидят на чемоданах… вероятно и ещё через 20 лет они сообщат, что чемоданы уже в руках….
20:22 16.02.2019
С работы меня увольняли «с музыкой» дважды в жизни. А точнее — раз. Потому что во втором случае увольнение и повышение произошло одновременно, но в конце концов все закончилось потерей рабочего места.
Уволили с уборки. «Понимаешь, человек с высшим образованием уже не может работать на работе с минимальными интеллектуальными требованиями. Разве, что для какого-то социального эксперимента», проповедовал позже один из друзей.
Я не знаю, например, известный американский писатель-юморист и радио ведущий Дэвид Седарис никогда не скрывал того, что даже после публикации нескольких книг и успеха своих шоу, он продолжал убирать в домах у людей. Поэтому и мне не стыдно признаться, что после приезда в Америку работала и горничной, и официанткой, и няней. Каждая честная работа — это хорошая работа. Важно знать только, когда ее оставить.
Не хочу хвастаться, но выбор у меня (два месяца после первых поисков работы в Америке) был. Или уборка, или танцы в клубах, или кассир в каком-то магазинчике, где владельцем был обязательно какой-то пришибленный старик с неоднократными обвинениями в сексуальных домогательствах в недалеком прошлом.
Я любила танцевать, но мне не было 21-го года, а совесть и здравый смысл подсказывали, что «на лево пойдешь… а там содом и гоморра, детка!» (голосом бабушки, которая так мне предрекала поездку в Америку). А еще один человек, которого я очень уважала, сказал: «а что, если вдруг, когда-нибудь тебе повезет и захочешь стать политиком? А? А у тебя ум есть, а репутация подпорчена! Думай наперед в Америке! Всегда!» Поэтому единогласно поиски сузились до уборки, ведь «путь в Америке всем нужно пройти от начала. Все так делают.» Ну, если уж все так делают, то что мне выпендриваться?
Как там у Жадана: «Двадцать лет — тот возраст, когда дьявол приходит к тебе, чтобы пожаловаться на жизнь». Поэтому уборка, или нет, а я была в стране своих грез и после первого же звонка по объявлению в польской газете меня приняли на работу и сказали ждать завтра утром возле отеля в самом центре города Работа горничной в гостинице мне страшно понравилась. Я сразу увидела разницу между работой горничных, которые работали непосредственно на отель и получали свои 14 долларов в час, ланч и двойную ставку, если нужно было остаться после окончания смены. Польки были нелегалами, в отель попали через сомнительное агентство, которое «честно» платило 5 долларов за комнату, чем и мотивировало девушек брать на себя по 15−17 номеров в день. «Гостиничные» горничные — это была мафия из женщин среднего возраста, которые эмигрировали в Америку в разгар войны на Балканах. Они с подозрением смотрели на все, что не имело боснийского происхождения. С польками они общались сквозь зубы и не уважали их легкомысленный подход к работе, которой многие уже посвятили с десяток лет. Девушки на это не обращали внимания и имели «шило в заднице». Бывало, что в воскресенье на работу они приходили сразу после ночных тусовок в клубах. Со всем макияжем, откровенной одеждой и пикантными подробностями. Отель предоставлял униформу, каждый день чистую и выглаженную. Мы все переодевались в одной большой комнате, половину которой занимали молодые веселые польки, а в другом конце на них ворчали боснийки, которые, видимо, каждый вечер читали дополнительную молитву чтобы их сыновья, упаси Боже, не привели в дом такую невестку.
Я была где-то на меридиане. У меня были документы и я не лелеяла всепоглощающей благодарности к своим благодетелям по 5 долларов за комнату. Мне нравился менеджмент отеля. Все, чему нас учили в университете на лекциях по менеджменту, здесь оживало на моих глазах в виде организованной работы огромной компании, которая заботилась как о своих гостях, так и работниках. Ежедневные «двадцатиминутки» перед рабочим днем, улыбчивые и приятные менеджеры среднего звена; кухня для персонала, где на День Благодарения обед для всех работников подавало руководство. А команда отеля была многочисленная. Думаю, где-то около 100 человек. Горничные были самые малоорганизованные, видимо в связи с минимальным знанием английского и полным игнорированием правил, которые мы должны были свято соблюдать. Например, каждый день менять постельное белье, как и положено в 4−5-ти звездочной гостинице. Где там! Польки изобрели способ, как натягивать простыни, чтобы они выглядели «свежими». Им не хватало времени на «детали». 7 минут на комнату и не больше. Тогда как легальной горничной выделяли от получаса до 45 минут.
После двух месяцев работы я поняла, что хочу работать именно в этом отеле вплоть до того дня, пока не стану генеральным менеджером. Вот так. Все меня в нем очаровывало. Дворецкий в белых перчатках, фасад с золотой отделкой, старая историческая часть, где комнаты напоминали будуары замка. Толстые стены и приглушенное освещение коридоров, которое сейчас мне вспоминается в виде факелов.
Работа была тяжелая, поверьте. Но я ее не замечала. Работать в центре города было так похоже на кадры из фильмов. И ничего, что выходить из дома приходилось в 5.15 утра, а на работе быть в 8. Каждый день, когда я поднималась из подземного перехода на Мичиган Авеню, мое сердце прыгало от вида высотных домов, верхушки которых терялись в тумане и напоминали толстые веревки, которые связывали землю с небесами. И мне не верилось, что я здесь.
Я любила эти автобусы и метро, в которых вместе со мной ездили работники офисов, банков, учителя и студенты. Мне интересно было знать что они читают, какую музыку слушают, почему уже с середины марта ходят с голыми ногами в строгих юбках, белых кроссовках, а в сумках на плечах везут балетки для работы. Все это была Америка, которую не показывали у нас, о которой мы не учили в темах английского языка.
Мой отель и центр Чикаго — это как другой мир по сравнению с теми районами, где я жила. Где жил рабочий класс. Но этот контраст не огорчал меня. Только мотивировал. Все казалось возможным, захватывающим и полным приключений.
Переодевшись в форму с белыми воротничками, я с нетерпением ждала список номеров, которые перепадут сегодня. Для меня это была лотерея. Все мы хотели южную историческую башню. Там все было красивее, люди более культурные и номера чистые. Но туда мы попадали редко. Разве, если кто-то из «гостиничных» горничных не выходил на работу. Северная часть — типичный отель бизнес-класса. Ничего особенного, кроме вида из окна. Но мне интересно было стучать в двери и догадываться, кто там будет сегодня. Лучше всего, если отель принимал съезд медиков или еще какую-то конференцию. Их целыми днями не было в номерах. Мы скучали без людей. Японцы вообще, казалось, даже не распаковывали чемоданы. Разве чтобы достать зубную щетку. На королевской кровати, рассчитанной на двух американцев, или шестерых азиатов, бизнесмен из Японии занимал краешек матраса, подмяв одну из 10 подушек, просыпался, словно его застукали в чужом доме, и исчезал. Остальная часть номера была в девственном состоянии.
Проверяли номера на чистоту наши сервис инспекторы — молодые девушки, которые проходили стажировку в Америке. Менеджеры в конце каждой недели просматривали средний балл каждой горничной и, если нужно, проводили воспитательную работу.
У меня были хорошие показатели, но не такие хорошие, как у Баси. Бася (сокращенно от Барбара) — полька пятидесяти лет, с двумя высшими образованиями и научной карьерой в Кракове. Английского не знала, в Америку приехала по Грин Карте и попала в отель, так как и я. Бася была просто нереально ответственным человеком с определенными нервными расстройствами. Ибо как иначе объяснить то, что иногда она после окончания смены еще раз бежала в номера, где по ее мнению косметика в ванной была выставлена не должным образом? Бася стала моей подругой и завершением карьеры в гостиничном бизнесе. Ну, не то чтобы подругой. Все думали, что она моя мать. То, что мы были нисколько не похожи и говорили на разных языках никого не удивляло. Мы жили в северной части Чикаго и ездили на работу одним поездом. На этом все наши общие черты заканчивались. Бася разговаривала со всеми на польском языке. Так, вроде ее должен понимать весь мир. Начиная с меня и вплоть до нашего молодого менеджера, который в итоге стал избегать ее.
В поезде я слушала истории о польской коммуне, Солидарности, близнецах-политиках, католической церкви и избытке евреев в обществе. В конце рабочего дня по дороге к метро делились впечатлениями о номерах, которые нам выпали в тот день, а в вагоне подземки Бася начинала молиться. Впервые, когда я заметила, что она что-то вполголоса бубнит без остановки, меня это очень испугало. Потом я заметила четки в руке и успокоилась. Думаю: «Слава Богу, обойдемся сегодня без экскурсий в величественное прошлое польской нации». Безопасно вытягиваю какую-то книжку, но ловлю на себе недовольный взгляд Баси. Она достает из сумки еще одну четки и предлагает молиться с ней. По польски. Предлагает — это даже не то. Скорее, командует. Потому что как только я хочу сачкануть и мой голос затихает, пока я рассматриваю какого-то интересного пассажира, как тут же слышу голос Баси на весь вагон: «Матка Боска… и с твоим Синем…» Я присоединяюсь к молитве и люди смотрят на нас с удивлением и даже опаской, потому что Бася еще время от времени закрывает глаза в полной преданности и повиновении. А я смотрю вокруг с молчаливым криком: «Спасите! Я — заложник!»
Заложник доброты Баси. Ага. Бутерброды каждый день на ланч (Бася всегда носила еду с собой, купленную в польском магазине. Американской кухне она не доверяла и говорила, что не зря от нее «люди пухнут»).
Титул «Работник месяца» разделили на двоих. Но к тому времени она меня начала конкретно нервничать. Особенно ее нежелание разговаривать со мной на английском языке, что было бы полезнее для обоих, вместо постоянного польского. Однако, на работе, как только ей приходилось иметь дело с менеджерами, Бася демонстративно доставала электронный переводчик и со всеми возможными потугами головного мозга показывала свое неуемное желание самосовершенствоваться. Начальство очень любило этим любоваться и ставило Басю всем в пример. Особенно боснийкам и афро-американкам, которым переводчик не помешал бы.
В поезде она больше не молилась, а цеплялся к пассажирам со своими позитивными посланиями. Типа: «Америка — страна возможностей! Я здесь три месяца и уже вся такая супер успешная горничная». При этом демонстрировала удостоверение «работник месяца». Еще если бы она пыталась это рассказывать на английском, то люди, может бы не пугались. Но это была смесь польского, латыни и Бог знает чего, которая в конце заканчивалась обращением ко мне: «Ну, Марыся, ну расскажи им! Ты же умеешь!». И я перевожу кому-то, что вот моя подруга говорит, что ваша детка очень хорошенькая (Бася в это время предоставляет визуальное сопровождение, улыбаясь, ловя себя за щеки и корча все возможные гримасы, чтобы рассмешить ребенка). Или я должна перевести какому-то парню в костюме, что он очень похож на сына Баси, который заканчивает Консерваторию и очень талантливый (как и все поляки). Парень благодарит и спешит на выход на 10 остановок раньше, потому что ехал он в аэропорт.
Так мы из молитвенной пары стали цирковой. Люди теперь думали, что мы что-то продаем, так упорно цепляясь к пассажирам.
В отеле, однако, начались позитивные кадровые изменения. Стажировки инспекторов заканчивались и на их место искали людей. Как и каждая компания, наш отель предоставлял предпочтение «своим» проверенным кадрам. Дешевле и целесообразнее было оплатить короткие курсы бывшей горничной, которая себя уже зарекомендовала, чем принимать кого-то с улицы. На одном из утренних собраний нам сообщили о свободной вакансии.
Быть инспектором физически тяжело — приходится весь день бегать по лестнице и проверять комнаты, следить, чтобы грязное белье вовремя попадало в прачечную и чтобы ни в коем случае клиенты не жаловались на недостаточную чистоту в номере. Часы работы были длиннее, чем у горничных и ответственность больше. Но я знала, что хочу эту работу. Кроме того, у меня было преимущество — легальный статус и молодой возраст.
В тот день одна из инспекторов пришла ко мне в номер и посоветовала поговорить с менеджером персонала. Она пообещала написать рекомендацию и вообще была настроена очень оптимистично.
Менеджер был рад, что так быстро нашлось решение с вакансией. Просмотрел отчеты по моей работе, сказал принести копию разрешения на работу и пожелал успеха. Все, работа моя.
На радостях я бегу искать Басю. Рассказала ей все, она словно обрадовалась. Но мимоходом поинтересовалась, почему ей не предложили эту работу и что все получилось не очень честно. («Потому что ты не говоришь на английском», хотелось мне ей сказать. Но промолчала.) По дороге домой Бася жаловалась на свою тяжелую судьбу никому не нужного интеллигента. Я знала, к чему это идет.
Бася попросила, чтобы я завтра же пошла к менеджеру и сказала чтобы они приняли ее на работу горничной без посредничества агентства. Так у нее будет меньше нагрузка, больше зарплата и социальная защита. Звучала эта просьба как ультиматум или угроза даже.
Утро не обещало ничего хорошего. В раздевалке Бася ахала и охала, как у нее болят ноги и как тяжело, когда вокруг все молодые и равнодушные. В лифте напомнила про вчерашний разговор и сказала, что лучше все сделать до ланча.
В номер ко мне снова поднялась моя инспектор и сказала, чтобы о новой работе я никому не рассказывала. Так как я до сих пор не была трудоустроена отелем, то мне нужно уволиться с работы в агентстве, и лишь после этого заполнить все необходимые документы в офисе отеля.
Когда я спустилась на ланч, Бася ждала меня возле стеклянного офиса менеджера персонала. Он разговаривал с кем-то по телефону и тоже собирался обедать.
Бася словила меня под руку и почти силой толкала в офис для разговора. Я ей объясняю, насколько это будет не вовремя и даже нагло с моей стороны. Я еще даже не была официально принята на работу. Но уже было поздно. Менеджер нас заметил и пригласил в кабинет.
Пока я успела ему рассказать в чем дело, Бася развернула целую кампанию под лозунгом «Примите меня в штат отеля!». Где-то из карманов достала все свои отчеты по чистоте комнат, замусоленный благодаря частым экспозициям знак «работник месяца», фотографии детей, Грин Карту и, наконец, в ход пошел «козырь" — забинтованная нога с варикозным расширением вен. Я должна была это все перевести, хотя Бася все время меня перебивала и повторяла: «Мы — лител инглиш. Мария — хелп. Мария — френд, вы гуд.»
Но ничего уже не могло быть «гуд». Я с отчаянием замечала раздражение и напряжение на лице мистера С. Он не мог понять, что мы хотим. Бася же работает уже в гостинице. Какого черта? Тогда он допер, что еще есть агентство и мы связаны с ним. Сказал что подумает. Мы пошли на ланч, но предчувствия у меня были самые худшие. Все было слишком хорошо и слишком быстро. Бася же хвалила Бога за все благодати в лице такого хорошего начальства.
В кафетерии, пока я заказывала себе обед, она уже подсела к полькам и рассказывала им, что «Марыся переходит на должность инспектора, а сама Бася наконец начнет работать как белый человек». Даже боснийки навострили уши. Как я ей только не сигналила, чтобы она замолчала и ела свои польские бутерброды… Все было бесполезно.
Польки многозначительно пересматривались между собой и начали общее обсуждение. Возвращались в номер мы с Басей вдвоем. Она радостно напевала какую-то песенку, а мне хотелось сбросить ее в шахту лифта.
Перед окончанием рабочего дня меня в коридоре поймала за руку моя доброжелательная инспектор. Только на этот раз она была сердитая, ее лицо красное, как будто кто-то надавал ей пощечин.
«Я тебя просила никому не рассказывать о новой работе? Все пропало! Из вашего агентства позвонили нашему менеджеру и пригрозили судебным иском за нарушение контракта и за то, что отель переманивает сотрудников агентства».
«Но я с агентством ничего не подписывала! Они меня даже лично не знают», мои жалкие попытки спасти ситуацию были тщетны.
Я подставила человека, который мне искренне хотел помочь ради человека, которому не стоило потакать так долго.
В раздевалке я едва сдерживала слезы и злость. Сказала Басе все, но та только оправдывалась своим христианским обязательством давать совет другим «в нужде».
«Господи, как же ты мне надоела», думала я, в последний раз переодеваясь из гостиничной формы в «гражданскую». Домой я поехала одна, в другом вагоне. Не имела терпения слушать что «все будет хорошо».
Все было так хорошо, что когда я вышла из подземки, на экране телефона моргало голосовое сообщение из агентства. В нем меня увольняли, обвиняли в каких-то махинациях за их спиной и предупредили, что с сегодняшнего дня я не имею права появляться в отеле. И менеджмент тоже знает, что если меня примут на работу — судебная волокита обеспечена. Последний свой чек я тоже никогда не получила.
Через несколько дней после увольнения я встретилась на нейтральной территории со своей наставницей, которая так хотела, чтобы я получила эту работу. Она сказала, что на собрании менеджмента их строго предупредили в будущем не заводить разговоров с людьми от агентства. Никаких поощрений и комментариев по поводу лучших условий труда. Конечно, большое будущее с этим отелем не предполагалось даже в дальновидных и самых оптимистичных планах. Даже рекомендаций получить от них я не могу и ссылаться на них тоже. Чудесно.
А Бася?
Бася осталась на работе от агентства в отеле, и даже не считала, что было бы справедливо уволиться и самой. За компанию, из чувства христианской солидарности. Как те первые мученики за веру, о которых она так любила рассказывать.
Во время нашего последнего разговора она сказала, что ты, мол, молодая и найдешь даже лучшую работу. Вон сколько тех отелей в центре! А как найдешь, то уже и про меня не забудь. Я ведь лител инглиш, а мы френд.
> ну так что вы ждёте, никто вам билет не купит, сами, всё сами.
> я помню 20 лет назад, те же, заявляли, что они сидят на чемоданах… > вероятно и ещё через 20 лет они сообщат, что чемоданы уже в руках…. >
35 млн у.е.хали только по официальным данным. Уехали алкоголики, наркоманы, проститутки, тунеядцы, нищие. Они все уехали, а вы — остались.
20:28 16.02.2019
manut123 (manut123) писал (а) в ответ на :
> Михаил Ахматов (40274) писал (а) в ответ на сообщение:
>> ну так что вы ждёте, никто вам билет не купит, сами, всё сами.
>
>> я помню 20 лет назад, те же, заявляли, что они сидят на чемоданах… >> вероятно и ещё через 20 лет они сообщат, что чемоданы уже в руках…. >>
>quoted135 млн у.е.хали только по официальным данным. Уехали алкоголики, наркоманы, проститутки, тунеядцы, нищие. Они все уехали, а вы — остались.
так чего вы ждёте, вас не держат, было бы мне лет 30, может и я прокатился бы
20:33 16.02.2019
Михаил Ахматов (40274) писал (а) в ответ на :
> так чего вы ждёте, вас не держат,
Вы уже выгнали десятки миллионов россиян за границу. Они вам воровать мешали?
20:41 16.02.2019
Михаил Ахматов (40274) писал (а) в ответ на :
> никто их не выгонял
Никто не выгонял ваших хозяев. Деньги у них есть, жизнь удалась, зачем они за границу убегают? А?
А простых людей вы выгоняете. Нищетой, преступностью и вашим знаменитым на всю планету «хамством».То есть, откровенным унижением своих же соотечественников. Вы не считаете друг друга за людей.
23:52 16.02.2019
kassandr (rfccfylh) писал (а) в ответ на :
> Присоединяюсь к вопросу: Чего вы ждёте, вас никто не держит?
Так Манат123 в России и не живет, насколько я понял. Он когда разойдется, говорит о проблемах — «у вас в России», потом когда накал эмоций спадает, опять делает вид, что тутошний.
08:28 17.02.2019
kassandr (rfccfylh) писал (а) в ответ на :
> Присоединяюсь к вопросу: Чего вы ждёте, вас никто не держит? >
Вы правителей своих держите, уже все они иностранные.
Не засоряй тему.
